Русский шум

Через полгода проживания в храме на Говардхане я случайно обнаружила, что в пяти минутах ходьбы от него находится «Джай Гопал интернет». Индийские интернет-кафе почти все носят божественные имена. «Шива-интернет». «Гоуранга-интернет». Возможно, интернет индусы считают необъяснимым трансцендентным явлением жизни. А может, они называют свой бизнес в честь любимого Бога в надежде,  что благодарный Бог посодействует развитию стартапа… Или хотя бы потому, что интернет в Индии работает  исключительно в зависимости от милости Божьей. Как и  все остальное впрочем. Да…

В общем, интернет располагался в небольшом одноэтажном здании. У входа    развесистый куст склонял пышно цветущие ветви и меланхоличной розовой метелью осыпал неуклюжих гостей.    

Я заплатила 20 рупий за час и примостилась за пластиковым столиком. Интернет зависал как свинья.  В почтовом ящике внезапно открылось письмо:   

«Дорогая сестра Калинди, пишет тебе твой брат Парджанья, нашего литовского преданного во Вриндаване на парикраме укусила бешенная собака, мы вовремя не успели принять меры по дезинфекции раны, и сейчас он умирает  в Литве. Ты живешь в святом месте, на Говардхане, пожалуйста, помолись за него. Говардхан обязательно услышит твои молитвы…»

- Ача..ача.. интернет хелды белды чахие бле бле бле!  -   скандальный женский голосок за моей спиной энергично затараторил на хинди непонятную ересь, браня и владельца интернета, и сам интернет на чем стоит свет… Белая девушка с  красным бинди  и черным тилаком во лбу вломилась в комнату и упала на стул за соседним столиком. Клацнула по клавиатуре. Швырнула еще пару слов на хинди  индусу. Прямота ее  недовольства, выраженная в мимике, открыто  презрительные интонации голоса и склочность во взгляде  –  все это было проникнуто такой откровенной русскостью, что я, расхохотавшись от неожиданной радости, воскликнула:

- Русская, привет!
- Привет, русская! – откликнулась она, удивленно  приподняв брови.
Была она высокая, с меня ростом,  с миловидным лицом Барби, с выкрашенными в черный, но русыми у корней волосами. Поверх ее яркого розового сари был натянут  синий свитер, а на руках - супружеское клеймо – бряцали белые костяные браслеты.

Ее звали Рани.

- Я так давно не видела русских! - Радостно воскликнула я, - Откуда ты здесь? Где ты живешь?
- На Радха-Кунд….
Индус что-то тараторил сквозь наш диалог.
Мы с мужем снимаем комнату,  - ответила она, в паузах доругиваясь на хинди с владельцем интернет-кафе.
Наконец,  он вышел из комнаты.

И Рани рассказала, что она уже несколько лет замужем за индусом, что временно они живут в святая святых всех живущих и живших кришнаитов, а завтра, раз пошла такая пьянка, она обязательно навестит меня в матхе.
 
И  утром следующего дня, похожего на все остальные, когда ни один звук не нарушал тишины, а Божества молчаливо улыбались с алтаря, она пришла. Прошла ворота,  украшенные каменными слонами, львами и Кришной в центре этого зоопарка,  мизинцем левой руки поднимающим Говардхан, просочилась сквозь садик во дворе, беcшумно поднялась по ступеням.

Я мыла пол. Я занималась этим богоугодным занятием по наставлению Акинчаны Махараджа.

Айс покинула Говардхан в декабре. Она на месяц уехала проповедовать гаудиа-вайшнавизм на Таити, забрав с собой лишь одну, самую главную свою служанку, Васанти. Женский ашрам остался без вожака. К Аните приехал какой-то мужик. Анита парировала, что это  совсем не мужик, это ее кришнаитский брат в Боге и заявила, что уезжает с ним в Гималаи.
- Я поеду с вами, - напросилась Манджари, - ю, гайс, все равно не можете ехать парой, вам нужен кто-то третий для соблюдения целибата.
Вобщем, Манжари свалила с Анитой. Говинда даси с дочерью Даништхой  давно уже не появлялась в наших окрестностях.  Нас оставили Щьямала и Бхадра. Уехали Ганга и Кей Кей. Ранга покинула нас несколько месяцев назад.
Зато приехала Кришна – Камини, маленькая  испанская бабуська в белом сари с синей каймой, придающей ей  внешнее сходство с матерью Терезой.
Меня выселили жить в комнату Айс, а Криншу-Камини поселили вместе со мной. (Когда ты живешь на пожертвования, никто тебя не спросит, с кем и где ты хочешь жить.) По утрам она наносила тилак на все свои худосочные чакры и  заунывно распевала  мангала-чарану.
Было очень скучно. Кришна-Камини ходила в войлочных тапочках «прощай молодость» и натянуто всем улыбалась. С одной стороны,  Кришна Камини  была такая же бабушка как Айс, но в Айс  с ее   веселой стервозностью я воспринимала как сверстницу в ее шестьдесят и периодически нарушала субординацию. Чем очень бесила окружающих дев, привыкших при каждом удобном случае падать Айс в ноги. (Айс пыталась и меня обучить этой вайшнавской традиции своим примером, поэтому при встрече падала мне в ноги сама, чем очень меня смущала, провоцируя  мое зеркальное сконфуженное падение, куда более громоздкое. Мы распластывались перед друг другом ниц, я краснела, Айс все надеялась, что сей педагогический процесс возымеет… но челом я била лишь в ответ, сама же больше любила обниматься и целоваться при встрече.)

И вот Айс уехала, а я очень по ней скучала. Все, кого я успела полюбить, и Ранга, и  Айс, все покинули меня. И лишь Кришна-Камини уныло подвывала мантры по утрам.
«Вот она какая, кришнаитская старость», - думала я, глядя на свою новую соседку, и впадала в печаль.

С горя я стала ходить на лекции в общем храме, которые давал  темнокожим мальчикам  пожилой индийский саньяси, Акинчана Махарадж.

- Махарадж, однажды обратилась к нему я, -  почему у меня нет бхаджана? Я хочу настоящую медитацию!
- Хм, - на секунду задумался махарадж, - ты, видимо, совершаешь мало служения.
- И что же мне сделать еще? – cпросила я
- Что..., - стал раздумывать махарадж, - ну…начни каждое утро мыть  хотя бы этот храм.
- А можно? – удивилась я.

Храм, огромный как школьный спортзал, по сути был мужским, все службы проводили в нем мужчины.. И я удивилась, как же махараджу пришло в голову занять меня этим служением…  Каждое утро ни свет ни заря я мою алтарную в девичьем нашем гэстхаусе,  после завтрака молюсь, потом чищу овощи для обеда, а после обеда расписываю барельефы… Чувствует ли он, понимает ли мою занятость?
 Но мне было интересно, а что будет, если к этому я еще приплюсую мытье храма. Я решила, что уборкой храма я буду заниматься сразу после завтрака вместо молитвы, а чистить овощи после уборки.
 
Мытье храма, как ни странно, мне очень понравилось. Пол в безлюдном по утрам мандире был мраморный, я скользила по нему в шерстяных носках, точно на коньках, кружила со шваброй и пела песни.  Гулким эхом они  отражались от стен, сари мое развевалось, коса выписывала пируэты. Я ощущала себя то звездой вайшнавского вокала, то святой Мирабаи, которая заклинает возлюбленного Бога предстать перед ее многострадальными очами.


«Мама мано мандире  рахо ниси дин
Кришна Мурари, Шри Кришна Мурари», -

В храм моего сердца  приди, о Кришна Мурари, мой луноликий возлюбленный…

Боги на храмовом алтаре безропотно слушали и даже смотрели мой концерт. И Кришна, и Радха, и Махапрабху! И множество шил!

Рани явилась в момент, когда я  почти исчерпала свой репертуар.

- Севачишь, - констатировала Рани  и с уважением, на индийский манер качнула головой.
- Как я рада, что ты пришла! - я подбежала к ней и обняла.
Рани раздраженно сняла с себя мои объятья.
- Тут нельзя обниматься! Не принято! Это же Индия!

Мне стало грустно. Вот, русская, и не обняла меня. Никто меня тут совсем не обнимает. Одна я.

- Ой, ну ладно, дадно…  ну что ты с ней поделаешь, любит она обниматься и целоваться, -снизошла Рани и ослабила протест, - Хочешь на парикраму? Мы с мужем  собираемся сегодня на парикраму вокруг Говардхана.
- Конечно! –обрадовалась я.
- Но сначала зайдем на базар.

Мы вышли из храма, свернули за угол и запах специй, кипящего масла, пончиков ударил в нос. Базар. Индусы кучковались у прилавков, где продавали  сладости. Торговцы вынимали круглые пончики голгопы из прозрачных аквариумов и раскладывали по крохотным тарелочкам из прессованных листьев. Каждый пончик надламывали и заливали внутрь острое пюре из картофеля, дала и чили, поливали острым рассолом. Покупатели поедали пончики прямо у прилавка и за едой все разлядывали двух высоких белых женщин.  Небольшое бесплатное  шоу в кафе стрит-фуда.
 
- Ненавижу их! -  вдруг воскликнула Рани и дернулась от прилавка вправо, -  я чувствую, как их взляды скользят по моей белой коже! Я чувствую, как все эти черные мужики меня хотят!

Зрачки  Рани сузились от бешенства и голубые глаза остекленели от злости.

- Его друзья смотрят на меня такими же взглядами, я словно его дорогой белый трофей! Они все завидуют ему, что он смог отхватить себе белую красотку! Я кожей чувствую их мысли, их мысли словно слизни ползают по моему телу…

Муж Рани, Сантош,  шел далеко впереди и не мог нас слышать.

- Инглишь! Инглишь! Бэ!!! – Рани бросилась навстречу проходящим мимо индийским подросткам  и скорчила им  рожу.

Подростки-студенты шарахнулись от Рани и ускорили шаг.
 
-  Они думают, что, раз мы белые, то американки или европейки, индусы же были  британской коллонией и ненавидят все английское! - ноздри ее раздувались от гнева, - Он хвастается мной, выставляет меня напоказ. Мол, посмотрите, а? Хороша у меня жена?.. А они говорят,  что я «толстая»!..
- Ты  совсем не толстая!..
- Да я знаю! Они специально так ему говорят, потому что завидуют! Зачем он с ними общается, я ненавижу всех его друзей, как смотрят, как едят, что думают и говорят! Просто у него бизнес, вот они и тусуются с ним. Знают, что у него есть деньги, поэтому они с ним.  Стоит им его похвалить и он плывет от счастья и готов за все платить. Ненавижу их!
- Он понимает, что мы говорим? 
- Когда так быстро и далеко от него - ни черта он не понимает! Как же я хочу сладкого!

Мы протискивались сквозь индусов, мимо лавок, где продавались Гулаб-джамуны и Джалеби.

- Рани!-  вдруг окликнул ее муж из толпы, - Хочешь джалеби?

- Будешь джалеби, Калинди? –   спросила она меня и, не дождавшись ответа, крикнула ему что-то на хинди. Сантош купил нам кулек румяных прозрачных джалеби, еще горячих, их только вытащиди из масла шумовкой. 

- Индусы чувствуют мысли. Он не знает русского, но он чувствует, о чем мы говорим.  Видишь? Я захотела джалеби - и он предложил. Они чувствуют мысли. Практически все индусы. Будь осторожна. Они чувствуют тебя.

В царственной стервозности Рани было нечто комичное и в то же время  грустное.
Голубоглазая, белая, она возвышалась над индийской толпой на базаре,  и, как бы тшательно она ни красила волосы в черный цвет, как бы залихватски ни трещала на хинди, - все они вокруг нее выглядели черной челядью.  Среди пестрого мусора и разрухи она вышагивала словно Грета Гарбо,  которую  хитростью заманили в банановую республику  развлекать папуасов.

Ненависть ее была выстраданной, красавица Рани на глазах превращалась в ведьму.





Мы доели сладости и  отправились обходить Говардхан.

 

                ***

Гору Говардхан считают воплощением Кришны. Говорят, от кришна-лилы, которая случилась 5000 лет назад, остались только река Ямуна и Говардхан. Кришна покинул этот мир, ушла Радха, умерли все, кто видел их своими глазами. Гири Говардхан очень тоскует в разлуке, каждый год он становится немножечко ниже, он усыхает от тоски. А река Ямуна от грусти мелеет. Настанут времена, когда уже ничто не напомнит людям о Кришне. Брахманы перестанут совершать свои ритуалы, люди перестанут молиться Богам,  наивный,  лубочный мир Враджа-мандалы  совсем заполонят  циничные торговцы. И лишь редкий  благословенный человек сквозь дешевый цветной ширпотреб, уличную суету и грязь   захолустного городишки  увидит трансцендентный  Вриндаван.

Эта гора, Гирирадж Говардхан, несравненна. Внутри есть тайные пещеры, где святые поклоняются Кришне.

- Видишь этот камень? – спросила Рани.

Перед нами стояла скала причудливой формы  почти в человеческий рост, Рани подошла к ней вплотную, - как ты думаешь, кто это?
Я обвела скалу взлядам и ляпнула наобум:
- Гопал, наверное, маленький Кришна.

Рани вскинула на меня изумленные глаза и окликнула Сантоша:
- Ты слышал, что она сказала?  Она сказала, что это Гопал!
- Хаа, хаа, - заухмылялся Сантош, - это и есть Гопал!
- Да, это Гопал. Это маленький Кришна! – качнула головой Рани, -  Ты не знаешь, но тут почти все местные поклоняются именно маленькому Кришне, они считают  его своим сыном.

Я задумалась. Очертаниями эта скала и  правда напоминала Гопала, и колективное мифопоетическое сознание местных,  конечно же,  не могло упустить этого факта.

- Я видела Гопала! – вдруг воскликнула Рани и глаза ее влажно блестнули. Лицо Рани стало беззащитным и честным, -  Знаешь, как это было? Я ведь ученица Пури Госвами Махараджа.  Я очень любила его. Твой  Гурудев был его другом. Пури махараджа любили все вайшнавы, он был добр, он никогда ни с кем не ссорился. Он ушел из жизни в очень преклонном возрасте, оставив своим преемнихом Бходаяна Махараджа. Один раз Бодхаян Махарадж был в Москве, он вел лекцию на чьей-то квартире. Принесли бхогу и поставили пищу на алтарь перед Божеством Гопала… Калинди! Я видела, как Божество Гопала протянуло руку к предложенной бхоге и стало есть  рукой прямо из тарелок. А рядом сидел Бодхаян Махарадж,  смотрел на меня и улыбался.

-  То есть как?   – удивилась я.
-  Да, Калинди!

Как бы я тоже хотела увидеть, что вот, маленький Гопал из латуни, в цветистой индийской юбочке из парчи, вот он, маленький мой Бог, он сидит на коленках, он в левой руке держит кхир, и кхир течет у него сквозь пальцы. Мой Гопал не знает, что культурные враджаваси едят правой рукой, он зачерпнул сладкий рис левой. И этот кхир, рисовая каша со сгущеным молоком, течет сквозь пальцы. А Гопал такой крошка, он еще не умеет ходить, он умеет пока только ползать. Он смотрит на липкий кхир в своей ладошке и хлопает ресницами: «Калинди, у меня кхир течет»…

- Какая ты счастливая, Рани!
- Это он показал мне Гопала, Бодхаян Махарадж, - после ухода моего Гуру я не могла поверить, что это его приемник. Но он показал мне Гопала. Я знаю, это он сделал так, чтобы я увидела Гопала. Гопал брал бхогу из тарелочки  и ел ее! Никто этого не видел, в комнате было много людей. Лишь я видела! И махарадж видел. Он смотрел на меня и улыбался.

Мы шли по тропинке, виляющей межь камней Говардхана, эта тропинка вела наверх.
- Мы поднимаемся на гору? – изумилась я, - Но наши паломники никогда не поднимаются на Говардхан! Ведь нельзя касаться ногами шил Говардхана!
-  Не волнуйся, - отозвался Сантош, - мы будем идти только по тропинке, а ты иди осторожно и не касайся ногами шил!

Тропинка поднималась все выше  и скоро мы оказались на каменистом плато. Камни здесь были плоскими о очень гладкими, а на некоторых камнях были установлены Шива-лингамы… Шива-лингамы, тут?  Что бы это значило…
Неподалеку от каменного плато располагался небольшой храм. И рядом с храмом сидел пожилой индийский баба. А у ног бабы белый ученик. Внезапно европеец поднялся, и направился ко мне. Приблизившись, он спросил: «Ты говоришь по-немецки?»
 «Да», - ответила я, и тут же, удовлетворенный ответом он, улыбаясь, направился обратно к своему бабе.
Накой ему сдался мой немецкий…

Наша странная парикрама продолжалась. Значит, на самом Говардхане  кто-то живет… Как интересно…

Рани и Сантош вырвали меня из моей рутины, и вот мы петляли среди камней Говардхана, куда же выведет эта кривая  тропинка…
- А сейчас, Рани, кто помогает тебе, есть ли у тебя  Гуру? – cпросила я.
-  Баба, Ананта дас Баба.

Ананта дас Баба – махант Радха-кунды. Он живет в святая святых всех вайшнавов, на Радха-кунде, свещенном озере Радхарани. Таинственная неведомая личность, которой   запугивают нас проповедники. 

«Русские преданные очень сентиментальны! – гундят непреклонные махараджи во все микрофоны, - Русские преданные хотят все и сразу! Они не хотят долго молиться и заниматься преданным служением! Русские преданные хотят сразу в раса-лилу Кришны, русские преданные едут на Радхакунд и принимают сиддха-пранали у местных бабаджи! Но эти бабаджи – сахаджи!»

- Я знаю, вам нельзя ходить к бабе, –  сказала Рани, когда мы прощались у ворот Гиридхари Матха.
- Да, -  задумалась я.

- А ты бы хотела увидеть Ананта даса бабаджи? – cпросила она громко и с вызовом.
- Да! –   не раздумывая, воскликнула я.
- Мы с тобой пойдем к бабе!
 
От неожиданности  у меня перехватило дыханье.
Айс  ни в коем случае не должна об этом узнать…


***

У входа  в храм Кришна-Камини беседовала с финками, Кумудини и Кришна-Валлабхой.
Литая фигура Кришна-валлабхи словно сочилась светом. Глядя на ее фото, я и сейчас слышу  сильный и красивый голос. Вот она протяжно поет «Удило арунэ», вот мерно отбивает такт  пальцами на мембране мриданги. И ее золотые гладко зачесанные в косу  волосы сияют на солнце.

- Все проходит. Юность проходит, красота проходит, ты состаришься очень быстро, - ткнула Кришна-камини указательным пальцем ей в грудь, - Раньше у меня были такие же красивые длинные волосы. Черные красивые волосы. А сейчас, посмотри, что осталось…вот…
Кришна-камини стояла, сгорбившись,  указывая костлявым пальцем на свою макушку, жалкое доказательство правоты,  седая гулька тоскливо обвисла, покосившись вбок. Обвисла грудь. Тощая плоть в белом сари едва не казалась прозрачной.  Маленькая бабушка с глазами как круглые  дрожащие  маслины  грустно заглядывала в наши лица и криво, вкрадчиво улыбалась...  Мне захотелось уложить Кришну-Камини в теплое гнездо.

Все замолчали. Было не по себе.

- Я понимаю, - прервала молчание Кришна-валлабха, голос ее странно дрожал, - вы, конечно же, правы, но, пожалуйста, не говорите мне этого больше.