Мартин. Здесь и сейчас. 34 глава

Мартин сильно ошибался – ему послышалось, Мерлин вовсе не прогонял его.  Старый волшебник даже понятия не имел о злоключениях своего ученика – своих забот был полон рот. Король Утер оказался строптив и упрям, ни за что не желая отменить поход в Галлию. Мерлину понадобилось всё его красноречие, чтобы отговорить властителя Британии. Но уезжать из Лондона было нельзя, ведь Утер мог в любой миг переменить решение.

И Мартин по-прежнему оставался один на один со своими тяжелыми мыслями, со своей неизгладимой виной.
Впрочем, ночью произошло нечто совершенно непонятное и странное: очнувшись от сна, больше похожего на бессвязный, долгий и мучительный бред, Мартин увидел вокруг себя сотни зеленых шариков. Они хаотично сновали вокруг, создавая немыслимые узоры. Зрелище было завораживающим, и мальчик долго силился понять, как его шарик вдруг так размножился.
Это были блуждающие огоньки, о которых уже в те времена ходили старые легенды. Говорили, что огоньки могут заманивать путников в болота, но если им кто-то нравился, то указывали место, где спрятан клад.
Вот только Мартин ничего не знал о легендах, потому просто любовался на полет зеленых светлячков.
Это длилось всего несколько минут, потом огоньки в едином порыве метнулись в сторону и стремглав унеслись прочь. Остался лишь один, и Мартин грустно сказал ему:
- Улетели твои друзья… Шарик, лети с ними. Со мной тебе будет слишком скучно. Лети, лети, правда! Я хочу остаться один… Я не хочу, чтобы Мерлин следил за мной...

Шарик покружился вокруг него, поласкался, но мальчик махнул рукой, прогоняя энергетический сгусток. И зеленый друг послушался – полетел прочь. Сперва медленно и неуверенно, будто ждал, что позовут обратно, а затем взмыл в воздух и исчез вдали.
- Ну и пусть… - пробормотал Мартин. – Пусть я умру здесь, в лесу. Пусть меня сожрут медведи или волки… Я уже погубил столько людей, а сколько еще погибнет?! Нет уж, лучше мне не высовываться…

Стояла глухая ночь, даже звезды не могли пробиться сквозь густую листву. Глаза уже привыкли к темноте, но всё равно Мартин не видел дальше своего носа.
Было очень тихо, и в этой тишине каждый звук отдавался громким эхом. То филин ухнет где-то вдали, а кажется, будто над ухом. То треснет ветка, и мальчишка вздрагивал, как от пушечного выстрела. То взвоет страшным сиплым воем какой-то неведомый зверь…
А вдобавок начал донимать ночной холод, и курточка не спасала. Мартин начал вспоминать, как хорошо, как тепло сейчас в замке, в кресле у камина, где любил сидеть Мерлин. Занять бы его место…
Съежившись в тугой комок, Мартин тихонько плакал, жалея и себя, и убитых им детей, и весь несправедливый мир.

Постепенно темнота ночи начала проникать в него самого, стирая все мысли и тревоги, удаляя из памяти всё лишнее, что мешало жить. Это было странное чувство, будто кто-то ластиком проходился по его сознанию.
К утру он мало что помнил – своё имя, немного из прошлого, отдельные моменты жизни у Мерлина, но всё это было словно в зыбком тумане.
- Что за чепуха… - пробормотал Мартин, открыв глаза. – Что со мной?! Голова трещит…

Он был голоден, но волшебный мешок с провизией где-то затерялся. Не было печали! Кругом лес, и где найти городскому ребенку пропитание? Мох жевать, что ли? Впрочем, мальчик не сильно испугался: он уже не первый раз в лесу.
Мартин поднялся, покрутил руками, чтобы согреться и размять затекшие мышцы. Вчерашняя беда уже не казалась такой острой, она сменилась саднящей болью где-то в груди.
Побродив по лесным тропам, Мартин теперь не был так уверен, что хочет остаться здесь – его всё сильнее тянуло обратно, в замок Мерлина. Ну, поругает его старик, накажет, а потом простит. Он строг, но отходчив.

Впереди мелькнуло что-то красное, еще и еще… Мартин подошел поближе, поглядел – ух ты, ягоды! На волчьи не похожи, но сперва надо попробовать. Сунув одну в рот, мальчик осторожно раскусил её – сладкая до приторности, чуть кисловатая. Обалденно приятный вкус!
И Мартин принялся срывать ягоды горстями. Сладкие спелые шарики легко соскакивали с черешков, отправляясь в рот.

Он уже почти наелся, и теперь жевал лениво, утирая сок, стекавший по подбородку. Как вдруг из-за кустов послышалось глухое утробное ворчание. Мартин медленно раздвинул ветви и увидел буквально в трех шагах от себя огромного медведя. Бурое животное в толстой меховой шубе сдирало когтями ягоды и горстями отправляло в рот.
Внутри всё оборвалось – теперь-то перед ним не превратившаяся в медведя колдунья, а самый настоящий дикий зверь. С таким не договоришься…
Мартин попятился, и отошел довольно далеко, да как назло, под ногу попала сухая ветка. Она треснула, а мальчишка не удержался на ногах. Пока он барахтался, пытаясь подняться, медведь вылез на шум.
Ох, как он разозлился… Будто бы Мартин слопал все ягоды, а ему не осталось ни одной. Глупое животное… Глупое, но жутко сильное, и что против него мальчишка? Раздерет на тряпочки!

Мартин в ужасе замер, глядя на оскаленную пасть, и попытался отползти. Медведь встал на задние лапы, страшно взревел и попёр вперед, будто танк.
Что было делать? Оставалось лишь одно, чтобы спасти свою жизнь, и Мартин не оплошал: он создал огненный сгусток и метнул его прямо в пасть. Оранжевый шарик исчез между желтых клыков, а через секунду раздался глухой взрыв. Зверь неподвижно замер, глядя удивленными маленькими глазками перед собой, а потом рухнул на траву, распластавшись неподвижно.

Едва начавшийся бой был выигран в считанные секунды. Можно было выдохнуть и порадоваться, но, увы – для победы была истрачена последняя магическая энергия, еще остававшаяся в мальчишке. А сильнейшее потрясение стёрло из его сознания всё человеческое. Мартин вернулся в то состояние, в котором пребывал почти полтора года.  В нем больше не было ни страха, ни сомнений, ни печали, ни удивления – в нем больше не осталось человеческих эмоций.
Издав громкий вопль, мальчик подскочил к медведю, впился в его шею и, с трудом прогрызши толстую шкуру,  стал жадно пить горячую кровь, утоляя остатки голода.
Наевшись, Мартин поднял голову и оскалился. Его лицо было испачкано бурыми пятнами, но вытираться мальчишка теперь даже не подумал, ему было безразлично.
Последнее, что еще выдавало в нем человека – одежда, но и её Мартин вскоре лишился. Почуяв, что она стесняет движения и раздражает, мальчишка принялся ожесточенно сдирать всё до последней нитки, разрывая зубами и ногтями ткань, застежки и шнурки. Вскоре в траву улетели башмаки, и Мартин, довольный собой, убежал на четвереньках подальше от поверженного медведя.
 
Ничто больше не напоминало в Мартине человека, кроме его облика, зато просыпались могучие многовековые инстинкты, которые спасали жизнь далеким предкам.
Холод и сырость, а главное - бродившие повсюду хищники, заставили мальчишку отыскать убежище. Как нельзя лучше подошла чья-то нора. Хозяина в ней не было, и мальчик без зазрения совести влез внутрь, немного раскопав вход, чтобы протиснуться. В норе было тесно, зато сухо. Правда, спать на сырой земле не хотелось. Натаскав травы и мха, он сделал подстилку. Ну вот, совсем другое дело.
Теперь надо было защитить вход от непрошеных гостей. Мальчик сломал несколько веток с куста, втащил их немного внутрь, а верхушки оставил снаружи. Чем не дверь?
Забравшись в нору, Мартин закрылся, свернулся клубком и прикрыл глаза. Навалилась усталость, не хотелось даже шевелиться – только лежать, без мыслей, без снов, без тревог.

Сколько он продремал, мальчик, конечно, не знал – он потерял счет времени. Он даже не помнил, что это такое «время». Солнце сядет – надо спать, солнце встало – пора подниматься самому и выбираться: голод и жажда гнали мальчишку из уютного дома.
Он уже разучился ходить, как человек, и передвигался на четвереньках.
Первым делом он проведал тушу медведя. Кто-то уже основательно над ней поработал, распотрошив и расшвыряв ошметки вокруг.
Поужинав сырым мясом, Мартин сытно погладил живот. Теперь надо отыскать воду, и мальчишка прислушался – его чутье усилилось многократно, и теперь он сумел уловить едва слышное журчание. По слуху Мартин нашел ручей, холодный и прозрачный. Вдоволь напившись, низко склонившись к воде по-собачьи, мальчик оглянулся вокруг. 
Лес жил своей жизнью, легко приняв в своё лоно еще одного звереныша.