Тайна за семью печатями

         
                Из цикла «Удерейские записи»
               
         Этот рассказ я хочу посвятить главным действующим лицам, южноенисейским приисковым мальчишкам. Они были любопытными и ранимыми, выносливыми и терпеливыми, усердно учились в школе, постигая сложную науку вхождения в жизнь. Во многих семьях отцы ушли на фронт. И мальчишки взвалили на себя непомерный груз семейной тяжести. Заготавливали на зиму дрова, вскапывали землю под посадку картофеля, преодолевали многие километры по гористой, лесной местности в поисках съестного. Летние каникулы для них не были днями отдыха, они работали на механическом и золотодобывающем производстве. Многие из них вместе с геологами мотались по берегам речек и ключей, отыскивая залежи золота.   
         Добыча золота на прииске наложила большой отпечаток на мальчишек. И они, следуя приисковой атмосфере, старались добычу золота, как общую приисковую тайну сохранять. Они пережили самые трудные годы в своей жизни, военные и послевоенные. В силу своего мальчишеского любопытства, они были свидетелями многих приисковых тайн. Они воочию видели и чувствовали приисковую жизнь тех далеких лет своей мальчишеской поры. В рассказе не будут фигурировать имена и фамилии мальчишек. За основу литературного изложения принято обобщенное понятие, приисковые мальчишки. Лишь только за редким исключением будут упоминаться некоторые имена. 
         Жизнь не стоит на месте. Она, то развивается, то затухает. Вот и приисковый поселок Южно–Енисейский, в котором некогда проживало более трех с половиной тысяч людей, и который был центром большого золотодобывающего района, радовал добычей драгоценного валютного металла государство, и вообще людей. А сейчас он дышит на ладан и ждет своего часа, когда власти официально объявят о его закрытии. Вместе с закрытием поселка исчезнет то, что было на виду приискателей, считалось атрибутом приисковой жизни. С закрытием поселка исчезнут многие тайны, существовавшие в нем, если о них не рассказать, они так и останутся тайнами.
         В народе есть такая поговорка, если тайна, то она обязательно за семью печатями. Была такая тайна и на золотом прииске Центральном, вернее в поселке Южно–Енисейский. И она сильно охранялась. С тех пор, как в 1837–1839–х годах были открыты Удерейские золотые прииски, главной тайной, атрибутом приисковой жизни, или ее признаком, была добыча золота. Однако его добыча на прииске не всегда была тайной. Если заглянуть в старые Красноярские газеты, то в них можно найти подробные сведения о количестве добываемого золота на бывшем прииске Гадаловске, переименованном советской властью в Центральный, ныне существующий как затухающий  приисковый поселок Южно–Енисейский. А вот в период советской власти количество добываемого золота на прииске было большой тайной.
         Кроме тайны добываемого на прииске золота, была еще одна тайна. Это тайна приисковых складов. Приисковая жизнь была так устроена, что на прииске всегда имелись склады, в которых закладывали впрок продовольствие. Много было складов на прииске Центральном. Приисковые склады были разумно расположены по всей территории прииска, на трех ярусах, нижнем, среднем и верхнем, и на случай пожара не смогли бы все разом сгореть. И хотя распределение территории под приисковые склады было условным, однако не трудно было заметить, что нижний ярус находился внизу, на дне Удерейской долины, средний, в середине поселка, в его центре, а  верхний ярус простирался по его вершине. 
         Приисковые склады, их «архитектурные» постройки вызывали у приискателей настороженные ассоциации, особенно в годы войны. Их полная внешняя изолированность и строгая недоступность, были для приискателей «тайной за семью печатями». Приисковые склады интересны еще тем, что их история перекликается с судьбой многих людей, а так же теми событиями, которые происходили здесь в разные времена.       
         Шла жестокая война, приискатели страдали от недоедания, особенно голодали дети. Купить что–то съестное в магазинах не представлялось возможным, в них ничего не было. И дети, особенно приисковые мальчишки, в надежде на то, что около складов можно увидеть что–то из съестного, собирались и пропадали около них целыми днями. Дети многое видели, замечали, что происходило около складов. Ведь склады были неким атрибутом приисковой жизни, и не заметить их было нельзя.
         Если читателю придется побывать на золотом Удерее, то он, несомненно, услышит один рассказ о давно минувших событиях. Суть этой истории, которая передается из поколения в поколение, заключается в том, что в один из дней едва не произошла стычка приисковых мальчишек с вооруженными сотрудниками НКВД.             
         В одну из весен, в разгар войны, стало известно, что в первое июньское воскресенье группа приисковой интеллигенции, среди которой будут и энкэвэдэшники, пойдет раскорчевывать землю под посадку картошки. Был выделен и земельный участок в густом, молодом сосняке, выше дома, который назывался домом заезжих, у левой кромки лога, начинавшегося от золотосплавочной лаборатории.
         Утром, в воскресный день, около дома РОНКВД, собралось человек   восемь с лопатами, кайлами и подались на место раскорчевки земли, Мальчишки, не выдавая себя и держась позади, последовали за ними. Минут  через двадцать добрались до участка. Они спрятались в густом сосняке, и их  никто не видел. 
         Собравшиеся раскорчевывали землю часа полтора. Солнце изрядно  припекало, полное безветрие и раскорчевщики быстро утомились. Кто–то подал команду на отдых и все мигом бросили работу и устремились в тень  сосняка. Вот на земле расстелили тряпицу и на ней появились горка ломтей  нарезанного хлеба, бутылка спирта и кружки сырокопченой колбасы. Увидав все это, у мальчишек потекли слюнки, ком горечи и злости подкатил к их  горлу. Сидя  в густом сосняке, они еще ниже прижались к земле, чтобы их не могли увидеть раскорчевщики.               
         Приняв спиртное, закусив сырокопченой колбасой и разомлев на  горячем солнце, раскорчевщики хохотали, ржали и сыпали непристойными  анекдотами, как будто время было не военное, не было и тех трудностей, с  какими каждодневно сталкивались приискатели.   
         Для мальчишек секрета не было, откуда могла взяться сырокопченая колбаса в самый разгар войны, когда в магазине кроме малой доли хлеба,  выдаваемой по карточкам, больше ничего купить было нельзя. Среди раскорчевщиков была женщина, с заковыристой фамилией, Бородич. Она работала кладовщицей на нижнем складе, где и могла быть сырокопченая  колбаса.      
         Сидя в сосновой засаде и видя как, подгулявшие пьют спиртное и уплетают сырокопченую колбасу, мальчишки уже было хотели наброситься на них и отобрать все съестное. Но еще не окрепший детский разум их остановил. И они тут же отказались от этой  затеи. Конечно, они не набросились бы на раскорчевщиков, малый возраст не позволял этого сделать. У них была вспышка детского гнева, вызванная увиденным. Они понимали, что у энкэвэдэшников с собой могли быть револьверы, и тогда все закончилось бы трагедией. У мальчишек к этому эпизоду возникло ледяное отношение, в их неокрепшем детском сознании вспыхнула непреодолимая ненависть к тем, в чьих руках имелась недоступное продовольствие.      
         Въезжая в центр Удерейского золотопромышленного района, в поселок Южно–Енисейский, каким являлся прииск Центральный, надо было преодолеть деревянный мост через старое, пересохшее русло Удерея, где на его правом берегу, на нижнем ярусе, бросался в глаза огромный, высокий, деревянный заплот. Он простирался по кругу, напоминая некую крепостную  стену, за которой находился склад. Складской заплот был так прочно собран, что в нем трудно было найти хотя бы одну щелочку. В заплоте, со стороны дороги, высокие, двустворчатые деревянные ворота, а рядом с ними, сбоку, небольшая, узкая дверца, вход в маленькую избушку, в которой круглые сутки сидел охранник, вооруженный боевой винтовкой. Винтовка, обычная, с магазином на пять патронов. Таких винтовок, оставшихся после Гражданской войны, было много, они хранились в запасниках Удерейского РОНКВД.
         Приисковые наземные склады на нижнем ярусе занимали площадь примерно метров семьдесят в длину и метров пятьдесят в ширину. Складской   заплот одной стороной примыкал к крутому бугру, на самом видном месте  которого стоял центральный деревянный магазин с широкой верандой на солнечной стороне, где часто сиживали старатели, рассказывая друг другу о своих фартовых или неудачных сезонных добычах золота. Из архивных документов удерейских золотопромышленников известно, что эти склады  были построены еще в начале 1910–х годов. На их территории в те годы  имелась и мельница для помола зерна на муку.
         Что хранилось в складах на нижнем ярусе, никто не знал. Но шило в мешке не утаишь. Несмотря на «тайну за семью печатями», было известно, что в складах даже в голодные военные годы имелась сырокопченая колбаса,  оливковое масло, водка, спирт, обувь и одежда. К общему удивлению, на приисковых складах имелись канадские элитные костюмы, куртки и брюки на молниях, пошитые из плотной зеленой перкали и меха альпаки. Обладателями этих изящных костюмов являлись те, кто составлял начальствующую обойму, они придавали им внушительный вид, отличали их от всех других, особенно тех, кто ходил в самопошитых ватных фуфайках. Правда, были случаи, и канадские костюмы перепадали в качестве премии за выполнение высоких производственных заданий по добыче золота и рабочим, например, капитанам драг, драгерам.
         Еще с довоенной поры на прииске Центральном имелся магазин под названием «Золотоскупка», в котором все, что продавалось, поступало с нижнего склада, поэтому он считался главным. «Золотоскупка» размещалась во второй половине центрального деревянного магазина. В ней торговали только на боны. Бон, талон или чек, заменяющий бумажные деньги. Достоинством бона было то, что он был в десять раз дороже рубля. Право приобретать бон имел любой приискатель, если он заключал с золотоприисковым управлением договор на добычу золота. Добывая золото по договору, приискатель обязан  был сдавать его в центральную кассу золотоприискового управления, а взамен денег получал боны.
         Приискатели хорошо помнили, что своего расцвета «Золотоскупка» достигла накануне войны. В «Золотоскупке» на боны продавалось многое из   того,  чего нельзя было купить в обычном магазине. Там в продаже имелись   сырокопченая колбаса, халва, мед, печенье, мука помола из твердых сортов  пшеницы, общеизвестная как крупчатка. В этом магазине в продаже были отрезы из добротной шерсти, кожаная обувь и элитные белые валенки, так называемые чесанки и фетровые боты, женские шубы, шапки–кубанки и муфты из беличьего меха, даже американские кожаные пальто «реглан» на меху и ювелирные изделия. До войны все это имелось в продаже в «Золотоскупке». Но когда грянула война, продукты и товары с открытой продажи исчезли, и золотоскупочный магазин  опустел.
         Приискатели знали, что нижний склад находится под вооруженной охраной и старались на него не обращать внимание. Охранник сидел круглые сутки в деревянной будке, но особого любопытства к нему никто не проявлял. Зато мальчишки часто лазили вдоль заплота, пытаясь разглядеть, что же находится внутри складской площадки. Можно было бы рассказать много эпизодов про нижний склад и о тех, кто там работал. Анатолий Ильич Максимов всю войну служил охранником в   конторе золотоприискового управления. В конце войны был переведен по этой же должности в нижний склад, о котором многое знал. После окончания войны  ушел на пенсию. И через несколько лет непроизвольно вернулся к разговору о тайне нижнего склада. Несмотря на то, что Анатолий Ильич Максимов много лет служил вооруженным охранником и знал многое о тайне охраняемых объектов, он был тем интересным человеком, о котором можно сказать только теплые слова.
         Анатолий Ильич–уроженец деревни Шеломки, Христо–Рождественской волости, Канского уезда. В приисковом поселке Южно-Енисейский за ним закрепилась кличка «колобок». Невысокого роста, кряжистый, когда шел по лесной приисковой тропе, или по тропе, заваленной глубоким снегом, перекатывался словно колобок. Круглолицый, с натруженными руками, которым он никогда не давал покоя, а все время ими что–то делал. Анатолий Ильич был одним из тех, кто испытал на себе сталинскую сплошную коллективизацию, которая согнала его с родных мест и заставила переселиться сюда, на Удерейские прииски.
         Когда в 1931 году коллективизация обрушилась на деревню Шеломки, коллективизаторы предупредили Анатолия Ильича, что если он не сдаст добровольно в колхоз лошадь и корову, то будет включен в список «врагов советской власти» с вытекающими последствиями. И он понял, что наступил конец его индивидуальному сельскому хозяйству, которое ему досталось по наследству от покойных отца и матери. Выход один, из родной деревни надо сбегать, на Удерейские прииски, куда еще в молодые годы с яимщиной ходил отец, доставляя приискателям харч, а лошадям фураж.
         Анатолий Ильич, покидая родную деревню, пошел на риск, прихватил с собой лошадь и корову. Оказавшись на южной окраине приискового поселка Южно–Енисейский, заселился в сером бараке, в котором проживали рабочие, строившие автотранспортную дорогу, идущую от деревни Мотыгино, стоявшую на крутом берегу Ангары, мимо Южно–Енисейска и до прииска Кировский. Бригада, в которую он был зачислен, строила большой деревянный мост через речку Удерей, названный Верхне–Александровским за принадлежность к вершине Александровского прииска. Зачисление в строительную бригаду спасло лошадь Анатолия Ильича. Лошадей на стройке не хватало, и ни кто не стал спрашивать у него, как ему удалось сбежать из деревни с лошадью, где шла принудительная коллективизация.
         Анатолий Ильич был женат вторым браком. В первом браке у него еще в деревне Шеломки родились сын Афанасий и дочь Мария. Разница в годах между ними была пару лет. В середине 20-х годов в Приенисейском крае, в деревнях Канского уезда, свирепствовал тиф. Он унес многих людей. Несчастье свалилось и на семью Анатолия Ильича. От тифа скончалась его супруга. Дети Афанасий и Мария остались сиротами. Анатолий Ильич женился второй раз. Позднее здесь, в приисковом поселке Южно–Енисейский его новая супруга родила ему двоих сыновей, Аркашку и Николку.               
         Анатолий Ильич работая на дорожной стройке, в свободное от работы время не сидел, сложа руки. В Удерейском райисполкоме получил разрешение на отвод земельного участка на южной окраине приискового поселка Южно–Енисейский, в том месте, где между подножием горы Зеленой и берегом Удерея находилась большая площадка. Заготавливая лес, он свозил его на площадку, где и построил маленький, без всяких перегородок четырехстенный домик. Перед входом в домик, оставил часть площадки, которая в летние дни густо зарастала зеленой травой. Тут же рядом построил небольшую конюшню, в которой проживали лошадь и корова.
         Когда Анатолий Ильич строил свой домик, его дети Афанасий и Мария уже были взрослыми подростками и хорошо помогли ему в стройке. Сын Афанасий и дочь Мария были похожими друг на друга. Оба высоковатые, смуглые с правильными чертами лица, они успешно учились в Южно–Енисейской средней школе и не задумывались о дальнейшей своей судьбе. А их судьбу решило то время, в котором они жили. В 1938 году происходила массовая агитация комсомольцев на разные стройки. Мария согласилась выехать на стройку в Норильск, где строился большой горно–металлургический комбинат. Афанасий среди приисковых ребят отличался заметной активностью. И ему было неожиданно предложена должность директора совхоза «Решающий», который находился неподалеку от деревни Мотыгино. На полях совхоза выращивали овощи и поставляли их в продажу в магазины приискового поселка Южно–Енисейский.
         Через много лет Мария вернулась с Норильской стройки. Ее трудно было узнать. Некогда цветущая и красивая девчина превратилась в седую женщину, сгорбленную и сухую, еле державшуюся на ногах. Долго отец со своей супругой, мачехой, отпаивали Марию горячим молоком, прежде чем она заметно поправилась. Старшеклассники Южно–Енисейской средней школы, в которой когда–то училась и Мария, прибегали на встречу с ней и интересовались, какова романтика на енисейском севере, в Норильске. Мария усмехалась, разочаровывая учеников. «Нет там никакой романтики. Там главное выжить. Короткое лето, продолжительная зима с густыми снежными метелями и лютыми морозами. И жили мы в двух секторах, - продолжала Мария. - В одном секторе жили мы, свободные комсомольцы, в другом жили заключенные, которых было в несколько десятков раз больше нас. Они находились под постоянной вооруженной охраной, вечно голодные, исхудалые, передвигались словно тени», - заканчивала Мария свой тяжелый рассказ.               
         Хотелось бы вспоминать эпизоды, в которых основным действующим лицом был Афанасий, особенно это случалось в июле месяце, когда на полях совхоза «Решающий» поспевали овощи. Обычно Афанасий через каждые две недели приезжал в Южно–Енисейский по делам в Удерейский райисполком с докладом, сколько и каких овощей он поставит с полей совхоза в магазины поселка. Он приезжал на маленькой машине, полуторке. Приисковые мальчишки в это время обязательно прибегали к домику Максимовых. Полуторку Афанасий подгонял к домику родителей и ставил ее на площадке, заросшей зеленой травой. От полуторки исходил удивительный запах бензина, и мальчишек это увлекало. А дальше следовало еще более интересное. В кузове машины стоял большой ящик, а в нем лежали свежие зеленые огурцы. Афанасий ставил его перед мальчишками, предлагая их отведать. Мальчишки набрасывались на свежие, ароматные огурцы и поедали их столько, сколько могли. Свежие огурцы, привозимых Афанасием, навсегда осталось в памяти приисковых мальчишек. На прииске поговаривали, что в конце войны Афанасий был взят на фронт, где и погиб.
         Приисковые мальчишки любили в теплые летние дни собираться на зеленой площадке около домика Максимовых, нередко слушая рассказы Анатолия Ильича о житье–бытье.  Он привлекал внимание мальчишек еще и добычей золота. В дни, когда не дежурил в складе, выбегал на берег Удерея, и в деревянном лотке промывал песок, в котором обнаруживались золотые блестки.
         Анатолий Ильич был спокойным и уравновешенным человеком,  казалось, ничто не может вывести его из равновесия. Но если возникала необходимость, продиктованная какими–то обстоятельствами, он быстро принимал решение и успешно его выполнял. Так было и в начале того лета.
         Перед домиком Максимовых и берегом Удерея был небольшой земельный участок никем не занятый, вроде пустыря. Анатолий Ильич решил его использовать под новый огород. Землю надо раскорчевать, вскопать и на ней посадить картофель и морковь. Но после этого вскопанную землю надо загородить заплотом. А где взять для загородки долготье. Рядом на горе Зеленой его уже давно вырубили приискатели для своих нужд. Остается только участок за скалами, за Нозолинской поляной. Там на ее верху растет высокий и стройный сосняк, пригодный для заплота. Выход только один. Нарубленные сосновые жерди надо стаскать на берег Удерея, скрепить их в плот и по реке сплавить до самого домика. Целую неделю Анатолий Ильич со своими сыновьями подростками Аркашкой и Николкой заготавливали сосновые жерди. А после этого связывали их проволокой и пробивали гвоздями. Получился длинный плот. Осталось совсем немного, сплавить плот по Удерею до самого домика.
         Приисковые мальчишки не сговариваясь, в то утро собрались у домика Максимовых. Вышедшая мать, сказало, что еще рано утром Анатолий Ильич с сыновьями Аркашкой и Николкой ушли за скалы, откуда будут сплавлять плот. Не раздумывая долго, мальчишки побежали к скалам. Еще издали они увидели, как мимо отвесных скал по Удерею плывет плот. На носу плота стоял Анатолий Ильич и длинным шестом его подталкивал и направлял. Подросток Аркашка шел по берегу речки и длинной веревкой удерживал плот на нужном от берега расстоянии. Николка следовал за плывущим плотом, перескакивая на тропе с одной каменной плиты на другую, держа в руках на всякий случай еще одну веревку. Широкая рубаха Анатолия Ильича была пропитана потом. Но он не унывал и, словно заправский плотогон, длинным шестом ловко управлял плотом, как будто этим делом занимался всю жизнь.
         Через полчаса Анатолий Ильич причалил плот к берегу Удерея, напротив своего домика. Быстро, не задерживаясь, все вместе, Анатолий Ильич, Аркашка, Николка и приисковые мальчишки разобрали плот, а  сосновые жерди перетаскали на место нового огорода. Через две недели огород был закрыт заплотом из свежих жердей.               
         Стояла середина августа. Солнце щедро с утра и до вечера разбрасывало свои горячие лучи по приисковой округе. В один из таких дней мальчишки снова собрались около домика Максимовых. Их приветливо встретил Анатолий Ильич. Он помнил, как мальчишки в начале лета помогли  разобрать плот и перетаскать сосновые жерди на земельный участок. И чтобы придать встрече теплоту, он повел мальчишек в свой огород. На солнечной стороне маячили две длинные гряды, поросшие высокой, густой ботвой моркови. Анатолий Ильич нарвал из гряд большую охапку моркови, промыл ее в кадке, наполненной дождевой водой и подал мальчишкам. А они без всякого стеснения, с большим аппетитом принялись поедать сладкую, сочную морковь, похрустывая, неокрепшими челюстями. В этот же день неожиданно завязался разговор о тайне нижнего склада, где Анатолий Ильич прослужил охранником несколько лет.               
         Он облегченно вздохнул. За тайну склада больше отвечать не надо, и не вытерпел, поведал приисковым мальчишкам много интересного о тайне нижнего склада. Ведь иногда что–то поступившее в склад, считалось большой тайной, пока ее не рассекречивали.
       - Было это в последний год войны. В тот день утром я заступил на
дежурство, - начал свой рассказ Анатолий Ильич. – К складу из деревни Мотыгино, которая считалась пристанью на реке Ангаре, подкатил американский грузовик "Студебеккер", крытый брезентовым тентом. Я глянул на грузовик и подумал, чтобы это значило, почему грузовик закрыт тентом. Прибежал заведующий складом и тоже был удивлен груженым грузовиком и не знал, что делать. Позвонил в золотоприисковое управление, там ответили, что сейчас придет представитель. Пришел посыльный, взял у шофера накладную, прочитал и сказал:
         - Поступил ценный американский продовольственный груз. И он
принялся его рассматривать. Весь кузов был забит коробками, каждая из них была тщательно запечатана. Вскрыли одну коробку, в ней действительно лежали продукты: железные продолговатые, очень красивые банки с мясной тушенкой (1,5 кг). Такие же банки с оливковым маслом, увесистые пакеты с яичным порошком (3 кг) и маленькие баночки со сгущенным молоком, по величине напоминающие русскую стопку (100 граммов). Несколько дней нижний склад был в состоянии глубочайшей тайны, пока районное партийное и золотопромышленное начальство ломало голову, как распределить американские продовольственные пайки между работающими предприятиями. Пайки достались тем рабочим, кто обеспечивали добычу золота, К ним относились рабочие Центральных механических мастерских (ЦММ) и рабочие драг. В паек на каждого рабочего входили: 1 банка мясной тушенки и 1 банка оливкового масла, 1 пакет яичного порошка, 2 баночки сгущенного молока.
         Приискатели народ ушлый, их вокруг пальцев не проведешь. Они вскоре раскусили, что яичный порошок из черепашьих яиц, консервированное мясо из ондатры. Неизвестно, по какой причине, но американские продукты  больше на склад не поступали. А после рассказа Анатолия Ильича, печать словно, рассыпалась, и тайна нижнего склада перестала быть тайной.    
         На нижнем ярусе, в сотне метров от описываемого склада, на площадке старого, песчаного дражного отвала, и тоже на берегу Удерея, находился еще один склад. Это была длинная деревянная постройка, которая привлекала к себе внимание тем, что с ее внутренней стороны, вдоль всей стены, тянулся широкий настил в виде веранды под общей крышей склада. Со стороны настила имелся вход в склад через широкие двустворчатые ворота.   
         Этот склад в сравнении с первым не охранялся, и мальчишки часто прибегали сюда. Собирались на складской, широкой веранде особенно летними днями, когда солнечные лучи жарко пригревали. В такие дни мальчишки усаживались на край настила и, греясь на солнце, болтали босыми ногами, разглядывая, чем на складе занимаются грузчики.
         Еще с довоенной поры склад был предназначен для хранения муки,  крупы, вермишели, сахара и соли. Эти продукты в кулях подвозили сюда на машинах с ангарской пристани Мотыгино. Несмотря на трудные годы войны и первые послевоенные, по–прежнему в это склад привозили упомянутые продукты, но в ограниченном количестве. Их бережно сохраняли и даже часть развозили по соседним приискам. Неизвестно почему, но грузчики находились в этом складе, весь рабочий день, он был их постоянным пристанищем.
         Когда к этому складу подкатывала машина, груженная кулями с мукой, мальчишки сразу прибегали сюда и смотрели, как мужики–грузчики разгружали ее. Обычно разгрузкой занимались три–четыре грузчика. Все они были крепкого телосложения. На них были надеты широкие штаны и свободные рубахи.               
         Грузчики мужики простецкие. И хотя ежедневно выполняли очень тяжелую, важную работу, однако старались не кичиться среди приискателей, а вели себя достойно, зная себе цену. Разгружая машину с мукой, грузчики превращались в белые ходячие фигуры. На их смуглых, вспотевших лицах оседала толстым слоем белая мука. Когда грузчики заканчивали разгрузку машины, сразу же из первого склада приходил кладовщик, всегда державший в руке большую связку железных ключей. Он пересчитывал сложенные мешки с мукой и определял общий ее вес, записывая в специальную ведомость. 
         Работа грузчиков в этот день заканчивалась по строго заведенному когда–то порядку. Кладовщик откупоривал большую бутылку и в железный  ковш с изогнутой ручкой, на конце которой имелся хвостик, наливал спирта. Грузчики по очереди выпивали спирт и усаживались на край веранды,  закуривая крепкой махорки. Мальчишки не упускали случая, им всегда   хотелось увидеть эту процедуру распития спирта. 
         Этот склад привлекал внимание мальчишек еще и тем, что в бригаде  грузчиков работал Александр Зверев, которого на прииске все звали уважительно дядей Сашей. Кряжистый, плотного телосложения, с рыжими  волосами на запястьях, всегда улыбающийся, он обожал мальчишек, и они  тянулись к нему. Дядя Саша когда–то, в молодости, занимался спортивной  борьбой и с большой охотой вовлекал в нее и мальчишек. На площадке около  мучного склада он распределял мальчишек по парам, и борьба между ними начиналась, заканчиваясь победой одного, и поражением другого. 
           Но кроме интересных поединков в борьбе мальчишек, на этом складе произошел случай, который запомнился надолго. Среди складских грузчиков работал Степан Чулков. Внешне он заметно выделялся, был высоковат, широк в плечах. У него были длинные, натруженные руки. Его внешний, здоровый вид не позволял и думать что, с ним может что–то случится и жизнь может внезапно закончиться. В один из дней, грузчики завершили тяжелую работу, разгрузив машину, перетаскав мешки с мукой. И ожидали выхода из соседнего склада кладовщика со спиртом. Первым, кому кладовщик налил спирта, оказался Степан Чулков. Он выпил ковш спирта, крякнул и, вытерев губы рукавом куртки, внезапно упал, как подкошенный. Умер внезапно от разрыва сердца. Все грузчики, увидав внезапно упавшего своего напарника по тяжелой работе, сильно растерялись и не знали, что делать. Мальчишки, присутствующие при этой картине были удивлены вдвойне. Они не могли смириться с его внезапной смертью. Ведь увидели смерть первый раз в своей жизни. Они каждый день собирались у мучного склада и подолгу сидели на веранде, вспоминая Степана Чулкова добрым словом.            
         Любопытство приисковых мальчишек не заканчивалась у нижнего склада, оно продолжалась по пути к другим местам, которые были для них не менее привлекательными, и в этом было что–то интересное, заманчивое. Этот путь, перемещаясь от одного места к другому, служил школой познания приискового поселка, его каких–то особенностей. Ведь приисковый поселок для каждого мальчишки был его любимой Родиной, тем местом, где все увиденное входило в их плоть и кровь.
         От нижнего яруса, где находились нижние склады, дорога поднималась по крутому взлобку, проходила мимо центрального магазина, столовой, парикмахерской и на ее пути, справа, стоял большой деревянный барак, напоминающий что–то вроде продовольственного склада. Это была территория среднего яруса. В уличной стене барака–дверь, а по боковым–окна. Над дверью висела старая вывеска на деревянной раме, на которой было написано, что это продовольственный магазин. Задней стеной  магазин уходил глубоко в землю. Эта часть магазина–подвал. И магазин приискатели называли коротко, «подвалом», который до войны торговал мясом, овощами, разной   солониной. Во время войны магазин–подвал пустовал, мяса в продаже не было совсем. И лишь изредка на его прилавке появлялись соленая черемша, да привозимая в бочках из ангарских деревень не созревшая, совсем зеленая, соленая капуста. 
         В  магазине–подвале в летнюю пору было прохладно, а зимой–холодно. Это было единственное место на прииске, где в июльскую жару можно было охладиться.   
         Магазин–подвал находился на территории, которая сильно привлекала мальчишек, особенно летом. При входе на территорию стоял квадратный серый дом, утонувший в землю. В нем находилась телефонная "станция–телефонка". Мальчишки подходили к ее окнам, им было интересно видеть, как оператор регулировал телефонные звонки, выдергивая  штекеры из гнезд панели, висевшей на стене. А дальше, наверху, простиралась большая   площадь, на которой размещался конный двор со своим хозяйством, принадлежавшим золотоприисковому управлению. Лошадей на конном дворе было много и хотелось их видеть. 
         На верху площади, у подножия горы Горелой, находилась невидаль, кузница, в которой ловкий кузнец подковывал лощадей. И это занятие кузнеца сильно увлекало мальчишек. И они собирались у кузницы, что бы лишний раз поглазеть, как он орудует, подковывая лошадей. Лошадь он заводил в специальное стойло–станок, привязывал поперек живота широкими матерчатыми ремнями, а изогнутую ногу закреплял на специальном выступе, и начинал свою работу. Сначала острым скрепком кузнец срезал на копыте неровности, а потом прикладывал к ней откованную подкову и прибивал ее к  копыту специальными четырехугольными гвоздями.       
         Насмотревшись, как подковывают лошадей, мальчишки попутно заскакивали в столярку, и там с не меньшим интересом созерцали, как столяры–плотники делают колеса для телег, гнут полозья для зимних саней и дуги. Полазив по конному двору, побывав в  кузнице и столярке, мальчишки следовали дальше к подвальному складу. Со стороны конного двора крыша склада была низкой, ее кромка лежала на земле. И мальчишки легко заскакивали на крышу. А она представляла собой строганые рубанком доски, плотно уложенные. Над крышей весь день висело яркое солнце. В такие дни не хотелось бежать на какой–нибудь разрез, чтобы там, лежа на песчаном берегу, загорать. И тогда, мальчишки, растянувшись на теплых досках подвального магазина, грелись горячими лучами солнца. Деревянная крыша магазина–подвала служила для мальчишек местом солнечного загара. 
         На верхней точке второго яруса, метрах в двести от подземного подвала, выше по дороге, вдоль переулка, стоял длинный серый барак, от которого пахло печеным хлебом. Это была приисковая пекарня. Тут же, во дворе, ниже пекарни, напротив нее, лежал на земле старинный, серый, деревянный склад с настилом вдоль стены под общей широкой крышей. В складе хранился суточный запас муки, из нее в пекарне по ночам выпекали то  скудное количество хлеба, которое утром в магазине уже раздавали по карточкам.
         Мальчишки не любили этот мучной склад, хотя он и находился рядом с пекарней, откуда исходил запах печеного хлеба, щекотавший их носы. Работники пекарни не обращали на них внимание, и ждать от них, что они могли бы отвалить им булку свежеиспеченного хлеба не приходилось. А ведь мальчишки так сильно хотели поесть хлеба, и жили мечтой, когда же он появится в свободной продаже. Понимая, что свободная продажа хлебом не может появиться раньше, чем окончится война, мальчишки с нетерпением ждали, когда же ей проклятой наступит конец. И мальчишки в знак протеста  пекарям не задерживались на территории пекарни и мучного склада и пробегали  мимо  них.
         Мальчишки, постигая тайны приисковых складов, не останавливались на пройденном пути, а чтобы узнать как можно больше о них, продвигались дальше. От пекарни путь лежал на условный верхний ярус, на  вершину поселка, где у подножия горы Горелой открывалась обширная   территория. На ней находились четыре больших склада, которые тщательно охранялись вооруженной охраной, которая и вызывала у мальчишек любопытство. Склады между собой различались по внешнему виду их постройки и по своей принадлежности. По внешнему виду складские   постройки очень большие. Первые два склада упирались тыльными стенами в подножие горы. Внутри складов, огромные подземные подвалы. Вход в них    через широкие двустворчатые ворота, через которые в их внутрь свободно заходили лошади с подводами и автомашины. Сверху склады прикрывались длинными и широкими крышами, покрытыми добротными, строганными досками. В зимнюю пору деревянные крыши складов–подвалов заносило глубокой снежной толщей. И это усиливало холод в подземелье и способствовало сохранению продовольствия.   
         Высокий и широкий вход в подземные подвалы внешне напоминал вход в подземелье, от которого несло какой–то таинственностью. Склады–подвалы действительно были «тайной за семью печатями». Мальчишкам сильно хотелось знать, что это за тайна, как и когда она возникла? Но как  тайное, всегда становится явным, как говорится.               
         Два первых подземных склада–подвала были предназначены для хранения разного продовольствия на длительный срок. До войны в этих холодных подвалах хранились мясные туши, разные консервы, из овощей закладывались картофель, капуста, морковь, свекла, турнепс, редька, брюква.
         В годы войны на прииске тщательно скрывалось, что в верхних складах–подвалах имелся очень ценный продукт, большие запасы соленой селедки и горбуши. По–существу, в этих подземных помещениях находился секретный продовольственный, неприкосновенный запас - «НЗ». Этот неприкосновенный запас соленой селедки и горбуши был заложен в подвалах еще накануне войны, но по решению не местной, а верховной власти. Этот секрет удалось случайно вычитать в Атласе командира Красной Армии, изданном главным штабом РККА в 1938 году. В нем указано, что Удерейский золотопромышленный район и его центр поселок Южно–Енисейский, находившиеся в глухой, трудно доступной местности, являются на случай военных действий особым стратегическим участком. Поэтому, здесь и был заложен продовольственный «НЗ». Даже во время войны, когда было голодно, голодно и продовольствия на прилавках магазинов совсем не было, торговля имевшимися запасами селедки и горбуши строго запрещалась. Закончилась война, заложенные еще до ее начала селедка и горбуша все еще считались «НЗ». И только после того, как в  декабре 1947 года были отменены карточки на хлеб, но свободно продавать его начали только с середины 1948 года, вскоре на прилавок приискового магазина выбросили из «НЗ» селедку и горбушу.
         Приисковые мальчишки по своей детской наивности часто появлялись около этих больших складов–подвалов, их не покидало любопытство, хотелось знать, какое съестное находится внутри них. А узнать что–то было невозможно. Склады–подвалы круглые сутки рачительно  охранялись охранником, вооруженным боевой винтовкой. Было заметно, как днем охранник с важным видом, с висевшей на плече винтовкой, расхаживал вдоль складов–подвалов.
         Верхние склады–подвалы были большими, вместительными, в них хранилось много продовольствия, которое подолгу надо было сохранять в потребном виде. А для этого надо было, чтобы подвалы были холодными, могли служить в качестве  холодильников. И эту задачу решали простейшим образом. Когда наступала вторая половина февраля, рабочие двое–трое мужчин из золотопродснаба две–три недели занимались чисткой подвала, выбрасывали из него солому, опилки, лед, все то, с помощью чего сохранялись продукты. Все это время подвалы были открытыми, они выветривались и просушивались. В марте мужчины на запряженной лошади в сани, выезжали на какой–нибудь разрез рядом с поселком и там выпиливали большие бруски льда, и завозили их в складские подвалы. Первоначально на грунт подвала клали опилки толщиной в полметра, а на них накладывали толстым слоем заготовленный удерейский лед. Лед сверху засыпали опять опилками и закрывали соломой, хорошо ее уплотняя. Получался ледовый холодильник, на него накладывали мясные туши, рыбу, яйца. Тут же рядом складывали и заготовленные овощи, которые хорошо и долго сохранялись в потребном виде всю зиму. Подвальный холодильник исправно служил на пользу делу и приискателям.
         Вдруг в середине войны вокруг верхних складов–подвалов возникла тревожная атмосфера. А произошло следующее. На участке речки Удерей между прииисками Калифорнийский и Кировский в ручьях старательская артель добывала золото. К определенному дню скопилось намытое золото, и его надо было переправить в поселок Южно–Енисейский, в центральную кассу. Золото было запаковано в специальную металлическую банку и нарочным отправлено по месту назначения.
         В том году на дальних приисках объявились дезертиры, сбежавшие с фронта. Скрывались они и в глухих охотничьих избушках. Они выследили старателя с золотом и ограбили его. Переправляясь на плохо сколоченном плоту по Удерею, дезертиры утопили банку с золотом. Золото не пропало. Когда наступила жара и речка резко обмелела, сотрудники РОНКВД нашли банку с золотом и сдали ее в центральную кассу.
         Этот  случай с похищением золота дезертирами насторожил сотрудников РОНКВД, и они посчитали, что беглецы могут ночью совершить набег на склад–подвал и его ограбить. РОНКВД на несколько недель выставило охрану около складов. Не обошлось и без приисковых мальчишек. Они затаились в густом кустарнике, и тоже дежурили, ожидая дезертиров. Мальчишки хорошо понимали, что дезертиры, это предатели Родины и им тоже хотелось отличиться, стать героями дня, они упорно день за днем сидели в засаде, ожидая преступников. Дезертиры не появились около верхних складов-подвалов. Их выследили, поймали и судили. По законам военного времени, расстреляли. Одного дезертира арестовали прямо в центре поселка Южно–Енисейский. Он скрывался под крыльцом дома, в котором проживала его семья.               
         Тут же рядом, через дорогу, с северной стороны, друг против друга, находились два огромных деревянных двухэтажных амбара. Они стояли на столбах, расстояние между полом и землей было такое, что мальчишки свободно пролазили. Вдоль нижних этажей амбаров проходили широкие веранды под общей крышей. На втором этаже, тоже под крышей, тянулись антресоли.  Этажи амбаров соединялись широкими деревянными лестницами. Выражаясь народным языком, это были так называемые «мангазены», приспособленные для длительного хранения больших объемов муки.
         Внутри амбаров были устроены закрома или сусеки, где хранилась мука. Построены амбары были, видимо, еще до революции. Ведь в те времена, перед началом каждого летнего золотопромывального сезона, на каждый прииск забрасывалось по несколько тысяч пудов муки. А ее надо было надежно сохранять, для чего и строились подобные амбары. Несмотря на годы, прошедшие со времени постройки амбаров, они сохраняли удивительно ровную устойчивость. Глядя на амбары, чувствовалось, что к их постройке  были приложены руки искусных плотников. Амбары были собраны из добротного лиственничного и соснового леса. Каждое бревно хорошо отесано топором и простругано рубанком. Бревна были так плотно подогнаны друг к другу, что между ними трудно было увидеть даже маленькую щелочку.
         Со временем от солнца, ветров, дождей и снега бревна амбаров покраснели, а некоторые и почернели. В летние жаркие дни стены амбаров, нагреваясь на солнце, источали сильным запахом хвойного смолья, и казалось, что они гипнотизировали, притягивая к себе.
         В первые послевоенные годы приисковые мальчишки часто бывали около деревянных амбаров. Место их расположения, верхний ярус, у подножия горы Горелой. Место было примечательное своими признаками приискового поселка Южно–Енисейский. Сверху горы Горелой отлогость правобережного Удерейского хребта, спускалась вниз и упиралась в дорогу, идущую вглубь тайги, на речку Удоронгу. Вдоль дороги простиралось приисковое картофельное поле, у нижней кромки которого журчащий ключ «Гремучий». И, казалось бы, здесь в горном грунте не могло быть воды. Но геологи посчитали, что по некоторым признакам здесь может быть грунтовая вода. Пробили скважину, вырыли глубокий шурф, и вода в нем быстро стала накапливаться. Через весь шурф, с низу до верху, уложили деревянный сруб, по бокам которого установили стойки, а к ним приладили ворот с цепью и ведром. Интересно то, что вода в колодце даже в самые лютые  зимние морозы не замерзала. За водой в колодец приходилось ходить каждую неделю: летом с бочкой на тележке, зимой–на санках.               
         В летние жаркие дни, мальчишки приходили к колодцу с тележками за водой, и невольно задерживались около деревянных мучных амбаров, с восхищением смотрел на их красивую постройку. Мальчишки подходили к амбарам, и подолгу рассматривал их деревянные углы, в трещинах которых блестела затвердевшая, желтая смола. Им казалось, что это не признак природных изменений, а бревно, которое предчувствуя, что доживает свой полезный век, плачет смолистой слезой. И всякий раз, приходя к колодцу за водой, мальчишки смотрел на углы срубов мучных  амбаров в надежде, что бревна перестали слезиться смолой, плакать. 
         На прииске Центральном, в приисковом поселке Южно–Енисейский,  приисковых складов было много, в них хранилось бесценное продовольствие, которое развозилось по другим приискам Удерейского золотопромышленного района. В суровые годы войны и первые послевоенные, несмотря на скудную жизнь приискателей, хранившийся на приисковых складах секретный продовольственный «НЗ» использовать строго запрещалось. Вспоминая приисковые склады, вспоминаются, голодные военные и первые послевоенные годы, когда у мальчишек было жгучее желание увидеть около них что–нибудь съестное. И память о приисковых складах, как об атрибуте приисковой жизни с «тайной за семью печатями», живет в них и поныне.
         Приисковые мальчишки выросли, повзрослели и разъехались в разные края необъятной страны. Покидая родные места, приисковые мальчишки увозили с собой воспоминания о «тайне за семью печатями» и теплую память о золотоносном Удерее, приисковом поселке Южно–Енисейске, о своей любимой Родине.

         Россия – Сибирь – Красноярск – Новосибирск. Июнь 2017 г.