Кофейный ритуал

Из зарисовок для "Букингейма" (vk.com/club83528878).

Задание - продолжить повествование, не меняя первой фразы:
"Она читала утром «Отче наш», сидя на табурете возле газовой плиты с кофейной мельницей в руках. Как будто они оба, и мать и Бог, одинаково любили утренний кофе. Он сидел на своих небесах и ждал, когда закипит вода и мать зальет кипятком размолотые кофейные зерна. Если стояла стужа, Богу приходилось ждать". © Хербьёрг Вассму. "Стакан молока, пожалуйста".


Волшебство этого ритуала всякий раз задавало настроение на день. Едва только заслышав шаги по скрипучим половицам кухни, мы с сестрой со всех ног неслись туда, чтобы стать в дверях и слушать плавный вкрадчивый голос, ощущать присутствие Бога в нашей жизни.
После смерти матери волшебство ушло. Осталась только старая мельница, которую я долгое время хранила в шкафчике с пряностями, но однажды пропала и она. Мне стал ненавистен этот дом, который с каждым днём всё больше ветшал, умирал, будто бы пытаясь исчезнуть вслед за воспоминаниями о нашем счастливом детстве.
Семья распалась. Сестра уехала жить на тёплый юг, а мне досталось ледяное море, бьющееся о чёрные зубы скал. Жизнь, вроде бы шла своим чередом, но я не чувствовала тепла в своей груди, каждое утро, заваривая кофе, я слушала старческий скрип ставней, завывание ветра, и вспоминала.
Однажды, вернувшись с работы, я нашла на месте дома пепелище. Пожарные сообщили, что закоротило старую проводку, и дом вспыхнул как спичка. Сгорело всё, что могло напомнить мне о былом, разлетелся по ветру прах былой жизни. Я ощутила себя раздетой на пронизывающем холоде убывающей зимы.
Мне удалось снять маленькую комнату недалеко от моря. Выглядела она гораздо хуже родительского дома – покрытые чёрными пятнами стены, узкая кровать и крохотное оконце, из которого, правда, была видна смотровая площадка над обрывом. Мне было всё равно, как выглядит моё новое жилище, в нём было не больше жизни, чем в моей телесной оболочке.
Однажды, было это весной, моё оконце оказалось приоткрытым, я услышала плач – на обрыве стояла девушка. Облокотившись на поручни, она содрогалась от рыданий, в них было столько одиночества, что тревога шевельнулась в моём дремотном сознании. Но прежде чем я успела накинуть шаль, чтобы выйти, раздался короткий вскрик. У поручней осталась стоять лакированная туфелька.
Вечер и ночь я проплакала над судьбой несчастной девушки, а наутро решила не допустить повторения трагедии. Теперь, приходя с работы, я внимательно следила за всеми, кто проходил мимо, или стоял у поручней. Моя жизнь будто бы наполнилась смыслом – мне хотелось спешить с работы, я подолгу сидела на лавочке недалеко от смотровой площадки.
Так продолжалось до самой зимы. Мне не хотелось съезжать из убогой комнатушки, хотя была возможность снять что-то поприличней и подальше от злополучного обрыва.
В тот день пошёл первый снег, было тепло и тихо. Я медленно возвращалась с работы, любуясь снегопадом, на душе было необычайно спокойно. Когда я добрела до обрыва, то увидела тёмную фигуру, перегибающуюся через перила. Я находилась в нескольких шагах от этого человека, но те мгновения, которые понадобились, чтобы добежать до него, показались мне вечностью.
Я не знаю, откуда во мне взялись силы, чтобы довести едва стоящего мужчину до моей комнаты и уложить в кровать. Он был небрит, пропах алкоголем и потом, хотя одежда его была недешёвой. Лицо незнакомца опухло от слёз, в бреду он выкрикивал имя «Вера», просил прощения, умолял Бога забрать его. Наутро я узнала, что жена этого мужчины умерла и ему теперь незачем жить на этом свете.
С того момента прошёл год, сегодня я проснулась раньше него и отправилась на кухню, чтобы сварить кофе. Зевая и потирая полуоткрывшиеся глаза, я поставила чайник на огонь, а сама взялась за мельницу. Молитва пришла на ум сама собой, я бросила взгляд на заснеженный город за окном и заплакала. Я, наконец, ощутила это – почувствовала, как и мать когда-то, что Бог сидит на своих небесах и ждёт, когда закипит вода, чтобы вновь приглядывать за мной.