Вампир Кристиан часть первая

                ВАМПИР КРИСТИАН
Посвящается Ю Сын Хо, южнокорейскому
актеру, чей талант подвигнул меня написать
сей роман.

ПРОЛОГ.

Огромный особняк из белого шлифованного камня возвышался над прочими постройками в тихом пригороде Иркутска "Николов посад".  Таунхаус смотрелся хорошо: амбар, большой отдельный погреб, бассейн, музыкальная комната, спортзал - все это придавало изюминку богатому особняку. Расположенные по соседству двухэтажные коттеджи и дачи уступали таунхаусу и архитектурой, и изяществом. Двухметровый забор из такого же белого камня напоминал укрепление форпоста, а построенные с четырех сторон небольшие башенки в готическом стиле с длинными шпилями и вовсе накладывали отпечаток некоего графского или герцогского замка средневековья. Его площадь тоже была не маленькой - две тысячи квадратных метров. Таунхаус строился пять лет по индивидуальному заказу. Посаженные деревья и сортовые розы, крытые стеклянные парники и мощеные гравием тропинки говорили о том, что в доме живет представитель аристократии. Местные жители редко видели молодого хозяина в “Николовом посаде”, в основном только по утрам или поздно ночью, отъезжающего из таунхауса или возвращающегося в него. Аристократ предпочитал носить черную одежду, он походкой и ухоженностью напоминал скорее голливудскую звезду, чем преподавателя Иркутского Государственного Технического университета. На своего соседа жители “Николова посада” засматривались с любопытством, когда им удавалось увидеть его, идущего по делам в местный исполком или администрацию. Мужчины с завистью взирали на хозяина таунхауса, рассматривая его мускулы, которые даже через кожаную одежду прекрасно проступали и видны были невооруженным взглядом, а женщины - те просто замирали на месте от одного вида богатого и неженатого аристократа, которого звали Ли Кристиан Филипп Бастьен. Мечта прекрасной половины человечества. На окраине "Николова посада" находилась ферма, и если молодой человек проезжал мимо нее, животные, а в особенности лошади, вставали на дыбы. В Иркутск вместе с Кристианом Ли приехал из столицы слуга, которого звали Иван Васильевич Лакатош. Мужчина пятидесяти лет от роду, всегда собранный, молчаливый и немного угрюмый, нравился соседям за свой миролюбивый нрав, рассудительность и преданность "барину" - именно так за глаза называли жители "Николова посада" хозяина таунхауса.

По приезде в Иркутск, Кристиан Ли целый год прожил в затворе, и этим очень удивлял соседей. Каждое утро в компании немецкой овчарки смотритель таунхауса оправлялся на рынок. Известно, что о богатых и немногословных, замкнутых соседях всегда по округе разносятся небылицы, “Николов посад” не был исключением. Ходили слухи, что “барчук” боится дневного света и поэтому исчезает и появляется в таунхаусе либо задолго до рассвета, либо после заката солнца. Некоторые старушки клялись и божились, что видели как смотритель покупал свежее мясо усоседнего фермера, и оно источало пар, когда тот возвращался домой. У них просто закипали мозги, когда они видели каждый день приезжающего доктора из соседнего микрорайона “Березовый”, который подолгу оставался в таунхаусе. “Что он там делает? Чем занимается? Кого лечит?” - вот вопросы, которые, словно улей, роились в головах соседей. Всегда в одно и тоже время, в четыре часа пополудни, доктор останавливался у высоких ворот, выходил из малиновой "Хонды" молча шел в особняк, в руках держа дорожную сумку. Соседи гадали, для чего каждый день приезжает доктор из соседнего микрорайона  сюда, в "Николов посад", если у них имеется своя больница, в которой работают не менее квалифицированные врачи? Да и по слухам сам Ли Кристиан Бастьен долгое время работал доктором в столице России. Пища для сплетен росла. Что в этом таунхаусе не так? Что привозит доктор в дорожной сумке неукоснительно каждый день, даже по выходным? Все в округе только и судачили о том, что особняк не простой и его обитатели тоже. Спустя год после своего затвора распространились новые слухи: молодой человек на самом деле ничем не болен, он устроился преподавателем в Иркутский Технический университет по восточной медицине, а по вечерам работает тренером по тхэквандо. У жителей "Николова посада" от предположений относительно хозяина таунхауса просто снесло голову, когда они узнали, что "барин"-то не простой практикант в престижном универе Иркутска, но является профессором! Как может молодой человек быть профессором и считать себя  равным маститым и убеленным сединами преподавателям? Этому удивлялись не только жители "Николова посада", но и сами преподаватели универа, а также студенты, не понимая, как в его двадцать три года он достиг таких высот как в медицине, так и в боевых искусствах, получив высший ранг? Многие в "Николовом посаде" ради того, чтобы поглазеть на хозяина таунхауса, выходили на улицу как бы погулять перед сном, зная, что он всегда по вечерам стоит у окна на втором этаже и смотрит вдаль. Вот и теперь его красиво очерченные губы не размыкались, а глаза прожигали, казалось, пространство миров. Парень мог часами стоять у распахнутого окна, погрузившись в какие-то свои, ему одному ведомые мысли. Где в этот момент обитала его душа, о чем он думал? Представительницы прекрасной части человечества открыто любовались Ли Кристианом Бастьеном.

В прошлом году жительница "Николова посада" поступила учиться в Иркутский Технический университет. Именно от нее жители посада узнали, что их загадочный сосед - профессор вуза. Та девица записалась в секцию боевых искусств, но через неделю не выдержала нагрузок и покинула ее. Зато она взахлеб рассказывала всем в посаде, что "барин" из таунхауса очень умен, начитан, прекрасно владеет многими иностранными языками (она слышала, как по телефону тот говорил сначала на итальянском, потом мгновенно переключился на испанский, затем на французский. И это только за один телефонный разговор!), а также, что он удивительно прост в общении. Вот только очень уж требователен, и у него нет мобильного телефона, девушки не могут с ним связаться, а их бегает за профессором несметное количество. Но, похоже, они не интересуют его. Преподаватель со всеми одинаково вежлив, однако держится в стороне от горячих и назойливых молоденьких учительниц и студенток; и вот еще что - у доктора нет друзей... Соседи никогда не видели и не слышали, чтобы радио или телевизор - так привычные современным людям - работали в таунхаусе. Ночью глаза хозяина  часто светились в темноте, от чего он казался призраком; его орлиный взгляд, устремленный вдаль, прожигал пространство. Он всю ночь мог простоять так у окна, а с рассветом уезжал в город.

Прошло почти пять лет с тех пор, как Кристиан Ли со своим слугой поселился в “Николовом посаде”и сразу привлек к себе всеобщее внимание, особенно, когда год находился в затворе. Местные власти за год затворничества присылали узнать не раз, кто это и почему постоянно сидит дома, чем занимается, откуда пожаловал, почему поселился именно в "Николовом посаде?" Часто смотрителю приходилось все улаживать, объяснять окружающим, что его хозяин немного нездоров, и только щедрые благотворительные пожертвования Кристиана Ли наконец заткнули рты любопытным людям, нелюдима зауважали, о нем заговорили с удовлетворением, как о щедром жертвователе на нужды детского дома, расположенного неподалеку, а также детских садов, школ и пансионата для престарелых, не вдаваясь в подробности, откуда он берет деньги на благотворительность. Однако, вход средствам массовой информации и назойливым журналистам категорически был воспрещен в таинственный таунхаус. Пожилой смотритель, Иван Васильевич Лакатош, верой и правдой защищал своего молодого и очень молчаливого хозяина от надоедливых репортеров. Легче стало, когда Кристиан Ли вышел из своего годичного затвора. Иван Васильевич каждый день готовил свежую еду господину, но не был уверен, что хозяин вкушает его стряпню. Обычно овчарка Линда сладко облизывалась после того, как молодой "барчук" покидал столовую. Вот и теперь он позвонил в колокольчик, дав знак Ивану Васильевичу, находящемуся в кладовой комнате, что пора убирать со стола. Смотритель крикнул в ответ, что все уберет, но неожиданно вздрогнул, услышав голос хозяина у себя за спиной:

- Иван Васильевич, голубчик, закажи на завтра один билет на самолет в Рим. И, да - как всегда – ночным рейсом.

- Хорошо, господин Ли, будет исполнено, -ответил Лакатош. Он поежился: за долгие годы службы у Кристиана Ли так и не смог привыкнуть к тому, что тот появлялся внезапно так же неожиданно исчезал. Еще пять лет назад господин Ли жил в центре Москвы, работал в городской больнице ведущим хирургом, а потом вдруг внезапно решил переехать, и почему-то в Иркутск? Что побудило успешного и уважаемого всеми хирурга сделать это - осталось тайной за семью печатями для Лакатоша.

- Не забудь, любезный Иван Васильевич, выгуливать Линду, хорошо ее кормить и не беспокойся о моих комнатах, я сам убрался в них и в библиотеке. И да, вот еще что, когда меня не будет, приедет печник и сложит в гостиной камин, - проговорил мягко хозяин, сверкнув черными очами.

- Хорошо, господин Ли, - ответил смотритель, - а  мне нужно ему заплатить за работу, или высделаете это сами?

- Я заплатил ему, не волнуйся. Проследи только, чтобы он все сделал как надо.

- Хорошо, хозяин, будет исполнено. Вот только, профессор Ли, вы и на это Рождество не останетесь в России?

- Да, мне нужно в Рим, я привезу тебе твойлюбимый ликер и кофе.

- Премного благодарен, Кристиан Ли! -удовлетворенно ответил Лакатош. - Когда вернетесь?

- Числа девятого, друг мой. Встреть меня в аэропорту, пожалуйста. Я должен вернуться назад к началу экзаменов студентов. Мою машину утром на стоянке в аэропорту заберешь.

Иван Васильевич согласно кивнул в ответ. Он не переставал удивляться, как у корейца может оказаться такая внешность? Орлиный взгляд черных, как сама ночь, глаз завораживал даже его, старика, и ему хотелось постоянно смотреть в эти удивительно большие очи, чей мягкий свет радовал взор. Смуглая кожа отливала при свете луны фосфорическим свечением, а брови идеально гармонировали с длинными волосами. Прическа представляла собой украшение и ему очень подходила: длинные волосы, рассыпанные по плечам, лесенкой подстриженные с левого бока, иголочками опускались на высокий лоб и виски, делая азиата идеальной моделью, а с черным кожаным костюмом - просто сочетались замечательно. Молодежная стрижка гармонировала с природным блеском шелковых волос. Об одной особенности Лакатош никогда не говорил никому: работая на господина Ли пятнадцать лет, он не заметил, чтобы кореец изменился хотя бы на год. Ему всегда было двадцать три. Смотритель таунхауса удивленно проводил взглядом грациозно идущего по коридору Ли Кристиана Филиппа Бастьена. Дома, когда хозяин и Иван Васильевич были одни, Кристиан просил называть его Ли Ун Чоном или просто профессором Ли. “Ох, пусть я трижды сгину с лица земли, - подумал про себя Лакатош, - если хоть на миг задумаюсь о том, кем является Ли Ун Чон на самом деле? Лучше живым умереть, чем кому-то рассказать об этом…”.

- И правильно сделаешь, Иван Васильевич! -отозвался уже с верхнего этажа Ли Ун Чон. - Если проболтаешься, я превращу твою жизнь в сущий
 ад на земле.

- Да, да! - ответил, закашлявшись, смотритель. - Простите меня за подобные мысли.

- Работай над ними, Лакатош! - услышал слуга чарующий, мягкий голос профессора Ли.

Тем временем азиат, поднявшись в свою комнату, зашторил окно во всю стену от потолка до пола плотной, светонепроницаемой черной материей, нажав на пульт. Он зажег свечи на обоих пятирожковых подсвечниках на столе, включил тихонечко классическую музыку и сел за письменный стол. Ли Ун Чон любил свечи, так как за день лампы дневного света ему надоедали в универе.  Азиат предпочитал дома писать не ручкой, а выводить буквы пером, обмакивая в чернила. В родном Чосоне Ли Ун Чон писал кисточкой, а уже после научился выводить буквы пером. Его рука легко порхала по страницам дневника, красиво и ровно выводя иероглифы на корейском языке - хангыле.

Вслед за хозяином в комнату вбежала собака Линда и, облизнув руку Ли Ун Чона, улеглась у его ног. Сосредоточенные глаза корейца то останавливались на написанном тексте, то продолжали следовать за бегущими строчками. В глубине красивых глаз азиата отражался пламень мерцающих свечей, придавая взгляду задумчивость и тихую грусть. За окном забрезжил восход солнца, новый день вступал в свои права, а Ли Ун Чон все писал и писал, боясь, казалось, не успеть за бегущими строчками, и только алые капли слез стекали по бледным и гладким щекам Кристиана Ли.
Однажды, лет пять назад, когда Ли Ун Чон переехал из столицы в Иркутск и поселился в таунхаусе, он оставил в нем Лакатоша, а сам уехал на пару недель по делам за границу, куда его позвал друг. Тогда-то Иван Васильевич впервые осмелился подняться на второй этаж в святую святых Ли Ун Чона. Его обуяло любопытство, интерес – чем же занимается загадочный хозяин? Поднявшись на три ступени, смотритель неожиданно увидел тень Кристиана, которая появилась из ниоткуда, рука сжала горло любопытному слуге, и он вскрикнул, не удержавшись, свалился на пол, больно повредил ногу, и уже через пять минут разговаривал с Ли Ун Чоном, позвонившим ему. Хозяин таунхауса упрекнул Ивана Васильевича за любопытство, и тот больше никогда не дерзал даже помыслить о том, чтобы подняться на второй этаж или заговорить о нем. Смотритель считал в душе Ли Ун Чона не то магом, не то инопланетянином, короче, не простым смертным человеком. И уж очень любил Лакатош рассказы хозяина о заморских странах, о королях и эпохах минувших лет. Эти редкие беседы были для одинокого старика маленькими праздниками, каждую из них он хранил в душе, как великое чудо, ибо и голос, и облик Ли Кристиана Филиппа Бастьена считал отрадой для себя. Очень часто слуга вспоминал, как они впервые встретились...

Тогда все, знавшие Ли Ун Чона в Москве, называли его профессором Ли. Лакатош познакомился с таинственным азиатом пятнадцать лет назад при тяжелых для себя обстоятельствах: тогда еще, довольно молодому Ивану Васильевичу, врачи поставили страшный диагноз - неоперабельный рак печени четвертой стадии, ему оставалось жить пару месяцев. Он сгорал молниеносно, метастазы проникли своими смертоносными щупальцами уже в позвоночник и легкие. Отчаявшись, Лакатош решил напиться снотворного и уснуть вечным сном. Он раздобыл себе несколько экземпляров  рецептов на снотворное и в аптеках города приобрел заветные пилюли. В одной из них Лакатош и познакомился с красавцем - азиатом, который зашел узнать о наличии какого-то лекарства, и обратил внимание на серый, синюшно - зеленый цвет кожи и желтые белки глаз человека, стоящего у прилавка. Они разговорились. Лакатош скрыл от доктора о своем намерении покончить жизнь суицидом и поспешил удалиться. Он очень страдал не только от болифизической, но больше от душевной муки и опустошенности. Он так отчаянно хотел жить долго, до глубокой старости, вот только болей и метастаз Иван Васильевич боялся паче смерти, а поэтому решил сам свести счеты с жизнью. Чем мучиться, лучше уснуть по - тихому - и дело с концом! Лакатош не подозревал, что азиат следует за ним до самого его дома. Постояв у подъезда, отчаявшийся больной произнес:

- Ну, вот и все! Сегодня я наконец - то перестану так страдать.

Он вынул несколько пачек снотворного и прижал их к своим замерзшим синим губам. Однако через секунду почувствовал, что их у него не стало в руках. Он повернулся назад,  ища того, кто посмел такое совершить с ним, и нос к носу столкнулся с доктором, который внимательно изучал его в аптеке час назад. Он еле доплелся до своего подъезда, сотни раз присаживался для отдыха на попадавшиеся скамейки, но не видел и не слышал, чтобы за ним кто-то шел позади.

- Что вы делаете?.. Зачем?... Вы не можете!.. Верните немедленно... Это мое! - произнес Лакатош из последних сил и попытался отнять пилюли, с таким трудом доставшиеся ему.

- Нет! - коротко ответил ему азиат. - Суицид - не выход из ситуации.
Лакатош из последних своих сил решил врезать наглецу и забрать свои драгоценные  пилюли, но последний взял его за шиворот, словно нашкодившего мальчишку, свободной рукой провел по замку железной двери подъезда: сработала сигнализация и дверь послушно поддалась. Сил у больного не хватило понять, что входная железная дверь спокойно открылась без ключа руками загадочного доктора.

Лакатош бессильно упал на руки азиата и потерял сознание. Очнулся он через какое-то время, не понимая, день ли на улице или ночь. В кресле рядом с его кроватью сидел доктор. Он внимательно смотрел на горе - самоубийцу и слегка улыбался, чем разгневал Ивана Васильевича.

- Почему вы здесь? - спросил доктора больной. - Как попали в мою квартиру? Кто вы?

- Иван Васильевич, - обратился к Лакатошу азиат, назвав его по имени, - сводить с жизнью счеты - грех, и вам, как учителю младших классов, не пристало этим заниматься.

- Откуда?.. - только и смог произнести Лакатош, вглядываясь в черные, как сама непроглядная тьма, глаза азиата.

Вместо ответа доктор произнес:

- Вы не чувствуете, что донимавшая вас печень с многочисленными метастазами в позвоночнике и легких, больше вас не беспокоит?
Лакатош прислушался к своим болевым ощущениям, которые не давали ему покоя ни днем, ни ночью еще недавно, и обнаружил, что у него ничего не болит. Он медленно поднялся с кровати, прошелся по комнате, но болей не было. Подойдя к зеркалу, он вскрикнул от неожиданности и радости - на него смотрел совершенно другой человек! От серо - синюшно -зеленого цвета кожи не осталось и следа, а с зеркала на него взирал здоровый, розощекий, с блестящими живыми глазами человек. Он сам. Лакатош повернулся к доктору и от напряжения и внезапной радости упал на колени.

- Как вы это сделали? - только и смог произнести счастливец. - Кто же вы такой?

- Жизнь – это великий дар Бога, ниспосланный нам Всевышним. Человек рождается, чтобы принести плоды своей жизни, а после смерти уйти в мир иной. Знали бы вы, Иван Васильевич, что за великая милость дана человеку - Жизнь, так не разбрасывались бы ею, словно мусором! Ах, как бьется человеческое сердце, сколько несказанной музыки в этих звуках! Некоторые этого лишены...

- И как оно бьется? - недоуменно спросил Лакатош своего спасителя, никогда не задумавшийся в своей жизни об этом. - Что в этом диковинного?

- Сердце отстукивает молитву Богу: тук-тук! Вот и вы молитесь, чтобы дольше прожить.

- Можно подумать, - спросил Лакатош, - что ваше сердце не бьется?

- Благодарите Бога, если верите в Него, за исцеление.

- Кто вы? - удивился Лакатош.

- Я ваш Ангел Хранитель, или друг, считайте так, как вам удобно.

- Я мог бы вас сравнить с богом!

- Ну, большинство подобных мне существ предпочли бы занять титул бога, назвавшись так, или Властелином душ, к примеру, но я не из таких! Я чту Небеса, поэтому этот титул оставлю для настоящего Бога. Пусть для вас я запомнюсь как доктор Кристиан или профессор Ли. Можно и просто Друг...

Вот так и стал верным слугой азиата Иван Васильевич Лакатош, считая Кристиана Ли своим другом. Пять лет они прожили в Москве, и там впервые Лакатош увидел, что кореец не меняется. Потом были клиники Казани и Урала с интервалом в два-три года работы на одном месте, а вот в Питере азиат устроился не в клинику, а на "скорую", на экстренные вызовы.

Тем временем, Ли Ун Чон, о котором вспоминал Лакатош, отложил в сторону перо и чернильницу, закрыл толстую тетрадь и лег на кровать. Наконец- то наступила вожделенная русская зима с ее трескучими морозами и синими метелями, а до лета еще почти полгода. Когда последний раз Ли Ун Чон наслаждался летним солнцем и нежился в его лучах?

Первые годы правления Тхэджо, короля -реформатора эпохи Чосон! Эпоха, в которой он, сын военного министра, полностью изменил свое существование. Он вампир, шестьсот сорок пятый год как вампир, а впереди Вечность. Много воды утекло с тех пор. Ли Ун Чон мог существовать и при свете солнца, но, как представитель Детей Тьмы, предпочитал ночь. Вот его история...

Глава 1

Я проснулся от яркого весеннего солнца. Озорной луч скользнул по полу, переместился прыжком на мое ложе и играючи запрыгнул на лицо, как бы говоря: “Вставай, соня! Весна пришла, а ты все спишь!”

В комнату вошел отец. Он был в военной кожаной форме с серебряными шипами, в одной руке отец держал меч, в другой кружку с дымящимся напитком.

- Проснулся, Ли Ун Чон? - спросил отец. - Поднимайся, сынок, сегодня у короля Тхэджо намечается охота и мы обязаны присутствовать на ней.Следом за отцом вошла мама и сказала, обращаясь к мужу:

- Ли Кон Хо, наш сын всю ночь бредил, у него был сильный жар! Может не возьмешь его сегодня с собой в стан императора?

- Ханна, - возразил ей отец, - жар прошел, парень в порядке, а нас ждет Ли Сон Ге. Джин Ук уже седлает коня брату.

- Ты слишком суров к нашим детям, супруг мой, - жалобно посетовала женщина, - им всего по  двенадцать лет и Ли Ун Чон к тому же болен.

- Дорогая, у нас десятки противников и сотни врагов. Противостояние партий друг другу, борьба за власть среди министров, которые вытягивают из народа последние гроши, облагая непосильными налогами. Все это крайне угнетает императора Тхэджо. О другом Чосоне мечтает Великий Ван, намереваясь провести земельную реформу, а я стараюсь во всем ему помогать, чем раздражаю именитых сановников.

- Причем здесь наши дети, Ли Кон Хо?

- Когда в Чосоне рождается младенец, он с пеленок становится верноподданным Его Величества. Я учу моих детей быть сильными, мужественными, верными королю и стране. С того дня, когда великий Тхэджо назначил меня военным министром в Чосоне, наша семья находится под контролем прочих министров, тайных доносчиков короля, которые мечтают свергнуть меня с поста генерала “Огненных воинов”. Многие из министров работают доносчиками империи Цин, мечтая, чтобы император Поднебесной свергнул Ли Сон  Ге, поставив королем Чосона их. На меня надеется простой народ, поэтому из наших детей мы должны воспитать истинных воинов страны, защитников династии Ли и помощников народу. Великий Ван доверяет своим министрам, Ким Тхэ Юну и О Ман Хо, прислушивается к ним, не подозревая о их двуличии и лжи.

Отец подошел к моему ложу, приподнял мою голову и заставил выпить горькое трявяное снадобье.

- Поднимайся, Ли Ун Чон, через полчаса выезжаем. Брат ждет тебя, он уже оседлал твоего Ветра.

- Отец, а мы тоже принадлежим к династии Ли? -спросил я.

- Нет, сынок, ответил он, - у нас с королем нет родственной связи, монарх пожелал, чтобы я, как его  верноподданный, носил фамилию Ли.

За десять метров до конюшни, я услышал как мой верный конь встречал меня громким ржанием и фырканьем. Я улыбнулся. Мой Ветер был особенным конем - легко брал любое препятствие и приходил первым в соревнованиях в Ханьяне. Я взял с собой кусочек сахара и рисовую лепешку.

- Ну, здравствуй, брат! - услышал я голос Ли Джин Ука. - Пока ты почивал, мы с отцом успели съездить в соседнее село к сестре матери, привезли ей риса, лекарственных трав и придворного лекаря. А теперь я чищу твоего коня.

- Благодарю, Ли Джин Ук, - ответил я, - ты знаешь о том, что и нам с тобой велел король Тхэджо участвовать в охоте?

- Меня это мало волнует, Ун Чон! Я еду в стан короля ради отца, а ты - я точно это знаю - спешишь, чтобы поглазеть на младшего сына Тхэджо, Ли Бансока, с которым сдружился год назад на празднике Весны.

Стараясь не обращать внимания на холодный тон брата, я ответил:

- Я понимаю тебя, брат! Для меня отец - пример для подражания, адамант силы духа и непреклонной воли. Когда я его долго не вижу - скучаю.

- Тебе-то чего скучать, Ли Ун Чон? Ты видишь его чаще, можно сказать постоянно, в отличие от меня. Несмотря на то, что мы с тобой братья - близнецы, и ты старше меня всего на пару часов по рождению, тем не менее, отец всегда считает, что я - младший сын в семье. Он любит тебя больше, чем меня, рассказывает о своих проблемах и делится сокровенным. Понимаешь меня, брат, что ты любимец отца, а не я?

- Брось, Джин Ук! - возразил я. Зная о душевной хандре брата, я жалел его, просил бороться с подобными мыслями, уверяя Джин Ука, что мы с ним для отца - одинаково любимые сыновья, которыми он дорожит, но брат даже слышать не хочет об этом, уверенный в своей правоте. В душе я тоже считаю Ли Джин Ука младшим братом, хоть и исполнилось нам по двенадцать лет. Братец слабее меня, более нежный и какой-то уж женственный. Мы с ним совершенно похожи, как бывают похожи братья - близнецы, но у меня волосы черные, глаза - глубокие, как непроглядная тьма, а у Джин Ука волосы платинового оттенка, а глаза синие. Я люблю брата до боли в сердце, дорожу им и всегда буду защищать.

- Временами мне кажется, что ты - мой злой рок, Ли Ун Чон! Твоя звезда затмевает мой мир, и в глазах нашего отца я кажусь дешевым стеклышком, в отличие от тебя - бриллианта. Даже мама говорит всегда больше о тебе, порой меня совсем не замечая.

- Ли Джин Ук!..

- Не перебивай меня! - крикнул брат. - Взять хотя бы сегодняшнюю ночь... Мама глаз не сомкнула, пока жар держался в твоем теле. Она постоянно меняла мокрые полотенца у тебя на лбу, поила отваром из трав, а отец раз сто справлялся о твоем самочувствии, нащупывал пульс, приговаривая: "Мой любимый сын, только бы ты выжил! Прошу, не умирай!"

- Брат,- возмутился теперь уже я, - о чем ты? Неужели, если бы ты захворал, родители не ходили бы за тобой так же, как за мной? Перестань хандрить и пойдем уже, отец нас ждет!

- Давай, Ли Ун Чон больше не будем об этом говорить. У тебя свое мнение на этот счет, а у меня свое! Ты глух к словам моим, потому что купаешься в родительской любви, а у меня сердце страдает! И зачем я только родился на свет? - в сердцах проговорил брат и попытался выйти из конюшни, но я преградил ему путь.

- Я обязательно поговорю с отцом и докажу тебе, что ты не прав, - пообещал я брату, - родители непременно скажут, что ты - их любимый сын!

- Знаешь, Ун Чон, мы с тобой всегда будем враждовать. Твоя любовь к беднякам не понятна мне, я порой думаю, что ты изображаешь из себя святого, ходишь в деревни, где живут прокаженные, ухаживаешь за ними, готовишь для больных пищу, а потом возвращаешься домой с веселой улыбкой и хвалишься перед родителями, что на сегодняшний день сделал хорошего. Я считаю это позором для нашего имени. Соседи смеются над нами из-за тебя. Понимаешь меня, Ли Ун Чон?

- Не слушай ты дурных толков о нас, Джин Ук! Разве помогать несчастным считается пороком или проказой? Не в этом ли состоит наше предназначение в жизни, братец, чтобы служить народу? Не этому ли учит нас Всевышний? Не об этом ли говорит нам с тобой отец каждый день?

- Я хочу стать знатным и властным и готов пойти на все, чтобы превзойти тебя силой и умением в Ханьяне.

- Моя рука, брат, несмотря ни на что, всегда будет протянута к тебе, чтобы в любую минуту помочь и защитить!

- Не надо, Ли Ун Чон! - ответил брат и вышел из конюшни.
В военный лагерь "Огненные воины" мы приехали рано. Отец велел всем построиться для приветствия короля Тхэджо. Впервые я увидел Великого Вана на празднике его дня рождения в прошлом году. Помню звучали бубны, девушки исполняли танцы с мечами и на пяти барабанах, пели народные песни, и в небо запускали разноцветные фонарики, на которых писали желания, зажигали хлопушки и все до единого веселились. Один только Ли Джин Ук был невесел и держался в стороне.

- Да что с тобой, брат? - спросил я его.

- Иди, веселись, а меня оставь в покое.

- Пойдем к ребятам, там весело, сам император сейчасскажет речь!
Ли Джин Ук ничего не ответил, он молча развернулся и ушел в кузницу (в последнее время он постоянно находился там). Вспомнив прошлое, я взглянул на брата, он бесстрастно смотрел вдаль и казалось, что Джин Ук сейчас далеко от военного лагеря "Огненные воины", и ему абсолютно все равно - увидит он Ли Сон Ге с наследником или нет!

- Внимание! - услышали мы голос отца. - Его Величество вышел с наследником из шатра и направляется в стан! Всем поклон и приветствие!

- Хочешь, поспорим с тобой, что Тхэджо и наследник даже не заметят меня, а вот ты снова окажешься в кругу внимания и всеобщего восхищения! - проговорил брат.

- Ли Джин Ук, честное слово!..- ответил я тихо. - У тебя это уже становится похоже на одержимость, брат!

- Одержимость, говоришь? - воскликнул он. - Давай, заключим пари? Если я не прав - попрошу у родителей прощение за то, что гневался на них напрасно, но если проиграешь ты, то чем готов пожертвовать ради меня?

- Я не хочу участвовать в твоем споре, брат!

- Боишься, что проиграешь? - вкрадчиво спросил Джин Ук. - Или слабо тебе расстаться с любимым своим конем Ветром?

- Ради тебя, братец, ничего не жаль, у меня одно желание, чтобы ты перестал обвинять родителей в нелюбви к тебе.

- Тогда по рукам, Ли Ун Чон!

Громче забили в барабаны, возвещая приближение Тхэджо.

- Ваше Величество, "Огненные воины" приветствуют Вас и наследного принца! - прокричали все присутствующие.
Король Чосона каждому воину пожал руку, кого похлопал по плечу, кого по щеке в знак своей милости и благоволения. В конце шеренги стояли мы с братом и Ли Сон Ге подошел к нам.

- Ты должно быть Ли Ун Чон? - спросил меня Великий Ван.

- Так точно, Ваше Величество, и я безмерно рад видеть Вас и наследного принца! - ответил я, целуя руку Тхэджо.

- Твой отец много о тебе рассказывал, Ун Чон, особенно о твоих способностях. А это мой младший сын, Ли Бансок, познакомься!

- Конечно, Ваше Величество! Привет! - поклонился я королю, одновременно приветствуя наследника. - Ах!..

Все развеселились: отец улыбнулся, император заголосил в голос, запрокинув голову назад, наследник довольно рассмеялся, а воины еще ниже опустили головы. Один Ли Джин Ук не улыбался, я увидел в глазах его гнев. Он как бы говорил мне: “Ну что, я прав оказался, брат? Ты снова в центре внимания...”

- А ты, должно быть, Джин Ук? - спросил брата Великий Ван.

- Да, Ваше Величество! - мягко ответил брат, а я облегченно вздохнул - братик ничего не учудил.

- Прекрасно, юноши, - сказал Тхэджо, - а теперь выезжаем на охоту.

Сегодня охотились на волка. Через несколько часов зверя окружили со всех сторон. Императорские собаки едва не разорвали дикого волка, еле сдерживаемые слугами. Затравленный зверь, окруженный со всех сторон, протяжно завыл, словно прощался со стаей. Где-то далеко на горе Асадаль ему ответили протяжным воем. У меня дрогнуло сердце - голосом отчаяния волчица прощалась с кормильцем, она смотрела за волчатами. Теперь ей самой придется выживать в лесу, заметать следы, а главное - увести потомство подальше, чтобы охотники не добрались до ее логова. После охоты, уставший, но довольный Тхэджо остановился у реки. Развели костер, воины наловили форели. Отец запек рыбу и предложил Ли Сон Ге, но король передал рыбу Ли Бансоку, а мне сказал:

- Ну-ка, парень, покажи свою проворность и смекалку - поймай мне рыбу!

- Да, Ваше Величество! - ответил я. - Разрешите мне сбратом поймать форель?

- С младшим братом? Ну, хорошо, - ответил Тхэджо.
Когда мы ловили рыбу, Джин Ук толкнул меня, я  упал в воду и промок, но форель все - таки поймал. Отец и ухом не повел, чтобы мне помочь вылезть из воды и просушиться. Только, когда я запек форель на костре и протянул ее Тхэджо, смог просушиться у костра и поесть сам.

- Друзья мои, - проговорил Ли Сон Ге, - завтра утром новая охота на косуль!

Три дня продолжалась охота в императорском лесу, в конце которой Великий Ван решил снова меня испытать - он выпустил одного из ястребов и велел нам из лука сбить птицу. Стрела Ли Бансока не долетела до цели, а я умышленно послал свою мимо, Джин Ук промахнулся. Я знал, что у брата проблема с правым глазом, который видел не так зорко, как левый.

- Ах, мальчишка! - закричал король. - Как, осмелился ты ослушаться меня?

- Прошу прощения, Ваше Величество! - ответил я и упал на колени.

- Я достоин смерти...

- Поднимайся, парень, - услышал я через пару секунд голос Тхэджо,- в первый раз я прощу тебя за ослушание, но в следующий, если не исполнишь мою волю, накажу. А теперь, возьми свой меч и сразись со мной!

- Ваше Величество!..

- Считаю до трех, мальчишка! Итак, раз...

В следующую секунду я уже стоял на ногах.

- Нападай на меня, парень, и не смей поддаваться! Приказ твоего короля! - скомандовал Тхэджо.

- Есть, Ваше Величество!  - ответил я и пошел в наступление.

Мы бились долго, но надо ли говорить, что я проиграл?

- Отлично, парень! С завтрашнего дня ты будешь приходить во дворец “Лучезарного счастья” и тренировать моего Бансока.

По пути домой Ли Джин Ук сказал мне:

- Что скажешь, Ли Ун Чон? Не проиграл ли ты мне спор?

- Да, брат, - ответил я,- хоть я и не хотел с тобой спорить, однако, готов пожертвовать своим верным  Ветром ради того, чтобы спасти твою душу из бездны подозрения и уныния.
;;;;;;;


Летом король Тхэджо определил нас в лагерь, где находились юноши из обеспеченных семей, красивых лицом и станом. Организация была создана по образу и подобию хваранов. В этой организации обучали не только искусству фехтования мечом, приемам рукопашного боя, меткости и сноровке при обращении с луком и дротиками, но и искусству выживания в воде и на морозе, а также танцам, пению и умению вести светскую беседу, всесторонней эрудириции и готовности к любой ситуации. Летом мы ходили по горам, или любовались глубокими реками, сочиняли стихи и песни, а зимой учились выживать в суровых условиях гор, где ты сражался с морозом, снегом, голодом и горными тиграми.
Великий Тхэджо дал нам руководителя сурового и безжалостного по имени Ю Мин Ду. Он помимо всего прочего в жаркий полдень летом разогревал наполненный котел с углями до красна и заставлял нас тренировать руки на выносливость огня. Сам Ли Сон Ге принимал экзамены по боевой подготовке и не сдавших сурово наказывал. Высшим достижением считалось, если ты умел концентрацией внутренней силы остановить целый отряд противника. Нас обучали пяти принципам: преданности королю, почитанию родителей, искренней мужской дружбе, неустрашимости в бою, а также разборчивости при убивании живых существ. На моем теле Ю Мин Ду сделал татуировку тигра на всю спину - символ храбрости, умение выжидать противника, бесстрашия и ловкости. Он разукрасил мое лицо хной с символом бесконечности на левой щеке. Мой учитель обладал даром предвидения. Как-то, гуляя с ним вдоль ручья, Ю Мин Ду сказал мне:

- Мое сердце не на месте, Ли Ун Чон, я не могу найти покоя ни днем, ни ночью от нехорошего предчувствия.

- Что случилось, учитель? - спросил я.

- Думаю, соседнее государство должно напасть на нас вскоре. Они готовятся к осаде острова Тхамна.

- Японцы, учитель?

- Думаю, да! - твердо ответил Ю Мин Ду. - Но на вас с Джин Уком я надеюсь. Среди высшей молодежи в нашем лагере есть сын тайного министра по внешним политическим сношениям. Этот министр, Ким Тхэ Юн, слишком лукав и мстителен, а сын - его вторая копия. Мои люди доложили, что министр в заговоре против короля Тхэджо. Ли Сон Ге собирается послать на Тхамна отряд воинов, чтобы они предотвратили нападения на Ханьян. Думаю, Ли Ун Чон, послать тебя начальником этого отряда. Ты должен отправить человека с острова в столицу и предупредить нас. Японцы - жестокие самураи, их будет около двадцати человек.

- Всего двадцать? - спросил я задумавшегося Ю Мин Ду.

- Зато каких самураев, парень! Вас будет пятьдесят человек, а их двадцать. Постараюсь, чтобы сын Ким Тхэ Юна не поехал на Тхамна. Ты один среди всех обладаешь даром останавливать противника ментальной силой. Я надеюсь на тебя, Ли Ун Чон!

- Есть, капитан, - ответил я, склоняя свою голову, - вот только и мы не лыком шитые! Докажем японцам на что способны наши воины!
Через несколько дней пятьдесят парней под моим руководством отправилось на остров Тхамна. Мы ожидали неприятеля с Восточного моря, обосновались в форте, запаслись горючим и стрелами, разогрели смолу и масло, но японцы напали на нас с суши, а не с моря и случилось это так: несколько ребят пошли в лес к пресному озеру поплавать, среди них был и мой брат, Ли Джин Ук. Наступили сумерки, а парни не возвращались. Тогда я послал некоторых из наших, но они нашли всех убитыми, а мой брат пропал. Я тут же послал в столицу двух осведомителей доложить о том, что японцы на Тхамна. Самураи напали на нас ночью, и мы отстаивали остров до восхода солнца. Самураи были очень сильными, проворными и жестокими. Корабль их стоял в бухте. Мы гнали их к воде, желая потопить. Я воспользовался своей ментальной силой внутреннего противостояния и направил ее на неприятеля, но и они были не промах - японцы обладали тоже ментальной силой, и на них я почти не смог воздействовать, упал только один самурай.

Отступая, японцы погрузились в свой корабль и отплыли с моим братом.

- Господи, - воскликнул я, когда мы упустили корабль,- что скажу я родителям, когда мы вернемся в Ханьян?Как посмотрю в глаза отцу и матушке?

Отец и мама быти в ужасе от того, что пропал Джин Ук, а я так и не поговорил с родителями, не попросил их сказать моему брату, что он - их любимый сын. Как мне теперь жить с этим?

- Отец, можно мне отправиться в Эдо и найти моего брата? - спросил я.

- Нет, Ли Ун Чон! - ответил он. - Я не хочу потерять и второго своего сына. Через несколько дней я пошлю
 моих воинов в Японию, и они найдут Ли Джин Ука.

- Отец, как мне жить после того, что я потерял брата, позволил самураям взять его в плен? Как смотреть вам в глаза, общаться с товарищами, быть младшим наставником воинов? Я так любил моего брата!

- Я знаю, ты любил Джин Ука, хоть он и был жесток и холоден с тобой все эти годы. Ты прощал его дерзость, покрывал злые поступки брата, любил и заботился о нем. Я бы давно наказал Джин Ука, но ваша мать была против этого, надеясь на чудо, что он изменится. Я обещаю тебе, сын, что мои люди найдут твоего брата в Эдо.

Дни проходили своим чередом, образуя месяцы со дня похищения Ли Джин Ука, а вестей никаких не было. Пропали и воины, которых отец послал в Эдо на поиски брата, а через год Япония закрыла границу въезда и выезда из империи. Так я потерял Ли Джин Ука. Я обещал в сердце своем, что непременно отыщу его, чего бы мне это не стоило.

Как-то по истечение почти пяти лет со дня исчезновения брата, в наш дом приехал какой-то купец, знавший моего отца с ранней юности и сказал, что на днях он вернулся из Японии, где видел, как хоронили Ли Джин Ука на кладбище.

Родители горевали, справляли поминки по сыну, а у меня слез совсем не было, я сделался, словно мертвый, и не верил, что мой любимый брат умер. Нет, близнецы не могут умереть врозь.


Глава 2

Весной отец взял меня в храм "Благодарения" и после молитвы долго беседовал с настоятелем. Монах рассказал, что великое зло появилось в Чосоне, оно несет в себе жестокость и смерть. На все вопросы отца монах отвечал, что не знает природу этого зла. Боль от потери брата постоянно жила в моей душе. Родители стали подыскивать мне невесту, чтобы я смог порадовать их внуками. Им, как и мне было тяжело от того, что Джин Ука не было рядом. Родители, они молчали, конечно, но я видел печаль отца и тихие слезы матери, когда наступала ночь, или когда она делала бесчисленные поклоны в храме "Благодарения" за пропавшего сына. В наш дом приходило много соседей из знатных и богатых семей, из окрестных деревень, которые имели дочерей -невест, желая породниться с нами. Отец подзывал меня, спрашивая, по нраву ли мне та или иная девица.

- Отец, - отвечал я, - ваша воля выбрать мне жену. Пусть она будет не слишком популярна в городе, но добра, отзывчива и умна. Красивые и знатные девы, как известно, не всегда оказываются добродетельными или умницами, но и дурнушка мне не нужна.

Отец рассмеялся моим речам, потирая бороду.

- Может, тогда ты сам выберешь себе в жены девушку по своему усмотрению? - спросил он, положив свою руку на мое плечо.

Решено было устроить смотрины на нашем большом дворе. Отец позвал много девушек и их братьев, и организовал небольшие состязания, в которых каждая сможет проявить характер, выдержку, смекалку. Последним состязанием было отгадывание загадок.

- Кто появляется и исчезает, ворует и отпускает с миром, кто ест и не насыщается? - загадал я первую загадку. Юноши задумались, а девицы рассмеялись.

- Так кто же это? - спросил я снова.

- Это Ким Мин Чхоль! - хором ответили девицы, указывая на упитанного парня, сына придворного письмоводителя. - Он много ест и всегда остается голоден!

- А может это Чан Ли Рён? - вопрошали парни, указывая на девушку, чья мать трудилась на кухне Ее Величества.

- Нет! - ответил я.- Неужели не найдется человека, который сможет отгадать простую загадку?

- Можно мне сказать? - услышал я тихий голос девушки по имени Пак Ун Хе. Все посмотрели на нее с интересом. Я пол дня наблюдал за девицей, брал ее в пару с собой в играх, чем злил богатеньких красавиц, раздражая их тем, что касался руки Пак Ун Хе или помогал ей преодолевать препятствия. Девица из рода Пак не слыла в Ханьяне красивицей - всегда тихая, кроткая, молчаливая, шестнадцатилетняя девушка производила доброе впечатление на окружающих. Вот и сейчас щеки ее сделались пунцовыми, в тон верхней кофточке, она опустила взор и пальчиком коснулась своего носа, потешно его приподняв. Все засмеялись, держась за животы.

- Вот дает, дурнушка! Поглядите, на нее! - громко шептались сверстники. Жестом руки я остановил,словно улей жужжащих ребят.

- Говори, Пак Унхе, - я подошел к ней ближе, - как ты думаешь, кто это?

- Думаю, мой господин, это Кумихо, лисица девятихвостая.

- Ты о чем, кузнечик? - Спрашивали остальные, безудержно смеясь. Дети часто называли ее так, или дурнушкой, а иногда и вовсе желтой свечкой, Дили желторотиком. - Какая еще лисица?

- Молодец, Унхе! - проговорил я, довольно потирая руки,- Конечно, это Кумихо! Пак Унхе отгадала правильно! А теперь второй вопрос...

- Может, играть пойдем уже? - возразили парни. -  Лошади устали ждать, а еще вечеринка сегодня в "Алом Пионе" намечается, там новая кисэн танцевать будет. Мы хотели бы цветные фонарики с желаниями запустить в небо после заката солнца.

- Хорошо, друзья мои,- ответил я, - однако, последний вопрос.

- Хорошо Ли Ун Чон! - ответили ребята.

- Итак, что при жизни умирает, а по смерти начинает жить? - задал я новый вопрос. Кто о чем начал говорить, но ни один ответ меня не довлетворил. Я снова подошел к отгадавшей девушке и спросил:

- А ты знаешь ответ, Пак Унхе?

- Если я не ошибаюсь...

- Не торопись с ответом! - остановил я ее. Мне очень хотелось, чтобы она отгадала.

- Если позволите, мой господин, дайте мне время до завтрашнего полудня, и я вам отвечу. - И снова щеки девушки заалели от смущения.

- Хорошо! - ответил я громко, обращаясь и к остальным тоже, - Даю время на обдумывание до завтрашнего полудня. Та из девушек, которая верно ответит – станет моей женой. Но у меня условие - отгадать вы должны сами, без участия родителей! Такова воля моего отца. Пообещайте мне, девицы!

Девушки зарделись, хором пообещали и призадумались. Мой отец был уважаемым военным министром в Чосоне и породниться с нашей семьей каждый почел бы за честь, но и слово дворян в то время было законом, нарушить которое считалось последним делом. Я был уверен, что девицы сдержат свое обещание, а если нет - отправлю их беседовать с моим  отцом и он выявит обманщицу. Ложь я мог сразу распознать в человеке, по учащенному дыханию, порывистости движений, а еще по глазам. Они - зеркало души, как известно!

Девицы пошли по домам, а мы с ребятами отправились в “Алый Пион” повеселиться с кисэн и послушать новости. Я ожидал хоть какие-то известия о Японии. Поговаривали, что скоро страна “цветов и ив” откроет свои границы с моря. Первым же кораблем я отправлюсь в Эдо на поиски моего брата Ли Джин Ука. Хоть все мне твердят, что мой брат мертв, но я уверен, что это не так. Мы близнецы с Джин Уком, если бы он был мертв - я бы это почувствовал.

- Ну как смотрины? - спросил меня вечером отец.- Выбрал девушку?

- Не знаю, - ответил я,- только одна ответила на первый мой вопрос, а на второй попросила отложить ответ до завтрашнего полудня, прочиеже совершенно лишены смекалки и рассудительности. И чему только их матери учат?

- Не суди их строго, сынок! - проговорила мама. - Они будущие женщины и мыслят узким кругозором: как поскорее выйти замуж за подходящую партию, родить ребятишек. В этом и состоит наше женское счастье, Ун Чон.

- Дорогая, ты была полной противоположностью описанных тобою образов девиц.

- Я никогда бы не пошла за человека, которому нужна лишь племенная кобыла. Ты сам-то вспомни, как выбирал невесту себе!

- Да, было дело... Одна твоя джигитовка, не уступающая парню, или умение биться на мечах чего только стоили, Ханна! - улыбаясь ответил отец, потирая свою бороду. - Так каков был твой первый вопрос, сынок, заданный красавицам?

- Кто появляется и исчезает, ворует и отпускает с миром, кто ест и не насыщается?

- Мать, ты знаешь ответ? - спросил отец свою жену Ханну, лукаво щурясь.

- Ах, ну ясное же дело – это Кумихо, лисица с девятью хвостами. Разве не помнишь? Ты точно также меня в жены выбирал, подобный вопрос задавал.

- А я и позабыл уже, Ханна,- ответил отец. - Помню только, как тебя хотели выдать замуж за богатого пожилого лекаря из соседней деревни, а меня женить на девушке, чей характер был сродни Мегере. Мне пришлось тебя выкрасть ночью и увезти в дом, который родители построили мне для свадьбы. Ты жила у меня три дня, а после родители обоих семей благословили нас на брак.

- Да, интересное время тогда было, Ли Кон Хо! Море переживаний, приключений и юношеского азарта! - ответила мама. Я удивленно смотрел на родителей и улыбался, представляя картину похищения матери.

- Сынок, - спросила мама, - а какой второй вопрос ты задал девушкам?

- Молчи, Ли Ун Чон! - проговорил отец, а то неинтересно будет! Завтра расскажешь.

Когда наступил следующий день, юноши и девушки вновь пришли на наш двор. Среди прочих я нашел глазами Пак Унхе и облегченно вздохнул. Как хорошо, что она пришла.

- Так, что при жизни умирает, а по смерти живет? - снова повторил я свой вопрос, когда мы набегались, а после напились чая.

- Будда! - кричали одни. - Ангелы! - вторили другие.

- Нет и нет, - отвечал им я.

- Великий Конфуций! - раздавались со всех сторон предположения. - Небеса!..

Пак Унхе стояла в стороне, как бы ожидая, когда же я спрошу ее. Она поглядывала на меня, ее глаза улыбались, а лицо светилось каким-то внутренним светом. Я подошел к ней. Эта девочка, ничем не примечательная на вид, заставляла меня смотреть на нее снова и снова, и невольно рядом с ней трепетало мое сердце. Я совершенно не знал, что со мной происходит. Ее походка была столь непринужденной, без всякой вычурности, а ножка казалась совсем маленькой от того, что она носила не всегда свой размер обуви. Одна богатая девица, дочь второго министра. Ан Ю Ра, весьма злая и надменная, но не лишенная малого сострадания к ближним, жертвовала время от времени свою обувь Пак Унхе. Моя возлюбленная ходила, словно лебедушка и временами мне казалось, что она плывет по земле. Ее гибкий, стройный стан, но без всякой соблазнительности услаждал мой взор. Ее лицо совершенно круглое, бледное и незначительное, никого бы не заинтересовало, если б короткие, непривычные для Чосона волосы, закинутые за уши, и серьезный вид человека, не придавали ей своеобразной оригинальности. В округе говорили, что дочь конюха некрасива, но я этого не замечал, так как видел в ней изящество, красоту невинности и внутреннюю прелесть. Как известно, существует два вида некрасивости на свете - одна, страдая от общего неодобрения и насмехания, завидует и злобствует, сжигая свое внутреннее благородство - это и есть истинная некрасивость - я бы назвал ее уродством; другая - наивная и беззаботная, мирится с своим положением в обществе и не обращает внимания, что о ней судачат злые языки за спиной. И это никак не назовешь уродством. Родственники Пак Унхе часто  гладили ее по голове и приговаривали: "Зато ты - славная у нас девочка". Пак Унхе прекрасно понимала, что они хотели этим сказать: "Увы, большего богатства у тебя и нет". Ее семья была крестьянской, за что девочку не любили сверстники, считая обузой и неровней им. Вот и сейчас за моей спиной, все собравшиеся перемывали девочке кости, зло судача о ее происхождении, не стесняясь своих выражений. Я поспешил к своей избраннице.

- Каков будет твой ответ, Пак Унхе? Что при жизни умирает, а по смерти начинает жить? - спросил я девушку, подойдя ближе, и сердце мое пропустило удар. Я чувствовал, что она колеблется и молил небеса, дабы ответ оказался верным.

- Простите меня за дерзость, господин,- ответила девушка и низко склонилась,- думаю это Лотос, цветок Лотоса, Пуён Ха.

Я рассмеялся, а девушка сконфузилась, потупив взор, раскраснелась, от чего ее верхняя губа потешно выпячилась.

- Я неверно ответила, да? - спросила она, чуть не плача.

- Нет, нет! - смеялся я от удовольствия. - Ай да молодец, Пак Унхе! Конечно же, цветок Лотоса, Пуён Ха!

Мне нравилась девушка, ее доброта часто утешала меня, в ней одной я находил покой и отраду. Познакомившись ближе с девушкой, я узнал, что она оказывается давно полюбила меня, но стеснялась признаться. Между нами стояла пропасть неравенства сословий, но отец одобрил мой выбор невесты, он сам долго беседовал с девочкой наедине и остался совершенно доволен ее кротостью, умом, честностью и добротой, которая так и исходила от Пак Унхе. Мой выбор и одобрение отца на наш брак с девушкой взбесили богачей-соседей, но были одобрены королем Ли Сон Ге. Именитые министры и чиновники зло судачили о нашей семье, но отец и матушка не обращали внимания на это.

- Ли Ун Чон, - сказал мне отец после помолвки, никогда в жизни не иди на поводу у злых языков, и не считайся с мнением таких людей, как тайный министр Ким Тхэ Юн, или министр по налогам, Кан Мин Су.

- Да, отец! - ответил я. - Спасибо, что вы одобрили мой выбор.

- Я всегда на твоей стороне, Ли Ун Чон!

К следующей зиме мы поженились с Пак Унхе.

Зло, предсказанное монахом из храма "Благодарения" несколько месяцев назад, начало активно проявляться. В нашей местности есть гора Асадаль, что по-корейски означает "Восточная гора". В годовшину нашей свадьбы с Унхе, в окрестностях появился дикий зверь, которого одни называли "Одинокий", другие - "Духом Великой горы". Много толков по окрестностям Ханьяна разносилось, кто как описывал зверя. Император Тхэджо поручил моему отцу заняться поимкой дикой твари. Гибли не только животные, но и люди, которых находили обезображенными, или с разорванным горлом. Народ боялся ходить в лес.

Как-то отец возвращался из дворца и ему повстречался министр Ким Тхэ Юн. Лошадь отца остановилась напротив паланкина тайного министра, они оба поприветствовали друг друга.

- Мир вам! - сказал отец, кланяясь Тхэ Юну. - Как поживаете, министр Ким?

- И вам мир, военный министр Ли! - ответил Тхэ Юн.
- Генерал, вы слышали о звере, обитающем в наших лесах?

- Не только слышал, но и собираюсь его изловить! - ответил отец. - Что думаете по этому поводу?

- Я его тоже ищу, а как изловлю, сделаю чучело и поставлю в своем доме. Невежественные крестьяне болтают о Кумихо, но это же смешно, согласитесь?

- Он не похож на обычного зверя, - ответил отец. - По рассказам очевидцев, тварь другая - большая белой масти, да и клыки длиннее.

- Неужели нет у него самки? О, я бы хотел от него потомства. Поговаривают, что зверь неуязвим?

- Да, простые дротики, стрелы и копья ему нипочем! Я слышал, что только серебра эта тварь опасается да солнечного света. Я не верю в сверхъестественное происхождение зверя, не верю в призраков или Кумихо, но вчера я получил документы и сведения о пострадавших из других провинций, а также окрестных деревень - все, кого укусила тварь, пропали.

Вечером отец рассказал о встрече с министром Ким Тхэ Юном.

- Не понравилось мне, как он смотрел на меня, желая заполучить чучело зверя. Сколько скрытой алчности и тайной жажды заполучить его любой ценой! Ох, и лукавое око у тайного министра! - грустно сказал отец. - Чует мое сердце,  Ким Тхэ Юн еще перейдет нам дорогу!

;;;;;;;;;;

Как все молодожены, мы с Унхе хотели побыть вдвоем, наслаждаясь обществом друг друга, и поэтому любили гулять по лесу рано утром или вечерком. Мы могли часами говорить о разном, или просто молчать, и нам было интересно в обществе друг друга. Унхе имела хороший голос и любила исполнять свою любимую песню в дуэте со мной:

Весною ранней повстречались мы,
Цвели сады и пели песни птицы.
И как - то в мае ты признался мне в любви,
И я ответила тебе своей любовью.
Недолго длилось наше счастье на Земле,
Зло вековое разучило нас с тобой.
Оно пришло в обличье злого зверя.
Любовь моя, ты остаешься на Земле,
А я иду отсюда в путь иной...
Прощай, мой милый друг, прощай,
Моя любовь останется навек с тобой...


- Пак Унхе, ты поешь прекрасно, но уж так грустно и так трагично, словно мы с тобой прощаемся навсегда, и ты признаешься мне в любви, как перед смертью.

- Ли Ун Чон, - ответила мне супруга, - у меня сердце не спокойно, все внутри трепещет и болит.

- Это все от того, что ты скоро станешь матерью, дорогая! - утешал я ее.

- Ах, если было бы все так, Ли Ун Чон!

Мы наслаждались шелестом листьев бамбука, и нам казалось, что они поют песню, а когда ветер раскачивал стволы, нам и вовсе чудилось, будто они звенят, словно колокольчики из храма "Благодарения." Я тренировал супругу, показывал, как защищаться от неприятеля, а также обучал языкам, которым обучил меня отец: испанскому, итальянскому, французскому, а теперь еще и британскому. В военном лагере мы изучали японский, а на языке Поднебесной писали все. Заморские языки моей супруге давались нелегко, но она очень старалась их учить.

Как-то раз, гуляя по лесу, я почувствовал резкую перемену в воздухе, словно он накалился и гудел от напряжения. Неожиданно, подул холодный северный ветер, а через мгновение послышался вой зверя и истошный крик юноши, огласивший лес. Кричал сын тайного министра Ким Тхэ Юна, Ван Су. Унхе вздрогнула и поспешила ко мне. Мы находились возле горы Асадаль, в которой была небольшая пещера. В ней-то, как я думал, Унхе будет в безопасности.

- Посиди здесь, а я посмотрю, что случилось, - попросил я супругу.

Когда я нашел место, откуда слышались эти странные звуки, там все уже стихло. Я прибежал к отвесной скале и увидел лежащего на краю обезображенного Ван Су. Его остекленелые глаза смотрели вдаль с ужасом, словно перед смертью он увидел дьявола, а из разорванного горла лилась кровь. Я поспешил к пещере за супругой. Нужно было доложить отцу и самому министру Киму о том, что стало с его сыном. Далеко внизу, у самой реки, я увидел волка белой масти с окровавленной пастью. Он смотрел на меня внимательно и его сильные лапы били по земле. Мощный зверь. Почему-то мне подумалось, что я еще увижу белого волка. Когда я вернулся к Унхе, она лежала без сознания, платье на ней было разорвано. Я ужаснулся. Что произошло? Кто мог это совершить? Сама пещера меня поразила: кругом раздробленные на мелкие части кости людей, золото, жемчуг лежали вперемешку с монетами, в некоторых местах по стенам стекала влага, в других - покрылась плесенью. Из глубины пещеры раздался рев и стая летучих мышей вылетела вон на свет божий, едва не сбив меня с ног. В самой глубине пещеры я увидел НЕЧТО с алыми глаза, и оно приближалось ко мне. Я вздрогнул и поспешил вытащить жену из пещеры. Когда Унхе была вне опасности, я обернулся и посмотрел в глубь пещеры, алые глаза исчезли, но до меня донесся голос: "Ты принадлежишь мне, Ли Ун Чон, и только мне...".

НЕЧТО не посмело выйти на солнце, но с рыком скрылось в недра пещеры. Вернувшись домой, я все рассказал отцу, спросив его, бывает ли такое, что стая летучих мышей летает днем?

- Все это очень странно, - ответил отец, расспрашивая снова и снова нас о том, что мы видели. Он запретил нам с супругой подходить даже к подножию горы. Сама Унхе очень испугалась. Она рассказала, что, когда осталась одна, к ней подкрался человековолк с алыми глазами, весь покрытый шерстью и очень злой. Длинные руки твари были мощными и костлявыми, из пасти пахло кровью, сырым мясом, и стекала слюна. Низким женским голосом тварь проговорила: "Твой ребенок, которого ты носишь под сердцем, будет моим! Только ради него я оставлю тебя в живых, женщина...» Унхе потеряла сознание. Первая проседь волос в семнадцать лет от пережитого ужаса на следующее утро появилась на ее висках.

Через неделю отец приехал на лошади домой в разорванном ханбоке и поседевший полностью. На наши расспросы отец отвечал, что повстречал странное существо, но ему было запрещено что-либо рассказывать людям. Отец запретил всем жителям Ханьяна подходить близко к горе Асадаль. Он лично хотел оцепить гору, взять штурмом и уничтожить неизвестную тварь. По ночам отца преследовали кошмарные видения, он кричал, а матушка будила его. Но не только отец видел тварь. Поговаривали, буд - то министр Ким после похорон Ван Су малость повредился умом, он пошел в пещеру горы Асадаль, чтобы уничтожить тварь, убившую его единственного наследника, но вернулся с горы спокойным и каким - то равнодушным. Он запретил своим слугам говорить плохо о Кумихо, и даже высек слугу, услышав, как тот предложил истребить тварь.

;;;;;;;

После свадьбы прошло несколько лет. На короля Тхэджо во время охоты было совершено нападение, а через неделю его хотели отравить недовольные чиновники. Поговаривали среди народа, что это тайный советник желал свергнуть Тхэджо и сам взойти на престол. Он мог так настроить Ли Сон Ге, что тот не верил никому, кроме тайного советника. Отцу, занимавшему пост военного министра, было поручено отыскать злодея, пытавшегося убить государя. Следов преступника не нашли, они словно канули в воды реки Хан. Тем временем, король издал указ о том, что чиновники, а также министры не могут более содержать свою собственную охрану, и лишь только королевская стража имеет право совершать аресты или прещения, но это совершенно не исполнялось многими министрами, а в особенности Ким Тхэ Юном, у которого была личная армия и наемники из японских головорезов. Тайный советник почти всех чиновников и министров держал в страхе и повиновении себе. Один лишь военный министр не принял сторону Ким Тхэ Юна, не стал подыгрывать его темным делишкам, за что приобрел смертельного врага. Месть тайного советника ожидалась со дня на день на нашу семью. Министры молчали, чиновники закрывали на него глаза, и доказательств против Ким Тхэ Юна у отца почти не было.
Тем временем, нашим детям исполнилось: сыну Ли Хён Гу пять лет, а дочери Пуён Ха - год. Как-то осенним холодным вечером охрана Ким Тхэ Юна ворвалась в наш дом, сломав ставни, они требовали отца.

- Где Ли Кон Хо? - спросил меня начальник охраны.

- Отец во дворце, - ответил я, - но, может я смогу чем-то помочь вам?

Как-то странно и отстраненно посмотрел на меня начальник охраны Кима.

- С вами после разберемся, - грубо ответил он и, развернувшись, солдаты удались.

Через некоторое время снова послышались крики и плач на улице, где-то что-то загорелось. Унхе не выдержала и решила пойти посмотреть, что случилось.

- Куда ты собралась, Унхе? - спросил я жену.

- Надо посмотреть, что происходит, не могу я сидеть и бездейстовать. Может, что со свекром стряслось? Твоей матери тоже нет дома. - ответила она.

- Ты оставайся с детьми, а я посмотрю сам.

Я вышел на улицу и пошел в направлении рынка, откуда доносились крики и лязг железа. У лавки с зеленью, где торговала подслеповатая старушка, я увидел мою мать, госпожу Ханну. Белая, как полотно китайского шелка, она смотрела вдаль и слезы градом текли по ее щекам.

- Матушка, -  кинулся я к ней, обняв за плечи, - что случилось?

- Министра внутренних дел О Пхиль До арестовали по наущению тайного советника Ким Тхе Юна, всю его семью: жену и троих малолетних детей повезли в тюрьму. Говорят, что их казнят, или отправят в Цинь в рабство. Клевета в измене государю...

- Что нужно тайному советнику? - спросил я с негодованием.

- Ему нужны земля, деньги, золото и рабы. Сынок, думаю, нашу семью подобное коснется. Все, кто предан королю Ли Сон Ге, ненавистен тайному советнику Киму, - ответила мама. - Вам надо сберечь детей или просто сбежать. Ким Тхэ Юн давно копает под отца, любым способом стараясь его очернить перед государем. Король всем сердцем хочет сделать Чосон новой страной, где не будет таких, как Ким Тхэ Юн. Однако, старых чиновников не так-то легко согнать с насиженных мест. Почти всех тайный советник купил. Сочувствую Его Величеству, Ему трудно будет навести порядок в стране. Реформа земли необходима.

Я заметил, как из лавки с рыбой выглянул человек в маске, хитро и зло посмотрел на мать, на меня и скрылся. Кто бы это мог быть? Может, это человек, подосланный тайным советником разнюхивать все, что говорят о его господине? Я поспешил за человеком в маске, но он скрылся. Отец три ночи не приходил домой. Мать тихо плакала и молилась богам дома и в храме, возжигая свечи и фимиам Будде, прося его заступничества и покрова.

Пак Унхе спросила меня, прижимая детей к себе:

- Мой господин, что станет с нами, с нашими детьми и с родителями? - Что я мог ей ответить? Мое сердце разрывалось от боли и дурного предчувствия. Кто знал, что следующий день окажется трагическим для всей нашей семьи, что все перевернется вверх дном, камня на камне не останется от нашего дома и вся моя семья погибнет... Но, как мог, я утешал мою возлюбленную, стараясь вселить в нее уверенность и отогнать уныние:

- Я защищу тебя, любимая, и наших детей от страданий, - отвечал я жене моей и госпоже, но как же я заблуждался, оказавшись один среди бушующего моря предательства и двуличия, лжи и лицемерия.

В обязанность отца входила дегустация вина и еды, которые подавали на стол королю Тхэджо. Однажды утром, когда он в очередной раз совершал ритуал, несший поднос в покои Его Величества постельничий,вдруг упал мертвым на землю. Придворный врач установил причину смерти - отравление. Отца обвинили в измене государю. Его посадили в тюрьму, пытали и жгли на глазах всего Ханьяна и на наших глазах.  Мою мать перед всем народом тайный советник убил мечом.  Отец клялся, что никогда бы не сделал подобного даже ценой собственной жизни. Однако, Ли Сон Ге донесли, что Ли Кон Хо признался в заговоре, в утаивании каких-то государственных свитков. Основатель династии Чосон поверил тайному советнику.

Отец для меня был всем. Я долго кричал и плакал, что отец не виновен, когда его жгли раскаленными прутьями и клеймили, как скот. Я всем сердцем возненавидел тайного советника Ким Тхэ Юна, его одутловатое лицо, с крысиными маленькими глазками и длинным горбатым носом, внушало презрение и ненависть, его противный смех по ночам долго еще преследовал меня, словно хохот самого дьявола. Он испытывал несказанное удовольствие, мучая невинных людей, умел заговорить даже короля Тхэджо; подобно угрю, всегда безнаказанным выходил из своих тайных, грязных делишек. На следующий день казнили отца всенародно на площади перед дворцовыми воротами, ему отрубили голову. Меня близко к мертвому телу не подпустили. Я решил написать письмо государю:

"Мой король! - кричало мое сердце и моя истерзанная душа. - Я пишу вам это письмо и прошу смиренно выслушать меня. Боль моего израненного сыновьего сердца не может оставаться в стороне от той несправедливости, злобы и коварства, которому подвергся мой отец, военный министр Ли Кон Хо. Ваше Величество! Отец никогда не учил меня ничему плохому и до последней минуты своей жизни был предан Вам и королевской семье. Каждый день, дегустируя стол государя, он свято охранял Ваше здоровье, покой во дворце. По наущению тайного советника Ким Тхэ Юна, был отравлен постельничий Вашего Величества, оболган и обесчещен мой отец в глазах Ваших. Ли Кон Хо всегда оставался верен Вам, государь, даже со времен Вашего коронования, когда многие противились этому, особенно генерал Чхве Ён и сторонники бывшей династии Корё. В борьбе при нападении на вас, Ли Кон Хо закрыл в бою собой Ваше Величество, и его пронзило стрелами. Он чудом остался жив. В память о том, что мой отец всегда был предан Вашему Величеству, защищал чосонские границы, прошу его оправдать посмертно".

Я передал письмо преданному другу, несшему вахту нового постельничего короля Тхэджо. Знакомый товарищ передал правителю мое послание и ночью я тайно был приведен в приемную  Ли Сон Ге.

- Ли Ун Чон, - изрек свой приговор государь,- мне известна преданность твоего отца, а также и то, что онне виновен, но государством управляю не я один. Советник Ким Тхэ Юн нашел зацепку за твоим отцом - бумаги и документы от прошлых правителей Корё. По моему велению он передал их в одно тайное место.  Бумаги ценные. За это карается смертью подобно измене.  Он фактически закрыл меня собой перед министрами, перед верховным судом, перед моими врагами. За это я ему посмертно благодарен. Обещаю,

Ли Ун Чон, что я его оправдаю, когда свергну этих лукавых чиновников, а пока я могу лишь только сожалеть о случившемся.

На следующий день сестра моей матери из селения Ман Ок пришла к тайному советнику и стала его укорять за несправедливость. Недолго думая, советник выхватил меч у одного из своих охранников и пронзил женщину насквозь. Падая, она прокляла злодея, чтобы он никогда не нашел покоя ни на земле, ни на небе, что и сбылось вскоре. На этом тайный советник не успокоился - к полудню Ким ворвался в наш дом с копьями и мечами, сломав ворота. Взяв нас с женой, малолетними детьми под конвой, привел на свой двор. Меня на глазах у супруги и пятилетнего сына избивали. Я мог защищаться, но Ким Тхэ Юн приказал своим стражникам, если я начну сопротивляться, бить мою жену и невинных детей. Я сдался, бросил меч, копье и кинжалы на землю. Часами меня избивали, а советник Ким кричал:

- Где документы, которые изменник Ли Кон Хо передал в тайное место? Отвечай! - При этом глаза его от натуги налились кровью и страшно вращались.

- Я ничего не знаю, - отвечал я.

- Я научу тебя отвечать ясно и правдиво! - рычал озверевший советник. На моих глазах он вырвал из рук супруги младенца, нашу дочь Пуён Ха, и рассек пополам. Мой сын от ужаса затрясся, его вырвало, а Унхе упала в обморок.

- Я твоего ублюдка сделаю своим рабом, - орал Ким Тхэ Юн, - и весь твой род в дальнейшем станет моими рабами.

Меня поразило следующее: друзья отца, которых мы приглашали в гости, предали нас в угоду тайному советнику. Я смотрел на них и гнев поднимался в моей душе. "Я буду мстить, обязательно буду", - решил я. Неделю я провел на улице без воды и пищи, связанный цепями. "Как люди непостоянны, - думал я. - Сегодня превозносят, кричат похвалы, а завтра плюют в лицо, словно ты враг народу, враг королю, враг Стране Утренней  Свежести..." В то время мне исполнилось двадцать два года от рождения.

На следующий день потный, грузный и злой, а также пьяный в хлам Ким Тхэ Юн подошел с кнутом ко мне:

- Ну, что, Ли Ун Чон, признаешься ли ты в том, что бывший военный министр, а ныне изменник страны, передал тебе, соучастнику его беззаконий, ценные свитки, и ты спрятал их в тайном месте? Признавайся, ублюдок! Где документы, где свитки? Вы все предатели, вся ваша семейка!

- Не смей говорить гнусности о моем отце и о всей моей семье! Это ты предатель и подхалим  Китая, а не мой отец! - ответил я. - Даже, если бы я и знал о документах, никогда бы тебе не сказал, где они, - ответил я Ким Тхэ Юну.

- Ах, так? - взревел обезумевший советник,- привести маленького ублюдка!- Скомандовал он и стражник привел плачущего Хён Гу.

- Убить выродка! - Приказал советник.

Стражник занес свой меч над головой моего сына, но не решался исполнить приказ.

- Чего медлишь? - закричал Ким Тхэ Юн на стражника. - Оглох что ли?

- Ваша светлость!.. - лепетал стражник, не решаясь произвести кровопролития над невинным младенцем.

- Нет! - крикнул я.

- Нет! - крикнула и моя супруга, привязанная к  вишневому дереву.

- Это даже интересно! И что ты сделаешь, женщина? - произнес Тхэ Юн, подойдя к моей супруге. Он ходил вокруг вишни и зло смотрел на Унхе. - Чем откупишься?

- Отойди от моей супруги, ублюдок! - закричал я.

- Убейте меня, только оставьте моего сына живым! - просила женщина.

- Убей мальчишку! - скомандовал Ким Тхэ Юн, щелкнув пальцами.

- Беги, Ли Хён, беги! - Закричал я что было силы.

Мальчик вырвался из рук охранника и убежал. Целый день стражники бегали за Хён Гу, но так и не нашли.

- Ах, ты... - замахнулся на Унхе советник, - родила волчонка непокорного. За это три дня будешь моей, я заставлю тебя повиноваться. Он схватил мою жену и потащил в дом за волосы. Унхе отбивалась, но советник ударил ее по лицу наотмашь так, что она потеряла сознание.

- Отпусти ее, мерзавец! - кричал я. - Я убью тебя, Ким Тхэ Юн!

Три бесконечных дня и ночи до моих ушей доносился смех похотливого жеребца и крики отчаяния моей супруги. На четвертую ночь всю обезображенную, избитую, в синяках Унхе вынесли из дома советника мертвой, чтобы закопать в лесу.

- Я найду твою могилу, любимая моя Унхе! - кричал я, повторяя как заклинание и провожая глазами ее тело, которое уносили со двора. - Я отомщу за поруганную твою честь, за смерть наших детей.

- Говорил же я ей, чтобы она выбрала меня, - потный и лоснящийся с мерзкой улыбкой на одутловатом лице изрек пьяный советник Ким, подойдя ко мне, - но она предпочла тебя.  Жила бы сейчас, будучи моей женой, а не валялась, словно собака в лесу.

- Я убью тебя, мерзавец! - кричал я неистово, до хрипоты, пока голос не пропал от натуги и отчаяния, но закованный в цепи, я был бессилен.

- Твоя песенка спета, Ли Ун Чон! Что ты мне сделаешь? Скоро и тебя зароют в землю, и ты пойдешь по кругам ада. Можешь и обо мне там позаботиться. Ха-ха-ха! - мерзко засмеялся Ким Тхэ Юн и медленно побрел в свой дом, а у меня закружилась голова и я провалился в черную бездну небытия. Три долгих дня после смерти супруги я ожидал свою кончину. На четвертый день ко мне украдкой подошел один из охранников и сказал:

- Ваш сын жив, не беспокойтесь, он в надежных руках, а тело супруги заложено камнями в пещере горы Асадаль.

Я плакал от утраты отца, матери, жены и дочери, клялся Будде и всем святым на небесах, что непременно отомщу за их смерть, за поруганную честь моей супруги. Я верил еще тогда, что существует рай. Я верил, что моя жена лет через триста-четыреста вернется в этот мир, и я ее непременно отыщу, смогу защитить, и уже никогда не отпущу. Верил, что и сам я, пройдя врата смерти, за все мои мучения, вернусь в этот мир обновленным, и Бог меня помилует, в ином мире даст успокоение в новом существовании! Еще целую неделю меня каждый день пытали, и я томился в оковах, в проклятом доме советника Ким Тхэ Юна. На девятый день мне удалось сбежать. Тот охранник, что поведал мне о моем сыне, между сменой караула освободил меня, оглушив напарника. Еле двигаясь, я прямиком последовал на гору Асадаль, где и нашел заветный холмик из камней, неприметную безымянную табличку в пещере, кем-то заботливо оставленную. В этой пещере пять лет назад я увидел алые глаза неведомого существа. После похорон супруги холмик покрылся красными цветами, чудесным образом выросшими на месте захоронения. Они, словно слезы и капли крови моей многострадальной жены, россыпью алели на могиле, чудом выросшие на камнях. Я не испугался бы сейчас алых глаз чудовища, обитающего в одинокой пещере. Я желал смерти, жаждал ее и искал встречи с обладателем алых глаз, говорящим на моем языке. Войдя в пещеру, я позвал зверя, но она была пуста. Я лег на могилу жены и горько заплакал. Я остался жить в лесу, питался дикими травами, плодами и ягодами. Прожитая жизнь преследовала меня в ночных кошмарах и дневных скитаниях по лесу.  Я старался никому не попадаться на глаза. Ночами мне снились огненные глаза страшного существа. Я слышал голос отца во сне, он повелевал мне уничтожить белую волчицу, живущую в лесу, а после ехать за океан. Я просыпался в холодном поту от страха и недоумения, а иногда и вовсе не мог сомкнуть глаз до рассвета.

Однажды в полдень (прошло уже четыре месяца после моего побега), я услышал от двух стражников, что советник Ким Тхэ Юн внезапно умер. Удивленный, я тайно поспешил к дому заклятого врага и нашел его действительно мертвым.  Я ликовал с одной стороны, что он мертв, а с другой горевал, что собственными руками не уничтожил мерзавца. Я не мог предположить тогда, что он не умер, а его превратили в чудовище. Нелегально я вошел в его дом и отыскал свой серебряный меч, память, оставшуюся от отца.

В доме кисэн "Алый Пион", который Ким Тхэ Юн постоянно навещал, поселилась несколько лет назад девушка, по словам прочих девиц из этого заведения, красавица и умница. Говорили, она приехала из Японии. Многие замечали, что за эти годы девушка не изменилась нисколько, и имела она одну особенность - выходила из своих покоев только по ночам, а в полнолуние и вовсе пропадала на трое суток. Девушку звали Нана. Как выяснилось позже, именно эта кисэн сделала советника оборотнем, и именно она оказалась тем чудовищем, что жило в пещере горы Асадаль.

Как-то днем я ловил рыбу остроконечным деревянным копьем и забыл его занести в пещеру, а ночью я увидел у своего убежища одинокую белую волчицу. У меня не было никакого оружия с собой, ибо меч мой остался на могиле Унхе, а копье - в другой стороне от входа в пещеру. Зверь, тем временем, наступал на меня с открытой пастью.

- Ну, давай, убей меня, дикая тварь, дай мне соединиться с моей возлюбленной супругой! - Я приготовился к смерти и мечтал умереть на могиле моей жены. Закрыв глаза, я принялся ждать, когда же зверь набросится на меня и разорвет мне горло. Открыв глаза, я увидел стоящую передо мной кисэн, которая приступила ко мне с обольщениями. Я не мог сблизиться ни с одной женщиной в то время - отвращение и ужас обуревали мое истерзанное сердце.

- Ли Ун Чон, - проговорила женщина, назвав меня по имени, - позволь остаться на ночь у тебя? Я устала, да и дикие звери повсюду. Я боюсь их, поэтому прошу предоставить мне ночлег в пещере.

- Кто ты и как здесь оказалась? - спросил я. Голос женщины был мелодичен, мягок и растопил бы сердце любого мужчины, но только не мое, которое постоянно кровоточило от пережитого горя. - Заходи, женщина, и отдыхай! Я же останусь вне пещеры.

Около трех часов ночи я проснулся от того, что гора Асадаль вся объята была светом и дрожала. Я поднялся с травы и подошел ближе. На вершине горы стояла женщина и манипулировала руками, совершая какие-то движения, от чего гора гудела. Ее глаза светились алым светом, когда она повернулась ко мне. Я отпрянул. Женщина в мгновение ока спустилась вниз, ее кожа переливалась в лунном свете.

- Ли Ун Чон, мое сердце полюбило тебя, ты дорог мне. Стань моим телом и душой, - проговорила кисэн, обнимая меня за плечи. Ее дыхание касалось моих губ.- Прошу тебя. Все мое - будет твоим, мы создадим новый народ, будем повелителями этой страны. Я имею столько даров, богатства, власти, мощи... я сделаю тебя королем Чосона.

- О чем ты, женщина? Совсем с ума сошла? -воскликнул я, пытаясь ее назойливые руки скинуть с себя. Я отпрянул от нее подальше. - Отойди от меня!

Женщина направила на меня свою руку и проговорила:

- Притяни и пройди сквозь душу! - Меня обожгло изнутри и потянуло к ней магнитом. Против своей воли я со всего размаха впечатался в кисэн. Ее губы накрыли мои и принялись вытягивать из меня что - то
светлое, подобно светящему шарику. Внезапно я почувствовал, что мы поднялись высоко в небо.

- Я подарю тебя всевластие, Ли Ун Чон! - прокричала  кисэн. Далее она со мной спустилась на землю, а через секунду мы оказались у океана. Ночью морские глубины, по мановению ее руки, показались мне царством, подводный мир завораживал и восхищал. - Все это станет твоим, юноша, если подпишешь со мной договор крови!

Внезапно мы опять оказались у пещеры горы Асадаль. Я словно очнулся от сна, сильная боль сердца вернула мне разум и возможность адекватно мыслить. В груди у кисэн сиял шарик. Она приблизилась ко мне и ее взгляд обжег мою душу.

- Поцелуй меня, Ун Чон, и я передам тебе в этом поцелуе вечность, где будем только ты и я.

Я с силой оттолкнул девушку и она, отлетев, врезалась в длинный, деревянный и острый кол с серебряным наконечником, оружие, сделанное отцом для охоты и ловли рыбы. После ее смерти из груди девушки выпала голубая жемчужина. Я взял ее и спрятал в своих одеждах. В эту же ночь кисэн Нана умерла, приняв облик белой волчицы. Я пришел в ужас, ибо никогда ничего подобного не видел. В жемчужине я сделал отверстие и вдел в цепочку, которую носил на шее.

Мое тайное убежище стало известно королю Ли Сон Ге. Он вызвал меня к себе, в некоторое место за Ханьяном.

- Ли Ун Чон, - молвил государь,-  я очень рад, что ты остался жив. Вчера состоялся совет министров, где все единогласно оправдали твоего отца, но мне пришлось сказать, что это ты отправил секретные документы в иноземные страны, и теперь тебе необходимо покинуть пределы Чосона. Министры решили изгнать тебя как предателя из страны. Ты лишен титула, звания, отныне ты - раб. Так решили министры и только на таком условии решено оставить тебе жизнь. Я отправляю тебя к берегам Японии. Я прекрасно знаю твой светлый ум, начитанность, владение многими иностранными языками, поэтому мое сердце относительно тебя спокойно. Может в Эдо ты отыщешь своего пропавшего брата? Генерал Ли
Кон Хо много о нем рассказывал. Вот только мой младший сын, Ли Бансок, будет скучать по тебе. Вы ведь дружили с ним, бегали когда-то по дворцу, объезжали молодых лошадей. - Я согласно кивнул в ответ. Я помнил наследного принца и мое сердце, наверное, навсегда останется с Ли Бансоком. Хороший юноша, добрый друг.

А тем временем, Тхэджо продолжал:

- Поклянись памятью твоего отца, Ли Ун Чон, что никогда в жизни, сколько бы тебе не пришлось жить на земле, ты никогда не переступишь границы Чосона.Обещай!

- Ваше Величество! - Воскликнул я, встав перед государем на колени, и обливаясь слезами. - Здесь осталась могила моей поруганной супруги, останки убитой дочери, а также потерянный сын, Ли Хён Гу, который неизвестно где находится. Как все это я оставлю, мой государь?

- Так велит тебе твой король! Так бы поступил и твой отец, Ли Кон Хо! Так обязан поступить и ты, если велит долг.

Я покинул государя в подавленном состоянии. Всю ночь проплакал на могиле моей супруги, клянясь ей в верности и любви, умоляя небеса, чтобы и мне скорее уйти из жизни. Я должен на закате покинуть родные земли Чосона.


- Г л а в а  3 -

Долго я плыл по морю до пределов японской земли. Большой корабль, груженый стальными мечами, изготовленными чосонскими литейными мастерами, белым фарфором, юными девочками и мальчиками для гарема японского императора, а также рабами, покидал Чосон. На палубах по обеим сторонам ютились больные, плохо одетые рабы. Одни молились, другие плакали, призывая небеса, дабы умереть лучше в море, нежели покинуть родную землю отцов и прадедов. Для них кают или крытых помещений не нашлось. Ветер, холодные соленые брызги леденили и без того хилые их тела, одетые в рубища, от чего несчастные люди дрожали. Старики и мужчины кашляли, одни источая зловонную желтую мокроту, другие – харкали кровью. Надорванные жилы их рук плетями свисали вдоль изможденного тела, глаза закатились. Такого убожества я не видел и в Чосоне. Женщины, дети ютились поодаль - плохо одетые, замызганные, в лохмотьях они представляли собой жалкое зрелище. Не имея в кармане ни гроша, чтобы заплатить за более-менее сносную каюту, я был приведен к этим убогим и брошен на голые доски. Люди были голодны, но никто их кормить не собирался. Дети плакали, женщины пытались их успокоить. Вечером на вторые сутки сопровождающие приставники все же решили покормить рабов: вынесли кадку с едой и велели всем подходить по очереди. Наевшись моченых бобов, все разбрелись по своим местам. Какая-то женщина затянула длинную унылую песню о тяжелой неволе, повествуя о том, как молодой девушкой ее продали в рабство к богатому купцу и как жизнь рабыни протекала в постоянных, непосильных трудах от зари до зари. Всю жизнь от юности до старческих лет она трудилась и не слышала доброго слова. Вся ее жизнь прошла в неволе, в которой она схоронила безвременно ушедших в мир иной от непосильных трудов мужа и малолетних детей, которых забрала чума. У меня слезы текли по щекам от этой заунывной песни. Я слышал разговор японских моряков, что ночью разразится буря, а это означало одно - погибнет больше половины пленников, товара и провизии. Судно шло по курсу, четырнадцать узлов, море оставалось спокойным. Ближе к полуночи разразился шторм: снасти трещали, корабль носило на огромных черных волнах так, словно это была скорлупка. Волны накрывали нижнюю и верхнюю палубы черными покрывалами воды, корабль закружило в водоворот. Оба капитана, моряки и мужчины-рабы - все налегли на весла, пытаясь вырулить из морской воронки. Японские матросы кричали, что корабль слишком загружен, ему не вынести поднявшейся бури, началась паника. Молния пронизывала небо от востока до запада серебряными нитями, косматые и рваные тучи, словно одеяло, нависали над нами, готовые поглотить наш корабль. Черные волны высоко поднимались ввысь, казалось, что они достигают небес. Женщины и дети плакали, мужчины пытались спустить паруса. Наш корабль бросало из стороны в сторону, страшное зрелище –
 молния пронизывающая черное небо от края и до края, и бушующий океан в ночи. Порывы ветра и волны били о палубу, сметая все на своем пути. Не успели мы оглянуться, как увидели, что грозные волны смыли больных стариков и мужчин за борт. Я пытался привязать женщин и детей тросами и веревками, чтобы их не постигла та же участь. Рев волн уносил слова, слезы и плач отчаявшихся людей. Буря продолжалась до рассвета. Выбившись из сил, уцелевшая половина рабов уснула на палубе, на море воцарился долгожданный штиль. Матросы подняли шитые золотом паруса и японский флаг. Они переговаривались между собой о том, что в море снесло волнами и ветром более половины живоготовара, в особенности детей и юношей. Утром, сквозь забытье я услышал крик детей:

- Смотрите, кит плывет! - Я протер глаза и поднялся на ноги. Мальчик лет восьми, кореец, дергал меня за штанину и указывал по направлению своей крошечной руки на кита, который вдалеке плавно бороздил Желтое море, испуская фонтаны воды. Дети всех племен и народов -  одинаково любознательны и непосредственны. Вот и сейчас – голодные, замерзшие – они радовались огромному киту и вторили на все голоса, смеясь и крича. На глаза мои навернулись слезы – моих детей не было на свете: дочь убита, а сын пропал - в лучшем случае, в худшем – убит или съеден дикими зверями в лесу.

После скудного обеда, все высыпали на середину палубы погреться на солнце. Ко мне подползла женщина, увешенная бусами, амулетами, кольцами в длинных разноцветных юбках. Я слышал о таких – в других странах их называют ведьмами или цыганами, что, впрочем, не слишком отличается друг от друга.

- Сынок, я вижу, ты из хорошей семьи и в тебе течет благородная кровь дворянина, хоть ты и одет в рубище бедняка, - проговорила женщина, опускаясь на бочку рядом со мной. Я молча посмотрел на нее.

- Много горя ты видел на своем веку, сынок,-продолжила женщина, чей акцент я никак не мог распознать, - потеря близких и малолетних детей... твою жену жестоко убил дикий вепрь. - Я смотрел на цыганку и дивился ее проницательности.

- Кто вы, откуда узнали обо мне? - спросил я.

- Из далеких берегов Молдовы, цыганка я, а по ремеслу знахарка. Насквозь вижу твое прошлое, сынок, настоящее и будущее. Открыто мне, что горе твое вопиет к Богу, к небесам, и молит о возмездии! Ты обязан отомстить злодею, уничтожившему твою семью. Тот человек жив и стал чудовищем.

- Откуда вы узнали о министре Ким Тхэ Юне? Как такое может быть, что он жив? Кто вы? - вопрошал я и ближе пододвинулся к молдованке. - Я своими глазами видел, как он лежал мертвым, а потом его захоронили в родовой усыпальнице. - Я дивился колдунье и всматривался в ее лицо, думая, что она видела меня в Ханьяне.

- Сынок, не смотри на меня с недоверием. Мы не встречались раньше, как ты предполагаешь, но я читаю твое прошлое и будущее. Тот влиятельный человек очнулся в первое полнолуние и теперь сила в нем обитает ночного чудовища.

- Чудовища? - ужаснулся я.

- Тот министр стал оборотнем.

- Что значит – оборотнем? Это существо подобно Кумихо? - Женщина кивнула.

- Совсем скоро и ты перестанешь быть человеком, однако, никогда не сможешь стать подобно ему, монстром.

- Я превращусь в Кумихо?

- Нет, - ответила молдованка. - Твоя сущность будет иной, но и ты не будешь человеком. Таких в Европе называют вампирами. - Я вздрогнул от ужаса, вспоминая, что значит слово вампир. Отец рассказывал мне о вампирах, пьющих кровь живых существ по ночам. Они жили в Европе, хотя родиной своей считали Египет. Древние жрецы приносили в жертвы богам человеческую кровь, пили ее в своих капищах и называли "Напиток богов", бессмертным и вечным эликсиром молодости. Вспомнив рассказы отца в детстве, я вздрогнул.

- Но я совершенно не желаю становиться монстром, пьющим кровь и обитающим ночью! - воскликнул я.

- Хотеть что-то или нет, выбрать для себя ту или иную жизнь - не наша воля, сынок, - ответила цыганка.- Предопределение Проведения не изменить, а вот помочь тебе выжить, когда это произойдет с тобой, я могу, парень. Стать независимым от других вампиров - мое право дать этот дар силы. Моя внутренняя мощь способна остановить даже самого мощного чистокровного кровососа. И эту-то силу я хочу передать тебе.

Женщина достала из своих многочисленных юбок золотой крест с закругленной верхней перекладиной, и протянула мне. Крест сверкал на солнце, переливаясь.

- Я не ношу это, ибо я - буддист, крест – чужое верование, - воскликнул я, отшатнувшись.

- Это медальон древний, символ бессмертия, и называется египетский Анкх. Носи его как талисман, чтобы он сдерживал твою сущность. Амулет придаст в нужный момент сил, и ты победишь врага, каким бы коварным и алчным он не оказался. Анкх защищает и от того, кто с недобрыми намерениями приблизится к тебе, скрывая тайные твои помыслы, парень. Только береги его, не потеряй. И вот еще что - у тебя есть голубая жемчужина, которая досталась тебе от белой волчицы? - я утвердительно кивнул в ответ, удивившись снова прозорливости молдованки. -  Я прошу тебя подарить мне эту жемчужину на память, так я буду всегда молиться за тебя, мой господин, чтобы силы твои не иссякали, но всегда наполняли тебя.

Я снял ее с себя и передал молдованке. В ее руках жемчужина, доставшаяся мне от Кумихо, замерцала. Я рад был расстаться с ней, так как она напоминала мне о кисэн. Почему-то ее облик все еще стоял перед моим внутренним взором, смущая мои мысли о ее красоте и о тех поцелуях, что дарила кисэн мне в ту ночь на горе Асадаль.

- Вот и хорошо, - проговорила цыганка, - а то эта вещица лишает тебя силы, мой господин.

Взамен жемчужине женщина протянула мне на золотой цепочке медальон Анкх и в моих руках он засиял голубым сиянием, согревая меня изнутри. Наш корабль пятые сутки бороздил воды неспокойного Восточного моря. Девять лет назад в Японию увезли моего брата, Ли Джин Ука, и как бы мне ни говорили, что он мертв, я не верил. Мой долг найти брата и защитить. На седьмые сутки мы пристали к берегам Японии, страны далекой, и в те времена совершенно дикой, пиратской. Оба капитана и матросы ругались площадной бранью, проклиная шторм, из-за которого потерпели большой убыток и теперь пересчитывали людей, как скот. Я вместе с остальными рабами был выставлен на невольничьем рынке. На меня заглядывались купцы, просто зеваки, которых на рынках всегда полно, они вздыхали от того, что не могут купить по слишком высокой цене. Моя внешность: светлая кожа и черные, глубокие глаза, как самая непроглядная ночь, - все это восхищало людей. Мое платье оборвалось и загрязнилось, однако все во мне видели не простого раба, а потому оспаривали друг у друга, пытаясь купить - кто для собственной утехи, кто для своего господина в гарем. Первым ко мне подошел французский купец и заговорил на своем языке.

В Чосоне иностранные языки были запрещены, но отец мой, военный министр Ли Кон Хо, обучал нас с Джин Уком языкам галлов, испанцев, итальянцев и Великой Британии. Я мог бегло изъясняться на них, писать и даже переводить рукописи. За французским купцом последовали испанский, итальянский и английский. Особенно на меня положил глаз итальянский тучный купец: он кругами ходил вокруг меня, ощупывал мои ноги, ягодицы и торс. Каждый предлагал работорговцу, который держал меня в цепях, утроенную цену. Полупьяный работорговец бранился, думая, от кого же поиметь наибольшую выгоду. Я молил небо, чтобы мне остаться здесь и найти Ли Джин Ука, небо вняло моей мольбе – японский вельможа - пузатый, с огромными навыкате глазами, тяжело дышащий от тучного веса, закричал на весь невольничий рынок, да так, что все повздрагивали:

- Он будет моим рабом и баста! Его привезли в мою страну, значит он мой! - заключил японец свою речь, стукнув по дубовому столу своей огромной рукой.

- Благодарю! - Воскликнул я на японском и меня слуги повели за господином. Работорговец неожиданно протрезвел и теперь кусал локти, так как продешевил и повелся на жадность свою, а посему - остался ни с чем, ибо новый мой хозяин заплатил за меня всего десять монет, вместо пятисот, которые тот желал выручить.

В доме у вельможи мне все было по нраву: отведенная комната с маленьким оконцем на улицу, через которое едва проскальзывали лучи восходящего солнца, простой уют. Относительный покой в помещении слуг утешал меня. Моего нового хозяина звали Тахиро Айдо, и происходил он из древнего рода Мураками Тэндзи. В мой ежедневный распорядок дня входило неотлучно следовать за господином, переводить ему разговоры гостей и заграничных купцов, которые в доме родовитого японца бывали каждый день, а также книги и рукописи с других языков. Я часто читал хозяину творение Гомера, переводя мгновенно на японский язык и этим услаждал его слух. Мы много путешествовали по стране. Проезжая города, селения и увеселительные заведения, я искал Джин Ука, зная, что в самурайской стране гейшами становились не только девушки - это было крайне редко -  чаще всего молодые юноши с красивыми лицами услаждали взоры господ. Мой брат был очень красив - платинового оттенка волосы и синие глаза нравились девушкам и юношам в Чосоне, а в Эдо подобная внешность и вовсе была уникальна.

Однажды в одной провинции я повстречал старого распорядителя гаремом, который работал у богатого вельможи. Он вел за руку парня лет пятнадцати. Я вынул из кармана свиток, на котором был нарисован мой брат, и спросил старика приходилось ли ему встречать этого парня? Старик энергично закивал головой и сказал следующее:

- Много лет назад в Хокайдо привезли мальчика и продали в дом одного чиновника. Вскоре разразилась чума и весь дом того чиновника заразился черной болезнью. Все умерли. Их вывезли за пределы острова и сожгли.

Я заплакал. Значит, правду сказал тот купец тогда отцу, приехавший из Японии, что брат мой умер? В доме господина Тахиро Айдо я провел полный чин поминовения по умершему брату. Хозяин с пониманием отнесся ко мне и не препятствовал мне поминать усопшего. У меня никого не осталось в живых. Скорее всего погиб в Чосоне и мой сын, Ли Хён Гу.

;;;;;;;;

Как - то Тахиро Айдо взял меня в одно заведение высшего общества, где выступали гейши,  там принимали иностранного посла с Италии, я должен был переводить разговор. Переодетые в девушек юноши танцевали на подиуме, исполняя замысловатые пируэты, музыканты играли на инструментах, некоторые пели песни или исполняли танец пяти барабанов.

- Господин, - обратилась ко мне хозяйка дома гейш, госпожа Мотылек, так ее все здесь называли. Никто и никогда не слышал о ее настоящей фамилии, - к нам привезли два дня назад девушку, она кореянка, красивая, но строптивая, нежная, юная и горячая. Может, с ней вы найдете общий язык? Она люто ненавидит японцев, хоть и живет более пяти лет в Японии.

Мое сердце почему-то сильно защемило. Я решил посмотреть на девушку, может смогу ее выкупить. Испросив разрешение господина Мураками Тэндзи, я последовал за хозяйкой гейш. Длинными переходами госпожа Мотылек вела меня по темным улицам между простых хижин, пока мы не пришли к одному нужному дому.

- Ее пытаются перевоспитать мои девушки и кнутом, и лаской, но она, словно тигрица, дерется и покушается покончить с собой. С ней очень плохо обращались, избивали за неповиновение, в течение нескольких лет она не видела тепла и ласки. В лице жестокого хозяина, юная гейко не нашла себе покровителя, столь необходимого для таких, как мы. Он плохо относился к юной деве. У меня просьба к вам, господин Ли, будьте с ней поласковей, она еще, в сущности, ребенок.

Меня ввели в просторную комнату, где по углам горели ароматические свечи, воскурялся фимиам, от которого слегка кружилась голова, а стены, расписанные в теплых, золотых красках, изображали охоту самураев в степях и купание изящных гейш в горных реках. Японский и китайский фарфор, прекрасные вазы, подставки, чашки радовали взор. По центру на возвышении стояло блюдо, в котором был настоен чай из белой лилии. Не успел я отведать напитка, как в комнату ввели закутанную гейшу. Шелковое кимоно до пола спадало с хрупких плеч девушки, на голове - традиционная шляпка с лентами, вуалью и цветами, золотой пояс с кистями украшали ее тонкий стан. От кожи исходило благоухание. Девушка кротко потупила свой взор долу и не поднимала глаз. Я подошел ближе, а девушка невольно отстранилась, ее плечики затряслись.

- Здравствуй, юная дева! - произнес я на родном языке свое приветствие. - Как зовут тебя?

- Сорванная Лилия,- ответила девушка. Голос ее дрогнул, и она подняла на меня свои глаза. - Вы из Чосона? - воскликнула она, всматриваясь в мое лицо.
- Мое имя Ли Ун Чон, я - сын военного министра. Волей судьбы я попал в Эдо и здесь разыскиваю моего брата Ли Джин Ука, которого японские пираты похитили много лет назад на острове Тхамна, но совсем недавно я узнал, что он умер. Хозяйка гейш рассказала мне о вашей судьбе и я решил выкупить вас. Мы ведь оба из Чосона. Ваша судьба мне не безразлична, - ответил я.

Почему-то мне просто необходима была эта девушка. Я подумал, что может потом она станет мне сестренкой, о которой я всегда мечтал в детстве.

- О! - воскликнула девушка, скинув головной убор и вуаль. Ее кожа сияла фарфоровой белизной от различных кремов и притираний, а глаза туманились от слез. - Как мне вас отблагодарить?

- Не стоит благодарности, - ответил я, - это малое, что я могу сделать хоть для некоторых несчастных сограждан из земли Чосон, которых постигла беда. А сколько таких, о которых я не в силах позаботиться!

Девушка села на пуфик, а я на пол. Я хотел услышать ее историю. Юная дева рассказала мне о себе следующее:

- Я из рода Ким и мое имя Ин Су. Мой отец, Ким Кван Су, был родным братом Ким Тхэ Юна, тайного советника короля Тхэджо. - От ненавистного имени тайного советника меня передернуло, что не осталось незамеченным девушкой.

- Вы знали Ким Тхэ Юна? - спросила юная дева.

- О, да! Это чудовище я знал хорошо, он сгубил всю мою семью, моих родителей, жену, детей и всех родственников. Мне ли не знать этого монстра?

- Понимаю...Ким Тхэ Юн - мой дядя, но для меня он хуже, чем просто враг, он - чудовище из всех чудовищ. Мне сейчас восемнадцать лет, в Токио меня привезли на корабле три года назад. Мой отец был родом из Ханьяна. Он обеднел, нашу лавку кто-то поджег ночью и отец, спасая меня, чуть не погиб в огне, мы потеряли и товар, и деньги. Тхэ Юн предложил нам пожить у него. Мне исполнилось тогда пятнадцать лет, я считалась красавицей и дядя воспылал преступной страстью ко мне. Я думала, что он просто покупает мне сладости и внимательно относится, но оказалось, что Ким Тхэ Юн - преступник и негодяй. Он отослал отца на остров Тхамна, дав ему денег на постройку дома и лавки. Там отца сразила болезнь легких и он скончался, об этом мне рассказал дядя. Я заплакала. Он начал меня обнимать, как бы утешая. Я хотела вырваться из его объятий, но он не отпустил меня. Вы можете догадаться, что Ким Тхэ Юн взял меня силой и несколько недель не отпускал из своей комнаты. Через неделю Ким Тхэ Юна король взял с собой на охоту, он отсутствовал три дня. Я придумала план побега и смогла убежать, перехитрив приставленную ко мне женщину. Я переоделась в мужское платье простолюдина и села на первый попавшейся корабль. Каким-то чудом денег с меня не потребовали. На корабле я снова переоделась в женское платье. Через неделю плавания по Восточному морю я попала наконец на Хоккайдо. Меня продали на невольничьем рынке и я жила в прислугах у одной женщины где-то около года, после чего та подарила меня одному пожилому японцу, у которого содержался гарем. Меня велели хорошо обучить хозяйке гарема, а через год представить господину. Многие девицы завидовали моей красоте, осанке, походке, манере говорить и танцевать. Играя на каягыме, я прекрасно пела, особенно наши песни Чосона. Ко мне привязался господин и девушки возненавидели меня за то, что я имела от рождения свободолюбивый характер и большую силу воли, а также природные навыки и дарования. Но больше всего они завидывали моему веселому характеру и природному уму. Мой хозяин часто любил задавать загадки, которые я легко отгадывала. Девушки думали, что хозяин меня возьмет второй женой, или останется навсегда моим покровителем, от того и злились.

Однажды они собрались на нашей половине и избили меня до полусмерти, оболгали перед господином, что я украла у первой жены драгоценности, подсыпали в еду госпожи наркотик, и подстроили так, что хозяин заподозрил меня в покушении на жизнь его жены, которая оказалась беременной на тот момент. От наркотика женщина чуть не умерла на руках мужа, она потеряла ребенка. Три дня меня пороли на хоздворе плетями, морили голодом, но каким-то чудом я осталась жива. Мой хозяин обезумел от горя. Он кричал на меня, называя неблагодарной.  Когда очнулась госпожа, она поведала мужу, что не я сделала с ней это, а одна из девушек, но какая из них - позабыла, так сильно повредилась ее голова от того наркотика и от потери ребенка. Пока женщину лечили, хозяин взял меня к себе в наложницы. Он оказался садистом, таким же, как и Ким Тхэ Юн. Он избивал меня прежде, чем начинал насиловать. Мне исполнилось шестнадцать лет, когда я зачала от него своего первенца, но он задавил во мне плод, тешась однажды, когда срок беременности был слишком велик. Вот моя жизнь, Ли Ун Чон, а теперь я перехожу из рук в руки каждую ночь за то, что не смогла родить сына хозяину. Мужчины совершенно не жалеют нас, гейш. Что стоим мы, жалкие женщины, в глазах аристократов?

Девушка закончила повествование, а я сидел и обливался слезами. Как же я ненавидел Ким Тхэ Юна. Я тоже рассказал свою судьбу девушке, после чего предложил ей:

- У тебя и у меня никого не осталось, Ин Су, если хочешь, давай поклянемся с тобой быть братом и сестрой? Я обещаю во всем помогать, оберегать, быть тебе названным братом.

Ин Су растрогалась и пообещала мне сестринскую любовь, преданность и помощь. Я упросил моего хозяина дать мне разрешение выкупить Ин Су из заведения госпожи Мотылька. Японец разрешил выкупить ее и дозволил ей поселиться в его доме. Ее определили трудиться на поварне. И все бы было ничего, но в один ужасный день в дом господина Тахиро Айдо Мураками Тэндзи пожаловал французский дворянин, друг его сына Наоки. Он был совершенно бледный с гладкой кожей и сверкающими, словно блестящий черный жемчуг в ночи глазами. Отец и сын пригласили друга семьи за трапезу, за которой гость ничего не ел, потягивая лишь изредка вино. Угощение подавала Ин Су, а я беседовал с гостем на французском. В один момент я понял, что она, словно зачарованная, не может отвести взгляда от гостя семьи Мураками. Я тихонько дернул ее за рукав, но она не отреагировала. Ее глаза пожирали того мужчину. Я ужаснулся - неужели дом терпимости сделал из Ин Су продажную девку?

- Кто вам эта девушка, мсье? - спросил меня француз.
- Вы так пристально наблюдаете за ней.

- Моя сестра,- ответил я коротко.

- Ах, вот оно что! Вы, должно быть тоже из Чосона?

- Да, нас по разным странам разметала судьба, но милостью небес мы нашли друг друга. - Я придумал на ходу историю, чтобы француз немного отстал от девушки. Мужчина загадочно улыбнулся. Я понимал, что между Ин Су и французом что-то происходит, но не мог понять – что? Возможно, они были знакомы и до этой встречи, уж больно быстро Ин Су привыкла к незнакомцу и не шарахалась от него, как от прочих мужчин. Мы с гостем еще долго говорили о Франции. Господин представился как Анри Мишель Мари де Карбюзье. Он звал нас с Ин Су во Францию, пророчил мне хорошее место в консульстве в качестве переводчика. Умный, обходительный, изысканный в манерах, одетый по последней моде в бархатный камзол, расшитый драгоценными камнями и бисером, француз представлял из себя утонченного аристократа до мозга костей. Господин Мураками остался мной и Ин Су доволен. Похвала хозяина меня совсем не радовала. Предчувствуя неладное, я вознамерился всю ночь охранять покои девушки.

Время было далеко за полночь, когда мы разошлись по своим комнатам. Мне не спалось, и я решил записать свои мысли и переживания в тетрадь, которую вел много лет. Я зажег свечу и в своей комнате, принялся писать, когда меня привлек какой -то тихий шелест. Я подумал, что в гостиную залетела ночная птица и решил проверить, в чем дело? Взяв свечу со стола, я отправился на поиски птицы, но все было тихо, окна в гостиной закрыты и ни души.


Глава 4

Я остановился между первым и вторым этажами и прислушался. Все было тихо. Минут через десять послышались осторожные шаги. В лунном свете, падающем от большого окна между этажами, на лестнице появилась моя названная сестра в кимоно. Ин Су спускалась вниз. Ее бледность меня поразила, а кожа серебрилась в свете луны, глаза же оставались закрытыми. Неужели Ин Су больна лунатизмом? Я тихонько пошел за ней, девушка направлялась в сад. Спрятавшись за большим персиковым деревом, я стал наблюдать. Ин Су сняла кимоно, оставшись в ночной сорочке, распустила волосы и принялась медитировать. Через минуту появился француз. Он взял ее за руку и спросил:

- Ин Су, ты совершенно уверена в том, о чем просишь?

- Совершенно, - ответила девушка. Я почувствовал неладное: глаза Анри светились алым светом, и он нагнулся над ней, явно намереваясь причинить вред. Я должен остановить француза, мне необходимо защитить Ин Су, но неожиданно ноги мои буд-то приросли к земле, язык онемел, а руки повисли как плети вдоль тела. Анри Мишель Мари де Карбюзье совершил какой-то жест в воздухе, и мгновенно появился густой туман. Он стелился по земле, поднимаясь все выше и выше, пока совершенно не скрыл их из вида. Мне хотелось кричать, звать на помощь, отругать мою названную сестрицу, хотелось защитить ее, но я, как китайский болванчик, стоял и
 покачивался на одном месте. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я понял, что близится рассвет. Туман рассеялся, на поляне никого не было. Постепенно я обрел возможность двигаться и первым делом обежал всю окрестность поляны в поисках Ин Су и француза, но никого не нашел, даже трава не примялась на том месте, где они стояли. Я поспешил в дом и прямиком направился в комнату слуг. Старшая служанка не впустила меня по причине  раннего часа, в комнате еще продолжали спать остальные девушки. Она уверяла, что Ин Су не покидала комнаты в течение всей ночи. Мне ничего не оставалось, как пойти к себе и лечь на ложе, но сон бежал от меня. Я встал с постели и принялся писать в дневнике. Часы в зале пробили пять утра, солнце поднялось высоко. Первым делом мне необходимо было найти Ин Су и обо всем расспросить. По дороге в комнату девушек я встретил хозяина. Господин Мураками Тэндзи в хорошем расположении духа направлялся в зал для приема гостей.

- Ли Ун Чон, - окликнул он меня,  - наш гость из Франции покинул ночью дом, а у нас прием банкира из Рима. Ты непременно должен присутствовать на ужине, а сейчас ступай и переведи мне его письмо, которое сутки назад пришло, но я позабыл о нем.

Я удивился. Как француз мог так тихо и незаметно покинуть дом Мураками? Не было слышно ни малейшего стука отъезжающей повозки, ни разговоров среди слуг. Мне это весьма показалось странным и неправдоподобным. Зная Мураками Тэндзи, я был уверен, что его азиатское гостеприимство не позволит так просто покинуть имение. Все его гости до сегодняшней ночи уезжали с гостинцами и большими почестями.

- Ли Ун Чон, - услышал я голос Мураками Тэндзи. Японец тряс меня за плечи, пытаясь достучаться до моего сознания. -  Ты заснул? Я приказал тебе перевести письмо из Рима.

- Прошу прощения, господин, - ответил я, спохватившись. Если я зайду на минуту к Ин Су и расспрошу ее о происшедшем ночью, думаю, не погрешу перед приказом моего хозяина, и я направился в комнату девушек.

Ин Су сидела с прочими служанками и завтракала. Она выглядела очень бледной и осунувшейся, глазаее лихорадочно блестели.
- Ин Су, - позвал я ее, а бывшие рядом девы кокетливо заулыбались, глядя на меня,- выйди на минуту, пожалуйста!  Девушка посмотрела отстраненно, но подошла.

- Что с тобой случилось, Ин Су? - спросил я, вглядываясь в ее лицо. - Мы с тобой стали по взаимному соглашению братом и сестрой. Ты ничего не хочешь мне рассказать, сестрица?

Ин Су сбивчиво начала что-то мне говорить о том, что ее и еще пару других девушек сегодня отправляют на пристань за каким-то товаром, прибывшим из-за моря. Я предложил свою помощь, но она одним жестом руки твердо пресекла мою попытку последовать за ней.

- Все хорошо, братец, - ответила она, стараясь избегать смотреть мне в глаза и я понял – дело плохо,-когда я вернусь, мы поговорим с тобой, обещаю.

Она мне показалась такой беспомощной и какой-то потерянной. Я коснулся ее лица, Ин Су отклонила голову в сторону, на шее девушки я заметил две красные глубокие ранки, словно ее пронзили двумя иглами. Я внимательнее пригляделся, а Ин Су еще больше отстранилась, поспешно прикрыв шарфом шею.

- Что это? - спросил я ее.

- Комариные укусы, брат, я не могла сегодня толком спать от их жужжания, - ответила сестра.

- Ин Су, скажи мне правду, где ты была этой ночью?

- Ли Ун Чон, - воскликнула Ин Су, - зачем ты спрашиваешь? Не надо вмешиваться в мою жизнь!

- Что ты говоришь такое, Ин Су? Мы неделю назад поклялись ничего не скрывать друг от друга, обещали делиться радостями и болью. Что сделал с тобой потомок галлов? Что тебя связывает с ним?

Ин Су вырвалась из моих рук и убежала. Что было здесь не так? Кем на самом деле являлся Анри де Карбюзье? Что за отметины на шее у Ин Су? Голова моя шла кругом. В моей стране пьющих кровь и поедающих печень называют девятихвостыми лисицами Кумихо. Но это предание, легенда - не более того! Я поспешил в библиотеку и первым делом занялся письмом, которое велел перевести мой господин, после чего нашел среди старинных книг энциклопедию о существах, которые пьют кровь людей. Во многих странах есть предания о вечноживущих обитателях ночи, скитальцах подлунного мира. В Италии, Испании и во Франции их называли вампирами, черными ангелами преисподней, отродиями дьявола. Франция... Может ли Анри Мишель Мари Карбюзье оказаться вампиром? У меня гудела голова от количества информации. Одно я понял несомненно – необходимо любыми способами уберечь Ин Су от француза. Когда я вышел из библиотеки, время показывало около восемнадцати часов. Господин Тахиро Айдо Мураками Тэндзи через час откроет двери своего дома перед римским вельможей, Адриано Чезаре Пьезотто, банкиром, купцом и мореплавателем.

Гости прибывали в дом Мураками Тэндзи, а Мотылек, хозяйка гейш, развлекала гостей своими беседами, танцами девочек, игрой на барабанах и шахматными партиями, в которые мастерски играли гейши, но среди них я не находил мою Ин Су. Почему она так вдруг стала мне дорога? Не должен ли я ее отпустить на волю небес? Может пусть Провидение само ведет девушку своим путем? Я не находил в своем сердце покоя несколько часов, пока не услышал ответ: "Ты не должен ее отпускать. Сделай все, чтобы она не пострадала". Мое сердце сильнее заныло, я очень беспокоился за названную сестру. Улучив момент, когда моя обязанность переводчика не требовалась, подошел к хозяйке гейш. На мой вопрос о местонахождении Ин Су наставница девушек ответила, что хозяин отправил мою сестру на корабле в страну галлов по просьбе маркиза и с одобрения господина Мураками. Я ахнул, а старшая гейша рассмеялась, заверив меня, что беспокоится не о чем, ибо иноземец купил для Ин Су трех девушек у Тахиро Айдо, и теперь они уже далеко плывут в море к берегам Франции. Я посмотрел на хозяина: японец был занят итальянским гостем, мне не удастся сейчас его обо всем расспросить. Не соображая, что делаю, я вышел из дома Айдо Мураками и поспешил к пристани, словно надеясь там найти мою Ин Су. Как могла она оставить меня, предать нашу дружбу и обещание ничего не скрывать друг от друга? Как я мог упустить ее? Всю ночь я провел в слезах, наматывая километры по берегу океана, но все было тщетно. Под утро я вернулся в дом японца, одна из девушек передала мне письмо от француза:

“ Дорогой мой друг, Ли Ун Чон! Вы пришлись мне по душе, и я полюбил вас, а также вашу сестрицу, мадемуазель Ин Су. Я дал ей новое имя и новую сущность. Чтобы она ни в чем не нуждалась, подарил ей имение в Марселе  большой загородный дом, где ей понравится. Девушки, сопровождающие ее, будут горничными Констанции Марии Леопольдине, ибо такое имя приняла в новой жизни ваша названная сесрица. Ли Ун Чон, примите мои извинения, друг мой, что не посоветовался с вами заранее. Такова была воля и самой Ин Су. Прошу вас присоединиться к нам и завтра же первым кораблем отплыть в Марсель. Я лично встречу вас. Ваш друг и доброхот, А. М. К.”.

- Что значит,  - воскликнул я, - Ин Су приняла иную сущность? Что за нелепое имя наречено этим напыщенным французом? Констанция Мария Леопольдина?

Читая письмо француза, я поднялся в библиотеку. Солнце высоко поднялось в небе, согревая землю живительным теплом. В доме японского вельможи ничего не изменилось: девушки по-прежнему исполняли работу по хозяйству, Айдо Мураками весело напевал песню в своей комнате, а на конюшне родился жеребенок... Все было по - преждему, вот только мой мир опустел. В библиотеку вошел хозяин, он держал в руках очередное письмо, которое я должен перевести.

- Наконец-то ты вернулся Ли Ун Чон,- проговорил японец,-  а я уж подумал, что и ты покинул меня не попрощавшись и отправился на поиски девчонки.

- Господин Мураками, как же так случилось, что Ин Су уехала в Марсель, не простившись со мной?-спросил я японца с отчаянием.

- Воля Анри Карбюзье такова, Ли Ун Чон, а таким, как он, закон не писан. Он знатен, богат и ему приглянулась твоя Ин Су. Уж такие они, эти женщины! - с улыбкой произнес Мураками.  - Да Бог с ней, с этой девицей, Ли Ун Чон, а тебя мне отпускать от себя совершенно не хочется, но Анри Карбюзье просил и тебя переправить к нему во Францию. Поедешь, Ли Ун Чон? - спросил меня японец и глаза его наполнились грустью.  - Хитрый галл купил у меня твою душу, жизнь и свободу, парень. У него на тебя имеются свои виды.

- И дорого я стою, господин Мураками? - с горечью спросил я.

- О, целое состояние, Ун Чон!  - ответил хозяин.

На следующее утро, выдав мне пару серебряных слитков на дорогу, Тахиро Айдо Мураками Тэндзи отпустил меня в далекую и неизвестную Францию. И снова – долгий путь по бескрайним просторам океана. Морской ветер треплет мои развевающиеся волосы, а морская вода, брызгая в лицо, смешивается со слезами. Акулы стаями плывут за нашим кораблем: одни отстают, другие присоединяются к бесконечному эскорту в поисках наживы. Я стою на палубе и смотрю вдаль, не замечая ничего и никого, и лишь слезы снова и снова смешиваются с солеными брызгами океана.

;;;;;;;;

После почти трехмесячного плавания по бушующим просторам океана, наш корабль наконец-то причалил к южному порту Франции. Кругом слышалась французская речь, наряды бледнолицых европейцев разительно отличались от привычных азиатских.

- Эй, чего стоишь?- крикнул мне моряк с нашего корабля. - Да, да! К тебе, японец, обращаюсь.

Я поспешил сойти с корабля, так как остался последним из пассажиров. Я абсолютно не знал, куда мне идти, в какую сторону податься, не ведая, где живет проклятый француз. Погружась в свои невеселые думы, я не заметил, что ко мне подошел мужчина лет тридцати – тридцати пяти. Коричневый костюм слуги ему удивительно подходил, подчеркивая естественную красоту и благородство. Карие глаза его смотрели на меня с любопытством, но без всякого превозношения или надменности.

- Мсье, - обратился он ко мне, - маркиз Анри де Карбюзье просил доставить вас в его замок.

- Вот как? От чего же маркиз сам не соизволил приехать, как обещал? Я бы пересчитал его проклятые ребра с привеликим удовольствием! - съязвил я простодушному слуге и смутился от раздражения. О, я готов был уничтожить собственными руками этого Анри де Карбюзье за то, что он осмелился похитить Ин Су.  - Простите меня за мой гнев, просто я очень зол на вашего хозяина.

- Он предупредил меня, что ваша реакция на мои слова будет именно такой, но это моего хозяина не остановит. Однако, пройдемте, карета маркиза ожидает вас.

- Вы знаете, где Ким Ин Су? Она в его имении?-спросил я немногословного слугу.

- О сем не ведаю, мсье, мне не известна жизнь внутри замка, я внештатный слуга маркиза.

Я опустил голову, скрестив руки на коленях. Меня ничего не интересовало: ни шум народа на площадях, которые мы проезжали, ни пляски, ни пение по поводу благословения нового урожая молодого вина, ни выступление уличных циркачей, ни танцы и песни назойливых цыганок, ни крики с рынка, где кто-то что- то предлагал для продажи, громко демонстрируя свой товар. Мы ехали часов пять по извилистым дорогам южной Франции. Кругом открывались виды на виноградники, персиковые и яблочные сады, в изобилии растущие в этой части страны, а еще мы проезжали мимо старинных замков. Лошади бежали, фыркая и потрясая своими гривами. Мне вспоминались поля и равнины Чосона. Я, будучи ребенком, резвился на моем черном, как ночь, коне по кличке Ветер, гоняя по просторам родной страны.

В конце полуторачасового пути мы наконец приехали в имение маркиза. За ворота готического замка мой провожатый не прошел, а меня встретил другой лакей в красных одеждах, белых панталонах и лакированных туфлях. Парик на голове немного съехал на бок, а на красном вспотевшем лице сияла глуповатая улыбка. Он учтиво поклонился мне, приняв мой саквояж в руки, и проговорил:

- Мсье Ли, маркиз де Карбюзье в данный момент отдыхает, он просил меня позаботиться о вас.

- Вы не видали здесь девушки-азиатки по имени Ким Ин Су? - решил спросить я, когда мы поднимались по ступеням к парадному входу в замок.

- Такой информацией я не располагаю. Боюсь, мсье, вам придется дождаться хозяина, - непонимающе ответил слуга. Видимо имени Ин Су здесь вообще не произносилось. Ах, как я злился, что без моего ведома ее переименовали в нелепое имя Констанция... Мне ничего не оставалось, как последовать за лакеем.


Глава 5.

Старинные напольные часы в зале пробили шесть раз, а маркиз все не появлялся. Я наблюдал за слугами. В замке готовились к приему гостей. Горничные, словно бесплотные духи, передвигались по дому с охапками постельного белья, то белоснежно-белого, то шелкового черного, при этом совершенно не проронив друг другу при встрече ни единого слова. Кто-то натирал полы, кто-то спахивал незримую пыль с золотых вазонов и миниатюрных фарфоровых статуэток, со старинных картин и портретов семейства Карбюзье, а кто-то занимался сервировкой стола. Я рассматривал искусно написанных на холсте маститых родственников маркиза Анри, а они взирали на меня с золотых рам, как бы говоря: "Зачем пожаловал в наше имение, азиат?". Лакеи в красных камзолах, белых париках и панталонах беззвучно носили с кухни многочисленные закуски, салаты, жареного поросенка на подносе, украшенного спелыми зернышками граната, лимонами и зеленью. Жареных фазанов и запеченную рыбу на сотни две персон как минимум. Я залюбовался высокими фужерами из тончайшего стекла с золотыми вензелями и столовыми приборами, на которых красовался герб семейства Карбюзье: алая роза в терновом венце. С наступлением сумерек замок постепенно оживал. Солнце практически село, озарив огромный особняк багряным светом. Анри Мишель Мари де Карбюзье появился неожиданно и я мог бы поклясться, что совершенно не услышал того, как он вошел. Лишь дуновение ветерка охладило мою спину, когда я почувствовал чье-то присутствие рядом с собой. Маркиз был одет в белую рубашку, в синий комзол, который идеально гармонировал с его расчесанными волосами. Я еще в Японии заметил, что француз не носил парика. Его бледная, почти прозрачная кожа просвечивала в лучах заходящего солнца, а глаза - некогда черные - полыхали сейчас расплавленным червонным золотом с алыми крапинками. Он положил свою руку мне на плечо и произнес:

- Наконец-то вы приехали, мой дорогой Ли Ун Чон, я рад нашей встрече!

Я смотрел на него со смешанным чувством ненависти и восхищения. Обида, злость на француза немного отступили. Я тогда еще не догадывался, кем был Анри де Карбюзье, и не знал, что он обладал даром внушения и манипулирования сознанием.

- Прошу пройти в приемный зал! - пригласил маркиз и, обратившись к проходившему мимо лакею, произнес:

- Поди сюда, Пьер Луи! Возьми вещи мсье Ли и определи на третий этаж, комната гостевая номер девять из лучших апартаментов. - Пьер Луи согласно кивнул и, подхватив мой скудный саквояж, понес его наверх.

- Пьер Луи немой, поэтому вы можете ему приказывать все, что пожелаете. Малый очень исполнительный, но ответить на ваши вопросы он не сможет, - проговорил маркиз. - Мои слуги молчаливы, за исключением некоторых. Я, знаете ли, не любитель болтливых и докучливых слуг и очень ценю, когда они молчат, а не судачат подобно сорокам по углам и не мешают мне работать или отдыхать.

Я молча смотрел на расплавленное золото в глазах маркиза, поражаясь его красоте. Взгляд Анри был необычным: смесь ума, хитрости, благородства и... вселенской ненависти.

- Это к вам не относится, друг мой, - промурлыкал Анри Карбюзье и прищурился, словно прочел мои мысли. Маркиз щелкнул пальцами и к нам подошла юная француженка лет шестнадцати-семнадцати с подносом в руках.

- Не желаете ли выпить с дороги, Ли Ун Чон? - спросил маркиз. - Наше южное вино считается нектаром богов, оно самое прекрасное в мире! Я даю сегодня бал по случаю вашего приезда и он вот-вот начнется. Вы весьма мне помогли, когда я путешествовал по Японии, друг мой, веселили своми речами, рассказами о родине, игрой на инструменте. Запамятовал... как он там у вас называется?

- Каягым, маркиз, - ответил я.

- Да, именно так! - воскликнул француз.

Маркиз взял с подноса бокал красного вина и протянул мне. Сладкий и одновременно терпкий напиток приятно промочил мое пересохшее горло и согрел душу. Но мне показался необычным вкус вина: помимо терпкости было в нем еще что-то. Анри наблюдал за тем как я пил с улыбкой и каким-то тайным удовлетворением. Я насторожился, так как не доверял французу. Не мог он просто так устраивать бал в честь такой простой персоны вроде меня. Что-то здесь было не так. Маркиз тем временем вертел фужер с вином в руке, разглядывая содержимое бордового напитка через пламя свечей, оно искрилось,переливаясь.

- Маркиз... - обратился я к французу.

- Зовите меня Анри, просто Анри, без титулов и фамилии.

- Хорошо, Анри, - ответил я, - меня беспокоит один вопрос...

- Я весь слух и внимание, - произнес маркиз и посмотрел на меня через призму стекла. Его глаза светились бордовым светом. Я невольно вздрогнул, вспомнив ту ночь, в которой они с Ин Су были в саду Айдо Мураками Тэндзи.

- Я слышал, что моя сестра находится у Вас, Ваша светлость?

- Да, она здесь. Я хотел сделать вам подарок после начала бала, но, видимо, вы желаете увидеть ее раньше?

- Да, если это возможно.

Маркиз позвонил в колокольчик, и через мгновение я увидел в дверях Ин Су и облегченно вздохнул. Жива. Она очень изменилась: в длинном вечернем платье, в кольцах и браслетах, с распущенными волосами и вся напомаженная предстала передо мной юная азиатка.

- Вы звали меня, господин? - спросила она тихим голосом.

- Да, проходи, дорогая! - промурлыкал в ответ маркиз.

Кожа Ин Су оттеняла серебром, сверкая в отблесках свечей, а глаза светились ярко-голубым светом. Почему изменился цвет глаз Ин Су, что она с ними сделала? На руках надеты браслеты, пальцы унизаны кольцами, в ушах длинные серьги, на шее колье. Меня больше поразили длинные ногти. Мне привиделась капающая с них кровь, словно Ин Су кого-то только что растерзала. Я вздрогнул и это не осталось незамеченным маркизом. Ин Су не смотрела на меня, не узнавала. Что с девушкой случилось? Не она ли еще полтора месяца назад рыдала на моей груди, рассказывая о своей страшной и тяжелой судьбе? Не она ли обещала мне сестринскую любовь и открытость? Неужели женщины так непостоянны?

- Констанция, дорогая, - обратился к Ин Су Анри, - поздоровайся с названным братом, он приехал повидаться с тобой.

Медленно девушка повернулась ко мне, обдав холодным взором.

- Господин, у меня нет брата и никогда не было, -отстраненно ответила азиатка.

- Ин Су! - воскликнул я.

- Милая, поздоровайся с Ли Ун Чоном, - приказал маркиз мягко.

- Здравствуйте, мсье, - проговорила Ин Су, повернувшись ко мне, - что привело вас в Марсель?

- Ин Су, что с тобой? - с возгласом ужаса я бросился к ней. Я взял ее за руку, но она отстранилась.

- Кто вы? - недоуменно спросила девушка. - Что вам нужно?

- Ин Су, я твой названный брат, Ли Ун Чон! Неужели ты не помнишь меня?

- Брат? - удивленно спросила девушка, медленно открыв глаза. - Разве не Анри - мой брат и мой возлюбленный?

Я глухо зарычал, подошел к маркизу и посмотрел в его глаза.

- Что ты с ней сделал, француз? - закричал я.

- Даровал ей новую жизнь, процесс почти закончен, Ли Ун Чон, Констанция теперь другая и очень хорошо держится.

- Какая к дьяволу Констанция? - вскричал я от гнева. - Ее имя Ин Су!

- Ты хоть и названный ее брат, но не кровный, а поэтому не можешь приказывать девушке, что ей можно делать, а чего нельзя. Согласись, друг мой! И ей очень нравится имя Констанция, - невозмутимо проговорил маркиз и премерзко улыбнулся. - Успокойся, Ли Ун Чон, пойдем лучше в зал приемов, с минуты на минуту начнется бал в твою честь, юный и темпераментный чосонец! Так жаль, что ты ее только названный брат, а не кровный, но это мало что меняет. Ты смел, целомудрен и собран внутренне - все это очень хорошо! - проговорил француз и, подойдя к девушке, взял ее под руку, повел в зал.

Мне ничего более не оставалось, как последовать за ними. Меня одолевали мысли. Я полюбил Ин Су и принял ее как брат в свою душу, в свое сердце. Как теперь отпустить девушку от себя? Я всех потерял в своей жизни, но постараюсь спасти хотя бы ее. К маркизу подходили приезжие гости, здороваясь с хозяином и Констанцией. Я скрипнул зубами. Девушка подалась к французу, прижалась всем телом к его торсу и приникла в поцелуе к губам Анри.

Бальный зал напоминал расписанное золотое яйцо: массивные хрустальные люстры, подвешенные к высокому потолку, причудливо сверкали, освещаемые сотнями свечей, расставленных повсюду. Гости, все из знатных семей Парижа, Лиона, Марселя и других городов Франции, а также князья и графы из разных стран, тихо беседовали на те или иные темы. При виде вошедших маркиза и его спутницы гости расступились, пропуская их вперед. Я словно прикованный не мог сдвинуться с места, а посему остался стоять в дверях незамеченным. На меня никто не обратил никакого внимания. Маркиз, поцеловав руку своей спутнице, посадил ее в золоченое кресло на возвышении, а сам стукнул своим жезлом по мраморному полу и проговорил:

- Прошу вас, друзья мои, приветствовать моего друга из Азии. - Голос маркиза прозвучал так, что слышно было, наверное, даже в соседнем квартале. - Это Ли Ун Чон, названный брат нашей возлюбленной Констанции Марии Леопольдины.

Все захлопали в ладоши, повернувшись ко мне. Одни ощупывали меня жадными взглядами, изучая национальную одежду Чосона - ханбок; другие с завистью взирали, как я держусь, как иду; третьи с презрением оглядывали мое тело до последнего атома. Но во всех взорах читался голод, словно они лет десять ничего не вкушали.

- Вскоре Ли Ун Чон присоединится к нашей большой, дружной и сплоченной семье, - снова проговорил Анри.

- Браво, маркиз! - слышалось со всех сторон. Я подошел к французу. Маркиз предложил мне сесть в кресло с другой стороны от себя, а лакей подал мне бокал вина. В Чосоне, равно как и в Японии, я никогда не пробовал подобного вина. Его вкус показался мне нектаром богов. Я осушил его до дна под всеобщее рукоплескание и снова почувствовал странный привкус у напитка, от которого закружилась голова и приятная истома разлилась по телу. Я услышал тихий змеиный шепот у себя в голове: "Посмотри, Ли Ун Чон, как здесь мило и душевно. Оставайся, наслаждайся, владей...". Маркиз с улыбкой наблюдал за мной. Что это? Неужели француз внушает мне свои мысли или читает мои? Я насторожился, решив более не прикасаться к пьянящему напитку.

- Дорогие мои! - воскликнул маркиз де Карбюзье. - Веселитесь, танцуйте, пейте! Этот бал посвящен Ли Ун Чону, он многому научил меня и очень был полезен в Японии, пока я путешествовал.

Ко мне тут же подлетела молоденькая девушка и защебетала, словно птичка:

- Мсье, пригласите меня на первый танец.

Больше всего на свете я хотел сейчас вдоволь наговориться с Ин Су, но она меня не замечала, разговаривая с Анри, который успел сесть рядом с ней. Я посмотрел на маркиза и тот кивнул мне, поощряя меня на танец с незнакомкой. Пришлось подчиниться. Сколько еще француз будет сгибать мою волю, подчиняя своей? Я поклонился пригласившей меня девушке и повел ее в центр, где уже вальсировали пары. Юная француженка расспрашивала меня о моей жизни, где я жил, учился, много ли у меня богатства. Я ответил честно, что имений у меня нет, богатства тоже. Я не знатен, не имею постоянного места жительства. Ей это показалось смешным и забавным.

- О, значит, мсье Ли, вы сможете стать моим целиком и полностью? - спросила меня француженка. - Мое имя Вероника Луиза Шепардье, баронесса Лионская. -
 Я поцеловал ее руку, а она томно на меня посмотрела. Ее глаза манили, сияя каким-то нереальным фосфорическим светом. У меня закружилась голова. Вот что делает вино с человеком! Мне вдруг почудилось, что у Вероники Шепардье глаза стали похожи на глаза моей умершей супруги - большие и такие же ясные. Она смотрела на меня, а я не мог отвести от нее взгляда. Как такое могло быть? Пока я занимался оплакиванием брата и названной сестры, скорбь о моей погибшей жене отступила на время. А теперь, встретив красивую девушку со смуглой кожей и такими же раскосыми глазами, как у моей супруги, все во мне встрепенулось, заныло, стало тяжело дышать, а сердце неистово забилось. Я обнял ее крепче, склоняясь к лицу девушки.

- Пак Ун Хе, - прошептал я, а Вероника Луиза Шепардье все смотрела и смотрела на меня, прожигая своими глазами мою душу и тело, мой разум и волю. Ее губы мгновенно оказались у моих, от нее пахло лесными ягодами. Это было наваждение и оно сводило меня с ума. Мне все тяжелее было отвести свой взор от ее глаз, я неотвратимо тонул в их омуте.

- Стань моим навечно, - шептали ее губы, лаская мои.

Я возблагодарил небеса, когда музыка внезапно закончилась и морок рассеялся. Едва поклонившись даме, я стремительно вышел из зала, слезы жгли меня, застилая пеленой все окружающее. Не одеваясь, я выскочил на улицу, мне было необходимо побыть одному.

- Прости меня, моя супруга, прости, любимая! - взывал я к милому образу, стоявшему перед моим мысленным взором. - Прости, я забылся и принял эту женщину за тебя, ее глаза и смуглая кожа смутили меня. Прости... - В сотый раз повторял я слова, успокаивая себя, что моя супруга простила меня. Я молил Будду, чтобы он отнял мою скорбь, ибо снова ненавидел жизнь. Меня успокаивало то, что Ин Су нашлась и, похоже, счастлива, а мне нужно ее отпустить. Пора было возвращаться в имение. Мои глаза совершенно привыкли к темноте.На небе взошла полная луна, и звезды мерцали подобно маячкам в море. Пока я плакал и предавался печали, мне все казалось, что за мной кто-то наблюдает. “Навязчивое состояние, - подумалось мне, - так до душевной болезни недалеко...”. Я огляделся и увидел за углом НЕЧТО, похожее на расплывчатую тень, которая устремились прочь от меня. Выхватив меч – неотъемлемую принадлежность мужчины тех времен – я устремился к убегающему. НЕЧТО снова промелькнуло мимо и скрылось за ближайшими кустами, а после этого тень перебралась за старый каштан. Меня понемногу начало знобить - то ли от холода, то ли от нервного потрясения. Я последовал за этим НЕЧТО далее. Я признал в нем тень женщины и побежал за ней, но она перемещалась с неимоверной скоростью так, что мне приходилось ее догонять. "Неужели это призрак, а если так, то можно ли его догнать?" От ее зигзагообразного перемещения рябило в глазах. Добежав до развилки дорог, я потерял тень из вида. Вокруг царила тишина и только где-то каркал ворон. Я решил вернуться. Оглядевшись, я понял, что нахожусь на кладбище. Кругом кресты – огромные и маленькие, они напоминали ночных стражей. У нас в Чосоне была такая организация, в которую входили сильные и крепкие воины, бесстрашные, как снежные барсы, как львы пустыни, они охраняли королевство Чосон. На каждой из сторон света на вахте стояли по двенадцать воинов. Им было от чего защищать Ханьян: набеги японских пиратов и захватчиков династии Цинь пытались уничтожить Чосон, сравнять с землей. Они привозили с собой волшебников, черных магов, заклинателей и спиритов - вызывателей духов. Кресты в лунном свете слегка колебались, а по земле стелился густой туман и одинокий ворон, не переставая, каркал, будоража нервы. На некоторых памятниках вместо одиноких крестов стояли статуи ангелов с крыльями или женщины с младенцем. Я тогда не знал еще, что они символизировали. Мне казалось, что и они двигались ко мне в ночном молчании в свете мерцающей луны. Я побежал прочь с кладбища. Бежал долго, пока внезапно не натолкнулся на две какие-то тени. Первая лежала на земле, а над ней нависла вторая, она опустилась ниже на лежащего на земле, и я услышал чавкающий звук. Так сосет вымя у коровы теленок, сладко чмокая и наслаждаясь молоком; так сосет грудь младенец, самозабвенно жмурясь и массируя грудь матери своими маленькими кулачками... Но лежащий на земле человек не являлся ни матерью, ни коровой, а присосавшийся к нему явно не походил ни на младенца, ни на теленка. Я отшатнулся. До меня стало доходить, что здесь произошло убийство. В воздухе пахло горячей кровью жертвы - неотъемлемый запах железа и соли. Вот только кем являлся напавший преступник? У нас в Чосоне пьющих кровь и поедающих печень называли Кумихо, лисица с девятью хвостами, ненавистница мужчин. Я отшатнулся еще больше, так как увидел, что нагнувшаяся над жертвой и чавкающая была женщиной. Она приподнялась, посмотрела на меня алыми глазами, которые блестели в лунном свете, и полетела в мою сторону, но внезапно остановилась, изменив траекторию движения, и убежала прочь. Мне в лицо дунул сильный поток ледяного ветра. Я сел на землю и отдышался. Тень женщины передвигалась со сверхъестественной скоростью, так люди бегать не могут. Кем была та женщина? Я перевел взгляд на лежащего на земле и приложил пальцы к артерии на шее, желая узнать жив ли бедолага, но мужчина не дышал. Я встал и медленно пошел в сторону замка де Карбюзье с намерением сообщить об убийстве. Голова моя шла кругом. Что здесь было не так? Что творилось в загадочном поместье маркиза? Вампиры ли они, пьющие кровь по ночам, которых я увидел сейчас, и о которых читал в Японии, и можно ли их назвать людьми? Я не стал возвращаться в бальный зал, где еще продолжались танцы, а пошел прямиком в свою комнату. В моем теле не осталось сил, и я упал на кровать, не раздеваясь.


Глава 6

Анри приподнял руку Констанции. Он провел языком по внутренней стороне запястья девушки и она блаженно вздохнула, откинув голову назад, ее дыхание участилось.

- Еще не время, милая, - произнес француз. Он ласкал Ин Су, пока она не начала извиваться в его руках, только после этого прокусил ее горло. Анри насыщался. Они вместе достигли пика блаженства и теперь отдыхали. Маркиз отвел влажные волосы девушки со вспотевшего лба и долго за ней наблюдал, любуясь прекрасными формами. После долгой паузы маркиз наконец произнес:

- Благодарю, любовь моя.

- О, это я благодарна тебе, мой господин, - ответила девушка и поймала его руку, поцеловала ладонь. Она самозабвенно закрыла глаза, отдаваясь ласке.

- Спи, моя маленькая лань, - произнес маркиз и Констанция задремала. Он еще некоторое время любовался спящей азиаткой, дивными изгибами ее тонкой фигурки, большими глазами и полными губами. После единения с Ин Су, когда она самозабвенно дарила себя ему, он, словно изысканный гурман, любил чувствовать пульсирующие вены любовницы, упиваясь их ароматом, в которых теплилась жизнь и бурлил адреналин. Анри провел своим языком по ранкам, оставленным его клыками вампира, и они затянулись.

 Он знал, что его слюна целебна как для смертных, так и для бессмертных. После отдыха Анри поднялся с ложа и облачился в синий бархатный камзол, на цепочке закрепил часы к расшитому золотом поясу и удовлетворенно вздохнул. Он почти достиг порога спальни, как вдруг услышал сонный голос девушки:

- Анри, любовь моя...

Маркиз повернулся к азиатке.

- Да, голубушка? - спросил он ласково и взглядом лизнул ее обнаженное тело.

- Анри, - повторила девушка, - почему нам нельзя бывать на солнце? Почему при свете дня мы запираемся в замке так, что лучи небесного светила не проникают к нам? - вопрошала Ин Су Хозяина Марселя. - О, я так стосковалась по живительным лучам, согревающим душу и тело, каждую мою клеточку.

 Анри вернулся к кровати.

- Констанция, ты избрала мой тип существования добровольно, поклявшись следовать хоть на край света за своим создателем, господином и возлюбленным. Что за двоедушие, девочка? Или моя страсть, мой жар любви не согревают твое тело, сердце и душу, заменяя небесное светило всякий раз, как ты пожелаешь?

- Ну что ты, любовь моя, - ответила Ин Су, - мне все по нраву. Я только не могу пока привыкнуть к жизни без восходов и багряных закатов солнца, а за тобой я готова следовать хоть на край света! - воскликнула девушка.

- Поспи, - приказал с мягкостью в голосе маркиз,- а когда проснешься, я буду рядом и согрею тебя не хуже солнца.

- Ты - мой свет и моя жизнь, Анри! - прошептала невнятно азиатка, ее веки закрылись.

- Твое перерождение почти завершено, Констанция! День-другой и ты станешь иной, такой, что и Ли Ун Чон тебя не узнает. - Анри закрыл дверь, девушка не услышала последних слов Хозяина Марселя, она крепко уснула.

Анри Мишель Мари де Карбюзье привязался к Ин Су много лет назад. Ей исполнилось двенадцать, когда она прибыла из Кореи в неизвестную и чужую для нее Японию. Он увидел ее на невольничьем рынке, где продавали живой товар – рабов. Пока пленники плыли по бушующим волнам, их как скот клеймили, ставя на плече цветок лотоса или листок бамбука. Судьба девочки была предрешена. Цветок лотоса получали девочки, девушки, молодые женщины, юноши или мальчики, чтобы впоследствии поступить в дом куртизанок или, как их называли в Японии, гейш. Получившие клеймо листа бамбука, не столь красивые, как обладательницы лотоса, отправлялись в бордели низкого ранга, иными словами, становились проститутками, где через пару лет умирали от инфекций и болезней, если их не выкупали какие -нибудь богатые семьи в услужение, где они еще могли продлить свою жизнь на некоторое время. Чума и холера, господствовавшие в Европе, достигли берегов страны "цветов и ив". Эпидемия унесла половину населения Японии. Умерли практически все вывезенные из Кореи пленники, в живых осталось несколько мужчин, столько же женщин да пара девочек.

Анри де Карбюзье несколько лет жил в Японии, наблюдая и любуясь юной азиаткой. Из молодых пленниц, поступивших в дом гейш, выжили только двое, Ин Су и Мин Ён. Именно ее, красавицу и умницу Ин Су, взяла к себе семья Мураками, вернее сестра Мураками, Чио Сакамото, известная среди гламурного мира Японии, как Мотылек. Впервые появились гейши в районе Янагибаши для представителей высшего общества. После побега Ин Су - так уж совпало - дом гейш Мураками упразднили, ибо непозволительно было в то время становиться гейшами женщинам. Так вот, именно Ин Су стала единственной наследницей дома "Бархатный цветок", прозванная японцами Шизукой Каваками. Мотылек, Чио Сакомото, урожденная Мураками все свои знания и умения передала прекрасно образованной и воспитанной умнице Шизуке. Японская духовная знать, суд и власти старались всеми силами уничтожить женщин-гейш. Однако пятнадцать лет училище танцовщиц, искусниц в Янагибаши все же просуществовало, украшением которого стала Ин Су.

Анри Мишель Мари де Карбюзье, Владыка Марселя, наблюдал за восходящей славой и умением своей любимицы. Он, как иностранный купец и богатый вельможа, часто наведывался в Янагибаши к госпоже Чио Сакомото Мураками, а девочка, тогда еще подросток, подавала традиционный чай и сладости. В пятнадцать лет она стала майком – ребенком-гейшей, женщиной – жрицей танцев. Ее грациозность, ум, красота, умение завлечь и довести до неистовства мужчин поразили Анри. Особенно весь зал гудел, кричал и свистел от восторга, когда девушка исполняла танец пяти барабанов. Он много думал: сделать ли ее своей навеки, подарить ли ей черный дар бессмертия, или оставить человеком? Ин Су отвечала Анри взаимностью, он был ее любимым клиентом, ее покровителем. Однажды маркиз де Карбюзье покинул на несколько лет страну "цветов и ив" по некоторым обстоятельствам, а с Ин Су случилось несчастье. Ей в то время шел шестнадцатый год. Вернувшись в Японию, Анри не нашел цветок своего сердца, Шизуку. В порыве неистового гнева Анри схватил наставницу гейш и заставил признаться, где Ин Су. Не обращая внимания на то, что все окружающие его – люди, Анри плыл по воздуху, подобно урагану сметая все на своем пути.

Смертные с их заторможенностью не способны уловить зрением человеческих ограниченных способностей глаз скорость перемещения вампиров. Анри был сильным и могущественным бессмертным своего времени. Сам Люцефер обратил его в вампира, когда он, будучи юношей, путешествовал по Египту, вошел в пирамиду Рамзеса Великого и вызвал у гробницы фараона самого дьявола. В одном из лабиринтов ему явился дух неприязни, отец лжи и всякого соблазна в облике языческого жреца, и предложил тогдашнему Анри, обедневшему дворянину, свою помощь, могущество, богатство, власть и чашу темного дара. Юноша, не раздумывая, согласился. И вот теперь он вампир, имеющий в себе древний дух самого Люцифера. Все эти века Анри жил в свое удовольствие, не считая жизнь человеческую чудом, дарованную Богом на земле.
 
Для Анри люди – еда, бурдюк со сладкой кровью, сосуд энергетического напитка. Сначала он убивал благочестивых людей, упиваясь добродетелями, которыми была пропитана их кровь, но после он нашел эйфорию в убийцах, насильниках и грабителях, в их адреналине, который бурлил в венах злодеев в моменты их грехопадений, упиваясь горячими потоками, подобно отлично выдержанному вину Бургундии и Прованса. Но и его безбашенную голову посетила любовь, пронзила ледяное сердце, словно молния. Он увидел юную девушку, совсем еще ребенка, чистого и светлого. Маркиз возжелал ее не только как женщину, но как свое второе “Я”, а теперь Ин Су пропала. По запаху крови он почувствовал, а потом и увидел, что случилось с его жемчужиной, как жестоко изнасиловал девочку толстый, потный и вонючий старикан, заплатив Мотыльку тройную плату; как после пятимесячной ее беременности своей похотью погубил ребенка во чреве девушки. Ин Су еле выжила. Через три дня Анри нашел ее в доме одного японского ценителя танцев, песен и развлечений. Надо ли говорить, что Анри жестоко расквитался с насильником Ин Су? Он опустил его на дно ада, лишив имения, власти и здоровья - словом, всем, чем дорожил японец. Француз разорвал ему рот, который прикасался к телу Ин Су, и вырвал похотливый язык. Анри превратил японца в ничто, в сантя (низший класс хаси). Девушка рассказала ему все, что с ней случилось с момента изнасилования толстяком-извращенцем. Ин Су долго плакала на ледяной груди француза, а он впервые в жизни не мог и не знал, как помочь смертному человеку. Анри предложил ей стать его сестрой, на большее он не претендовал, боясь причинить страдания, памятуя, через что ей пришлось пройти. Ин Су влюбилась в Анри, не зная еще в тот момент, кем является маркиз. Она призналась ему в любви в праздник весны. Девушка поклялась стать его навеки.

- Я готова с тобой на небо подняться и упасть до дна ада, любимый! - шептали уста Ин Су в саду Айдо Мураками Тэндзи в ночь, когда Ли Ун Чон следил за ней и маркизом.

- Пойдешь ли ты со мной сквозь века и столетия, сквозь забвенье и смерть? - вопрошал девушку Анри де Карбюзье.

- О, да! - воскликнула азиатка, украшенная в драгоценности и одетая в национальное кимоно. Вся в цветах сакуры и лотоса, она по-прежнему благоухала. Тогда-то, в саду японца впервые Анри укусил девушку. Маркиз медлил и не поил ее своей кровью, чтобы обратить. Он пил ее кровь и обещал, манил и, наконец, увез, выкупив Ин Су у Айдо Мураками Тэндзи. Ему нужно было не только ее прекрасное тело, но и душа, сердце девушки. Ин Су выросла на его глазах и превратилась в принцессу, стала совершенной за три года, как бутон майской розы. Маркиз почувствовал духом, что и названный брат девушки ему может пригодиться, так как тем же духом уразумел его незаурядный ум, порядочность и силу воли. Анри возжелал Ли Ун Чона сделать своим вечным спутником в мире проклятых.

Вспоминая дни минувшие, Анри Карбюзье вышел в ночь. Он хотел море живительного эликсира, крови убийц и бандитов. Ему не хватало любящей и нежной азиатки, чья непосредственность согревала и дарила блаженство, но мало насыщала. Он до сих пор боялся причинить ей боль или в порыве страсти выпить до капли. Вспоминая прошлое, Анри шел по улице иему повстречалась молодая женщина. Он принюхался – мать троих новорожденых детей, от нее пахло чистой кровью роженицы, чем-то сладким и недосягаемым. Женщина была не из местных. Приезжая, а это значит - еще желаннее. Увидев Анри Карбюзье, женщина прибавила шаг, а потом и вовсе побежала. В крови женщины появился адреналин. Анри настиг ее в речном порту и выпил до капли, оставив тело под кустами, не закрыв ей остекленевшие глаза. Его правилом было всегда у живых или мертвых закрывать глаза и зализывать ранки укусов после того как он их выпивал. Почему же сейчас он не сделал этого? Опьянел от чистой крови и адреналина? Анри шел, покачиваясь. Его ум вернулся в прошлое женщины, матери троих детей, от рождения до минуты смерти. Неожиданно вампир вздрогнул. Он съел не простую женщину, она была любовницей вампира, древнего бессмертного, превосходящего его самого, Владыки Парижа, Себастьяна Романа Дюфоссе. Он был старше Анри на пять веков, а посему считался высшим древнейшим бессмертным.

- Что я наделал? - зарычал раненым зверем Анри де Карбюзье. - Быть войне, быть великой битве!

Любовница Дюфоссе оказалась смертная и от него у нее было рождено трое детей-полукровок. Жена Себастьяна Дефоссе не могла иметь детей. “Сначала надо обратить Констанцию”, - подумал Анри и поспешил домой. Рассвет забрезжил на востоке, а значит надо торопиться успеть, чтобы не обратиться в пепел от губительных лучей восходящего солнца. Когда первый луч показался на горизонте, Анри влетел в комнату Констанции, где нашел ее укушенной. На губах девушки алела кровь древнего вампира. Анри знал, что здесь побывал Себастьян Роман Дюфоссе. Констанция лежала на тончайшем белом шелке, вся пропитанная потом и кровью Владыки Парижа. Сердце Констанции отстукивало последние удары. Жизнь человеческая покидала его возлюбленную, тело корежилось в предсмертной агонии. Один удар сердца, еще один… Смерть... Себастьян Дюфоссе взял силой не только тело азиатки, но и ее жизнь, сердце и душу. Анри бросился к одру Ин Су, но было слишком поздно, он потерял ее. Теперь она чужая и Себастьян не погнушается ею, причинив боль как самой Ин Су, так и ему. Губы Анри целовали мертвые уста азиатки. Он прокусил свое запястье и напоил мертвую девушку своей кровью в надежде, что она не уйдет после пробуждения от него. В своей голове услышал горький смех и голос: "Ну что, Хозяин Марселя? Ты проиграл мне! Душу за душу, смерть за смерть, Анри! Твоя азиатка - теперь моя, а мертвая моя Мария - твоя. Наслаждайся ею. Она там в кустах. Ты оставил детей без матери, любовника без возлюбленной. Ты проклят, Анри. Смерть настигнет тебя в лице Констанции. Проснувшись, она возненавидит тебя, и всю вечность будет охотиться, чтобы уничтожить. Ты сам, Анри, такую участь уготовил своей азиаточке. Помни, кровь за кровь, смерть за смерть и око за око!.."

Все стихло. Маркиз упал на пол и горько зарыдал, обливая камзол, рубашку, пол кровавыми слезами. Все кончено. Все потеряно. Анри поднялся на ноги, Констанция исчезла. Несколько часов пролежал Анри на полу, уставившись в одну точку и не видя ничего перед собой. “Что скажу я Ли Ун Чону?” - подумал маркиз после долгих стенаний. Он пошел на поиски корейца. Заглянув в его комнату, француз нашел Ли Ун Чона мирно спящим.

;;;;;;;;;;;;

- Ли Ун Чон! - позвал меня маркиз.

- Что случилось? - спросил я, протирая глаза.

- Ин Су больше нет, она погибла, - сказал Анри и стиснул мои плечи.

- Как нет, где она? Что ты с ней сделал?

- Вот именно - я ничего не сделал! Она пошла прогуляться без меня в порт и шайка бандитов напала на нее, они сбросили в море ее тело.

- Ты в крови? Ты дрался, чтобы отомстить? - спросил я.

- О, да! Я наказал злодеев, Ли Ун Чон! - Он мне лгал. После я узнал, что маркиз редко говорил правду, вся его жизнь была пропитана ложью.

Всю неделю я проводил поминальные тризны по моей погибшей сестре, совершая тысячи поклонов Будде, статуэтку которого всегда имел при себе. Я не мог ни пить, ни говорить, ни есть, и мне совершенно не хотелось дышать. Через неделю таких страданий я пришел к Анри, вдоволь наплакавшись у моря, где, как я тогда думал, погибла моя названная сестра Ин Су.

- Анри,- воскликнул я с порога. - Анри, я не желаю жить! Я хочу отправиться в мир иной, пройти через врата смерти, найти Ин Су там за гробом и через положенный срок вернуться на землю. В следующей жизни я буду ей хорошим братом. Я клянусь!

- Ты хочешь умереть, юноша? - тихо спросил меня Анри, подперев щеку и читая "Парижский курьер".

- О, да! Я утоплюсь в море или напьюсь яда… - плакал я, упав на пол. - Мне опостылела жизнь, Анри. Жуткая смерть моей жены, убийство малолетней дочери, потеря сына, смерть родителей и брата, а теперь еще и названная сестра...-  все это ужасно и невыносимо, Анри! Я чувствую, что ты не так прост, как кажешься. Ты иной. Убей меня, я готов к смерти. Пусть она заберет и меня.

- Я могу даровать тебе жизнь, Ли Ун Чон! - проговорил вкрадчиво Анри.

- К черту такую жизнь! Убей меня, прошу тебя! - молил я Анри, припав к его ногам, отчаяние жгло мою душу.

- В новой жизни, через некоторое время ты встретишь Ин Су, я тебе обещаю, - ответил француз. - Вот только понравится ли тебе ее новая сущность? Подумай хорошенько, Ли Ун Чон.

- Чего ты медлишь? Убей меня! - закричал я.

- Я и смерть твоя, Ли Ун Чон, но и жизнь вечная! -

Хозяин Марселя, как его называли даже гости и слуги,неожиданно быстро впился мне в горло, вгрызаясь в плоть. Огненными стрелами пронзило мое тело, словно стальными прутьями, раскаленными добела, жгло душу, а после окатило ледяной водой и заморозило.

- Так ты все еще хочешь умереть, Ли Ун Чон? - спросил меня Анри, держа в своих объятиях мое еле трепещущее тело. - Такова смерть, которую я могу тебе предложить, мой друг. - Его зубы жалили меня, словно сотни, нет, тысячи ядовитых змей. Я был не в силах это перенести. Ад вошел в мое тело, в сердце, в душу и уничтожал меня.

- Я не могу больше…- прохрипели мои замороженные, парализованные губы.

- Так ты желаешь жить, Ли Ун Чон, - вопрошал Анри, - или хочешь умереть?

- Да… - ответил я.

- Что да? Жить или умереть?

- Жить... - прошептал я.

Маркиз ослабил хватку и смотрел на меня долго и испытующе. Я знал, он ждет, чтобы я умолял его на коленях о милости, такова была его духовная сущность.

- Пожалуйста... - прохрипел я из последних сил и тогда маркиз довольно улыбнулся и быстро прокусил свое запястье, поднес к моим заиндевелым губам.

Капли черной крови закапали одна за другой в мой открытый в бессильном крике рот. Невыносимая жажда от его огненной крови проснулась во мне, стало теплее, и я из последних сил схватил руку Анри, принялся с жадностью пить его кровь, как младенец, причмокивая, а потом провалился в забытье, в яму, где кишили различные гады, змеи, черные призраки со зловещими мордами. Они все вошли в меня. После долгих, но безуспешных попыток отбиться от них, эти монстры прочно угнездились во мне, полностью изменяя мою природу человека. Должно быть, это те самые круги ада. О, я никогда не думал, что они столь ужасны. Я тогда еще не знал, что за черный дар бессмертия передал мне Хозяин Марселя. Я не ведал и даже не мог предположить, кем стал!


Глава 7

Проснулся я в черном и лишенном всякого света ящике от звуков дивной флейты. Кто-то играл заунывную песню, надрывая мою душу. Эта музыка меня разбудила. Прислушавшись, я вдруг понял, что сердце мое не бьется в груди. Я постучал по ящику и мне тут же открыли. Зажмурившись от света мерцающих свечей, я увидел человека, который смотрел на меня и улыбался. Невозмутимый и как всегда самоуверенный Хозяин Марселя.

- С пробуждением, мой юный друг!- улыбнулся француз.

- Я умер и попал в ад? - спросил я.

- Ну... смотря, что ты подразумеваешь под значением ад. Если думаешь, что тебя сейчас поджарят черти на вертеле, то ошибаешься, Ли Ун Чон! Клиент скорее жив, чем мертв! - констатировал маркиз. - Не бойся, отныне ты будешь существовать вечно... со мной.  -

Увидев мой ужас в глазах, маркиз подсел ко мне ближе.

- А Ин Су…

- Она жива и стала такой же, как мы с тобой.

- Мы с тобой? Кем стали Ин Су и я? Кто ты есть, Анри?

- Мы - вампиры, народ могущественный и великий.

- Что значит, я стал вампиром, Анри? Ты рехнулся?

- Не надо так грубо, Ли Ун Чон, я ведь создал тебя и теперь являюсь властелином твоей жизни и смерти. Вампиры - жнецы человеческих душ, вечно живущие на земле странники. Удел наш – вечная ночь, мы Дети Тьмы, несущие Смерть! - гордо проговорил Анри. Я смотрел на него с ужасом. Озираясь по сторонам, я пытался понять, где нахожусь.

- Ты в моем родовом склепе, спал три дня и в данную минуту лежишь в моем гробу, - произнес Анри, как бы отвечая на мой мысленный вопрос.

- Что, в гробу? - ужаснулся я.

- О, да! Это наше ложе отдохновения.

х х х х х х х

- С пробуждением, Констанция,- поприветствовал Себастьян Дюфоссе Ин Су, - как спалось, дорогая?

- Где я? - спросила очнувшаяся в роскошной комнате девушка. - Почему?.. Почему я здесь? Кто вы? Где Анри?

- Я, Властелин Парижа, Себастьян Дюфоссе, дорогая Констанция, а Анри для тебя умер с этого дня. Теперь я - возлюбленный и господин, мастер и хозяин твоего тела и души! - ответил азиатке Себастьян Дюфоссе, глядя Ин Су в глаза. - Забудь о нем и обо всех в этом мире, кроме меня.

- Да… - тихо ответила Ин Су, а Себастьян приник к губам азиатки, передавая ей свой древний дух. Черный, вязкий дым вошел в уста девушки, парализовав ее волю.

х х х х х х х х

- Ну, как тебе новое тело?-  спросил меня Анри.

- Я вижу все иными глазами: малейшую букашку, ползущую по стенам склепа, и даже пыль. Слышу как в углу паук переставляет свои мохнатые лапки, ощупывая пространство вокруг себя, ощущаю твой запах, Анри.

- О, да, Ли Ун Чон, я творю все новое! - ответил маркиз.

- Почему я таким стал? - спросил я у Анри.

- Ты этого сам захотел, Ли Ун Чон. Пойдем лучше, я покажу тебе, что значит быть вампиром. Тебе пора поесть, - проговорил Хозяин Марселя, взяв меня за руку.

Мы поднялись на свет Божий из семейного склепа рода Карбюзье. Флейту маркиз положил в дубовый футляр, обращаясь с ней словно с возлюбленной, и повел меня на улицу. Свежий ветер подул с моря и в нем отразились новые запахи. На дворе стояла темная звездная ночь. Сад словно ожил: слышались кругом стрекот сверчков, полет летучих мышей, шуршание от дуновения ветра травы, и отчетливо различалось ползание всяких букашек по земле и на деревьях. На
 многие километры я мог слышать, что в деревне под горой лают собаки, фырчат лошади в стойлах, кормятся телята в загонах и плачут дети в кроватках, а их матери поют песни у колыбелек, в виноградниках разливают в бочки молодое вино. Это все было таким ярким, насыщенным и большим открытием для меня. Я невольно остановился и прислушался. До меня донесся запах чего-то горячего и ароматного. Я непроизвольно задвигал ноздрями и принюхался. Жаждой опалило мое горло, я тяжело задышал.

- Пойдем, юный Ли Ун Чон, нас ждут великие дела!  - проговорил маркиз, увлекая меня за собой.

Уже через несколько минут мы вошли в замок и Анри подозвал девушку из прислуги. Я видел ее в первый день моего приезда в имении маркиза, когда она с охапкой белых шелковых простыней переходила из комнаты в комнату, заправляя постель в гостевых апартаментах.

- Поди сюда, Катрина, - позвал Анри девушку. Она покорно подошла, не проронив ни слова. - Я хочу тебя, дорогая. - В следующую секунду губы Анри сомкнулись на груди служанки. Девушка вздрогнула и блаженно застонала. Через несколько секунд Анри передал ее мне.  - Мое новорожденное чадо смотрит на тебя с вожделением, Катрина, подари и ему частичку своей души.

Девушка тихо что-то пробормотала в ответ. Кровь Катрины манила меня, сводила с ума, а мое горло сжимали стальные обручи жажды. Казалось, еще секунда  и я сгорю. Проклиная себя за слабость, я приник алчущим ртом к груди француженки. Я пил, не ведая предела, пока не почувствовал, что девушка мертва, сердце перестало биться, жизнь покинула ее. Я в ужасе отпрянул от юной француженки и она безвольной куклой упала к моим ногам. В моем горле продолжался пожар.

- Прости...- проговорил я, опускаясь рядом с мертвым телом,  - прости меня, юная дева.

- Ли Ун Чон, - позвал меня Анри, - я знаю, ты хочешь еще, дитя мое. Пойдем, это так весело.

- Нет, - возразил я маркизу, - не надо. Я убил невинную  девушку.

- Ах, Ли Ун Чон! Мой юный новорожденный вампир, - с каким-то трагикомичным выражением лица ответил француз, - люди для того и существуют, чтобы они ублажали нашу плоть, а мы ими кормились. Если ты не поешь еще, то ослабеешь, у тебя начнутся галлюцинации. Пойдем, не противься более своей природе. Новорожденным вампирам нужно много крови, пока новая ипостась не насытится.

- Я должен найти свою названную сестру, а также моего сына...

- Прежде всего тебе необходима сила, умение контролировать себя, свои эмоции, страсти и всепоглощающую жажду крови, а сейчас  марш на охоту!

Помню ту самую первую ночь охоты, которая длилась бесконечно. Скольких я съел до рассвета? Под утро, когда мы с Анри вернулись в родовой замок Карбюзье, моя комната совершенно была изолирована от лучей восходящего солнца. Я лежал в полной темноте на шелковых простынях огромной кровати и не мог забыться сном. Кровь выпитых мною жертв делала меня другим человеком. Я  почувствовал в себе силу, мощную энергию, легкость, но и холодность ко всему окружающему. Маркиз вошел в мою комнату и подошел к кровати.

- Научись блокировать эмоции внутри себя от страстей, полученных из крови людей, Ли Ун Чон!

- Научи меня быть сильным, Анри, - попросил я француза, - научи фехтованию и стрельбе из аркебуза.

- Дворянин должен уметь все! Ты прав, Ли Ун Чон! - устало ответил маркиз. - Но для этого нам придется не отдыхать днем, а тренироваться где-нибудь в подвале моего родового замка.

- Я согласен. Технику боевых искусств я познал в Чосоне и владею в совершенстве мечом, луком, но…

- Фехтование -  это немного другое, хотел ты сказать, азиат? - Я утвердительно кивнул в ответ. - Ты живешь в стране дуэлей, Ли Ун Чон, после захода солнца приступим к твоему обучению. Ты должен много практиковаться не только в фехтовании, но и не забывать боевые искусства самураев. Вот только в кругах общественных хорошо бы тебе называться другим именем, более понятным для окружающих, нежели Ли Ун Чон. Как смотришь на то, чтобы я дал тебе имя Кристиан?


Глава 8

Недели проходили за неделями, колесо времени бежало в мире своим чередом, отстукивая секунды, часы и годы... В двадцать три года от рождения я перестал стареть вообще, превратившись в вампира.

 На дворе наступил 1428 год. Анри подарил мне собственный замок на воде на одном из островов и долгое время пытался дать мне новое имя, привычное для христианского мира. Сегодня я сдался, превратившись из Ли Ун Чона в Ли Кристиана Пьера Филиппа Бастьена. Я в совершенстве владел боевым искусством - меч, кинжалы, дротики – все это считал я игрушками, не говоря уже о том, что был теперь вампиром, существом во многом более сильным, нежели простой человек. К моему совершенству добавилось умение владеть шпагой и стрелять из мушкета. Свой замок я переделал в военную базу, куда набрал около ста учеников, желающих научиться боевым искусствам, принимая учащихся с самого раннего детства. Маркиза крайне раздражало мое поведение, он хотел только веселья, устраивать балы да наслаждаться кровью, хотел, чтобы я был его постоянным компаньоном. Видя мое нежелание упиваться кровью и предаваться разгульной жизни, в один прекрасный день Анри меня покинул, переселившись в свое имение. Чтобы не потерять меня из виду, он только по воскресениям навещал мой остров. Шестнадцатый год я из дня в день тренировал воспитанников, Франции нужны были юные и хорошо обученные воины, но не простые, а, так сказать, отлично подготовленные, вышколенные и неуловимые тайные агенты для вторжения во вражеский стан. Мое поместье идеально подходило под военный лагерь, место, где нам никто не мог бы помешать. Официально оно считалось упраздненным аббатством. Я назвал свой лагерь “Огненные воины”, который был полным подобием военного лагеря в Чосоне, которым когда-то руководил мой отец, Ли Кон Хо. Всякий раз, когда я обучал мальчиков выносливости погодных условий или голода, закалял в них дух, силу воли, я видел перед моими внутренними очами своего отца, который и меня когда-то также тренировал; вспоминал моего сына, Ли Хён Гу. Каким бы он сейчас стал? Несколько лет назад, путешествуя с Анри по Японии, я встретил на невольничьем рынке мальчика-корейца, которого звали Ким Ён Вон. Анри, скрестив руки на груди, наблюдал за мной, кисло улыбаясь, когда японец, торговавший живым товаром, набивал цену за мальчишку. Пятьсот серебряных монет для меня ничего не стоило отдать за парнишку и я купил его.

Мальчик шел за нами в пяти шагах, а я мог совершенно отчетливо слышать его быстро бьющееся сердечко, почти осязаемо чувствовал горькие слезы оторванности от Родины... как же я понимал его. Во мне еще живы были в тот момент воспоминания о родном Чосоне, дорогих сердцу полях, бамбуковых и хвойных лесах, высоких горах, чистых, как горный хрусталь, озерах. Я видел на лице мальчика слезы обреченности и растерянности – что с ним будет дальше? В гостинице я велел вымыть парнишку, одеть во все чистое и новое, досыта накормить. Он дичился всего и всех боялся, от любого шороха вздрагивал и принимался плакать. Однажды Анри обидел его, наградив увесистой оплеухой забавы ради, а вечером я не мог отыскать Ким Ён Вона. Нашел паренька в старых доках только через пару дней. Он забился в угол и я долго уговаривал его, чтобы он вернулся. Ночью, когда мы с Анри охотились, я поговорил с моим создателем, чтобы он не трогал мальчишку. Анри вспылил от гнева и ревности, в ту ночь мы подрались из-за Ён Вона. После той ночи Анри не смел вмешиваться более в жизнь и воспитание мальчика, он лишь зло поглядывал на Ён Вона, всячески намекая, что "желтокожему" не место с таким утонченным аристократом, как Хозяин Марселя.

- Проходи, ребенок! - велел я мальчику на корейском языке, когда последний сытый, помытый и одетый явился в наш с Анри номер. - Как чувствуешь себя?

Паренек встал на колени передо мной и прижался своими губами к моему расшитому серебром камзолу, и слезы детской благодарности и радости омочили мою одежду. Сидевший за столом Анри усмехнулся.

- Благодарю, - лепетал мальчик, - большое спасибо, господин.

- Ён Вон, - проговорил я, - красивое имя. Так назвал тебя отец?

- Нет, господин, - ответил мальчик, - мама.

- Кем были твои родители? Чем занимались, живы ли сейчас? - Я хотел разговорить замкнутого и погруженного в себя ребенка, на долю которого выпало такое тяжелое детство, но он молчал и снова замкнулся. Я даже подумал вернуть ребенка в Чосон, если живы его родители. Через месяц после приобретения Ён Вон заговорил:

- Нашествие японских ниндзя опустошило нашу деревню, сравняло ее с землей. Родителей убили наемные убийцы, а меня захватили в плен. Нефритовый Император сохранил мне жизнь, но лучше бы я умер… - произнес парнишка, а я почувствовал, как кровью облилось сердце мальчика при воспоминаниях нелегкой детской доли.

- Хорошо, позже, если захочешь, расскажешь сам, а пока ступай отдыхать.

На первый раз было достаточно. Я был просто обязан его оберегать и охранять, а еще защищать в этом безумном и жестоком мире.

Ким Ён Вон поднялся с колен и, пятясь к двери задом, покинул наш номер, повторяя без конца слова благодарности. Его комната была смежной с нашей.

- А мальчик тебе понравился, Кристиан! - проговорил маркиз, который в этот момент тасовал колоду карт. Он отложил червонного туза и взял даму треф. - Прямо-таки запал в твою душу этот пацаненок желтокожий.

- Анри, если бы ты знал какая судьба у этого ребенка. Не забывай, что и я с ним одной крови и национальности.

- Ты не одной с ним крови, хоть и кореец, Ли Ун Чон, в тебе течет моя благородная кровь вампира! Никогда не смей это забывать, Кристиан! - проговорил Анри и со злостью швырнул карты.

- Благородство не в составе крови, но в поступках проявляется и в жертвенности...

- Кристиан, - устало проговорил Анри, - ты не прав, душа моя!

- Мальчик не смог рассказать мне ничего о том, что сделали с ним на корабле японские пираты, как надругались и полностью опустошили его душу, опалили и сожгли детское сердце.

- Отлично! Ты уже видишь его прошлое, Кристиан! Дар открылся в тебе быстро и это очень хорошо, но видишь ли ты будущее этого заморыша? - спросил нарочито медленно Анри де Карбюзье и наклонился ко мне, всматриваясь в лицо.

- Вижу, Анри, мы подружимся с этим ребенком и я буду любить его.

- Хм… - хмыкнул недовольно маркиз, - а меня ты, значит, забудешь, Кристиан?

- Мы с тобой не близки, Анри. Знаешь, хоть ты и создал меня, но другом моим никогда не станешь. Вспомни, я не хотел с тобой общаться никогда, единственное, о чем я просил - даровать мне избавление и смерть. Ты превратил меня в чудовище, пьющее кровь живых, ты отнял у меня сестру, из-за тебя погибла Ин Су! После обращения я увидел во сне, как ты съел мать троих детей и возлюбленную одного именитого древнего вампира, Властелина Парижа. Ты оставил несчастную на улице под кустом, лишив троих детей матери. И потом, Анри, ты без всякого зазрения совести пришел ко мне и солгал, сказав, что бандиты в порту Марселя убили Ин Су.

- Ты сам просил меня лишить тебя жизни и когда в тебе осталось крови не более пинты, ты сам, заметь, взмолился, чтобы я прекратил убивать тебя и даровал тебе жизнь. Я несколько раз спросил тебя, чего ты хочешь, но ты сам попросил меня остановить боль, и яподарил тебе вечность. Ты неблагодарный, Кристиан! Что касается твоей названной сестры - она сама избрала жизнь вампира. Констанция и сейчас жива, но пока не досягаема ни для меня, ни для тебя. Чары Властелина Парижа слишком велики.

- Вот поэтому, Анри, мы с тобой никогда не сможем стать друзьями, хоть ты и создал меня. Ты всегда останешься моим врагом.

- Вечность бесконечна, мой юный азиат, ты еще много раз переосмыслишь все то, что сейчас в порыве пустого гнева наговорил мне, и я уверен, Кристиан, что ты еще придешь в разум истинный. Не забывай, юный Ли, мы с тобой едины, ты всем обязан мне! - проговорил уверенно маркиз. - Ну, хорошо! Я признаю, что виноват перед тобой за Ин Су, но мальчишка?.. Неужели увлечение каким-то пареньком затмило настолько твой разум? - спросил севшим голосом француз.

- Как небо и землю, как солнце и море - всем своим сердцем я полюбил, как сына этого ребенка! Солнце, которое я обожаю, но насладиться которым не смогу более - так мне дорог Ён Вон, - ответил я Анри, - Но мы никогда не сможем быть вместе, потому что я не разрешу ему стать проклятым! Не позволю Ён Вону погрязнуть в пороках, хотя самому мне за все содеянное  гореть в аду. Я стольких людей убил за эти двадцать лет в ипостаси вампира.

- Что есть ад, Кристиан? Ты думаешь существуют раскаленные сковороды и Тартар? Не думаю. А вот если ты перестанешь пить горячую кровь, то ад настигнет тебя, Ун Чон! А еще - не бросайся дешевой патетикой, друг мой! Что будешь делать, если обстоятельства сложатся так, если не останется выбора, как только этому парню сделаться вампиром? - спросил Анри. - Что предпримешь? Сделаешь мальчишку своей игрушкой, Кристиан, ручным котенком и он состарится с годами, а потом умрет? Что будешь делать, если болезнь смертных сразит его здоровье и он умрет, а после черви съедят его тело в могиле? Неужели допустишь, чтобы твой любимец умер? На дворе чума, эта болезнь косит смертных и ей по барабану, кто стоит на ее пути - стар или млад, мужчина, женщина или ребенок!

- Он слишком слаб, юн, неопытен и несчастен сейчас,- ответил я, - но если наступит момент и придет время решать окончательно и бесповоротно - я положу к его ногам мир вечности, не сомневайся в этом, Анри.

- Вампиры не романтики, Кристиан! - ответил Анри, порывисто поднявшись со своего места. Карты полетели со стола на пол и живописным веером рассыпались на ковре. - Вампирам чужды телячьи нежности, так присущие слабым человеческим существам. Я позволил тебе взять в нашу среду мальчишку для одной лишь единственной цели – сделать его со временем подобным нам, и то… в качестве личного слуги… игрушки. Я надеюсь, что он растопит твое черствое сердце и ты вспомнишь любовь?

- Я мертв для плотской любви, Анри, и никогда мое сердце не забьется снова для утех - и не проси! Ён Вон мне как сын! Если я не могу позаботиться о сыне, Ли Хён Гу, то сделаю все возможное, чтобы защитить юного Кима.

Анри Карбюзье посмотрел на меня и зло усмехнулся. У меня заныло сердце, так как взгляд француза совершенно не предвещал ничего хорошего, он был взбешен. Анри считал меня своей личной домашней игрушкой, я знал его тайные мысли - он хотел, чтобы я стал его любовником. Ну уж нет! Никогда! Всякий раз, когда рука Анри касалась моей руки или плеча, я чувствовал, как реагировал на это маркиз. Анри был моим создателем более двух десятков лет и не более того, а впереди вечность, и сегодня я дал себе слово
охранять невинного Кима не только от злого Анри, но и от его содомских наклонностей.

- Ладно, Кристиан, - нарочито спокойно и непринужденно проговорил маркиз, пытаясь скрыть раздражение, - пойдем поедим. - В его понимании это означало – съедим пару-тройку смертных людишек. Впервые меня от отвращения передернуло.

- Пойдем пить, есть и веселиться, пока фортуна благоволит нам.

- Анри, - проговорил я, - пообещай мне, что ты не тронешь Ён Вона! Он мой и только мой!

- Кристиан, - устало ответил маркиз, - ты слишком дорог мне и любим, чтобы я из-за какого-то заморыша потерял тебя.

Моя цель - выучить паренька наукам, боевому искусству и фехтованию. Я хотел сделать из Ён Вона хорошего человека, желал всем своим сердцем воспитать ребенка как собственное дитя. Ах, если бы мой Ли Хён Гу был жив! Увидеть бы его хоть краем глаза. Прошло много лет как я не видел сына, но мое сердце все еще продолжало судорожно сжиматься при воспоминании о Ли Хён Гу. В каком-то неистовом бреду помыслов о потерянном сыне, о умершем брате, Ли Джин Уке, о воспоминании прошлого я убил троих за ночь: двух женщин и молодого юношу -повесу, который возвращался с гулянки. Только на рассвете мы с Анри вернулись в наш номер. Время замирало днем, но мне не спалось.

 Зашторив окна, мы легли в наш общий большой гроб. Анри положил свою красивую кудрявую голову мне на грудь, одной рукой обнял меня, а другой перебирал мои волосы.

- Кристиан, - сказал Анри,- если бы ты полюбил меня.- Я молчал, не отвечая маркизу. Он указательным пальцем очертил мои губы. - Ладно, не напрягайся. Время покажет, вечность впереди. Пусть твоя игрушка потешит пока тебя. Я умею ждать. Я очень долго тебя ждал, Кристиан, чтобы так легко потерять...

 После заката солнца я первым вылез из нашего гроба и увидел Ён Вона, который уже находился в нашем номере. Я сделал знак рукой, чтобы мальчик не произносил ни слова в присутствии маркиза. Разум и сердце парнишки по великой случайности оставались непроницаемы для всепроникновенного дара француза: он не слышал парнишку и не мог прочитать ничего в нем. Я один мог все прочесть в Киме и это радовало. Я хотел стать другом для Ён Вона, его старшим другом. Парнишка оказался проницательным, смекнув, что если он что не понимает - я после объясню ему непонятное. Минутой позже проснулся и Анри.

- Господа, простите, я только что пришел и осмелился заказать обед в номер, - проговорил мальчик. Анри одарил Кима презрительным, холодным взглядом и ушел умываться, а я ответил:

- Мы уже поели, ребенок, а цыпленка, овощи и фрукты скушай сам. - Мальчик согласно кивнул и унес поднос в свою комнату.

- Я отлучусь ненадолго, - лениво проговорил Анри, - у меня появились дела, а после поужинаем с тобой. Я поведу тебя сегодня, Кристиан, в одно прекрасное место изысканного шика и блестящего общества отъявленных негодяев. У них вечеринка около десяти вечера начнется.

Мне было совершенно все равно до планов Анри и я согласно кивнул, мечтая просто побыть в обществе Кима. Через несколько минут Анри скрылся за дверью, а еще минутой позже я постучал в смежную комнату. При виде меня Ён Вон поднялся со стула, приветствуя на манер корейского этикета.

- Не относись ко мне, словно я король Чосона, мальчик, но продолжай свой ужин, - проговорил я, усаживаясь рядом с ним.

- Мой господин, можно мне спросить? - обратился ко мне Ким Ён, я согласно кивнул, заранее зная, о чем он хочет спросить.

- Скажите, почему вы и господин Анри спите в гробу? Почему глаза ваши при пробуждении мерцают алым светом? Почему сеточкой морщин покрывается ваше лицо во время сна или гнева?

- Ён Вон, - ответил я после некоторого молчания, опустив свою руку на голову паренька, - ты сейчас многого не знаешь, не понимаешь, но для твоего блага очень тебя прошу, не говори об этом маркизу и ни о чем его не спрашивай. Будь с ним вежлив, учтив, немногословен ради нас с тобой. Одно лишь могу обещать тебе – мое полное расположение, мою дружбу, мою руку помощи и защиту. Верь мне, ребенок. Придет время, ты о многом узнаешь. И, наконец, не заказывай еду в наш с Анри номер, в каком бы месте мы ни находились, будь то постоялый двор или походная палатка. Наша пища отличается от твоей. Веришь ли ты мне, мальчик, без вопросов своего пытливого ума? - Ён Вон кивнул в ответ. - И еще, называй при посторонних меня Кристианом.

- Да, Кристиан, - согласно кивнул в ответ Ким, с трудом выговаривая мое имя.

- Расскажи мне о себе, сколько тебе лет?

Ким Ён отложил крыло курицы в сторону и подсел ко мне ближе.

- Мой господин, уместен ли будет мой рассказ, полный боли и мерзости, в которую мне пришлось опуститься, невзирая на мой юный возраст?

- Говори, - ответил я и для уверенности взял его руку в свою. Теплая ладошка мальчика согрела меня, его биотоки отзывались в моем сердце.

- Я вам верю, как Нефритовому Императору, господин. Мои родители из дворян и наша семья находилась на службе у королевской семьи: моя мать занимала должность при дворе старшей портнихи швейной мастерской, а отец был егерем королевского леса. Министр Ким Тхэ Юн (при этих словах я вздрогнул, вспомнив, кем для меня и всей моей семьи был министр) позавидовал нам и оболгал перед самим королем Чосона в измене. За нами охотились люди тайного советника и через неделю поймали, родителей убили, а дом сожгли. Меня спасло чудо, как я думал. Один из военачальников личной охраны Его Величества выкрал меня из-под стражи и посадил на корабль, отплывающий в ближайшее время в Эдо. Военачальник заплатил хорошую цену самураям на корабле. Те же, забрав деньги, поиздевались надо мной. Я не могу спокойно рассказывать все, что мне довелось испытать: унижение, боль и побои. Словно мертвый, я лежал днем в одной из грязных кают для прислуги, а по ночам самураи тешились мной. Мое лицо, как у кисэн, смущало и притягивало этих извращенцев. Они наряжали меня в женскую одежду, заставляли исполнять танцы, а после избивали и тешились. Я желал умереть, всем сердцем искал смерти в наше четырехнедельное морское плавание. Я не знал, в какие города мы заплывали, сколько торчали на суше. Меня опаивали каким-то дурманящим пойлом так, что я забывал даже свое имя, данное при рождении. Благодарение небесам, вы выкупили меня на невольничьем рынке. Я вовек не забуду вашу доброту, - закончил свой рассказ Ён Вон, и слезы градом заструились по его впалым щекам. - Благодарю, Ли Ун Чон! Вы мой принц, мой господин навеки!

- Я не принц, дитя, и совсем не хороший человек. Скажи мне вот что: тот министр, Ким Тхэ Юн, как он выглядел? Каким образом ему удалось выжить?

- Господин Ли, - воскликнул Ён Вон, - вы тоже знакомы с этим негодяем?

- Он и мою семью уничтожил, - ответил я и кратко рассказал свою историю парнишке.

- О, как я вас понимаю. Я не предам вас, господин Ли. Давайте поедем в Ханьян и уничтожим Ким Тхэ Юна.

- Он, наверное, уже постарел? - спросил я мальчика.

- Ходили слухи по всему Ханьяну, что он не человек, а Кумихо - оборотень, и уже более двадцати лет не стареет. Многие видели его поглощающим по ночам печень и сердца человеческие. Наш сосед, Мин Хо Ли, рассказывал, что видел министра по ночам, обращающегося в волка. Я нисколько не удивлюсь, господин Ли, - проговорил Ён Вон, - что он стал зверем телесно, заранее превратившись в чудовище душой.

- Ён Вон, ты не видел в Ханьяне или в его окрестностях парня по имени Ли Хён Гу?

Парнишка насупил брови. После минутного молчания он проговорил:

- Я знал такого парня, его звали Ли Хён Гу. Он возлюбленный верховной кисэн из дома “Алый Пион”.

- Мой Ли Хён Гу! - воскликнул я. - Расскажи мне о нем, каким он стал?

- Ли Хён Гу – правая рука и начальник наемных убийц организации “Черные вороны” в Чосоне и

 “Скользящие тени” в Китае. Один из самых безжалостных убийц. Его еще никто не смог превзойти. Парень во всем похож на Ким Тхэ Юна,  он питается кровью и печенью человеческой, носит одежду из черной кожи. Его имя произносят в Ханьяне с великим страхом, его воины безжалостны и жестоки, не стыдятся убивать ни женщин, ни малых детей.

Ким Ён закончил свой рассказ, а я не могподняться с места, на меня услышанное навалилось свинцовыми путами. Мой сын, моя кровинка, плод нашей с Унхе любви... Кем же он стал? Что за оргнизация, питающаяся кровью? Как попасть мне в Ханьян? Как увидеть моего Ли Хёна? Как вытащить его из Кореи в Цинь или Эдо? Я не мог переступить границу родной земли - страшное клятвенное обещание великому Ли Сон Ге связывало меня по рукам и ногам.

- Господин, - услышал я тихий голос Ким Ён Вона, - а кем приходится вам тот парень, которого вы ищете?

- Он мой сын! - ответил я, и кровавые слезы полились из моих глаз. - Моя родная кровь!


Глава  9

(Заимствовано из книги " Жанна д' Арк" Марк Твен. Книга 1)

Кровавыми слезами трещало по швам мое истерзанное сердце, сгорая, за сына Ли Хён Гу, за названную сестру, Ин Су. Анри всячески пытался меня веселить, часто мы выходили в Оперу - так говорили в те времена. Приехавшие музыканты из Италии, давали новые представления, среди них бы знаменитый Джованни Кроче, известный композитор и капельмейстер, один из самых ярких представителей Венецианской школы, автор многих псалмов, мадригалов и вокальных шедевров. Великий мастер остановился во Франции надолго, сам дофин Карл благоволил к нему. Французская школа оперы отличалась от итальянской, хотя по-своему была прекрасна и уникальна. Маркиз просвещал меня легендами и мифами древней Греции, "Одиссеей" и "Илиадой", постановки которых давались на помостках столичных театров в исполнении "певичек из Оперы", куда входили и танцовщицы. Я смотрел на представления с интересом, читал много книг, как исторических, так и научных. Мой мозг постоянно находился в непрерывном умственном труде, в отдыхе я почти не нуждался. Прочитанное в книгах или увиденное в театре, я пересказывал юному Ён Вону, и он с упоением слушал мои рассказы, представляя себя то капитаном аргонавтов, то одним из бесстрашных охотников на кентавров, а иногда я брал юного Кима с собой в театр, и тогда восторгу парня не было предела. За эти годы при дворе французского короля я воспитал достойных воинов, а также специально обученных шпионов для вторжения во вражескую армию английского короля Эдуарда-III, вознамерившегося захватить французский престол. Столетняя война. По всей Галлии обстановка оставалась чрезвычайной. Повсюду калеки, убитые, обезображенные войной люди, море страданий и эпидемий. Хоронить погибших на поле брани было некому, Франция дышала на ладан, повсюду шныряли ищейки инквизиции и горели костры, на которых сжигали людей, оклеветанных в государственной измене, либо подозреваемых в колдовстве, в вампиризме и ликантропии. Пока невинные страдали - знать веселилась, а настоящее зло разгуливало по ночам и оставалось на свободе. К их числу я относил и себя.

Во мне умирала природа человека с каждым днем, ибо, потребляя кровь человеческую, я становился монстром во всех отношениях - убивал хладнокровно и с великим удовольствием негодяев, коими считал недостойных людей. Анри де Карбюзье уехал из Марселя, так как за ним охотился Властелин Парижа, желая уничтожить, а я остался совершенно один. Ким Ён Вону исполнилось семнадцать лет и он в совершенстве владел боевыми искусствами: мечом, дротиками, аккупунктурными иглами, кинжалами и фехтованием, а также приемам тхэквандо. Он передвигался словно тень, совершенно неслышно, и безгранично привязался ко мне, хоть я его и воспитывал очень строго. “Военный лагерь - не пансион благородных девиц,” - говорил я моим воспитанникам. Почти за десять лет жизни со мной Ён Вон изменился - его тонкие черты лица еще более стали прекрасны нежели в детстве - стройный, с длинными черными волосами, связанными на затылке, изысканными манерами и серыми, как холодное зимнее небо глазами, сводила с ума француженок. Его любили, им восхищались друзья и недруги, ему завидовали. Я тоже восхищался им, наблюдая со стороны. Я знал каждый его шаг, каждый помысел и движение сердца. Но знал и то, что это неправильно держать под контролем свободу человека, а также и то, что дух Ким Ён Вона мне не дано переделать, это мне тоже было открыто. Я знал - совсем скоро мы расстанемся с ним, станем словно планета Земля и "Туманность Андромеды”, далекими друг от друга галактиками, и мне этого не изменить. Я подошел к стрельчатому окну, из которого открывался вид на живописные окрестности. Мы находились на небольшом островке, отстоящем от Марселя в получасе плавания на лодке. В поздние сумерки особенно отчетливо были видны мерцающие огни дворцов, а также костры, на которых сжигались зараженные чумой люди. Черная смерть косила всех на своем пути, не жалея ни старых, ни молодых, ни женщин, ни детей. Я благодарил Небо за то, что до моего лагеря черная смерть пока не дошла. Марсель и Париж - рассадники зла, грязная клоака человеческих пороков и необузданной распущенности. Из убогих борделей этих городов исходило тлетворное зло, каравшее своих верноподданных за грехи блуда во всех его проявлениях. Мои думы прервал Ким Ён, он подошел, встал за моей спиной и тихо произнес:

- Господин, я готов к бою!

- Ты еще не готов к тому бою, к которому призван, юноша! - ответил я парню. Я ждал окончания войны, мечтал, что женю моего Ён Вона на хорошей девушке, и этим хоть на время отдалю час нашей разлуки.

На рассвете в мой лагерь пожаловал курьер от дофина Карла, который вызвал меня на аудиенцию в свой дворец.

- Капитан Кристиан Филипп Бастьен? - спросил меня курьер.

- Чем могу служить, сударь? - спросил я, а курьер протянул мне запечатанное письмо.

"Руководителю марсельских “Огненных воинов”. - писал дофин Карл. - Капитан Кристиан, я пишу вам из Буржи, где вынужден скрываться от преследования Генриха;. Меня лишили права на престол мои родители, объявив незаконнорожденным сыном моей матери. Мой отец передал престол Франции в руки малолетнему сыну Генриха, и теперь от его имени управляет Парижем нормандский регент Джон Ланкастерский, а я вынужден бежать, прося защиты и покровительства у Иоланды Арагонской. Все это началось с того, что мои люди, Танги дю Шатель и Арно де Барбазан напали на отца Генриха на мосту Пойли, что рядом с Меленом. Я очень рассержен и подавлен. Англичане заняли весь север Франции и направляются на юг, называя меня “буржским королем”. Моя Франция дышит на ладан, ее раздирают бургиньоны и англичане. Я желаю всем сердцем изгнать поганых англичан с земель Галлии, и прошу вас, капитан Кристиан Бастьен, присоединиться ко мне. У меня остался один оплот против поганых англичан - Орлеан на севере Франции, но Джон Ланкастерский продвигается в герцогство Бар, которое пока еще сохраняет мне верность. Я наслышан о вас и о ваших воинах, о их бесстрашии и доблести, а посему прошу, капитан, последовать за моим посланником. Он доставит вас в мое имение, где мы лично все обсудим...”

- Готовы ли вы, капитан, последовать сегодня же за мной? - спросил меня посланник дофина Карла.

- Да, конечно, - ответил я, - мне понадобиться час с небольшим, чтобы оставить мой лагерь на попечение верных помощников.

Я оставил моих воспитанников и весь лагерь на Ю Джун Ки и О Юл Мина - моим первым обращенным из людей вампирам, а младших поручил Ким Ён Вону, и отправился с посланником дофина.

Пока мы ехали на лошадях, я вспоминал как мой создатель, Анри де Карбюзье, пока не сбежал из Парижа, всякий раз потешался над французским двором, насмехаясь над безумным королем Франции, Карлом VI, отцом нынешнего дофина. Анри намеревался свергнуть безумца и сам хотел занять престол Франции, но Хозяина Марселя изгнал Себастьян Дюфоссе, Властелин Парижа.

Пока я трое суток ехал до поместья дофина, увидел духом, что к Карлу приезжала какая-то девушка по имени Жанна из Лотарингии и предвещала, что дофин в скором будущем станет королем Франции, одержит победу над старым и упорным врагом - англичанами. Я очень удивился, что Карл отказал ей в приеме.

Карл принял меня в саду и мы долго ходили между деревьев, разговаривая. Я рискнул сказать Карлу:

- Позвольте, мон синьор, посоветовать Вам прислушаться к приходившей на днях девице, некой Жанне. Мне кажется, она толковое говорит.

- Откуда вы узнали, капитан, что девица приходила ко мне, но я ее не принял?

- Я услышал разговор ваших двух генералов, когда проходил мимо.

- Ах, вот как? - успокоился Карл. - А я подумал, что вы - подосланный шпион Эдуарда -англичанина.

Дофин вздохнул и потер свои руки, а я почувствовал их неприятную потливость и нервозность.

- Капитан, вы настаиваете на том, чтобы я все- таки принял Жанну из Лотарингии и прислушался к тому, что она говорит?

- Думаю, что это будет для вашей пользы и послужит Франции во спасение.

- Ну, хорошо, Кристиан, я завтра же пошлю гонца и велю привезти ко мне эту пастушку – простолюдинку. Я не хотел встречаться с ней, но уступаю вам, мсье.

Я поклонился дофину:

- Хорошая поговорка существует у людей: "Встречают по одежде,  а провожают по уму", - сказал я.

- Посмотрим, насколько умна эта Жанна! -устало ответил Карл.

- Дозвольте девушке пройти обучение в моем лагере боевому искусству. Я обещаю, что через три месяца она предстанет перед Вами совершенно готовой.

- Вы хотите, чтобы женщина стала главнокомандующим французской армией!? - удивился Карл. - Ну, что же! Не знаю почему, но я верю вам, предводитель самураев, ваши слова проникнуты силой и властью. Посмотрим, что получится из этой Жанны!

- Прошу прощения, сир, но называя нас самураями, вы путаете с японцами, - сказал я.

- Самураи, азиаты...  по мне - хоть сам черт! Только не дать поганым англичанам захватить престол Дочери Рима! - ответил озадаченно Карл.

Вечером, когда я пришел на постоялый двор в Пуатье и сел писать в своем дневнике, мне привидилась часть истории о Жанне...

х х  х х х х х 

- Жанетт, дитя! - проговорил Лаксар, который являлся дядей девушки. - Думаю, тебе пора прекратить свои попытки попасть в королевский замок к дофину. Ты же видела, как враждебно и с насмешкой принял тебя губернатор Вокулера. И еще, мы почти год находимся в этом месте, а толку нет никакого.

- Дорогой дядя, я думаю, что Робер де Бодрикур - довольно мудрый человек. Сегодня я молилась в церкви святой Екатерины и она заверила меня, что не пройдет и трех дней, как губернатор сам посетит меня в этой убогой хижине, в которую он нас поселил год назад.

- Тебе, конечно, виднее, Жанетт! - ответил Лаксар. - Позволь напомнить, что сегодня твой семнадцатый день рождения. Я знаю, что ты противница всякой пышности и празднеств, но ради меня, твоего дяди, прошу сходить со мной к Клотильде из таверны "Кривой рог", повеселимся с тобой, посмотрим кулачные бои на площади, а? Не каждый день исполняется семнадцать лет!

- Знаешь, Лаксар, я лучше схожу в церковь и поговорю с Царем Небесным, чем запятнаю себя вином или разгулом! И к тому же, я должна помочь по хозяйству Катрине, у которой мы снимаем дом.

- Забери меня после своих молитв из "Кривого рога" - попросил Жанну Лаксар.

- Хорошо, - ответила девушка, - я приду за тобой часов в девять вечера. Днем меня посетит Робер де Бодрикур.

Поздним вечером, когда Жанна Роме забирала пьяного Лаксара, она была бледна. Многие, видевшие ее в "Кривом роге", вздрогнули и, переглядываясь друг с другом, недоуменно спрашивали: "Неужели Лотарингской девственнице снова было откровение с небес?"

Лаксар проснулся после восхода солнца. У него дико трещала голова от вчерашнего обильного потребления вина по случаю дня рождения племянницы, он лежал на жесткой кровати и стонал.

- Вставай, дядюшка, - обратилась к Лаксару Жанна, - через час сюда приедет Робер де Бодрикур.

- Ах, дитя! И снова откажется везти тебя к дофину, да?

- Он согласится на сей раз! - уверенно ответила Жанна. - Вчера, когда я молилась в церкви, мне было откровение.

- Что за откровение? - только Лаксар успел спросить у своей племянницы, как в дом вошел губернатор Вокулера, Робер де Бодрикур.

- Ваша светлость! - воскликнул Лаксар. 

Губернатор начал беседовать с Жанной и с удивлением увидел, что юная семнадцатилетняя девица грамотно и с достоинством отвечает на все его вопросы. Он поразился ее уму, спокойствию и бескорыстному желанию помочь дофину Карлу, которого она и знать - не знала.

- Чем ты мотивируешь свое желание увидеть мон синьора?

- Вчера, когда я молилась в церкви святой Екатерины, мне было видение: предстал передо мной муж величественной красоты и сказал: - Жанетт, пока ты никак не можешь убедить Робера дать тебе сопровождающих к будущему монарху, в этот самый момент Орлеан осажден. Передай эти слова Роберу и предупреди его, что если он не поможет тебе, его ожидает прещение от Господа.

- Как, как ты сказала, Жанна? - воскликнул губернатор Бодрикур. - Орлеан пал?

- Да, Ваша светлость! - с горечью ответила дева из Лотарингии. - Теперь вы не сможете противиться голосу свыше и должны доставить меня к дофину, пока не пала вся Франция. Мой король ждет меня.

- Ну... хорошо, Жанетт!

На следующий день пожаловал в хижину, где жила дева  Жан де Мец. Увидев Жанну, он шутливо сказал ей:

- Я помню тебя, Лотарингская дева, год назад ты приехала в Вокулер. Неужели ты осталась прежней экзальтированной девицей, или все же поумнела? Не перестала надеяться встретиться с дофином Карлом?

- Дорогой Жан, - ответила девица без всякой обиды или негодования, - если бы вы знали, что Орлеан вчера осадили англичане, вы не были бы сейчас столь беспечны!

- Что, Орлеан пал? - ужаснулся де Мец. Жанна подробно рассказала воину как был осажден Орлеан - последняя опора дофина Карла.

- Теперь вы понимаете, что я не ошибалась! - ответила девица. Тогда к великому изумлению Лаксара, воин Жан де Мец встал на колени перед юной Жанной Роме и вложил свои руки в ее ладони.

- Я ваш, моя Жанетт! - клятвенно воскликнул де Мец. - Я лично сопровожу вас к дофину Карлу.

На следующий день к Жанне пришел еще один воин, Бертран де Пуланжи, который также клятвенно обещался всегда оставаться рядом с юной Жанной.

- Еще месяц назад, Жанетт, я не поверил бы тебе и твоим откровениям свыше, но я вижу преславные чудеса! - проговорил вечером третьего дня Лаксар после посещения губернатора Робера де Бодрикура.

- Знаешь, дядюшка, я ведь всегда говорила и не устану повторять, что мудрые люди, видя неоспоримые доказательства очевидного, легко меняют свое мнение и признают свои ошибки. А нам пора тайно покинуть Вокулер завтра после полуночи, когда все лягут спать.

- Почему не днем? - спросил Лаксар.

- Если о проводах прознает неприятель, нас перехватят, и я не попаду к моему дофину. У меня есть миссия - снять осаду Орлеана и провезти дофина Франции в Реймс, где в июле должна состояться коронация Карла.

х х х х х х х х х х х

На следующее утро я снова пришел к дофину Карлу. Ожидая аудиенцию, я увидел приехавшую Жанетт из Лотарингии. Я услышал мысли Карла, он боялся  юную деву и решил ее испытать - дофин скрылся среди своих подданых. Девушка расстроилась от того, что Карл ей не доверял. "Господи, Небесный Царь! - возопила Жанна в душе своей. - Почему дофин не доверяет Твоему Промыслу? Почему страшится меня? Я раба Твоя, Иисусе!"

Я смотрел на нее не моргая до тех пор, пока она не встретилась взглядом со мной. Я увидел в Жаннетт из поместья Арк в Лотарингии истинное бескорыстие, незлобие, преданность Родине и дофину Карлу, бросившему вызов англичанам на мосту Пойли, приказав убить Жанна Бесстрашного, и провозгласившего себя дофином Франции. Поступок серьезный и отважный. От того-то и юная дева Жанна потянулась за "буржским королем", коронованным тайно в Пуатье. Хоть его самовольное коронование не признавала ни Англия, ни бургиньоны, но Жанетт поверила дофину. Я проникся к девице из Лотарингии симпатией и восхищением. Слабая девушка, у которой от переживаний за Францию постоянно в глазах стояли слезы. Окружающие ее люди из приближенных дофина смотрели на девицу свысока, некоторые смеялись, а другие боялись, что Жанна подослана королем Англии. Я посмотрел в глаза юной деве, внушая ей, что истинный дофин Франции не будет смотреть открыто, а потупит свой взор. "Я знаю!" - мысленно ответила мне Жанна. Тогда она пошла по залу в поисках регента Франции и нашла его за мраморной колонной. Она кинулась было к нему, но ей преградили путь. Карл от страха затрясся и посмотрел на меня. Я утвердительно кивнул, чтобы дофин был спокоен и доверился девушке, и Карл принял Жанну. Они отошли в сторону, но я мог слышать их диалог:

- Чем ты докажешь, что не лжешь и слова твои правдивы, юная дева? - спросил Карл Жанну.

- Милый дофин, Вы будете королем Франции, верьте мне! Но, чтобы сомнения Вас покинули, я могу с легкостью Вам напомнить о сердечной тяжести, которая гложет Ваше сердце... Ваша мать, Изабелла Баварская, предала вас, подписав вместе с Генрихом; рукой вашего отца, что трон Франции переходит сыну Генриха, который женится на дочери Карла ;, Екатерине, тем самым объединив оба королевства. О вашей сердечной боли поведала мне святая Маргарита.

Дофин затрясся и, схватив руку Жанны, поцеловал ее.

- Теперь я верю тебе, Жанна из Лотарингии! - воскликнул Карл.

Дофин сократил время обучения военному ремеслу Жанны с трех до одного месяца. Заняться ее обучением он попросил меня. После заката солнца я привез ее во временный военный лагерь, устроенный недалеко от Пуатье в часе езды от замка.

На следующий день ко мне приехал сам Властелин Парижа.

- Кристиан, я знаю, что ты начал обучать Жанну из Лотарингии, и не пытайся скрыть это от меня, - вместо приветствия проговорил Себастьян Дюфоссе.

- Да, это так, Ваша светлость, дофин Франции поручил мне это дело.

- Мне все равно, кто дал тебе это поручение, Кристиан! Я только хочу предупредить, чтобы ты не смел вмешиваться в ход истории. Обучи ее боевому искусству и пусть она дальше идет путем своим, уготованным ей Судьбой. Твои обращенные азиаты также не могут участвовать в сражениях, которые последуют под Орлеаном. Если желаешь помочь французской армии, поезжай с войском и работай врачом, ассистентами пусть тебе будут твои азиаты.

- Ваша светлость!..

- Не прекословь мне, мальчишка! - жестко остановил меня Себастьян Дюфоссе. - Думаешь, у меня нет желания повернуть ход истории по своему желанию? Но даже я, слышишь меня, азиат, даже я не дерзаю вмешиваться в дела Провидения! Дай мне слово дворянина, Кристиан, и поклянись, что ты будешь послушным! Если нарушишь обещание, я уничтожу не только тебя, но также твоих обращенных вампиров, которых, кстати, ты без моего разрешения создал, я сравняю с землей твой лагерь "Огненные воины" и уничтожу воспитанников. Франция и все твои подопечные принадлежите мне!
Я вынужден был уступить. Себастьян был настроен серьезно, да я и сам понимал, что нам, вампирам, не должно вмешиваться в ход истории смертных людей.

Мои ученики, Ю Джунг Ки и О Юл Мин, обучили Жанну верховой езде и различным играм знати. Девушка оказалась весьма умной и все схватывала на лету. В лагере она жила как мальчишка и одевалась в мужскую одежду. За ее живой характер мои парни полюбили Жанну. По ночам девушку преследовали видения злодеяний англичан. Просыпаясь, она кричала, плакала и сетовала, что до сих пор не на поле брани, а в тылу.

Через месяц интенсивной подготовки Жанна из Лотарингии предстала перед кардиналами и вельможами готовая к сражению. Дофин отправил ее на допрос к богословам церкви. После тщательных испытаний и проверок Совет дозволил Жанне стать главнокомандующим ведущей французской армии. Вельможи воскликнули после экзаменовки девушки:

- Господа, мы сбиты с толка! Всем известно, что эта юная девица воспитывалась в поле со скотом в Лотарингии, простолюдинка и неученая... но, проэкзаменовов ее, мы видим, что она весьма благоразумна, словно всю жизнь провела в школах, причем в тесном общении с науками, а не с овечками в поле! Она отлично держится в седле и может дать достойный отпор любому воину, даже самому искусному!

Под непосредственное руководство Жанны вошли военачальники Этьен де Виньоль по прозвищу "Гнев", человек весьма злой и вспыльчивый, и Потон де Сентрайль, а также граф Дюнуа. В Пуатье, на площади в резиденции дофина Карла, они заставили ее продемонстрировать перед всеми технику владения мечом в распространенных в те времена забавах - кентене и играх в кольца. Жанна блестяще сдала экзамен. Пастушка из Лотарингии направилась в Блуа. Объединившись с Ла Гиром, Потоном де Сентрайлем и графом Дюнуа, с их вооруженными людьми они двинулись к Орлеану. Везде девушку встречали восторженными криками, каждый хотел посмотреть на Жанну, но девица избегала молвы и превозношения. Впереди колонны ехала Жанна с герцогом Алансонским в окружение двух рыцарей - Жанна де Меца и Бернара де Пуланжи, затем д'Олон и огромный знаменосец, за ними ехал я с моими ребятами. Далее везли тяжелую артиллерию, за орудиями ехали лучники и копьеносцы. Армия вереницей растянулась вплоть до туманной дали горизонта, расстилаясь широкой лентой по дороге.

- Жанн де Мец, - обратилась девушка к одному из своих рыцарей, - попросите священников спеть нам псалмы и песни из Священного писания.

Армия достигла пределов Орлеана. С 3 на 4 мая объединенная армия одержала первую победу у бастиона Сен-Лу. Победа за победой и уже через четыре дня англичане были вынуждены снять осаду города. Однако, Карл постоянно сомневался в победе и в своем призвании на трон. Дофин не доверял армии под предводительством слабой девицы, каковой  считал Жанну, хоть и помнил последний разговор с ней. Слыша ее имя, он злился на Жанну за то, что вся Франция почитает ее и вряд ли прислушается к нему, Карлу.

- Вы станете монархом Франции! - не раз предсказывала ему Орлеанская девственница.- Мне было откровение и святая Екатерина велела поведать это и укрепить Вас!

- Что будет, если я поверю тебе, пастушка? - спросил как-то Карл у Жанны.

- Верьте мне! Бог на Вашей стороне! - ответила мужественная Жанна. Из-за малодушия и нерешительности дофина Жанна была вынуждена только в июне двинуться с войском на Жаржо.

- Не расслабляться! - воодушевленно командовала Орлеанская дева. - Враг все еще здесь, на священных землях родной Франции!

Армия не знала покоя ни днем, ни ночью, сражаясь с англичанами. Июнь выдался самым жарким. Море крови, сотни убитых и раненых поступали в лазареты и монастыри по всей округе, где за больными ухаживали монахини и сестры милосердия. В наш военный лагерь также поступали сотни раненных. Мои познания медицины помогли солдатам. Я научился контролировать жажду крови и желал только одного – помочь смертным людям выжить после тяжелейших ранений. Анри де Карбюзье не появлялся, но это было к лучшему. А если бы появился, что бы он увидел? Изнеженному и утонченному до мозга костей Анри  чужды были грязь, пот и гнойные раны людей. Да я и сам радовался, что его нет со мной  рядом. Зато за свое терпение я обрел в лице Ким Ён Вона хорошего соратника, друга и помощника. Он рвался в бой, но я ему не позволил пойти на поле сражения. Моих воспитанников, которых взяли в армию, многих поубивало, в живых осталось восемь человек. Ким Ён Вон следовал за мной по пятам, а когда я был чрезвычайно голоден, прикрывал меня, давая возможность питаться. Ён Вон знал кем я был, знал о моей сущности, знал и о моих детях- вампирах, которые выносили с поля боя раненных и доставляли ко мне. Ким Ён Вон взрослел с каждым днем, ему уже шел восемнадцатый год, но с этим менялся и характер Кима, из покладистого мальчишки он превратился в холодного воина, закаленного воспитанием лагеря. Он даже мне не уступал.

13 июня ранило Жанну на поле сражения и она попала к нам с разрывом артери.

- Спасите меня, Кристиан, - взмолилась Орлеанская воительница, тяжело дыша. - Я должна подняться, моя миссия еще не закончена.

- Вы поднимитесь, мадемуазель Жанна! - пытался я успокоить девушку.

На 15 июня был назначен решающий бой. Я понимал, что своими силами ей не подняться, а травы и нюхательные соли, как известно, медленно способствуют лечению. Я дал ей немного снотворного и в палатке напоил несколькими каплями своей крови. Проснулась утром девушка здоровой и удивленно спросила:

- У меня ничего не болит и рана затянулась! Что вы сделали со мной, мсье Кристиан?

- Мои травы и порошки к вашим услугам, -оправдывался я. - Прошу лишь об одном - в течение суток вы не должны погибнуть. - Жанна, не понимая, о чем я ей говорю, взирала на меня с удивлением. - Я дал вам хороший эликсир, он защитит от смерти, - продолжал я, - а если все же что - то случиться, вы останетесь живой, это я вам гарантирую!

Жанне нравился Ким Ён Вон, но парень не смотрел на полководца в юбке. К ночи Орлеанская дева покинула замок, а я почувствовал каким- то восьмым чувством, что более с ней мы не свидимся.

- Кристиан, я хочу стать врачом, хочу лечить людей, - сказал мне как - то Ким Ён Вон. Мое сердце было неспокойно, я чувствовал приближающуюся беду.

 Меч за спиной и кинжалы на поясе, дротики – постоянные мои спутники, но этого было недостаточно. Я постоянно оперировал раненых, поступающих с поля боя, ибо не нуждался в сне или в отдыхе. Около трех часов утра я почувствовал присутствие чужого вампира. Операционная палатка находилась на другом конце военного лагеря, где содержались более-менее выздоравливающие раненые, а Ён Вон отдыхал в западной стороне. Внезапно я почувствовал отсутствие Кима в лагере. Передав успешно прооперированного солдата сестре Матильде, я поспешил туда, откуда почувствовал запах чужака. В мгновение ока я оказался в палатке Ён Вона, но парень исчез. На столе я нашел в четверо сложенную записку:

«Кристиан! Я знаю, что ты меня осудишь, но я должен отнять у тебя дорогое, так как не нашел Хозяина Марселя, твоего создателя. Найди мне маркиза и я верну тебе мальчишку. С.Р.Д. И еще... уведи своих вампиров с Орлеана, пусть они вернуться в Марсель. До меня дошли слухи, что многие догадываются о их истинной сущности».

- Властелин Франции… - прошептал я, - за что? Но ответом мне была тишина. Я продолжил врачебную практику, не взирая на то, что моего Ён Вона возможно нет в живых, бросить раненных я не мог, а вот моих детей-вампиров пришлось отослать в наш лагерь в Марсель. Искушать непослушанием Властелина Парижа я не посмел. Я верил, что если Себастьяну нужен Анри, Ким Ён еще жив, очень на это надеялся. Слово дворянина! А Себастьян им был от рождения, один из древних вампиров. Анри рассказывал,что Себастьяну тысяча лет.

16 июня новый бой в Мен-Сюр-Луар, а на следующий день – в Божанси. Окончательный разгром английских войск произошел 18 июня при Пате. Главнокомандующий английской армии, Табольт попал в плен, а Фастолф бежал с поля боя. Суеверный страх нападал на англичан при одном упоминании имени Жанны д'Арк и ее храбрых воинов. После окончательного освобождения Орлеана я отправился на поиски Анри де Карбюзье. Духом, данным мне при обращении, я чувствовал, что он покинул берега Франции, отправившись в туманные горы Шотландии. Три долгих месяца я разыскивал его. Кровь Анри вела меня в горные долины короля Артура. Достигнув селения «Соколиный глаз», я нашел маркиза и сразу попал на вечеринку бессмертных.

- Неужели сам Кристиан пожаловал к нам!- полупьяно развалившись за столом, вместо приветствия спросил Анри. - Что привело тебя, мой друг, в горы дикой Шотландии?

- Ой, какой хорошенький… милаш… - послышались со всех сторон восторженные возгласы и шепот молоденьких вампирш.

- Кристиан не любит женщин, - проговорил Анри, ехидно улыбнувшись, он притянул на свои колени одну из девушек.

- Какая жалость! - ответила та, с интересом поглядывая на меня.

- Не любит женщин? Ну, тогда он станет моим на эту ночь!- услышал я звериный рык какого -то громилы за спиной. Я мгновенно отреагировал, прижав меч к его горлу.

- Йен, ты не сможешь одолеть азиата. Только не тебе, “Рыжий бес”, тягаться с тигром.

“Рыжий бес” поднялся, грозно опираясь на стол. Шотландец пристально и зло смотрел на меня, а я на Анри.

- Риган, оставь меня, - проговорил француз и отбросил вампиршу от себя, та изломанной куклой упала на каменный пол.

- Что случилось, Кристиан? - спросил Анри, трезвея.

- Себастьян забрал Ким Ён Вона к себе до тех пор, пока я не приведу тебя к нему.

- Ах, вот в чем дело! А я-то подумал, что плохое случилось? - облегченно проговорил Анри.

- По-твоему, если погибнет Ён Вон, это ничего не значит для тебя? - возмутился я.

- Что значу для тебя я, Кристиан, если ты пришел за моей головой? Какое мне дело до твоей игрушки, сентиментальный вампир?

- Я уничтожу тебя здесь и сейчас, а твою голову брошу к ногам Себастьяна Дюфоссе, - ответил я. В меня полетела дюжина кинжалов с разных сторон, но я их отбил.

- Ты поднимешь руку на своего создателя, на своего любовника? - зло спросил Анри.

- Замолчи! Ты никогда не был моим возлюбленным, Анри, и никогда им не станешь! Я ненавижу тебя, маркиз! Ты всегда использовал меня для своих целей.

- Ах, так!- возмутился Анри, накидываясь на меня. За ним последовали все остальные. Жестокий бой завязался между нами. Злые и пьяные, вампиры накинулись на меня со всей яростью и только их женщины следили за происходящим и зло шипели. Я недаром считался лучшим в боевых искусствах: стены и пол пещеры, все пропиталось пролитой кровью поверженных нелюдей, и их отсеченные головы валялись по углам. Я облил спиртным, которое в изобилии стояло на столах, трупы вампиров и поджег их останки одним из факелов, который снял со стены. Завоняло паленым мясом, меня замутило.

Женщины с удвоенной яростью накинулись на меня, остервенело визжа, и одна из них успела мне оторвать с ноги икру, но я выпил за секунду кровь дикой вампирши и отсек ей голову. Регенерация не замедлила сработать, моя нога стала исцеляться.

Анри, тяжело дыша и покачиваясь, снова сел на свой стул, украшенный золотом и драгоценными камнями, и с восхищением наблюдал за моими отточенными движениями.

- А ты стал опытным бессмертным и по силе равен самому Себастьяну Дюфоссе! Браво, Кристиан! - шутовски отвесив мне поклон, зло рассмеялся маркиз. - Неужели твой меч поразит и меня?

- О, не сомневайся с этом! Все, кончились игры, Анри! - ответил я французу. - Твоя жизнь не имеет для меня значения, поэтому я с легкостью отдам твою голову Себастьяну.

- Сначала сразись мо мной, мальчишка! - ответил француз. - Ты поубивал моих детей, которых я пару веков назад создал для вечности.

- Я убью тебя, Анри, ты для меня прошлое, которое я с удовольствием удалю из памяти, а дети твои сами напросились, чтобы я их убил, - ответил я. - Поднимайся, Хозяин Марселя, я должен доставить тебя в Париж.

- О, Кристиан, ты совершенно не знаешь, что со мной сделает Себастьян! Он зажарит меня на солнце, а пепел развеет над водами Сены.

- Так и будет, Анри, - ответил я, но у меня кольнуло сердце. Уничтожить своего создателя? А если я обращу Ён Вона и после тот когда -нибудь захочет также уничтожить меня? Закинутый бумеранг всегда возвращается, как известно. Я с недоверием посмотрел на Анри. - Что ты пообещаешь мне, если я оставлю тебя в живых, а вместо твоей головы принесу останки этих вампиров?

-  Себастьян не глупец! - ответил Анри поспешно. - Но выход есть.

- Сначала твоя клятва дворянина, твое обещание никогда не появляться в обществе, никогда не пересекаться с Себастьяном и не вступать на землю Франции. Что скажешь на это, Анри? Ты должен сменить имя, облик, если будет нужно, и деятельность…

- Я согласен, - ответил француз, - но этого будет мало для уверения. Возьми свой меч и отрежь мои волосы, и пепел моих детей смешай с волосами. Это собьет Себастьяну нюх и он поверит тебе, даст-то Бог.


Г л а в а 10.

Итак, мой путь пролегал назад во Францию. Мое посещение туманных гор Шотландии закончилось, я вез в урне прах вампиров, смешанный с опаленными волосами маркиза Анри де Карбюзье – явное подтверждение его гибели. Я молил небеса, чтобы все обошлось, и чуткий нюх Сабастьяна не смог распознать, что мой друг, мой бог, которым я раньше считал Анри, - жив. Мне хотелось верить маркизу, что он свое слово сдержит и не появится в пределах Франции. Я очень спешил. Всех дорогих моему сердцу я потерял в жизни и теперь совершенно был не готов лишится еще и Ким Ён Вона. Нет, только не его! Я привык к пареньку, выросшему на моих глазах. Воспитанный, обученный мной военному искусству, Ким Ён стал профессионалом. Таких, как мы, у нас в Чосоне называют "Меченосцем от Бога", лучшими мечниками в Стране Утренней Свежести. Лошади фырчали, нервничали, покрываясь потом, они чувствовали во мне безжалостного убийцу, вампира, монстра, пьющего кровь, но ночам

;;;;;;;;;;;

- Себастьян, милый, - обратилась к повелителю Парижа молодая азиатка, ласкаясь, словно кошка, - неужели мы вернем юношу за голову Анри?

- Констанция, - отстраняясь от девушки, ответил Себастьян Дюфоссе, - ты не должна привязываться к смертному юноше - игрушке нашего врага. Мне важнее, исполнит ли поручение твой брат.

- Не называй его моим братом! - рыкнула Констанция.

- Не перебивай меня никогда! - тихо проговорил Себастьян, глядя на красивое личико любовницы. -Мне очень любопытно посмотреть на то, как Кристиан исполнит мой приказ - принесет ли он голову Анри, моего заклятого врага? Твой названный брат такой преданный в отличие от тебя, кошечка. О, я уже сожалею, что вместо него взял тогда тебя.

- Ненавижу! - пискнула Констанция, с яростью распоров подушку на кровати своим острым когтем.

- Ха-ха-ха! - рассмеялся в ответ Властелин Парижа.

;;;;;;;;

У меня был свой замок на воде, отдаленный от окружающего мира на расстоянии так, что высокий каменный забор со стороны города закрывал полностью военный лагерь. Как бы я хотел сейчас оказаться в моем замке, окруженный воспитанниками, поговорить с Ён Воном... но я спешил в Париж. Официально я подчинялся Анри де Карбюзье, как вампиру, создавшему меня. Однако, Анри считался теперь мертв, а я стал верноподданым Властелина Парижа, верховному древнему вампиру, но мне совершенно этого не хотелось. Быть его марионеткой? Да никогда! Но в его руках сейчас была жизнь моего Ким Ён Вона и судьба военного лагеря.

- Ваша светлость! - обратился я к Властелину Парижа, держа урну с прахом. Я встал на одно колено, приветствуя властелина Франции. - Меня на пути задержала большая разборка с вампирами, которых непонятно кто подослал за моей головой. Я сумел уничтожить шайку бандитов, но был чрезвычайно зол на того, кто осмелился бросить мне вызов. Вы не знаете, кто мог это сделать? - спросил я, а Себастьян пожал плечами, он был не в курсе происшедшего. Это я прочел в его сердце. Тогда кто послал вампиров за моей головой? Неужели - это Ин Су? - Итак, я исполнил ваш приказ - в урне прах Анри Карбюзье и часть уцелевших волос. Я прошу вас вернуть мне живым и невредимым Ким Ён Вона, моего товарища и воина.
 
Властелин Парижа стоял у окна и смотрел в даль. Он предпочитал одеваться либо в белое платье, расшитое жемчугом и серебром, либо в черное.Себастьян Дюфоссе, холеный и утонченный аристократ, был прекрасен своей холодной неземной и какой-то притягательно-отталкивающей красотой. На него хотелось смотреть постоянно, но взгляд Властелина Парижа мог убить, рассыпать в прах любого бессмертного. Он один обладал такой разрушающей мощью.

- Подойди ближе, - приказал мне Себастьян,потягивая красное бургундское вино, - и открой крышку урны.

Я исполнил приказ и молил небеса, чтобы все обошлось. Властелин Парижа принюхался к праху, крутил урну в руках, после чего поставил ее на подставку для цветов. С загадочной улыбкой Себастьян произнес: - Что ж, отличная работа, Кристиан! Я доволен тобой.

- Могу я увидеть моего друга, Ваша светлость?-просил я. Властелин Парижа посмотрел на меня и мое сердце неожиданно заболело.

- Даже и не знаю как тебе сказать… - издалека начал Себастьян, - а ты не хотел бы сначала увидеться с Констанцией?

- Она в замке? - удивился я. Властелин Парижа позвонил в колокольчик и в зал вошла девушка.

- Ин Су!- воскликнул я и пошел ей на встречу.

Девушка одарила меня надменным взглядом и отошла в сторону.

- Я не хочу тебя знать и больше не считай меня сестрой, не ищи со мной встреч, нас ничто не связывает с тобой.

- Ин Су, ты всегда останешься для меня сестрой. Однажды, приняв тебя в свое сердце, я никогда не брошу и не предам тебя.

- Я приготовила тебе сюрприз! Найдешь своего Кима – он твой, не найдешь – он останется со мной.

- Что это значит? - обернувшись в сторону Властелина Парижа, спросил я. - Вы обещали мне, Ваша светлость!

- Ничего не могу поделать, Кристиан! - обреченно ответил Дюфоссе. - Ин Су чудит, простим же ее молодую шалость. Я не мог ей отказать.

- А как же слово дворянина? - спросил я.

- С женщинами не возможно сдержать слово, мой Кристиан. Ищите своего…э... друга, а сейчас близится рассвет, пора в постель. Вечер утра мудренее, - ответил, зевая Себастьян.

Мне отвели небольшую комнату в замке Властелина Парижа. Я считал часы, минуты, секунды до заката солнца. Мне казалось, что время остановилось, а перед глазами ледяная пустыня разверзлась. Как только наступило время заката, я встал с ложа и отправился на поиски Ким Ёна. Мне отведено на поиски два часа, после чего я обязан покинуть дворец Себастьяна Дюфоссе. Я перерыл весь замок, не оставив ни единого уголка не проверенным.

- Да что ж такое? Ким Ён Вон словно в воду канул! - проговорил я, отчаявшись. В воду канул? Правильно!

В пруду замка и в прилегающем к нему озере я не проверил. “Ким Ён, хоть как-нибудь сообщи мне о своем присутствии!” - молил я мысленно юношу. Я нырнул в пруд, но тина и кувшинки мешали мне хорошо рассмотреть. Ощущения присутствия парня в нем не обнаружилось. Осталось озеро. Я нырнул в воду, но и там кроме рыбок, плавающих по илистому дну, никого не обнаружил. Камни, валуны, искусственно сложенные баррикады из булыжников. Где же Ён Вон? Я напрягал зрение, раз за разом ныряя на глубину озера. После очередного всплытия на берегу я увидел Ин Су в красивом вечернем платье, в бриллиантах и с диадемой в волосах. Она казалась мне ночной принцессой, ее кожа светилась в мерцании луны, а  глаза полыхали синими прожекторами с малиновыми всполохами.

- А ты упорный, Ли Ун Чон!- проговорила девушка на моем родном языке. - Твое время истекло. У тебя осталось на поиски десять минут. Прими это как факт - ты проиграл мне, парень останется со мной!

- Никогда, Ин Су! Если духовное родство тебе ни о чем не говорит больше, если твоя совесть после обещаний быть моей сестрой молчит - не общайся со мной, а парнишку ты не получишь.Забудь!

- Кристиан, поверь мне – игра только начинается.

Я не стал более слушать Ин Су и нырнул снова в воду. Сестра на берегу рассмеялась, но я сосредоточился на поисках. Вдруг мне показалось, что я слышу колебание воды и мелкие пузыри слева от себя под камнями. Я поплыл туда. Одним рывком отбросив оба огромных валуна, я увидел лежащего Ким Ёна. Я хватил его и поднялся на поверхность. Жизнь в нем едва теплилась. Я принялся делать ему массаж сердца и искусственное дыхание. Через пару минут Ён Вон задышал, отплевываясь водой и судорожно кашляя.

- Господин Ли! - воскликнул юноша, протягивая ко мне свои руки.

- Ён Вон, я здесь, все хорошо, парень.

- Один-ноль в твою пользу, Ли Ун Чон. Следующий ход – мой! - произнесла Ин Су. - Будь на чеку, не в моих правилах проигрывать.

Сказав это, Ин Су ушла, и только порыв ветра пронесся мимо, заледенив спину.

- Не в моих правилах бороться с тобой, но ты не оставляешь мне выбора, сестренка. Беги, пока еще можешь.

;;;;;;;;;

- Я уничтожу проклятого Кристиана! - бушевала в гневе Ин Су, высказывая против названного брата свое недовольство и неприязнь перед Властелином Парижа.

- Оставь его в покое, Констанция, парень может мне пригодиться, есть у меня к нему одно дело. Он слишком праведен, это не к лицу вампиру. Не желая быть как все, Кристиан нервирует остальных бессмертных. Я хочу сделать из него мою вторую копию, передать свой дух. И ты, Констанция, не помешаешь мне. А если пойдешь против меня - не поздоровится!

- Нет, он все-таки  нашел этого мальчишку, а я так старалась. Я обязательно должна отнять у Кристиана его игрушку.

- Угомонись, Констанция! Если ты сорвешь мой план, я уничтожу тебя! - проговорил Себастьян, припечатав Ин Су к стене. Девушка закашлялась. Себастьян ослабил хватку и через пару секунд Ин Су снова заговорила, словно не произошло между ними инцидента:

- Милый, когда мы поедем на бал в честь освобождения Франции от английского нашествия?

- Через три дня, Констанция. Постарайся выглядеть очаровательной и гостеприимной. Высшее общество вампиров, их жен и содержанок, а также министры, банкиры, знать из смертных. Сама понимаешь... Ты будешь хозяйкой бала.

- О, я очень люблю быть хозяйкой, любовь моя.

;;;;;;;;;;;;

Ким Ён Вон давно отдыхал в своей комнате, а я сидел за дневником. Освещением мне служила одинокая свеча, которая плакала восковыми слезами. Ин Су. Названная сестра. Что сделалось с тобой? Каким образом ты превратилась из милой девушки с чудовище?

- Ин Су, - проговорил я вслух, - несмотря ни на что, моя рука помощи всегда останется протянутой к тебе, сестренка.


Г л а в а  11.

Я проснулся после захода солнца. Свеча давно догорела на латунном подсвечнике, дневник так и остался раскрытым, чернильница и перья на столе. Что-то изменилось вокруг. Я снова почуял чужака в лагере. “Что не так? - спросил я себя. - Что опять стряслось с Ким Ён Воном?” Поднявшись с ложа, я выхватил меч из ножен на спине. Через пару секунд я уже стоял у дверей воспитанника и прислушивался. Я слышал, что Ён Вон был внутри своей комнаты вместе с одним из воспитанников военного лагеря по имени Луи, родом из Прованса, они искуссно изучали хирургию по моим записям, т.к оба мечтали выучиться на врачей. Я прислушался, ребята громко читали. Пусть будут заняты делом, пока я буду защищать лагерь "Огненные воины". Итак, посланников Властелина Парижа около тридцати и, судя по биению их сердец, это были люди. Бег горячей крови по венам будоражил мои инстинкты вампира. Это были японские наемники, вооруженные до зубов. Все в черном, с масками на лице, они таились по углам, за корпусами, некоторые сидели на деревьях, другие на крышах. Что им нужно? Почему наемники появились в моем лагере? Увидев меня,они бросились в атаку. Я перескочил через сарай, уводя от воспитанников вооруженных головорезов. Разбежавшись, запрыгнул на крышу, а через секунду приземлился на другой стороне от главного входа в корпус и увидел четыре трупа парней, моих детей, которые с раннего возраста поступили ко мне в
военный лагерь, выросли на моих глазах, стали мне друзьями. Невыносимой болью заныло мое сердце. Через минуту возле меня оказались пятнадцать японских головорезов. Несколькими секундами позже они были мертвы, я перерезал им глотки. Пятнадцать других пробирались в комнаты младших воспитанников. Через мгновение я оказался у главного входа в корпус и перегрыз горло восьмерым наемникам. Меня одолевал звериный голод, так как я не питался несколько дней и был чрезвычайно зол. Не в моих правилах было убивать невинных людей, в отличие от моего создателя Анри де Карбюзье. За годы в новой ипостаси я многих убил, но сейчас передо мной стояли враги, бросившие мне вызов. Я выпил до капли их кровь, а шестерых прочих головорезов поодиночке уничтожил. Я оглянулся и увидел их главаря. Мы оказались с ним на площади один на один. Его длинные черные волосы, собранные в высокий хвост на затылке, блестели в свете луны, а глаза переливались черными морскими жемчужинами, длинные пальцы крепко сжимали рукоять меча. Худощавый, стройный, он произвел на меня хорошее впечатление. Ровно дышал, несмотря на то, что мы двигались очень быстро, наступая друг на друга. Мне показалось, что он не ступает по земле, не отбивается, а исполняет танец с мечом, столько в нем было грации. Меня заинтересовал противник. На моем родном  языке незнакомец произнес:

- Тебе конец, Ли Ун Чон!

- Кто ты? - спросил я наглеца, позволившего себе подобную дерзость.

- Ты не знаешь меня, но я отлично о тебе осведомлен. Умри, вампир! - У незнакомца глаза вспыхнули желтым светом. Бог ты мой! Кто же он? Я таких еще не встречал. Я вдруг понял, что это - не посланцы Властелина Парижа. Тогда кто эти самураи? Жестокий бой начался между нами. Я позволил себе принять настоящий облик вампира: стал выше на целую голову, мои руки удлинились, на пальцах появились когти, словно лезвия бритвы, лицо покрылось сеточкой, уши заострились, когти на пальцах сделались подобно лезвиям бритвы. Мой противник тоже изменился: его лицо приняло облик зверя, появились клыки, а на пальцах когти с острыми лезвиями, как у меня. От него пахло волком. Я слышал от Анри, что есть оборотни на земле, как вид существ, живущих под луной, но до сей минуты их не встречал. Я еще спорил с Анри, что оборотней не существует.

- Что тебе нужно от меня? - спросил я волка.

- Твоя жалкая жизнь и черное сердце, которое я скормлю моему господину.

- Кто послал тебя ко мне?

- Твоя смерть, Ли Ун Чон!

Меня осенила догадка. Если парень говорит на моем языке, то очевидно он знаком с моим кровным врагом рода.

-  Случайно ни Ким Тхэ Юном зовут того, чью волю ты выполняешь?

- Не твое дело, вампир! Это последняя ночь в твоей жизни!

Я зашипел от напряжения, а волк рассмеялся. Если его послал Ким Тхэ Юн, то это означает, что борющийся со мной, Ли Хён Гу? Мой сын?! По словам Ким Ён Вона, мой Ли Хён стал наемником “Черных воронов”.

- Как твое имя? - спросил я и голос мой дрогнул, что не осталось незамеченным оборотнем.

- Неужели дрожишь, поджилки затряслись, а, Ли Ун Чон? Мне от тебя нужно только одно - твоя жизнь, кровосос! Я же - смерть твоя!

- Не твое ли имя Ли Хён Гу? - спросил я. Оборотень на секунду остановился, а после с новой силой бросился в атаку. Пришлось защищаться.

- Остановись! - попросил я. Волк рычал, тяжело дыша.
 
- Я прекращаю бой, Ли Хён Гу. - Я опустил свой меч и подошел ближе.- Покажи мне свое лицо, парень, попросил я.

- Что тебе это даст? - спросил меня наемник. - Или это твое последнее желание?

- Пусть будет так,- ответил я.- А еще прошу тебя, прими свой нормальный человеческий вид. Если ты -Ли Хён Гу, то у тебя на лопатке должно быть родимое пятно - знак бесконечности.

-  Какое дело тебе до моих родимых пятен? - парировал противник.- Ты убил всех моих спутников, тебе не жить! - Оборотень снова ринулся в атаку.

Я развернулся и поднялся вверх. Мне хватило секунды две, чтобы нанести удар по плечу волка так, что он упал на землю и скорчился от боли, но оборотень регенерировал быстро и уже через минуту стоял на ногах, зло клацая зубами, изо рта его капала кровь. Я должен был его убить, он враг моего военного лагеря, но какая-то неведомая сила останавливала меня. Подсознательно я всматривался в лицо наемника, но он старался держаться в тени, уклоняясь от лунного света.

- Хорошо, - произнес оборотень. Я понял, что он устал, а может и его шестое чувство подсказывало, что я - не простой вампир. Мы приняли облик человеческий. Он и я. Парень приблизился ко мне и снял свою маску с лица. Я узнал Ли Хён Гу. Это был действительно мой сын.

- Ты не узнаешь меня, Хён Гу? - спросил я.

- Ты - вампир, заклятый враг моего приемного отца, Ким Тхэ Юна.

- Ли Хён, ты - не сын министра Кима, ты - мой сын, которого я потерял много лет назад. Небеса вернули
мне тебя, Бог не хочет, чтобы мы враждовали. МойЛи Хён! - воскликнул я и попытался обнять его.

 Парень шарахнулся в сторону.

- Неужели ты совсем меня не помнишь, Хён Гу?- Я почувствовал, что в нем происходят изменения,  сердце колеблется, идет борьба между долгом перед своим благодетелем, возможно создателем, и мной - его настоящим отцом. После долгого молчания парень произнес:

- Каждую ночь мне снится один и тот же странный сон: воины бегут за мной, а мужчина в оковах кричит вслед: “Беги Ли Хён, беги, сынок…” И больше ничего. Я не помню прошлого, не помню  и облика того узника в оковах. Помню только, что мне очень долго снилось: надо мной навис дикий огромный волк. Из его пасти на мое лицо капала вязкая, зловонная слюна, глаза горели желто-алым светом. Я весь съежился и очень испугался. Волк от лица переместился к моему животу и огромной лапой рассек его. Я закричал от дикой боли, а зверь зарычал. Теряя сознание, я запомнил глаза зверя и дикий смех, удивившись, что волк может смеяться подобно человеку, а когда очнулся, то оказался в "Алом Пионе". Одна из кисэн надела мне на шею амулет с изображением волка и велела никогда его не снимать. Министр Ким Тхэ Юн взял меня на воспитание, я полностью завишу от него.

- Давно ли ты состоишь в организации наемных убийц? - спросил я.

- Мне исполнилось шесть лет, когда меня взяли  “Черные вороны”, сейчас мне двадцать шесть. Кисэн из "Алого Пиона"  сказала, что я более не стану стареть.

Этот возраст на многие века. - ответил Ли Хён Гу. - А вы стали вампиром, как я вижу? - спросил он.

- Да, Ли Хён, - грустно ответил я. - Лучше бы мне тогда было умереть, чем становиться ночным монстром. Мне хотелось бы видеться с тобой чаще, сын, а еще лучше, если бы ты ушел оттуда и остался со мной.

- Я не могу, - ответил парень, - меня связывает клятва крови, ее я дал Ким Тхэ Юну перед алтарем храма. Он не простит меня за то, что я оставил вас в живых и потерял его лучших воинов. У меня приказ убить всех в лагере нынешней ночью.

- Я готов умереть от  руки твоей, Ли Хён Гу, - ответил я, опустив голову долу, - но не трогай моих воспитанников. А еще я должен отомстить министру Киму за поруганную честь твоей матери, за убитую сестру Пуён Ха, за твоих дедушку и бабушку, за весь наш род. - Я рассказал Хён Гу о своих злоключениях.

- Теперь и я хочу ему отомстить за нас, - произнес Ли Хён Гу после моей повести и глаза его сверкнули красно-желтым светом. – Может, вы пойдете со мной и мы вернемся в Ханьян?

- Я связан клятвой, сын! Король Ли Сон Ге запретил мне вступать на землю Чосон, - ответил я.

- Какая трогательная сцена! - услышали мы женский голос. Девушка в черном шелковом  костюме с кожаным поясом и двумя серебряными кинжалами, с повязкой на лице предстала перед нами. Я, конечно, узнал ее.

- Ин Су... - проговорил я.

Опасный огонь лютой ненависти к вампирам загорелся в глазах Ли Хён Гу. Оборотень подскочил к девушке, но я успел опередить сына, и один из серебряных кинжалов пронзил мою грудь. У меня потемнело в глазах.

- Нет, Ин Су, нет, это мой сын, Ли Хён Гу!

- Неужели это твой выродок? - Удивленно спросила девушка.- Впрочем, мне плевать кто он приходится тебе, Кристиан, я предупреждала тебя, что игра началась. Совсем скоро я отниму у тебя все самое дорогое, а после и твою жизнь, названный брат. Мое сознание начало угасать. Мой Ли Хён… Ли Джин Ук... Ким Ён Вон… мои воспитанники…Единственно, что я услышал сквозь гаснущее сознание –  всепоглощающую боль и скрежет железа, вой зверя, женский визг и возню. После - все стихло разом, так же внезапно, как и началось.

;;;;;;;;

Из холодной тьмы я возвращался тяжело. Вампиры неумирают, мы-существа, как известно, лунарные и
 бессмертные, нам непросто умиреть, даже если очень этого захотим. Но если таких, как мы, пронзить мечом в сердце, можно сгинуть навеки прямиком в ад. Кинжал с серебряным клинком пронзил мою грудь, едва не задев сердце. Я с трудом попытался разлепить тяжелые веки. Покуда я ощущал боль в сердце физическую, значит еще не сгинул в небытие (а еще говорят, что вампиры не чувствуют боль в сердце!). Я открыл глаза. Пламя одинокой свечи мерцало в стороне и пляска языка пламени веселила окружающую тьму. Надо мной кто-то склонился. Я сфокусировал взгляд. Ким Ён Вон.

- Где я? - спросил я юношу.

- В моей комнате, - ответил парень, - лежи, Кристиан, твои силы на исходе, не разговаривай.

- Что случилось с Ли Хён Гу и Ин Су?- снова спросил я Ким Ёна.

- С кем?- переспросил последний. - О чем это ты?

- Там, на дворе…я видел Ли Хёна и Ин Су.

- Ли Хён Гу, твоего сына? - удивился он.- Того самого, которого воспитал Ким Тхэ Юн? Главу наемных убийц? -  Я согласно кивнул в ответ. -  Никого не было. Я нашел тебя под утро, когда занималась заря. Мне всегда приходится проверять, что с тобой и где ты перед рассветом, памятуя, кем являешься. Во дворе я нашел убитых воспитанников, а еще кто-то ранил тебя в грудь. Меня привлек внимание волчий вой, который слышен был всю ночь на нашем острове. Мы с Луи проверили ворота и поставили стражников охранять лагерь. Ребят похоронили. Доктор, который к вам приходит по воскресеньям, дал распоряжение похоронить их. Сегодня пятый день как все это произошло.

- Хорошо, что о ребятах позаботился Густав Гольц, -шепотом сказал я пересохшими губами. - Мне нужна кровь, Ён Вон.

- Возьми мою, Кристиан, до заката еще далеко, а ты лежал без сознания несколько дней.

- Я не могу… - попытался ответить я.

- Хочешь, тогда я приведу кого-то из ребят?

- Позови сюда Ю Джун Ки или О Юл Мина, - попросил я.

- Их нет на острове. Генерал дофина Карла вызвал их
 в столицу, разве не помнишь?

- Мне они очень нужны. Они одни могут мне помочь.

- Почему ты не хочешь взять моей крови, Кристиан? Разве я чужой или неприятен для тебя? - спросил парень.

- Ты слишком дорог мне, Ён Вон, чтобы я мог причинить тебе боль или вред.

- Ли Ун Чон, пожалуйста. Для меня в радость помочь тебе и отплатить добром за твою доброту, с которой ты всегда относился ко мне, найденышу.

- Ким Ён, - прошептали мои губы у самой бьющейся венки на руке паренька, - мой Ён Вон…

Перед глазами пронеслось мое первое знакомство с пареньком в Японии, наши занятия тхэквандо и карате.

- Ли Ун Чон... Ли Ун Чон… - услышал я чей-то тихий голос и очнулся. На мою грудь склонилась голова Ким Ён Вона, он был бледен и слаб. Я выпил  слишком много его крови. Отстранившись, я зализал рану на его запястье, и позвал дежурного по корпусу, Франсуа.

- Принеси мяса и бульон Киму, Франсуа, - сказал я, - и проследи, чтобы парень все съел. И вот ещё что - пусть твой товарищ до следующего утра полежит на своей постели.

- Есть, капитан Кристиан! - ответил Франсуа и вышел из комнаты.

- Ли Ун Чон, - обратился ко мне Ким Ён, - у меня один выход, чтобы ты не убил меня в следующий раз - обрати меня, сделай таким как ты.

- Нет, - ответил я, - никогда и ни за что! Мы говорили уже с тобой об этом! Ты не знаешь и не понимаешь, что это за жизнь, а вернее существование! Не ведаешь,чего просишь, парень! Постоянный голод, низменные пожелания плоти, звериные страсти, желание убивать.

- Но ты же смог перебороть это в себе, Ли Ун Чон, - возразил он. - Ты уже почти меня обратил, еще немного и я стал бы таким…

- Каким, Ён Вон? Хочешь превратиться в монстра? - разозлился я. - Больше не повторится подобного, никогда не повторится! Я не позволю тебе пройти то, через что я прошел.- Ён Вон сполз с кровати и обхватил мои ноги.

- Пожалуйста, я желаю стать таким, как ты, и хочу, чтобы в моих жилах текла твоя кровь. Кровь вампира...

- Нет, - ответил я, отстраняясь. Парень поднялся с колен и обнял меня за плечи.

- Пожалуйста… - шептали его горячие губы в мои уши, - пожалуйста… Я хочу, чтобы ты сам сделал это.

Черное и греховное поднялось в моих недрах. Горячая, сладкая кровь Ён Вона ударила мне в голову, я еще хорошо помнил вкус ее на своих губах, она текла в венах Ён Вона. Я рывком отстранился от парня, и вышел прочь из комнаты. Мой рассудок мутился от жажды.

- А если я смертельно заболею, Кристиан, ты дашь мне умереть?- крикнул парень мне вслед и глаза его заволокло слезами.

- Тысячу акул вдогонку этому бездельнику Франсуа! Только за смертью его посылать! - крикнул я.

- Я вернулся, капитан! - услышал я голос дежурного в конце коридора.

- Посиди с больным, Франсуа, пусть он выпьет бульон и через каждые два часа давай ему меда и корми четыре раза в день. Я буду у себя, если что понадобится.

- Есть, господин капитан, - ответил парень.

Я поспешил уйти, хотя демоны внутри меня настойчиво заставляли остаться с парнем, я был привязан к нему. Я любил его и ценил не только как хорошего воина, но и как замечательного человека. Мне необходимо было собрать новобранцев в мой лагерь, подготовить мощную дружину, создать новых вампиров, но среди них никогда Ким Ён Вон не пополнит ряды монстров.

“Так ли это, Кристиан? Так ли велит твое сердце, Ли Ун Чон?” - шептал вкрадчивый и настойчивый внутренний демон. “Ты сделаешь это!” - говорил разум. “Никогда!” - кричало мое сердце.


Глава 12

Спустя месяц новые воспитанники заняли пустые комнаты военного лагеря, я сам тщательно отбирал новобранцев. Ким Ён Вон ходил за мной попятам, я же старался закрыть свое сердце и умертвить мои чувства к нему. Чтобы у него не хватало сил на помыслы привязанности ко мне, я загружал его работой, поручив ему новичков в обучение восточным боевым искусствам. Ким Ён стал инструктором молодежи и заботился о новобранцах. К нему тянулись, его уважали юные воспитанники, но он грустил, я видел это. Часто на его глазах слезы сверкали бриллиантовыми каплями, отражаясь в лучах заходящего солнца.

- Ким Ён Вон, зайди ко мне после занятий с новобранцами, - попросил я.

- Да, капитан, - ответил парень. Оставив  мальчиков заниматься  самостоятельно, выполнять упражнения деревянными мечами, Ким вошел в мой кабинет.
 
Днем я не появлялся на улице, солнце воспрещало мне наслаждаться восходами, не говоря уже о жарком полудне. Для меня была одна возможность появляться днем на улице, если погода стояла пасмурной, или шел дождь. В солнечные дни я записывал в дневнике свои мысли или заполнял документацию, корректируя их рисунками по боевому искусству. Когда срочно требовалась операция, я закутывался с ног до головы и шел в операционный корпус, но чаще всего я там и ночевал, предчувствуя, что следующий день будет знойным.

Я услышал подошедшего сзади Ён Вона.

- Вы звали меня, капитан? - официальным тоном обратился он ко мне, обида и холодность звучали в его голосе.

“Все правильно! Пусть лучше будет обида и злость на меня, чем телячьи нежности”, - подумал я.

- Проходи, садись. - Парень молча сел на стул. - Давно мы с тобой не сражались на мечах. - Глаза Ким Ёна загорелись.

- Я к вашим услугам, сударь.

Я почувствовал, что к нам приближается посланник дофина Карла. А минутой позже мы услышали стук в дверь.

- Капитан Кристиан Пьер Филипп Бастьен? - обратился ко мне шевалье гвардейского полка, я согласно кивнул в ответ. - Вас вызывают срочно в Реймс на коронование дофина Карла.

- Ён Вон, - обратился я на корейском к верному помощнику,- остаешься за старшего вместо меня. Усиль охрану на башнях и закрой ворота. Думаю, меня не задержат надолго.

- Да, капитан, - ответил Ким Ён, злость его отступила.

Мне повезло, июльское солнце все эти дни находилось за облаками, и накрапывал моросящий дождь. Поездка заняла пятнадцать часов от Марселя до Реймса. Тряска в карете с грузным и потным шевалье доставила мне некоторые неудобства: он то постоянно бегал в кусты, чтобы опорожнить кишечник, то просил остановиться в таверне, где наслаждался жаренной бараниной и свежеиспеченным хлебом. После восьми часов езды мы остановились в придорожном постоялом дворе.  Я все думал, для чего дофин срочно вызвал меня во дворец? Пока мой провожатый храпел, выпив изрядно бургундского вина, я вышел на охоту. В эту ночь я никого не убил. В Реймс мы прибыли к десяти утра. Карл только проснулся и был в весьма дурном расположении духа. Меня он не принял, сославшись, что я разбудил его раньше полудня, тогда я решил погулять по окрестностям, послушать новости на рынке. Прошелся к оперному театру, желая узнать, чем вечером удивят служители Музы. После полудня я вернулся во дворец дофина и увидел Жанну д'Арк, она смиренно дожидалась в приемной дофина Карла.

- Почему вы здесь, мадемуазель Жанна? - спросил я.

- Несколько дней назад я перевезла со своими воинами дофина через захваченные неприятелем земли, много говорила Карлу, что совсем скоро он станет королем Франции, но даже сейчас он неуверен в себе, капитан Ли.

Карл появился неожиданно из своего кабинета. Мы с Жанной поклонились дофину, а он, поравнявшись со
 мной, произнес:

- Капитан Бастьен, завтра утром состоится мое коронование в Реймском соборе, я жду васнепременно к девяти часам. Мне совсем не важно, что вы не католик, Кристиан, я так хочу!

- Почту за честь, Ваше Величество! - ответил я.

- Приглашаю вас, капитан, и Жанну на показательные выступления конной армии.

Дофин Карл вышел на балкон и сел на свое место, окруженный семьей, а также министрами, приближенной знатью. Рядом с собой он посадил свою фаворитку Агнесс Сорель. Мы с Жанной спустились  вниз, последовав за шевалье, который привез меня в Реймс. На улице стало совсем душно. Извинившись перед Орлеанской  девой,  я поспешил укрыться под навес. Лошади красиво гарцевали, исполняя отточенные движения. Я посмотрел на Карла, он довольно похлопал в ладоши, похлопали и все остальные. После первого выступления ко мне подошел министр.

- Господин Кристиан де Бастьен, как вам нравится наше показательное выступление? - спросил он.

- Я в восторге, Ваше превосходительство!

- Его Величество после коронования желает посетить ваш лагерь на острове и посмотреть показательные выступления “Огненных воинов”.

- Мы с превеликим удовольствием продемонстрируем свою подготовку и покажем выступления Его Величеству! - ответил я.

Министр посмотрел на балкон дофина и утвердительно кивнул. Я читал сердце Карла, словно открытую книгу, его мысли были расположены ко мне, а еще он желает сегодня повысить меня в должности.

- Капитан Кристиан, - снова заговорил со мной военный министр, - после окончания парада вас ожидает приятная неожиданность.

Я поклонился, а министр откланялся. Выглянуло из - за туч солнце и его лучи прожигали навес, под которым я стоял. Зноем обдало мое воспаленное горло, жажда запульсировала в венах, силы меня покидали. Народ толпился со всех сторон, на меня пахнуло страстью со стороны: левее, метрах в пяти стояла женщина легкого поведения, она искала себе мужчину для утех. Я прочел в ее златокудрой головке, что она ищет человека, чтобы обокрасть его и лишить жизни, если понадобится. Женщина-хищник!

Ее воспаленные глаза наполнились страстью, когда она увидела меня. Грациозно пробираясь через толпу зевак, женщина не спускала с меня своих глаз, которые сияли в солнечных лучах синими самоцветами. От нее пахло солнцем и похотью. Во рту у меня мгновенно выпячились клыки, больно упершись в нижнюю губу. Я старался не дышать, жажда мучила мое тело, пульсируя в чреслах, в венах и в каждой клеточке моего тела.

- О, вы же азиат? - проворковала француженка, приблизившись ко мне.

- Чем могу служить, сударыня? - спросил я.

- Я вижу, сударь, вы военный? Меч за плечами, кинжалы за поясом, да и форма отличается от наших солдат.

Я улыбнулся женщине, не открывая рта.

- Мне и моим девочкам интересно было бы познакомиться с вами поближе, если вы соизволите присоединиться к нам вечером.

- Хорошо, - ответил я.

- В “Черной лилии”, - сказала женщина, - это недалеко от рынка. У вас же есть друзья, мсье?

Я улыбнулся ей одними глазами и подошел ближе. Обхватив женщину за талию, я привлек ее к себе.

- У меня много друзей, дорогая, - прошептал я.

 Среди всеобщего движения толпы, шума и криков это совершенно не бросалось в глаза. Женщина подалась ко мне. Я обнял ее крепче, прижав к себе. Через мгновение мои зубы вонзились в ее шею. Женщина тихо вскрикнула и начала извиваться в моих руках. Ее адреналин в крови и страсть проникали в меня мощными толчками. Я выпил достаточно, чтобы жить, и посмотрел в глаза француженки, проговорив:

- Ты не вспомнишь обо мне, женщина, - сказал я.

- Я не вспомню о тебе, азиат, -  ответила француженка и отошла от меня.

После окончания показательных верховых выступлений меня пригласили в зал аудиенции и велели ждать появления дофина. Через двадцать минут Карл вышел из своих покоев. Я сделал поклон Карлу по нашему чосонскому обычаю, на что дофин удовлетворенно кивнул.

- Вы такие непосредственные, азиаты! - проговорил Карл. - Так уморительно наблюдать за вами.

Я склонил в поклоне голову, ожидая его распоряжений. Карл хлопнул в ладоши, в зал вошли военный министр и один из генералов. Карл взял с заранее приготовленного подноса золотую медаль с выбитой на ней лилией - высшую награду, жалуемую генералам, маршалам или адмиралам флота за выдающиеся заслуги перед королем и отечеством. Я встал на одно колено, склонив голову, пока он прикреплял медаль на грудь и вручал грамоту о назначении меня на должность генерала. В продолжение процедуры награждения, дофин взял меч и протянул мне, я принял подарок, поцеловав ему руку:

- Виват король! - воскликнул я.

- Это знак моего личного к вам расположения, сударь, вы теперь генерал, - ответил Карл. Празднества продлятся десять дней. Завтра утром со всей пышностью пройдет мое коронование, и начнутся празднества по этому поводу, а ночью мы устроим бал. Вы, Кристиан, приглашены на эти торжества. Мы вознамерились в другой раз посетить вас, а сегодня пошлите гонца на свой остров и попросите воинов приехать в Реймс,  чтобы все мы здесь увидели их показательные выступления. Французская армия исполнит свои показательные танцы, а ваши воины пусть порадуют нас своими.

- Да, Ваше Величество! - ответил я, а Карл  улыбнулся.

- Барабаны, мечи, кинжалы, песни и танцы - все это непременно должно порадовать нас, Кристиан!

- Будет исполнено, сир! - ответил я, поклонившись.

На следующий день после торжественной мессы состоялось коронование в Реймском соборе дофина в короля Франции Карла VI. Праздник будет продолжаться неделю. Ночной разгул страстей меня мало интересовал, поэтому на рассвете я покинул дворец и вернулся в свой лагерь, но не в карете, а применив свою вампирскую скорость. Пока я летел до своего лагеря, увидел духом, что Орлеанская дева уехала из Реймса в свой лагерь, не получив от Карла помощи с войском. Я вздрогнул. Что будет дальше с Жаннетт?

Вернушись в лагерь, я оповестил своих обращенных вампиров, вернувшихся с охоты, что через пару дней нас ожидает хорошая еда из сливок общества дворца. Я велел им сейчас же отправляться в Реймс. Отпустив вампиров, я увидел Ким Ён Вона, он поджидал меня у фонтана во дворе.

- Что-то случилось? - спросил я парня.

- Я переживал, господин, вас долго не было, а солнце палило нещадно днем. Во-первых, вы обещали побороться со мной, во-вторых, пришло сообщение Совета Старейшин из Пуатье. Некий Филипп, капрал лейб-гвардии, привез извещение о том, что на Орлеанскую деву готовиться покушение. Этот Филипп сказал, что некий бургундец по имени Этьен Ксавье из низшего сословия, сын крестьянки и беглого солдата, предал девушку ангичанам. Они готовятся схватить Жанну и передать Англии. Бургундца приняла Орлеанская дева на службу, пожалев негодяя, умирающего от голода. О нем плохо отзывались местные жители, он слыл мошенником и весьма дурным человеком. Жанна смилостивилась над ним, думая, что война и армия исправят бандита, но этого не произошло.

- Я знаю, друг мой, - ответил я.

- Она не должна возвращаться на поле брани, - сказал Ён Вон.

- Слишком поздно, Жанна уже в пути. Девушка жаловалась мне в Реймсе, что Карл не хочет помочь ей с воинами, ссылаясь на то, что армия Франции слаба. Думаю, нам придется послать своих ребят в помощь Жанне.

- Пока с Жанной рядом ее верные рыцари -  будет все в порядке.

- Хорошо, если так, а мне связал руки Властелин Парижа. Вампиры не могут кроить историю на свой вкус и лад. Единственное, что мы можем, это послать наших ребят на подмогу Жанне. А у меня запрет и приказ о невмешательстве в историю человечества. - Я внимательней посмотрел на Кима. - Ён Вон, мне кажется, что ты чего-то не договариваешь... Скажи мне о печали своего сердца, парень! - попросил я.

- Кристиан… - после минутного молчания снова заговорил Ён Вон, - Филипп поведал по секрету: негодяя, что предал Жанну из Лотарингии, сделал оборотнем Властелин Парижа, которого во Франции называют Себастьяном Романом Дюфоссе. Все только и говорят о том, что Властелин Парижа - маг и дьявол. Оборотень этот опасен и скоро будет здесь, чтобы уничтожить вас и весь военный лагерь.

Я сел на близ находящийся камень и закрыл глаза, мысленно отправился на поиски оборотня. Ён Вон молчал, боясь пошевелиться. Он часто так замирал, когда видел, что я сосредоточенно занят. Целый час Ким Ён не подпускал ко мне никого, запретив двигаться и мешать. Я медленно открыл глаза, парень вскрикнул от неожиданности, и  я знал от чего - когда мой дух, мой сверхъестественный слух перемещались
 туда, откуда происходила угроза или смертельная опасность, моя кожа становилась сетчатой, клыки выпирали наружу изо рта, глаза полыхали малиновым светом, а ногти удлинялись. Во мне просыпался зверь. В этот момент я не видел ничего и никого кроме врага, угрожавшего мне или моим близким. Прошло еще несколько длинных, бесконечных минут, пока я окончательно принял человеческий облик.

- Генерал… - робко позвал меня Ким Ён Вон, - Ваше превосходительство… - глаза парня смотрели на меня.Он присел рядом на пенек, - что-то случилось?

- Я скоро должен буду уехать на какое-то время, мальчик, - ответил я, вспоминая те годы, когда Ён Вон любил, чтобы я так его называл. - А сейчас утешь мое сердце, давай поборемся на мечах. Я должен удостовериться, что оставляю тебя в боевой готовности. На твои юношеские плечи ляжет полная ответственность за военный лагерь, за новобранцев, за неокрепших птенцов, которых я не успел как следует воспитать, обучить и наставить. В помощники оставляю тебе моих преданных ребят.

Я расстегнул с груди цепочку с медальоном Анкх и надел на шею Ким Ён Вона.

- Мой генерал! - воскликнул парень. - Помнится мне – цыганка не велела вам снимать медальон с себя и никому не передавать его…

- Молчи, Ён Вон! - ответил я, резко остановив парня. -Что мне проку в медальоне, если ты будешь в опасности? Твоя душа, твоя жизнь бесценны для меня. Моя сила пребудет с тобой, и ничто неприязненное не прикоснется к тебе, пока я буду далеко. Обещай, Ким Ён, что ты не снимешь медальон Анкх и не потеряешь его! Когда захочешь мне что-то передать срочное – возьми в руки медальон и сосредоточься, представив меня перед собой, и я услышу, приду быстро, как только смогу. Анкх защищает не только от смерти, но и от воздействия чужого внушения. Твой враг во время моего отсутствия – Властелин Парижа, а также моя злая и непутевая названная сестра Ин Су. Ты с ней знаком. А теперь, Ён Вон, попробуй мне что-то передать, - попросил я.

Парень взял в руки Анкх и сосредоточился. Мгновенно мне передался импульс его сердца и мыслей. Он сказал: “Я не хочу с тобой никогда расставаться. Ты дорог мне, Кристиан.” Я не мог поднять глаз на своего воспитанника, зная, что он всматривается в мое лицо, ищет ответ на свой посланный импульс. Я знал, что нравлюсь Киму. Но я знал и то, что ему не место в моем мире проклятых. Я всем сердцем  желал, чтобы он нашел себе девушку и создал свою настоящую семью, бросил путь воина, путь убийства и смерти, а не лелеял пустые мечты о нашем единстве в мире вампиров.

- Ён Вон, - сказал я строго и ударил парня кулаком в плечо, - пошли мне толковый импульс по делу, а не романтические бредни незрелого ума. - Парень насупился.

"Что станет с Жанной? Как защитить ее от предателей?" - послал мне снова импульс Ён Вон.

- Я позабочусь об этом. - ответил я коротко. - Карл пригласил нас на ночной карнавал во дворец, мы должны развлекать его на балу. Барабаны, бубны, песни, пляски. Три танца с мечами мы покажем Его Величеству. Собери всех, и начните репетировать. Осталось не так много времени, а я посмотрю. На рассвете мы выезжаем в Париж. После бала я покину вас, а вы самостоятельно вернетесь в лагерь. Меня какое-то время не будет. А теперь, парень, я хочу побороться с тобой на мечах.

Юный Ким обрадовался, и мы долго тренировались. Я измотал его так, что он задыхался от усталости и еле переводил дух.

- Отлично, Ён Вон, - сказал я, - а теперь, юноша, иди и потренеруйся с ребятами.

Мне снился Властелин Парижа. В глубоком подземелье далеко на острове в клетке, в цепях закованный томился оборотень, обращенный Себастьяном Дюфоссе, некий Этьен Ксавье. Как смог Властелин Парижа, древний вампир, обратить в вервульфа человека? Массивные цепи, вбитые в стены, отчасти сдерживали могучее тело оборотня. Весь взлохмаченный, с выпученными глазами неопределенного цвета, густые брови, толстые губы, одутловатое лицо, длинные руки - все это наводило ужас. Рот, подобно волчьей пасти был открыт, источая зловоние и слюну. Этьен Ксавье, словно бешеный зверь или одержимый злым духом человек,
 бегал по клетке. Из уст его вырывались ругательства и нечленораздельные звуки.

В подземелье спустился Властелин Парижа с охраной, состоящей из вампиров и пары оборотней. При виде Себастьяна зверь заскулил, вжавшись в стену.

- Хорош! То, что надо! - проговорил Властелин Парижа. - Пару недель и солдат готов к применению.

- Ваша светлость! - обратился к Себастьяну один из стражников. - Простите за дерзость, но, разрешите доложить?

Себастьян Дюфоссе медленно повернулся к говорившему и оглядел его с головы до ног.

- Говори, Бернар! - велел он.

- Ваша светлость, подопытный гибрид не сможет когда-либо выйти из этой темницы.

Властелин Парижа ближе придвинулся к стражнику, нависая над ним.

- От чего же? - спросил он.

- Доктор, которого вы велели привести к Этьену Ксавье, осмотрел его вчера и вынес вердикт - подопытный слишком буйный, бесконтрольный, неадекватный и не поддается лечению. Его необходимо уничтожить, как вредоносный субъект.

Глаза Властелина Парижа зло сузились и полыхнули адским пламенем ненависти.

- Докажи слова свои, Бернар, что мое творение не адекватно, - сквозь зубы проговорил Себастьян.

- Ваша светлость... - прошептал в панике стражник. Кивком головы Властелин Парижа приказал другим двум стражникам бросить в клетку Бернара. В мгновение ока оборотень разорвал глотку жертве, упиваясь, свежей кровью, а после размозжил череп и принялся поедать мозги.


Г л а в а 13.

Бал по случаю победы над англичанами был в самом разгаре. Мы с воспитанниками военного лагеря прибыли во дворец Карла VII в Реймсе. После торжественной мессы в соборе вся процессия перешла в бальный зал, вмещавший не менее пяти тысяч человек. Танцы, игры, смех, песни слышались со всех сторон, вино лилось через край до самого утра. Вторые сутки празднества. Распущенность нравов как самого короля, так и его кузенов, аворитов и фавориток поражала своей необузданностью. Приезжий цирк уродов целую неделю развлекал двор Его Величества. Канатоходцы, факиры, клоуны, тигры и львы в клетках, всевозможные аттракционы и трюки с глотанием огня и ножей – все это веселило придворную знать, а Карл полупьяный возлежал на своем месте, довольно кивая в знак одобрения. Хозяин цирка для своей труппы раздобыл вампира, он был русский. Несчастный за глоток крови готов был потешать публику французской аристократии. Он корчил лицо, взирая диким взором на потешающихся богачей. Мне стало больно за него. Неужели и у вампиров бывает жалкое существование? Вращающимися глазами вампир смотрел на окружающих его людей, пока не встретился со мной взглядом, он понял, что я - чадо ночи. Глаза его засветились в надежде, что я помогу ему. Я незаметно кивнул вампиру, как бы говоря, что понимаю его. Сколько же лет этот несчастный провел здесь? Как попал в этот цирк уродов? По внешнему виду вампир казался одним из древних. Наконец объявили наш выход. Шоу открыли младшие, показав танец с кинжалами. Тридцать пять воспитанников от пятнадцати до восемнадцати лет безукоризненно и четко исполнили постановку. За ними выступили парни постарше, они исполнили танец с мечами под звуки пяти барабанов. Король долго восхищенно хлопал в ладоши, ему вторили приближенные. Среди вновь прибывших гостей я увидел Себастьяна Дюфоссе и Ин Су. Его бело-золотой, расшитый серебром и жемчугом наряд, идеально гармонировал с белыми, распущенными по плечам волосами и пронзительно-синими глазами. Властелин Парижа неотрывно смотрел на меня, прокручивая золотое кольцо с рубином на своем пальце. Он изучал меня и, казалось, его взгляд прожигал мою душу. Ин Су, увидев меня, фыркнула и демонстративно отвернулась в другую сторону. Карл VII пригласил жестом Властелина Парижа в свою ложу. Глядя на них, у меня создалось впечатление, что король не Карл, а Себастьян, уж больно властно, дерзко и вызывающе последний вел себя по отношению к монарху. Ин Су, увидев Ким Ён Вона, клацнула зубами, подобно хищному волку и улыбнулась. Карл снова пожелал, чтобы выступили мои наставники. Четверо парней заиграли в горны, один ударил трижды в барабан и под звуки музыки старшие воспитанники исполнили танец с мечами, хорошо известный у нас  в Чосоне.  Король Карл VII  и Себастьян Дюфоссе о чем-то  непринужденно перешептывались, поглядывая на меня. Я не мог прочитать их мыслей, не мог расслышать ни монарха, ни Властелина Парижа. Я понял, что мой мозг блокировал Себастьян. После окончания нашего выступления ко мне подошел начальник королевской охраны и сказал:

- Генерал Кристиан Бастьен, вас просит Его Величество показать свое мастерство владения мечом.

- Мои воспитанники… - начал было я.

- Нет, вы сами. Только Его светлость, Себастьян Дюфоссе, и вы в центре площади…

 - Хорошо, - ответил я.

- Мой господин, - проговорил подошедший Ким Ён, - вы не должны… можно мне?

- Ён Вон, - быстро ответил я, - возьми Луи, а также младших ребят и возвращайтесь в лагерь. Ю Джунг Ки и О Юл Мин заняты.

- Господин!..

- Не время Ким Ён, - проговорил я, не дав парню возможности возражать дальше.

Они ушли. Я молил небеса, чтобы Властелин Парижа и Ин Су не заметили их ухода. Я подошел к ложе короля и поклонился перед поединком. Себастьян Дюфоссе уже стоял на площади. После одобрительного жеста Карла VII мы склонились друг перед другом перед сражением. Я вспомнил моего учителя и создателя Анри Карбюзье, вспомнил все, чему он меня учил в фехтовании. Каждый занял свое место, встав в боевую стойку: Себастьян принялся мерить шагами вокруг меня. Вампиры отличаются от простых смертных не только силой, выносливостью и манерой передвигаться, но и умением очень быстро говорить, поэтому для окружающих наш разговор не был слышен. Себастьян проговорил:

- Кристиан, для меня фехтование - жизнь и я никогда не проигрываю. Его Величество настаивает на поединке. Я не хочу этого, так как у меня к тебе одно предложение...

- С чего бы мне вам проигрывать, Себастьян? Я неплохо владею как мечом, так и шпагой, и не намерен уступать. Если проиграете вы, то и у меня к вам просьба - оставьте меня и моих воспитанников в покое.

- Ты дерзок и смел, азиат, и твоя речь подобна раскаленной лаве Везувия, великое извержение которого я наблюдал когда-то много веков назад. Ну, что ж, идет! - ответил Себастьян и скрестил со мной меч. - Однако, если проиграешь ты, Кристиан, тоже исполнишь мою просьбу!

- Если она не будет противоречить моей совести и моим принципам, Ваша светлость, - сказал я и сделал выпад.

- Обещаю, что не будет, генерал Ли, - ответил Себастьян.

Мы бились полчаса так, что все присутствовавшие замерли, наблюдая за поединком. Одна Ин Су была совершенно спокойна. Она с обожанием смотрела на своего любовника и с презрением на меня, ее взгляд прожигал вселенским злом. Часы на башне пробили три удара в большой колокол, а поединок все продолжался. Карл, с интересом следивший за поединком первые полчаса, вторую половину часа откровенно скучал. Он признавал только, если постоянно обращали внимание исключительно на него, а не восхищались другими. В данный момент нами.

- Я желаю, чтобы ты, Кристиан, служил мне, - проговорил Властелин Парижа. - За твою услугу я прекращаю этот бой.

- Я не согласен на это, Ваша светлость, - ответил я, -защищайтесь!

- Не дурите, Кристиан! Неужели вы не чувствуете, что Карл в бешенстве, он устал от нашей забавы. Король любит, чтобы все восхищались его персоной, а тут мы с вами оказались в центре всеобщего внимания. Себастьян, сделав еще один выпад, нарочито сбился с ритма и поддался мне. Этого в быстром движении немогли видеть окружающие, но только не я. Присутствующие дамы, господа и военные королевской гвардии ахнули от неожиданности и разочарования, когда моя шпага пронзила руку Властелина Парижа. Повсюду слышался ропот недовольства, что я дерзнул победить его светлость. Из раны текла темная кровь. Дамы заохали, лакеи запричитали, но Себастьян остался спокоен. На наших вампирских телах раны заживают быстро. Для отвода глаз Властелин Парижа приложил к ране свой белоснежный батистовый платок, который тут же пропитался темной кровью. Я знал, что его кровотечение продлиться не более десяти секунд. Себастьян поднял здоровую руку судьям в знак поверженности.

- Я протестую, Ваше Величество! - крикнул я. - Его светлость поддался мне. Прошу продолжить поединок.

Однако секундант сделал знак окончания поединка и поднял мою руку победителя вверх.

- Жду вас завтра в мой замок, Ли Ун Чон, - проговорил перед прощанием Властелин Парижа, - после заката солнца…

Пока продолжались выступления шутов короля Карла VII, я раздобыл крови и отнес вампиру. Шоу цирка уродов закончилось, но возле клетки с вампиром по -прежнему толпились зеваки, они держали в руках окровавленные куски мяса, чем дразнили голодного и злого бессмертного. Вероятно, люди не осознавали, чем могут закончиться  их кривляния, выйди вампир из клетки. Вместо крови его поили дурманящим соком какого-то африканского растения после выступления, тем самым заставляя вампира спать насильно. Я разогнал праздных зевак и подошел к клетке. Обессиленный вампир подполз ко мне. Его глаза смотрели на меня и спрашивали, не принес ли я крови? Я протянул ему бутылку с кровью, и вампир накинулся на нее, жадно глотая.
 
- Как имя ваше, брат? - спросил я его.

- Дмитрий Лукин, я из России, - наконец ответил он мне. - Мне необходима еще кровь. Вашей доброты я не забуду никогда.

- Брат, я пришел освободить вас. Думаю, пока все заняты гуляньем, я смогу это сделать. - Русский вампир встрепенулся в надежде. - Дмитрий, вы должны мне пообещать, что пока не покинете Францию, не причините никому вреда.

- Я клянусь! - проговорил Дмитрий Лукин. - Слово князя! Друг мой, если будет возможность, приезжайте ко мне в Россию, я буду рад вашему визиту, генерал Ли.

  - Хорошо,  - ответил я, - если будет воля Провидения послать меня в далекую Россию, я непременно приеду к вам, Дмитрий.

У меня была цель выпустить вампира на волю, чтобы он смог уехать на Родину. Я усыпил стражников и открыл клетку, выпустив вампира. Дмитрий Лукин меня обнял и поспешил скрыться. Моих воспитанников в Париже уже не было. Я удовлетворенно принюхался к воздуху, еды было много вокруг, город большой, в отличие от Марселя. На постоялый двор я пришел перед рассветом, вдоволь напитавшись, и поспешил в свою комнату, зашторил плотной материей окна. Я сел за дневник, который вел с детства.

“Июль. День 17. Пышность королевского двора, разнузданность нравов как самого монарха, так и его придворных удручает мою душу. Хочется покоя и тихой жизни. Я устал от борьбы, устал от того, что многим перешел дорогу. Мою волю желает согнуть в бараний рог Властелин Парижа, меня ненавидит Ин Су, прельщенная и зачарованная магией Себастьяна Дюфоссе. Сердце разрывается, когда я думаю о сыне, Ли Хёне, о Джин Уке, моем брате-близнеце. Душа рвется на могилу, на Поклонную гору в Чосон, где лежит супруга. Неужели мне уже никогда не суждено вернуться на Родину? Ночами я вспоминаю Ханьян, короля Ли Сон Ге, которого уже нет в живых, а я по-прежнему остаюсь молодым. Перед мысленным взором проплывают холмы, горы, озера, река Хан, остров Тхамна и низкие-низкие облака, до которых можно дотянуться рукой. Такие облака я видел только в Ханьяне. Думаю, Ли Хён Гу посетит могилу матери в пещере горы Асадаль, я его попросил сходить и сделать тысячу поклонов. Я рассказал ему, как найти ее могилу. Во Франции я связан по рукам и ногам обязанностью готовить воинов Его Величеству, порученную мне самим Карлом. Я теперь генерал. Куда мне деть детей, которых я принял в мой лагерь? Я подготовил свыше пятидесяти человек специального назначения, воинов для Франции. Они молниеносны в сражении, бесстрашны в бою. Воины передвигаются неслышно и незаметно. Они - наемники тайной организации “Золотая лилия”. Руководит ею король Карл VII. Я устал от такой жизни, а впереди, если верить вампирам, - Вечность.”

Внезапно я почувствовал присутствие человека за дверью комнаты, а через секунду ко мне постучал Ким Ён Вон. Я вздрогнул. Почему он не со всеми, почему ослушался меня?

- Генерал… - прошептал парень и заглянул в комнату, - вы отдыхаете?

- Что ты здесь делаешь, почему не со всеми? - спросил я строго. - Все ли хорошо с тобой, все ли в порядке с воспитанниками?

- Ну… - проговорил неопределенно парень.

- Что случилось? Не медли, отвечай!

- Когда мы уходили из дворца, от нас отстал Ци Лян Ян, он вернулся за своим арбалетом. Мы не смогли его найти. След Ци Лян Яна обрывается у реки. Я отправил всех наших ребят в экипаже и пришел к вам, генерал Ли.

- Ты совсем потерял рассудок, парень? - разозлился я. - Здесь столько врагов! Лично тебе нельзя оставаться в городе, охота Ин Су на тебя не прекратилась. Мы в логове Властелина Парижа, а не в Марселе. Я накажу тебя, Ким Ён, когда вернемся на наш остров.

- Я согласен, - ответил парень. - Прошу прощения, генерал Ли, за свой поступок, но Ци Лян Ян - мой друг, можно мне с вами пойти на его поиски?

- Нет! - ответил я. - На рассвете отправишься в лагерь.

Уже давно расцвело и солнце набирало силу. Я задремал прямо в кресле. Мне снились какие-то кошмары и я вскочил с кресла, но со стоном снова опустился. Слишком рано: полуденное солнце высоко и палит нещадно. Моя кожа пощипывает, чувствуя небесное светило даже в корпусе. Выйти сейчас на улицу – верная смерть. Я сел медитировать. В этом занятии я находил успокоение и просветление разума. Ким Ён ушел на рассвете и теперь уже в пути. Во время медитации я сосредоточился и попытался найти Ци Лян Яна ментальным способом. Мой дух искал и нашел парнишку - он сидел в каком-то сыром подвале весь избитый, голодный, в разорванном хитоне. Его тело подрагивало мелкой дрожью, а руки тряслись. Я пытался выяснить, что это за место, но не мог,  словно плотной завесой было закрыто его местонахождение. Такое было впервые. Я вспоминал последние минуты этим утром перед уходом Кима. Я тоже медитировал, а Ён Вон держал меня за руку, боясь, что со мной что-то случится.

- Ким Ён Вон, - проговорил я, - после заката мне необходимо будет удалиться на время, чтобы найти Ци Лян Яна. Ты остаешься за старшего в лагере. Медальон Анкх у тебя, ты можешь в случае опасности мне сообщить, как я тебя учил, а сейчас, парень, мне нужно поспать.

- Я рядом, Ли Ун Чон, если ты голоден, моя жизнь и моя кровь в твоем распоряжении.

- Я поел, Ён Вон, и мы уже обсуждали с тобой, что я не буду больше пить твою кровь, и не начинай все сначала. Я просто хочу спать, оставь меня.

- Хорошо, - ответил тихо Ким Ён и вышел. Он снова обиделся на меня за суровый мой нрав.

- Ён Вон, - проговорил я, вспоминая утро, и мое сердце заныло, - ты не должен привязываться ко мне. После того как я во всем разберусь и со всем покончу, мы расстанемся с тобой. Я заставлю тебя жить своей жизнью, не соприкасаться с миром тьмы, и не позволю убивать. Но странно, я не видел дальнейшую судьбу Ким Ён Вона...


Г л а в а 14.

На исходе третий день поисков Ци Лян Яна и все безрезультатно, я даже не чувствую его запаха, чтобы найти след ребенка. Мальчишку я выкупил в Японии два года назад. Подобно Ким Ён Вону, китаец был совершенно одиноким среди толпы рабов и работорговцев. Худой, забитый, слабенький, он жался к взрослым, которым дела никакого до паренька не было. Одни отталкивали его от себя, другие всячески пихали, третьи ругательствами пугали мальчика. Он тихо плакал и волчонком смотрел по сторонам. Я подошел и на китайском заговорил с ним:

- Как тебя зовут? - Парнишка оглянулся, недоуменно озираясь по сторонам. - Тебя, как тебя зовут? - повторил я свой вопрос.

- Я? Мое имя Ци Лян Ян, - ответил он, вновь озираясь.

- Откуда ты, Лян Ян?

- Из Шанхая, - ответил ребенок и на глаза его навернулись слезы.

К нам подошел здоровый и потный мужчина, купец, судя по толстому кошельку. Он обратился к продавцу живым товаром и пробасил:

- Почем мальчонка?

- Для вас, господин, три золотых, - ответил работорговец.

- Я его первым присмотрел, - возразил я.

- Я десять даю за оборванца, - проговорил толстосум, зло на меня посмотрев.

- Двадцать... - ответил я.

- Тридцать…  - прокричал толстяк.

Я подошел к нему и посмотрел в глаза. Я знал, что он говорит на корейском языке, так как приметил его еще в порту, где он скупил пару юношей-корейцев непосредственно у капитана - японца, минуя невольничий рынок.

- Оставь его и ступай своей дорогой. Понимаешь меня? И забудь все, что видел, - приказал я, смотря в его глаза.

Толстосум в ступоре смотрел на меня, я щелкнул его по лбу, и он согласно кивнул. Я отдал тридцать золотых слитков работорговцу и забрал мальчика. В бане его отмыли, одели и хорошо накормили в таверне. Через несколько дней паренек захворал, у него открылась чахотка, очень опасная по тем временам и неизлечимая болезнь. Чтобы спасти ребенка, пришлось дать ему своей крови, от нее мальчик пошел на поправку, но стал зависим от меня. Он чувствовал мою боль, мою скорбь, что я думал, что делал, куда ходил, что со мной творилось в ту или иную минуту. Кровь вампира действует на организм человека сутки, после чего испаряется. Однако привязанность Ци Лян Яна ко мне не прошла, она длилась два года. За это время он окреп, ему исполнилось четырнадцать лет. Я не мог представить, что потеряю Ци Лян Яна. Я к этому был совершенно не готов. Что же могло произойти? Почему я не чувствовал больше мальчика? В душе я умолял Ци Лян Яна выйти на контакт, молил небеса, чтобы разбилась эта стена непроницаемости. “Где же ты, мой китаец? Отзовись, пожалуйста…” - умолял я в душе, взывая к его душе. И вдруг я почувствовал толчок в сердце, потом другой. Я пошел на встречу, надеясь, что этот зов приведет меня туда, где он находился. Трущобы, квартал, где живет самый сброд общества - отъявленные бандиты, убийцы, воры, насильники, цыгане, собранные со всех стран мира, и говорящие, как мне показалось, на всех языках. Одни играли в кости, другие в карты, третьи еще в какие-то азартные игры. Кто-то громко смеялся кто-то ругался площадной бранью, некоторые пели вульгарные песни. Цыгане делили награбленное или жульничеством приобретенное добро. Они смотрели на меня с долей восхищения, страха и опасения. Старейшины среди них сделали знак рукой и, двинувшиеся было ко мне три пары бандитов, резко остановились. Старик в ободранной одежде спросил меня:

- С чем пожаловал, вампир, в наш убогий и Богом забытый квартал?- Я посмотрел на него и старик отшатнулся.- Прошу тебя, вампир, не трогай нас сирых, - снова заговорил цыган более смиренно.

- Старик, не видел ли ты здесь паренька лет четырнадцати, китайца, он сильно избит. Может, кто из твоих видел его? - спросил я, внимательно глядя на цыгана. Все взирали на меня в ужасе, женщины поспешили загнать ребятишек в старые повозки. Старик через несколько минут ответил:

- Мы не видели паренька. - Я понял - цыган лжет. Его адреналин в крови подскочил и ударил мне в нос ярким ароматом. Со всех сторон послышались чужие мысли и проклятья в мой адрес, а главное – просьба мысленная к старику, чтобы он молчал.

- Старый лгун, - начал я тихо и ярость наполнила мое сердце бушующим цунами, - я в силах за считанные минуты истребить квартал и уничтожить весь твой табор, но даю тебе последний шанс... От тебя зависит дальнейшая их участь. Ты ведь прекрасно знаешь, кто я! Итак, считаю до трех. Если ты отказываешься ответить мне правдиво и ясно, я уничтожу вас всех. Один…два…

- Нет, не надо, я все скажу… Я видел… Только не убивай нас! - в ужасе проговорил старик. Я подошел к нему вплотную.

- Я слушаю тебя. У вас всех мало времени и есть лишь один шанс.

- Была ночь... - произнес старик сбивчиво, - безлунная ночь, каких практически не бывает во Франции. Мне не спалось, ноги и руки крутило от боли и  выворачивало на изнанку. Я не находил себе места.

- Ближе к делу, старик, - прошипел я, теряя терпение.
- Мне дела нет до твоего артрита.

- Так вот, - поспешно продолжил он далее, - в самую полночь, когда часы пробили двенадцать ударов на колокольне аббатства святого Христофора, я услышал шаги на улице и какую-то возню. Я встал, притаился у окна и увидел, как здоровые мужики тащили мальчишку мимо моего дома.

- Куда его повели? - спросил я, сжав горло цыгану.

- На окраине есть небольшой лес, туда мальчишку и потащили, - ответил он.

- Лукавый цыган, - проговорил я медленно и угрожающе тихо, - моли своего Бога, чтобы сказанное тобой оказалось правдой! Если ты только солгал мне... И не дай Бог кому-то сообщишь обо мне... Старик, я обещаю - вы все умрете еще задолго до рассвета! И я не шучу!

- Нет, нет - это истинная правда, клянемся небом и своими родными! И еще, вампир, мы будем молчать, - поспешно ответил старик, - только оставь нас в целости и сохранности.

Я медленно кивнул в ответ и поплыл по воздуху, не обращая внимания на то, что на меня смотрят люди. Я должен торопиться, должен спасти Ци Лян Яна, если это еще возможно. Вскоре показался лес. Я сосредоточился, напрягая зрение и слух, и увидел небольшую пещеру. Я направился к ней, но почувствовал приближение пятерых вампиров, вооруженных до зубов. Один среди них был японским самураем. Они также почувствовали чужака. Японец сделал остальным знак и они окружили меня с четырех сторон.

- Кто ты и что здесь делаешь? - спросил меня японец на своем языке.

- Я - руководитель “Огненных воинов”, - ответил я. -У вас находится мой воспитанник, Ци Лян Ян. Я прошу вас с миром вернуть его мне.

- А - ха! - рассмеялся японец. Его лысина блестела в свете мерцания звезд, а глаза полыхнули алым. - Ты не к тому обратился, генерал Ли.

Я зарычал и кинулся на него. Японец сбил меня с ног и занес свой меч над моей головой, но я успел увернуться. Прочие вампиры бросились на меня. Я поднялся вверх, когда они скрестили свои мечи, в надежде, что в центре окажусь я. Поднимаясь вверх, я достал из нагрудного кармана шесть серебряных акупунктурных игл и мгновенно всадил их в четверых противников. Французы, прислужники Властелина Парижа, обездвижены. Японец зарычал и закружился, словно юла вокруг своей оси, он взревел от ярости.

- А ты не так-то прост, Ли Ун Чон! - закричал он.

- Подойди и узнаешь силу меча моего, самурай! -ответил я.

Наши клинки скрестились, а через секунду мы парили в воздухе, пытаясь одолеть друг друга. За долю секунды до ожидаемого удара японца я увернулся и поразил его в самое сердце, пронзив отцовским серебряным мечом. С диким воплем, огласившим всю подлунную, японец упал на землю и испустил дух. Нечто черное и смрадное, похожее на дым, вышло из его разинутого рта и устремилось прочь. Я спустился на землю. Подойдя к мертвому телу японца, отсек мечом его голову.

- Кто вы и кому служите? Кто приказал вам выкрасть Ци Лян Яна? - спросил я обездвиженных иглами вампиров.

- Мы - верноподданные Властелина Парижа, - ответил один из них, - а также служим госпоже Констанции Леопольдине. Это она послала нас за мальчишкой. Мне пришлось убить вампиров и поджечь их тела. Мальчика я нашел в подземном тоннеле длиной около двадцати метров. В пятнадцати метрах от входа, в одной из камер полуживой лежал на голой земле паренек.

- Ци Лян Ян, - воскликнул я, подбежав к его клетке. - Как ты?

- Генерал Ли! - прошептал китаец. - Вам небезопасно находиться здесь. В полночь приходит человек в белом балахоне, либо женщина-азиатка… я не знаю ее имени. Женщина пьет мою кровь. У нее длинные когти и ими она рассекает мое тело.

Я зарычал от гнева, догадавшись, что это - дело рук моей непутевой сестры. В соседних камерах содержались вампиры, чуть подальше оборотни. Они шевелились. Оборотни начали превращаться в зверей, это я понял по хрусту деформирующихся костей и по клацанью зубов.

- Вы слышите возню в других клетках? - спросил Ци Лян Ян. Я кивнул в ответ, заранее зная, что он хочет мне сказать. - Это приближается та страшная и очень злая женщина.

Недолго думая, я раздвинул железные толстые прутья клетки и вытащил паренька.
- Закрой глаза, Лян Ян, - приказал я, - и пока не разрешу открыть их, не смей этого делать!

Мы чудом успели выбраться из подземелья и отлететь на пару километров от этого проклятого места. Ци Лян Ян дрожал в моих руках. Он обнял меня, прижавшись к моей груди. Его сердечко сбивалось с ритма от страха и трепетало, как у зайца. Я чувствовал, что Ин Су преследует меня. Я возблагодарил Небеса за то, что она была одна.

- Я сейчас посажу тебя на высокую ель, а ты не открывай глаза, Ци Лян Ян. Понимаешь меня, парень?

- Да, генерал Ли, - ответил доверчиво китаец.

Только я успел спуститься с ели, как увидел Ин Су. Гневом горели ее глаза, в руках она сжимала меч.

- Ли Ун Чон! - прокричала сестра. - Как ты посмел украсть мальчишку? Кто позволил тебе?

- Ин Су, ты первая стащила воровским способом принадлежащего мне смертного. Ты не оставила мне выбора, сестренка, как лишь вернуть мою собственность, - ответил я.

- У тебя ничего нет своего! Я убью тебя, Ли Ун Чон! -взревела взбешенная азиатка и ринулась на меня. Я уклонялся от нее, не желая вступать в бой.

- Ин Су, я не хочу причинять тебе боль, - с горечью сказал я ей.

- Заткнись! - зарычала Ин Су, словно раненый зверь, и начала атаковать стремительно. Я увернулся и выбил оружие из ее рук. Девушка опешила. Я тоже бросил свой меч и успел обнять азиатку.

- Ин Су, милая! На тебе чары Себастьяна Дюфоссе. Прошу тебя, вглядись в мое лицо, вспомни наши обещания друг другу! Ты - моя названная сестра! - Я прижал ее еще сильнее к себе. Девушка дрожала, но больше не рычала. Через минуту она вырвалась и отскочила на несколько метров.

- Ли Ун Чон! Я ненавижу тебя, будь ты проклят! - закричала она. - Не попадайся мне на глаза больше никогда. В следующую нашу встречу я убью тебя. Клянусь!

- Я скучаю по тебе, сестра! - ответил я. - Ты мне дорога, Ин Су! Чем больше отстраняешься, тем становишься дороже.

Ин Су чертыхнулась и исчезла, скрывшись в лесу, и только поток сильного ветра взъерошил мои волосы. Я поднялся вверх и, обняв притихшего Ци Лян Яна, спустил его на землю. Когда мы шли по дороге мальчик спросил:

- Генерал Ли, это ваша сестра?

- Да, мальчик, это моя названная сестра. Она стала жестокой и совершенно не управляемой.

- Я боялся открыть глаза, но…

- Все же подглядывал, да? Ты это хотел мне сказать, непослушный Лян Ян?

- Простите… - насупился мальчик. - Когда вы ее назвали сестрой, я не смог удержаться от любопытства. Мне сверху многое открылось, мой господин.

- И что же, если не секрет? Наш бой? Наше противостояние друг другу?

- Нет, господин! Когда вы увернулись от ее атаки, девушка украдкой вытерла с глаз слезу и приняла снова непроницаемый вид безразличия и злости.

- Ах, вот как? - спросил я удивленно. - Что еще ты сумел увидеть с высокой ели?

- Ее одиночество и отчаяние, генерал Ли… - ответил мальчик.

;;;;;;;;

- Констанция, на бал я приглашу твоего братца, Ли Ун Чона, - сказал на рассвете своей любовнице Властелин Парижа.

- Приказывайте, мой господин, - ответила Ин Су и поцеловала Себастьяну руку, - я исполню все. Мое тело, сердце, воля и жизнь принадлежат вам.

- У меня есть план, как заполучить Кристиана, но надо еще подумать хорошенько, чтобы он исполнился.

 Констанция призадумалась. Впервые за эти годы отчужденности девушка почувствовала в своем сердце теплоту к названному брату. У вампиров ничего не болит, но, как ни странно, Ин Су чувствовала щемящую боль в груди, в том самом месте, где находилось ее сердце.

- Что это со мной?- спросила она себя вслух, когда Себастьян вышел из комнаты. - Почему мое сердце так болит, так тоскливо ноет? Отчего я не перестаю думать о Кристиане, моем враге? Я знаю одно – Себастьян хочет его получить себе или уничтожить. Но при одной мысли, что генерала убьют, у меня леденеет все внутри. Что это? И эти сны, постоянные видения каждое утро до заката солнца: вот он поддерживает меня, когда мы переходим брод…или вот еще – Ли Ун Чон крепко держит меня на краю пропасти, в которой бушует огонь и жар, он опаляет нас, поднимаясь выше. Все это так странно. Себастьян, когда создал меня, запретил помнить о нем и об Анри Карбюзье. Все эти годы я находилась как во сне, а теперь словно постепенно просыпаюсь.

;;;;;;;;;;;;

После того, как мы с Ци Лян Яном вернулись в военный лагерь, меня вызвали в военное министерство в Париж. В столице я заказал у искусного мастера золотых дел три аналога медальона Анкх, того самого, что подарила мне когда - то цыганка из Молдовии. Чтобы они возымели силу, равную той, что дана моему медальону, я нашел сильную ведьму, чтобы она наделила их магической силой. Она жила на улице Синих птиц.

- Луиза, - позвал я волшебницу, - вы дома?

Ее небольшой домик с улицы смотрелся весьма аккуратно и изящно. Чистые окна, белые занавески совершенно не соответствовали тому, что в этом доме живет очень сильная ведьма в N-ом поколении. На встречу мне вышла вовсе не тщедушная старушка лет под восемьдесят, какой я себе представлял Луизу, а молодая женщина лет тридцати с небольшим с синими глазами, которые, казалось, пронизывают словно солнечный луч. О ней много говорили и даже хотели сжечь на костре слуги инквизиции, но пока она была жива, а для меня это было весьма кстати. Одни говорили, что она - либо великая отравительница Парижа, и к ней стекается вся знать, либо цыганка; другие твердили, будто Луиза - прорицательница; третьи утверждали, что собственными глазами видели, как она в полнолуние летала на метле; ну а некоторые, самые суеверные парижане, божились всеми святыми, будто в ее доме по пятницам тринадцатого числа совершается дьявольский шабаш. Я, конечно же, не верил в эти бредни темных парижан.

- Кристиан? Какими судьбами? - удивилась ведьма и остановилась у стола, в шести метрах от меня. - Что привело тебя ко мне, вампир?

Я удивился. Разве она знала кто я, или Луиза действительно профессиональная провидица?

- Приветствую тебя, Луиза! - поздоровался я и склонил голову.

- Азиат, ты представлял меня старой ведьмой, не так ли? - улыбнулась колдунья.

- Ну... да! - ответил я. - Во всяком случае, не такой молодой и не столь привлекательной.

- Обижаешь. А я всегда знала, что ты прекрасен, мой генерал Ли! - ответила Луиза. Она подошла ко мне и провела своей рукой по моей груди.

- У меня к тебе большая просьба, Луиза …

- Я больше не изготавливаю зелий для отравления, никаких приворотных напитков или отворотных капель, больше мне не дано закупоривать смерть в бутылку из-под рома, если ты пришел за этим...

- Нет, мне этого не нужно, Луиза. - Я улыбнулся и вынул из кожаного кармана три медальона Анкх. - Мне на днях сделали эти кресты и у меня к тебе огромная просьба – заговори их, чтобы они охраняли моих воспитанников.

Женщина подошла ближе и внимательно посмотрела на медальоны.

- С какого оригинала они сделаны? - спросила ведьма.

- Ах, да! Он сегодня со мной, - ответил я и поспешил снять с себя оригинал.

Луиза взяла его в руки и что-то пробормотала. Внезапно глаза ее вспыхнули.

- Эта вещь принадлежала могущественной ведьме, молдаванке Заре. Она была моей дальней родственницей. Умирая, она передала мне дар ведьмовства. О, как же давно это было... В этом медальоне, генерал Ли, великая сила самой Зары содержится, и она охраняет тебя, вампир.

- Помоги мне, Луиза, а о награде не беспокойся.

- В память о моей родственнице и наставнице я помогу тебе, Кристиан, а награда мне не нужна. От вампиров мне нужно одно - покой и неприкосновенность! Но совсем скоро один из вас убьет меня...

Я пытался уверить ее, что помогу Луизе и не допущу ее гибели, но она остановила меня жестом так, что я согнулся от боли. Женщина взяла в руки медальоны и поспешила в комнату, которая находилась слева. Я остался стоять на месте, не дерзая последовать за ней.
- И ты проходи, только вывеску переверни на двери с "Открыто" на "Закрыто".

Я исполнил ее просьбу и уже через пару секунд последовал за ведьмой.

Большая просторная комната, завешенная красным бархатом, не удивила меня. Нечто подобное я ожидал увидеть в святилище колдуньи, но две жаровни с раскаленными углями поразили меня. Волшебница кинула ароматических благовоний в жаровни, и по комнате разлился аромат сирени. Я любил этот запах. Моя голова закружилась.

- Садись в кресло, Кристиан, и не мешай мне.

Я повиновался, а Луиза достала большую книгу и раскрыла ее где-то на середине, а потом что-то сосредоточенно долго читала.

- Подойди, - наконец, велела ведьма. Одним движением руки она проколола длинной иглой мой палец, и кровь закапала на медальоны. - Это надо для того, чтобы твоя сила передалась медальонам и тебе было открыто то, что происходит с твоими ребятами. Ведьма сделала в воздухе какой-то знак, и свечи зажглись по всей комнате. Она начала читать свои заклинания сначала тихо, а потом увеличивая звук. Через полчаса все закончилось.

- Первый мальчик - китаец еще совсем юн, - молвила Луиза и завернула в бумажный пакетик первый медальон, который держала в руках, - он хороший паренек, но никогда не станет вампиром, как ты, Кристиан. В нем есть жертвенность и он чист душой. Небо заберет его, когда ему исполнится шестнадцать лет.

- О нет! - воскликнул я и отшатнулся от провидицы. - Только не это.

- Вампир, - возразила Луиза, - это воля неба, а не моя или твоя.  "Бог дал – Бог взял", - говорит писание. А вот второй юноша не доживет до следующего месяца. Вампиром он не станет, как ты и хотел.

- Я не хочу его обращать, даже если смерть будет рядом. Мое желание, чтобы парень нашел девушку, женился на ней, завел детей и прожил полную человеческую жизнь.

- Какой там жениться, вампир, я же говорю, что  он умрет!  От судьбы не уйдешь. Вряд ли ему вообще понадобится Анкх. А вот Луи из Прованса доживет до старости человеком, станет врачом, уедет в Австралию и будет счастлив без твоего защитного амулета.

- Неужели Властелин Парижа убьет моего Ким Ён Вона? - возмутился я.

-  Не говори о нем так громко, генерал. Древнего вампира только позови – он тут же и появится, а его я видеть в моем скромном жилище никак не желаю. Нет, это не будет Себастьян.

- Когда это произойдет? - спросил я. - Кто посмеет коснуться моего Ён Вона?

- Это будет красивая азиатка. Она его убьет, а вот прочих твоих воспитанников уничтожит вампир из Италии. Кстати, твой двойник.

- Мой двойник? Мой брат? Он - вампир? Разве он жив? - воскликнул я, забрасывая вопросами гадалку.

- Да, вы с ним скоро встретитесь. Твой двойник не такой, как ты, Кристиан, его мысли отличаются от твоих. Он жесток и его желания черны. Он властен, хитер и мстителен. Тот бессмертный почти нашел тебя, Кристиан. Его цель - разрушение твоей жизни, всего того, что ты достиг, чем владеешь, чем дорожишь...

- Как такое может быть, Луиза? Мы - близнецы, рожденные от одной матери, вскормленные молоком ее груди, в детстве любившие друг друга... Может, ты что путаешь, ведьма? - проговорил я, отшатнувшись от женщины.

- Посмотри на свою линию жизни, Кристиан! - ответила Луиза, взяв меня за руку. - Звезды не лгут. Твоя битва с ним еще впереди. Она продлится и после твоего долгого сна на одном из островов, в ином, новом мире современности. И это неизбежно, вампир. Когда придет последний момент битвы, не жалей своего злого антипода, убей его, иначе многие от руки его пострадают. А пока на этом все, Кристиан, теперь оставь меня, я что-то притомилась.

Я возвращался на постоялый двор с тяжелым чувством и мрачными мыслями. Первым делом мне нужно защитить Ким Ён Вона, Ци Лян Яна, Луи и всех остальных воспитанников от коварной Ин Су. Я остановился на постоялом дворе в Париже, у меня вечером была назначена встреча с Себастьяном Дюфоссе. Около трех часов дня ко мне в номер постучал посыльный от Властелина Парижа, он передал мне письмо.

"Мой друг, я приглашаю вас в свой замок на праздник молодого вина. Будет много веселья, танцев, хорошеньких девушек и море еды. Жду вас после заката солнца. Приходите, это будет чисто мужская компания - вы, я и мои друзья. Можете привести с собой своих воспитанников, кого сами пожелаете, пусть это будет ваш любимец. У меня есть к вам дело, Кристиан. Оружие вам не пригодится. Ваш друг С. Р.Д.

P.S : у вас нет выбора, Кристиан. Прийти ко мне - приказ, так как вы живете в моей стране, а значит принадлежите мне как верноподданный бессмертный. Я очень ценю повиновение, генерал Ли..."

- Хорошо, Себастьян, я приду, - проговорил я, - но приду один, без Ён Вона.

 

ГЛАВА 15.

- Проходите, генерал, прошу! - приветствовал меня слуга Себастьяна, когда я вошел в большой зал. - Его светлось ждет вас!

Играла приятная восточная музыка, друзья Властелина Парижа прибывали, их встречали восточные гурии в блестящих полупрозрачных платьях и шелковых накидках. Они извивались вокруг гостей, пританцовывая, словно змеи, снимая с посетителей верхние накидки, плащи и расшитые камзолы. С меня тоже сняла черный плащ одна такая гурия и, ударяясь своим бедром о мое, провела к столу. Там уже сидел Властелин Парижа и баронесса лионская, Виктория Шепардье, та самая, из - за которой я как-то чуть не потерял голову, приняв ее раскосые глаза за очи моей Пак Унхе и многие другие именитые вельможи. Заметив меня, баронесса лучезарно улыбнулась и протянула руку для поцелуя.

- Ты пришел, друг мой! - сказал Себастьян, приглашая меня сесть рядом.

- Добрый вечер, Ваша светлость! Я пришел поговорить с Вами.

- Не сейчас. Наша небольшая вечеринка для мужчин вот-вот начнется. Веселитесь сегодня, Кристиан, и никаких деловых разговоров. Завтра поговорим, - ответил Себастьян и подмигнул мне.

- Хорошо, - ответил я, - а Констанция в замке?

- Нет, твоя любимая сестрица решила поехать к друзьям в соседнее поместье, вернется завтра. У нее будет своя вечеринка с девочками.

Неожиданно все засуетились, послышались удивленные возгласы. Владыка Парижа поспешил навстречу прибывшим высоким гостям.

- Что же вы стоите, сударь, и не идете со всеми встречать короля бессмертных, самого могущественного и старейшего в мире вампира? - удивленно проговорила баронесса Шепардье.

- Кто он, Виктория? - спросил я.

- Ах, и чему вас только учил этот Анри?

- Прошу прощения, дорогая баронесса, я офицер и наставник воинов короля Карла, редко бываю на подобных мероприятиях.

- Тише! - приставив свой пальчик к моим губам, ответила Виктория Шепардье. - Это Луиджи Витторио Джованни Чезаре Кавольджини, он - чистокровный бессмертный и никто не знает его возраста. Поговаривают, что он от сотворения вселенной живет на земле. Король Луижди Великолепный один может жить как ночью, так и днем, ему не страшны беспощадные лучи полуденного солнца и знойного лета. Но Луиджи очень строг, бескомпромиссен и порой бывает жесток. Бойтесь, сударь, разгневать его.

Пока Виктория Шепардье рассказывала мне о короле вампиров, мы дошли до другого большого зала, где каждый парами подходил и кланялся королю бессмертных из Италии, восседающему в кресле. Мы с лионской баронессой подошли вместе. Я поклонился Луиджи Великолепному и представился.

- В Италии я слышал о вас, генерал Ли, наблюдал за вами и был удивлен, что вы оказались братом - близнецом моего друга Марко Романо, Властелина Флоренции.

- Прошу прощения, Ваше Величество, на кого я похож? - спросил я, целуя полы его одежды.

- На моего Марко Романо, - ответил король. И тут я увидел вышедшего из-за спины короля Луиджи моего брата - близнеца, Ли Джин Ука. Я вздрогнул, подошел ближе. Моя вторая копия смотрела на меня надменно и с вызовом.

- Ли Джин Ук? - спросил я.- Брат?

- Ну, здравствуй, генерал Ли! - ответил он. Я подошел ближе, обнял его, но Джин Ук поспешно отстранился, не ответив на объятие.

- Расскажите о себе, Кристиан, - попросил меня Луиджи Великолепный, когда мы сели за стол, а слуги принесли бургундское вино. Девушки из смертных подсаживались к гостям, предлагая свою кровь. - Как вы жили все эти годы, не встречаясь с братом?

- А Марко Вам ничего не рассказывал о своей семье, Ваше Величество?

- Он рассказал - это так, но я хочу услышать еще и вашу повесть, генерал Ли.

Пришлось кратко рассказать о своей жизни.

- Думаю, мы с вами не любители горячих танцев и французских поцелуев, Кристиан, поэтому поговорим за партией шахмат на балконе, пока гости будут веселиться

- Да, Ваше Величество, - ответил я. - Могу ли я после поговорить с братом?

- Ну, это можно. Правда, Марко мало разговорчив.

- Он и в детстве был таким, но я уверен, что мы с ним найдем общий язык.

За партией шахмат, которая длилась, как мне показалось, вечность, так как Луиджи не собирался торопиться никуда, король выведал у меня все, удивившись, что я знаю много языков, хорошо разбираюсь в медицине, практикую хирургию, неплохо дерусь. Он захотел побывать в моем лагере на острове. Наговорившись со мной вдоволь, чистокровный Носферату ушел в сад подышать свежим воздухом, прихватив с собой пару златокудрых юношей. Я поспешил отыскать своего брата-близнеца. Он стоял у фонтана. Я облегченно вздохнул. Ну, наконец - то! Я нашел его и теперь никуда не отпущу! Перед моим мысленным взором прошли годы детства. Я все стоял за спиной брата и не мог сказать ни слова, и только слезы текли по щекам.

- Ли Джин Ук, - наконец, позвал я его, - как я рад, что ты жив, что я могу видеть тебя.
- Ты рад? - спросил он холодно. - Сколько лет прошло, как вы все бросили меня, и ты рад после этого видеть меня?

- Мы бросили тебя? Ты о чем, брат? На остров Тхамна напали японцы и я потерял тебя.

- А... вот оно значит, как ты рассказываешь всем о прошлом.

- Расскажи мне как ты все эти годы жил, чем занимался? - решил я сменить тему.

- Неужели тебе интересно, генерал? - спросил брат. -Ну, что ж! Когда привезли меня в Эдо, капитан пиратов продал всех пленников в бордели. Меня, как самого красивого и смышленого отдали в приют мальчиков, где обучали петь, танцевать, вести светские беседы, драться и обслуживать господ. Так я стал "ночной фиалкой", мальчиком для утех, гейшей -одним словом. Как-то господин взял меня в Италию, он был богатым купцом, и там судьба свела меня с королем Луижди. Его Величество увидел меня на берегу Адриатического моря, когда я самозабвенно играл на скрипке в свободное время, пока купец отдыхал. Король полюбил меня, выкупил у японца и забрал к себе в замок. Каждую ночь я играл ему то на скрипке, то на флейте мелодии Чосона, Японии, Китая. В то время мне исполнилось восемнадцать лет. А еще Луиджи обучил меня играть на арфе, а также обучил изысканным манерам. Так я стал его другом, его любовником и поверенным во всех дела бессмертных.

- Кто обратил тебя в вампира? - спросил я.

- Его Величество как-то находился в Греции на празднике пира богов на Олимпе, где собрались все вампиры высокого ранга. Меня он оставил на этот раз в Италии. В отсутствие короля Луиджи наш замок посетила одна девушка из Австралии, просила дать ей ночлег, назвавшись принцессой. Она была красива, ее кожа источала аромат жасмина и сирени, ее фиалковые глаза нежно смотрели в мою душу. Да... так мне тогда казалось. Я влюбился без памяти с первого взгляда. Я испытал настоящую любовь, познал на опыте, что значит обладать женщиной. Это было во сто крат прекраснее, чем то, что я знал до этого. В то время я совсем не знал и не верил, что красавица может оказаться дьяволицей. Ее звали Николь. На следующий день принцесса поднялась рано, я встретился с ней в саду замка, у нее с собой была сумочка, в которой она носила зеркальце и пудру для лица. Я удивился, когда девушка смотрелась в зеркальце, она не отражалась в нем. Я знал, что Луиджи - вампир, но он отражался всегда в зеркалах, а Николь нет. Я похолодел от страха, теряясь в догадках, кем же была красавица, а спросить я стеснялся. Король итальянских бессмертных задержался в Греции на пять дней, а Николь соблазнила меня и обратила. Я проснулся утром и чуть не сошел с ума от жажды и звериного голода, девушка исчезла из королевского замка, никто из слуг не видел, как она уходила. Я был новорожденным вампиром, с дикой жаждой крови. К возвращению Луиджи Великолепного в замке не осталось никого из смертных слуг, а из бессмертных - все ополчились на меня из-за жажды, так как трогать им местное население было запрещено, а прислуга вся была мертва. Луиджи не стал меня убивать за самочиние, но я получил наказание пятилетнего заточения в каземате для вампиров за то, что поддался чарам принцессы. Пять лет нестерпимого голода и жажды, агония безумия и каменный двухметровый гроб, закрытый плитой в подвале резиденции короля вампиров в Венеции, ее называют Магистратурой. Не преведи Бог попасть в ее застенки. Я думал, что сойду с ума. Луиджи нашел Николь на Аляске, куда та сбежала от гнева итальянского короля вампиров, и уничтожил, дерзко посягнувшую на обращение не на своей земле. Она оказалась никакой не прицессой, а обычной вампиршей-дьволицей. Теперь и я стал исчадьем ночи - вампиром, ненавидящим своих собратьев, не считая короля итальянских бессмертных, ему я многим обязан. Я до сих пор сожалею, что не Луиджи стал моим создателем, не его огненная божественная кровь течет в моих венах. Все эти годы я наблюдал за тобой, Ли Ун Чон, и не переставал удивляться как ты можешь опуститься до класса людей, считая их равными нам, вампирам? Я не такой, как ты, Кристиан, и совершенно не ценю жизнь человеческую и ненавижу серых людишек.

- Что плохого тебе сделали люди? И потом, как ты можешь управлять Флоренцией, простыми людьми, которых тебе дал Луиджи, если ненавидишь их?
- Ими управляют мои министры, я же люблю посещать балы, насмехаясь над богатыми и тупоголовыми, как смертными, так и вампирами. Я отличаюсь от обычных  бессмертных тем, что питаюсь не только кровью, но и темным духом, запретными желаниями, высасывая их энергию. Этот дар передала мне дьволица Николь.

- Брат, я хотел бы, чтобы мы стали ближе друг другу и никогда не расставались.

- О чем ты, Ли Ун Чон? За эти годы, что я провел вдали от Ханьяна, когда никому дела до меня не было, ни отцу, ни матери, ни тебе, я решил, если вас найду - отомщу. Но матери и отца нет в живых, а ты один все эти годы пользовался их теплотой. Я решил, что буду все у тебя отнимать шаг за шагом, и это будет вечно, Кристиан. Как представлю, что ты наслаждался общением с отцом, как темными ночами мать прижимала тебя к своей груди и пела песни, кормила хурмой и сладостями, а я тем временем на чужбине гнул спину под похотливыми толстосумами, исполняя их низменные похоти, - все во мне переворачивается от гнева. Каким чудом ты все еще жив? Меня останавливает постоянно Луижди от расправы с тобой. Его благодари, у него на тебя свои виды. Если бы не милость короля бессмертных, ты бы давно исчез с лица земли.

- Замолчи, брат! - закричал я. - Отец за все эти годы ни разу не улыбнулся, у него на щеках от слез образовались глубокие бороздки, а мать стерла колени от поклонов в храме на каменном полу, выпрашивая милость Божью, чтобы ты нашелся. Что насчет меня, то я каждую минуту в своей жизни тосковал по тебе, Ли Джин Ук. Если ты хочешь убить меня - я готов принять смерть от руки твоей.

- Не так и не сейчас! - ответил Ли Джин Ук. - И ты, Кристиан, мне давно не брат. Привязанность крови и родство плоти?.. Да не смеши меня, генерал! Только смертные кричат о своем роде, о кланах, о классовой принадлежности. Семья. Что есть семья?

- Я - твоя семья. Рано или поздно ты поймешь это, брат. Я докажу тебе своей любовью, что ты - мой единственный брат, моя семья, у нас с тобой одна кровь и душа. Мы с тобой близнецы!

- Отец всегда любил тебя больше, занимался с тобой больше, учил всему, а я всегда оставался вторым. "Пойди погуляй, мал еще"... "Мы с твоим братом..."  - эти слова нашего отца, Ли Кон Хо, просто меня выводили из себя, их мне никогда не забыть.

- Ли Джин Ук! Что ты такое говоришь? Отец никогда не принижал тебя, не ставил на второе место! О чем ты? Неужели завистью очерствело сердце твое, брат?

- Я не хочу тебя видеть, генерал Ли! Молись, чтобы наши судьбы не пересекались. Я буду следить за тобой и отнимать все, что тебе дорого, Кристиан. Ты говоришь о семье? Взял себе шлюшку в названые сестры, где-то разгуливает твой сын, собрал отряд воинов, обратил в вампиров некоторых без разрешения моего короля, а так же без ведома Властелина Парижа. Как ты вообще после этого собираешься жить?

- Это не касается тебя, Ли Джин Ук! - ответил я. -Мои дела, мои ошибки и моя жизнь, и не тебе судить меня!

- Вот-вот, и я о том же. Прощай, генерал Ли, и молись богам своим, чтобы наши судьбы больше не пересекались.

Брат ушел с вечеринки, сказав что-то королю Луиджи. Я тоже вернулся на постоялый двор за час до рассвета, зашторил окна и сел писать в дневнике. Я изливал свою душу, выплакивал на бумагу свое сердце. Боль не уходила. После заката солнца  мне нужно вернуться в лагерь, пока туда не пришел Ли Джин Ук и чего - нибудь не натворил.



На закате солнца я вернулся на свой остров. В лагере было подозрительно тихо и только пение птиц нарушало покой. Я принюхался. Этой ночью здесь была моя названная сестра Ин Су, и по всей вероятности не одна. Я поспешил к Ким Ён Вону и нашел парня у конюшен. Его сердце слишком истощилось от потери крови, силы покинули моего воспитанника. Увидев меня, он протянул беспомощно свои руки и тихо заплакал.

— Я умираю, генерал Ли, — прошептал он из последних сил.

— Скажи мне, что случилось, дитя?

— Ваша сестра, Ин Су... она с какой-то девушкой ворвалась в лагерь и убила почти всех младших воспитанников. Старших вы послали неделю назад в другой военный лагерь под руководством Ю Джун Ки и О Юл Мина.

— Что с Ци Лян Яном, с Луи? Где они?

— Я послал Луи к О Юл Мину и Ю Джун Ки рассказать о случившемся, а Ци Лян Ян только что пошел за водой, чтобы промыть мои раны, вот только это не поможет. Я умираю, Кристиан.

Я посмотрел на раны Ён Вона и прокусил свое запястье.

— Нет, генерал Ли! — еле слышно проговорил Ён Вон. — Думаю, даже ваша кровь мне уже не поможет, ваша сестра всего меня иссушила, я чудом еще жив, генерал Ли.

— Ты будешь жить, мой мальчик, — ответил я и протянул свою руку Киму, чтобы он смог выпить кровь. — Мы еще повоюем с тобой. - Ён Вон потянулся ко мне, тихо вздохнул и испустил дух.

— Нет, Ён Вон! Нет! — раненным зверем я зарыдал над телом моего любимого друга, брата и первого наставника "Огненных воинов". Через минуту подошел Ци Лян Ян и тоже заплакал.

Двадцать трупов за одну ночь! Каждого воспитанника я выносил на площадь на своих руках. Остров пропитался кровью. Я плакал над телами моих мальчиков, вспоминая каждого, когда и как кто попал в военный лагерь "Огненные воины". Мое сердце раскололось в ту ночь на мелкие осколки. Как пережить мне их гибель? Как жить после этого? Перед рассветом на острове мы с Ци Лян Яном похоронили убитых ребят, а потом я долго лежал на могиле Ким Ён Вона и плакал. Я должен найти непутевую Ин Су и Властелина Парижа. На закате я приехал в столицу и направился прямиком к Себастьяну. Он принял меня и сам заговорил о случившемся.

— Кристиан, поверь мне, я ничего не знал о том, что Констанция может пойти на такое, учинив бойню в твоем лагере. Я очень сожалею. Ее я накажу сам и очень жестоко накажу. Я сто раз пожалел, что вообще взял эту азиатку к себе — честолюбива, непослушна,
своенравна, море спеси — вот ее существование в мире вампиров. Я сам во всем виноват. Я ее распустил, дозволил тешиться и вот теперь во что все вылилось... Мне очень жаль, друг мой! Луиджи Великолепный очень дорожит тобой и сам займется этим делом. По закону бессмертных за убийство людей Констанция должна будет предстать перед верховным судом вампиров.

— Что сделали вам мои мальчики? — с горечью спросил я. — Им всего - то было от восьми до пятнадцати лет. Младший отряд "Огненных воинов". Они были простыми ребятами. Мои дети совершенно не знали о чудовищном мире вампиров.

— Я ничего не имел против твоих воспитанников, Кристиан! — оправдывался Себастьян Дюфоссе.

— Позвольте, Ваша светлость, мне увидеться с Ин Су?

— Его Величество король Луиджи уже осведомлен о случившемся и сам будет судить Констанцию. Если желаешь увидеть ее, то я провожу тебя в темницу замка.

— Не стоит, Себастьян, — ответил я, — Ин Су я найду сам.

Ноги мои еле передвигались, в душе боролись два чувства. Одна часть души хотела разорвать Ин Су в клочья, предварительно выпив до капли ее кровь, чтобы она познала боль и мучения, но другая часть жалела это чудовище. Подходя к воротам темницы, я услышал песню на корейском языке. Ее пела Ин Су
 своим мелодичным голосом. Она сидела в углу, ничего не замечая вокруг.

— Ин Су, — проговорил я и голос мой дрогнул, — скажи мне, что ты в припадке безумия напала на мой лагерь, скажи, что ты не хотела этого... Не дай мне разочароваться в тебе до конца!

— Отчего же? — возразила вампирша, встрепенувшись. — Я это сделала намеренно.

— Почему? — прошептал я, а потом громко закричал: - Почему? Что тебе сделали мои мальчики? Решила свести счеты со мной — пришла бы ко мне, и я готов был умереть от твоей руки, Ин Су, лишь бы ты оставила в покое моего Ён Вона и ребят.

— Я много выпила  вина в тот день и пришла за душой Ким Ён Вона, и насладилась его кровью. Ведь ты бы мне никогда его не отдал по своей воле, Кристиан. А теперь его нет! Ён Вон умер и не достанется тебе. - Ин Су мрачно рассмеялась.
— А чем мои двадцать ребят провинились перед тобой, Ин Су, что ты их так зверски уничтожила? Кровью пропиталась земля и все камни на острове.

— Я была пьяна и зла, как уже сказала тебе, а они просто оказались не в том месте и не в то время!

— Какое ты имела право без моего ведома врываться в мой лагерь и учинять бойню? Ин Су, ты — чудовище, и отныне я разрываю наш с тобой уговор быть названными братом и сестрой! Отныне ты мне никто! Даже если бы я захотел тебя спасти — не
смогу, о твоем поступке осведомлен король вампиров, Луиджи Кавольджинни, и завтра ты предстанешь перед судом. - Вампирша вздрогнула.

— Меня предал Себастьян? О, Кристиан, ты не можешь меня так оставить! Твоя душа не такая злая, освободи меня сейчас же!

— Зато ты — сущее зло, Ин Су! Убить невинных детей! Я никогда не прощу тебя за это! — ответил я и вышел прочь из темницы, а наверху меня ждал Себастьян Дюфоссе.

— Кстати, Кристиан, ты слышал, что Жанну Роме из провинции Арк бургундцы продали англичанам? — спросил он, а я утвердительно кивнул в ответ. Я не успел спасти ни моих воспитанников, ни Орлеанскую девственницу. — В эту самую минуту должна состояться казнь Жанны. Я слышал, что ее сожгут на костре, как еретичку, как ненормальную и экзальтированную католичку. Говорят, она общается с дьяволом.

— Вряд ли ее можно назвать ненормальной, Себастьян. Ее рвение спасти Францию — подвиг, а ее жертва — бесценный дар! В моих глазах Жанетт -  святая девушка, которая всегда была бескорыстна, преданна своему народу и неблагодарному Карлу. Орлеанская дева общалась с дьяволом, говорите? А что есть вообще дьявол? — спросил я. — Разве мы с вами, Себастьян, не исчадия ада? Мы — монстры и кровопийцы! Убивая каждый день смертных, мы наслаждаемся, подобно сатане совращаем людские души!

— Мы — жнецы человеческих жизней, ловцы их душ, Кристиан. А еще, мы — боги, нам все подвластно! Если ты подчинишься мне, примешь мой дух, я обещаю тебе мощь и силу, навыки и дары моей сущности, которые обогатят тебя интеллектуально и физически. Мой дух древнего вампира сделает тебя поистине могущественным бессмертным! Ты, я и Вечность, а? Как смотришь на это, генерал? Соглашайся, дружище, ты мне нравишься! Пройдет твой траур, приходи ко мне!

— Вы мне не друг, Себастьян, и никогда им не будете! Продать душу такому, как вы, принять еще большее зло в свое сердце? Да не будет этого, Ваша светлость!

— Зачем так грубо и непочтительно, азиат? Ты обязан мне подчиниться, потому что живешь в благословенной Франции.

— Я уеду из Парижа, покину страну.

— Ну, хорошо!- обиженно проговорил Властелин Парижа.- Не хочешь принимать мой дух, просто подчиняйся и прислушивайся ко мне. Ты мне нужен, азиат, поэтому я пойду на все, чтобы ты стал моим.

— Мой долг перед королем Карлом, Ваша светлость, состоит в том, чтобы готовить новых воинов, но моих воспитанников уничтожила ваша любовница, Себастьян! Вы сделали ее такой, позволяли совершать страшные поступки, все спускали ей с рук. По вашей вине Ин Су превратилась в ужасное чудовище, Властелин Парижа!

— Во-первых, генерал, Констанция по своей сущности всегда была такой! Когда она умерла как человек, ее пороки не умерли вместе с ней, но с пробуждением на третьи сутки удвоились, с каждым днем росли и крепли. Поэтому, друг мой, вы ошибаетесь, обвиняя меня в том, что Ин Су — чудовище, сотворенное мной. Во-вторых, что есть Карл и что есть Франция без меня? Я допустил, чтобы он стал монархом в этой стране, и пусть пока он им будет. А хочешь, я тебя сделаю королем Франции? Ты только присягни на верность мне, Кристиан, и я положу к твоим ногам весь мир!

— Я не буду вам присягать, Себастьян, никогда, даже под страхом смерти под палящими лучами солнца! А сейчас мой долг защитить Жанетт, попытаться ее спасти.

— Не стоит, друг мой! Все кончено. Неужели ты не чувствуешь запах крови Жанны в воздухе? Я вижу, что она сейчас восходит на костер. — ответил Себастьян. — Пусть свершиться промысел Провидения над ней. Пусть в историю пастушка из Лотарингии войдет как Орлеанская дева, как легендарный полководец. Мы не должны вмешиваться в судьбы людей и кроить историю по своему желанию. О нас не знает простой люд, наше существование должно оставаться инкогнито.

“Мы не должны вмешиваться в судьбы людей и кроить историю по своему желанию, — слышались мне слова Себастьяна Дюфоссе, пока я брел по набережной реки Сены. — Наше существование должно оставаться в тайне, ни один смертный не должен узнать о нашем виде, если только мы не захотим подарить ему черный дар бессмертия”.

Я вспомнил предсказания колдуньи Луизы, что Ким Ён Вону не понадобится медальон Анкх, ибо он не доживет до начала следующего месяца. Да, так оно и случилось.

Пока я так размышлял, ноги сами привели меня в таверну "Серебряная шпага". Я не мог вернуться в своей лагерь, кровь и смерть царили там. До рассвета оставалось еще четыре часа, и я решил пропустить кружку-другую вина в этой таверне. Я вошел в прокуренный зал, где сидели пьяные зеваки; они-то и дело подзывали слуг, прося принести им очередную порцию выпивки. В одном углу таверны сидели гвардейцы кардинала, в другом — королевские мушкетеры. Они зло посматривали друг на друга, а бармены на них, боясь, как бы не началась очередная потасовка. Когда я вошел в таверну, все повернулись ко мне, даже музыканты прекратили играть. Меня никогда не видели ни в столице, ни в Марселе, посещающим подобные злачные заведения, да и одет я был в черную кожу, вместо шпаги носил за плечами меч в ножнах, в сапогах — ножи и дротики с акупунктурными иглами. Весь мой внешний вид говорил о том, что я - наставник воинов Его Величества, генерал Кристиан Филипп де Бастьен. Первым подал голос капитан королевских мушкетеров:

— Генерал Ли, вас ли мы видим в сем заведении? Какими судьбами?

— Добрый вечер, господа! — поздоровался я, кланяясь мушкетерам. — Да, это я.

— Проходите к нам, Кристиан де Бастьен, у нас сегодня вечеринка по случаю дня рождения моего сына, — ответил капитан.

— Поздравляю, Арман Жан Антуан! — ответил я.

— Генерал, — услышал я голос капитана гвардейцев за спиной, — по всему Парижу ходят слухи, слагаются легенды о вашей организации "Огненные воины". Говорят, они столь быстры, неуловимы и отважны, что поймать их совершенно невозможно, а еще они чрезвычайно заносчивы.

— Гвардейцы кардинала не менее заносчивы и горды, как я погляжу! — ответил я грубияну.

— А еще мы наслышаны о том, что вас там всех перерезали? — Я знал, что этот наглец желает меня вывести из себя. Я был готов убить любого в эту ночь, кто хоть слово скажет о моих воспитанниках. — Мы легко можем проверить вашу отвагу, генерал, если пожелаете! Его Высокопреосвященство давно хотел посетить ваш рассадник головорезов. Вот только сын безумного Карла ; защищает вас. Однако, небеса сами покарали ваших самураев.

— Оставьте это дело Его Величеству и мон сеньору кардиналу, сударь! — ответил я. — По рангу я вас выше, капитан, и прощаю вам дерзость лишь потому, что вы в стельку пьяны и не сображаете головой. С пьяницами и отбросами общества я не дерусь.

— Кто здесь отброс общества? Кто это пьян? — взревел капитан гвардейцев и ринулся было на меня.
 
— Время и место, азиат!

— Время и место! — парировал я. Я проучу наглеца.

— Под стенами выезда из города, самурай, сейчас же!

— Ай, оставь генерала, Пьер Мишель, давай, лучше выпьем за кардинала! — сказал один из гвардейцев.
— Отстань, Кристофер, я приказываю тебе быть моим секундантом!

Через двадцать минут мы уже скрестили шпаги с капитаном гвардейцев. К началу битвы он протрезвел и теперь отважно защищался. Арман Жан Антуан с мушкетерами пошли посмотреть на драку. Им я запретил вступать в схватку, это был мой бой с заносчивым негодяем. Я наслаждался, пока отделывал капитана Пьера Мишеля. После его поражения мы вернулись в “Серебряную шпагу”. Этой разминки мне было мало, я вошел в раж и хотел драться еще. Я заказал бутылку вина и позволил девушке сесть рядом. От нее пахло горячей кровью. Огонь в ее крови возбуждал меня. Я обнял деву.

— Сегодня в “Серебряной шпаге” будут кулачные бои, генерал Ли, оставайтесь посмотреть, а на заносчивого забияку Пьера Базуно не обращайте внимания в другой раз, он не стоит и ломанного гроша, Кристиан. Базуно с детских лет такой наглый, я с ним давно знаком. Выпейте с нами, Кристиан. Вино и девочки в этом заведении отменные, — проговорил Арман Жан Антуан.

— О, да! — ответил я, обнимая крепче девицу подле себя. — Вы сказали, хороший кулачный бой ожидается в “Серебряной шпаге”?

— Все верно,  ответил капитан мушкетеров, — сегодня сам громила Натан будет здесь ломать носы и кости смельчакам, посмевшим бросить ему вызов. Мы останемся посмотреть на это зрелище.

— Отлично, господа! — ответил я. — У меня наконец- то появится достойный противник!

— Генерал Ли, — сказали мушкетеры, — вы один хотите противостать Натану?

— А что? Вы сомневаетесь в моей силе и храбрости?

— Нет, генерал! — ответил Арман Жан Антуан. — Просто Натан — не капитан гвардейцев кардинала, его в Париже называют громилой, он страшен и подобен дьяволу!

— Я — сам дьявол, друзья мои, и в сотни раз сильнее его. Правда, милая? — спросил я девушку и приник к ее шее губами. Под ее кожей пульсировала вожделенная вена с живительной кровью. Девушка теснее прижалась ко мне. — Дождись меня после окончания битвы! — Она согласно кивнула в ответ и я приник к ее губам.

На колокольне церкви святого Михаила пробило полночь и двери подвала “Серебряной шпаги” раскрылись перед всеми желающими. На ринг вышел громила Натан; его глаза страшно вращались, вид совершенно невменяемого существа поразил меня своей неопрятностью и накаченностью какой-то забористой дрянью. Как он собирается драться в таком состоянии, если еле стоит на ногах?

— Это его всегдашний вид, — проговорил Арман Жан Антуан. — Не смотрите на то, что он полупьян и растрепан, это обманчивое впечатление. Сколько бы Натан не выпил, как бы был невменяем, но голова его всегда сображает. Поговаривают, что после встречи в лесу с медведем Натан стал бесстрашен и зол. Среди простого народа ходят слухи, что он - не человек.

Мне стало совсем интересно. Если громила - не человек, то кто тогда?

— Представляем вашему вниманию, — вещал с трибуны распорядитель кулачных боев, — Натан! Найдется ли смельчак среди собравшихся здесь, кто сможет продержаться на ринге десять минут? Всего десять минут и вы получите в награду десять золотых монет! Десять минут небывалого адриналина! — Все озирались по сторонам в поисках того, кто бы осмелился положить на кон свою жизнь.

— Капитан, пока я буду драться с громилой Натаном, прошу вас присмотреть за моим мечом, кинжалами и дротиками. — попросил я Армана Жана Антуана.

— Вы серьезно, генерал, собираетесь бросить вызов медведю? Вы — человек, хоть и отлично тренированный, но человек, а Натан — оборотень!

— Я понимаю, на что иду, капитан! — ответил я и поднялся на ринг. Если я не надеру Натану задницу -не успокоюсь! Меня несло по наклонной плоскости со скоростью ветра, внутренние демоны донимали мою душу.

Распорядитель кулачных боев кивнул мне в знак согласия и тихонько сказал:

— Генерал  "Огненных воинов", не лучше ли сойти с ринга, пока бой не начался?

— Я никогда не был трусом! — ответил я, а люди завизжали от предвкушения настоящей битвы. Их хриплые от алкоголя голоса надрывали перепонки ушей,  смешанный с потом и смрадным дыханием запах ударил мне в нос, проник в легкие, в поры моей кожи, наполнив меня злостью и отвращением. Я должен был сегодня драться, все равно, с кем и как, но должен. Медведь Натан пошел на меня и в полумраке подвала я увидел, как его глаза полыхнули желто-зеленым светом, вместо ногтей на пальцах проступили лезвия. Оборотень. Я впервые видел оборотня-медведя наяву. Он зарычал, ухмыльнулся и ринулся на меня. Я увернулся от него, но Натан успел пройтись по моему боку когтями-лезвиями. Ну уж нет! Я вампир и не проиграю тебе, медведь! Я тоже зарычал, мои глаза полыхнули алым светом от злости и голода. Я злился на Властелина Парижа, который хочет обладать моим сердцем свободного и независимого вампира. Как он хочет прогнуть мою волю, скрутив ее в бараний рог! Да не будет этого! Я злился на Ин Су за то, что она оказалась такой злобной стервой, убившей моего друга Ким Ён Вона и любимых младших воспитанников. Она заслужила предстать перед судом короля вампиров.

— Натан не по правилам дерется! — услышал я голоса мушкетеров, они кричали распорядителю кулачных боев, чтобы мне дать кинжал, потому что медведь дрался нечестно, выпустив когти-лезвия. Распорядитель молчал. Видимо, за ним стоял человек, который руководил и медведем, и самим распорядителем, возможно, и всей таверной “Серебряная шпага”. Пока мы дрались, по всему рингу лилась наша с оборотнем кровь. И он, и я, конечно, регенерируем быстро по окончании боя. Натан сделал выпад и почти сломал меня пополам. В этот момент среди всеобщего неистовства народа я услышал, как к моим ногам упал серебряный кинжал.

— Ну что ж, вампир, извини! Мне придется тебя прикончить! — услышал я голос оборотня.

— И ты меня, медведь, прости! — С этими словами я увернулся от Натана и пронзил насквозь сердце медведя серебряным кинжалом. Лезвие, как по маслу, вошло в него. Он дико заревел и, падая, сломал мой позвоночник, в предсмертной агонии выкручивая руки так, что белый свет показался мне адом. Мы вместе упали на пол - оборотень с диким ревом, а я в беззвучном крике от нестерпимой боли...

... — Ли Ун Чон, беги ко мне скорее, — звал меня отец, — я поймал форель. Она большая и юркая, иди же, помоги мне!

— Да, отец! — ответил я. Он поймал большую рыбину, а я маленькую и матушка приготовила хороший ужин вечером.

— Отец, — сказал я, когда мы ели рыбу, — о Ли Джин Уке ничего не слышно? Ваши люди не нашли брата в Японии?

— Нет, сынок, — грустно ответил отец, — но мы постараемся. Человек — не иголка в стоге сена, я верю - найдется Джин Ук.

— Отец, научите меня быть сильным, очень сильным и смелым, чтобы мне найти моего брата и всегда защищать его.

— Конечно, сынок, ты станешь непобедимым и сильным воином, лучшим в Чосоне!

— Ли Джин Ук, я найду тебя, брат, обязательно найду! — повторял я, как заклинание...

Меня кто-то тряс за плечо. Я очнулся и долго не мог понять, где нахожусь. Оглядевшись, я увидел сидящего напротив меня Ли Джин Ука. Он смотрел на меня и играл на флейте, потом отложил ее в сторону. Наконец, он произнес:

— Надо же, генерал Ли, ты снова мозолишь мне глаза своим присутствием. И за что мне это? Живучесть у тебя феноменальная, ничего не скажешь!

— Мой любимый брат! - воскликнул я и обнял Марко Романо так, что тот поежился. - Нам с тобой, Джин Ук, суждено встречаться часто, потому что ты — мой брат. Но где я и что стало с тем оборотнем-медведем из “Серебряной шпаги”?

— Тебя спас Его Величество, Луиджи Великолепный, Властелин вампиров. Мы приехали в Париж, чтобы вершить суд над некой Констанцией Марией Леопольдиной де Карбюзье, твоей названной сестрой, но мой король почувствовал твою кровь и поспешил на помощь. Он переоделся в простого смертного и отправился на твой запах. Луиджи нашел тебя окровавленного на ринге в “Серебряной шпаге”, ты валялся в луже крови один. Всех людей, бывших в таверне в ту ночь, разогнали гвардейцы кардинала. Орден Крови прознал о происшествии и инквизиторы были в пути, когда Луиджи Кавольджинни нашел тебя.

 Рассвет полноправно вступил в свои права, солнце уже стояло высоко. Король вынес тебя на руках, закутав в плащ, и в личной карете привез в наш дворец в Париже, а мне пришлось замести следы, чтобы перед Орденом Крови не скомпрометировать Его Величество. Третий день ты лежишь здесь, а я целые сутки присматриваю за тобой. Тебе очень повезло, Кристиан, что ты остался жив. Медведь, с которым ты боролся, принадлежал Себастьяну Дюфоссе. Оборотень ранил тебя, заразив своим ядом. Похоже, Властелин Парижа имеет на тебя зуб. Тебе оставалось жить не более двух часов. Его Величество дал тебе своей чистейшей крови и спас от безумной смерти. Ты ведь в курсе того, как заканчивают укушенные или раненные оборотнем в полнолуние вампиры? Кстати, Натан ликвидирован, но я очень разозлился на тебя — мне Луиджи никогда не давал своей крови, хоть я и предан ему всей душой. Почему опять ты встаешь на моем пути, Кристиан? Неужели отнимешь сердце моего короля Луиджи, как в детстве лишил родительской любви?

— Не говори так, Ли Джин Ук!

— Мое имя Марко Романо, вампир!

— Я никогда не лишал тебя счастья, — ответил я, — а Луиджи — твой господин и король, а не мой! Я свободный и самостоятельный вампир и ни в ком не нуждаюсь.

— Исчезни из моей жизни, Кристиан, иначе я не ручаюсь, что оставлю тебя в живых! - склонившись ко мне проговорил брат.

— Ли Джин Ук...

— Мое имя Марко Романо, генерал, и прошу больше меня не называть старым именем. И ты, и я - вампиры, у нас иная жизнь, иная сущность и новое имя.

— Хорошо, Марко! Я благодарю тебя за спасение.

— Не меня благодари, глупый, но моего короля Луиджи. Я бы бросил тебя гнить с превеликим удовольствием в “Серебряной шпаге”, и оставил бы под палящими лучами воходящего солнца жариться, а потом сам бы развеял твой прах по ветру, но вот  беда — мой любимый король милосерден, его желания — закон для меня, его мнением я дорожу. Благодари Луиджи за то, что еще жив! Через несколько часов состоится суд над Констанцией и Его Величество просил тебя присутствовать. А теперь прощай, генерал Ли.

Заседание суда вампиров проходило в загородном замке Себастьяна Дюфоссе. Сам Властелин Парижа сидел спокойно на своем месте правителя французских вампиров и был невозмутим. Я не находил себе места. Хоть я и не хотел прощать Ин Су за убийства, но и не желал ей смерти. В зале суда стоял гул. Вампиры собрались и горячо обсуждали последние новости. Кто-то вспоминал красоту Констанции и сожалел о безвременной гибели азиатки; кто-то откровенно радовался — очевидно те, коих моя названная сестра обманула или обвела вокруг пальца в играх на картах. Наконец, зазвучала музыка и в зал вошел король Луиджи Великолепный, чистокровный вампир, самый древний и единственный из сохранившихся чистокровных Носферату. Даже Властелин Парижа, считающийся могущественным вампиром, не мог тягаться с Луиджи, уступая ему и титулом, и силой. Все встали с мест и приветствовали короля поклоном. Мне было плохо, кружилась голова, и заложило уши, все плыло перед глазами. Я еле держался на ногах и стоял на месте потерпевшего. Напротив меня, в отведенном для подсудимого месте, стояла Ин Су. Я понимал, что это конец для нее, но девушка была спокойна, и не реагировала на доносившееся до ее слуха нелестные возгласы. Луиджи посмотрел на меня. Янаходился словно во сне, в какой-то прострации.

— Сознаешься ли ты, Констанция Леопольдина де Карбюзье, в содеянном беззаконии против генерала Кристиана Пьера Филиппа де Бастьена? — услышал я голос судьи, седого и сурового на вид вампира. Его рука лежала на кодексе правил бессмертных, длинные пальцы в перстнях бережно обхватили толстую книгу с золотыми вензелями.

— Да, я сознаю, — услышал я голос Ин Су. Он был спокоен и серьезен, — я сделала это намеренно и без сожаления.

— Ваша честь! — сказал я. Мне было дурно, но я переборол слабость в себе. — Можно ли взять Констанцию Леопольдину де Карбюзье на поруки? Могу ли я, как ее названный брат, простить и спасти? Судья с интересом посмотрел на меня. В его глазах читалась сила воли, ум и непоколебимость. Я понял, что он никогда не пойдет на уступки.

— Генерал Ли, — произнес судья через целую вечность молчания, — слово вам пока не давали. Что за неповиновение законам и непочтение к королю Носферату? Вы не можете прерывать заседание суда, защищая преступницу. Закон кодекса под пунктом десять гласит, что если бессмертный намеренно причинит вред смертному, лишив жизни, то подвергнется суду. Если об этом узнает Орден крови, с которым мы заключили мир пятьсот лет назад, то баланс нарушится, ситуация выйдет из-под контроля, и начнется война, в которой обязательно будут гибнуть вампиры, оборотни и смертные люди. То, что произошло в Марселе - недопустимо! Констанция должна понести наказание вместе с напарницей, бессмертной Лучией Лемартан, которая сейчас в бегах, но которую Совет непременно найдет. Генерал Ли, вы также подвергнетесь наказанию за вмешательство в дело суда и за дерзость прекословия.

— Ваша честь! — ответил я, поклонившись. — Я готов понести самое тяжкое наказание за дерзость, но прошу Вас пересмотреть дело Констанции Карбюзье.

— Не вам такое предлагать, генерал! Воля высоких бессмертных, короля Луиджи Великолепного и Властелина Парижа, Себастьяна Дюфоссе, не подлежит оспариванию или перерассмотрению. Итак, наш окончательный приговор такав - Констанция Мария Леопольдина де Карбюзье осуждается на смерть! — проговорил судья и трижды стукнул молоточком о стол.

После приговора зазвучала музыка и в центр вышел палач. Ин Су вывели в центр и судья снова заговорил:

— Подсудимая, есть ли у вас последняя воля и пожелание?

— Есть, Ваша честь, и она обращена к Ли Ун Чону, моему названному брату, — ответила девушка.

Обернувшись ко мне, она произнесла спокойно:

— Прости меня за все, Ли Ун Чон, я была слишком плохой сестрой, отвратительным другом и клятвопреступницей. Я сделала это специально. Сначала, желая тебе досадить, я выкрала твою игрушку, но ты нашел Ким Ён Вона. Завидуя твоей любви к своему воспитаннику, я лишила его жизни, а также безжалостно убила остальных твоих двадцать младших воспитанников. Обратить Кима мне Себастьян Дюфоссе не разрешил, имея на тебя виды. А теперь я сожалею, что причинила тебе боль, но не сожалею, что сейчас умру. От жизни вампира я устала. Зная темные дела Властелина Парижа, я не хочу более оставаться рядом с ним. Он никогда не отпустит меня от себя живой. Я прошу у тебя прощения, не поминай меня худо, когда я уйду. Спасибо, Кристиан, тебе за все. Я умираю с радостью и без сожаления. Остерегайся подпасть под власть Себастьяна Дюфоссе и ему подобных, бойся потерять индивидуальность и склонить свою волю перед такими, как он. Прощай, Ли Ун Чон!

Я не успел моргнуть, как голова Ин Су была отсечена палачом. Я подбежал к Ин Су и опустился на колени перед сестрой, обливаясь слезами. Свет померк в глазах моих, все смешалось и перевернулось внутри. Ненависть к Себастьяну Дюфоссе переполняла мое сердце. По его вине была казнена сестра, по его вине она превратилась в чудовище и убийцу.

— Ин Су!.. — проговорил я, падая без чувств.


Г л а в а 16.

Прошла неделя со дня казни Ин Су. Ее тело сожгли в лучах восходящего солнца, а прах развеяли над Сеной. Я не находил себе покоя ни днем, ни ночью от боли и утраты. Я потерял всех — отца, мать, любимую супругу, детей, воспитанников, а теперь еще и Ин Су, с которой мы в далекой Японии, в доме Айдо Мураками Тэндзи пообещали быть братом и сестрой.  А также я  не смог  спасти Жанетт из Лотарингии. Никого не осталось в живых. У меня кровью обливалось сердце, но прошлого не вернуть, а от реальности никуда не деться. За эту неделю я ни разу не питался и не мог ни с кем разговаривать, видеть никого не хотел. Сегодня меня нашел Арман Жан Антуан и принес мои кинжалы и отцовский меч, который я оставил в таверне “Серебряная шпага”. Я вернулся на свой остров.  Было решено, что за старшего останется О Юл Мин, он продолжит дело воспитания воинов для Франции, станет руководителем "Огненных воинов". Король Карл VII  наконец-то дал письменное разрешение на мою отставку. При себе я оставил только   Ци Лян Яна, а Луи из Прованса отправил домой, пусть он лучше станет врачом, чем убийцей, а мы с Ци Лян Яном  уедем в другую страну, оставим Францию, заживем человеческой жизнью.  До отъезда оставалась неделя, и я прощался с моим лагерем, вспоминая чудесные дни в окружении ребят.

Я находился в своей комнате днем, а с закатом солнца переходил к Ким Ён Вону на могилу. Я разговаривал с ним, веря, что его душа обитает где-то рядом и слышит меня.

— Прости меня, Ким Ён Вон, я не смог, не успел обратить тебя в последний момент,- повторял я как заклинание.

Каждый день я вспоминал тот самый первый раз, когда мы с пареньком только встретились. Вспоминая, я плакал навзрыд.   Мои бессмертные дети смотрели на  меня с болью, ведь во мне стали происходить изменения от голода. Я не питался больше недели, отвергая    кровь.   Я еще помнил вкус крови Ким Ёна на своих губах. Я хотел умереть вместе с ним. Я любил его как сына и как друга, а теперь его не было в живых. На тридцатый день моего воздержания и отчаянного желания переселиться в  мир мертвых, на мой остров приехал король итальянских вампиров, Луиджи Веньер Витторио Чезаре Кавольджинни.

 — Ли Ун Чон, — проговорил король Носферату, — так нельзя! Вы заморите себя голодом и жаждой.

— Ну и пусть! - ответил я, недоумевая, как он узнал, что мне плохо. — Что для меня жизнь и вечность? Я    устал. У меня все отнято — нет ни семьи, ни любимой супруги, ни детей, ни друга, ни воспитанников, никого не осталось. Влачить жалкое существование вечно я не хочу, Ваше Величество! Я слышал, что есть такое наказание среди вампиров — они могут уснуть   на многие века, уйти из мира и замуровать себя в могиле. Я так  хочу. На всю вечность и один.

— Есть такое, Кристиан, - спокойно ответил Луиджи, - но это дается за непослушание или преступление.

— Я был дерзок с судьей в день казни Констанции. Могу ли я попросить Совет вампиров, чтобы меня наказали?

 — О вашей дерзости я замолвил слово, нет необходимости поднимать это дело снова. Вы мне нужны,  Кристиан. Я хочу сделать вас своим другом, своим собратом, поверенным во все мои дела.

—  Ваше  Величество,  прошу меня простить, но у Вас уже есть друг и собрат, есть и поверенный во все  Ваши дела. Зачем Вам такой как я — слабый, дерзкий, сентиментальный вампир? У Ваших ног может оказатся любой из благородных бессмертных, он примет с радостью все, что Вы ему предложите.

—  Мне не нужен никто другой, Кристиан. Лишь вы и только вы достойны, принять мою кровь в свои недра. Вы единственный можете стать моим наследником вечности и моим другом. И давайте уже, перейдем на "ты", - проговорил Луиджи и подмигнул мне. - Знаешь, что в тебе привлекло меня, Кристиан? Ты живой, в тебе горит огонь силы, совести, а главное - ты жалеешь смертных, понимаешь их и принимешь людей такими, какие они есть.  Многие  бессмертные  лишены  этого,  оттого  их  внутренний мир прогнил. Твой брат -близнец не подходит на это звание, он слишком зол и честолюбив. Я его уважаю, как стратега и правителя Флоренции, но он не может стать моим соратником, братом и наследником  духа.

— Ваше Величество... — сказал я, и болью заныло мое сердце, — Марко Романо не такой, я верю — не все потеряно в его душе, он слишком много видел в жизни, озлобился, и мой долг пробудить его сердце к любви, согреть душу.

Я понимал, что Ли Джин Ук будет крайне зол и раздосадован  потерей  любимого  короля и друга, своего возлюбленного. Что же делать?

— Хорошо, я предоставлю ему шанс, о котором ты меня просишь, Кристиан, а пока иди ко мне и я дам тебе живой огонь бессмертия! — произнес Луиджи Великолепный,  открывая  свои  объятия  мне  навстречу. Я медлил. Терять свободу и свою волю я не хотел. А главное, я ему не доверял. Я вспомнил слова Ин Су перед   смертью  о том,  чтобы  остерегаться и не верить  Себастьяну Дюфоссе и ему подобным. Чем Луиджи Великолепный  лучше  его?  Оба  вампиры -аристократы, оба   древние и сильные, оба надменные и гордые.  Чего  он хочет?

— Иди  же  ко  мне, Кристиан,  вкуси  моей  крови, стань моим чадом и моим другом. Чтобы вечность мы были вместе.

— Ваше Величество, я никогда не стану Вашим возлюбленным, подобно Марко Романо, я не такой.

— Я и не хочу, чтобы ты становился моим любовником. У меня достаточно как смертных, так и бессмертных  игрушек на  каждую ночь.  Я хочу,  Кристиан,  чтобы ты был мне предан, служил мне не как верноподданный
своему королю, но желаю, чтобы нас связывала дружба мужская, как адамант крепкая, и понимание.

Какой-то магической силой меня потянуло к королю бессмертных.  Так  тянется  к майскому  солнцу бутон цветка, жаждущий напиться светом и теплом; так тянется ребенок к груди  матери, чтобы  вкусить молоко.  Как ослушаться чистокровного  вампира?  Могу  ли я и дальше испытывать его терпение? Очень  медленно, шаг за шагом я пошел к нему навстречу.  Король Носферату  обнял меня, обнажая свою грудь. Сделав надрез ногтем, он проговорил:

— Пей, наслаждайся, властвуй и смотри...

Осторожно, глядя в глаза чистокровного, я  приник  губами к надрезу и начал пить. По моим венам, по пищеводу потек живой огонь  крови  чистокровного вампира, он обжег меня, опалил,  превратив в расплавленную лаву  японского  вулкана  Тятя, подобное извержение я видел в Японии перед отъездом. Внутри  что-то  взорвалось, рассыпавшись на мелкие атомы, и вся моя  сущность  открылась воле  короля Луиджи. Я  увидел  эпоху минувших дней, увидел, как появились семеро первых вампиров.  Они  воевали между  собой.  После долгих  сражений  за  титул  короля,  остался  на  земле  только один чистокровный...

 — Луиджи... — воскликнул я, задыхаясь. Он отстранился от меня и через секунду надрез на  его груди закрылся. Я упал на пол, не в силах  держаться на ногах. Все мое тело корежилось от боли и  какой - то блаженной истомы.  Хотелось  кричать  и ликовать, жить и одновременно умереть. Что это значит?

— Луиджи, что ты со мной сделал? — прокричал я, называя короля по имени, без титула и на "ты". — Что  со мной происходит? Я умираю. Останови все это, я не могу больше!

— Терпи, мой Кристиан! Огонь чистокровного  очищает твою кровь, делая тебя совсем другим бессмертным. Через сутки ты полностью изменишься, друг мой. У нас  будет одна  кровь и одна сила,  одна воля и одно  желание, Кристиан.

Я почувствовал, что вся моя внутренность наполнилась светом и огнем.  Теряя сознание, я  понял — мне   уже никогда не быть прежним Ли Ун Чоном, а еще то, что моя жизнь теперь непосредственно переплелась с королем Луиджи.


Глава 17

Я начищал свой серебряный меч, сидя под сливой в нашем саду, и любовался его сиянием в солнечных лучах, и не заметил, как ко мне подошел отец и сказал:

— Ли Ун Чон, завтра мы отправимся во дворец, Ли Сон Ге пригласил нашу семью на праздник Весны. Мать приготовила тебе новый наряд, пойди к ней, примерь. У короля есть младший сын Ли Бансок, он хочет познакомиться с тобой, поиграешь с наследным принцем.

— Хорошо, отец! — ответил я. Однажды я видел наследного принца несколько лет назад, когда мне было десять лет, а ему одиннадцать. Отец тогда тоже взял меня во дворец, и я увидел его. Красивое и пропорциональное лицо, высокие скулы, орлиный взгляд, умные глаза, хорошо поставленная речь, несмотря на юный возраст и природное благородство. Младший сын Тхэджо понравился мне с первой встречи. Иногда я думал о наследном принце, вспоминая нашу первую встречу. Я неразлучно носил с собой подаренный отцом меч, он-то и привлек внимание принца. Ли Бансок стоял на верхней ступеньке королевского дворца и улыбался. Я поприветствовал Его Высочество глубоким поклоном, а принц сказал мне короткое слово: “Привет”. Мальчик смотрел на меня прямо и открыто с улыбкой, располагающей к себе. И вот теперь должна была состояться наша новая встреча. Всю ночь я не мог толком уснуть, гадая, какой она будет, смог заснуть только перед рассветом. Мы вошли во дворец, отец оставил меня, сказав, что скоро я увижу принца, а сам поспешил к королю Ли Сон Ге, который ждал его в саду. Я засмотрелся на цветущую вишню, на ветвях которой сидела птица и пела. Ее переливы услаждали мое сердце. Я не заметил, как ко мне подошел наследник.

— Здравствуй! — поприветствовал меня Ли Бансок.— Ты ведь сын военного министра?

— Да, — ответил я, кланяясь, — мое имя Ли Ун Чон, Ваше Высочество.

— А мое, Ли Бансок. Я помню тебя с того времени, как ты в прошлый раз приходил к нам. Хочешь, я покажу тебе диковинного павлина и говорящего попугая? Павлин такой большой и разноцветный с красивым хвостом.

— Да ну? — удивился я. — Благодарю, Ваше Высочество.

— Знаешь, называй меня Бансоком по имени и без титулов. — Я согласно кивнул в ответ. Простота принца располагала к себе, он излучал тепло и радушие.

Принц повел меня за собой в прекрасный сад. В нем поспевал виноград, сливы, яблоки и росли мандариновые деревья, под кронами которых я увидел павлина – он то закрывал свой, переливающийся перламутром разноцветный хвост, то снова раскрывал его.

— Тебе нравится, Ли Ун Чон? Правда, красиво? Дальше у нас пасутся лани, а чуть правее – арабские скакуны. Ну, вот мы и пришли, — облегченно сказал Бансок и, взяв меня за руку, повел в заросли. Пройдя сельву папоротников, мы очутились на большой поляне рядом с беседкой. В ней я увидел короля Ли Сон Ге и моего отца. Король показывал военному министру диковинного попугая, который повторял слова за Тхэджо. Завидев нас, Его Величество улыбнулся.

— Сынок, — молвил Ли Сон Ге, — очень хорошо, что вы пришли с Ун Чоном. - Я поклонился до земли королю и поцеловал его руку.— Славный парень! — сказал он и похлопал меня по плечу. — Совсем возмужал. Покажи нам свое мастерство, поборись со мной. Вы — будущее королевства Чосон и я хотел бы, чтобы ты подружился с моим младшим сыном. Бансока я думаю посадить на свое место, как только он подрастет. Он мой любимый сын и отличается не только умом, но и удивительной любовью к простым людям, переживает за всех. Думаю, из него в будущем получится мудрый правитель.

Я смутился, во мне все перевернулось от страха. Я посмотрел на отца. Как я мог бороться с королем Страны Утренней Свежести? Ли Сон Ге сделал знак рукой и подошедший слуга принес нам два деревянных меча. Первый он с поклоном передал Тхэджо, а другой мне.

— Ваше Величество… — только и произнес я, мои губы, руки и ноги онемели от страха. Король мне безгранично нравился, им я восхищался. Я снова посмотрел на отца, но его лицо осталось непроницаемым, и только одни глаза улыбались.

— Если ты окажешься столь хорош, что победишь меня, то я назначу тебя наставником моего сына Бансока.

— Мой государь, — проговорил я, — Ваш раб достоин принять смерть от Вашей руки, но как посмею я поднять на Вас мою ничтожную руку?

— Это приказ твоего короля, парень. Обнажи свой меч и покажи все, на что ты способен.

Ли Сон Ге сделал выпад и я вынужден был защищаться. Он давил, притеснял меня и видел мое отчаянное смятение.

— Не смей поддаваться мне, парень! Это мой приказ! — произнес Тхэджо и начал нападать. Я мимолетно взглянул на отца, он кивнул мне. На долю секунды я перевел свой взгляд на Бансока. Принц смотрел на нас с восхищением, глаза его горели от напряжения. Мы бились с королем и он, конечно, победил меня. Пыль долго стояла вокруг столбом, а примятая трава еще неделю не поднимется после наших ног.

— Отлично, достаточно! — скомандовал Тхэджо. — Я доволен тобой, Ли Ун Чон. — Я склонил свою голову перед государем.

 — Прошу прощения, Ваше Величество! — произнес я.

— Отец, за честный бой я прошу тебя подарить Ли Ун Чону попугая, он заслужил его, — сказал наследный принц Ли Бансок, подойдя к отцу. Тхэджо внимательно посмотрел на сына и кивнул. Через минуту клетка с говорящим попугаем уже была в моих руках.

— Я не ошибся в тебе, сынок, — проговорил Ли Сон Ге, похлопав наследного принца по плечу, — ты -будущий приемник престола, а этот парень — будущий лучший мечник Страны Утренней Свежести.

— Завтра приступим к занятиям, — сказал, прощаясь со мной, принц Бансок, когда мы с отцом покидали “Дворец лучезарного счастья”. Внезапно над нашими головами просвистела стрела, а через долю секунды я почувствовал, что отец закрыл собой меня и наследного принца. Нападавший в черной маске скрылся из вида, спрыгнув с персикового дерева. И как наемник мог спрятаться внутри дворца? Куда смотрит охрана?

— Ваше Высочество, — проговорил я, пытаясь слезть с Ли Бансока. Отец поднял нас. В плече его торчала стрела.

— Отец, отец… — закричал я.

— Надо увести в дом принца Бансока, — ответил отец, держась за плечо. На встречу нам спешил Ли Сон Ге, а за ним семенил придворный лекарь и целый отряд военных. Лекарь, осмотрев рану, нашел стрелу отравленной, мы с отцом были вынуждены на пять дней остаться во “Дворце лучезарного счастья” пока придворный лекарь выхаживал отца, выводя яд из организма. В то время я еще теснее сдружился с наследником. Ходили слухи, что на любимого младшего сына Ли Бансока покушается старший сын Тхэджо за престолонаследие.

;;;;;;;;

Мне снова снилось прошлое. Я проснулся на закате солнца, король Луиджи покинул мой остров. В  комнате для гостей меня поджидал слуга Себастьяна Дюфоссе. Он передал мне письмо, где говорилось о том, что я должен немедленно приехать в имение Анри де Карбюзье. Я вздрогнул. Неужели Хозяин Марселя объявился? Неужели не сдержал обещание и Властелин Парижа его увидел? Делать нечего, надо спешить в родовой замок де Карбюзье. Ци Лян Яна я отправил в имение моего друга, князя Галкина Николая Викторовича. Я был знаком с ним несколько лет, он переселился с женой в Париж, она была больна падучей болезнью и поэтому посещала какого-то мага — шарлатана, будоражащего умы парижан. Перед отъездом я сказал Ци Лян Яну, чтобы он не снимал медальон Анкх и передавал мне все в случае непредвиденного, чтобы я смог узнать, что случилось и прийти на помощь.

От самых ворот до входа в замок я шел пешком. Мне вспомнился мой первый приезд в имение маркиза, моя встреча с беглянкой Ин Су. Мое перерождение в существо ночи. Конечно, я не питал преданных чувств к Анри Карбюзье, но и сказать, что ненавижу маркиза, тоже не мог. Знает ли он о смерти Констанции? Бессмертный, обращающий человека в вампира, всегда знает, что с его чадом случается, кровь дает о себе знать. Во мне кровь Анри молчала, я вдруг почувствовал, что моего создателя в родовом имении нет. А может я перестал его чувствовать от того, что во мне теперь текла огненная кровь Луиджи Великолепного? Сад, фонтан, аллеи синих елей и розы, подъездная дорожка, вымощенная белым гравием — все осталось нетронутым и ухоженным, словно хозяин не покидал родовое поместье. Из-под камня все так же бил подземный родник с ключевой водой. Я наклонился над ним и ополоснул лицо с дороги. Свернув влево от дорожки, я очутился в родовой усыпальнице рода де Карбюзье. Баронесса Анжелика Сюзана Мария де Карбюзье, урожденная графиня де Шармонтю - мать маркиза  покоилась рядом с супругом — отцом Анри — Давидом Александром Генрихом де Карбюзье, рядом могилы братьев и сестер Анри, тетушек и дядюшек, похороненных более двухсот лет назад. Я пошел дальше. У ворот меня поджидал Анри де Карбюзье собственной персоной. Все так же элегантно ухожен и надменен. Его высокомерие и превозношение над всеми, как бессмертными, так и людьми, было поистине сатанинским. Увидев меня, он рассмеялся.

— Приветствую тебя, мой дорогой романтик! Как жизнь молодая?

— Анри, почему ты здесь? Как ты смог не сдержать слово дворянина, данное мне, а взять и вот так запросто появиться на земле Франции?

- Я устал жить в Шотландии, да и Себастьян не против моего возвращения в Галлию.

— Себастьян?!.. Но разве он знает? Анри, ты выставил меня непорядочным лжецом в глазах Властелина Парижа.

— Генерал Ли, — услышал я голос Себастьяна за своей спиной. Я вздрогнул. На камне сидел Властелин Парижа и улыбался. И когда только успел появиться?

— Карбюзье никогда и не был порядочным  ни человеком, ни вампиром. Я очень сожалею, что вас обратил маркиз, а не я. Будь это я, вы бы стали сейчас могучим вампиром, правителем Лиона или того же Марселя. То, что Анри жив, я знал давно, с самого начала. Чтобы заглушить запах других вампиров, маркиз даже пожертвовал своими шикарными локонами, но этого мало! Я знал, что в той урне был прах не Карбюзье. Как вы думаете, генерал, для чего я это сделал? Почему не сразу разоблачил ваш с Анри обман?

— Чтобы отомстить, Ваша светлость? — спросил я.

— Эх, нравятся мне самураи! Они так строги к себе, честны, собранны, неподкупны и бесстрашны! Правильно, Кристиан! И теперь от вас будет зависеть дальнейшая участь вашего создателя. Битва назначена на завтра в саду, на поляне. Победите вы, генерал, останется в живых Анри, а проиграете — он умрет.

— Правы ли будем мы, если не дадим знать о нашей дуэли королю Луиджи или старейшим вампирам -аристократам?

— Я — Властелин Парижа, Кристиан. Здесь я — царь и бог, и никто не властен мне указывать.

На следующий день после захода солнца Властелин Парижа, Анри де Карбюзье и я вышли в сад. Погода окончательно испортилась, гремел гром и молния пронзала небо с запада на восток. Тучи нависли над имением Карбюзье, в небо поднялись сотни черных ворон. Они каркали, летая над нами, словно темные ангелы, охотящиеся за душами, чтобы низвергнуть их в преисподнюю. Бессловесные твари летали над нами, вампирами, еще более ужасными и жестокими чудовищами по сравнению с птицами. Глаза Себастьяна Дюфоссе засветились алым светом, когда он, посмотрев на небо после очередного раската грома, проговорил:

— Пора! Я жду хорошей битвы, мой Кристиан!

— Я к вашим услугам, сударь! — ответил я.

Мы поклонились друг другу и скрестили шпаги. Властелин Парижа фехтовал мастерски, его выпады и нападания казались мне не боем, а танцем. Грациозный и осторожный, Себастьян рассчитывал каждый шаг и взмах. Ему не мешало даже его длинное платье, расшитое серебром. Небо разверзлось проливным дождем, а наша дуэль все продолжалась. Анри сидел на камне под деревом и с тоской наблюдал за нами. Только сейчас он наконец понял всю серьезность своего положения. Понял и ужаснулся, битва шла за его жизнь, шутки и игры закончились.

— Я уступлю вам, друг мой, — сказал Властелин Парижа, обращаясь ко мне, — и оставлю в живых вашего создателя, но у меня к вам есть предложение.

— И какое же, Ваша светлость? — спросил я. — Очередная афера, в которой погибнут невинные люди или слабовольные бессмертные? Если Вы об этом, то не стоит и начинать...

— Как вы дерзки и холодны, друг мой, как строги и неподкупны. Я предлагаю сделку с вами в обмен на жизнь Анри. Я оставлю в живых маркиза, если вы станете моим, генерал.

— Я в состоянии защитить маркиза де Карбюзье без Ваших подачек.

— Ну, тогда вы сами будете виноваты в его гибели!
— ответил Себастьян Дюфоссе и с молниеносной скоростью поднялся ввысь, я последовал за ним. Мы бились в небе под черными нависшими облаками, и молния служила нам освещением. — Непокорный азиат!

Молния ослепила меня на мгновение и этого было достаточно Властелину Парижа, чтобы спуститься с неба на поляну и пронзить насквозь сердце Анри де
Карбюзье. Когда я опустился на землю рядом с маркизом, он умирал: его лицо и все тело покрылось мелкой сеточкой морщин, глаза впали и превратились в черные дыры, руки скрючились, и он стал рассыпаться у меня на глазах, превращаясь в прах.

— Анри, нет! — закричал я. — Не умирай!

— Поверь мне, Кристиан, дальнейшее пребывание маркиза на земле бессмысленно, он глуп и честолюбив, в нем ничего порядочного не осталось.

— Порядочность! Что есть порядочность в глазах твоих, Себастьян?- воскликнул я, обратившись к Властелину Парижа на “ты”.- Неужели считаешь себя порядочным? Кто дал тебе право убивать? Анри не был твоим верноподданным! — закричал я.

— Ошибаешься, самурай! Анри жил в моей стране, но не хотел подчиняться моей власти и воле. Я долго терпел, мирился с его оргиями, выносил дерзость и заносчивость, но всему есть предел, даже у бессмертного наступает лимит терпения, и он у меня исчерпан. Анри подставлял под угрозу наш вид на глазах у инквизиции, слуги которой и сейчас рыщут в поисках нас, вампиров. Костры во Франции по сей день горят, а предсмертные стоны Детей Ночи слышны повсюду с высоких столбов перед Собором Парижской Богоматери. Анри в открытую устраивал пиршества на балах, вечеринках, концертах и в Опере. Он шел по трупам своих обескровленных жертв, не заботясь о том, что по его следам идут слуги Ордена Крови и инквизиция. Мне, как Властелину Парижа, постоянно приходилось заметать следы, прикрывать его подмоченный зад, и поверь -  надоело. Кристиан, ты не знаешь, что он творил в Шотландии. Мало того, что обратил в вампиров бандитов и убийц, так еще и поубивал многих из семей аристократов и инквизиторов. Ты думаешь, что я его вызвал во Францию? О нет! Он напакостил в Шотландии, проник в Лондон, но и там на него открыли охоту. Карбюзье бежал во Францию и явился ко мне, оболгав тебя, Кристиан. Он сказал, что ты его оставил жить, потому что хочешь, чтобы Анри потом вернулся, и вы бы вместе уничтожили меня. Он сказал, что оргию в Шотландии устроил именно ты, когда приехал разыскивать Анри. И это ты, а не он обратил горцев в диких и необузданных вампиров. Он лгал и клеветал на тебя, Кристиан, но я, зная твою порядочность и неподкупность, поэтому не поверил Анри. И после этого ты говоришь о моей непорядочности?

— Мне его жаль, он — мой создатель, — ответил я, — и потом, я не верю тебе, Себастьян. На все сто процентов не верю, что ты сказал правду. Тебе солгать — раз плюнуть. По твоей вине погибла Ин Су. Ты не имел права ее обращать. Благодаря тебе она испортилась окончательно, я знал ее с хорошей стороны. У тебя не дрогнул ни один мускул, когда ее убивал палач, в твоих глазах царило безразличие, уничтожат Констанцию или нет!

— И что мне оставалось делать? Пойти и отвоевать преступницу? Она убила твоих воспитанников, и после этого ты с сожалением вспоминаешь ее? Ты
вампир после этого, вообще, Кристиан, или распустивший нюни подросток?

— Ты никогда не поймешь, что сделал. Я хочу драться с тобой, Себастьян!

— Дуэль? Ну что же! Победишь меня  я дам тебе власть правителя Марселя, понравившийся замок Карбюзье, а проиграешь — станешь моим рабом.

— Я уничтожу тебя, Себастьян! Мое сердце переполняют гнев и презрение к такому чудовищу, как ты!

Мы отбросили шпаги и взяли в руки мечи, Скрестив их, мы снова ринулись в бой. Поединок длился несколько часов, природа неистовствовала, молния била в землю, но нам ничего не мешало. Я чувствовал прилив сил, с каждым выпадом становилось легко, словно кто-то помогал мне, наполняя меня огнем, а вот у Властелина Парижа были проблемы, он стал выдыхаться. Одним из пируэтов я с разворота вонзил меч в черное сердце Себастьяна. Он упал на мокрую траву.

- Кристиан! Как же так вышло, что ты смертельно ранил меня? Ведь нам суждено быть вместе, я хочу, чтобы ты перенял мой дух, мою силу, стал мне братом, — проговорил Себастьян.

— Ты никогда не станешь мне братом, Властелин Парижа! Твое гнилое сердце, кроме собственных амбиций, никогда не любило и не жалело никого. Я же научен моими родителями любви, жертвенности, состраданию к людям, а также чести. И даже проклятая участь вампира не изменила моего внутреннего устроения.

— Ты не понимаешь, Кристиан! За убийство высокого бессмертного суд приговорит тебя к смертной казни. Я очень могуществен, а ты простой вампир.

— Я рад этому, Ваша светлость! Бремя бессмертия для меня непосильно. Я устал от того, что всех потерял в моей жизни, и прошлое, как голос небесный, преследует меня, не умолкая ни на секунду. Он жжет мои сердце и душу, Себастьян.

— Я хочу жить, Кристиан, дай мне своей огненной крови, которую тебе даровал король Луиджи. Меня убить нельзя простым способом, но если ты смог, значит сила чистокровного в тебе, его магия.

Неожиданно появился Ли Джин Ук с каким-то вампиром.

— Ваша светлость! — произнес Марко Романо, поклонившись Властелину Парижа. — Мой король послал меня остановить дуэль, которую Вы устроили. Драться, используя силу, навыки и магию вампиров в присутствии смертных запрещено категорически кодексом номер три, главой десятой. Поэтому мы с Николо Гранатти, помощником судьи, пришли остановить фарс и беспечность Вашу. Вам обоим стоило доложить Совету старейшин или моему королю о цели намечаемой дуэли, и мы уже назначили бы сами день, место и время.

— Здесь я — Властелин Парижа, наместник короля! Не тебе мне указывать, щенок, мал еще!

— Мы доставим вас в Рим на суд, Себастьян Дюфоссе! Вас и Кристиана Филиппа Бастьена, — невозмутимо ответил Марко Романо, даже не взглянув на меня.

— Ах, да! Ты же брат-близнец Кристиана? Такие оба вредные и несговорчивые вампиры! Вот только ты, Ли Джин Ук, простой, заурядный и второсортный вампир, в отличие от твоей копии. Ли Ун Чон, к примеру, напился крови твоего любовника, короля Луиджи, и теперь нападает легко на высоких бессмертных, уничтожая их.

Я увидел как исказилось и еще сильнее побледнело лицо Ли Джин Ука от злости, но он сдержался.

— Это дело моего короля кому подарить свою кровь, а кого лишать ее. Поднимайтесь, Ваша светлость, нам пора возвращаться. Смертным слугам Анри Карбюзье, которые стали свидетелями дуэли, мы с Николо Гранатти сотрем память.

Неожиданно Себастьян Дюфоссе выхватил мой отцовский серебряный меч и в мгновение ока вонзил в свое раненное сердце. Угасающий свой взор в последний раз Властелин Парижа устремил на меня и мгновенно рассыпался в прах.

— Николо, возьми останки Себастьяна Дюфоссе и возвращайся в Италию, а я займусь генералом Ли.

— Кем ты возомнил себя, Кристиан? — закричал Марко Романо после того, как помощник судьи удалился с прахом Властелина Парижа. — Ты, ничего не значащий вампир, среди нашего мира, по ошибке и без согласия Совета обращенный в бессмертного, как посмел драться с Властелином Парижа и даже убить его? Возомнил себя вершителем правосудия? Как посмел одурачить моего короля так, что он тебе дал вкусить своей крови дважды? — неистоствовал Ли Джин Ук.

— Прости меня, брат...

— Иди к дьяволу! Какой я тебе брат? Ты — неудачник, лишивший меня любви отца, матери и детства! Я по-хорошему просил тебя не называть меня братом. Ты умер для моего сердца много лет назад.

- Марко...

- Я ненавижу тебя, Кристиан! Я говорил и повторяю еще раз, что всегда буду презирать тебя и отнимать все самое дорогое в жизни твоей во всей вечности. Тебе больше нет поблажек и извинений! Вижу, что по- хорошему ты не понимаешь, генерал Ли, тогда будем объяснять по-плохому, — с этими словами Джин Ук ушел и только ледяной поток ветра чуть не  сбил меня с ног.

- Проклятье! — воскликнул я.


ГЛАВА 18

Под покровом ночи я вернулся в военный лагерь      “Огненные воины”, раздумывая по дороге о последних словах Джин Ука. Кругом царила тишина и пахло гарью, сожженными деревянными корпусами и горелым мясом — телами убитых моих воспитанников. Я прошел в центр и ахнул — весь фонтан “Живой источник”, как его называли мои парни, стоящий посреди площади, был залит кровью Ю Джун Ки и О Юл Мина, обращенных мной вампиров. Характерный запах обгорелых тел разносился по всему лагерю. Я подошел к костру и взял в пригоршню часть еще теплого праха моих старших воспитанников, он еще хранил информацию о происшедшем.

На лагерь напали жандармы и слуги тайной организации Совета вампиров, объединившиеся с инквизицией церкви. Я знал, что, обнаружив вампиров в моем лагере, они поднимут весь католический мир на облаву Детей Ночи и оборотней. Инквизиция ищет нас по всей Франции, но настоящее зло разгуливает на свободе, а осужденные по наговору невиновные гибнут сотнями на кострах, гниют в Бастилии и умирают на каторге. Тысячи костров полыхают по городам Франции, Италии, Испании. Особенно нападают на бледнолицых, анемичных, красивых и умных людей, подозревая их в вампиризме. Не приведи Господь, если у вас на теле обнаружат природный волосяной покров или родимые пятна — вас тут же схватят, назвав оборотнем, существом, превращающимся в чудовище в полнолуние. Люди гибнут сотнями ни за что, а истинные ночные чудовища остаются безнаказанными и посмеиваются над жалкими потугами “святой инквизиции”. К их числу отношусь и я. Нам не мешает по-прежнему питаться по ночам, убивать людей и посещать богатые дома смертных, пудрить им мозги, обирать до нитки, стирая их ограниченную память, и сколачивать капитал на несчастье, слезах и крови невинных людей. Такова сущность проклятых Детей Ночи. Я стою в центре моего военного лагеря и воочию вижу, как жестоко расправились каратели инквизиции с моими вампирами. О Юл Мин и Ю Джунг Ки пришли ко мне в юном возрасте, я полюбил их, они обрели в лагере семью, любовь и понимание. Когда во Францию пришла чума, я защищал свой лагерь от этой болезни. Я селил заболевших в отдельный корпус и сам ухаживал за ними, запрещал общаться с прочими ребятами. Мне любая болезнь была нипочем, ибо я — вампир. На Пасху в карантинном корпусе в ночь умерли три человека сразу. Ю Джунг Ки и О Юл Мин тоже были при смерти, когда я пришел к ним после кремации трех трупов. Я увидел их страдания и взял грех на душу — не допустил, чтобы безжалостная смерть забрала у меня еще двоих. Со слезами на глазах я обратил ребят в вампиров. В центре военного лагеря и по всему периметру я разложил влажную солому и жег круглосуточно костры, чтобы дымом отгонять эпидемию. И чума отступила от моего острова. Мы многое видели с моими детьми -вампирами, они ассистировали мне при операциях на поле брани, когда Жанна д’Арк воевала за Орлеан, а теперь Ю Джунг Ки и О Юл Мина не стало. Также убиты еще десять моих учеников из смертных. От горя я взвыл раненным зверем - их убили не сразу, долго пытали, а под конец вырвали сердца. Силы оставили меня, горе было слишком велико, и я упал на землю. Не знаю, сколько я так пролежал под небом, катаясь в грязи, в безмолвном крике, с разбитым на мелкие кусочки сердцем. Я молил милосердие Небес послать мне палящее полуденное солнце, чтобы оно испепелило меня, но все время шел проливной дождь, грозовые тучи над Марселем висели неделю, нисколько мне не повредив.
 
Делать нечего, надо подниматься. Я кремировал тела вампиров и развеял их прах над Сеной. Я просил стать их свободным ветром после того, как они пройдут врата смерти. Мне необходимо было найти Ци Лян Яна и уцелевших ребят, убежавших из военного лагеря. Я всегда говорил воспитанникам, что если когда-нибудь что-то произойдет на острове, то они должны найти пристанище у королевских мушкетеров. Я знал, что отважный капитан не бросит моих ребят. За них я был спокоен. А я на закате отправился к князю Николаю Викторовичу Галкину. Не доезжая его имения, я увидел спешащего мне навстречу слугу князя, Кукушкина Сергея. Он был бледен и напуган.

- Генерал Ли,  хозяин послал за вами, — воскликнул он, — у нас случилась беда. Кто-то пробрался в дом и отравил вашего воспитанника. Паренек прихворнул утром, поднялась температура, князь Николай Викторович позвал семейного доктора, и тот прописал ему микстуру от кашля. Пока я готовил отвар, кто-то пробрался в дом к больному и дал другое питье. Когда я вошел в его комнату, парень лежал весь синий, с выпученными глазами и распухшим языком. Я побежал к князю, но было уже поздно. Мой хозяин ждет вас, генерал Ли.

Мне было все равно, что подумает обо мне слуга князя или вообще кто-либо из домашних Николая Викторовича. Я поспешил к Ци Лян Яну так быстро, на сколько мне позволяла моя скорость вампира, и нашел тело его в часовне.

 — Друг мой! — воскликнул я, опускаясь перед мертвым, вздутым от яда телом Ци Лян Яна. — Как же так случилось, что и ты покинул меня? Кто был тот человек, осмелившийся отравить тебя? — Я плакал долго, пока не почувствовал на своем плече руку князя Галкина.

— Мне жаль, Кристиан, что так получилось. Я не смог защитить твоего воспитанника! Ты оставил мне его, чтобы я за ним присмотрел, а я не оправдал твоих надежд, — проговорил князь. Слезы с новой силой полились из моих глаз. Я не поднимал головы: алых слез вампира не должен видеть ни один смертный человек, а здесь все были простые люди, не знающие о проклятых Детях Ночи. Неожиданно я увидел то, что здесь произошло. Несколько часов назад в комнату вошел Ли Джин Ук. Он был в одежде лакея. Брат прошел к одру Ци Лян Яна и сообщил, что князь Николай Викторович послал ему микстуру и велел выпить немедленно, что больной и сделал. Ци Лян Ян умер от удушья ядом, который проник моментально в организм и впитался в кровь. Как посмел Марко Романо совершить подобное? Я понимал, что и избиение моих воспитанников — дело рук Ли Джин Ука. Но не только это преступление совершил Марко Романо. Он из ревности и ненависти ко мне сделался предателем короля Луиджи и перешел на сторону Ордена Крови, который пока не тронет его, ибо он теперь их осведомитель, а еще Марко Романо дает свою кровь для исцеления именитого и потомственного графа де Ла Бруно, больного раком. Брат ненавидит меня и уже начал приводить в исполнение свое обещание — отнимать у меня все самое дорогое в жизни.

— Марко Романо, — проговорил я, — где твоя совесть? В какое чудовище ты превратился? Что мне с тобой делать дальше? Брат, я обязан тебя наказать, должен хоть как-то расшевелить твою мертвую совесть, Ли Джин Ук!

Я перевез тело Ци Лян Яна в военный лагерь и похоронил рядом с Ким Ён Воном. Два моих любимых воина, которых я воспитал с детских лет, покоились рядом.

;;;;;;;;

Прошла неделя со дня похорон моих воспитанников. Я отправился во Флоренцию на поиски моего жестокого брата. Как достучаться до его ледяного, наглухо запечатанного сердца? Всю неделю, пока длился мой траур, я не находил себе места от гнева на Марко Романо, чье сердце настолько очерствело и озлобилось, что его ничем нельзя прошибить.

Пассажирский корабль "Золотая Лилия" вышел в открытое море после заката солнца из порта Марселя. Один из прогулочных маршрутов французской знати. На корабле я увидел Матильду Жозефину Рено, одну из фрейлин ее величества королевы Франции Марии Анжуйской. Девушка была послана королевой в Рим, чтобы передать личное послание Папе Римскому. Ее сопровождала охрана из семи офицеров короля Карла;  и двух монахов. Мы с ней хорошо были знакомы. Однажды я помог Матильде Рено избежать домогательства двух гвардейцев кардинала. У нее закончилась смена и она возвращалась домой, чтобы проведать больного отца. Закутанная в большой бежевый плащ, девушка очень торопилась, ей оставалось пройти квартал. Двое гвардейцев возвращались полупьяные из кабака, как вдруг увидели ее. Один кивнул другому, дав понять, что перед ними лакомый кусочек. Матильда закричала, когда насильники потащили ее в один из темных дворов, чтобы совершить свое злое дело. Я напал на них, выпил их кровь за считанные секунды. Матильде Рено я успешно стер память и проводил до Розовой улицы, где ее ждал больной отец. Правда, девушка заинтересовалась мной, даже просила королеву Марию Анжуйскую выдать ее за меня замуж, но я отказался. Я был суровым воином, врачом и нелюбителем браков. Матильда сокрушалась, искала со мной встреч, пока я сам не нашел ее и не запретил думать обо мне путем внушения. Мы остались просто знакомыми. Я был ей многим обязан. Она замолвила слово о моем лагере на острове перед королевой, чтобы Ее Величество испросила у короля письменный указ о неприкосновенности моих воинов со стороны кардинала. Карл подписал документ. И вот теперь, спустя много лет со дня нашей последней встречи мы снова встретились с Матильдой Рено.

— Здравствуйте, генерал Ли, — поздоровалась фрейлина, я учтиво поцеловал ей руку, — далеко ли плывете? Что гонит вас из благословенной Франции к берегам Италии?

— Еду по личному делу, — ответил я уклончиво.

— А я, — оживилась Матильда Рено, — исполняю поручение королевы. Ой, посмотрите какой хорошенький юнга! — воскликнула она, указывая на молоденького паренька, одетого в тельняшку, которая доходила ему до самых колен. Синие морские брюки клеш и беретик ему явно были к лицу, на котором сияли синие, как Адриатическое море, глаза. Я посмотрел на юнгу и почувствовал, что это девушка. Я невольно вздрогнул, представив ее в компании матросов или на высокой мачте во время бури. А буря не замедлит начаться через несколько часов.

— Генерал Бастьен, вы побледнели, вам не хорошо? — спросила мадемуазель Рено.

— Все хорошо, — ответил я, — боюсь, что мне придется приглядеть за юнгой во время нашего путешествия.

— Вы всегда кого-нибудь спасаете, генерал Ли, подбираете на улице. Вы и я... может, отдохнем сегодня, поговорим?

— Хорошо, — ответил я фрейлине. Она, поклонившись, пошла в свою каюту, сопровождаемая пожилым монахом.

Глазами я отыскал юнгу. Она прошла вдоль штирборта и начала проворно подниматься на смотровую площадку фок-мачты.

— Да чтоб тебя! — проговорил я, не отрывая глаз от девчонки. Да, плаванье по Средиземному морю будет веселеньким. Девчонками я только еще не занимался!

— Эй, Анжело, передай флагами команду капитану — корабль в полном порядке! — скомандовал старый боцман.

— Есть передать команду капитану, — прокричала девушка и слажено стала размахивать сигнальными флажками.

— Маленький засранец! — удовлетворенно хмыкнул боцман в седую бороду и прищурился. — Отличный капитан выйдет в будущем из этого сиротки.

Ах, вот оно что? Вот почему она подалась в плаванье! Ей нужны деньги и она боится одиночества. Снизу я видел, как юнга плакала наверху, не стесняясь своих слез. Я сосредоточился и мгновенно увидел прошлое девушки. У юнги умерли все от чумы и только ее одну эта черная смерть не коснулась. Девочку чуть не отдали в дешевый бордель в Париже, но она сумела убежать, переодевшись мальчиком. Свои длинные шикарные волосы она отрезала, грудь туго перевязала. Так она превратилась в мальчишку и хорошо вписалась в компанию матросов. Капитан Маркус, которого за суровый нрав все в порту Марселя называли “Свистать всех наверх”, полюбил паренька за незлобие и жизнерадостность и взял на свою “Золотую Лилию”. Юнгой она стала старательным, выучила все названия мачт, команды и направления. Целыми днями юнга носилась вверх - вниз по вантам фок - мачты, помогая ставить паруса. В зависимости от времени года приносила вахтенным освежающие или горячие напитки, мясо, сыр и хлеб.

Первый день плаванья. Еще две ночи и корабль войдет в Гибралтарский пролив. Я наблюдал за юнгой. Благодаря осени я мог спокойно находиться на воздухе, наблюдать за плывущими за нашим кораблем акулами и любоваться морем. Поздним вечером я поговорил с Матильдой Рено и посоветовал хорошенько выспаться. В полночь начнется буря. Мне надо быть начеку, следить за всеми, а особенно за юнгой, чтобы она не свалилась в море. Успею ли я ее спасти, если это произойдет? Не достанется ли она на обед акулам? Мои мысли прервал звонкий голосок юнги, обращенный ко мне:

— Мсье, капитан просит вас зайти к нему в каюту!

— Меня? — удивленно спросил я.

— Вы - генерал “Огненных воинов”? — продолжала юнга, хлопая растерянно синими очами.

— Да, это я! Что ж, ведите меня, юноша, к вашему капитану. Пока я буду с ним разговаривать, вы скажите помощнику капитана или боцману, чтобы проверили барометр, после полуночи ожидается буря.

— О, нет! Только не это! — воскликнул дева. Терпеть не могу шторм! Постойте-ка! Откуда вы взяли, что будет буря?

— Я чувствую ее всеми фибрами своей души, — ответил я. — Поспеши же и исполни, что я сказал.

 Юнга помчался к помощнику капитана, и в этот момент я услышал голос боцмана:

— Барометр падает!

Пока ничего не предвещало бурю, но в воздухе словно что - то раскалилось. Простые смертные этого не чувствовали, но только не я! У меня даже кожа пощипывала и волоски поднимались дыбом. Что же грядет нынешней ночью? Почему всегда, когда я куда- то плыву, начинается буря? Может Посейдон не выносит моего присутствия на своих водах, или водная стихия противится такому чудовищу, как я? Я увидел, что капитан Маркус сам встал у штурвала “Золотой Лилии”, и корабль сразу почувствовал крепкую руку хозяина. Он словно ахнул и пошел круче к волне, а через минуту грянул дождь — первый предвестник надвигающейся бури. Скорость ветра достигла почти тридцати метров в секунду. Маркус приказал матросам спустить топсель и уменьшить площадь паруса.

— Прошу прощения, генерал! — между делом проговорил капитан. — Когда стихнет буря, мы с вами поговорим.

— Хорошо, капитан Маркус! — ответил я. — Разрешите идти?

Капитан “Золотой Лилии” кивнул в ответ и крутанул руль вправо, а я поспешил отыскать юнгу и проследить, чтобы девчонка не полезла на высокую мачту, откуда ее снесет ветром в море. Я прислушался. Девица уже была на самой высокой мачте и отвязывала запутавшийся конец паруса. Наконец он поддался и упал на палубу, взметнувшись, словно огромное крыло альбатроса. Вот только не белым, а синим крылом с тремя золотыми лилиями Франции.

— Живо спускайся вниз негодник! — прокричал замешкавшемуся юнге боцман Марчелло. — Сотня акул тебе вдогонку, засранец! Угораздило же этому “Свистать всех наверх” взять на корабль мальчишку безбородого, которому нет и пятнадцати! Полный аут!

Юнга медлила. Я посмотрел вверх и увидел, что нога девочонки запуталась в веревках, а еще я отчетливо услышал сердцебиение юнги. О, нет! Только не это! Мне уже было все равно — увидят мои сверхъестественные способности смертные или нет! Плевать на все, особенно  на запрет о неразглашении тайны о вампирах. Со скоростью падения звезды я взметнулся наверх, и, обняв юнгу, спустился медленно вниз. Она смотрела на меня во все глаза синими расширенными зрачками.

— Генерал... вы... как такое возможно?

Я положил ей руку на голову и тихо произнес:

— Усни, ребенок, а когда проснешься, пусть все тебе покажется сном.

Голова юнги упала мне на грудь, а ее тонкая шея оказалась перед моим носом. Ее сладкий запах крови ударил мне в ноздри. От чистого, девственного запаха девочки закружилась голова и я прильнул губами к ее сонной артерии. Я задыхался от этого запаха. Она моя. Впервые голос совести и память о умершей жене не посетили мои мысли.

Всю ночь бушевала буря. Корабль шел восемнадцать узлов. К дождю добавилась еще и гроза. К четырем часам утра ветер стал стихать понемногу, и это радовало. “Золотая Лилия” неслась вперед, едва касаясь килем поверхности воды. К шести часам капитан приказал убрать остальные паруса. Буря понемногу стихала. Юнга спала в рубке. Я взял ее руку в свою и проверил пульс. Сто двадцать ударов в минуту. Я сосредоточился и послал ей часть своей силы голубым светом, который вырвался из моей руки и плавно перетек в ее тело. Девица задышала спокойнее и через минуту погрузилась в сон. Я не хотел отпускать ее руку. Что это со мной? Неужели эта смертная девочка мне понравилась? Да быть такого не может! Тогда почему я не хочу отпускать ее руку?


ГЛАВА 19

Волнение на море улеглось, и “Золотая Лилия” поплыла по привычному курсу. По команде капитана матросы начали поднимать паруса. Юнга еще спала. Боцман, искавший девчонку, был остановлен Маркусом. Возможно, капитан знал, кем была юнга, а может, просто жалел.

Прошло еще часа два, после чего Маркус передал штурвал своему помощнику и вместе со штурманом вошел в рубку. Девочка проснулась и корабельный кок поил юнгу каким-то травяным отваром. Увидев вошедших капитана со штурманом, девочка поздоровалась и поспешила выйти из рубки.

— А вы, генерал Бастьен, могли бы остаться с нами? — спросил Маркус.

- Хорошо, — ответил я, — но мои познания в мореплавании на нуле, Маркус.

— Они и не понадобятся вам, генерал, — ответил капитан “Золотой Лилии”.

Я переживал за юнгу, не выкинула бы она что-нибудь новенького, а мне не пришлось бы спасать ее, и нарушать клятву вампирского кодекса.

— Итак, мы успешно прошли рифы у Копо-Бьянко, но все же уклонились от курса, нас отнесло далеко к северу от Неаполя, и вместо того, чтобы прибыть через пять дней в порт, пребудем не раньше, чем через неделю, — констатировал штурман Давид Кальконни.

— Ты прав, друг мой! — ответил капитан и посмотрел на штурмана. — Держи на юго-восток!

Давид Кальконни пошел выполнять приказ Маркуса. Мы с капитаном остались в рубке одни.

— Чем могу быть полезен? — спросил я.

— Вы не хотите пойти со мной в каюту и поговорить там подальше от любопытных глаз и ушей?

Проходя по палубе, я увидел юнгу, она снова звонко смеялась, разнося горячие напитки матросам. Хорошо, что хоть не полезла на высокую мачту. Наш корабль в пятьсот тонн прогибался под мощью морской стихии, но уверенно шел по курсу.

— Садитесь, генерал Бастьен, — сказал Маркус. — Я позвал вас попросить обратить меня в вампира, каким являетесь сами.

— Я не понимаю, капитан, — ужаснулся я. Как он мог распознать во мне творенье ночи? Я стал всматриваться в Маркуса, надеясь вспомнить, где мы могли с ним встретиться. Ничего не получалось. Я не знал капитана до знакомства на “Золотой Лилии”.

— Я узнал о вас от маркиза Анри де Карбюзье, что есть у него чадо — вампир.

— Анри мертв, — ответил я. Теперь я принадлежал королю Луиджи Кавольджини и без его согласия не
 мог обращать никого. Да и не хотелось мне связываться со смертными. Пришлось солгать. — Хозяин Марселя не разрешил мне обращать кого-либо.

— Я знаю, что мой давний друг мертв, а у меня большая проблема, — ответил Маркус. — Дело в том, что в моей печени поселилась смерть, она распадается и скоро я умру.

— Понимаете ли, капитан, без ведома старших вампиров мне не разрешат вас обратить. Я связан клятвой.

— Возможно, это мой последний рейс на “Золотой Лилии”. Я прошу вас, генерал Бастьен!

— Давайте, сделаем так, — ответил я, — в Италии я кое с кем встречусь и возьму разрешение на ваше обращение, и тогда я вас найду. Это не займет много времени.

— Боль мучает меня по ночам. Самые коварные воды Копо-Бьянко мы прошли, обойдя подводные рифы, теперь с судном справится штурман и опытный боцман, если вдруг этой ночью мне станет совсем худо.

— У вас есть семья, Маркус? — спросил я.

— Одна малолетняя дочь осталась в Марселе на попечении почти девяностолетней старухи, моей матери, а жена умерла при родах. У меня большая проблема, генерал Бастьен.

Я кивнул. Если его сейчас обратить, три дня он должен провести в каюте, куда не проникает дневной свет, а после пробуждения Маркус будет думать уже не о корабле и людях, которых надо защищать, а о жажде крови. Новорожденные вампиры практически всегда ненасытны и неадекватны. Что же делать? Надо дождаться ночи.

Вечером я беседовал с Матильдой Рено, как вдруг меня позвала юнга. Девочка была взволнована.

— Генерал Ли, — проговорила юнга, — капитан просит вас срочно зайти в его каюту.

Матильда Рено вздохнула, а я, поклонившись ей, поспешил к Маркусу. Войдя в каюту капитана, я нашел его в жестоких муках, беднягу рвало кровью, он весь пожелтел, и даже белки глаз у него стали оранжевыми.

— Генерал Бастьен, — прохрипел больной, хватаясь за мою руку, — я умираю. Спасите меня! Ради всего святого, спасите меня, ради моей маленькой Мадлен не дайте мне умереть...

— Хорошо, — ответил я, — ради вашей малолетней дочери я исполню вашу просьбу.

Маркус со слезами на глазах опустился на колени передо мной.

— Спаси вас Бог! — сказал он, покрывая поцелуями мои колени.

— Мы прокляты Богом, к которому вы взываете, Маркус, — с горечью ответил я, — мы — порождения ночи, исчадия ада, мы — не ангелы, которыми вы нас считаете.

— Для меня вы — архангел милосердия сейчас, генерал! Я считаю вас посланником небес, спасителем, — прохрипел из последних сил капитан.

— Три дня вы должны будете не покидать своей каюты, никто ни под каким видом не должен вас тревожить в эти дни. После прибытия “Золотой Лилии” в порт Неаполя мы отправимся в Венецию к Совету вампиров, и вы расскажете все о себе.

— Хорошо, генерал! — ответил Маркус.

Я подошел к двери и плотно закрыл ее, а потом склонился над больным. Я почувствовал жажду и мои клыки незамедлительно удлиннились, желудок свело. Я склонился еще ниже к шее Маркуса и одним укусом выпил много его крови. Капитан побледнел, у него не осталось сил. Я знал, что ему очень больно. Высасывать кровь для вампира отрадно, а для жертвы весьма болезненно: ощущение такое, словно все жилы рвутся внутри тебя. Я познал это на собственном опыте. Выживают немногие и лишь те, у кого здоровое сердце. У Маркуса оно было сильным и отважным.

— Последний раз спрашиваю, вы этого точно желаете, Маркус? — проговорил я.

— Да, генерал, — еле двигая губами, почти беззвучно ответил Маркус. Я прокусил свое запястье и моя
кровь закапала в рот капитана. Он взял мою руку и стал сосать из раны кровь. Наши сердца забились в унисон, его и мое. Маркус упал на жесткую кушетку. Пять ударов сердца...три...один. Смерть... Я уложил его удобнее на кушетке, закрыл покрывалом и вышел. За дверью меня ждала юнга.

— Как он, генерал? — спросила девочка. — Маркус будет жить?

— Конечно, девочка, он будет жить, — ответил я, всматриваясь в ее синие глаза.

— Как вы узнали? Маркус рассказал? — ужаснулась она.

— Маркус желает тебе добра, ребенок! И он не говорил мне ничего о тебе.

— Я пойду, посмотрю на капитана.

— Эй! — ответил я, успев схватить за шиворот шуструю девчонку. — Пусть капитан отдохнет три дня и три ночи в каюте. Никто не должен туда входить и тревожить его сон. Понимаешь меня, юная леди, иначе лекарство, которое я ему дал, не принесет пользы.

— Я — юнга и для всех — парень! — сказала девочка. Я утвердительно кивнул, как бы обещая ей, что не выдам ее тайны.

— Я закрыл на большой замок каюту Маркуса, юнга, и сам буду приходить и наблюдать за ним. А пока, если хочешь, мы можем поговорить с тобой.

— Хорошо, — ответила она, — но рассказывать о себе будете вы.

— Боцман не будет тебя искать?

— Я пару часов свободна, — ответила девочка. Юнгу звали не Анжело, как я предполагал, а настоящее ее имя было Катерина. Девица оказалась очень любознательной, а узнав, что я тренировал мальчиков, захотела попасть в мой лагерь. Я ей сказал, что переезжаю жить в Италию и военный лагерь свой распустил.

Девица принесла мне горячую заваренную мяту, думая, что бледность моей кожи — начало лихорадки, а холодные руки — признак недуга, но я отказался от напитка. Проявляя симпатию, юнга все больше привязывалась ко мне и мы стали с ней друзьями.

— Генерал, а как вы смогли в одно мгновение подняться на высокую мачту и помочь мне несколько дней назад? — как-то спросила Катерина, я невольно вздрогнул.

— Тебе приснилось, юнга! — ответил я.

— Да бросьте, я не спала! Отчетливо помню, как вы смотрели на меня, пока мы спускались с мачты, глазами, которые полыхали алым светом, а потом усыпили, но я ничего не забыла.

Я положил руку на ее голову, чтобы стереть память, но ничего не получалось. Что это за дитя такое?

— Что вы делаете? — воскликнула юнга.

— Ты не должна ничего помнить из того, что видела, Катерина, — ответил я.

— Да я не скажу никому ничего, Кристиан де Бастьен!— ответила девушка. — Во Франции ходили слухи о вас, генерал, многие говорили — сам кардинал предал анафеме ваш лагерь за то, что вы поклонялись там дракону и языческим идолам.

— Пусть говорят, что хотят, Катерина, но ты же понимаешь, что все это выдумки темных людей? Мои ребята поклонялись только одному божеству — боевому искусству.

— А что насчет ваших алых светящихся глаз в ночи и вашей скорости? Кто вы, мсье? — проговорила юнга.

— Ты должна забыть меня после того, как мы приплывем в Неаполь. Наши пути разойдутся. Хочешь, я устрою тебя в пансион благородных девиц, и ты станешь прекрасно образованной девушкой через пару лет, выйдешь замуж, устроишь свою судьбу? Не всегда же ты будешь юнгой на корабле?

— Мне по нраву оставаться мальчишкой, да и море я люблю и каждый раз с упоением выхожу в рейс, ребят люблю, наши матросы просто отличные, и они любят меня.

— Они знают, что ты девушка? — спросил я.

— Вы с ума сошли, генерал? — воскликнула юнга. — Только капитан Маркус знает кто я, а теперь еще и вы.

— Девочка, ты через пару лет не сможешь скрывать свой пол, а матросы все равно узнают. Представь их реакцию! Но найдутся и такие, которые захотят воспользоваться твоей доверчивостью, юностью и девической сущностью. Понимаешь меня?

— Этого не произойдет! Я — парень, весь мой облик, как у мальчика!

— Но я ведь легко смог распознать в тебе с первого взгляда девицу. Как бы ты не куталась в одежды юнги и не говорила, подражая парням, не затягивала свою высокую грудь - ты останешься девушкой навсегда.-Юнга насупилась, я чувствовал, что она злилась.

— Генерал, вы не ответили мне! Так кто вы есть на самом деле? Отважный герой или злой дух с огненными глазами?

— Что, если я не герой, а безжалостный монстр, поедающий юных дев под покровом ночи? — спросил я и состроил гримасу.

— Я не верю, что вы монстр, Кристиан! — после долгого молчания ответила юнга и взяла меня за руку.

Прошли три ночи. Маркус должен был вот - вот проснуться. Юнге я запретил подходить к каюте капитана, пока я сам не позову ее. Катерина после долгих споров наконец согласилась. Новорожденный вампир Маркус проснулся похорошевшим и очень голодным. Первую ночь он питался моей кровью, а
потом я научил его насыщаться малыми глотками.
 
Юнге Маркус сам не разрешил подходить к нему, сославшись на сильную слабость. Я был рад, что он оказался адекватным вампиром с хорошей, думающей головой и порядочностью. А еще я радовался тому, что наше морское путешествие подходило к концу. Мне осталось решить три проблемы: во-первых, устроить в пансионат Катерину, пока она не против; во-вторых, показать королю бессмертных Маркуса; в-третьих, найти моего брата, Ли Джин Ука и надрать ему задницу.

— Капитан, — обратился к Маркусу Давид Кальконни, — почему мы бросили якорь на рассвете, не доплыв до порта Неаполя? Осталось-то всего часа четыре хода!

— У меня расчет времени прибытия в Неаполь на закате, — ответил капитан. — А пока переоденьтесь в новые тельняшки и почистите синие береты. Я разрешаю вам хорошо повеселиться на суше. За старших останутся мой помощник Давид и боцман Марчелло.

— Случилось что? — вопрошали матросы. — Неслыханная щедрость! Неужели жениться собрались, капитан Маркус?

— Есть у меня дела неотложные. День - другой погуляйте и снова в море, пойдем бороздить синие просторы!

— Скорее бы! — ответил молодой матрос Бенедикто.

— И юнга с нами!

— Юнга останется пока в Италии на какое-то время.

— Матросы разочарованно вздохнули. — В путь отправимся в шестнадцать часов, а пока выдраите палубу, начистите полы до блеска, а после отдыхайте! Пусть кок приготовит на всю команду лазанью и пожарит рыбы.

— Есть, капитан! — ответили хором матросы.

В путь мы двинулись в шестнадцать часов. Еще немного и мы прибудем в Неаполь. Пока Маркус прятался от ультрафиолетовых лучей солнца, я путем медитации отправился на поиски подходящего пансиона для Катерины. Три из них мне не понравились, больно строгие нравы отпугнут девочку, и она сбежит через пару дней. А вот в Венеции был один католический пансион для девиц, в нем спокойно и не так сурово. Пансион при аббатстве святой Павлы. В нем много резвых и общительных девушек пятнадцати лет, думаю, они подружатся.

Когда я закончил медитацию, то вздрогнул — передо мной сидела на корточках Катерина и наблюдала за моим возвращением. Я знал, что в первые минуты мой облик страшен: впалые щеки и глаза, кожа на лице покрыта сеточкой морщин, удлиненные пальцы с когтями — зрелище не для слабонервных.

— Что с вами, генерал? — тихо спросила Катерина.

— Уходи сейчас же, девчонка! — прошептал я. Она не должна была меня видеть в таком состоянии. Если Совет или кто-то из бессмертных увидит нас сейчас, а в особенности то, что смертные видеть не должны — истинную сущность вампира — не жить ни вампиру, ни смертному. — Как ты оказалась в моей каюте, почему вошла без разрешения?

— Кристиан! Что с вами, генерал? Вы так ужасно выглядите! Чем мне вам помочь?

— Отвернись, — попросил я. В последнюю секунду я понял, что не должен отправлять Катерину сейчас от себя, она ведь может рассказать кому-нибудь обо мне, и через минуту сюда сбегутся люди, не знающие о вампирах, поднимется крик, переполох, а с ним повысится адреналин в крови, и Маркус может выдать свою сущность.

Юнга поспешно отвернулась, а я принял человеческий облик.

— Ваш кардинал оказался прав — я проклят небом и Богом. Я - исчадье ада, монстр! Будет лучше, если я устрою тебя в пансион святой Павлы, и ты забудешь меня навсегда.

Когда я еще не закончил говорить с Катериной, в каюту вошел Ли Джин Ук. Я вздрогнул. Неужели Совет и суд вампиров разузнал о том, что я обратил Маркуса в вампира без их ведома?

— Кристиан! — воскликнула Катерина. — Как такое возможно? Вас двое?

— Какая любознательная дева! — сказал Ли Джин Ук, усмехнувшись. — И почему на твоем пути, Кристиан, встречаются интересные личности?

— Зачем пожаловал, Марко? — спросил я.

— Ты сам знаешь ответ, генерал Кристиан Филипп де Бастьен. Обращение смертного без разрешения Совета и неодобрения моего короля... раскрытие себя перед смертными... распоряжение кровью своего создателя, чей огонь не доступен даже для высоких и благородных бессмертных.

— Девочка не знает о нас ничего, Марко! Отпусти ее. Я готов понести гнев короля и всего Совета один.

— Не тебе такое решать, неудачник! Я же просил, я предупреждал тебя, Кристиан, не попадаться мне на глаза больше! Где твое слово дворянина? — С этими словами Ли Джин Ук подошел к Катерине и пригнулся к ней.

— Ммм, она такая вкусная, Кристиан! Понимаю, почему ты захотел ее. Я тоже хочу и немедленно!

— Ты не посмеешь, Марко! Она моя!

— Тебя ждет заточение на одиноком острове в лучшем случае, а в худшем — смерть через сожжение на солнце.

— Марко, ты убил моих воспитанников, предал короля Носферату, стал прихвостнем инквизиции, мне ли говоришь о нарушении устава? Я плыву в Италию  с одной целью - наказать тебя.

— Потом как - нибудь, если останешься жив, отомстишь, но сейчас тебе самому предстоит спасти свою никчемную жизнь. Ты не посмеешь меня выдать, Ли Ун Чон! Твоя сентиментальность и доброта не дадут сил рассказать все Луиджи. Даже если бы ты и захотел — у тебя нет шанса.

Ли Джин Ук прав, я не смогу выдать его Совету вампиров, потому что его ждет смерть. Я был очень зол на брата, но поклялся родителям, если найду брата, буду защищать его всегда. Марко улыбнулся удовлетворенно. Он знал это и манипулировал мной сейчас.

— Брат Андзолетто, войди! — крикнул Ли Джин Ук и в каюту вошел заместитель судьи бессмертных. — Итак, Ваша честь! Перед вами преступник, нарушитель кодекса вампиров по всем статьям! Арестуйте его, а свидетелей : капитана Маркуса и эту девицу  убейте.

— Ваша честь! — воскликнул я. - Девочка не виновата, она случайно оказалась рядом со мной, а Маркус умирал!

— Не вам, Кристиан, просить за участь свидетелей! Вы убили Властелина Парижа, Себастьяна Дюфоссе, дерзили верховному судье Клаудио, когда отчаянно противились смерти Констанции Леопольдины де Карбюзье, и даже сейчас ваш бунтарский вид просто вопиет к правосудию.

— Король знает о том, что вы здесь собираетесь сделать? — спросил я.

— Мой король послал нас найти тебя, он в гневе и шокирован твоим поведением, Кристиан! Сколько еще ты будешь испытывать терпение Луиджи?

— Эй, вы кто будете? — спросила с вызовом Катерина. — Что вам нужно от моего друга?

Вампиры остолбенели от дерзости юнги на пару секунд, а после Андзолетто вынул меч из ножен, но Марко Романо остановил судью:

— Брат, за тобой Маркус, а с дерзкой девчонкой я сам разберусь.

Андзолетто вышел, от гнева его глаза начали светиться алым, а Ли Джин Ук подлетел к юнге и, принюхавшись, вдохнул аромат ее крови,.

— Отойди от нее, Марко Романо! — заслоняя девочку, закричал я, но в следующую секунду был парализован синим пламенем, вышедшим из ладоней брата. Я упал и потерял сознание.

Сколько я так пролежал — не знаю, очнулся, когда тело свело от новой боли. Передо мной сидел Марко Романо и держал на руках мертвое тело Катерины.

— Я же сказал тебе, Кристиан, что буду забирать все, что дорого твоему сердцу. Ты возжелал эту юную деву, но я съел ее. Так будет всегда, Ли Ун Чон! Мой тебе совет — никогда больше не заводи пассий и не путайся у меня под ногами.

— Ты — сущий дьявол, Ли Джин Ук! Впервые я желаю тебе смерти! Давай, поборемся на мечах!

— О, ты не раз еще проклянешь меня на протяжении вечности, Ли Ун Чон! Вампиры всегда должны остоваться одни за земле. Лишь жажда крови и ненависть к смертным — наш удел, все остальное — пустая романтика. А сражаться на мечах сейчас у меня нет желания, я все равно тебя сильнее, Кристиан.

— Вечность бесконечна, но я найду тебя, Ли Джин Ук, найду и уничтожу!

— Если останешься в живых после всего, что натворил — пожалуйста, я к твоим услугам, а пока набирайся сил. Я тебе оставил глоток крови этой девочки, наслаждайся! — С этими словами Ли Джин Ук бросил на пол каюты почти мертвое тело юнги Катерины. Я подполз к ней и обнял. Пять ударов сердца...три...один...Смерть.

Я еле поднялся с пола и положил Катерину на кушетку, закрыл ее синие глаза и вышел из каюты. Маркуса я не нашел, но духом увидел, что Андзолетто убил его и бросил в море. Я знал, что в Неаполе меня будет ждать конвой вампирской инквизиции. Плевать. У меня все отнято. К чему вечность?

“Борись, отомсти Марко Романо! У тебя еще остался главный враг в Чосоне, Ким Тхэ Юн. Ты должен жить, Ли Ун Чон!”

Тело юнги Катерины я сам спустил в море. Она любила водную стихию и могучие волны приняли мертвое тело девушкив свои недра.


Г л а в а 20.

В Неаполе меня арестовали слуги Совета вампиров и сразу повезли в здание суда. Я чувствовал прилив  сил и  готов  был сражаться, чтобы выжить и отомстить Ким Тхэ Юну и остановить Ли Джин Ука.  Меня посадили в карету и завязали глаза непроницаемой черной материей.  По  раздвигающимся  воротам,  опускающемуся  подвесному  мосту,  лязгу замков и ключей, я понял, что меня привезли в какой - то старинный замок.  Лабиринты,  по  которым меня вели, оказались привычными, похожие были в отцовском военном лагере в далеком Чосоне, новобранцам тренировали так память и ориентировку на местности. Сколько раз я сдавал экзамен по интуиции! Я  знал,  если  возникнет  когда-либо необходимость выйти из подобного лабиринта, я легко отыщу дорогу назад.  Если бы мне было суждено вернуться…

Зал  Суда  вампиров  совершенно не  походил на обыкновенное  помещение  заседаний судей, присяжных и обвиняемых.  С моих  глаз,  наконец,  сняли повязку  и  я  увидел  собравшихся  двадцать вампиров, одетых во все черное, их головы покрывали красные капюшоны. Пальцы рук унизаны золотыми перстнями, на шее у каждого висели амулеты подобные моему Анкху. Я огляделся. В зале суда короля бессмертных не было.  Я  остановился в центре огромного зала, украшенного с величайшей пышностью  золотом и драгоценными камнями, внутреннее убранство напоминало католический храм  с высоким куполом, в центре которого была изображена рука, как бы  благословляющая собравшихся. В зале четыре двери, на которых изображены были гербы.  Я подумал, что  это гербы семей принадлежавших к королевской династии Луиджи Кавольджини. Северная дверь была инкрустирована в виде обвитой розы с шипами. На южной двери изображение  парящего орла, который  держал  в своих могучих, сильных когтях ягненка.  Третья  дверь, западная, поразила меня более остальных, на  ней изображалась летучая мышь в  полете,  рубиновые глазки которой  словно наблюдали  за  происходящим в зале суда.  И, наконец, четвертая дверь,  с  изображением медведя в оковах. Что собой символизировали эти замысловатые изображения? Вампиры молчали. Молчал и я, созерцая красоту зала. Наконец  в центр вышел вампир в маске с барабаном в руках и ударил в него. Это было знаком начала суда.  Поднялся  один  из обвинителей и поклонился присутствующим. Его голос звучал, казалось в самых отдаленных уголках зала и был подобен молоту, ударяющему по стопудовому колоколу, маска скрывала лицо вампира.

-  Ваша  честь!- обратился он в сторону председательствующего по имени Лукас Бельц.- Я имею нечто против вампира Кристиана Филиппа Бастьена.

- Говори, брат  Жозеф!- ответил ему судья, восседавший в ценре зала.

- Перед  нами  преступник  рода вампиров, посягнувший на честь и жизнь Властелина Парижа и убивший его. Мы все знаем, что Анри Карбюзье, Хозяин Марселя, без разрешения Совета обратил подсудимого в вампира. После своего обращения Ли Ун Чон, нареченный Кристианом, не явился к королю бессмертных с покаянием, что убил Себастьяна.  Еще нам  известно, что Кристиан помогал французской армии на поле  сражения  оперировать,  устраивая над  смертными  практические опыты  медицины. Многие   простецы  знали, кем он является.  Я  послал  своих  людей и им удалось либо стереть память о Ли Ун Чоне у непосвященных, либо ликвидировать.

Я вздрогнул. Из - за меня пострадали невинные люди. Я посмотрел на говорившего,  сосредоточенно пытаясь понять, кто это и что ему от меня нужно? Я внимательно всматривался в его лицо, но под маской оно было сокрыто от меня.

- Ваша честь!- обратился другой вампир к  судье, энергично жестикулируя. Видимо,  у него не хватало интеллекта. - Еще имеется  обвинение против Ли Ун Чона: он уничтожил  пятерых бессмертных самураев, когда выкрал  из их лагеря парня по имени  Ци Лян Яна, китайца.

-  Ваша честь!- послышалось со всех сторон. -  Он  не должен оставаться  в нашем обществе, за нарушения,  преступник  подлежит  смерти!

Судья поднялся со своего места и подошел ко мне. Он надменно оглядел меня с головы до пят, словно перед ним стояла обезьяна. Он прищурился и уголки его губ приподнялись в издевательской улыбке.

- Да, Ли Ун Чон! - проговорил мягким бархатным голосом судья.- Сколько же долгих лет, холодных зим я лично хотел увидеть тебя!  Я наказывал моих слуг за то, что они мало доносили сведений о тебе. Ты вампир - загадка, знаешь ли!  Сколько раз я собственными  руками  готов  был  вырвать твое мертвое,  лукавое  сердце,  но  тебя  покрывал очень влиятельный вампир. Мой долг уничтожить тебя, самурай, за то, что ты жестоко убил моего друга и брата, Властелина Парижа!

Председательствующий произнес последние слова медленно, размеренно, холодно и с упоением. Я почувствовал, что мои ноги до колен заиндевели. Видимо,  все  собравшиеся  здесь наделены тем или иным  даром.  Но  среди всей этой  элиты я  не почувствовал  присутствия  дара читать мысли и зреть тайники сердца. Этим обладал я. Кругом слышались недовольства в мой адрес и проклятия. Вдруг я  почувствовал,  что что - то изменилось и судья с элитой вампиров замерли,  а  секундой позже все стояли, преклонив одно колено и опустив голову долу.

-  Ваше Величество! - воскликнули разом присутствовавшие в зале суда.

Я обернулся на восклицание и увидел, что западная дверь распахнулась, и в нее вошел король Носферату. В зале распространился запах сирени и жасмина, и некий  покой  осенил всех присутствующих. Его  разум,  сила,  движение  сердца были глубоко заблокированы, я не смог  даже  приблизиться  к  нему, хоть совсем недавно Луиджи Великолепный сам повелел мне вкусить его крови. Мягкий изгиб губ, тонкие черты лица, соболиные брови и огненные глаза алого цвета, а также черные, гладко зачесанные назад волосы, говорили о том, что перед нами истинный король, Луиджи Великолепный. Его взор  обнял меня,  впитал мгновенно в себя и отпустил. Я понял, что таким  образом  он  прочел все, что таилось во мне, все мои самые сокровенные  мысли. От уважения и внутренней симпатии я опустился на
 колени и произнес, подобно человеку, увидавшему ангела:

- Мой король!..

Он подошел ко мне и произнес:

- Поднимись с колен, Кристиан, я знаю все, чем наполнено твое сердце, которое  всегда  оставалось чистым и правдивым.  Я прочел боль, которую ты вынашиваешь  долгие годы.  Мне  открыто и то, что ты совершил, покарав надменного Себастьяна, но... остается одно но…- Король мановением руки заставил  судью приблизиться к себе.- Лукас Бельц,  за превышение полномочий ты будешь казнен. Наказывать, ликвидировать или миловать имею право только я!

- Я виноват, пощадите,  Ваше  Величество! - взмолился испуганный судья вампиров, а Луиджи Великолепный сделал новый жест рукой, раскрыв кулак, он выплеснул огонь из своих рук, который сжег судью. Через пару секунд на полу лежала лишь горстка серого пепла.

- Итак, вы все, собравшиеся здесь с ненавистью отнеслись к Кристиану, нашему собрату, забывая, что все мы – дети одной семьи!

- Мы раскаиваемся, Ваше Величество!- прокричали вампиры.- Пощадите нас, Ваше Величество!

- С вами я разберусь  после.  Но речь  сейчас не о вас, а о Кристиане Бастьене, нарушившим кодекс вампиров. Он заслуживает самой строгой меры наказания – изгнания на пятьсот лет на один из островов Средиземного моря за то, что уничтожил Себастьяна без дозволения  Совета,  за самочинную расправу над высоким вампиром, который почетнее его по рангу.

Подойдя ко мне,  Луиджи  Великолепный  проговорил:

-  Я верю, что ты  выживешь! Твоя сила воли, отвага и честность спасут от безумия голода и одиночества.  Пятьсот лет заточения! - Оглянувшись по сторонам Луиджи спросил - : Выдержит ли  кто из вас подобное наказание, дети мои?

- Нет, Ваше Величество, пощадите нас!..- вопили вампиры, бия в грудь своими руками, особенно громче всех кричал Жозеф, который еще пять минут назад желал мне смерти.

- А теперь оставьте нас!- приказал король. – Выйдете вон все кроме Роберто и Зико.

Я  проследил  за  вампирами,  которым   Луиджи  приказал  остаться.  Остальные,  поспешно кланяясь, удалились.

Король сел на свой трон, украшенный инкрустированными вензелями и орнаментами. Вампиры встали на одно колено, ожидая его приказа.

- Я оставил вас, как самых надежных моих помощников. Вы - мои уши, глаза и руки. Обращенные  мною, Роберто и Зико, вы преданы мне душою и телом, и в вас течет моя кровь. Друзья мои, за свою жизнь человеком, а так же в ипостаси вампира, Кристиан Бастьен никакой кары не заслужил, но убийство Властелина Парижа, элитного вампира, портит все дело.  Я  обязан,  следуя правилам и  законам  вампиров, наказать и изгнать Кристиана  из  мира,  как  живых, так и бессмертных. Роберто, ты заведуешь  банком  крови королевской сокровищницы,- сказал Луиджи и парень ответил ему утвердительно.-  Итак,  накорми и  выдай  целый мех крови перед дальним путешествием Кристиану до острова.

- Хорошо, Ваше Величество! - ответил Роберто.

- Когда Кристиан проститься завтра на закате со всеми, вы двое сопроводите его к месту изгнания и передадите в руки Федерико.  А теперь оставьте нас с  Кристианом наедине.

Роберто и  Зико, поклонившись и облобызав протянутую руку короля бессмертных, удалились.

- Подойди ближе, Кристиан,- повелел Луиджи Великолепный,- я хочу дать тебе еще силы и защиты.

Я  с  почтительностью  подошел к  королевскому трону и  опустился  на  колени перед Луиджи Веньером Витторио Чезаре Кавольджини. От него исходило спокойствие, воля и сила, которая успокаивала меня, наполняя мужеством. Он протянул мне свою руку и сказал:

-  Пей,  Кристиан,  от  щедрот  моих.  Моя  кровь очень древняя, я из чистокровных вампиров, как  ты  уже знаешь. Пей, дитя мое. Моя кровь  защитит тебя  от безумия, голода и одиночества. Обыкновенно такое наказание может выдержать лишь вампир древний, у которого сил гораздо больше чем у обычного.

-  Ваше  Величество!-  воскликнул  я.  Голосовые связки мне не повиновались и вместо звука из гортани моей вышел хрип.- Как осмелюсь я еще раз коснуться своими устами  вашей  милости?  Смогу ли понести Вашу силу, Луиджи?

- Кристиан, - ответил просто Луиджи Великолепный, -я надею сь, что после пятисотлетнего заклюючения мы встретимся вновь. А теперь пей. Мне еще нужно по делам отлучиться в Рим.

Я  с  величайшим  трепетом  приник к холодной, алебастровой  руке  короля  бессмертных,  и  жидкий огонь потек в меня обильным потоком. Вся жизнь Луиджи  прошла  передо  мной как на ладони: вражда между братьями за престолонаследие... королева - мать защищала от дяди, брата короля Георгия, посягавшего на трон короля бессмертных. Спасая младшего сына, королева переправила мальчика в Египет к своей сестре, королеве Ниле. Королева  вампиров Египта научила мужеству, отваге и жестокости, а также правосудию наследного принца. Когда Луиджи вернулся в Рим, он был совершенен во всем, в нем  проснулась природа чистокровного, а также дарования и  небывалая сила.  Он  уничтожил дядю, а также весь род его. Выжил лишь Себастьян, сын дяди, рожденный от рабыни. По своему статусу Себастьян не мог претендовать на трон, будучи полукровкой  и французом.  Однако, Себастьян желал властвовать, занять трон Рима и стать единственным правителем бессмертных во всей вселенной. Интригами, подкупами, жестокостью Себастьян вынуждал приближенных короля  Луиджи трепетать и подчиняться себе. Безумец не  догадывался, что Луиджи Великолепный все знал о его делах. Королю были открыты малейшие движения  мыслей  своих  подданных,  а также  самого  Себастьяна. “Не  пойман – не вор”,  - гласит поговорка. Себастьян ловко избегал разоблачения и наказания,  но и  на его голову снизошло правосудие. Я, вампир Кристиан, уничтожил кровного врага короля. Все это я познал за те секунды, когда пил кровь Луиджи.

- Достаточно, Кристиан, достаточно!- услышал я  голос короля. Я отстранился, а он своей рукой вытер  капли  крови  с моих  губ.  Меня  переполняла  сила,  мощь духа, которой обладал Луиджи Великолепный. - Теперь ты выдержишь весь ужас заточения, я верю в это. До  скорого  свидания, дитя мое. Теперь я буду знать все,  что ты  почувствуешь: твою боль, отчаяние и голод. Мы на ментальном уровне будем общаться с тобой.  Моя кровь будет питать тебя,  говорить  с тобой и согревать.  В одной из пещер в скале изгнания я еще навещу тебя, мой Кристиан. Я  поклонился  королю до  земли по чосонскому обычаю, целуя его руки.

- Ступай же, Кристиан, ступай.  Мои дети позаботятся о тебе.

За дверью меня ждали Роберто и Зико. Они повели меня в башню, которая  отделяла замок  от тюремного каземата. Из замка можно было попасть в башню через мост, соединяющий два здания. На улице я увидел Марко  Романо.  Он  остановил  меня,  приказав  моим сопровождающим дать мне пару минут для разговора.

- Кристиан, - проговорил Джин Ук, - слышал, ты легко отделался от смерти пятисотлетним заточением?

- У меня не поворачивается язык назвать тебя сейчас братом, Джин Ук. Имя, данное нашим  отцом, генералом  Ли, ты  осквернил делами своими.  Ты  не достоин памяти родителей,  не достоин  их  называть
 отцом и матерью! Мы с тобой разговор еще не закончили. Я клянусь тебе, Ли Джин Ук, что через пятьсот лет вернусь и мы поговорим с тобой, как  мужчины!   Береги  себя, Марко, и дождись меня, чтобы  я  смог отомстить тебе.

- О, я дождусь  тебя,  Кристиан, и буду  отнимать всех твоих любимых! Пока ты будешь гнить на острове среди сырости в скале, в соседстве с крысами, безумными вампирами и глухим на оба уха Федерико, я буду веселиться и питаться, восходя от силы в силу.

- Чтож, упивайся кровью вампиров и смертных, Марко, но ты никогда не вкусишь крови Луиджи. Я только от него. Его кровь говорит мне,  что  он придет ко мне этой ночью, чтобы поговорить и я снова вкушу огненной крови чистокровного Носферату.
Ли Джин Ука от этих слов затрясло.

- Я уничтожу тебя, Ли Ун Чон! - закричал Марко Романо и ушел прочь.

Я с грустью проводил его глазами.

- Не стоило вам, генерал Ли, связываться с Марко Романо! - проговорил Роберто, а Зико кивнул в знак согласия. - Он прямиком отправился сейчас к судье и королю Луиджи снова вас придется выручать.

Ночью пришел ко мне Луиджи Веньер Витторио Чезаре Кавольджинни. Я открыл дверь и  почувствовал  поток  ледяного ветра.

- Ваше Величество... - проговорил я, чувствуя, что король расстроен.

- Сколько раз в день я должен спасать твою жизнь, Кристиан? - спросил Луиджи.

- Прошу прощения! - ответил я и опустился на пол.

- Ты хочешь умереть  или  продлить  изгнание на тысячу лет? - негодовал король.

- Прошу прощения! - ответил я, покрывая поцелуями подол платья Луиджи Кавольджинни.

- Никто не посмеет тебя убить без моего разрешения, Кристиан! Ты мой друг, мой брат, мое второе я, Ли Ун Чон! Твоя жизнь, сердце и воля - все принадлежит мне, - проговорил чистокровный и обнял меня, подняв с пола.

- Прошу прощения, мой король!

- Марко наказан мной, я отправлю его прочь от себя за неслыханную дерзость и наглость.

- Накажите меня, Луиджи, но простите моего брата! Прошу вас, Луиджи!.

- Нет, его надо наказать! Этот наглец ворвался в мои покои, когда я решил принять ванную, и стал  выговарить мне, королю вампиров, что я не прав! Я даю свою кровь тебе, другим вампирам, игнорируя его! Я дам ему вольную, Кристиан, и пусть катится ко всем чертям  собачьим! Чтобы духа его не было рядом со мной! Сейчас он покинул замок.

- Можно мне догнать Ли Джин Ука, Ваше  Величество? - попросил я.

- Еще чего! - ответил король. - Иди лучше ко мне и еще поешь.

Я был голоден,  а  кровь  короля сводила меня с ума -горячая, огненная и сладкая - она манила, заставляя забывать собственное имя. И сколько бы я ее не пил - было мало моему организму. Я упал в  расскрытые объятия короля бессмертных, приникнув к сделанному только что надрезу на груди.

- Луиджи, - шептали мои губы, поглощая кровь.

- Кристиан, пей, тебе осталось несколько часов до отъезда.

Мы проговорили с Луиджи до рассвета.

- Я всегда буду рядом с тобой, Кристиан, -   прощаясь, проговорил король  Носферату, -  ты  будешь чувствовать меня и избежишь одиночества,  а  я буду контролировать твое состояние. Надеюсь, что  все получиться, брат мой! А теперь прощай! - Король обнял меня и замер на долгих три минуты. Я почувствовал капли его слез, падающие мне на плечо. Я обнял в ответ Луиджи.

Роберто, Зико и я покинули замок на  рассвете и  долго ехали до  Неаполя, откуда должны были сесть на  корабль.

- Я взял пару мехов с кровью, Кристиан, - сказал мне Роберто, протягивая бурдюк.

- Благодарю, друзья мои, но я сыт.

- Мы знаем, от тебя пахнет кровью Луиджи. Через два дня приедем на остров, - сказал, улыбаясь, Зико.

- Вы, генерал, не пререкайтесь с глухим Федерико, чтобы он не поселил вас рядом со старыми вампирами. Их крики и дикие вопли голода сводят с ума молодых очень часто.

- Не беспокойся за генерала Ли, Зико! Это же наставник “Огненных воинов!” - проговорил  Роберто и  похлопал по моему плечу. -  Наш  король  сам позаботится о Ли Кристиане Филиппе Бастьене.



Глава 21.

Двадцатого сентября в шестнадцать часов я оставил берега Неаполя, и в сопровождении моих новых друзей вступил на корабль “Быстрый“. Меня, как прочих узников, не держали в отдельной каюте под надзором, а разрешили свободно передвигаться по кораблю.

-  Роберто, можно мне спросить тебя о личном?

-  Конечно, генерал Ли, спрашивайте,- ответил слуга Луиджи, когда я нашел его в хвосте корабля.

-  Как ты стал вампиром? Что побудило тебя на этот поступок?

-  Ну, я родом из Венеции, жил в злачном районе на окраине города, куда годами никто из жандармов не заглядывал. Артуро, мой отец,  по прозвищу “Кривой глаз” слыл опасным бандитом. За ним охотилась вся Венеция, чтобы отправить на виселицу. Дела у отца были чудовищны. Он не только был злостным пьяницей, вором, но вдобавок еще и убийцей. Как-то на мою мать напал бандит из соседнего квартала, и отец, защищая ее, убил наглеца. После этого оба квартала начали войну между собой, к ним присоединились соседние, в результате чего почти половина Венеции была вовлечена в борьбу между группировками отца и того бандита по имени Мануэло. Через несколько лет я узнал, что этот Мануэло был отцом Зико. Бандит сумел выкрасть меня и стал шантажировать отца. Тогда-то я и познакомился с Зико. Меня заперли в какой-то сарай и морили голодом, требуя, чтобы я рассказал все о своем отце и провел их в нашу группировку. Я отказался. По ночам ко мне приходил паренек, очень кроткий и добрый, он приносил с собой еду. Так мы подружились, но я не знал еще тогда, что Зико - сын Мануэло. Когда отец Зико узнал, что его сын тайно подкармливает меня, он избил парня. Через две недели произошла великая битва между нашими отцами и их кланами, в результате чего погибло очень много жителей Венеции. Об этом узнал король бессмертных, резиденция которого находилась тогда в Венеции, а не в Риме, как сейчас. В сопровождении своих солдат он пришел на место их столкновения и остановил бойню. Моего отца и отца Зико Луиджи Чезаре Кавольджинни заставил отбывать каторгу на острове, на который мы сейчас плывем. Они долгие десять лет рыли в скале проходы, делая лабиринты, которые не уступают лабиринтам египетских пирамид, о которых вы, наверное, слышали.

Я утвердительно кивнул в ответ, а Роберто продолжил свой рассказ:

- Так вот, когда наши отцы рыли тоннели и гроты в скале количеством тридцать, они потеряли полностью зрение, их суставы разбухли и сильно болели, но зато они стали добрыми товарищами.

- Только два человека рыли в скале гроты? Возможно ли такое, друг мой? - спросил я Роберто, а подошедший  Зико улыбнулся.

- Нет, конечно, Кристиан,  ответил Роберто, - каторжников было около тридцати человек, но к моменту окончания их осталось трое. Наши отцы и еще один мужчина из Ливорно. Пока они работали на острове, в Венецию пришла чума. Она косила всех подряд, не разбирая кто воин, кто царь, кто стар или млад. Родные Зико и мои все заболели, но нас двоих спас Луиджи Великолепный. Он предложил нам стать его слугами, его верными воинами и друзьями в  обмен на жизнь. Вот так мы стали вампирами.

- И давно вы вампиры? - спросил я.

- Более двухсот пятидесяти лет.

Мои сопровождающие пошли поиграть в шахматы, а я любовался водами Адриатического моря. Тяжело забилось мое сердце, когда я в последний раз оглядел пропадающие из вида очертания Неаполя с его белокаменными соборами. Подчиняясь Небесному промыслу, ведущему меня неведомыми путями, я
любовался живописными прибрежьями вулкана Везувия, историю которого еще в детстве прочел в хрониках. Вершина Везувия сейчас дымилась, а довольное восклицание одного пассажира: “Слава милосердию небес, Везувий дышит!” - удивило меня. Я подошел к итальянцу и спросил его, почему он радуется “дышащему” вулкану. Разве не опасна его лава, если он вдруг совсем разойдется и начнет извергать огненную магму?

-  Сразу видно, что вы не местный, - ответил мне итальянец и подмигнул, - иначе знали бы, что каждый житель Неаполя молит Бога ежедневно, чтобы вулкан не засыпал. И спросите меня, синьор, почему?

-  Почему, почтенный? - спросил я.

 - Сон Везувия - плохое предзнаменование. Это значит, что вершина вулкана обвалилась, а в сердцевине его копится температура и газы, которые в любой момент прорвутся и зальют своей лавой весь город. У нас почитают в Неаполе  мощи святого мученика Януария, пострадавшего в первом веке нашей эры. Януарий - хозяин Неаполя, именно он бережет свой город. Если кровь святого мученика, хранящаяся в стеклянном ковчеге закипает чудесным образом, то это значит, что на год Бог продлил жизнь и благополучие городу.

- Понятно, - ответил я. Мужчина мне понравился. Веселый, разговорчивый, находчивый и простой итальянец согревал мое холодное сердце. Он сам вызвался рассказывать мне о себе и я не скучал. Сердце мое забилось спокойнее, впервые за долгие месяцы я не вспоминал о моем военном лагере, утешаясь общением с неаполитанцем по имени Пабло.Мой новый знакомый распрощался со мной и поспешил уйти в каюту. Было уже темно, только маяк горел отдаленно замирающей зеленой звездочкой, заронив в моем сердце новую неизъяснимою тоску и помыслы. Что будет, если я не выдержу пятивековое заточение в одном из пространных и мрачных лабиринтах пещеры? Вынесу ли полное одиночество без света солнечного и мерцания звезд? Как прожить без общения с людьми, один на один со своими помыслами - внутренними демонами? И ведь не будет никого, могущего помочь мне в трудную минуту. Сможет ли Луиджи мысленно общаться со мной или через пару недель забудет меня, вампира, который полюбил его всем сердцем, как брата и друга?

Где-то перед рассветом мне все же удалось вздремнуть на пару часов.

- Кристиан, - обратился ко мне Зико, заглянув в мою каюту, -  не желаете ли поесть?

- Я не голоден, - ответил я. Зико ушел, а я снова уснул.  Мне снился ужас моих прошлых лет жизни. Снилась покойная супруга, дочь Пуён Ха, родители и названная сестрица Ин Су. Они все обвиняли меня в каких-то грехах, протягивали свои прозрачные руки ко мне, говоря:

-  Ты и только ты один виноват в нашей смерти.

Я не мог проснуться и меня разбудил вошедший в каюту все тот же Зико.

- Кошмары? - спросил парень, похлопав меня по плечу.

-  Да, снятся иногда кошмары, - ответил я.

-  Вам надо поесть, - снова сказал Зико, протягивая мне мех с кровью и я согласился на этот раз.

К вечеру погода испортилась совершенно. Матросы спустили флаг Италии, а также тяжелые мокрые паруса. Я стоял на палубе и вспоминал время, когда впервые покинул родные земли Чосона, исполнив волю короля Тхэджо, Великого Вана Ли Сонге, пообещав со слезами на глазах никогда не возвращаться на родину. Из глаз моих текли кровавые слезы, которые тут же смывались холодными брызгами Средиземного моря. Наш корабль носило по волнам. Буря прекратилась только к ночи и наш “Быстрый” пристал к одной скале,
достигающей облаков!

Роберто, Зико и я высадились у подножия скалы, а корабль отправился далее. На судне находились еще вампиры. Плыли ли они подобно мне в изгнание или по делам в соседнее греческое государство? Мне было неинтересно, да и они были не особо любопытными относительно меня. Когда “Быстрый” завернул за скалу, Роберто произнес:

- Нам предстоит войти в это отверстие в скале, пройти через лабиринты к распорядителю, суровейшему из вампиров, Федерико. Мой дорогой Кристиан, как бы он ни начал провоцировать вас на грубость или неприязнь, не обращайте на это внимания, отвечайте с почтением и честно, он это очень любит. Вы симпатичны нам с Зико, а еще вас полюбил наш король Луиджи, а для нас его друг - наш друг, его брат - наш брат. Понимаете? Если Луиджи принял вас в свою семью, Кристиан, значит вы - наш родственник по духу и по крови. От вас сейчас зависит, куда определит зоркое око сурового вампира Федерико.

-  Я понял, друзья мои! - ответил я. Сколько времени мы шли бесчисленными лабиринтами - не вем. Сколько времени это заняло,  было трудно понять. Здесь время остановилось, кругом были сырость и темнота. Дорогу освещал факелом Роберто, я шел за ним, а замыкал Зико.

-  Если станет совсем невмоготу, Ли Ун Чон, - проговорил Роберто, поворачиваясь ко мне, -постарайтесь блокировать свои чувства и мысли, чтобы не сойти с ума, друг мой. Темнота, одиночество, тоска, внутренняя боль души и томление сердца - суть щупальца гигантского спрута под названием уныние. Почаще обращайтесь мысленно к королю Носферату, он даст вам силу.

-  Хорошо, - ответил я, - у меня к вам просьба - не возражаете, если мы перейдем на “ты”?

-  Конечно, мы с Роберто только “за”. И еще, - проговорил уже Зико, - никогда за все эти долгие годы не вспоминай свое прошлое. Все, что произошло с тобой, до этого - забудь! Послушай нас, Кристиан. Если будешь вспоминать прошлое, оно изъест твои сердце и ум, словно ржа, и ты сойдешь с ума, Ли Ун Чон. Мы желаем тебе добра, брат.

-  Благодарю, друзья мои, - ответил я.

Мы поднимались все выше и выше, и казалось, что нет конца и края нашему путешествию по темным и сырым лабиринтам пещер. Наконец, в одном из переходов нам навстречу вышел вампир. Он хромал на одну ногу, глаз его был перевязан. Значит ли, что этого глаза вообще не было? Увидев Роберто, надзиратель театрально развел руки в сторону, а мерцающий фонарь, который он держал, заколыхался, едва не загасив пламя огня.

-  Какие вампиры, Создатель ты мой! -  воскликнул Федерико. - Какими судьбами вы очутились в этом Богом забытом месте?

-  Приветствуем тебя, брат Федерико! - ответил одноглазому Роберто.-  Привезли тебе очередного изгнанника, он близкий друг Его Величества. Мы с Зико просим тебя позаботиться о нем!

Федерико протянул руку с фонарем вперед, освещая мое лицо. Я от неожиданности отпрянул назад. За спиной Федерико я увидел огромный зал. Зрение мне позволяло рассмотреть и мраморные колонны, и места для сидения (скорее всего, это был зал повторного суда, если узник подвергался провинности и требовалось срочное рассмотрение его дела верховной властью Совета вампиров).

-  Что? Неужели сам генерал “Огненных воинов” подвергся суду лицемерного Совета вампиров? Тысяча францисканцев мне вдогонку, господа вампиры!

- Да, Федерико, да! - ответил глубокомысленно Зико. - Вот именно! Ли Кристиан Филипп де Бастьен собственной персоной. И спроси нас, брат, как угораздило его попасться на удочку наших старейшин?

-  Я жду ваших объяснений, господа вампиры!  -ответил одноглазый.

-  Сей величественный и неустрашимый воин убил в честном поединке Его светлость, Властелина Парижа, кровного врага короля Луиджи.

-  О, генерал! Тысячу адских псов и хвост морского черта вдогонку этому напыщенному индюку, проклятому Властелину Парижа! - воскликнул Федерико и ударил меня в плечо со всей силы так, что я едва устоял на месте. - Вы сделали великое дело, генерал Ли, поэтому я отведу вам самое почетное место в этом лабиринте. На самой верхушке скалы есть у меня для элитных персон особое место. Это небольшой грот, в нем сухо и просторно, со стен не стекает зловонный конденсат, не летают летучие мыши, не пищат и не бегают по полу крысы, ветер не будет ворошить ваши самые сокровенные и тяжелые воспоминания. В том гроте иногда отдыхает король Носферату, когда присутствует на заседании Совета. На его ложе не садитесь, к нему лучше вообще не прикасаться без особой надобности. Ваше ложе будет в самом центре грота. И это каменный гроб.

Я недоуменно посмотрел на моих провожатых. Зико сделал мне знак рукой, что рад за мое распределение.

- Да... Ни стонов тебе оголодавших вампиров, которые столетиями проклинают судей или короля Луиджи, тем самым деградируя нравственно и физически; не душераздирающих криков безумия от одиночества или безумного смеха спятивших бессмертных. Я сегодня щедр, узник Ли Ун Чон, бесстрашный генерал “Огненных воинов”. Спросите меня, почему, генерал?

-  Я благодарен вам, брат, - ответил я, а мои провожатые удовлетворенно улыбнулись.

- Вот именно!- воскликнул восторженно Федерико. - И это за смерть проклятого Себастьяна, который отнял мой глаз, уничтожил весь мой род, оклеветал перед Ордером Крови... О, я готов отдать половину моей вечности! Да... так-то, генерал! А теперь, -обратился он к Роберто и Зико, - вы ступайте в мой грот, а я тем временем отведу генерала Ли на место его заключения. Мы обнялись с Зико и Роберто, которые не хотели долго выпускать меня из своих объятий, после чего я последовал за Федерико, а мои провожатые свернули налево и скрылись в глубине грота.

- Эта пещера спокойная, Ли Ун Чон, -  проговорил Федерико, - но она немного коварная, ваша милость.

-  В ней обитают привидения, - спросил я с улыбкой, - или неупокоенная душа какой-нибудь Принцессы Ночи?

- Нет, генерал, откуда здесь взяться духу принцессы? - хмыкнул вампир. - Есть в пещере крохотное оконце, в которое в полдень заглядывает солнце. Оно проникает в пещеру не открытым лучом, а под определенным углом, от чего его сила не такая убийственная, как у самого солнца, но оно оставляет всякий раз на теле бессмертного глубокие раны ожога. Да... больно очень, но жить будешь, генерал Ли! Пятьсот долгих и бесконечных лет, испытывая адские муки.

- За убийство высокого бессмертного я заслуживаю смерти, Федерико...

-  Так-то оно так, генерал Ли... а я безмерно счастлив, что нашелся в нашем мире вампир, осмелившийся отнять жизнь Себастьяна Дюфоссе. Но я опасаюсь, не возропщешь ли ты на участь свою?

- Воля моего короля - воля Небес и я подчиняюсь ей, Федерико.

-  А ты мне определенно нравишься, генерал Ли! Думаю, твои друзья предупредили тебя, чтобы ты не смел вспоминать о прошлом и гнал от себя пагубные
 мысли?

- Да, брат, меня предупредили, - ответил я.

-  Очень хорошо! Будь мудрым, генерал Кристиан де Бастьен, и твое заключение пройдет менее болезненно, чем заключение тех, кто непослушен, горд и амбициозен.

Мы поднимались все выше и выше, мне казалось, что переходам и галереям не будет конца. Я потерял счет времени, у меня было ощущение, что оно остановилось навечно.

- Многие, томящиеся здесь Дети Ночи, как вампиры, так и оборотни, стонут ночами, проклиная тот день и час, когда очутились здесь. Особенно тяжело страдают в полнолуние оборотни, когда природа и зов луны буквально выламывают их конечности и суставы. Зов плоти и крови, понимаешь ли... Но это еще не все, Кристиан де Бастьен! К этому прибавь и то, что с годами вампиры и оборотни мучаются от сырости, влажности и затхлости помещений. Ни еды тебе, ни комфорта. Некоторые же от безысходности сходят с ума, просят меня убить их никчемные тела. Да... а у меня запрет их уничтожать, знаешь ли... Вечные мучения их здесь ожидают, и редко кто выходит на свет Божий отсюда. Поэтому постарайся сделать все возможное, чтобы доказать элитным лицемерам-вампирам, что ты сильнее их и духовно, и физически. Пусть же пятьсот лет заточения и изгнания не сломят твоего духа, Ли Ун Чон!

- Благодарю, брат! Ваши слова для меня, словно бальзам на кровоточащую рану.

Наконец-то мы дошли до изолированной пещеры на самой вершине скалы. Федерико открыл сделанную из серебра дверь и отошел в сторону, пропуская меня внутрь. Он подошел к каменному гробу в центре, отодвинул крышку и произнес:

- Вот мы и на месте. Этот гроб освящен священниками инквизиции и лежать в нем будет поэтому непросто. Да, генерал, ощущения такие буд -то тысяча кинжалов впиваются в твое тело или стая диких волков разрывает тебя на части ежесекундно. Вот только спасения от этого нет, генерал Ли, так как вампир бессмертен и тело его регенерирует, предоставляя освященному гробу вновь и вновь мучить вампира. Первую ночь ты проведешь более -менее спокойно, но потом погрузишься в ад собственных демонов - помыслов. Желаю удачи, генерал Ли, а пока ложись и постарайся отключить свой разум от прошлого и расслабиться. Чем быстрее ты это сделаешь, тем менее болезненно начнешь свое искупление. По мне, так я бы положил в этот гроб всех лицемеров-вампиров, которые окружают короля Луиджи.

Когда я лег в гроб и Федерико прикрыл его тяжелой каменной плитой, мое тело словно парализовало: руки, ноги, голову, каждую частицу пронзила нестерпимая боль, от которой меня стало засасывать в бездну пустоты.

- О, это еще начало, генерал Ли, завтра на рассвете будет очень больно, - с этими словами Федерико покинул меня, а я остался совершенно один среди полного мрака.


Глава 22.

На рассвете я ощутил очень сильную боль, пронзившую меня насквозь. Невыносимо стало в области сердца. В гроте было относительно светло и с каждой секундой становилось все страшнее от того, что солнце поворачивалось ко мне лучом вперед. Крышка, как по волшебству, под действием солнечного света отодвинулась совсем, оставив не защищенным мое тело (мне пришлось снять с себя всю одежду по приказу Федерико). И теперь луч яркого солнца неотвратимо приближался к моим ступням. Конечно, я был благодарен в душе за то, что этот луч солнца - не все дневное светило, а только его часть, и светит оно не напрямую, а под углом. От этого света не вспыхнешь ярким пламенем, не превратишься в пепел, но язвы по всему телу обеспечены. Каждый день солнце будет жечь мое тело, его ничто не спасет, так как мой грот находится над облаками, а значит, там солнце светит днем постоянно. Если для других узников спасением будут облака, грозовые тучи и дождь, то мне всегда будет светить яркое солнце. От рассвета до заката. Вот и сейчас луч солнца сантиметр за сантиметром приближается к моему телу. Когда луч прошелся по мне, он не вернулся назад, а охватил меня всего и продержался до самого вечера. Смогу ли передать ту боль и тоску, которую я испытал от лучей солнца? Они, словно ядовитые языки аспида, жалили меня, как бы говоря: “Ну что, допрыгался, Арлекино? Лежи теперь здесь и наслаждайся! Мучиться тебе, окаянный кровосос, таким образом пятьсот долгих лет”.

Прошел месяц моих мучений, а король Луиджи все не появлялся в моем сознании ни днем, ни ночью. По моей щеке скатилась одинокая слеза тоски и боли. Мгновенно после этого дикие помыслы отчаяния, безысходности и сожаления пронзили мой ум, наполнив его ядом горечи, утраты и сожаления. Я почувствовал как в моем сердце, а потом и во всем теле появилась ржа, которая стала разъедать мою сущность, мою целостность.

- Прочь, прочь от меня!-закричал я, но через секунду после этого вздрогнул-звук моего голоса, долетев до потолка грота, вернулся ко мне и снова вошел в меня, превратившись в удвоенную ржавчину, которая снова принялась разъедать меня. Что это? Грот заколдован? Да быть такого не может! Я не верю в магию и колдовство. Через несколько минут после этого я ощутил в пещере чье — то присутствие. Вдруг я увидел, как со всех сторон в меня устремились какие — то черные монстры эфирного состава с мерзкими мордами и адским смехом. Я не выдержал и закричал снова и мое тело пронзила нестерпимая боль, от которой я провалился в небытие.

Мне снилась супруга Пак Унхе, она звала меня на гору Асадаль. Ее голос баюкал меня, а на руках она держала нашу дочь Пуён Ха. Я спешил за ней, но не мог догнать. Внезапно появился мой сын, живой и невредимый. Потом супруга с дочерью и сын разошлись в разные стороны, а передо мной возникло ненавистное лицо Ким Тхэ Юна, моего кровного и древнего врага, с которым я еще должен сразиться, которому обязан отомстить за всю мою семью. Я дернулся и очнулся в полумраке. Солнце село на западе, а на краю моего каменного гроба я увидел сидящего короля Несферату.

- Лунджи, - воскликнул я, - ты пришел ко мне? Ты здесь?

- Я здесь, друг мой! Прости, что сразу не смог прийти к тебе, позволил демонам войти в тебя и мучить.

- Я думал, что Ваше Величество забыли меня.

- Ни на одну минуту не забывал, только прийти сразу не мог, Кристиан, дел накопилось много.

- За этот месяц я уже начал смиряться со своей участью, со своим положением, и даже беспощадные лучи солнца теперь не так сильно ощущаю.

- Это хорошо, что ты понял истинную сущность наказания. Чем быстрее смиришься с неизбежным,

тем скорее освобождение придет к тебе. Завтра я подарю тебе еще силу, большую, чем та, которой ты сейчас обладаешь.

- Но мой король! - воскликнул я. – Вы и так слишком много мне передали из своих даров. Боюсь, что Ваши силы иссякнут.

- Друг мой, разве ты не знаешь - чем больше даешь, тем больше получишь взамен.

- Я не знал, Лунджи!- ответил я.

- Таков закон, брат. Когда мы даем безвозмездно нашему ближнему, а особенно другу или родственнику от щедрот своих, тем больше дух, обитающий в нас, даст взамен и восполнит потерянное. Тебе предстоит совсем скоро уснуть на пять столетий и проснуться совсем в другой эпохе. В том мире ты сможешь существовать совсем в другой ипостаси, что я тебе передам, а сегодня мы будем всю ночь беседовать с тобой, наговоримся всласть. Проси меня, о чем хочешь, друг мой, спрашивай, я все тебе разъясню и открою все свои сокровенные мысли и знания.

- Ваше Величество, - проговорил я, - меня всегда интересовала природа таких, как мы, обращенных вампиров, но для моего разума совершенно непонятна и недосягаема природа чистокровного.

- Иными словами, ты хотел бы узнать обо мне? - спросил Луиджи Кавольджинни.

- Прошу простить мою дерзость, мой король! - ответил я.

- Ну, от тебя у меня нет тайн, Кристиан. Если я принял тебя в свое сердце и подарил свою кровь, официально признал перед всем миром Детей Ночи своим братом - я расскажу о себе все, что помню и знаю.

Я попытался встать из гроба, но Луиджи остановил меня одним взмахом руки так, что я оказался прижатым к моему ложу.

- Тебе лучше лежать, ведь это наказание. Вставать нельзя. Да и силы скоро совсем покинут тебя, Кристиан.

- Итак, - через пару минут молчания снова заговорил король Носферату, - я происхожу из знатного рода чистокровных вампиров. Его корни уходят в начало мироздания. Нас было семеро братьев одного отца, семь кланов вампиров. Ты представляешь себе Египет, Индию, Персию, Азию, Европу, Австралию и Северный полюс? Там, где сейчас располагаются эти части света, ранее жили мы, и один брат желал поработить другого. Каждый из нас отличался амбициозностью и чрезмерной гордостью. Наш отец желал объединить нас, сделать дружелюбными и прекратить межклановые распри, но все было тщетно. Мы были королями на своих землях и нападали друг на друга, желая отнять территорию брата. Лично для меня эта кровопролитная война была тягостна. Я первый воззвал к моим братьям о перемирии, и после тысячелетней битвы мы наконец подписали документ, составленный нашим отцом, что более не будем враждавать друг с другом.

Луиджи замолчал. Казалось, что он погрузился во времена былые. Я тоже молчал и ждал продолжения его рассказа.

- Так вот, мы решили отпраздновать перемирие. Устроили бал, на котором отец преподнес нам чашу бессмертия. До того дня мы питались кровью животных, нам не разрешалось до совершеннолетия вкушать кровь вампиров и “Огненный напиток бессмертия”. Отец поднял кубок, наполненный до краев “Огненным напитком бессмертия”, и произнес речь о том, что мы - единокровные братья, и должны всегда быть вместе, помогать друг другу, делить все наши радости и горести между собой. Пока братья, произносили клятву друг за другом, я читал в их сердцах ложь. Они все думали лишь об одном - получить напиток бессмертия и обрести единоличную власть, уничтожить соперников. Отец посмотрел на меня и кивнул, словно прочитал мои мысли. Я понял, что и он читает сокровенные мысли своих чад, движения их сердец. Египет всегда славился мудростью и могуществом, Кристиан. Это сейчас от былой мощи и силы Египта ничего не осталось, но ранее слава страны простиралась по всей вселенной.
 
Луиджи Кавольджинни снова замолчал. Его огненные глаза смотрели вдаль. Казалось, что он сейчас не в одинокой и Богом забытой пещере рассказывает мне свою повесть, а в Египте, и дни минувшие снова вернулись к королю Носферату.

- Ваше Величество, - тихо позвал я Луиджи, он вздрогнул и перевел свой огненный взор на меня, - прошу прощения.

- Так вот, Кристиан, после нашей братской совместной клятвы прошло три года. Наш отец, Виньер Витторио Лоренцо Кавольджинни, перебрался жить в Италию, оставив нас полноправными властелинами наших земель. Мне по жребию после распределения территории достались Италия, а с ней и вся Европа. Я был младшим из братьев. Жребий и одобрение отца на мое царствование в Европе не понравились старшим братьям, они взроптали. И как — то после заката солнца вошли в мою комнату все шестеро. Самый старший брат, Грегори, произнес:

- Луиджи, посоветовавшись, мы пришли к единогласному соглашению с братьями, что ты, как самый младший из нас, не можешь управлять всей Европой. Твой возраст и твой опыт не такие, как у нас, поэтому мы отдали Европу второму брату, Георгу.

Я молчал. Управлять Европой для меня было непросто, это я и сам понимал и осознавал, но ослушаться воли отца не мог.

- Наш отец переехал жить в Италию, братья, и я буду рад помогать ему. В Риме похоронена наша мать, королева Лидия Марионелла Кикилия Кавольджинни, урожденная Фарицетти, герцогиня Венеции и Неаполя. Отец желает заняться постройкой во Флоренции дворца Palazzo Ducale. Нашу мать за ее щедрость и человеколюбие любили все, так как она не была похожа на обычных вампиров. Ей завидовали многие, ее смерти желали недруги и завистники. Они тайно уничтожили королеву - сожгли на костре. Нам осталась от матери лишь урна с прахом, которую отец спрятал в своем поместье в Риме. Все жители Венеции желали заполучить прах королевы Лидии как благословение для своего города.

- Поезжай, брат, в Италию и управляй ею, - сказал третий брат, Франко, отличавшийся более сговорчивым характером, в отличии от прочих.

- Я понимаю ваше беспокойство, братья, но ослушаться воли нашего отца не могу, - ответил я. - Он завещал мне по жребию и подписал документ о том, что Европа принадлежит мне. Поэтому, хотите вы или нет, но я буду управлять Европой.

- Ты не можешь! - воскликнул четвертый брат, Селенсио. – Луиджи, отдай свою корону Георгу. – За Селенсио остальные братья так же заявили о единодушном желании, чтобы старший брат взял на себя полномочия управлением Европой. Теперь уже даже Франко сдался.

- Я могу противостоять вам, – ответил с твердостью я,– и никто из вас не сможет отнять у меня мои владения.

- Не надо так, Луиджи, - сказал пятый брат Маркус, - мы ведь сильнее тебя. К чему злить свою семью? Наш отец считает тебя наследником престола Носферату, назначил своим преемником, но ты же знаешь, что сила и мощь нашего родителя иссякла. Ему теперь осталось только строить усыпальницу в Венеции для своей усопшей супруги и предаваться воспоминаниям, оплакивая ее гибель. Старость сделала его слабоумным.

- Наш отец никогда не был больным или слабоумным, братья мои! Даже сейчас он может перевернуть всю вселенную своей внутренней силой и мощью. Одно его слово и вы за свои слова отправитесь в небытие! Понимаешь меня, Маркус? - спросил я брата.

- О, это исключено, Луиджи! - проговорил шестой брат, Бенедикто. - Все эти годы мы наблюдаем за отцом. После битвы на берегу Нила со своими кровными братьями Костасом и Георгием, наш отец потерял всю магическую силу первородного, поэтому, Луиджи, нашему родителю остается только доживать свой век в Венеции, создавая усыпальницу для своей супруги. Не за горами тот день, когда он ляжет рядом с Лидией.

- Братья, как вы не почтительны к нашей матери, называя ее Лидией! Не иначе, как Ее Величество нужно произносить титул нашей матушки, и с почтением. Вы хоть и старшие в нашей семье, но весьма глупые! - ответил я с упреком шестерым вампирам. - Мы с отцом раскусили вас на балу по случаю подписания мира между нами. Тогда мне открылись все ваши тайные мысли. Я посмотрел на отца, который стоял за колонной, и он кивнул мне в ответ, дав понять, что и ему открыты их низменные желания.

- Может поведаешь нам о наших сокровенных тайниках сердца, - с сарказмом спросил Грегори, - мы послушаем тебя, наш младший братец?

- Хорошо, - ответил я с грустью, - но это лишь для того, чтобы вас остановить!

- Мы все - слух и внимание… - проговорил Бенедикто.

- Итак, - ответил я, - когда из кубка “Огненного напитка бессмертия” отпил ты, брат Грегори, то подумал: “Пусть огнем опалит и сожжет всех моих шестерых братьев! Ни один из них не достоин стать преемником отца!”

- Бред! - воскликнул старший брат. –Ты лжешь, Луиджи!

- Я лгу? Зачем же мне обманывать тебя, мой старший брат? Ты еще глазами нарисовал в воздухе знак смерти — петлю. Вспомни Грегори, и признайся здесь в неприязни к своим братьям.

Все пятеро посмотрели в ужасе на старшего брата.

- Это правда? – спросил Георг.

- Он лжет! - ответил Грегори, и глаза его вспыхнули гневом.

- Георг и Франко с детских лет всегда дружили, имея общие мысли, игры и желания. Не так ли, братья? - спросил я их. – Но в своих желаниях на сей раз они превзошли всех вас, дорогие братья!

- Ты о чем? - спросили Георг и Франко.

- Я о том, что вы решили путешествовать по всему миру в этом году, раздобыли у ведьмы напиток, уничтожающий любого чистокровного вампира. Одна капля может превратить в прах любого чистокровного за считанные секунды. И более того - ведьма научила вас заклинанию сковывать противника, но она просчиталась. Вернее, просчитались вы, мои дорогие. В устах непосвященного сковывающее заклинание несет в себе меч обоюдоострый. Сковывая других, вы парализуете и самих себя.

- Как… как ты узнал об этом? - воскликнули Георг и Франко. - Ведьма проговорилась?

- Отчего же? - удивился я. – Не вы ли убили ее, как свидетельницу вашего заговора сразу после того, как заполучили напиток?

— Ах ты! – возмутились братья. — Мы уничтожим тебя!

— Вы не сможете, дорогие мои, — ответил я. — Что касается Маркуса и Бенедикто — начал было я свое обличение, но они остановили меня.

— Не надо, Луиджи! — воскликнули они в один голос.

— Признайте свое безумие, братья, мы же семья! Родственники всегда должны помогать друг другу, оберегать и защищать. Что же получается у нас? Одна вражда, глупые амбиции, тщетные желания уничтожить друг друга, присвоив престол брата. Разве семья - не сплоченный союз нескольких обитателей живых существ, тесно связанных друг с другом, у которых одна душа и одни желания? Вампиры молчали. Я читал в каждом из них их ненависть ко мне. Они поистине ненавидели и презирали меня за то, что я их обличил. Не сговариваясь, они единодушно устремились на меня с одной целью — уничтожить. Между нами завязалась настоящая битва. Я ужаснулся. В моей голове не укладывалось — как могли враждовать между собой единокровные и единоутробные братья? Внезапно среди битвы появился наш отец. Он был серьезен и мрачен.

— Остановитесь, безумные! — закричал он на сыновей, но они уже ничего и никого не видели, кроме ненависти друг к другу.

— Остановите их, отец! — закричал я. — Злоба и зависть застили их глаза и сердца. Пусть свершится промысел Божий над ними.

И тут произошло ужасное: за считанные минуты все шестеро поубивали друг друга. Отец подошел к мертвым телам своих сыновей и воскликнул, словно оракул, вещающий волю Небес:

— Безумцы! Вы нарушили заповедь любви и почитания родителей! Для вас не осталось ничего святого в этой жизни, кроме жажды власти и богатства. Посему ваши гнилые души пойдут сейчас в царство мрачного Аида, а тела сгорят в огне. И нет вам во веки веков моего прощения и благословения! — с этими словами Веньер Витторио Лоренцо Кавольджини сделал знак рукой в воздухе крест -накрест, и тела пятерых братьев-вампиров вспыхнули огнем. Они извивались в пламени, корчились от огня, и через несколько секунд превратились в прах земной, кроме тела старшего брата.

— Собери их прах, Луиджи, и развей над водами Нила, а тело Грегори мы с тобой перенесем в семейный склеп. Мы создадим с тобой других вампиров и подарим им Вечность. Старшего сына я не превратил в прах потому, что он - первенец и любимец моей супруги Лидии. Я обещал ей еще при жизни, что если что-то случится с Грегори, я похороню его рядом с ней.
Я собрал прах моих пятерых братьев, долго плакал над ними, а потом исполнил то, что завещал сделать мне отец. Через какое-то время умер и мой отец, а я остался совершенно один.
Прошло пять минут после окончания грустной повести о жизни короля Луиджи Кавольджинни, но не он, ни я не спешили заговорить. Я все-таки поднялся со своего каменного ложа и подполз (от боли во всем теле ходить я не мог) к королю Носферату. Неожиданно Луиджи повернулся ко мне, поднял меня с каменного пола и обнял за плечи.

— Теперь понимаешь, Кристиан, почему кровью обливается мое сердце и отчего моя душа потонула во мраке боли и отчаяния?

— Да, мой король! — ответил я. — Мое сердце сопереживает Вашей боли, Луиджи, а моя душа принадлежит Вам, Ваше Величество!

— Теперь ты мой брат, мой друг и верный товарищ! Я принял тебя в свое сердце, принял в свою семью. Я не хочу и не могу тебя потерять, Кристиан, и не позволю ничему и никому встать между нами! Ты мой навеки и дорог мне. Все мое — твое и я весь твой! Вся моя сила и мощь не нужны мне одному, если ты, мой брат, погибнешь или сойдешь с ума в этом проклятом каменном ящике. Иди ко мне и пей мою кровь, познавай и насыщайся силой чистокровного. Чем больше ты выпьешь, тем чистокровней станешь и у нас будет одна кровь на двоих и одна сущность. Ты станешь равен мне во всем, мой Кристиан, а после твоего пробуждения я подарю тебе северную страну в награду.

По моим венам бежал огонь расплавленной лавы, когда я пил кровь короля Луиджи. Меня разрывало изнутри, словно вулкан Везувий. Я плакал и смеялся, стонал от огненной боли и умирал от жажды познать и почувствовать еще “Огненный напиток бессмертия”.

Последние слова, которые я слышал в своем угасающем сознании, были произнесены королем Носферату:

— Вот и хорошо, Кристиан, а теперь спи, а когда проснешься, я пошлю за тобой моих друзей, они доставят тебя ко мне в Сан Морино. Но это будет уже в другой эпохе, брат, — произнес Луиджи. Он взял меня обессиленного на руки и положил в каменный гроб. Луиджи поцеловал мой лоб и мои губы, и закрыл гроб крышкой так, чтобы все пятьсот лет ничто и никто не потревожили мой сон. Я почувствовал, что мое безвольное холодное тело окоченело еще больше. Ко мне устремились мрачные демоны извне, они летали надо мной, но проникнуть через каменную крышку гроба не могли. Мои мысли тоже остались кристально чистыми, я больше не думал ни о ком и ни о чем, кроме короля Носферату. Великий мир и покой поглотили меня и я заснул без сновидений.

(Конец первой части романа).


Рецензии