Хочу к дедушке

Вечер полз по крышам зданий, сгущался на больших и маленьких улицах, прислонялся к лицам уставших людей. Вечерняя тьма напоминала тонкое шелковое покрывало, которое едва охватывало пространство между землей и первыми этажами зданий. Вечер был только там, где темнело небо, потому что ночь была безжалостно вытеснена с поверхности земли светом электрических фонарей.
Десятилетний Ванька Жуков не заметил приближения вечера, хотя именно в это время суток этот район Города становился многолюдным. Для него не имело значения, что вечер уже наступил, важнее было то, что стало больше людей, которые шли домой после работы, заходили в магазины. Многие заходили и в церковь, около которой была Ванькина жизнь.
Рядом стояли и сидели обездоленные нищие, лица которых были обращены к входу. Но церковь не слышала их мольбы.
Лишь у некоторых людей еще хватало чувства жалости, чтобы достать из кармана и бросить в грязные ладони одну или две монетки.
Ванька плакал. Он долго смотрел на фонари, и они казались ему разбросанными вокруг огненными брызгами. Очень хотелось есть. Вроде совсем недавно, в полдень, он съел пирожок, который дала ему сердобольная тетка, но казалось это было так давно…
Весь день солнце жгло ему спину, едва прикрытую грязной майкой, руки, которые он протягивал к людям, онемели до локтей, но слабое позвякивание монет, доносившееся из кармана, не приносило радости, в нем звучало тревожное предупреждение. Ванька чувствовал, как с каждой минутой его страх, все усиливаясь, гусеницей полз по телу.
-Тетенька, подайте милостыню, - умолял он.
Лица проходящих были каменно-холодными, они шли мимо, сердито отмахиваясь, и торопливые шаги означало одно – поспешное стремление уклониться от всего неприятного, что было рядом.
-Подайте, сколько можете, тетенька…Я сегодня ничего не ел, - умоляюще тянул Ванька.
Ответом на его мольбы были угрюмые, брошенные искоса взгляды, брезгливость и раздражение. « Их заставляют попрошайничать, чтобы родители могли купить водку!» - часто приходилось слышать Ваньке.

Не мог он объяснить каждому прохожему, что родители у него нет, он и не помнил их. Воспитывал его дедушка. И жили они в деревне.
-Ванятка! – сказал ему дед в тот памятный день. – Ступай во двор, поиграй, внучек! А я прилягу, что-то нездоровится мне.
Дедушка улегся на кровать, а Ванька пошел во двор, соображая, чем бы ему там заняться. Он играл возле поленицы и видел, как в дом вошла соседка, тетка Дарья. Видел и как соседка, торопливо выбежала из дома, побежала куда-то по улице. Вскоре она вернулась с двумя другими соседками и дядей Егором, тоже соседом. Они все прошли в дом, а потом тетка Дарья вышла и повела Ваньку к себе домой, сказав, что дедушка заболел и Ванька пока поживет у нее. Она накормила Ваньку вкусным борщом, дала книжки с картинками, велела играть и никуда не уходить. Ванька листал книжки, а потом его сморило и он уснул прямо на пестром домотканом коврике. Разбудили его громкие голоса. Он открыл глаза и увидел местного милиционера, которого дед называл «живоглотом» и незнакомую, толстую тетку с громким голосом, одетую по городскому. Тетка взяла его за руку и повела за собой. Ванька сопротивлялся и кричал, что хочет к дедушке, но тетка тащила его за руку. А потом сильно ударила его по щеке и велела замолчать. Ваньку посадили в милицейскую машину, страшная тетка села рядом с Ванькой и они куда-то поехали. Ванька плакал, тихонько скулил, боясь произнести слово. Но тетка велела ему молчать. Потом они долго ехали на электричке. Так он оказался в Городе, в детдоме. В первый же вечер его побили старшие ребята. Это называлось у них «прописка».
Потом его били почти каждый день. Просто так, от скуки. У него отнимали еду и Ванька всегда был голоден.
А потом бить перестали, потому что случилось это. Завхоз, которого между собой все называли  Рвота, потому что у него воняло изо рта так, что стоять даже рядом было невозможно, привел Ваньку в кладовку и что-то сделал с ним. Ванька пытался вырываться и кричать, но Рвота сильно зажал ему рот.
Ваньке было очень больно, но он не мог вырваться, а когда все кончилось, завхоз дал ему маленькую шоколадку и велел никому ничего не рассказывать. Ванька после этого долго не мог нормально сидеть на стуле – было очень больно Потом это стало постоянным, но старшие бить его перестали, видно завхоз взял его под защиту. Только вскоре он куда-то исчез из детского дома и бить Ваньку стали снова. Однажды его избили очень сильно, так, что Ванька оказался в больнице. Потом он вспоминал больницу, как самое счастливое время в своей короткой жизни. И хоть его пичкали какими-то лекарствами, делали уколы, но здесь ему было хорошо. А нянечка больничная, тетя Рая очень жалела его, называла сироткой и приносила иногда какой – либо пирожок или яблочко. Это тетя Рая сказала Ваньке, который все мечтал вернуться к дедушке, что это невозможно, что его дедушка умер, потому он и в детдоме. Ванька не понял, что такое «умер» и спросил, а где же сейчас дедушка. И тетя Рая с вздохом сказала, что если был он хорошим человеком, то в раю, на небесах... А вечером того же дня сказала, что Ваньку завтра выпишут из больницы и он вернется обратно в детский дом. Ванька заплакал, потому что даже забыл в больнице о детском доме. Ему казалось, что все ему приснилось. Он плакал всю ночь, а рано утром вылез через окно и ушел куда глаза глядят. И блукая по городу вышел к церкви, где его окликнула бабушка Маша…

И всё же люди были частично правы – ему приходилось отдавать всё выклянченное бабушке Маше. А у бабушки Маши почти все отбирал Короста, как, впрочем и у других нищих. И он всегда проверял всё ли ему отдали, не утаили ли от него сколько ни будь.
«Подают?» - точно наяву, услышал он скрипучий голос Коросты и вспомнил, как алчно блестели его глаза, когда он со злорадством отнимал свою долю.
-Подайте, дяденька… тетенька… Мне нечего есть, - снова запричитал Ванька. За слезы здесь никто не платил, они были обычны, как капли дождя в широких трещинах асфальта. Люди уже привыкли к нищим просящим милостыню возле церкви. Им ведь тоже часто приходилось нелегко. За собственными заботами никто не замечал других.
В церкви закончилась служба. Люди ринулись к выходу с такой поспешностью, что можно было подумать – там, внутри, за все время службы, длившейся не один час, их что-то жгло, заставляя страдать их тела и души. Мальчик обрадовался. Скоро в ладонь будет чаще падать подаяние. Он даже шагнул навстречу приближающимся людям.
-Вот-вот придет Короста, - сказала бабушка Маша, которая сидела тут же. Радость Ваньки мгновенно исчезла. Урчащий живот вновь напомнил ему, что он голоден. От страха по всему телу пробежали мурашки, волоски на руке поднялись, как  будто к нему протянулись страшные лапы какого-то злого колдуна. Глядя на бесчувственных, безжалостных прохожих, он почувствовал, как внутри у него все горит. Он даже не понял, почему это произошло, почему чувство голода и опасности так обострилось. Хотя и сегодня, и в течение нескольких предыдущих дней все его существо ждало какого-то потрясения.
Ему бросили несколько монет в ладонь, именно бросили, а не положили, потому что дающие испытывали отвращение от возможного соприкосновения с грязными ладонями – будто бы только их тонкие холеные руки могут быть чистыми. Торопливыми движениями Ванька рассовал мелочь по карманам. Она глухо звякнула о лежавшие там несколько копеек. И еще несколько монет бросили ему в ладонь. За этим занятием он не заметил, что поток людей, выходящих из церкви, сильно поредел. И вновь Ванька видел каменно холодные лица прохожих, опять они проходили мимо, иногда злобно отмахиваясь, а торопливые шаги означали одно – поспешное стремление уклониться от всего неприятного, что было рядом.
-Вань, вон Короста пришел! – сказала бабушка Маша и торопливо стала доставать собранные  деньги, которые она завязала в платочек.
Ванька оглянулся и  посмотрел куда показывала старуха. Это, действительно, был он, Короста. Грузная фигура, огромные руки, уродливая маленькая голова в кепке.
Ванька  засунул руку в карман, нащупал монеты. Они холодили ладонь. Этот холодок вместе с током крови пробежал по всем его венам. Но это было недостаточно, чтобы порушить жар, пылавший внутри. Он сгреб всю мелочь в ладонь.
-Бабушка Маша, скажите Коросте, что меня нет! – быстро сказал он старухе.
-Чего? Да ты с ума спятил, Ваня? Короста тебе покажет, ведь он тебя уже видел!
Ванька все слышал, но это его не остановило. Он пошел, сначала медленно, а потом, завернув за угол церкви и почувствовав себя в безопасности, побежал, что есть духу. Добежав до улицы, где ходили машины и трамвай, он старался затеряться в толпе идущих людей…он свернул за угол здания и затаился…
И тут в его детском уме возникла мысль о бунте. Бежать от Коросты, от бабушки Маши, от церкви, бежать от голода, от непроницаемых лиц, от этой жестокости, с которой ему снова и снова приходилось сталкиваться, от брезгливо сторонившихся его людей. Куда бежать? В деревню, к дедушке – он не умер, это неправда! Люди злые, они обманывают его, Ваньку, а дедушка ждет его…
-Стой, гаденыш! – послышались приближающиеся шаги.
Мальчик вздрогнул. Резкий окрик поверг его в ужас. Ему хотелось бежать, бежать как можно дальше. Но Короста железными  пальцами уже впился в руку, вмиг заставив забыть то ощущение собственной силы, которое возникло у него после этого бунта против голода, опасности и жестокости.
-Отпусти меня, Короста! Отпусти меня! Я к дедушке хочу, к Константину Макарычу, в деревню! – только и смог прокричать Ванька.
И больше он не слышал резкого голоса. Страшный удар по лицу отбросил его в сторону, он отлетел и ударился головой о бетонный бордюр. И спустя несколько секунд он вообще перестал что-либо чувствовать…

Ванька бежал по какой-то странной светящейся дорожке, в светлом лучистом пространстве, а навстречу ему торопился дедушка, радостно протягивая руки навстречу…