Утро

Представь, что ты четырёхлетний мальчик. Ты лежишь в кровати, закутавшись в тёплое доброе одеяло. Темно и тихо. Тебе хорошо. Ты спишь.

Вернее, так было мгновение назад, а сейчас уже не так, хотя ты ещё и не успел этого осознать. Уже послышались шаги в коридоре. Уже пробивается из-под двери твоей комнаты полоска желтого света. Мерзкая, отвратительная полоска, противным желтым шепотком говорящая тебе, что вот-вот дверь распахнётся, и в глаза ударит нестерпимо яркий прямоугольник. Так и происходит: ты едва успеваешь зажмуриться, но это почти не помогает. Сквозь еле разомкнутые веки ты видишь во вспыхнувшем прямоугольнике дверного проёма силуэт. Силуэт говорит тебе маминым голосом, что пора вставать.

Но тебе не пора! Не пора! Не пора! Если бы не было шагов, если бы не свет, если бы на пороге твоей темной тишины не возник говорящий силуэт… Так бывает в выходные. Тогда ты проспал бы ещё час. И проснулся бы сам. Радостный от предвкушения нового дня. Выбрался из кровати и начал играть. Или рассматривать красивую книжку. Или пошлёпал босыми ножками в комнату к родителям… Так бывает в выходные. Но выходные почему-то бывают очень редко. Почти никогда. И сейчас, как всегда, не выходной. И тебе, как всегда, не хватило всего лишь часа сна. Часа, который превратил бы пытку вымученного подъёма в радость детского утра. Но никто не даст тебе этого часа. Потому что родителям надо на работу, и ты должен идти в детский сад.

Ты медлишь в кровати, и каждая лишняя секунда в объятиях одеяла кажется тебе верхом сказочного блаженства, вырванным у постылой реальности. Но долго тянуть нельзя: тебя будут ругать. Ты обречённо садишься на кровати, с отвращением нащупывая ступнями холодный пол. Встаёшь и не ощущая ничего, кроме холода и сонного оцепенения, бредёшь в ванную.

Ты садишься на холодный табурет перед раковиной. Включаешь такую горячую воду, какую только можешь терпеть. Суёшь руки по самые локти под струю. Прижимаешь голые ноги к раковине снизу, чувствуя, как вода нагревает её и – через руки и ноги – твоё окоченевшее тельце. Оцепенение становится блаженным. Ты хотел бы, чтобы так длилось вечно. Пусть не тишина, пусть не темнота, не сон… Пусть хотя бы тепло и неподвижно – всегда. Но и этого тебе тоже нельзя. Не позволят. Ты наскоро чистишь зубы, вытираешься и выходишь.

Потом ты стоишь в прихожей, уже облачённый в тёплые колготки, в шерстяные штаны, в свитер, в тяжелое пальто, в шапку-ушанку с опущенными и туго завязанными под подбородком меховыми ушами, в шарф, варежки (соединённые пропущенной через рукава пальто резинкой), в валенки – как космонавт перед выходом в открытый космос.  Потому что середина декабря и на улице минус двадцать. Мать смотрит в зеркало, проверяет ключи и ещё что-то в сумке...  Ты переминаешься с ноги на ногу в жёлтом электрическом мареве и знаешь всё, что будет дальше.

Дальше будет подъезд с серыми бетонными лестницами и стенами, крашенными до половины высоты серой шаровой краской. Звенящая пружина неприятно громко захлопнет у тебя за спиной тяжёлую дверь подъезда. Снаружи будет темно. Морозный воздух защиплет лицо. Собачий лай будет метаться между гулкими холодными стенами огромных кирпичных домов. Ты будешь с трудом передвигать ноги – космонавт из кино, один на чужой планете в своём громоздком скафандре. Снег будет отзываться хрустом на каждый шаг.

Мать поведёт тебя за руку в детский сад. В середине пути ты, как всегда, увидишь человека, лежащего на снегу под машиной. Он будет прогревать намертво застывший за ночь двигатель «Запорожца» с помощью паяльной лампы. Поэтому на самом деле ты увидишь только ноги в сапогах и отсвет пламени из-под автомобильного днища, а всё остальное дорисуешь в воображении. Ты будешь бояться этой воображаемой паяльной лампы, шипящей и изрыгающей огонь. А ещё больше ты будешь бояться, что именно в этот момент человек сделает неловкое движение и сам загорится от своего факела, начав биться и кричать под машиной, охваченный пламенем. Ты представишь себе всё так явственно, будто это уже произошло. Поэтому ты постараешься пройти мимо побыстрее, отводя взгляд. Но не удержишься и несколько раз всё-таки взглянешь украдкой.

Потом ты войдёшь, влекомый за руку, в ворота внешней ограды детского сада, и с этого момента будешь видеть перед собой его ярко светящиеся стеклянные двери. Ты будешь знать всё, что ждёт тебя за ними: бьющий в глаза свет, детские вопли, резкие окрики воспитательниц, запахи невкусной столовской еды… Всё яркое, громкое, навязчивое, чужое. Отвратительно, отвратительно, отвратительно! Светящиеся двери будут неумолимо приближаться с каждым твоим шагом. С каждым шагом, которого ты не хочешь делать. Ты будешь машинально пытаться идти медленнее, но мать будет тянуть тебя за руку, ведь она спешит на работу.

…А пока ты переминаешься с ноги на ногу в прихожей. Мать смотрит в зеркало, проверяет ключи и ещё что-то в сумке. Ты знаешь всё, что будет дальше. Дальше будут одинаковые дни. В каждый из них твои самые близкие, самые любимые люди будут выгонять тебя из твоего дома и вести туда, где тебе не хочется быть. Иногда, редко-редко, будут случаться выходные и праздники. Но как будто только для того, чтобы по сравнению с ними будни казались ещё невыносимее. Ты смутно помнишь лето. Тебе говорили, что оно наступит снова. Ты знаешь, что там не будет всего того, что происходит с тобой теперь. Ты веришь, что лето наступит – когда-нибудь. Но ты не знаешь, как до него дотянуть.

Ты не бунтуешь против всего этого. Даже в глубине души. Ты просто ещё не умеешь. Не знаешь, что так можно. Ты даже не испытываешь ненависти. На это у тебя сейчас нет сил. Единственное, что ты чувствуешь – это тупая обречённая тоска. Единственное, чего ты хочешь сейчас – стоя в прихожей в середине декабря в ожидании ссылки в детский сад – это уснуть и не просыпаться до лета. Ты слышал, что некоторые звери так умеют. Ты мечтаешь уметь так же.

Мать отворачивается от зеркала и говорит: «Идём».

***

Представь, что с того зимнего утра прошло пять месяцев, сейчас середина весны. Светает чуть раньше, за окном уже почти не холодно, недавно даже растаял снег. Поэтому перед выходом на улицу тебя одевают полегче.

В остальном ничего не изменилось. Каждое утро тебя всё так же мучительно вырывают из блаженного тёплого забытья в холодную реальность, бьющую в глаза желтым электрическим светом. Ты, как марионетка, которую дёргает за ниточки какой-то безжалостный вселенский Карабас-Барабас, исполняешь отведённую тебе роль всё в том же постылом ежеутреннем ритуале. И вот ты, как обычно, стоишь в коридоре приготовленный к выходу.

Мать смотрит в зеркало, проверяет содержимое сумки. Вспоминает ещё о чём-то. Кричит в комнату отцу.  Им надо что-то обсудить. Оборачивается к тебе: «Спускайся, подожди меня на улице, я сейчас».

Ты выходишь из квартиры один. Лестничная площадка. Лампы уже выключены, почти темно, лишь из окна пробиваются рассветные сумерки. Всё вокруг состоит из оттенков серого – это хорошо, он такой спокойный и мягкий, почти как одеяло, почти как сон. К серому примешивается немного синевато-фиолетового неба в лестничном окне – это тоже хорошо, оно такое красивое…

Ты делаешь шаг в сторону лестницы. Ещё один… И вдруг откуда-то издалека, из глубины, вначале едва ощутимо, через мгновение явственно, а ещё через мгновение уже громоподобно – на тебя волной накатывает чувство, которого раньше никогда не было. Чувство, что вот-вот, прямо сейчас… С тобой что-то произойдёт… Случится что-то настолько важное и волнующее, что-то настолько прекрасное и удивительное, что ты не можешь даже представить… Ещё секунда, ещё шаг – и всё поменяется. Вообще всё! И никогда уже не будет прежним!

Ты ступаешь на лестницу – шаг вниз, другой, третий. Чувство всё нарастает и нарастает, становится оглушительным… Ты почти уже не можешь терпеть это радостное предвкушение… (Даже через много-много лет, когда ты вырастешь и перепробуешь много всего, тебе не с чем будет сравнить это чувство. Любые сравнения окажутся бессмысленными, как попытка передать человеческим голосом грохот штормового океана.) И вот наконец огромная волна накрывает тебя с головой… Время останавливается.

И во внезапно наступившей тишине голос внутри тебя произносит одну простую фразу: «Я есть».

И ты понимаешь, что это твой собственный голос. Этот голос, эти слова, эта мысль – удар молнии! Вот оно, вот оно! Вот то, приближение чего ты предчувствовал!

Ты шагаешь вниз по лестнице и повторяешь, словно в экстазе: «Я есть! Я есть! Я есть!» И это не просто обычные слова. Сейчас ты осознаёшь их до самой предельной глубины. Ты купаешься в этом осознании. «Я есть!» Ты поворачиваешь мысль перед своим внутренним взором, и каждый миг тысячи новых ослепительных граней её открываются тебе. Ты весь без остатка стал одной мыслью.

Раньше ты жил как зверёк. Просто реагировал на происходящее вокруг. Тебе показывали вещи и называли их имена: «Это книга. Это табуретка. Это велосипед.» Потом показывали на тебя и называли твоё имя. Ты запоминал. Ты был просто ещё одной вещью среди других, именем в ряду других имён. Всё, что у тебя было, всё, чем был ты – это то, что происходило с тобой.

Теперь ты есть.

Есть.

Ты.

Сам.

Лестница кончается. Ты спускаешься с последней ступеньки совсем не тем, кем вышел из квартиры полминуты назад. Предчувствие там наверху не обманывало: всё изменилось. Вроде бы всё такое же, как и вчера, как в каждый из бесчисленных одинаковых предыдущих дней… Но на самом деле всё совсем другое. Ты другой.

Но всё это знаешь только ты. Даже если ты попытаешься рассказать маме, что с тобой произошло, она… нет, не то что не поверит, а просто не услышит, отмахнётся от тебя. Бросит походя: «Не выдумывай». Остальные – папа, воспитатели, нянечка и дети в детском саду – они тоже ничего не поймут. Все они будут смотреть на тебя как на прежнего, ждать от тебя того, что всегда делал он… Но для тебя это теперь немыслимо! Играть в прежнего себя было бы сейчас самой нелепой и дурацкой игрой, какую только можно представить! А ещё ты жаждешь подольше сохранить в себе охватившее тебя чувство, твоё осознание, твою новую мысль. Размышляя так ты подходишь к двери на улицу.

О том, чтобы идти в детский сад, не может быть и речи. Это просто абсурд – хотя ты, наверное, ещё и не знаешь такого слова, но сейчас как никто понимаешь его смысл. Ты выходишь из подъезда и, ни секунды не колеблясь, поворачиваешь за угол, ускоряя шаг. Конечно, ты не будешь ждать маму. Вместо этого ты обойдёшь дом и спрячешься с другой стороны, в низкой глубокой нише под балконом первого этажа. Ты рассчитываешь, что мама подумает, будто ты не дождался её и пошел в садик сам. И поспешит искать тебя по пути туда. Но даже если она вдруг решит вместо этого обойти дом, то вряд ли заметит тебя, притаившегося в самом дальнем углу подбалконной ниши, в тени, да ещё и за кустами. Прятки – одна из самых любимых твоих игр.

Всё происходит так, как ты и задумал. Ты вообще откуда-то знаешь, что теперь всё будет так, как ты задумал. Мамин голос, тревожно зовущий тебя, с каждым разом слышится всё дальше. Затих. Ты для верности ждёшь ещё немного и выходишь из своего убежища. Теперь быстро пройти по дорожке, завернуть за угол магазина, потом скрыться за кустами аллеи, дальше – перейти улицу… Каждый следующий рубеж на этом пути будто закрывает за твоей спиной новую дверь между тобой и твоими возможными преследователями, делая их шансы всё более призрачными. Это ощущение наполняет тебя восторгом. Ты нарочно не бежишь, а шагаешь размеренно, как бы играя с судьбой. Ты уверен, что непременно выиграешь.

И вот ты на другой стороне улицы. Ты никогда ещё не был здесь один. Родители позволяют гулять только внутри твоего микрорайона. Но сейчас ты даже не нарушаешь их запрет, а просто не вспоминаешь, не думаешь, не знаешь о нём. Сейчас не существует никаких «можно» и «нельзя». Существует лишь одно безграничное «есть». Ты бредёшь по ещё влажным от утренней росы плитам тротуаров, перешагиваешь поребрики, перепрыгиваешь лужи… Радостно узнаёшь знакомые места, припоминаешь едва знакомые, наконец – удивлённо разглядываешь совсем незнакомые…
 
Пахнет утренней прохладой, сырой землёй, прелой прошлогодней травой, юной весенней листвой. Звонко чирикают воробьи, переливчато посвистывают какие-то неизвестные тебе птички, едва слышно шелестят твои собственные шаги. Деревья, кусты, тротуары, дома, уличные коты, редкие прохожие – всё это проплывает мимо тебя, соединяясь в разных, постоянно меняющихся сочетаниях. И над всем этим встаёт огромное доброе тёплое солнце. Оно пылает в пронзительно прозрачной вышине, где на разных уровнях проплывают белые, серовато-розовые, светло фиолетовые облака. Одни – выше высокого, другие – ещё выше, и ещё, и ещё… Так, что кажется, будто это не одно небо, а целый многоступенчатый свод вложенных друг в друга, уходящих в невообразимую высь небес раскрылся над тобой от края и до края земли.

Ты счастлив. Возможно, это самые счастливые минуты всей твоей жизни. Не только той, что была, но и той, что ещё только будет. Хотя сейчас ты, конечно, об этом не думаешь. Ты вообще ни о чём не думаешь. Ты просто видишь, слышишь, чувствуешь. Ты существуешь. Ты есть. И всё вокруг тебя –  одно большое, огромное, всемирное счастье. Весь мир состоит из тебя и счастья!