Замолаживает. Литературные анекдоты о писателях

  Сибирский историк Александр Элерт, обладая обширной эрудицией, интеллектуально развлекался в образовавшиеся часы досуга, сочиняя рассказы, героями коих были примечательные исторические личности. Ведь выйти за границы суховатых канонов научного текста для ученого вполне может восприниматься как своего рода отдохновение. Вот прекрасный образец этого творчества.
  Владимир Иванович Даль значительную часть своей жизни проводил в дороге, путешествуя по российским губерниям, собирая слова для своего знаменитого «Толкового словаря живого великорусского языка».
  В его походном багаже, помимо всего необходимого в дороге, вне зависимости от времени года и длительности путешествия, обязательно присутствовали три вещи: записная книжка с карандашом, фляжка с коньяком и револьвер. С книжкой понятно, а вот с коньяком и пистолетом – сложнее. Даль был человеком строгих правил и, зная свой непростой характер, определил: нашел новое слово – «наградил» себя рюмочкой, нет слова – нет и коньяка. Бывало, что за день он узнавал столько новых слов, что половые на руках заносили словолюбца в нумер. Но фортуна к исследователю бывает, переменчива, и тогда он был раздражителен и трезв. С пистолетом еще сложнее. Казалось бы понятно, потаскайся по просторам российским, тут тебе и люди лихие, и волки в ночной степи… Однако Даль был человеком обидчивым и вспыльчивым, да еще и бывшим морским офицером, хотя и медиком. Как напивался, так всех вокруг подозревал в оскорбительном по отношении к себе поведении. Тогда без всяческих формальностей, вроде требования сатисфакции, доставал револьвер и начинал палить. Будучи близоруким, он за всю жизнь никого даже не ранил, но за разбитые зеркала, мебель и посуду платить приходилось. Выход нашел такой: клал незаряженный револьвер в карман, а патроны прятал поглубже в саквояж. «Буду трезв, – рассуждал он, – успею добраться и до патронов, и от волков отстреляться. А коли пьян, так и патронов не найду».
  В губернской глубинке Даль беседовал с мужиками и детьми. Любил ли он детей? Да терпеть их не мог! Однако, поначалу надеялся, что непосредственность и искренность ребятишек позволит ему услышать множество слов, которые взрослые уже не употребляют. Он беседовал с детворой, угощал их конфектами, но слова слышал такие, что никакая цензура не пропустит. Более того, слопав конфекты, дети веселою толпой сопровождали его поход по деревне, выкрикивая чушь, вроде: «немец, перец, колбаса», да еще и всяческой дрянью кидаться норовили.
Даль был больше датчанином (по отцу), чем немцем (мать немецко-французского происхождения), но все принимали его за немца. Бывало, присядет он к мужикам, покуривающим, сидя на бревнах, беседу заведет, слова записывает, довольный. Но слышал бы он их разговор о нем после ухода: «Вот ведь, немчура, вынюхивает, слова ему нужны, а то мы без ума, так все и рассказали. А ты, Игнат, хват, таких слов барину наговорил, каких и не бывает! – Бывает, не бывает – дело десятое, он мне целковый подарил, айда в кабак мужики!»
  Как-то возвращается Даль из очередного вояжа. Настроение неважное – за весь день ни одного стоящего слова! А тут погода портится, поземка в метель обратиться грозится, холодает. «Сейчас бы коньячку для сугреву», - думает Владимир Иванович, но нельзя,– нет слова, нет и коньяка! Тут ямщик говорит: «Замолаживает, однако!» Даль встрепенулся: «Стой!». Достает записную книжку и пишет: «Костромская губерния, ямщик – «замолаживает» (значение – погода портится, холодает). Отыскивает заветную фляжку, наливает, выпивает. «Замолаживает, - повторяет про себя Даль, словно перекатывая на языке сочную, вкусную ягоду, - да за такое слово не грех еще одну стопочку махнуть! – Наливает по второй». Но тут ямщик оборачивается, смотрит с укоризной и молвит: «Эх, балин, ведь клепко замолаживает, потолопиться бы надо!» Хорошо, что револьвер был не заряжен.