Ржавый гвоздь

Матвей налил третью чашку чая, отер лицо полотенцем, взял на язык крошку сахара и с наслаждением сделал глоток. Суббота-банный день в деревне. В огородах дымили трубы, а в открытые двери слышалось довольное кряхтение  от жаркого веника и крепкого пара. Народ радовался, что летняя страда дала перерыв и можно перевести дух.

Матвей осоловелым взглядом провел по столу. А стол Маняша справила, как всегда, сытный. Её постряпушки  он очень любил.  Здесь были  молосольные огурчики , которые так призывно пахли чесночком и укропом, смородиновый лист лежал на соленых груздях, жаренная щука еще не остыла и источала свой неповторимый дух. Картошка, правда, того еще года, но была вкусна и рассыпчата, а крынка топленого молока покрылась темной  сметанной корочкой.

Матвей вспомнил, как ранней весной перебрался в село, где жил его дед, как отладил его старый дом, как перекрыл крышу и распахал  огород. Он быстро сошелся с соседями, а сельчане еще помнили деда Степана, этого работящего, доброго и хлебосольного человека. Матвей был похож на деда, такой же мастеровой и добродушный. Да и его Мария, или Маняша, как звал её Матвей, была хорошей хозяйкой и рукодельницей. Она держала дом, хорошо готовила, вышивала и вязала. А  дочь глаз не сводила с матери и во всем ей подражала. Женщины села недолго  приглядывались к Маняше и быстро приняли  её в свой круг.

Вот только сосед напротив,  бобыль Корней, сторонился дома Матвея. Раза два  он останавливался у их  палисадника и даже перекинулся парой слов с Матвеем, но ближе не сходился. Но на Троицу, когда гуляло все село, сосед все же зашел в гости и посидел за столом. Корней нахваливал стряпню Маняши и не сводил с нее глаз. А она уж расстаралась во всю: стол ломился от еды. Тут были и любимые Матвеем пироги с грибами и маком, рисовый курник, запеченное мясо и тройная ушица. А квас и брага на яблоках были выше всяких похвал.

Гуляло все село этой  уральской глубинки. Здесь издавна приветствовался труд и мастеровые люди почитались с особым уважением. Но и в такие престольные праздники здесь чествовали не только труд, но и отдых, поэтому они  отмечались широко и благоговейно.

Матвей уже обвык на новом месте, работал он в артели,  ремонтировал  технику, которая выходила на поля. Уходил радо утром, а возвращался уже по темноте. Маняша встречала его накрытым столом и теплой улыбкой. На завтра была суббота с обязательной баней, и Матвей предвкушал заслуженный отдых.

Вечером, когда натопленная банька ждала хозяев, Матвей увидел соседа, который чинил свою калитку. Матвей кивнул ему, но сосед отложил свою работу и подошел к нему. Слово за слово и Матвей предложил соседу опробовать первый пар. Только когда Корней ушел поздно ночью после нескольких чарок браги и обильного угощения, Матвей почувствовал облегчение. Все время, пока сосед сидел за столом, ел и пил, он не сводил взгляд с его Маняши.  Матвей был как во сне. Так было и в прошлый раз, но сейчас Матвей чувствовал себя уставшим. Он помнил, как Маняша потчевала гостя, смеялась над его присказками и прибаутками. А Корней, нахваливал её стряпню и даже порывался принести свой свекольный квас, который считал лучшим. Утром, в воскресенье,  у Матвея все еще гудела голова и впервые со дня приезда он накричал на жену.

Только через сутки Матвею стало лучше и на работе он как-то отошел, помягчел душой и пожалел уже о своей вспышке гнева. За неделю события стерлись из памяти и к субботе Матвей решил раньше истопить баню.

Маняша, переделав все дела, пошла в первый пар с дочерью, а Матвей сидел на ступеньках крыльца и ждал своей очереди. В это время калитка открылась, и сосед с крынкой зашел во двор. Оказывается, он обещал принести на пробу свой свекольный квас. Все повторилось опять: баня, застолье, непонятная усталость и ссора с женой. Но теперь уже сразу после ухода соседа.

В четверг Матвей был на стане, переделав свои дела, он не спеша пошел в село через рощу, а не по дороге. В этой роще было небольшое озеро, а рядом часовня и дальше сельское кладбище.  Часовня давно разрушилась, остатки ее сохранились, но заходить в нее уже никто не решался, т.к. стены грозились рухнуть в любой момент. Вот только камень, который, как рассказывал Матвею дед, притащили сюда староверы, по-прежнему лежал на берегу. Матвей зашел поклониться деду, а потом спустился к воде и сел на нагретый солнцем камень.

Он смотрел на воду и перебирал в памяти ссору с Маняшей.  Понятно было, что посещения и недобрые мысли соседа были всему причиной, но что делать дальше он не знал. Летний зной, голубая гладь озера навевали грусть, и Матвей закрыл глаза. В это время он словно увидел деда, который сидел у на ступеньках крыльца и держал в руке ржавый гвоздь:
- Помни, Матюша, - говорил дед,- люди на земле живут разные. Кто-то с добром ходит по земле, а кто-то с темными мыслями. Вот эти мысли и вредят нам и не у каждого есть сила отбиться от них, как бы силен не был человек. Морок и хворь напускается на человека и страдает душа. Не находит она выхода, бьется в одиночку с напастью. Вот тут и помочь ей надо. Слышал я, Матюша, от знающих людей, что ржавый гвоздь в этом деле самое верное средство. Ты найди такой гвоздь и забей в порожек калитки. Вот и будет тебе оберёг от лиха и напасти…

Когда Матвей очнулся, то вокруг стояла та же тишина, зной как бы сгустился и разом опал, а по водной глади расходились широкие круги.

Вечером Матвей пошел на развалины старой мельницы, что была за селом. Он надеялся найти ржавый гвоздь, потому как дома такого не нашлось. Он облазил все, но гвоздя не нашел. Было все: остатки лопат, решето, ведра без дна, даже пара крепких сапог, но гвоздей он не нашел. И только на выходе у стенки он заметил черенок, потянув за который, он понял, что это остатки вил. Впрочем, от вил остался только один зубец, остальная часть была обломана и насквозь проржавела. Ржа покрыла остатки вил плотным слоев. Матвей с радостью подхватил свою находку и пошел в сторону кузнецы.

Гвоздь, который сделал кузнец, был огромным,   а шляпка могла выдержать удар кувалды. Порожка у уличной калитки не водилось, и Матвей рассудил, что можно забить гвоздь и в столб, на который крепилась дверь. Вошел гвоздь легко и только шляпка отсвечивала стальным блеском.

В субботу Матвей опять топил баньку. Ближе к вечеру, когда все дела были переделаны, дочь и жена, намытые и радостные от доброго пара, пили чай в горнице, он пошел в свою очередь. Спускаясь со ступенек, Матвей увидел Корнея, который с крынкой кваса шел к его дому. Еще издали он покричал ему и протянул крынку.  Матвей подошел к калитке, открыл её и, отступив на полшага во двор, стал, ожидая, что Корней войдет. Но тот подошел к калитке и занес было уже ногу, но потом резко сделал шаг назад. Крынка выскользнула из его рук и разбилась. Сосед посуровел лицом, сузил свои глаза и, пытаясь улыбнуться, сказал:
-Ну вот, нёс свою плату, думал в бане с тобой попариться, а теперь и не знаю, что делать.

Он явно ждал, что Матвей протянет руку и пригласит в гости, но Матвей молчал. Тогда Корней собрал мокрые черепки и перекинул их ближе к своему двору. Он все еще ждал и тогда Матвей сказал:
- Заходи, если хочешь попариться, а квас у нас есть свой, - и сделал еще полшага назад. Но сосед, так и не приближаясь к калитке, скривив губы, сказал, что придет в следующий раз. Развернувшись, он зашагал домой, а Матвей, закрыв калитку и погладив шляпку гвоздя, пошел в баньку.

Больше Корней не бывал в гостях, а мир и покой опять воцарился в семье Матвея. Только поздней осенью Матвей опять попал на кладбище и поблагодарил деда за помощь, поклонясь ему в пояс.