Записки летчика

   Молодость это принципиально иное состояние души. Моральные конструкции гибки и адаптивны, оценка собственных возможностей,   линия, уходящая вверх за горизонт, а  иллюзия бесконечности жизни, с легкостью дарит ощущение, что все еще можно исправить.   
    Я не считал себя идеалистом, хотя мой друг всегда упрекал меня именно в этом. Может иногда я и смотрел на этот мир сквозь розовые очки, и, тем не менее, прагматизм в моей жизни все же присутствовал.  Единственно в чем я не считал себя мастером, так это в отношениях со слабым полом. Видимо, когда тебе чуть больше двадцати трудно считать себя опытным мачо.
    В тот день  мы выполняли рейс из Харькова в Днепропетровск.  Обычный полет, один час и сорок пять минут полетного времени, строго по расписанию в обычном режиме, не считая конечно жуткой жары и грозового неба.  Пассажиров подвезли вовремя, и я стоял на трапе, наслаждаясь приятным ветерком. Проверку оборудования я провел заранее, и заходить в тесный кокпит совсем не хотелось. Я заметил ее сразу. Приятные черты лица, светлые волосы, темные подведенные глаза и летящая походка.  Именно это сочетание темных глаз и легкости в движениях, почему то приглянулись мне. Я почувствовал легкий огонек в груди, который всегда возникал во мне при виде красивой девушки. В своей неотразимости я был более чем уверен и потому смело коснулся ее руки.
     (Девушка пуглива,  как степная лань, потому никогда не появляйся неожиданно из-за угла и не хватай ее за руку. Лишь  легкое прикосновение и улыбка, самая идиотская, на какую только способен. Не говори банальности, предложи помощь)
   Ее черные глаза испуганно посмотрели на меня, она была явно смущена.
- У вас, какое место?- спросил я.
- У меня?
- Ну да, а у кого еще?
  Она протянула корешок посадочного талона.
- 18 «В», это самый последний ряд.
-  Это плохо?
- Нет, наоборот, по статистике хвост при аварии чаще остается целым.
- При аварии!
- Ну да,  хотя с нашим экипажем вы можете ничего не бояться!
Ее глаза выражали сомнения.
- Вы не переживайте, погода хорошая, солнышко, самолет исправен, а я лучший штурман на свете!
Ей, по всей видимости, стало немного легче.
- А хотите посмотреть на облака из пилотской кабины?
- А это можно?
- Ну, вообще-то, нельзя, но у меня есть кой, какие связи на этом самолете и я могу это устроить.
Ее глаза все еще выражали сомнения и испуг. Но в душе она была явно польщена предложением.
- Ну, тогда вперед!
      Нам долго не давали разрешения на исполнительный старт. Я усадил Вику на приставное кресло, и она с любопытством рассматривала пейзаж за лобовым остеклением кабины самолета.  Солнышко ярко освещало горизонт на севере, а вот на востоке, куда мы собирались лететь, громоздились огромные облака, и это немного беспокоило меня.

- Боже как интересно! – воскликнула она.
 Мы не спеша вырулили на полосу. Оборудование работало, как часы. Я скорректировал курсовую систему и доложил о готовности к взлету. Взлет, пожалуй, один из самых зрелищных этапов полета. Сколько не взлетай, погасить в себе это ощущение чуда не удается.  Если бы видели, с какими глазами на вас смотрит девушка в момент, когда самолет разбегается. Что там Бред Пит или Челентано. В минуту, когда лайнера отрывается от земли, я  куда ближе к богу, чем они.
- 150, 180, 200,  220, 240, рубеж! 250, решение!
- Взлетаем!
Земля стремительно убегает вниз. Мелькают деревья, маленькие дома, дорога, автомобили, ставшие  крохотными, словно из детской песочницы. Делаем правый вираж и берем курс на выход из зоны аэродрома. На экране локатора сплошная пелена  засветок от кучево-дождевой облачности. Но, да границы фронта еще не менее 120 км.
    Она щебетала не переставая. Я почти не слушал ее, но мне нравилось смотреть в ее глаза. В них я видел свое отражение и пятна облаков, неумолимо приближающихся к нам.
(Девушкам нельзя говорить правду, если эта правда может испортить им настроение. Важно найти особые слова, чтобы проблемы воспринимались легко. Иначе вам несдобровать)
   Мы шли еще в наборе высоты, когда началась первая болтанка. У меня уже не было возможности смотреть в глаза Вики, но в отражении монитора локатора, куда я теперь уткнулся, я еще мог видеть ее счастливое и беспечное лицо. Бабушка предлагала ей ехать поездом, а она, такая умница, что не согласилась. Так бы и не увидела неба из кабины самолета. Была ли права бабушка, станет ясно совсем скоро.
   Мы без конца меняли курс полета, чтобы обойти огромные ватные нагромождения облаков, скрывающих жуткую мощь.  Толчки усилились,  ударили первые капли дождя. Вика все еще говорила, но в ее интонациях стала проскальзывать обеспокоенность.
  - А это ничего, что нас так трясет?
  - Что будет, если в нас попадет молния?
Совсем скоро мне стало не до нее. Фронт оказался очень мощным. Я как мог, выбирал безопасный курс, но мы все чаще попадали в сильную болтанку. Самолет бросало как песчинку, стало темно, как ночью и в эфире возникла истерия. Все советовали идти севером, но мы уже изрядно сместились на юг, и все что теперь оставалось, это метаться средь огромных дождевых башен. Я мельком взглянул ей в глаза. Они были полны ужаса, и разговаривать ей уже не хотелось.
( Даже когда вы чувствуйте, что вам сейчас выцарапают глаза, улыбайтесь. Улыбка снимает агрессию, пусть не совсем, но глубина шрамов может быть и поменьше)
   Когда ударила первая молния, она вскрикнула. Я взял ее за руку, и она с силой сжала ее. Я чувствовал, что в эти мгновения я оставался единственной ее надеждой на спасение.  Когда самолет на огромной скорости  пролетает дождевое облако, ледяные капельки от трения создают мощнейший статический заряд на поверхности фюзеляжа. В наушниках возникает треск, но самым зрелищным является стекание электричества по корпусу самолета. В носовой части лайнера возникает огромный вытянутый сноп огня. Между приемниками воздушного давления, которые словно копья торчат под лобовым остеклением кабины, начинается дьявольская пляска статических разрядов. От этого безумства стихии в душе возникает первобытный страх, побороть который почти невозможно.  Она была уже на грани обморока, а я, тем временем, пытался отыскать самую безопасную дорогу среди этого кошмара.  Со стороны это видимо выглядело забавным. Девушка находится в шоковом состоянии, а мужчина, не обращая никакого внимания, уткнулся в локатор и ничем не хочет помочь. Хотя то, чем я занимался, и была самая эффективная помощь.
    Казалось, прошла целая вечность, прежде, чем мы добрались до чистого неба. Вика ошалело смотрела на выглянувшее солнце и видимо не верила, что все кончилось. Я тоже почувствовал расслабление и теперь возвращал заплутавший лайнер на трассу.
- Чаю хочешь?
- Нет!
Она сказала это почти с возмущением. По ее мнению, мы чуть не погибли, а я так банально предлагаю ей чай.
- Может просто воды?
- Не надо, спасибо.
- Может поцелуй?
- Вы идиот! – ее глаза выражали крайнее возмущение.
- А вы, Титаник смотрели?
- Причем, здесь Титаник? - 
Я улыбался, действительно как  идиот.
- Там главные герои перед смертью целовались!
Она наклонила голову и внимательно посмотрела на меня, будто оценивая, степень моего безумства. Я все еще улыбался.
- Вы что совсем не боялись?
- Совсем чуть чуть, но это моя работа.
Ее глаза стали немного добрей.
- Бабушка была права, когда предлагала мне ехать на поезде.
- Вы бы многое потеряли.
- Да уж многое, я чуть не описалась!
Эти последние слова окончательно сняли напряжение и мы рассмеялись.
Потом мы целовались. И это было очень романтично. Солнце, бездонное небо и никаких грозовых облаков.
Когда она выходила, то протянула мне смятый лист бумаги. Это был ее номер телефона и фраза, а бабушка все-таки была не права. Я помахал ей рукой, зная, что никогда не позвоню. Думаю и она об этом знала. Было немного грустно, и я поспешил заняться делами.
(Ничего не обещай зря. Чем больше обещаний, тем больше надежд, а надежды прибавляют боль. А зачем она вам?)