Как Николай Аносов соловьёвцев перехитрил

Каждый раз, когда я садился за стол, чтобы приступить, наконец, к рассказу об истории Соловьёвска, сталкивался с проблемой: с чего начать. Логично начинать с начала, то есть, с первых находок золота в его окрестностях. Но о находках Николая Аносова, кажется, уже писано-переписано. Кажется, что эту историю знают уже все, и что читать не раз читанное никому уже не захочется.

Но дело в том, что некоторые события не так уж всем известны. Более того, я хочу сейчас рассказать кое-что, неизвестное пока никому — ни живущим в Соловьёвске, ни историкам. Для очень многих читателей это будет как раз то самое новое, которое попросту хорошо забытое старое. К счастью, сохранившееся в архивных документах и собравшееся мною по частям и по крупицам уже многие годы.

И главным открытием стала рукопись, недавно обнаружившаяся в Москве, в одном из частных архивов. Мемуары самого Николая Аносова, записанные им в 1880 году. И с её электронной копией меня познакомила Ирина Михайловна Яковлева, которая тоже давно уже собирает всё об Аносовых и публикует найденное на персональном сайте «Капризы памяти» (http://sundry.wmsite.ru/)

Но, чтобы открыть новое, придётся всё же начать с более или менее известного.
Итак, о находках Николая Павловича Аносова.

Эта история началась в те далёкие времена, когда левобережное Приамурье ещё не было частью Российской империи. Но генерал-губернатов Восточной Сибири Н. Н. Муравьёв уже поставил целью сделать его российским. Он в 1854 году организовал и возглавил сплав по Амуру, взяв с собой молодого, но подававшего надежды Николая Павловича Аносова, лишь недавно окончившего Горный институт.

Одним из результатов плавания стал «Краткий геогностический очерк прибрежий реки Амура члена-сотрудника Сибирского отдела Императорского Русского географического общества Н. Аносова». И в этом очерке Аносов сделал свой первый прогноз о наличии в приамурских недрах золота.

«…Толщи амурскихъ гранито-сiенитовъ, имеющихъ, безъ-сомненiя, связь съ такими же леваго берега Шилки, не суть ли и въ этой местности воспроизводители золота? Къ тому же различные роды метаморфических сланцовъ, подобно почве нерчинской, еще более утверждаютъ въ возможности на благонадежные поиски золота по левому берегу Амура…»

Только прогноз — это ещё не открытие. В экспедицию для открытия золота в Амурском крае Муравьёв отправит его позже, в 1857 году. Левобережье по-прежнему ещё не стало российским, и экспедиция Аносова поэтому началась за его пределами, у берегов Охотского моря. И до следующего, 1858 года Аносов занимался поисками, в основном, в бассейне реки Уды и её притока Маи Половинной, поднявшись, впрочем, до самых их истоков. А уже «опоисковав», как говорят геологи, вершину Маи, в начале следующего года он повёл отряд по реке Купури, перейдя в систему Амура. Тут как раз и «подоспел» Айгунский договор (заключён в мае 1858 г.), сделавший, наконец, амурское левобережье российским, а экспедицию Аносова законной. И золото, найденное Аносовым на ключе Кинляндяк, правом притоке реки Купури, стало считаться первой его находкой на Амуре и вообще на Дальнем Востоке.

Вслед за этим открытием последовали и другие.

«…Он, в 1859 году, открыл на правом берегу р. Ольдоя, в верхнем течении Амура первую золотоносную россыпь, около горы Солкокона, в 70-ти верстах от берега, - писал в 1875 году П. Михайлов в «Горном журнале». — Двенадцать лет неутомимых трудов, сопровождаемых всякими лишениями, близкими подчас к бедствию, привели, наконец, изследования г. Аносова к положительному результату. В 1866 году он сделал открытие капитальных россыпей…»

Вот об этом-то открытии капитальных россыпей и следует рассказать поподробнее.

Николай Аносов с самого начала своего знакомства с Приамурьем присмотрел для будущих поисков золота бассейн верховий Амура. Он считал, что эта территория наиболее удобна для постановки золотого дела, поскольку здесь ближе всего подходят к Амуру горы, в которых он ожидал открытие золота. Кроме того, и сама местность, и слагающие её горные породы напоминали породы и ландшафты соседнего Нерчинского горного округа, где золото он уже находил.

Между тем, отправлявший Аносова искать золото на Амуре Н. Н. Муравьёв по своим соображениям настаивал на иных территориях. Сначала он послал молодого горного инженера на Нижний Амур, где тот не надеялся что-то найти, не стремился и, соответственно, не нашёл (промышленное золото на Нижнем Амуре всё же было открыто позже). И, не найдя, отправился в дальний маршрут через Уду, Купури и Зею, в котором подтвердил находку золота на р. Кинляндяк отрядом Забайкальской экспедиции полковника Ахте.

По возвращении из этого маршрута Муравьёв, не дав отдохнуть, вновь отправил Аносова на Амур, вернее, на Зею, где знаки золота обнаружил другой горный инженер, И. В. Баснин.

Всякий раз Аносов, подчиняясь, всё же находил возможность хоть немного, но узнать про интересующий его регион. Ещё после первой отправки на Нижний Амур, он рассудил так: «Я хотя ехал в Приморскую область, но никто не мешал осматривать всё по дороге, а это составляло для меня главный интерес. Как только наступила граница Нерчинского округа, я начал исследование. Промывал устья ручьёв, впадающих сначала в Шилку, а затем в Амур с левой, русской стороны. Задавал местами шурфы, одним словом собирал пункты, на основании которых можно было бы сделать общий вывод, где следует искать золото и где не следует».

Вот и теперь, отправляясь по Амуру на Зею, Аносов всё же оставил один свой отряд под руководством штейгера Тетерина для поисков золота на левых притоков Верхнего Амура.

На Зее ни одной россыпи найдено не было: золотины приносило откуда-то сверху, но до «настоящих», по выражению Аносова, хребтов золотоискатели так и не добрались. А пока они брали пробы на встречавшихся зейских притоках, пришло известие от Тетерина, что на его площади золото есть.

Получив, наконец, «добро» на поиски золота там, куда он стремился с самого начала, Аносов со всеми имеющимися в его распоряжении силами отправился в заветный район.

«Средства были ограниченные, — вспоминал он потом, — мы смогли только исследовать небольшой район около открытия, проследить как следует район у нас не было сил».
Тем не менее, за зиму удалось открыть три россыпи в окрестностях горы Солкокон. А с наступлением весны отряды Аносова направились на запад, к Нерчинскому округу. Но золото перестало встречаться и исчезло вовсе.

Продолжать исследования в других направлениях было не на что, отпущенные деньги закончились. Как закончились и силы. Аносов и его люди слишком долго находились в тайге, и нуждались в отдыхе.

Сам Николай Павлович уже на выходе сильно простудился. Настолько, что уже собирался умирать и начал передавать дела. Однако кризис после приёма «ударной» дозы хины миновал, и, доехав до Иркутска, Аносов был вознаграждён Муравьёвым годовой командировкой в Европу.

А когда Аносов по пути в Париж остановился ненадолго в Петербурге, там его отыскал известный богач Дмитрий Бенардаки. Бенардаки, уже наслышанный об успехах молодого горного инженера, предложил ему ту же работу – поиск золота в Амурском крае – но за совсем другие деньги. Но, каким бы ни было заманчивым подобное предложение, Аносову никак не хотелось променять Европу на амурскую тайгу, которой он и так уже посвятил несколько лет. И он отказался, заявив, что к этому вопросу может вернуться не раньше, чем через год.

И когда через год Николай Павлович уже сам отыскал Дмитрия Егоровича, настроения у того были совсем иные. Затеянная им Амурская компания приносила лишь убытки, и компаньоны уже не хотели больше в неё вкладываться. Убытки Бенардаки приносили и некоторые его заводы, которые он, купив по невысокой цене по причине их убыточности, пытался модернизировать. Да и Высочайшего императорского разрешения на поиски и добычу золота частниками в новых российских землях всё ещё не было…

«Я так много потерял за два года, что решился более не начинать новых дел», - сказал ему Бенардаки. И теперь уже Аносов убеждал своего потенциального работодателя всё-таки вложить какую-то часть своих капиталов в амурское золото, обещая найти несметные сокровища, которые поспособствуют решению всех финансовых проблем. А для того, чтобы не одному нести бремя расходов на поиски, посоветовал подыскать других компаньонов, готовых пойти на риск, чтобы затем обогатиться. Не тех, с которыми создавал Амурскую компанию.

Так и появилось вскоре «домашнее» соглашение между Дмитрием Бенардаки, его сыном Николаем Бенардаки и купцами Василием Каншиным и Иваном Иконниковым. Будущие пайщики решили отправить на Амур поисковые партии под руководством Николая Аносова с тем, чтобы вместе потом добывать амурское золото.  И Аносов, получив деньги на первый год исследований, вновь поехал на Дальний Восток.

Пока не было разрешения на занятия частной золотодобычей в Амурском крае, он направился в Уссурийский край, где этим заниматься не запрещалось. Весь сезон 1863 года он пытался что-то найти в окрестностях Сихотэ-Алиня, но находил лишь следы старых разработок. И, сделав печальный вывод, что золото здесь когда-то было, но теперь его уже нет.

В 1864 году Аносов, перебравшись в с. Екатерино-Никольское на Амуре, на остатки денег занялся поисками в отрогах Хингана. Но, поскольку разрешения по-прежнему не было, он решил замаскировать свою истинную цель, говоря, что ищет железо. Маскировка удалась превосходно: он на самом деле нашёл месторождение железа. Но не золота. Интересная деталь: золото в том районе найдут гораздо позже, по его следам, считая, что если золото искал сам Николай Аносов, его просто не может здесь не быть. И будут показывать остатки зимовья, срубленного якобы им…
А в 1865 году Николай Павлович был готов начать поиски там, где золото, по его убеждению, не просто было, но должно было быть очень богатым – в левобережье Верхнего Амура. Но денег на поиски уже не было. А его письма и отчёты, посланные в Петербург, оставались без ответа. И напрасно Аносов сердился, грозился бросить службу у Бенардаки и заняться поисками в свою пользу – пусть потом инвестор локти кусает – денег на поиски так и не было.

«В Благовещенске, - напишет он позже в мемуарах, - пришлось пробыть всё лето. То была для меня классическая скука. К довершению моих забот, пришло известие, что 3 партии Соловьёва, при 70 лошадях, спустились на плотах к р. Горбице, и выступили в горы... По слухам, направляются к Ольдою».

Первой реакцией Аносова на это известие была паника: всё, к чему он стремился, чему посвятил уже несколько лет жизни, пошло прахом. Теперь золото, которое он уже считал своим, откроют другие, и он останется у разбитого корыта. Ни славы, ни богатства…

При этом в появлении конкурирующих партий во многом он был виноват сам: в 1861 году «Горный журнал» опубликовал его «Отчёт о действии Амурской поисковой партии в Амурской области», где прямо указывался Ольдой с его золотоносностью, и говорилось, что золото есть и в других речках.

Однако, поразмыслив, Аносов решил бороться. Собрав какие-то деньги, отправился в станицу Свербееву, где в ожидании томились три его приказчика. И вместе с ними придумал план, который мог на какое-то время остановить соловьёвские партии.

Из местных казаков, одетых по форме, Аносов сформировал группу, которая должна была сыграть роль «казённой» партии, подобно той, которыми он когда-то руководил. И этот отряд вместе с верным ему штейгером Тетериным отправил на перехват одной из соловьёвских партий, направлявшихся в сторону аносовского «заповедника», Нижнего Ольдоя.

Дальнейшее события были разыграны как по нотам. Тетерин, встретив соловьёвцев, представился руководителем казённой партии и пригрозил, что немедленно отправит нарочного сообщить властям, что частная поисковая партия ищет золото на казённых землях вопреки существующему запрету. Угроза возымела действие: соловьёвцы повернули обратно и, встретившись с остальными партиями Соловьёва, затаились до глубокой осени в тайге, не предпринимая никаких действий из-за боязни быть обнаруженными и наказанными…

* * *

Здесь следует остановиться, чтобы рассказать, с кем именно повстречался на Амуре Николай Аносов.

Имя откупщика и золотопромышленника Фёдора Петровича Соловьёва было ему знакомо очень хорошо. Более того, Соловьёв сыграл в его жизни одну из главных ролей.

Ещё во время учёбы в Корпусе горных инженеров Николай Павлович встретился с ним по совету своей матери и некоторое время жил в его петербургском «дворце». Фёдор Петрович, хорошо знавший покойного Павла Петровича Аносова, отца Николая, к нему самому относился с поистине отеческой заботой. И, когда обучение горному делу подходило к концу, у них состоялась беседа.
Соловьёв сказал молодому Аносову, что не следует ему стремиться попасть на службу на Алтайский горный завод, которым недавно руководил его покойный отец. Пусть туда едет его брат Александр. Максимум, который виделся ему в такой служебной карьере – стать начальником завода. И он посоветовал присмотреться к деятельности нового генерал-губернатора Восточной Сибири Н. Н. Муравьёва, который не сегодня – завтра присоединит к России Амурский край, открывающий новые перспективы.

А вскоре Соловьёв организовал и встречу двух Николаев, во время которой Николай Муравьёв в присутствии Николая Аносова повелел написать ходатайство министру о том, чтобы того после окончания учёбы направили в Восточную Сибирь.

Через год, провожая Аносова в дальний путь, Соловьёв снабдил его рекомендательным письмом, в котором предлагал оказывать своему протеже всяческое содействие. И это содействие было оказано уже в сибирском Ачинске, где начинались соловьёвские откупа. У Аносова к тому времени закончились деньги, и в Ачинске, благодаря письму, он был ссужен 100 рублями.
А в Иркутске он остановился у, по выражению Николая Аносова, Финансового Сибирского Царя – Степана Фёдоровича Соловьёва, сына Фёдора Петровича…

Фёдор Петрович Соловьёв умер вскоре после отъезда Николая Аносова, в 1856 году, и поисковые партии, с которыми конкурировал Николай Аносов, отправлял Степан Фёдорович.

Думается, что Соловьёвы могли бы стать лучшими инвесторами Николая Аносова, если бы в своё время не успел «перехватить» Дм. Бенардаки. Хотя продолжилось бы тогда дело Соловьёвых7 Ведь в в 1867 году умер и Степан Фёдорович…

* * *

…Получив выигрыш во времени после остановки соловьёвских партий, Аносов не бросился, однако, тут же в свой «заповедник» метить территорию. По-прежнему препятствовали отсутствие средств и высочайшего разрешения на производство поисков. И он снова уехал в Благовещенск.

Когда же поздней осенью соловьёвцы вышли из тайги в станицу Игнашину, где узнали об обмане, время было упущено. И пока они ездили за припасами в Нерчинск, наступили холода. В результате их плоты с грузом, отправленные по Шилке из Нерчинска в Игнашино, вмёрзли в лёд. Аносов получил ещё одну временную отсрочку.

Получил он, наконец, и деньги из Петербурга. Однако сумма была невелика, 5 тыс. рублей, и после возврата долгов их осталось лишь на снаряжение лишь небольшой поисковой группы. Аносов предпочёл ждать ещё, боясь, что отправленные им к заветному месту партии лишь укажут путь хорошо снаряжённым партиям конкурентов. Но лёгкие партии на Ольдой всё же отправил – в другую сторону, туда, где золото было, но не то, которое было нужно ему, не то, которое могло обогатить и Бенардаки, и его самого. Ведь по контракту он получал бы с каждого добытого пуда высокие «попудные» до полной выработки прииска, и поэтому для него было важно, чтобы пудов этих было много.

Поставить «заградительные» отряды было тем более важно, что соловьёвцы, перевезя по зимнему пути свои грузы в Игнашину, снарядились и вышли на р. Урушу (Аносов в своих «записках» называет её «Уручи»).

Когда Николай Павлович получил сообщение, что соловьёвцы на Уруше остановились и роют шурфы, он обрадовался.Обрадовался, зная, что Уруша хотя и с золотом, но бедна им – это урушинское золото задержит конкурентов ещё на какое-то время.

Тем временем пришёл очередной транш из Петербурга. Снова небольшой, в 5 тыс. рублей, но теперь денег уже было достаточно, чтобы заняться работой всерьёз.

Снарядив передовую партию, которой надлежало исследовать «заповедный» район в верховьях р. Крестовки, притока Нижнего Ольдоя, Аносов отправил её, поставив во главе опытного штейгера Тетерина. О том, куда именно отправлялась эта партия, знали только они, Тетерин и Аносов.
Тетерину были даны указания по маршруту с предупреждением: нигде долго не задерживаться, бить одиночные шурфы только в указанных Аносовым местах и следовать дальше, информируя о результатах поиска через нанятых на службу местных эвенков.

Сам же он поехал… на Урушу, туда, где уже стояла одна из соловьёвских поисковых партий.

Выйдя к ним, Аносов посочувствовал, что богатого золота не находится, и сказал, что собирается направить туда же свои партии, поскольку его результаты ещё хуже.

Теперь конкуренции испугались уже соловьёвцы. Не разглядев подвоха, они «уговорили» Аносова не идти на Урушу, взамен пообещав не ходить на Ольдой. На том и порешили…

«Мой план был тот, - рассказывал Аносов, - чтобы тогда только двинуться серьёзно, когда будет подступать распутье, когда я получу все сведения из передового отряда, когда подойдут все припасы, до того же времени окончить все зады, т. е. Сивагли, Монголи и те речки впереди, которые были пройдены Тетериным, не останавливаясь»…

Хитрость Аносова соловьёвцы разгадали очень нескоро. Только после того, когда все четыре соловьёвских партии, отработав по всей Уруше, так ничего и не нашли. Когда у трёх из них закончились и продукты, и деньги.

Четвёртый отряд соловьёвцев под руководством приказчика Александрова перебазировался в станицу Свербееву, которая была базой Аносова. Одновременно с затеянным кутежом Александров пытался вызнать у местных казаков, куда же ушла партия в очередной раз обманувшего их Николая Аносова. Но никто этого не знал. Им рассказали только про партии, стоявшие на рр. Монголи и Сивагли. Но соловьёвцев интересовал лишь сам Аносов…

…Пока соловьёвцы ещё стояли на Уруше, Аносов, получив известия из передового отряда Тетерина, что золото во всех обозначенных им пунктах найдено и убедившись, что его стратегический план удался, стал готовиться к отправке со своей партией туда, где должно было состояться открытие. К водоразделу рек Янкан и Джалинда.Тетерину, к неудовольствию штейгера, не желавшего уходить от найденного золота, велел идти со своим отрядом дальше на восток. Аносову было важно узнать, где золото закончится.

Но, однако, броситься, сломя голову, в «заповедник» ему помешала осторожность. Было только 12 февраля, и если соловьёвцы, что-то узнав, выйдут следом, они станут нежеланными соседями, успеют занять какие-то участки, и, возможно, лучшие. Нужно было дождаться весенней распутицы, когда вскрывшиеся реки помешают их продвижению.

Между делом Аносов посетил и Сивагли, и Монголи, где продолжали работать две его партии. Даже оформил заявку на одну площадь по р. Монголи. А когда получил утешительную новость, что соловьёвцы без средств «сидят» на Уруше, выступил, наконец, с базового зимовья, не сообщив никому о том, куда же, собственно, направляется. Это было тайной и для собственных рабочих, и для местных тунгусов, и даже сторож, оставленный в зимовье, не знал  том, куда пошла партия Аносова. Знал лишь он сам.

Был март. По пути отряд осмотрел ещё два намеченных заранее пункта: Аносов хотел увериться, что сзади ничего не осталось.

Когда отряд добрался, наконец, до р. Янкана, Аносов, высмотрев проталину на берегу, набрав несколько пригоршней песка, тут же взялся за промывку в луже ледяной воды. Первый же ковш оказался с золотом.

«Сняв шапку, я перекрестился, - вспомнит через годы этот день Николай Павлович. - Рабочий вытаращил на меня глаза, ничего не понимая. Вернувшись на табор, я объявил команде, что переход, тяжкий для них по глубокому снегу, окончен, что скоро будем строить дома, и теперь займёмся спокойно разведкою».

Шурфовку начали тем же вечером. Но её результаты не порадовали, золото было, но не в том количестве, что ожидалось.

Дни шли за днями, заканчивался март, постепенно прорисовывался контур россыпи, но содержание золота в ней так и не было выдающимся. Аносов уже дал команду собираться для перехода на Джалинду, где уже копали шурфы рабочие передового тетеринского отряда, но перед самым выходом туда взялся промывать глинистую породу, вынутую из последнего шурфа.
Этот момент он описывает в мемуарах с мельчайшими подробностями и лирическими отступлениями. Рассказывает, как несколько раз перетирал скребком глину на вашгерде, сливая мутную воду, потом уменьшил подачу воды, приступив к последней промывке…

«Медленно и плавно, начали струйки воды обмывать пески и тащить более лёгкие песчинки. Показалась чёрная полоска шлихов, и на них вдруг заблестела золотинка, на ней другая, за сею целое созвездие, и вся верхняя окраина покрылась блестящей змейкой золотинок. Застучало сердце в груди, уста шептали: «Слава Богу!» - и рука, судорожно сжав щётку, торопливо отделяла чистое золото. Привычный глаз уже определил достоинство пробы, золото было богатое, положительно некрупное и равномерное… Опомнившись от радости, снял шапку, взглянул на небо и перекрестился, без слов поблагодарил Создателя»…

Открытие состоялось.

Сделав повторную пробу и убедившись в богатстве песков, Аносов велел рабочим докапывать шурф, а сам, не медля, поставил возле него заявочный столб и вырезал на нём надпись, что это – начальный пункт прииска отставного поручика Дмитрия Егоровича Бенардаки.

На следующее утро с соседней Джалинды прибыл Тетерин, который привёз пробы из двух своих шурфов. Ему удалось взять их только с самой верхней части золотоносного пласта, поскольку талая вода шурфы затопила. Но пробы показывали, что россыпь Джалинды может оказаться ещё богаче.

Ещё несколько дней ушло на то, чтобы выкопать последние разведочные шурфы, размерить площади будущих приисков и оконтурить их границы столбами.

В конце апреля 1866 года к табору подошли партии приказчиков Данилогорского и Петрова, работавшие на Монголи и Сивагли. По плану они должны были забрать на центральном зимовье продукты и привезти их, но на зимовье продуктов не оказалось. Их по неизвестной причине не доставили туда из станицы Свербеевой. Голодные и измождённые, золотоискатели решили дойти до табора Аносова. Но продукты подходили к концу и здесь…

Подошедшие партии сообщили неприятную новость: на устье Янкана, в 30 верстах от аносовцев, уже стояла табором одна из соловьёвских партий, и руководивший ею приказчик Александров послал Аносову поклон. Утешало лишь то, что лошади соловьёвцев были изнурены и нуждались в отдыхе. А кормов ещё не было, трава только стала появляться на солнцепёках.

Николай Аносов, посовещавшись с эвенками, которые служили у него каюрами и проводниками, принял решение: если соловьёвцы пойдут дальше на восток по р. Крестовке, ничего не предпринимать, поскольку это был самый длинный путь к Джалинде. За это время можно было успеть «застолбить» прииски в её верховьях, где, собственно, и было золото.

Отправив одного из эвенков к табору Александрова с тем, чтобы проследить, в каком направлении отправится партия, Аносов занялся переброской партий Данилогорского и Петрова на Джалинду. От янканского табора до верховий Джалинды расстояние было небольшим, и для перебазировки хватало дня.

На Джалинде, где шурфовки Тетерина уже подтвердили ещё более высокое содержание и большую, сравнительно с янканской, крупность зёрен золота, оставалось лишь разметить будущие прииски и оформить заявки. На это тоже требовалось время, но теперь у Аносова под рукой были все его партии.

Сам он ещё некоторое время оставался на Янкане, прикрывая отход своих партий на тот случай, если сюда придёт Александров. Убедившись, что соловьёвцы пошли вверх по Крестовке, Аносов, свернув все работы на Янкане, двинулся со своим отрядом к месту очередной своей базы.

Выйдя на Джалинду, где уже ждали четверо его служащих, Николай Павлович объявил, что у них имеется только шесть дней, в течение которых нужно успеть завершить все работы по оформлению площадей. Он рассчитал то время, которое может понадобиться соловьёвцам, чтобы добраться до нижней джалиндинской площади, которую он позже заявит на имя Ивана Иконникова. Да и продуктов оставалось совсем уже мало, так или иначе нужно было отсюда выбираться…

После выдачи заданий вместе с одним из приказчиков и одним из эвенков он забрался на высокую гору, с которой просматривалась вся долина Джалинды (теперь эту гору в Соловьёвске называют Станционной). Эвенк Тимофей показал место, где, по его мнению, должен был выходить к Джалинде Александров. И Аносов велел приказчику Клименко с двумя рабочими и каюром Тимофеем немедленно отправиться туда и устроить там фальшивый «недоработанный» прииск, расставив столбы, сделав затеси и выкопав необходимые для заявок неглубокие ямы. Фальшивка должна была ещё на некоторое время задержать соловьёвцев.

Клименко отправился выполнять задание, а там, где впоследствии появятся настоящие прииски Верхне-Амурской компании, уже вовсю кипела работа.

Начав промеры и оформление с нижней площади, Аносов заявил её на имя И. А. Иконникова. Эта площадь впоследствии стала называться Нижне-Ивановским прииском. Следующим на имя Дм. Е. Бенардаки был оформлен Нижне-Дмитриевский прииск. Затем последовали Верхне-Ивановский и Верхне-Дмитриевский прииски. А там, где, собственно, начиналась Джалинда слиянием двух речушек, омывавших подножие гольца, аносовцы остановились с тем, чтобы «приводить площади в законную форму». Вскоре здесь будет открыт самый богатый прииск всей системы, Васильевский, заявленный на имя Василия Каншина.

«Ровно чрез 6 дней явки означенных 4-х площадей были готовы, и Тетерин отправился в Албазин с 8 заявками, чтоб окончательно закрепить за нами право на владение Янканом и Джалиндой»…
А Аносов, между тем, хотя все тревоги были уже позади, отправил двух эвенков выяснить, где теперь соловьёвцы и чем они занимаются. Следопыты выяснили, что партия Александрова, задержавшись таки на фальшивом прииске, всё же пошла вверх по Джалинде и дошла до Нижне-Ивановского прииска, где остановилась на днёвку. Затем Александров, поняв, что здесь, на Джалинде, ему тоже делать уже нечего, отправился вниз по реке. На Боковой Джалинде он встретил шурфы партии Тетерина и, не задерживаясь, повёл свою партию ещё ниже, к Уркану, где, как считал горный инженер Аносов, богатых россыпей быть уже не может…

Так закончилась история открытия золота на Джалинде. В следующем, 1867 году, произойдёт несколько событий. Будут сделаны первые отводы на Васильевский и Нижне-Дмитриевский прииски, т. е., эти прииски будут считаться открытыми. Умрёт в Петербурге Степан Фёдорович Соловьёв. И этот год станет, согласно Памятной книжке Амурской области за 1916 год, годом основания поселения Соловьёвск…

…Когда кто-то из острословов (может быть, сам Аносов?) в насмешку назвал месторасположение остановившегося для днёвки Александрова соловьёвским прииском, он не предполагал, наверное, что это название сохранится в истории. Однако, как привязываются прозвища к людям, название «Соловьёвский прииск» привязалось к урочищу, примыкающему к Нижне-Ивановскому прииску на Джалинде. И, более того, поглотило потом само название Нижне-Ивановского прииска. Теперь мало кто знает, что нынешний Соловьёвск расположен большей частью там, где был некогда Нижне-Ивановский прииск…

Дальнейшее развитие территории описано многими. Например, окружный инженер Амурского горного округа Сильвестр Карлович Оранский писал в 1893 году:

«…Обстановка в первый раз золотого дела на Амуре началась с августа 1867 года на Васильевском прииске по рч. Джалинде, а в следующем году было добыто уже 50 п. 11 ф. золота, при 360 годовых рабочих и при среднем содержании золота в 3 золотн. 15 дол.; затем, в 1869 г. намыто уже 93 п. 15 ф., а с устройством в Джалиндинской системе золотопромывальных машин, количество добываемого золота с каждым годом более и более увеличивалось. Здесь, кстати, замечу, что на том же Васильевском прииске первой группы устроена была в 1870 г. первая на Амуре золотопромывательная машина. Эта первая постановка Амурскаго золотого дела принадлежит бывшему уполномоченному Верхне-Амурской компании, горному инженеру А. М. Шестакову, позаботившемуся в то же время и об устройстве положения рабочих на Амурских приисках, и о лучшем их содержании, и о доставке их от Стретенска на прииски и обратно на счёт золотопромышленников, при полном пищевом довольствии. Словом, как Аносов был первым открывателем золота на Амуре, так Шестаков является первым организатором работ на приисках».

Сейчас вся территория р. Джалинды находится в зоне влияния акционерного общества «Прииск Соловьёвский», которое, базируясь в Соловьёвске (теперь это поселение считается селом), ведёт добычу золота преимущественно вдали от Джалинды, с которой всё начиналось.

А сражение за Джалинду между Аносовым и соловьёвцами ушло в историю, которой не так давно исполнилось сто пятьдесят лет…


Источники

Аносов Н. П. Краткий геогностический очерк прибрежий реки Амура // Записки Сиб. отд. Рус. геогр. о-ва. 1856. Кн.1. Отд.1. С. 109–138).
Аносов Н. Геогностическое описание берегов реки Амура с рисунками с натуры самого Аносова/ Горный журнал. 1861. Ч. II. С. 1.
Аносов Н. П. Отчёт о действии Амурской поисковой партии в Амурской области // Горный журнал, 1861. Ч.2. С.1–31.
Аносов Н. Амурские золотые россыпи/ Горный журнал. 1866. Ч. IV. С.161.
Аносов Н. П. Записки, писанные на даче в Павловске в 1880 году / Частн. архив. Рукопись.
Михайлов П. О золотых россыпях р. Амура/Горный журнал. 1875. Т.4. №11. С.191–197.
Оранский С. К. Золотые промыслы в Амурской области в 1893 г./Приамурские ведомости: Приложение к №26, 27. Хабаровск, 1893. 22 с.
Рапорт Горному Департаменту Горнаго Инженер-капитана Аносова об открытии золота по Амуру, от 30 июля 1869 г./ Горн. журнал. 1856. Кн.1. С.161¬–163.
Тове Л.Л., Иванов Д.В. Отчёт по экономическому и техническому исследованию золотопромышленности Амурско-Приморского района. Т 2. Амурская область. Часть 1. СПб: Якорь, 1905.
Янчуковский В. А. О приисках Верхне-Амурской компании/Горный журнал. 1890. Т.2-й. Апрель-июнь. С.358–372.

Примечание. В электронном виде впервые опубликовано на Прозе.Ру. В печатном - в альманахе "Приамурье", а затем в книге "Золотые имена Соловьёвска", изданной в 2018 г.