Медная монета. 2

–Потерпи, милая, потерпи еще чуть – чуть. Вот...вот...вот и все, умничка.

Анна Трофимовна выключила бормашину. Серые глаза стоматолога послали Катерине снопик личиков-улыбок.

«Какая же приятная, уютная  женщина: женственная, с мягкими руками и теплым голосом. Некрасивая, серые волосы и глаза, ни грамма косметики,  ростом выше среднего, с крупными сильными руками и диспропорционально развитой плечевой мускулатурой.  А почувствуешь обволакивающую теплоту голоса и деликатное прикосновение  сильных рук, утонешь в улыбающихся глазах и никогда уже не скажешь – некрасивая. И профессионал высшей категории. Как же мне повезло ее встретить! Это приз  после стольких мытарств по всяким-разным стоматологическим кабинетам. И никуда я от нее не уйду, чтобы мне друзья ни советовали. А хорошее всегда дорого стоит».   

–Уж извини, Катюша,  придется потерпеть. Зубы свои знаешь, а к протезированию надо хорошо подготовиться, иначе Евгений Григорьевич обратно пришлет – он такой.  Завтра штифт поставлю, не больно, но сверлить долго придется,– на правах двадцатилетнего знакомства Анна Трофимовна обращалась к Екатерине на «ты». Несмотря на небольшую разницу в возрасте Катя же всегда уважительно называла ее по имени отчеству.

–Анна Трофимовна! Вы бы в кресле у Евгения Григорьевича посидели… Медведь! Как поставил бор, так пока до гланд моих не досверлил, руку и не отнял… Я и ерзала, и пыхтела, и кряхтела, без реакции. Ужас, еще мной и недоволен остался: чего там ерзать, когда нерва лет сто уже нет. Какие такие сто лет? А я же к такому зверскому обращению не привычная, вы всегда сверлите  аккуратно, чувствуете, когда передышку дать надо… А он еще и командует: сесть, встать, не дышать... как на плацу. Медведь! Со мной так никто не обращался. Я же девушка нежная, ранимая. Ужас. Да, чуть не забыла, штифт он  сказал, сам поставит.

                ***

Евгений Григорьевич был вежлив до приторности.

«Неудобно-то как. Точно Анна Трофимовна ему рассказала. Я без задней мысли тогда пожаловалась, да и не пожаловалась, а в шутку посетовала, посмеялись обе, мол, мужики все медведи. Не удержалась Анна Трофимовна, рассказала ему,  похоже, тоже в шутку. Если они медведи, то мы сороки, нет, курицы мы бестолковые».

Катерина сидела в стоматологическом кресле, по силе ее «любви» соперничавшим разве что с гинекологическим, старалась держать рот широко раскрытым и пялилась в телевизор на стене напротив. Зачем рот было держать максимально раскрытым и без перерыва, ей было не понятно. Но так сказал Евгений Григорьевич. Ныли челюсти, слезились глаза, даже уши заболели, Катя мужественно выполняла приказ протезиста. Да и как спорить с открытым ртом?

Евгения Григорьевича она побаивалась. А еще он ей очень нравился. В его присутствии Катя почему-то чувствовала себя беспросветной дурой. Отмалчивалась, делала все невпопад, и упорно на него не смотрела. 

Зачем требовалось широко открыть рот, Евгению Григорьевичу было понятно. Конечно, пока он неспешно смешивал препараты,  рот можно было бы и закрыть, но внимание отвлек телевизор и Евгений Григорьевич команду «закройте рот» отдать Катерине позабыл.

Шла передача «Давай поженимся!». За богатенького сыплющего песком дедка боролись три зрелые красотки. Боролись весьма напористо: одна спела душещипательную песенку  собственного сочинения, вторая исполнила знойный танец с покачиванием бедер и потряхиванием…ну, неважно чего, третья напекла пирогов на целую роту. Дедок подслеповато щурился, по-детски улыбался искусственной голливудской улыбкой, по ответам складывалось впечатление, что слышал он плоховато. Все это сопровождалось авторитарными комментариями ведущей и бабским тарахтением ее помощниц.

Евгений Григорьевич явно развлекался,  Катерине тоже было смешно, но открытый рот мешал активному проявлению эмоций.

Прощаясь, Катя присела  за стол записать время очередного приема. Протезист вздохнул, сунул ей визитку, предварительно написав дату и время встречи.  Взглянув на экран телевизора, широко улыбнулся и неожиданно для Кати сказал: «А все-таки она существует».

В первый раз за три месяца общения Катерина не переспросила. От удивления посмотрела прямо в его глаза, да так до конца разговора взгляд и не отвела.

–Существует, существует, точно вам говорю. И по себе знаю, но не про себя хочу рассказать вам. Был у нас в городе очень хороший гинеколог. От Бога доктор. Женщины  записи по месяцу ждали, и еще три месяца приема. Женился еще студентом, однолюбом был, так всю жизнь одну женщину - свою жену и любил, да не просто любил - боготворил. Со временем попивать стал. Врачи и полиция в особой зоне алкогольного риска всегда были.

–Столько боли и грязи, сколько видят люди этих профессий, очевидно, тяжело вынести. Человек ищет, как быстрее сбросить негатив, наверное, алкоголь – самый простой способ. Не знаю, могу только предположить…

–Вас грязь жизни минула?

–Может, это я мимо прошла и не заметила? Идеально тепличные условия ни у кого не случаются. Все мы из одной бочки.

–И то верно. Но не все пить начинают.

–Не все. А дальше-то что?

–Ладно,  без отступлений. Жена как могла боролась с зеленым змеем, а потом оглянулась вокруг, встретила другого мужчину и влюбилась.

–Моложе?

–Не существенно,  на пару лет. Вот не помню уже, как звали гинеколога- Борис? Иван? Оставил все жене и ушел к родителям. Дети к тому времени взрослые были, получили образование, дочь замуж собиралась.

–И не боролся за свою жену? Так любить и отпустить без попытки удержать...

–Не боролся, молча ушел. Только пить еще больше начал. А вы бы боролись?

–Я женщина.

–Ну и что? Если любишь, бороться нужно всегда! Или нет?– хитро прищурил  глаз Евгений Григорьевич. Повторил вопрос,– Вот  вы боролись когда-нибудь за свою любовь?   

– Нет.

–Почему же?

–А с кем и чем  бороться? Если  мужчина выбрал моложе, красивее, умнее, талантливее , то что я могу предложить взамен? Жизненный опыт? Мудрость? Мою любовь и нежность? Думаю, если это было бы нужно, он остался бы со мной. А с притяжением молодости женщинам...э-э-э...скажем так, зрелым, соревноваться совершенно бессмысленно и...пошло. Я бы уступила дорогу в таком случае.

Катя выдохнула и вконец осмелев, добавила: «Всегда восхищаюсь  возрастными парами, часто наблюдаю их на нашей набережной. Идут одного возраста,  и ощущается, жизнь одну прожили бок о бок. За руки держатся, и никакие молодые девчонки его из семьи не уведут, да и вообще не нужны будут, да и он для нее самый главный, самый лучший и единственный мужчина. У меня всегда такие пары вызывают неизменное уважение. Вот не помню, кто сказал, но мне близко: «У настоящих мужчин женщины стареют вместе с ними».
 
– А вы максималистка! Ну, с молодостью понятно, а насчет таланта и ума вот так сразу и признали и сдались?

–Не сразу, но сдалась. Не знаю, может и не права, но раз он выбрал другую женщину, значит она лучше.

–Не так все просто и однозначно в этой жизни, ох, не так. Какие ваши годы! Вот и  подумайте на тему всегда ли нужно молча уступать сопернице дорогу? Я сейчас не про скандалы и женские бои без правил говорю...У вас, женщин, много другого оружия имеется, порой смертельно опасного...

Помолчал, грустно улыбнулся и продолжил.

–Но это не вся история, вернее, это даже еще и не история. Вспомнил, Борисом Вениаминовичем его величали. Запил сильно после развода, работу потерял. А тут узнал, что у его бывшей супруги онкологию диагностировали. В Израильской клинике брались за операцию, даже положительный результат гарантировали, да стоило дорого. Всей родней деньги собирали, а все равно много не хватало. Продал Борис квартиру родительскую, родителей к тому времени уже в живых не было, и деньги отдал на лечение. Знаете, а ее ведь спасли. Уж не знаю, израильские специалисты на уровне оказались или сила любви помогла, а то и другое вместе взятые.

–Она у него взяла деньги ? Как же он? Что с ним теперь?– слова с привкусом горечи. И так стало Катерине больно, словно ее близкого человека обидели. Евгений Григорьевич почувствовал ее настроение.

–Деньги родне отдал. Кто его знает, ей в том состоянии, может, и не говорили ни про деньги, ни про сложности. Скорее всего, и не знала она ничего. А вы бы не взяли, если вашему близкому человеку понадобилась помощь? А он? Спился, говорят. Может, бомжует где? Не знаю...Вот такая любовь. А вы говорите, нет ее.

–Я говорю...?

И осеклась на середине фразы.

–А насчет соревнований с молодостью, я вам так скажу. Моя вторая жена от молодого парня ко мне ушла. Да, знаю, знаю, что вы сейчас подумали. Я с первой женой прожил двадцать лет, сына вырастил. Хорошо жили, но под конец семейной жизни скучать начали, оба, практически одновременно и она и я свои жизни вновь устроили. И новый  муж у моей  бывшей жены на пятнадцать лет младше меня, а ее  на десять. И живут они отлично. И у меня с молодой женой ребенок растет, дочери четыре годика. И не проходили мы через ревность, обиду и войну. Мы с моей бывшей женой остались очень хорошими друзьями. Вот так бывает, а вы говорите...

Катерина ничего не говорила, слушала, не отводя от «медведя» взгляда.


***
–Ну что Грош, уже и  бабы не подают?

На паперти двое нищих стояли чуть в стороне от своих сотоварищей. Маленький грязный мужичок в драном ватнике, несмотря на июньскую жаркую погоду, задиристо приставал с вопросом к высокому худому бомжу. Высокий и худой был смугл до черноты, и только водянистые голубые глаза и волосы, цвета выбеленного льна, указывали на славянское происхождение. А так цыган, цыганом.

Грошом его прозвали не сразу. Не сразу и приняли в свои сплоченные, жестко структурированные ряды нищих. В первый раз, когда появился возле храма, избили до полусмерти. Пришел в себя, вновь пошел к храму, и вновь избили. Так и убили бы возле ворот в дом Божий, да случай помог. Разглядел признаки перитонита у главного в нищенской иерархии, отвез в больницу,  сумел настоять, чтобы срочно осмотрели и приняли меры. Очень уж не хотелось врачам заниматься плохо пахнущим, покрытым коростой завшивленным попрошайкой, а никуда не делись от этого. Так и пришелся Грош ко двору: кому руку перебинтует, кому укол сделает, кого чаем травяным напоит, а кому и горчичники поставит. Врач как-никак, хоть и бывший, а все равно врач.

И была у него присказка: «Подайте, люди добрые, кому, сколько не жалко, да хоть медную монетку». Вот и стали звать «медной монетой». Со временем прозвище сократилось до «монеты», а потом кто-то продвинутый назвал «грошиком», так и закрепилось. Только старшой, спасенный от перитонита, да на общих собраниях продолжали величать «медной монетой».

–Так, Петро, ей  нужнее моего подаяние будет.
–Ты чё, Грош? Глянь, как одета! Я в этом понимаю немного, моя баба по прошлой жизни все по дорогим бутикам меня тягала!
–Да я не о том, Петро, о другом...
–Вот чудный ты, все равно не наш, хоть век с нами проживи. Тьфу, убогий!
–Да мы все тут убогие,– и рассмеялся булькающим смехом.


                ***
В церковные ворота  сквозь строй нищих всегда старалась прошмыгнуть быстро. И не то чтобы жалко денег было, брезговала сильно. Да и мысль, что деньги пропьют, хоть и гнала, убеждая самою себя, мол, не ей судить, ее дело помочь, никак из головы Кати не изгонялась. А в этот раз бомж наперерез ей под ноги бросился: «Подайте, люди добрые, кому, сколько не жалко, да хоть медную монетку». Отшатнулась от отвращения и увидела в вылинявших голубых глазах нищего жалость и сострадание к себе. Бежала, а взгляд голубых глаз  следом настигал...

Сергея дома не было. Как не было и его вещей. И на звонки Сергей не отвечал.

«Как там говорил Евгений Григорьевич? Надо бороться! Или не надо?». Попросила соседку позвонить с ее мобильного.

Долгие годы потом помнилось, как из трубки звенел накаленный от бешенства голос еще вчера казалось бы любящего человека: «Нечего мне названивать!Не хочу я с тобой разговаривать!! Ушел я, что непонятно тебе!! Еще раз позвонишь, и будешь всю оставшуюся жизнь звонить в Скорую помощь!!!».


Фото из глубин инета.