Гарька. Первая любовь

                Посвящается Э.Б.
Случилась эта история во времена, когда о любви было известно одно: «папа любит маму, мама любит папу, а ты – самый любимый ребёнок, но у мамы больное сердце, её надо беречь…»

Мечталось о котятах, собачатах, черепахах и попугайчиках,  но «…это такая ответственность! Мы не можем позволить себе завести кого-то в доме…».

Однажды это случилось.

На крыльцо пришёл умирать избитый котёнок. Он зажмуривал глаза и беззвучно открывал рот.

Отмыли. Накормили. Не спускали с рук: гладили и разговаривали.

И вскоре хозяйкой дома почувствовала себя чудесная белая кошечка. Длинная шерсть, высокие лапки, нежная тонкая мордочка. И грация молодой королевы.

 – Кошка!  – вздыхал папа.  – Будут проблемы!

Мама только улыбалась и обнимала Белку.

А во время обострений Белка не отходила от неё, лечила своим теплом и любовью.

Проблемы начались.

Слёзы лились.

Каждую весну Белка рано утром устраивалась у меня на ногах в постели и рожала. Но избитое слабое тельце не могло удержать новую жизнь. Котята рождались мёртвыми.

Зато соседская собака приносила щенков много и по графику. Зная об их судьбе, каждый раз пряталась в новом месте. Однажды под нашим крыльцом.

Замечательное место – крыльцо деревенского дома. Его строят под характер и привычки хозяев. На нашем можно было работать, сидеть вечерами и смотреть на звёзды, даже спать. А если ты невелик ростом, можно залезть под крыльцо и фантазировать.

Над головой топают, разговаривают. Тонкие лучики света пробиваются сквозь щели. А рядом дышат щенки. И мне уже обещали, что чёрненький будет моим. И мама, которая его тоже любит, уже придумала имя.

Гарька! Друг детства!

Весной и осенью ты оставлял тысячи грязных лап на моей одежде. Летом сбрасывал с велосипеда и гонял соседских уток.  Зимой катался с горок,  кусая за шапку. И в любое время готов был защитить.

А ещё Гарька отличался  вольнолюбием. Посадить его на привязь пытались несколько раз. Заканчивалось всё печально: натянутая цепь, вытянутые до предела тело и морда, хриплое дыхание. Он душил себя, лишь бы быть свободным.

Это случилось в те времена, когда о любви ещё ничего не думалось.

Белка родила Кляксу. Впервые за много вёсен котёнок родился живым. Очень крупный, серый, пушистый. На широкой морде большое тёмное пятно…

Опыта у кошки не было совсем. Иногда казалось, что она с удивлением смотрит на сына: «И что с ним делать?!»

Стало тепло, Кляксу впервые вынесли поиграть во двор.

И он сразу же упал с крыльца в лужу.

Так и стоит перед глазами эта картина. Он сидит на кочке, мокрый, растерянный. Вокруг лужи ходит, брезгливо встряхивая лапами и беззвучно разевая рот, кошка.

Мелькает в  вишнёвых кустах пёс.

Гарька появился на беззвучный зов Белки, увидел котёнка, решительно прошлёпал по воде, клацнув на меня зубами, подцепил котёнка за шкирку, уволок к себе в будку и… начал тщательно вылизывать.

С этой минуты они стали неразлучны. Кошка получала сына только для кормления. Потом собачьи зубы сжимались на загривке. Кляксу уносили в будку для игр, облизывания, сна. Гарька заботился о каждом, кажется, не только шаге, но и вздохе. Пушистый загривок котёнка полысел от частых переносок. Белка, встречаясь с сыном, недоверчиво его обнюхивала, но уйти не могла: пёс понимал важность приёма материнского молока и контролировал процесс.

Спал котёнок с собакой. Повзрослев, сам уже бежал через открытую летом дверь в будку. Так белую кошку он поменял на чёрного пса.

Позднее, в другой своей, взрослой, жизни, Клякса будет ходить с моим дедом на рыбалку и за травой для кроликов. Как собака.

Счастье заканчивается быстро.

Приехала бабушка. Меня отправили погостить с ночевой. Впервые в жизни домашний закон «Для маминого спокойствия все должны спать дома» был нарушен.

На семейном совете решили, что кошка и кот в доме – это слишком много.
 
О моя мудрая бабушка!

Она посадила котёнка в корзинку и увезла к себе в деревню.

Как Гарька почувствовал собачьей душой, что теряет свою любовь – я не знаю. По рассказам бабушки, он долго бежал за автобусом. Сначала лаял. Потом молча.

Исчез он дней на десять.

Все слёзы были пролиты, все страшные картины представлены, когда однажды вечером заросли патиссонов раздвинула печальная собачья морда. Покачиваясь, собачья тень скользнула в будку. Белка вышла на наши крики, внимательно посмотрела на Гарьку, вздохнула и улеглась рядом.

Так они лежали, долго, мордами друг к другу.

Следующей весной Белка благополучно разрешилась тремя пушистыми котятами. Когда стало совсем тепло, она сама вынесла их на крыльцо.

Но время любви ушло.

Теперь я это понимаю. Тогда же всё представлялось чудовищно неправильным. Для Гарьки котята не существовали. Они ползали по всему двору, забирались в будку, ели из собачьей миски. И когда уже совсем беззастенчиво пытались залезть на морду или цапнуть за хвост – Гарька вставал и уходил со двора.

Вот почти и вся история о первой любви…

Ушли они в один год. Осенью, отстаивая свою независимость, я уезжаю учиться. Гарька весной во время очередного побега на свободу попадает под машину прямо у ворот и приползает умирать под крыльцо, туда, где когда-то родился. Кляксу крадут летом: останавливается машина, выбегает женщина, хватает кота… Соседи так рассказывают деду. Белка уходит последней, зимой.  Она ослепла, во двор не выходила, по дому ходила шатаясь, натыкаясь на мебель, но всегда могла найти мою маму, по задыхающемуся дыханию, по звуку её сердца, с перебоями. Однажды утром кошка просто не проснулась там, где любила спать, в ногах.

…И не могло меня быть в том автобусе.

Но почему же спустя столько лет всё слышится отчаянный лай, всё видится безнадёжный бег. Всё кажется, что это я бегу, обдирая лапы на горячем асфальте.
                Начало октября 2010 года