Обман

Мне только исполнилось 17 лет. Лето, теплынь, а впереди три месяца каникул. Я самый счастливый человек, а тут еще Женька явился с радостной новостью: к его соседке на все каникулы приехали две девушки, и с одной он уже успел познакомиться.

- Ты представляешь, она нам ровесница, тоже перешла в 11 класс, но у неё есть старшая сестра, которая хочет познакомиться с парнем постарше чем мы. А я ей сказал, что у меня есть друг, которому уже давно исполнилось 18. Ты выглядишь на все 20, так что заходи завтра вечером, как бы случайно, она посмотрит на тебя и все расскажет сестре. А та решит: знакомиться с тобой или нет.
 
- Так это же обман, Женька, а вдруг она узнает, что мне 17?

- Да как она узнает, она, что у тебя паспорт спрашивать будет?

- Да узнает по поведению. Я же никогда не встречался со взрослыми девушками. Не знаю как себя вести, что говорить.

- А ты веди себя так, как с Валькой себя ведешь.

- Сравнил, Валька – сопливая дуреха, ей что не говори, она все равно тебя не слушает, и трогать её не за что, у неё вместо сисек одни прыщики.

- Да не бойся ты! Веди себя как взрослый мужик. В кино же видел, как ведут себя взрослые мужчины? Вот так и ты делай.

- Но там они курят и на гитаре играют, а я не курю и на гитаре играть не умею.

- Ладно, приходи, может ты ей не понравишься, зря только переживаешь.
 
На следующий день, в восемь вечера я «случайно» зашел к Женьке, он сидел с девушкой на лавочке возле своего дома. Девушка была прыщавая, костлявая и в очках. Но Женька светился такой радостью, будто сидел с королевой красоты. Посмотрев на девушку,  я подумал, что сестра такая же, только еще старше и страшнее и собрался уходить. Но Женька радостно воскликнул: «Вот, это Славка, я тебе о нем говорил. Он на два года старше меня, как раз твоей сестре подойдет». Девушка улыбнулась, протянула руку и ласково сказала: «Таня,- Слава, приходите завтра к девяти, я приведу свою сестру и познакомлю вас». Деваться некуда, я кивнул головой в знак согласия и вежливо попрощался. Радость ожидания сменилось тоской разочарования. И что мне так не везет: то прыщавые, то костлявые, то привередливые. Хоть бы раз попалась пухленькая, красивая и покладистая.

 Но на следующий день, я, как и обещал ,в девять вечера пришел к Женьке. Он сидел на лавочке с двумя девушками. Слева от него сидела Таня, а справа – пухленькая, красивая незнакомка. «Неужели это старшая сестра Тани, - подумал я, – она же совсем на неё не похожа. Без очков и такой пронзительный взгляд. У молоденьких девушек таких умных глаз не бывает». Но тут заговорила Таня: «Знакомьтесь, это моя старшая сестра Нина, а это друг Жени, Слава». Девушка поднялась, протянула мне руку и улыбнулась. Она была не намного ниже меня, поэтому наши глаза встретились раньше чем руки, и я увидел в них: сначала иронию, потом нежность и грусть. Руки наши коснулись, и я ощутил её ладонь, такую мягкую и теплую, которая утонула в моей ладони. Я крепко сжал её, но сразу отпустил, так как девушка поморщилась и тихо произнесла: «Слава, мне же больно». Я поднес её ладонь к своим губам и начал дуть, глядя на её длинные ухоженные пальцы. Мне хотелось коснуться их губами, но я стеснялся Женьку и Татьяну, которые смотрели на нас и ехидно улыбались. Девушка засмеялась, присела на лавочку и скомандовала: «Садись». Я сел рядом. Лавочка была короткая, поэтому мы сидели плотно прижавшись друг к другу. Тепло и запах её тела пробудили во мне инстинкт мужчины. Но я не решался проявить инициативу, так как опыт общения со своими сверстницами научил меня осторожности. Я сидел в нерешительности, раздумывая, как же вести себя со взрослой девушкой. Она тоже сидела молча опустив голову. Тогда я левой рукой обнял её за плечи и закрыл глаза, ожидая пощечины. Но она еще теснее прижалась ко мне и, подняв голову, улыбнулась. Увидев её улыбку и ощутив расслабленное тело понял, что она хочет того же чего хочу и я. Но чего хочу я? Я смотрел на её такую белую и нежную грудь, которая приподнималась с каждым вдохом, будто хотела выпрыгнуть из-под летнего халатика. Было тепло, поэтому лифчик она не надела, а верхнюю пуговицу халатика расстегнула. Зажмурив глаза и отпустив её плечи, я запустил свою левую руку под халатик и сжал такой теплый и упругий «мячик». Но вместо затрещины я услышал её тихий и молящий голос: «Слава, мне же больно». Она положила свою ладонь на мою кисть и нежно погладила, я инстинктивно разжал пальцы, и она медленно моей ладонью стала водить по своей груди так, что я кончиками своих пальцев, постоянно касался её сосков. С каждым прикосновением соски становились более упругими, дыхание более частым и прерывистым, ладонь её уже просто лежала на моей руке, а я подушечками пальцев теребил её соски, будто исполнял на рояле любимую мелодию, наслаждаясь знакомыми звуками и совсем забыв о технике исполнения. Все что ощущала она, тут же передавалось мне. Она уже вся была в моих руках, это возбуждало меня еще сильнее. Я хотел её все больше и больше.
 Потеряв ощущение реальности, мы все глубже и глубже погружались в пучину чувств. Но тут раздался голос сестры: «А который час? Нам не пора домой?». Нина словно очнулась: подняла голову, застегнула халатик и выпрямила спину. Посмотрела вокруг отрешенным взглядом и произнесла: «А что нам уже пора?». Я прошептал: «Останься».

- Нет, нет, у нас строгая мама разрешает только до десяти. До свидания, до завтра. Приходи к девяти часам.

Девушки поднялись и быстро ушли. Мы остались с Женькой одни, но с тоской. Впереди была целая вечность ожидания. А нам хотелось хорошего еще и еще, здесь и сейчас. Но чтобы облегчить страдания и сгладить невзгоды юной жизни, мы решили еще погулять.
 Женька вдруг запел: «Созрели вишни в саду у дяди Вани, а дядя Ваня моет тетю Груню, в колхозной бане, в колхозной бане… Айда, в сад к дяди Вани!» Мы залезли к соседу в сад, и под покровом безлунной ночи, под убаюкивающую мелодию сверчков, стали уплетать спелые ягоды. Они такие крупные и сочные: касаясь языком тонкой кожицы, чувствуешь, как она разрывается, и сладкий сок течет по губам, невольно облизываешь их, а терпкий аромат усиливает вкус и желание есть еще и еще. И каждая ягода напоминает губы любимой, которые хочется целовать еще и еще. Так думал я – наслаждаясь ягодами в чужом саду.
 
На следующий день мы встретились как обычно в девять вечера у Женьки на лавочке. Она пришла в том же халатике, с расстегнутой верхней пуговицей. Теперь я уже не робел, а сразу обнял её, запустил левую руку под халатик, слегка прижал уже знакомую мне грудь. Она, как и вчера, нежно погладив мою руку, посмотрела мне в глаза и улыбнулась. Так на меня еще никто не смотрел. В этом взгляде было все: нежность, ласка, тепло, и ожидание нового или уже давно забытого чувства радости и наслаждения. Это чувство моментально передалось мне. Я вдруг задрожал всем телом и ощутил резкую боль: это мое мужское естество, не выдержав пыток и соблазна, пыталось вырваться из оков тесных брюк и направиться туда, где его так ждут. Она увидела на моем лице гримасу боли и «нечаянно» правой рукой коснулась того, что доставляло мне такой дискомфорт. Потом расправив ладонь, она слегка приподнялась с лавочки и всем телом навалилась на правую руку. Я застонал от боли. Она засмеялась, и зашептала: «Милый тебе больно? Я только хотела удобнее сесть. Расслабься. Я больше не буду». Она обняла меня за шею правой рукой и прижалась еще плотнее. Я невольно опустил голову и увидел, что нижние пуговицы её халатика расстегнуты, полы раскинуты в разные стороны. Это они разошлись, когда она поднималась с лавочки. Но я уже думал о другом. Я смотрел на её пухлые колени, которые были слегка раздвинуты, на её белую нежную кожу, которую так хотелось погладить рукой. Я опустил правую руку на колени, она вздрогнула и раздвинула их еще сильней, так что моя рука провалилась между её ног. Дрожь моя сменилась жаром, кожа её ног, оказалась еще нежнее и притягательней чем грудь. Я медленно миллиметр за миллиметром тянул свою ладонь, все глубже погружаясь в тепло и нежность её ног. Она импульсивно вздрагивала, то отпуская, то резко зажимая мою ладонь. Дыхание её, как и вчера было прерывистым. Обхватив меня крепко за шею, она что-то шептала, касаясь губами моей щеки и покусывая мочку левого уха. Но я не слышал её, так как был поглощен одним желанием – узнать одела она трусики или нет. Но она все сильнее сжимала мою ладонь ногами, а шею сдавливала правой рукой так, что я невольно уткнулся лицом в её грудь. Она была такой горячей и приятно пахла. Я стал целовать её нежную кожу, пока не наткнулся на упругий сосок, который напомнил мне спелую вишню, зажав крепко губами, я придавил его языком надеясь, что потечет сладкий ароматный сок. Как в саду я наслаждался спелыми ягодами, так сейчас я наслаждался «спелой вишней» желающей отдать себя всю «без удержу и без остатка». Она уже двумя ладонями прижимала мою голову к своей груди, словно боялась упустить то, чего ей так хотелось. Но тут опять, все прервала сестра: «Который час? Не пора ли нам домой?». Она резко подняла мою голову, застегнула халатик и покорно произнесла: «Да, нам пора». Я уже ненавидел эту прыщавую дуреху, которая, как собака на сене ,действовала по принципу: сама не гам и другой не дам.
 Девушки ушли, и я сказал Женьке: «Ты как хочешь, а я так больше не могу. Нам надо расходиться».
- А куда ты пойдешь?
- Да хоть в «кукурузу». Мне бы только остаться с ней наедине.
«Кукурузой» мы называли колхозное поле, на котором росла «Королева полей». Оно начиналось у конца улицы и тянулось до горизонта. Более укромного и защищенного от посторонних глаз места и придумать нельзя. Правда там не было лавочки, но какой это пустяк, когда есть та, которую так хочется любить. Женька молчал, потом вдруг предложил: «А давай посмотрим, что они сейчас делают? Неужели они сразу ложатся спать».
 Мы еще подождали полчаса, и пошли к их дому. Заглянули через забор, но кусты сирени закрывали обзор, было тихо ,и только цикады нарушали покой уснувшей природы. Женька зашептал: «Собаки у них нет, давай залезем в палисадник и заглянем в окно». Калитка была не заперта, и мы легко пробрались в палисадник. Но  только мы приблизились к сирени, цикады перестали трещать и мы погрузились в полную тишину. Теперь даже было слышно дыхание друг друга, но мы упорно двигались к своей цели. Наконец за кустами сирени появился фасад и два окна. Одно было открыто настежь. Мы заглянули и увидели две кровати: на одной, что стояла справа у закрытого окна, лежала Таня. Она была в одних трусиках, но её худые ноги и маленькая прыщавая грудь меня не интересовали. Я искал глазами ту, ради которой готов залезть в открытое окно. И тут в проеме двери, что соединяла залу со спальней, появилась она. Свет от настольной лампы, что стояла на журнальном столике, осветил её всю. На ней была только ночная рубашка – тонкая и прозрачная, она словно легкая дымка окутывала девичью красоту, усиливая таинственность и иллюзию происходящего. Я сразу захотел её всю. И мысленно представил, как она отдается мне, покорно и радостно. Будто, как и я, она ожидала этого момента всю жизнь. Но она подошла к сестре, что-то тихо сказала ей, скорее всего, пожелала спокойной ночи, взяла книгу с журнального столика и легла в постель, слегка поджав ноги. Легкая ночнушка соскользнула с её колен, и я увидел её белые бедра от колен до ягодиц. Невольный вздох вырвался из моей груди. Он был таким естественным и громким, что она настороженно посмотрела на открытое окно, поджала колени и резко подняла обе ноги вверх. Словно вспышка молнии ослепила меня, я зажмурился, но в глазах застыла картина самой соблазнительной позы обнаженной женщины. Она опустила ноги на пол и направилась к окну. Мы с Женькой через кусты сирени ломанулись к калитке. Выбежав на улицу, Женька спросил меня: «Как ты думаешь, она узнала нас?».
- Да конечно узнала. Зря, что ли, она так ноги задирала. Все! Я больше не могу, натерпелся. Завтра веду её в «кукурузу».
- А если она не пойдет?
- Тогда брошу, сил моих больше нет!
Мы попрощались и пошли по домам. Но я долго не мог заснуть: как только я закрывал глаза, так тут же возникала картина обнаженной женщины в соблазнительной позе. Намучавшись, заснул я только под утро. На свидание пришел вялым и раздраженным, и думал лишь о том: как скорее увести её в «кукурузу», хотя понятия не имел, что я там с ней буду делать. Угрюмый и насупившийся, я сидел рядом с ней молча, и мучительно думал, как ей сказать про свое желание. Мое настроение передалось ей: она молчала и пыталась разгадать причину моего странного поведения. Но потом осторожно опустила руку на мое колено: слегка поглаживая, она потянула ладонь вверх и наконец, коснулась того, который доставлял мне столько страданий, и даже физической боли, при мысли о ней. Он тут же встал в стойку – «смирно»! Она улыбнулась и слегка сжала ладонь, он встал еще «смирнее»! Не выдержав пытки, я резко наклонился к ней и пробурчал в ухо: «Нинка, пойдем в «кукурузу»». А она рассмеялась. Я испугался и захотел вскочить и убежать от стыда. Но она приблизила ко мне свое лицо, и посмотрела в глаза таким нежным и ласковым взглядом, как смотрит любящая мать на свое нашкодившее чадо. Она хотела поцеловать меня, но губы её растягивались в улыбке, поэтому она только кончиком языка нежно касалась моих губ и щеки. Потом она левой рукой прижала мою голову к своему лицу и зашептала на ухо: «Пойдем, Славка». Меня бросило в жар, мы поднялись, она, обращаясь к сестре, сказала: «Мы со Славой прогуляемся до конца улицы, а вы сидите здесь, мы скоро вернемся». И положив свою ладонь в мою, она разжала пальцы, я разжал свои, и наши руки сцепились в «мертвый замок» от страха, что какая-то злая сила разъединит нас, и мы не испытаем всю полноту нахлынувших на нас чувств.
 Мы быстро пошли к своей цели, дрожь пробивала меня все сильней и сильней, а мне казалось, что у меня жар и мы топчемся на месте.
- Пойдем быстрее – прошептал я, стуча зубами.
- Быстрее – только бегом, - улыбнулась она, и продолжила, – что с тобой? У тебя  жар и ты весь дрожишь. Потерпи, осталось немножко.
Действительно до заветного поля оставалось не более пятидесяти метров, как вдруг сзади послышались торопливые шаги, и раздался знакомый голос: «Мама! Ты что с ним в «кукурузу» идешь?»
 Словно ведро ледяной воды вылили мне на голову, я остановился, как вкопанный, и разжал пальцы рук. Нина отняла свою руку и повернулась назад. Я повернулся вслед за ней и увидел, что к нам взявшись за руки, бегут Таня с Женькой. Когда они приблизились к нам, Нина не громко, но внятно произнесла: «Как ты посмела? Мы же договаривались».
- Ага, мы же не договаривались, что ты с ним пойдешь в «кукурузу», - с обидой в голосе пролепетала Таня.
- Быстро, домой! И больше ты не пойдешь гулять.
Она взяла дочь за руку и, не попрощавшись со мной, ушла. Мы остались с Женькой вдвоем.
- Зачем ты рассказал этой дурехе про «кукурузу»? – начал я.
- Откуда я знал, что она ей дочка, она же говорила сестра, и потом все допытывалась: а куда они пошли, а куда они пошли? Ну, я ей и сказал, что вы люди взрослые, а взрослым надо ходить в «кукурузу» чтобы дети появились. Вот ты думаешь, что детей только в капусте находят, а их и в кукурузе полно. Вот они несколько раз сходят в «кукурузу» и у тебя будет племянник. А она вдруг захныкала, не хочу я племянника, давай их остановим, и мы побежали за вами.
Я слушал Женьку и думал: вот мы хотели обмануть девчонок, а они обманывали нас. А что получилось в результате – обман. А если бы говорили правду и только правду, тогда бы вообще ничего не было: ни «капусты», ни «кукурузы», ни детей. Так что же наша жизнь? Сплошной обман.