Яма

       Копать ямы дело нелёгкое. Даже для кладбищенских землекопов. И не потому, что ‘кошки скребут’ (с этим то, как раз, всё в порядке), – тяжело физически. Климат в России не балует, да и в ежедневном наряде могила редко бывает единственной. Это только на бумаге - ‘метр на два’. Фактически же, за каждым сантиметром: пот, грязь... и нескончаемые покойники. Море покойников. Больших и маленьких, худых и толстых Ивановых, Петровых, Сидоровых… чуть ли не штабелями укладываемых в эти скупые чиновничьи стандарты.
       Виктор закурил. Уже с час он вонзал штык лопаты в плотный глинистый грунт, не замечая витающей вокруг суеты. И только остановившись для перекура, обратил внимание на установку очередного гранитного шедевра.
       Закончив работу и подойдя к памятнику, он вдруг вновь оказался в ‘ухарских девяностых’: с блестящего на солнце огромного расписного креста ему улыбалась знакомая ещё с молодости круглая щетинистая физиономия...

       За два дня до...

       Чёрный ‘мерин’ пёр как танк, буром, абсолютно не замечая иных участников дордвижа, будто их и не было. Знаки и разметки для Палыча не существовали. Как и по жизни, значение имела лишь одна полоса: взлётная. 
       Расположение духа – возвышенное. Он будто парил над всеми, распустив свои воображаемые крылья. И причина ведь была веская: накануне ему вновь улыбнулась фортуна, вытянув сухим из очередного процесса, светившего, по меньшей мере, ‘строгой десяткой’.
       Стрелка спидометра перевалила за ‘двести’ и в обратную сторону, похоже, не собиралась. Небольшие ямки и прочие неровности ‘бенц’ даже не чувствовал, с лёгкостью проглатывая всей мощью тяжёлых бундесовских рессор.
       Но вот очередная колдобина оказалась уже настоящей ямой (каких на Руси, из-за повсеместного воровства, превеликое множество) и, на сей раз, пришлась ‘мерсу’ не по зубам. Пал Палыч даже испугаться не успел, а фирменная улыбка так и застыла на его вечно небритом обрюзгшем лице, свидетельствуя о скоротечности мира, в котором он некогда пребывал.

       За два дня до...

       Процесс под председательством федерального судьи Попова И.В. близился к завершению.
       Стороны в прениях уже выступили и были готовы выслушать подсудимого в ‘последнем слове’. Но к всеобщему удивлению тот говорить не стал, заявив лишь, что полностью доверяет беспристрастному и справедливому суду.
       …Приговор в отношении Рогова П.П. был готов ещё неделю назад. С тех самых пор, как капитал судьи пополнился на некую, оговоренную сторонами сумму. И теперь, находясь в совещательной комнате и попросту убивая время, он неторопливо попивал любимый китайский ‘пуэр’, создавая видимость вершения правосудия.
       Яма, которую за пятнадцать лет ‘безупречной’ службы судья себе выкопал, была уже довольно глубокой, а потому никаких попыток выбраться из неё он не предпринимал, давно полагая, что лучше жить в темноте с золотым фонариком, чем существовать под солнцем.

       За двадцать лет до...

       Копать яму дело нелёгкое. Особенно, если копаешь самому себе. И уж точно не потому, что тяжело, как раз наоборот: откуда-то вдруг сила берётся. Вот только куда эту силушку девать? Всех разом лопатой не перешибёшь, – мигом пулю схлопочешь.
       Всё ещё надеясь на чудо и попросту оттягивая время, Виктор то и дело останавливался, а то и просто тыкал лопатой. Но чуда не происходило, а приближающаяся неизбежность всё глубже и глубже погружала его в собственную могилу.
       – Всё, коммерс, завязывай... время... – не выдержал стоявший ближе всех в натянутой на лоб кепке, – нам тебя ещё закапывать.
       – Да пусть ещё разок перекурит, – возразил было длинный... но тут же притих, уловив на себе тяжёлый взгляд здоровяка, по всей видимости рэкетирского бригадира, вытягивавшего из-за пояса потёртую временем ‘тэтэху’…
       – ‘Рог’ велел по-быстрому оформить. И чё тянем?..

       ‘Атас, мусора!’, – прозвучало в голове Виктора громче любого выстрела…
       Ещё с минуту он стоял не шелохнувшись, после чего опустился на колени и, закрыв руками лицо, совсем не по-взрослому зарыдал.

       В тот раз с членами Роговской группировки незрячая Фемида обошлась по-лёгкому, можно сказать по-матерински, почти любя. Хватило и арестантского срока в СИЗО.
       Палыч на ‘скамью’ и вовсе не сел, отделавшись формальным допросом, да кило ‘зелени’.
       ‘Сухари сушить’ ему всё же пришлось, но несколько позже и уже по сугубо экономическим статьям.
       Для Виктора же, первая в жизни яма оказалась далеко не последней. К тому же, некой отправной точкой. И на всю оставшуюся...

       Дорожки героев в дальнейшем не пересекались. Но только по жизни.

05.06.2017