о рассказе Ирины Неки пеловой из Ижевска

          Рассказ Ирины Некипеловой  «Коси коса» ( а не «Коси, коса»?) из сборника  «Переменная жизни» имеет  интересный сюжет,  его  начало и последующие  повороты необычны, не всегда ожидаемы, новы,   содержат много мысли и  выражают целую философию.  Нельзя не признать  у   автора  талант  создания сюжета,   умения подготовить   ловушки для читателя, уже готового  прогнозировать события.
         Изображение Смерти как героини  прозы  известно в  фольклоре,  в средневековой литературе,  оно стало сюжетом для  произведений музыки и живописи. Как правило,  олицетворение  использует   красивую маску, за которой скрывается отвратительный  подлинный облик смерти. Она страшит, пугает  своей всевластностью,  с ней разве что бывалый солдат  из русской сказки способен  вступить в   борьбу.   В создании таких  прозаических произведений  чувствуется  «терапевтический» эффект: желание  избавиться от страха смерти. Вместе с тем  это обычно и свойственное человеку стремление понять смерть  при жизни, найти ей место в  своем представлении о  мире. Использование иронии, черного юмора,   в сюжете   эпизода соревнования, борьбы  ( с возможностью  победы!) всегда помогало  в создании  прозы о смерти.
         Несколько  избитых  мыслей отметаются автором с немалой долей юмора: губят себя люди сами. Гораздо интереснее утверждение  Смерти о том, что ей вообще ни разу не пришлось никого  скосить.  Забавно и    частое  применение косы для  очистки дорожки в рай, а не для того, чтобы головы сносить.  Не может не вызвать улыбки читателя и попутное замечание о хорошо протоптанной дороге в ад, хотя  надо признать, что оно несколько избито, лучше было бы без него обойтись.  (Это выстрел из рогатки Павла Евгеньевича)
        Парадоксальных ходов в рассказе хватает: Смерть дорогу в рай  хочет в порядке  содержать, и  коса затупилась, потому что  дорога в рай  сильно зарастает, а изменять порядок вещей, когда из – за  травы  праведника в рай не доставишь, к  тому же надо торопиться: товар скоропортящийся, -  Смерть  не хочет,  переделывать мир не хочет, не она  его устроила, не к ней вопросы, даже для осмысления этого порядка.
        Совсем другое дело -  найденный автором  сюжетный ход о тайне Смерти: у неё прекрасное лицо.  Красота смерти – это  не для каждого сознания удобоваримо, для большинства смерть отвратительна по определению, потому что закончится моя лично бесконечно дорогая  жизнь.  Конечно, смерть  некрасива, потому что это смерть  бренного тела, оно разлагается,  утрачивает если не красивый, то живой вид. Но если  смерть не  завершение, а переход, если   дух освобождается от власти  несовершенного и временного пристанища, тогда  и спутница таких  изменений может  быть  прекрасна,  а  не безобразна.  Она открывает жизнь новую,  вечную,  лишенную  страданий, связанных с телом.  Исходя из сказанного,  прекрасный лик смерти – достояние восточной  мудрости,  это не открытие. (Выстрел). Но в рамки  сюжета рассказа  мысль эта введена  органично,  без натяжек,   она становится для кузнеца этапом развития личности.
         Иное дело в сюжете – убийство соседа. Читателю непонятно, почему  оно произошло. Если  столяру показалось, что сосед спятил, отчего же его  сразу камнем по голове, да еще насмерть?  Нет мотива, причины,   мысль шарахнуть камнем возникает мгновенно.
        Так же и Смерть совершенно  холодно воспринимает  убийство, разве что теперь где – то еще  черенок искать придется.  Понятно, что Смерть перевидала всяческих смертей, да и о людях невысокого мнения, но всё же… 
        Когда кузнец, спаситель человечества, хотел лишить Смерть её орудия, то  возникает естественно вопрос об испытании вечной жизнью – кстати,  давно   известный и изображенный в литературе  в виде  образов – символов. Автору, видимо, был чужд такой поворот   в дискуссии с кузнецом, а может, он  слишком тривиален для филолога.
         И вот любопытно, что по сюжету рассказа  смерть всё же к кузнецу вместе со Смертью пришла, даже если шла не за этим, а с самыми  добрыми намерениями: заточить косу,  чтоб дорога в рай не зарастала. Может,  нужно  что – то в ходе сюжета, раскрывающего мысли автора, уточнить?
        Далее – выстрелы из рогатки.
      «Яркие всполохи огня, летевшего от печи» (с.6). Как же огонь от печи полетит?   В   толковом словаре «всполох» имеет значение  «северное сияние»,   «вспышки молнии»,  «сильные вспышки огня». Всполохи – это  языки пламени, они  тоже не летят.
      Незнакомая женщина названа «пришлой» (с.7).  И значение этого слова, и стилистический  оттенок  (отрицательный) неуместны,  пока еще кузнец  ничего о ней не знает, она просто незнакомая, а не нежелательная.
     Что в кузнице- печь или горн?  Есть ли жерло  у горна? Его части, наверно, имеют названия, надо бы у Даля поискать. По словарю жерло – узкое глубокое отверстие.
     Сума и котомка у героини. Может, просто сумка, вещи?  Сума в отличие от сумки слишком   известна по пословице ( от тюрьмы да от сумы…).   Сума в академическом словаре – символ нищеты. Это ненужная ассоциация.  Как можно представить  женщину в плаще с капюшоном с котомкой? В толковом словаре котомка – дорожная сума, носимая за плечами,  рюкзак.
     Вызывает возражение глагол «подточи» в значении  «наточить»,  «отточить».  Глагол  отточить есть в словаре в значении наточить дополнительно, сделать острее  с  подсказкой – топор. Может быть, приставка под – имеет здесь значение  сделать острее  уже острое лезвие?  Судя по тексту, лезвие было «всё исковеркано». Тут целый ремонт был нужен.
     С выражением на с.9 «так а как» не согласна решительно. Особенно по звукописи.
      А вот «пахло звездами»  чудесно, пусть и  материал для буквоеда.
        Будем читать далее…