Елена

Автор картинки мне неизвестен.

  Елена перебирала бережно свои сокровища: коллекцию фарфоровых фигурок. Сегодня утром она уронила одну из них, маленького смешного единорога, и у того откололся позолоченный рожек. Как у Теннесси в «Стеклянном зверинце», теперь это просто лошадка. Лена сглатывала сухие слезы. Она не могла ни выбросить игрушку, ни склеить ее. Да и хранить в таком вот виде не хотела. Не в силах на что-то решиться, она все же разревелась. И неожиданно обнаружила, что оплакивает не фигурку, а всю свою нескладную жизнь. Как так? Она ведь умная и симпатичная, и вообще-то в целом жизнь идет довольно неплохо. Но отчего-то было нестерпимо жаль себя, своих надеж, своих неудачных любовей. Ей казалось, что она растеряла нечто важное. Возможно, наивную веру в запредельность или вернее беспредельность мира, детский взгляд на вещи со всей его простой и бескомпромиссностью. Она так долго боролась с реальностью, что стала сильной и практически неуязвимой. А сила обернулась вязкой слабостью, когда, избегая разочарований, человек перестает мечтать.
  Елена села в кресло, держа в руках покалеченного единорога и отколотый рог. Она закрыла глаза и принялась считать про себя, пытаясь успокоиться:

Раз – любовь напоказ
Два – несбывшаяся мечта
Три – об этом не говори
Четыре – во что верили, позабыли
Пять – нет сил начать…

   Она вскоре задремала от усталости и чтобы сбежать от едкого разочарования. Дыхание выровнялось, черты прояснились, Лена провалилась в сон.
   Очнулась в лесу, переполненном звуками и, как ни парадоксально, тишиной. Она бежала по лесу, по запаху, по влажному мягкому мху. Она была волчицей, большой и сильной. Бежала стремительно, и лес проносился мимо, будто кто-то быстро пролистывал картинки. Определенной цели не было, да она не нуждалась в ней. Ей нравилось само движение вперед, поскольку содержало все, что можно было назвать жизнью и даже то, что значительно превосходило любые представления о ней.
   Лес оборвался так, как перехватывает дух. Елена замерла на краю обрыва, и где-то далеко внизу блестела шелковая нитка реки. До самого горизонта, точно распахнутая ладонь, зеленело древесное море, такое понятное и такое недостижимое. Не в состоянии продолжить бег волчица выпрямилась в безупречном совершенстве порыва, запрокинула голову и завыла. Естественная безудержная страсть, что пульсировала в живой волчьей крови, вырвалась на свободу и обернулась звучанием. Волк-одиночка пела по-волчьи, как умела, и некому было судить ее и незачем. Ибо обнаженная суть, всегда столь высокая, недоступна для оценок и суждений, и дотянуться до нее возможно лишь собственным глубоким сопереживанием. Но именно теперь, когда рассыпались последние заграждения, Елена перестала чувствовать одиночество. Один за одним к краю подходили такие же волки, как она. Они подавали свои голоса, вплетали их в ткань ее песни. И в хаотичном соединении проступила невыразимо ясная гармония бытия, где ни одни звук, не мог быть лишним. Где ни один волк не мог быть одиноким. Вой сделался плотным и упругим. День вылинял в густую, как смола, ночь. И желтый глаз полной луны заглядывал бесцеремонно в самую сердцевину души, будто сдирал приросшую личину, отчего тело делалось легким, почти эфирным. Очертания леса растекались, точно клякса по бумаге, пока не простыли вовсе. Вокруг, вверху и внизу, осталось лишь темное пространство с мерцающим звездным крошевом. Елена – невесомая лунная волчица – летела по Млечному Пути, когда в скоплении звезд обозначился силуэт огромного такого же дикого волка. Он скалился и прижимал уши, но то была не ярость. Вернее ярость, но ярость созидания, дарственная ярость огня. Елена припала на передние лапы, затем выгнулась и прыгнула навстречу ему. И начался дикий танец, звериное живое месиво ощущений. Тут не было красоты, отсутствовал стыд, не существовало границ. То ластились, то кусались. Отступали и набрасывались друг на друга. И бежали, бежали, бежали по звездам, по темному телу Вселенной, оставляя внизу тот мир, который не мог быть настоящим, поскольку не мог вместить целиком совершенное единство борьбы и слияния, а лишь выхватывал фрагменты, тем самым обманываясь и заблуждаясь.
   Вот такой в действительности была любовь. Елена только подумала эту мысль, как тут же рухнула с небес. И очутилась в самом центре бушующего океана. Она свалилась на жалкий бревенчатый плот и осознала себя человеком. Страх заполонил ее сознание. «Я не справлюсь, я не смогу!» - слова больно ударили в живот, парализуя способность к действию. А небо меж тем клубилось и грохотало, извергая из себя ливень и молнии. Громады волн вздымались вверх, как горы, перемешивались с дождем, и казалось, вода повсюду. Стихия затмила Елену, выдавливая из нее отчаяние, пока, наконец, та не ощутила соленый железистый привкус воли. Воли к жизни, к победе, к сопротивлению. Она не перечила судьбе, нет, она ловила ее знаки. Ловила ее за хвост, за единственную возможность преодолеть испытание. Вот она уже не на плоту, но на корабле. Тянет какие-то тросы, убирает паруса, отдает приказы. Рядом сражаются с бурей ее товарищи. Они одно целое, и вместе они сильны. У бури не может быть конца, она отдает мощь тем, кто осмелится ей противостоять. И продолжается в людях. Она не разрушает, а лишь уничтожает страх и тем спасает. Солнце на небе – это мечта, шторм – это только путь.
   Осознание случилось, как проблеск света. Океан замер, точно погас, а день вылился молоком из стакана. Ошеломленная новым переживанием Елена стояла на верхней палубе своего корабля. Перед ее взглядом, точно лепестки лотоса, открывались чудесные картины мирной безбрежности. Свет менялся каждый миг, и каждый миг был неповторимо прекрасен. И казалось, нет конца той красоте, как не было конца у бури. Красота проникала в человека дивным ароматом и продолжалась в нем до тех пор, пока он отдавал ей свое внимание. Не существует слов ни в одном языке из тех, что когда-либо звучали на планете, чтобы передать точно восторг освобожденного сердца.
   Елена не могла больше верить, ибо знала. Но и не верить она не могла, ибо вера – это суть знания, когда человеческое существо, ограниченное, как должно, принимает ограничения в качестве доказательства безграничности того, что за ними.
  С последним словом этой мысли пропало все. И начался глубокий сон без сновидений, без времени, без пространства. Сон, в котором очевидно лишь отсутствие любого свойства или качества, а истинное содержание понятно настолько, что не поддается словам. Поэтому трудно понять, как долго Елена его смотрела.
   Она проснулась в кресле около полуночи и почти не помнила обстоятельства сна. Туманные обрывки быстро испарялись из памяти, оставляя после себя смутные предчувствия. Но все же ей было хорошо. Даже можно сказать, что Елена ощущала себя счастливой. Не радостной, не веселой, а именно счастливой. И прожитая часть жизни представлялась правильной и единственно возможной для нее судьбой, в которой ничего не хотелось менять. И еще ей мнилось, что та часть пути, который только еще предстоит прожить, уже исписан удивительными событиями, вещами и людьми. Все проявится в свой срок, ведь каждый миг мы начинаем жить заново. Заново учимся любить, верить, мечтать и знать. Мы, словно понарошку, забываем, чтобы заново обрести. Хотя не в состоянии потерять даже малую толику, ибо это и есть истинная наша природа, ибо это и есть мы.
   Еще Елена точно знала, как поступить с испорченной игрушкой. И нет необходимости описывать то, что понятно и так.

01.06.2017