Школьники и школьницы. Глава 16

               


                ПУНКТ "В"


   Когда мы подошли к пункту В, голодные, злые и очень уставшие, хотя и с высоко поднятой головой и не роняя чести, солнце давно уже перевалило за полдень. И вот на холме среди деревьев показались первые избы.
   Торжественным строем с развернутым знаменем вошли мы в село.
   Ганнибал Ильич с вожатым отправились к председателю, а нас встретили, также потрясая своим знаменем, местные ребята во главе с дедом в красной рубахе, старым, как мох в дремучем лесу.
   Дед выступил вперед, нацепил на нос очки, достал из широких порток сильно измятый листок бумаги, и обратился к нам с речью. Что-то в ней было про крепостное право, про кулаков-мироедов, про то, что сейчас труженики деревни вздохнули свободно...
   Утомленные долгим переходом, мы заскучали и стали громко зевать. А когда дед заговорил о высокоурожайной пшенице, о том, как кудрявится ветвистый овес, и что одних зерновых посеяли ОГО-ГО СКОЛЬКО! - и чуть не задохнувшись от счастья сообщил об увеличении поголовья скота, Женька не выдержал, и посоветовал ему идти к своей бабусе грызть горох.
   Это замечание вызвало недовольство и бурную реакцию местного молодняка.
   - Что же вы с нашем дедушкой неласковы! - закричали они, и, задудев в горн, двинулись нам навстречу.
   Мы заняли оборону и затянули: "Прощайте скалистые горы", а потом и "Ты помнишь грозовое лето!"
   ...В ту ночь мало кто из нас мог уснуть: болели помятые бока и другие израненные части тела. Мы долго и беспокойно ворочались, порой испуская протяжные стоны. От перенесенного огорчения сильно бились сердца.
   "Трудно передать чувства, охватившие нас, когда мы встретились с местной ребятней..." - так писал потом Витька Меднис в школьной стенгазете. И точнее не скажешь - ни рук, ни ног мы не чувствовали. Досталось нам крепко, лишь к утру пришли немного в себя. Жилистые они, эти черти деревенские!
   Утро нас взбодрило, и так как с интересными людьми мы уже познакомились, а писать историю села не было никакой охоты, то мы разбрелись куда глаза глядят.
   Мы с Вовкой и Сережкой решили углубить свои знания в области естественной истории, зарисовать незнакомые растения и огородные культуры, произвести разведку полезных ископаемых и собрать геологические образцы с целью их дальнейшего изучения.
   Сережка сказал, что неплохо бы нарвать лекарственных трав, а потом продать их у аптеки. Предложение показалось разумным, жаль только, что мы не знали - какие травы лекарственные, а какие нет.
   Вскоре на скотном дворе, мы обнаружили незнакомый нам минерал.
   - Это не минерал, а засохшая коровья лепешка, кизяк по-нашему, - объяснил нам местный житель Ермолай. - Мы ими камины топим, опять же по-нашему - печки.
   - А почему они такие большие?
   - Так и Рикошет не маленький. В нем восемьсот кило.
   - Рикошет?
   - Ну да. Так быка кличут. Да вон он, посмотрите.
   Мы посмотрели. Действительно, бык выглядел внушительно. Нам захотелось подойти к нему поближе, но Рикошет так угрожающе заревел, что мы не решились.
   Пригревало солнышко, в траве трещали кузнечики, колыхалась на пруду лодка, ветер трепал седую бороду дядьки Ермолая, похожую на бьющую в берег пенистую волну. Нам стало хорошо и спокойно. Захотелось рыбы.
   - Хорошо бы рыбки наловить и сварить с травами, - мечтательно сказал Вовка.
   - С целебными?
   - С душистыми.
   - У нас рыбу не ловят, а покупают в магазине, - сообщил селянин Ермолай. - Поскольку в пруду ее нет, а речка далеко.
   - Почему нет?
   - Так давно всю выловили.
   - Тогда яблок моченых хотя бы, - вздохнул Вовка, - или там кореньев каких, специй...
   - Яблоки и печеные очень хороши, - добавил Сережка.
   - Да чего легче! Нарвал яблок, если, конечно, хозяева руки не оторвут, да брось в тот же пруд, - живо и намокнут. Вот, правда, специи здесь не растут, - с сожалением сказал Ермолай. - А кореньев хоть отбавляй - повсюду они. Да вот вы стоите рядом с березовым. Отличный корень! Жуй сколько влезет. А яблоки печеные - это совсем просто. Развели костер, да и пеките. Только смотрите, чтобы не подгорели.
   А потом дядя Ермолай повел нас на экскурсию по селу Глистово, и первая достопримечательность, которую он нам показал, была молочная ферма.
   - Здесь получают молоко - вкусное и жирное, - пояснил он нам.
   - А сгущенку здесь не получают?
   - Сгущенку получают там же, где и рыбу - в магазине.
   - На ферме, наверное, сливки получают двадцатипроцентные, - шепнул нам Вовка.
   На этом, мы в одностороннем порядке экскурсию прервали и рванули к ферме.
   Дверь фермы оказалась запертой, и мы заколотили по ней кулаками.
   - Не пущу! - донеслось изнутри.
   - Да почему! Мы молока хотим! - закричали мы недовольно.
   - Дерьмом в коров кидаться не будете? - спросил голос.
   - Зачем же! Коровы - не люди.
   Дверь наконец открылась. Бледные молодой человек, увидев нас, вздрогнул, отступил и побледнел еще больше.
   - Хлопушки, трещотки, капсюли, пистоны, бенгальские огни, петарды, пистолеты, автоматы и тяжелая артиллерия есть на вооружении? - напряженно глядя на нас, спросил он.
   - Нет.
   - Это хорошо, - с облегчением произнес юноша и представился студентом-ветеринаром, проходящим в Глистово практику. И тут же пожаловался: - Зашел недавно один, шпын вертлявый, сам мелкий, но шайтан настоящий.
   - Это Лисицкий, - уверенно сказал Вовка.
   - Он самый, - подтвердил Серега.
   - А вы откуда знаете? - спросил ветеринар-практикант.
   - Так друг он нам.
   Студент вторично отшатнулся и от бледности сделался совсем прозрачным.
   - Друг?
   - Ну да. Друзей не выбирают.
   - А надо бы, - пробормотал ветеринар. - И вы такие же?
   - Какие?
   - Такие, как он.
   - Лучше, - не задумываясь, ответил я.
   - Намного, - прибавил Вовка.
   - В тысячу раз, - сказал Сережка.
   Немного успокоенный студент, впустил нас.
   - И песен не орите, - предупредил он. - Коровы пугаются. Они классику любят. От нее у них молоко особенно вкусным делается.
   - У меня дома есть классные "Роллинг Стоунз", - сказал Вовка. - Если бы коровы их послушали, то доились бы простоквашей, а может, и сладким йогуртом.
   Йогурта на ферме нам не дали, но молоком угостили.
   А покинув гостеприимного ветеринара, переполненные молоком, мы согласно присели под развесистой ветлой немного отдохнуть, да и чтобы молоко лучше усвоилось.
   Не умолкали кузнечики, пахло гречихой и медом, мелькали переде глазами бабочки, зависали стрекозы, ползали жуки, слегка тянуло навозом. Нас сморило.
   Разбудил нас дедушка, с большой, как у Карабаса бородой, только белой; напугал, что нас сонных свиньи сожрут, и спросил откуда мы взялись.
   - Скрывать нам нечего, мы не шпионы, - ответил я. - Мы из пункта А. И пришли к вам - в пункт В.
   - Это хорошо, что пришли. А уйдете когда?
   - Надо силы восстановить. А как их без еды восстановишь, - вздохнул Сережка и завистливо сказал: - Вон, сколько у вас кур жирных по деревне шастает. Мне бы одну...
   - Ну и где она у тебя жить будет, - на балконе?
   - Зачем на балконе. Мама ее ощиплет и в холодильник засунет. Пусть там живет... временно.
   - Тесно ей там придется, пускай уж лучше у нас бегает, а ощипать мы ее и сами сможем, - рассудительно сказал дед. - Думал я, вы сразу уедете, а вы еще безобразничать будете...
   - Не будем, мы уже взрослые.
   - Как не будете! - недоверчиво откликнулся дед. - Пионеру только дай побезобразничать, так он и рад.
   - Да какие пионеры, дедушка! Нет никаких пионеров...
   - Куда же они делись? - удивился дед.
   - Не знаем. Повывелись все, наверное...
   - Да, - вздохнул дед, оглаживая бороду. - Крестьяне повывелись, рабочие тоже.  Вот и пионеры... Одни деловые остались.
   - А вы сами, дедушка, пионером были, или, может, сталкивались с ними когда?
   - Как же, как же! Был и я пионером когда-то, и лошадей... Нет, это не из той оперы. Помню, отличный галстух был - фиолетовый. Я тогда в городе жил. И блуза оранжевая, или желтая... с красным кушаком. В кафе захаживал: в "Голубой осел" или в "Розовый поросенок". А впрочем, точно не помню, сколько воды утекло...
   - Ну вы даете, дедушка! Мы вас о пионерах спрашиваем, а вы нам про ослов со свиньями.
   - Ладно, расскажу я вам одну историю. В году этак... сейчас и не вспомню, служил я на сельхозобъекте государственной важности сторожем. И вот как-то, сижу я, значит, объект охраняю. Завечерело уже, звезды выступили. Ну я и давай их считать. Много уже насчитал. Вдруг слышу, шуршит в сторонке. Потом тишина. Снова зашуршало. Ну, думаю, пионер балует. И правда. Вижу, пионер с мешком крадется.
   - Как же вы его в темноте разглядели?
   - Так галстук пионерский на нем горит - как не разглядишь! Тут я ему и кричу: "Что же ты, козел, галстук пионерский позоришь, на сельхозугодьях резвишься, да овощи с фруктами крадешь! Разве для этого тебе галстук повязали? Да тебя на совете дружины на этом галстуке и удавят".
   Пробормотал пионер что-то невнятно, да деру дал, едва я его за ногу ухватить успел, только помидоры и покатились.
   "Не совестно тебе, - говорю, - колхозное добро тырить, да еще ночью, когда все честные пионеры давно с гостями попрощались и спать завалились, чтобы им быстрее сны приснились про светлое будущее".
   "Да не виноват я! - кричит, - Меня заставили!"
   "Кто же тебя, дылду такую, заставил?" - удивляюсь.
   "Это все вожатый, гад, виноват!"
   "Вот те на!" - еще больше удивляюсь я.
   "Честное пионерское! Подошел он ко мне и спрашивает, знаю ли я, почему у пионеров красный галстук на груди? Отвечаю: знаю, конечно, - потому что пионер в каждом деле пример,всегда впереди. А он мне и приказывает: вот и двигай вперед, овощей притарань..."
   - Ну я в голове почесал, - продолжал дед. - Что же, думаю, с ним делать? А он меня и спрашивает:
   "А у тебя ружье есть, дедушка?"
   "А какой тебе интерес?"
   "Да не все помидоры у меня, одного не хватает. Съел я его".
   "Преступление налицо, - говорю. - Наказание тебе будет, пионер, крапивой. Снимай штаны, сечь стану".
   "Жгучая она!" - застонал он.
   "Ну не сурепкой же тебя хлестать. А крапивой - в самый раз. Потом поплюешь на лопушок, да к раненому месту и приладишь".
   "Не ожидал от вас, дедушка, - задребезжал пионер плаксиво. - Так только комсомольцы издеваются. Лучше плюньте мне в глаз, да отпустите".
   - Зацепили меня его слова. Пожалел пионера. Покачал головой, да в обратную дорогу семечек дал, чтобы не тужил. Пускай лузгает.
   "А что же мне вожаку комсомольскому сказать? Заклюет ведь он меня. Как пить дать - заклюет!"
   "Скажи, что волк напал".
   "Волки томатов не едят".
   "Смотря какие. Скажи, что этот из мутантов. А они, чего хошь сожрут. Вожатому семечек дай, чтобы не сильно тебя гнобил".
   "Еще чего! Мне самому мало!"
   - Пришлось ему еще горсть подсыпать.
   А тут и девчонки наши объявились. Впереди Мамолова со знаменем, рядом Цветочкина - по барабану колотушкой стучит.
   И очень Цветочкина деду понравилась.
   - Кем станешь, егоза? - спросил он весело.
   - Дояркой стану, дедушка, или сестрой медицинской.
   - Это хорошо, - одобрил дед
   - Может, воспитательницей стану. Замуж выйду рано иди поздно. Скорее рано. Вот и буду детей воспитывать.
   - Это хорошо, - опять сказал дед.
   - А может случиться, что и не выйду замуж. Тогда в телятницы пойду или в фельдшерицы определюсь.
   - Это нехорошо, - огорчился дед.
   - Нехорошо, дедушка, - со вздохом согласилась Ленка.
   Дед отбросил цигарку в сторону.
   - Вы это смотрите, ребята, в лес одни не ходите, - предупредил он. - Только со взрослыми.
   - Да мы не боимся, - сказал Сережка. - Мы смелые.
   - Смелые - это хорошо. Только вот уже приезжали раз такие смелые, человек тридцать. Тоже в лес пошли. С барабанным боем, в горн трубя, в пионерских галстуках.
   - Ну и что?
   - Однако не все вернулись.
   - А что с ними стало? - с некоторым беспокойством спросил Вовка.
   - Так кто же его знает. Она ведь, сила нечистая, лешие да кикиморы нам не докладывают... Иногда кто-то галстук найдет, раз горн покореженный принесли, а то и на палочки барабанные наткнутся.
   - А барабан цел остался?
   - Про барабан не слышал, зря говорить не стану.
   - Лучше бы ребят нашли, - вздохнула Наташка Клещева.
   - Жуть какая, - проговорила Людка Свиридова, тоже вздыхая.
   - Да враки все это! - закричал Сережка.
   - Ну, враки не враки, а люди сказывали, - защищался дед.
   - Я в лес ни ногой! - взвизгнула Варька. - Незачем мне с кикиморами встречаться. У нас их в классе полно. Ничего интересного.
   Девчонки хоть и посмотрели на Варьку строго, но тоже ее поддержали.
   - Так можно и в школу опоздать, - испугалась Борисова. - Вдруг леший не отпустит!
   - В город тикать надо, - сказал Вовка. - Там еда, а здесь одна природа.
   Но пока мы здесь, сказали девчонки, то надо искупаться. Мы же с Сережкой решили продолжить изучение естественной истории, и с этой целью пройтись по деревне.
   Я предупредил девчонок, чтобы остерегались пиявок и комаров, а то они из них всю кровь высосут.
   - Мы врагов не боимся, и сами у кого хочешь кровь выпьем, да еще в узел неприятеля скрутим - клювом щелкнуть не успеет, - бодро ответила Анька Сушкина.
   В чем другом, а в этом мы с ребятами не сомневались, - девчонки у нас боевые.

   - Смотри, Борька, - толкнул меня Сережка, останавливаясь перед избой с резными наличниками, - мух-то сколько вьется. Они на сахар летят.
   - Они не только на сахар летят.
   - Погляди в окно, нету ли там меда?
   - Мед надо в улье искать, - ответил я, но в окно заглянул. - Плохо видно, занавески мешают.
   - Так в другое посмотри.
   Я хотел было, но тут распахнулась дверь, на крыльцо вышла рыжая девчонка и закричала:
   - Вы что тут шатаетесь, и в окна заглядываете! Умышляете что?
   - Да это мы так, - стал оправдываться Сережка. - Думали, может, курочка какая никакая завалялась...
   - Завалялась курочка?! Какая курочка?
   - Ну, на двух ногах которая... и кудахчет. Вот подумали, может, зараза, в дом забежала, а там вы ее и зажарили.
   Девчонка внимательно посмотрела на Сережку.
   - Вы, городские, все такие с придурью, или ты один такой? А, носатый?
   - Он один такой, - поспешил заверить ее я.
   - Я не носатый, - обиделся Сережка. - И мама говорит, что у меня красивый римский нос.
   - Ну раз мама говорит, что римский... Тогда заходите, юродивые, картошки поешьте, - пригласила нас рыжая.
   - С овощами? - спросил Сережка.
   - С редиской.
   - Сметанки хотелось бы и помидор зрелых, чтобы из них сок томатный брызгал.
   - Может, тебе еще телятины с ежевикой да огурцов пупырчатых?
   - А есть?
   - Обойдешься.
   - Конечно. Нас, маленьких, обидеть легко. Вот накормить...
   Мы с аппетитом уплетали картошку, а Галька, так звали нашу хозяйку, сидела рядом и чистила луковицы.
   - Ты с луком поосторожней, - сказал Сережка.- От него глаза делаются как у осьминога, и слезятся как у крокодила. Вот если бананы чистить, то ничего... Здесь бананы водятся?
   - Нет.
   - Совсем нет?
   - Совсем. Здесь медведи водятся. Вы, когда в окна колотить стали да заглядывать, так я до слабости в животе испугалась.
   - Медведи?!! И много их здесь?
   - Да шагу ступить нельзя, чтобы на шатуна мохнатого не наткнуться.
   Мы затрепетали.
   - А каких больше - бурых или белых?
   Галька пожала плечами.
   - Летом бурые чаще, а как зима придет - то белые наступают. А вообще-то, разные здесь шатаются
   - И монстры есть?
   - Эти - в первую очередь! Самые они зловредные. Тише! - Галька бросилась к окну. - Вон, кстати, один из них в кустах затаился... Так, в углу кочерга с метлой стоят, - вооружайтесь!
   - А-а-а! - тонко затянул Сережка.
   - О-о-о! - подтягивал я, но басовитее.
   - Ежик это, - призналась лукавая девка.
   Страх потихоньку уходил, но голос еще дрожал.
   - А что же, здесь и другие хищники есть? - с опаской спросил Сережка.
   - Мильон! - подтвердила Галька. - Запросто голову откусить могут. От них одни неприятности. Одно слово - хищники. Да, забыла, тут еще Баба Яга в окрестностях шляется; она тоже хищник - человечиной питается. На лопату посадит - и в печь. Предпочитает городских, у них мясо нежнее. Раньше только пионеров ела - комсомольцами брезговала - а сейчас любых подавай. Оголодала. Да и Кащей малый не промах.
   - А-а-а!
   - О-о-о!
   - Одно спасение: в болото по самую шею забраться и претвориться лягушкой.
   - Как же у нас получится?
   - Как, как... Не какать, а квакать надо, часто и громко. Тогда, может, и пронесет.
   - Меня уже, - сказал Сережка, и бросился во двор.
   Не дело это, оставлять друзей в беде. Я ринулся вслед за ним.
   Когда мы вернулись в дом, Галька уже управилась не только с луком, но и почистила морковь, убрала со стола грязную посуду, поставила чайные чашки и наполнила блюдца вареньем. Жизнь опять нам улыбалась.
   - Зверь страшный у тебя, Галька, на цепи сидит, огромный и злой, - сказал я, набрасываясь на варенье. - Он недоброе задумал. А клыки-то какие! Как у нашего физрука. Ну, может, чуть меньше.
   - А меня этот шакал чуть не укусил, - добавил Сережка. - Хорошо, увернуться успел, а то пришлось бы уколы от бешенства делать.
   - Это не шакал, а Шарик, - сказала Галька. - И он не бешеный. Так, иногда расстроится... Ну, побесится немного. Но так, чтобы совсем бешеный стал, нет, такого за ним не водится.
   - А что же он без намордника?
   - А зачем ему? Своих он не кусает, да и нельзя с волком в наморднике драться.
   - Что же, и волки сюда наведываются?
   - Стаями. Да кто сюда только не наведывается. Вот вы тоже наведались...
   - Мы по делу, - неуверенно сказал Сережка.
   - Это же по какому делу? По избам шататься, да картошку с редиской лопать?
   - Глистово - это перевалочная база на пути к пункту С, - сказал я в свою очередь.
   - Ах, база...
   - Дур-раки пришли! Дур-раки! Какие же дур-раки! - вдруг заверещал голос.
   - Кто? Кто это? - Сережка стал испуганно оглядываться.
   - Это Прошка, скворец.
   - Прошка красивый! - прокричал гордо скворец. - Сквор-рушка!
   - Не обращайте на него внимания, он поговорить любит.
   - Обращайте, обращайте, дур-раки! - с чувством произнес наглый скворец.
   - Поговорил бы я с тобой, - Сережка кинул мрачный взгляд на скворца. - Жаль некогда.
   Я облизал ложку и поднялся.
   - Прочь! Брысь! Проша хороший! Дур-раки! - не унималась птица.
   - Да что он все заладил: дураки, дураки... - обиделся Серега.
   - Настырная птица, - заметил я.
   - Пр-равда! Пр-равда! Дур-раки! Дур-раки!
   - Правда глаза колет, - медово пропела Галька.
   - Прощай, скворушка, - сказал я, направляясь к двери.
   - Пр-рощай, дур-рак! Скатертью дор-рога!
   Немного недовольные, мы покинули помещение.
   Где-то недалеко завыли на разные голоса.
   Мы прислушались. Вой и крики усилились.
   - Идем на голоса! - сказал я.
   Вскоре мы смогли не только слышать, но и увидеть орущих. Мы подошли ближе. Оказались наши.
   С чувством невольной гордости я сказал:
   - Все-таки голосистые наши ребята!
   - Это правда, - согласился Сережка.
   Я прояснил положение. Оказывается, хозяйка дома, около которого и орали, обещала зажарить гусятку тому, кто громче всех попросит.
   - С гарниром, - добавил Сабельников, голодно блеснув глазами.
   - Вот это да! - восторженно воскликнул Сережка и присоединился к громко просящим.
   Что же мне оставалось делать? Примкнул и я.
   Скоро вокруг нас собралось полдеревни. Остальная половина наблюдала, как по селу бегают ошалевшая от шума серая в яблоках корова и Ленька, правда, без яблок, но тоже ошалевший и серый от страха. Они непременно должны были пересечься в какой-то точке. И они встретились. Остановились на короткое время, бешено вращая глазами и понеслись навстречу друг другу. Первой дрогнула корова, резко сбавив скорость, а потом и вовсе затормозила, уставилась на охваченного ужасом Леньку, растерянно помотала головой и отступила, оставив после себя несколько лепешек.
   - Я был в шоке, - отдышавшись, признался Ленька. - И продолжаю в нем пребывать.
   Мы сказали, чтобы он не переживал, и окончательно успокоили его, пообещав купить ему три пары новых трусов.
   - Правда? - Его лицо осветилось надеждой и благодарностью.
   - Нет, - сказал Лисицкий. - Неправда.
   Надежда тут же исчезла с Ленькиного лица, а потом потухло и само лицо.
   - Мы купим тебе две пары.
   Лицо опять осветилось, вместе с вернувшейся на него надеждой.
   На наши вопли прибежал вожатый Федя.
   - Что случилось? - спросил он, запыхавшись.
   Мы объяснили.
   И тогда он тоже закричал.
   Появился и физрук. Как и подобает олимпийцу, он имел грозный вид, но сохранял спокойствие, хотя было видно, что это дается ему с трудом.
   - Чего орем, слабоумные? - обратился к нам Ганнибал Ильич. - Случилось что?
   А когда выяснилось, что всему виной обещанный гусь, вот тогда и он закричал.
   Да, мы старались изо всех сил. Но их оказалось мало. И что мы со своим ором по сравнению с львиным рыком физрука. Так, жалкое кудахтанье. И стало пронзительно ясно, что гусятина достанется нашему физруку. Без вариантов. И именно ему доведется наблюдать волшебное превращение птицы в съедобное состояние. Ну, а гарниром, я думаю, он поделится с Федей.
   И пусть острая зависть всколыхнула наши сердца, но мы, как и полагается настоящим мужчинам, подавили в себе это недоброе чувство. Победил сильнейший.
   Возможно, нам достанутся гусиные лапки и что-нибудь из субпродуктов.
   Но нашим мечтам не дано было сбыться. Случилось непредвиденное.
   - Как мне сказали, кто-то из вас пытался похитить курицу, - процедил физрук. - От его слов повеяло ледяным холодом. - Кто?
   Славка потупился, но не произнес ни слова.
   - Не хотите говорить? Как хотите. Но хозяин заприметил разбойника и горит желанием с ним познакомиться. Он уже идет сюда! Кстати, он обещал принести с собой охапку, нет, пока не дров, но жгучей как огонь крапивы. И думаю, не для того, чтобы сварить из нее суп. И не для того, чтобы набить ей матрасы, на которых вы могли бы отдохнуть, наевшись супа с курицей...
   - Бить будут, - уверенно сказал Сестренкин. - Уходить надо отсюда. И быстро!
   Громче всех его поддержал Славка.
   - На воре и шапка горит, - сказал с укоризной вожатый.
   - Нет у меня никакой шапки, - возразил Славка, и тут же прикусил язык.
   - Если после крапивного избиения приложить градусник, то он за сорок зашкалит, - сообщил Вовка Брусникин.
   - Драпать надо, пока еще не поздно, - опять сказал Колька.
   Мы  поспешно стали собираться.
   - Большаком рванем? - деловито спросил вожатый у Ганнибала.
   - Нет, лучше уходить проселочной, так со следа собьем, - ответил физрук.
   И мы рванули.