Чтение между строк двух салфеток

 

… только живые мухи видели конец войны, больше никто…, остальные видели только иллюзию её завершения и поверили в это с закрытыми глазами.
   
«Посвящение Несчастливым» (1984)

   Генриетта Павловна смотрела в прямоугольник зарешеченного окна и размышляла о себе. Она поймала себя на мысли, что в ее жизни очень мало позитивных моментов и маленьких радостей, не говоря уже о чем-то большом, судьбоносном, что могло бы всколыхнуть всю ее тихую жизнь... Она прекрасно понимала, что живет не спеша и размеренно, без каких- либо потрясений и сюрпризов судьбы. А изобилия приятностей ей очень хотелось, где-то там в глубине, в личных фантазиях, в своей тайной внутренней примерочной чужих событий, чужих радостей, чужих судеб... Она мечтала, глядя в окно и понимала, что эти ее красочные мечты никогда не сбудутся, потому что любой человек знает цену этому роковому слову – «никогда». Это даже не слово, это шлагбаум и высокий частокол с какой-то острой и очень шершавой проволокой, за которыми слишком красивое Солнце и все несбывшиеся мечты её юношеского романтизма.
 Она продолжала смотреть в оконный прямоугольник на чирикающую массу беспокойных воробьев, похожих на выброшенную кучку гречневой каши. Обыкновенное утро очередного рабочего дня только начиналось, не предвещая ничего хорошего и ничего плохого, в общем, все как обычно по заказу сверху. Белый и хрустящий чистотой халат на вешалке, мягкие белые туфли, чистые волосы с пучком на голове, шкаф закрыт, сейф закрыт, кнопка вызова охраны всегда под рукой, пустой стол без острых предметов и заряженный пистолет в ящике, который за восемнадцать лет этой секретной работы, ей так и не пригодился. Здесь уместна фраза – «И слава Богу!». Ее оружием было слово и огромный опыт работы, дающий понимание различных призрачных процессов мышления людей, приходивших на последний специальный отбор в кабинет Генриетты Павловны, которую обмануть или обвести вокруг указательного пальца на руке и на ноге было невозможно. Она понимала обман, как патогенный туман и процесс задачи, генезис бредовых образований, наложение выгодного мышления на реальность, искажение слабых точек, включение перечеркнутой веры, и, наконец, трансформация в саму ложь, разодетую в красивые платья, в глубоких шляпах с низкими полями и омерзительным взглядом. Для нее - опытного психиатра, её Величество Ложь была знакомой дамой, на которой она лично расстегивала и застегивала все, от крючков лифчика до пуговиц ее толстых крокодиловых шуб, умела незаметно стереть цвет помады, прислушаться к звону фальшивого рондоля на запястьях и просчитать скорость ресничных морганий на выкате глаз. Процесс реконструкции лжи был давно понятен, как пошлая и слабо замаскированная выгода. Генриетта Павловна училась и практиковалась на людях тридцать девять лет, чтобы понимать все эти процессы в неспокойных головах живых людей, для которых ложь –это форма существования и улиточного приближения к своим целям и желаниям. Таким же желаниям, как и у нее, которые никогда не свершаться. Все то же роковое слово «никогда», которое нельзя заменить, которое является чьей-то собственностью и даже инструментом в остановке желаний каких-то там людей. Слово, заставляющее действовать вопреки его смыслу, замещая реальность и последующие секунды жизни…
Она приоткрыла тугое окно и закурила, разглядывая мир сквозь толстую решетку с кольцевыми навесами на стыках, навевающую скользкую клетчатую печаль. Белым часам на стене оставался один пульсирующий круг секундной стрелки, чтобы уже снова вернулось девять часов утра. За окном кричали вездесущие «гречневые» воробьи, выясняя свои маленькие конфликты на ничтожных территориях огромной планеты. Весна только вошла в этот город, обещая сдержать свое вечное обещание, разукрасить город в зеленые цветущие сады и бесплатно подарить всем тепло. Весна всегда дает надежду и держит свое слово. Генриетта Павловна потушила остатки сигареты в пепельницу, подошла к зеркалу и еще раз посмотрела на свой новый цвет волос. Цвет медного ореха был замечательным, он увеличивал объем и делал новую форму цельной и заметной.
 «Это и есть моя маленькая радость!» - подумала она и улыбнулась.
 На черных стрелках белых часов было уже три минуты десятого. Она дотронулась левой ладонью к лаковой упругости «медных» волос, бросила последний взгляд в зеркало на многочисленные морщины под глазами и направилась к столу. Там лежала маленькая коробочка с вензельной буквой «У». Она открыла миниатюрную крышку и достала оттуда перламутровую ракушку. Положив ее на открытую страницу книги об известных девиантах Европы и Азии, врач стала наблюдать. Через пятнадцать секунд из-под ракушки показались два усика, а затем вылезла и сама улитка. Она медленно ощупывала воздух своими скользкими усами и становилась все длинней и длинней. Метаморфоза…
- Доброе утро, Ваше Величество Скромность! – произнесла Генриетта Павловна и улыбнулась. Улитка стала двигаться вперед по открытой странице со скоростью две буквы в минуту. Они дружили, улитка и Психиатр Высшего Совета Анализа, но об этом не знал никто. Она задумалась, улыбнулась, открыла страницу с закладкой и, отрешившись от всех звуков окружающего мира, стала читать любимое место из Гамлета.
Гамлет - Я что-то не совсем тебя понимаю, сыграй мне что-нибудь на флейте!
Гильденштейн - Не могу, Принц!
Гамлет – Ну, сделай одолженье!
Гильденштейн – Право не умею я!
Гамлет (с гневом) – Ради Бога, сыграй!
Гильденштейн – Да я совсем не умею играть на флейте!
Гамлет – А это так же легко, как лгать. Возьми флейту так, губы положи сюда, пальцы туда- и заиграет!
Гильденштейн – Я вовсе не учился!
Гамлет – Теперь суди сам: за кого ты меня принимаешь? Ты хочешь играть на Душе моей, а вот не умеешь сыграть даже чего-нибудь на этой дудке. Разве я хуже, проще, нежели та флейта?
- Ай да Шекспир, ай да красавец, а Гильденштейн настоящая сволочь! – громко отметила Генриетта Павловна и, закрыв книгу, глубоко вздохнула с внутренним удовлетворением от прочитанного.    
 Тихим скрипом открылся пятнадцатый ящик большого металлического шкафа с тремя замками. Мимо пролетел длинный пунктир небольшой мухи и исчез в пространстве кабинета. Генриетта Павловна достала толстую новенькую папку и нажав на жесткую кнопку держателя, открыла дело под номером 12337 с пятью треугольными печатями и личными подписями её коллег. На центральной странице этого тома была широкая красная полоса, что указывало не медлить, а срочно доводить дело до логического конца. Быстро пробежав глазами по фотографии на первой странице, она отправила свое внимание на страницу номер двенадцать, а затем в самый конец первого тома. Вернувшись к описанию событий и перечитав некоторые эпизоды еще раз, она снова посмотрела в лицо мужчины на фото.
 Его лицо было худым, немного вытянутым, небритым. Но вся сущность этого человека была выписана в его глазах. Они были уставшими, глубокими, мыслящими…, наполненными смыслом. Типичный думающий оппозиционер и даже неподдельный оппортунист. В середине подбородка в раздвоенном месте была еще и четкая ямочка, в которой трудно было брить волосы, отчего это место на его подбородке было черней всего лица, как точка отсчета понимания данного лица…, как обязательная мишень для чужих глаз.
«Не каждый имеет ямку в этом месте или разделительную складку, делящую подбородок на две части. Народ живет в стереотипе и говорит, что это признак волевого подбородка. Какая чушь! К внутренней воле, эти признаки не имеют никакого отношения, это особый информационный сигнал для умеющих читать… Уши хищника прижаты к черепу, мочки присутствуют, не слизаны, генный абрис роста волос – четко-контурный, лоб высокий, открытый, нос ровный, породистый с рисунком ноздрей по девятой классификации таблиц Васнэ. Постановка глаз в (гео) норме, взгляд внимательный, прицентренный, все брови разбиты, губы поджаты, судя по уголкам губ - склонен к нескрываемой ненависти. Скулы с присутствием азиатских ген с пятом поколении по линии отца. В общем, материал для работы понятен. Как он выжил? Уму непостижимо. Это только пока непостижимо» - размышляла она, затем закрыла папку и снова нажала на черную кнопку.
 Над дверью по ту сторону решетки загорелась зеленая лампочка. Начинался новый рабочий день в государственной закрытой психиатрической клинике в 90 километрах от Тобольска по центральной трассе номер 202, правый поворот в тайгу до суровой вооруженной охраны массивного шлагбаума, которая всегда предупреждена и уже наготове.
На шестьдесят седьмой странице, где виднелась красная полоса для особого внимания, была вклеена старая, уже успевшая пожелтеть бумага с весьма любопытным содержанием. Кто-то, кто был ранее завербован в спецшколе, накляузничал и доложил, зарабатывая новые серебряные кегли у начальства.
«… Лунин в вечернее время, все время крутил кубик Рубика подброшенный по вашему приказу. Он уже третьи сутки не может выставить одинаковые цвета. Он крутил его и ни с кем не разговаривал и не советовался, а был занят только постоянной манипуляцией кубика. Он злился, ругался, играл желваками и прикусывал губы. По истечению третьих суток он взял молоток и, аккуратно положив кубик на подоконник третьего окна, с размаху раздробил его на мелкие пластмассовые части…»
«Замечательно сработано!» - подумала Генриетта Павловна. «Продержался дольше всех, целых трое суток, шел к цели все время забыв о распорядке и об отдыхе. Настырный, самолюбивый, целеносный…, молодец, выскочил из общей массы коллектива благодаря своему упрямству.
Этот специально сделанный кубик Рубика с каждым играет свою злую шутку, замечательный тест на проверку. 95% просто бросают его прочь, уходя от выполнения никем не поставленной задачи, предают самих себя в самых глубинах сознания, молчат и даже не переживают, что задача, которую уже многократно выполнили миллионы, не работает в их руках благодаря другому устройству логики. Так он еще и молотком покончил с невыполненной задачей, выдав эмоциональное содержание. Если бы как все отложил его в сторону до лучших времен, - это был бы ординарный человек. Чем не повторение Гордиева узла с мечом Александра Великого? Ну не собирается чертов куб, ну и хрен с ним, подумаешь, кусок цветной пластмассы… Именно Лунин первым и выскочил за рамки всего их учебного коллектива, именно он сам исключил себя из общего поточного стада. Знал бы он, что именно в том самом кубике специально не хватало двух квадратиков, зеленого и желтого цвета, и собрать его не смог бы ни один человек на этой Земле. Отчего и весь сыр-бор или бор, а затем сыр!» - рассуждала Генриетта Павловна, открывая новенькую пачку сигарет.
 - Так-с…, теперь еще одна докладная…, - прошептала она сама себе и перевернула целую пачку страниц.
«… Лунин разговаривает со своим ножом. Это заметили многие в группе. После пятнадцатой выброски с парашютом в район пустыни он смастерил кожаный шнурок для ножа, продел его в рукоять и закрепил на правом запястье. Через неделю мы стояли в болоте по самое горло, затем два дня мы лежали в лесу засыпанные листьями, Лунин все время тихо разговаривал со своим ножом, одушевляя его, как своего товарища. Нескольких человек в группе это наталкивает на мысль, что у него уже случился какой-то сдвиг сознания в опасную сторону. Этот нож всегда при нем в специальном чехле под самым затылком, он носит его на верхней части спины между лопатками и может достать быстро, когда ему заблагорассудиться. Чехол он сшил сам, заклепки делал сам, кроил и мастерил сам. Хочу отметить, что он никогда ради шутки или ради мнимых угроз не вынимал нож из чехла и не бравировал им на виду у группы. Этого не было. Половина коллектива испытывает опасность при приближении Лунина, в этом признаются многие друг другу, но не начальству»
- Какой интересный и разносторонний тип! – выпустив новый сигаретный дым из губ и ноздрей, шепотом констатировала психиатр.
 «Разговаривать с любыми неодушевленными предметами, это остаточный синдром одиночества и осознание себя в поле событий. Для него это нормально, уже давно нет его папы и мамы для образца, нет супер уютной бабушки с малиновым вареньем и теплыми носками, а есть тяжелый путь познания своих возможностей для черти какого будущего. Не сладко. Тут не только с ножами начнешь разговаривать, а и с сахарницей на столе и с кухонными тараканами».
На странице семнадцать было прикреплено письмо коллеги психиатра с четвертого, предпоследнего уровня проверки. Человек он был необычный, как по явлению своему в этот мир, так и по обозначению его тела в информационных потоках земли. Его звали Гитлер Аркадий Ионович. Фамилия, конечно, знаменитая, но родственником австрийскому акварелисту Адольфу Алоизовичу и по совместительству отравленному ефрейтору, революционеру, тюремному седельцу и Канцлеру он не был.
Так уж случилось, что на просторах разных государств все еще ходят Борманы, Геббельсы, Гиммлеры и даже реально паспортные Ленины, но это народ совсем другой, обозначенный другими страницами в книгах жизни и ответственности за изуверские поступки однофамильцев - не несут. Там, где он работал, на этаже проверки четвертого уровня на дверях его кабинета была красивая надпись Гитлер А. И. Это всегда приводило пациентов- клиентов в легкий ступор и недопонимание, как можно жить с такой фамилией, дышать и кушать борщи? Но фамилия, это всего лишь обозначение данного тела в пространстве с разными переплетениями одинаковых имен и однофамильцев. Много, очень много раз его родственники, поменявшие давно эту фамилию, упрашивали Аркадия поменять её тоже, ну хотя бы на фамилию Иванов, Сидоров или на худой конец – Бабаев- Бескоровайный. Но он отказывался, понимая об энергетических информационных полях больше, чем понимали его тети и дяди…
 У мертвого и очень знаменитого Гитлера гаплогруппа ДНК была E1b1b, а здесь случай рождения отличался в корне. Свой знаменитый труд «Философия Конфликта Душ», который читали все профессиональные психиатры мира, он подписал своей личной фамилией- Гитлер, что придавало новой книге с такой фамилией автора реальную пикантность, популярность и даже ценность, а про любопытство можно умолчать, этого человеческого добра хватало. Труд был уникальным. Там было описано и доказано существование внутренней цензуры высокоорганизованных индивидуумов, часто называемой в народе по-простецки - совестью, но никакого отношения к внутренним позывам простейшего анализа поступков не имеющая. Далее…, в своих исследованиях работы анализа цензурных процессов головного мозга, профессор Гитлер не пошел, он был занят постоянными лекциями в университетах Бейджина и Шанхая о влиянии иероглифов на развитие памяти, об их неизвестном происхождении и различных версиях влияния всех видов китайских диалектов на восприятие информатики. Итак, Аркадий Ионович, хорошо известный Генриетте Павловне, как замечательный и разносторонний специалист, вставил в дело свои заключения, имеющие огромное значение для дальнейшей судьбы рассматриваемого человека - капитана Лунина.
 4 уровень Анализа и Оценки.
Преданность – 10
Самоанализ – 10
Безрассудство- 0
Храбрость – 10
Сомнения-2
Внутренний диалог -10
Логика-10
Интуиция -10
Осознание себя- 10
Прошу коллег обратить особое внимание на речь данного объекта с искусственной реанимацией здравого смысла с использованием одухотворенных иллюзий. Правый глаз имеет больше показателей на определение искренности на четыре деления шкалы Раузена через глазоскоп. Позы доминирования во время беседы меняются сразу при определяющих вопросах на тайные помыслы личной глубины. Энергоемок, во время бесед использовал основополагающе принципы скрытых размышлений. В логике есть личное направление, увлекается медленно, никогда не тонет в детализации прошлого, излагая полезные мелочи. Заражен справедливостью в собственном видении. Инверсия сожалений просматривается во время острых смен настроения. Абсолютно независим от всех пороков. Самая положительная позиция – всегда признаётся, что чего-то не знает. От штампованных фраз из телевидения полностью свободен. Речь грамотная, самостоятельно подготовленная годами чтения яркой литературы с использованием личных вербальных домыслов. Ни разу не употребил словесный дегенеративный штамп «в принципе». Все свободное время в камере проводит только с книгами. Отсутствует многоотрицательное обаяние. Последняя прочитанная книга «Тереза Батиста, уставшая воевать» Жоржи Амаду. Постоянное стремление к обучению и совершенству на высоком уровне. Хорошо понимает вечернее переходное время волка и собаки. Отвечает быстро с осознанием вопросов. Выводы его психического здоровья:
- Отсутствует беспричинный смех;
- Не испытывает трудности в общении с людьми;
- Привязанность и одухотворение оружия;
- Не избегает контакта глазами;
- Дает оценку чужим фразам и выражениям с учетом устоявшейся логики;
- Реактивно снимает информацию с посторонних звуков;
- Абсолютная приспособляемость к одиночеству;
- При наличии посторонних предметов на столе, контролирует свои руки, не трогает и не манипулирует предметами;
- В речи не использует известный набор вербальных паразитов, не переспрашивает хорошо услышанный вопрос.
- Заметный конденсат военного опыта.
- Когда один, не чувствует себя незавершенным, как индивид в одиночестве.
- Имеет главное- Силу совести, как само осуждающие и само наказывающие тенденции.
D;j; vu- как доказательство прежнего индивидуального существования, присутствует в его памяти целым веером знакомых воспоминаний. Полностью свободен от бессознательного, оставшимся невыполнимым, намерением – deja entemdu, deja eprauve, deja santi, deja raconte! 
Профессор Гитлер А.И. и личная печать «УВРАСО»
«Как всегда лаконичен и идеально понятен!» - подумала Генриетта Павловна и потянулась за пачкой с сигаретами. «Много куришь, подруга!» - прозвучал внутренний голос, и рука вернулась назад. Дверь захрустела тихим замком. Что-то железное ковырялось в таком же железе, напоминая манипуляции большого длинного ключа в темноте. Наконец все обороты были завершены и дверь отворилась. В ней появилась фигура крепкого и сосредоточенного капитана специального охранного отряда. Не заходя во внутрь, он посмотрел в глаза Генриетте и сказал:
- Разрешите ввести заключенного?
- Заводите! – ответила она и улыбнулась тем знакам на лице конвоира, которые рассказали о его длинной бессонной ночи, заполненной изнурительным сексом.
- Есть! – ответил сосредоточенный специалист конвоирования.
Сделав шаг в сторону, он громко скомандовал:
- Отойти от стены…, голову вперед…, смотреть прямо…, три шага вперед…, сесть на стул!
Дверь быстро закрылась. За толстой решеткой на стуле сидел бывший капитан Лунин. Он выпрямил позвоночник, поднял голову и внимательно осмотрел всю комнату, приподнял плечи и громко хрустнул лопатками. Лунин обошел глазами окно, пепельницу, стол, открытую папку на столе и только потом, быстро осмотрел лицо психиатра. Затем он втянул ноздрями воздух в комнате и принял в мозг информацию о том, какие сигареты курит доктор. Лунин не знал, что Генриетта Павловна уже дописывает в уме двадцать седьмую страницу его психо карты. Она внимательно следила за последовательностью его взгляда по кабинету и сбору информации. Генриетта Павловна сняла данные с мочек его ушей, скорости взгляда, вдоха и выдоха, движения кадыка, пальцев рук, расположения ног, наклона роста волос ресниц, мимики нижних мышц подбородка, частоты морганий, подергивания левой щеки и правого глаза, двух колебаний левого колена, выбранного градуса положения подбородка, шрама на мочке уха, разбитым бровям и так далее… Нового психиатра он рассматривал абсолютно ординарно-обычно-скучновато, как всех и, как всегда. «Стареющая я кошёлка для такого волчины!» - улыбнулась про себя Генриетта. Он поднял руки в наручниках и погладил трехдневную щетину на раздвоенном подбородке. «Не плохой жест рассеянного раздумья!».
- Вы уже готовы для беседы, Лунин? – спросила она.
- Всегда готов! – ответил он тихим басом.
- Здравствуйте!
- Здравствуйте! Спасибо за пожелание и вам не болеть! - ответил он.
- Очень попрошу вас мне не врать и не разговаривать солдафонскими лозунгами, это будет царапать мой мозг и писать не совсем правдивый анализ вашей личности. Вы еще не готовы, я это вижу и читаю, - провоцировала Генриетта его безразличие к точке возгорания протеста.
Лунин внимательно посмотрел ей в глаза.
- Любой человек –это книга. Бери…, открывай и читай. Это не консервная банка, это именно книга с записями молоком на полях и тонкими чернилами. Вы уже больны одиночеством, хотя…, можете мне возражать и сказать, что одиночество –это ваш праздник, потому что люди вам надоели до чертей. Вы знаете, зачем люди возражают? В первую очередь, чтобы косвенно не подчиняться, и это аксиома, возражение ради самого процесса возражения. Некоторым кол на голове чеши, а они будут стоять на своем, лишь бы сохранить своё глупое Эго. Все люди ожидают симпатии и этот процесс им нравиться. То, что вы готовы к беседе, это не совсем правда и для этого вывода у меня есть множественные основания. Вам же в камере легче с пустынными чертями общаться, чем с дураками людьми. Однажды был такой узник, прошел через мой анализ, потом жил в камере одиночке целых пять лет с прогулками один раз в неделю. Вышел помолодевшим, окрепшим, закончил Университет, выучил английский и немецкий языки на уровне общения, написал три книги воспоминаний своих преступлений, дружил с головой и даже с паутинной оболочкой черепной коробки. Он всегда ненавидел любое человеческое окружение и до самого Абсолюта был мезантропом. Другие в одиночках умирают и сходят с ума, царапают свои лица, бьются головой о канализационную трубу, перекусывают зубами вены на руках, пишут всякую истерическую дрянь на стенах камеры, разговаривают с залетевшим случайно черным летчиком- мухой, а этот выжил и прочел сотни книг, получая изнурительное удовольствие от одиночества.
- Как вы сказали? Изнурительное удовольствие от одиночества? Ну надо же так закрутить, беру на вооружение! – ответил с легкой улыбкой Лунин и хрустнул мощной шеей.
- Берите на вооружение эту фразу, плюс здравый смысл и ваши мытарства закончатся намного раньше, чем вы можете себе представить. Хрен вам здесь делать, Лунин? В камере сидеть? На кой черт? Я последняя инстанция в вашем расследовании, помните это, но никогда не пробуйте произвести на меня искусственно хорошее впечатление. На меня хорошее впечатление производят только спящие дети в роддоме, коим по пять дней от роду, которых ждут впереди грехи, тюрьмы, скандалы, слезы, боль, ложь, воровство, война, бесполезные доказательства своей точки зрения и весь негативный набор, приготовленный свыше от мудрых информационных полей, называемых людьми Богом. Хорошего будет мало, и чем быстрей каждый ребенок это поймет, а он этого никогда не поймет, тем будет лучше. Снова начнется борьба за удовольствия, бесконечная, до последнего вздоха, по навязанной схеме… Выпить хотите?
- Хочу, но это же невозможно. Давно хочу! – быстро ответил он, взглянув с надеждой.
- А я не спрашиваю ваш вывод о том, что это возможно или нет. Я все же поработаю волшебником. Хотите на время уйти из реальности? Не удивительно. Народ называет эти уходы – расслаблением. Всегда интересовалась вопросом, расслаблением от чего? От жизни? Тогда лучше сразу умереть и не мучатся больше. Народу нужно объяснение своих пороков, чтобы чувствовать себя на пьедестале своего гнилого, никчемного Эго, которое и есть билет на холодное кладбище. 
- Хочу сбежать от самого себя…! – быстро ответил Лунин.
- Ну, вот, и это не новость… Первые слова правды. Браво, капитан! Бутылку коньяка принесут в вашу камеру, здесь командую я, и, если для получения правды нужен будет новенький, свежевыкрашенный танк или надутый перегарными ртами огромный дирижабль, поверьте, мне это организуют быстро!
Генриетта Павловна нажала на селектор и сказала железобетонным тоном покровителя Кайлоса.
- Перевести Лунина в новую комнату с душем, бутылку пятизвездочного французского коньяка «Лутон Патти» с лимоном в сахаре и тарелкой чернослива туда на стол.
- Понял, выполняю…! – ответил четкий, очень организованный голос и быстро отключился.
- Извините, мясную отбивную или стейк с поджаристым луком и чесноком не предлагаю, наш повар внезапно умер, а новый, где-то затерялся на бумажных просторах разрешений и допусков, в виду секретности объекта. Сидим два дня без баранины и лососины. Такой ужасный кошмар, который можно всегда пережить. Это не плата за вашу откровенность, это начало дружественного настроя для долгой правдивой беседы. Вы должны понимать, что ваши показания о последней операции, сильно повлияют на дальнейшие события и решение военного руководства по данному участку, а бутылка настоящего французского Конька здесь вообще не при чем. Я просто создаю нам двоим поле для доверия и милой беседы, а не для тупого допроса двух идиотов с гонором. Я уже все прочла в вашем деле и едва ли могу себе представить, что вам пришлось испытать в последней африканской высадке. Столько быстрых смертей- это уже сволочной ситуативный перебор…
 Имею множество вопросов для восстановления истинной картины тех событий. Нам нужен откровенный разговор, а не ваше оправдание, иллюзион фантазий или геройства. Все знают, что из команды в двадцать один человек, вы остались единственным выжившим, а это значит только одно, что именно вы и никто другой были в обстоятельствах, которые вас не уничтожили, как всех. Именно вы имеете язык, чтобы рассказать мне, как там складывались события. Вы же понимаете, что по вине вашего отряда утерян целый атомный заряд, способный разнести большую территорию на атомы или целый город мусульманской Европы, где все европейские короли давно переворачиваются в каменных гробах от предвкушения нового бардака потомков. В чьих руках сейчас настоящая атомная бомба? Мы не имеем ни малейшего понятия. А это вопрос номер один. В каком городе она может всплыть завтра и взорваться? Информации пока нет и быть не может. Спутник местонахождение заряда не читает, вы это понимаете очень хорошо, потому что перед сбросом заряда он кодировался на полную электронно-сенсорную тишину местонахождения. Мне нужны все обстоятельства проваленной операции и поподробней, пожалуйста. То есть, простая карточная математика, двадцать спецов погибло, а один выжил, тот самый, первый или двадцать первый и задача была не выполнена. Хотя по нумерологии один выживший из двадцати одной боевой единицы – это вполне допустимо по всем формулам черной магии и других заумных выдумок для легко верующих обывателей.
- Вот, мне то же самое и Гитлер сказал на нашей задушевной беседе.  Но я полагаю, что порядковый номер Ларису Илларионовну не интересует! – ответил Лунин.
- Ого! В вашей интерпретации Смерть обозначена, как Лариса Илларионовна? Почему?
- Вот это номер! – встрепенулся Лунин и внимательно посмотрел на психиатра, слегка вытянув шею. Вы первый человек во всей моей жизни, кто сразу догадался, что для меня смерть имеет имя и отчество, мне так легче.
- Это совсем не мудрено судя по докладным прошлых лет, вы человек с воображением! – сказала Генриетта Павловна и дотронулась до пачки с сигаретами, заметив, как дрогнул ее длинный мизинец без маникюра.
- Да, это не мудрено, мое воображение меня и спасло…, нажимать на курок можно научить и трехмесячную обезьяну, а вот прятать свою тень с учетом положения Солнца, Луны или микроскопических капель тумана, это работа программированного мозга на опережение событий, которые еще не произошли.
- Понятно. Слышу слова профессионала. Вы по маскировке имели самый высший балл в школе подготовки специалистов.
- Да, это правда! – ответил Лунин.
- Но почему вы отказались пойти в снайпера? Это же элитная работа в тишине одиночества.
- Конечно отказался, потому что умею размышлять о будущем. Ответ простой: снайпер живет до первого своего раскрытого выстрела и первого обнаружения, я не настолько хорош, чтобы тягаться с английскими ребятами из САС или высшей российской школой стрелков (ВРШС). Хорошего снайпера нужно готовить лет пять или шесть, затем интенсивная практика, года три-четыре, в разных погодных и природных условиях, я бы не выдержал, у меня даже не хватило терпения кубик Рубика собрать, не то…, чтобы неделями сидеть в засаде и мылить глаза на одной и той же местности. Статистика показала, что с заданий в чертовой Африке за последние десять лет не вернулся ни один снайпер, даже отличники мимикрии и науки Сумарокова. Ни один! Вы слышите меня? Вы же понимаете, что за пятьсот дней в школе, можно перенять не только все знания инструкторов, но и о чем-то догадаться самому.
- И не поделиться этими новыми открытиями ни с кем! – вставила Генриетта.
- Конечно же я не поделился ни с кем и считаю это правильным. В моей жизни все делиться на два, одни любят пожрать жаренную мертвую свинью и поспать, другие любят думать, анализировать, запоминать и извлекать уроки на почти голодный желудок. Это для меня совершенная норма. Однажды в одной интересной книге я прочел короткую и очень, казалось бы, простую фразу для осмысления. Там один англичанин из специального туманного подразделения сказал: «greed is good!» (жадность- это хорошо). Я перекрутил на мысленной мясорубке весь мой опыт общения с людьми и оказалось, что жадность, это все-таки на самом деле хорошо, а не плохо.
- Проверенный несколько раз анализ прошлого, это всегда характеризует вас положительно. Вы хотите жить? – неожиданно сменила тему психиатр.
- Я не воспринимаю ваш вопрос, как проверку моих умственных способностей! – сказал Лунин и шмыгнул носом. - Жить хочет каждый, часто не задумываясь, а зачем ему эта самая жизнь нужна? Вы же знаете, что все гедонисты и сама жизнь в цивилизованном обществе, это всего лишь постоянная погоня и борьба за удовольствия и только. Для меня жизнь, это сплошное удовлетворение моего любопытства. Между закатом Солнца на побережье и пьяными танцами до утра, я всегда выбираю только закат в одиночестве, на теплом или холодном песке.
- Вы исследователь происходящего?
- Да, вы снова в точку попали! – ответил Лунин и наконец-то раздвинул ноги сидя на неудобном стуле. Генриетта Павловна посмотрела на часы и сделала важную пометку в своем блокноте. Прошло всего лишь семь минут, и он сменил позу, получив сигнал из головного мозга. Она нарисовала пирамидку, цифру 7 и улыбнулась про себя. Все шло по плану известному только ей. Она читала его изнутри, как молекула крови читает мужскую сердечную мышцу 1 января любого года.
- Я закурю с вашего позволения? – спросила психиатр.
- Вы спрашиваете у меня разрешение закурить? – удивился Лунин и поднял вверх бесконтрольные брови.
- А разве у нормальных людей бывает иначе? Я надеюсь, что, имея дело в основном с запутанными ненормальными, я остаюсь в рамках золотого сечения нормы. Вы не курите, вам может быть неприятен запах сигаретного дыма, я никогда не использую служебное положение и считаюсь с собеседником, чего и прошу от вас. Я курю, к сожалению, а вы не курите, вы человек, и я человек, а тот, кто не спрашивает разрешения для использования своего порока при другом человеке, не заслуживает минимального уважения.
- Вы хотите, чтобы я вас уважал…? – спросил Лунин.
- Ерунда. Уважение, это целый процесс, требующий долговременных доказательств лояльности и совпадения мнений. Я курю и спрашиваю согласия, не нарушая свои устои и принципы, они незыблемы, как и ваши. Судя по вашим докладным, они у вас есть.
- Гитлер мне сказал, что мои принципы имеют железобетонный привкус с мокрым песком на Солнце. Хотя фраза: «Гитлер мне сказал…» звучит мистически и даже комично.
- Мой коллега Аркадий Ионович имел в виду вашу строго ориентированную философию к самому себе и окружающему миру. Вы же не схимник, вы жили среди людей и отправились на задание с живыми людьми. Но везде просматривается ваш индивидуализм и это наталкивает на вопрос, почему вы не командир?
- Это вам психиатрам видней. Но я думаю, что работать в одиночестве намного лучше и выгодней, чем лезть в пасть к Ларисе Илларионовне с людьми, в которых не уверен. Вы же прекрасно знаете, что любой коллектив, это процентная подборка как бы нормальных, и как бы не очень. Я употребил «как бы», потому что абсолютного зла нет, как нет и абсолютного добра. Наше начальство работало над созданием совершенной команды без подлецов, негодяев и скрытых предателей, и трусов, то есть - без «пятисотых». Сплошной позитив…, приторный, не настоящий, искусственно созданный и лживый. Фантасты! Вы представляете себе искусственное образование абсолютно злой команды или коллектива замечательных парней? Зло – это прежде всего бравада, вызов и всегда личный эксперимент. Бравада мешает думать в правильном направлении о реальных последствиях. Все положительные парни – приторны и не смогут проломить цель головой, для этого нужно быть злым и любить насилие в первом его проявлении без угрызений какой-то там совести. Мы каждый день отвечали на сотни тестовых вопросов, беседовали с вашими коллегами, слушали лекции по промывке мозгов в нужном начальству ракурсе. Через триста дней, написав то самое знаменитое сочинение на коварную тему, оказалось, что 65 человек из ста, не готовы выполнить поставленную задачу при появлении трудностей всего лишь шестого уровня. Имею вопрос: как, понимая эту информацию, я мог прикрывать своей спиной людей, которые никогда не собирались меня прикрывать? Вам не кажется, что всю программу подготовки нужно пересмотреть?
- Вы об этом, кому- то докладывали?
- А какой смысл? – нервно сглотнул Лунин. – Мне нужен один единственный смысл с логикой. Нет логики- ничего нет! А у людей, обычно, ее просто не существует…
- С любой жизненной формой рядом ходит и смысл. Вы не ответили на мой вопрос.
- Я не видел смысла откровенничать с инструктором.
- Почему?
- Потому что вся подготовка была похожа на обыкновенный конвейер мясных шкурок. Однажды, инструктор меня грубо отшил, когда я задал ему вопрос. Если в куче яблок, я выбрал и откусил одно, а там гниль, искать не гнилое яблоко, путем отбора, я больше не буду. Все остальные будут искать хорошее яблоко и натыкаться снова на грязь. Я учусь быстро и второй раз спрашивать инструктора не собирался. И у меня появилась уверенность, что у тупого куска мускул, который постоянно употребляет неправильные склонения в русском языке, недостаточно знаний, чтобы меня услышать. В конце концов, кто я такой, чтобы давать советы инструкторам старше меня по званию, которые всем своим видом показывают свое превосходство над людьми, проходящими специальное обучение? Превосходство в чем? Быстро сломать трахею противнику, правильно воткнуть нож под ключицу или под мышку, высчитать скорость продвижения вечерней тучи, распознать засаду на берегу реки по особому кваканью и поведению лягушек, раствориться в среде обитания так, чтобы не нашел ни один глазной радар? Знание – это всего лишь передаваемая из головы в голову информация. Она дает шанс на выживание, но никому не дает никакого превосходства во время учебы. Сейчас ты не знаешь нужную информацию, через пять минут ты знаешь лучше, чем тот, кто эти знания тебе передал. И что потом? Мне включать презрение от своего превосходства перед не знающими новичками? Какая дурь…!
- Ваши мысли мне нравятся, продолжайте, это интересно…
- За время учебы меня всегда раздражал тон подачи материала. Стоит инструктор у доски и на плохом языке подает не очень сочетаемые понятия для здоровой головы. Тоном превосходства, совершенно не располагающим к учебе, он через каждые две минуты дает понять, что в классе сидят идиоты, ничего не понимающие во взрывателях атомных зарядов СРСД -02. С диким гонором подавался весь материал, что меня уже не раздражало, а смешило. Гордыня источник всех бед и страданий на земле, это не мешало бы им понимать и более скептически относиться к тому, чему их научили тоже. Всего лишь через один час, я уже мог бы завести и активизировать любой вид взрывателя через мобильный телефон или вручную.
- Итак, вас раздражал тон подачи материала или сам инструктор?
- Меня раздражало мое сознание. Я смотрел, слушал и понимал, что они просто теоретики, а практикой займемся мы, отряд Специальных Операций, который обновляют каждые три месяца на 99%. Я уже тогда понимал, что кто-то наверху занимается созданием автономных групп, которые все время не возвращаются на базу и пропадают без вести. Я понимал сколько человек гибнет на первой же работе черти где, пройдя первый трехсотдневный курс подготовки. В несуществующей задаче для всех остальных, только я задавал себе вопрос: высоки ли мои знания, чтобы выжить на первой же серьезной бойне? Я понимал, что мы - это подготовленный фарш для обязательно сгоревших скорых котлет на сковороде южного направления.
- И что вы себе ответили? – спросила Генриетта и выпустила дымовое кольцо из губ.
- Я ответил себе сразу, что мои знания в некоторых технических областях не на высоте…, их недостаточно, многое недопонимаю, есть куча вопросов, которые я прекратил задавать на двенадцатый день и стал рыть материал самостоятельно. Почему? Мне никто на них не мог ответить из-за их гонора.
- Например, какие вопросы?
- Например? Пожалуйста: что обычно делают с нашими мертвыми телами там, когда трупы лежат на земле перед глазами командиров? Там- это поле боя, широкое понятие в моем вопросе. Куда деваются раненые, в конце концов, о которых никто, никогда не говорит ни слова? Ни один вертолет или самолет не привозит назад раненых, я видел это много раз своими глазами на ночных аэродромах, перед вылетами для тренировок прыжков в океанскую воду. Почему все используют старый крем для маскировки лица, который распознаваем с любых пятидесяти метров ясной погоды? Почему у всех камуфляж едва соответствует времени года? И еще, я имел двести раз этот вопрос - почему? 
- И что вам отвечали инструктора?
- Одно и то же! Ответ был очень странным – «Капитан, меньше думаешь, меньше знаешь, выполнишь любую задачу наверняка!». Это же не ответ, это полная и плохо замаскированная чушь. Для моей внутренней самоорганизации такой ответ является полной ахинеей и незаполненной смыслом пустотой. Когда я вам подробно расскажу о том, где я был и как все было на самом деле в африканской операции, вы не раз услышите о странностях поведения личного состава специального подразделения (222). Я постараюсь вам рассказать подробно все, что я видел, перенес в себе, и как я выжил в том дурдоме. Вы конечно же можете себе представить тренированных интеллектуалов, по каким-то странным причинам неспособных испытывать ни одно нравственное чувство: ни сострадание, ни сопереживание, ни сочувствие, ни доверие, ни честность, какую-то мораль или нормальное понятие совести. Более того, эти люди шли на войну полностью залитые свинцовой ненавистью. Смею догадываться, что вы изучали психиатрию лет сорок, и видели шизоидов с такими заворотами в головах, что мне и не снилось, но последняя работа в Африке, показала, что я видел больше.
- Вам сняться сны с картинками оттуда? – спросила психиатр с совершенно безразличным лицом. Она понимала, что выходу откровенных воспоминаний Лунина мешать нельзя.
- Да! Мои сны –это Лариса Илларионовна и я.
- Смерть вы видите в каком изображении? Женщина или говорящая туманная дымка?
- Говорящее Ничто, которое принимает меня в женские руки! – ответил Лунин и сглотнул слюну, заметно прокатив кадык по горлу. – Это не туман, это что-то непонятное, умно говорящее, это голос, вежливый и добрый, от которого холодно и хочется уснуть навсегда. Я дам вам сейчас моё подозрение и мой вывод, который я затаил от всех, а вы, как специалист последней инстанции с вашим профессором Гитлером, сможете что-то понять. Цель нашей школы была мною сформулирована следующим образом- инструктора делали все так, чтобы нравственные люди или люди с остатками нравственности своими руками и незаметно для себя приняли ценности психопатов, как норму. Вы понимаете меня? Ценности психопатов- как норму! Я остался в пограничном состоянии между там и здесь.
- Я вас очень хорошо понимаю, продолжайте, - сказала Генриетта и поставила четыре крестика в блокнот с маленькой пирамидкой и тремя восклицательными знаками. 
- Не может быть! – открыл широко глаза Лунин.
- Может, может, еще как может… Я вас понимаю и внимательно слушаю, потому что повторы любых переживаний, это моя профессия. Мы с вами вместе разберемся, что к чему и сделаем правильные выводы для нас обоих. Кстати, я с вами обязательно буду советоваться, иначе никак нельзя, иначе не будет логики, а без логики ничего нет. С ложью легче - она всегда слегка перепуганная и мало логичная, а с правдой еще легче, она вся у вас на лице написана…, бери читай, страницы перелистывай, думай, удивляйся, как вы еще живы, после работы там.
- Спасибо…, вам…, хоть кто-то ещё на этом свете меня слышит...
- Вас Аркадий Ионович слушал тоже внимательно, он иначе и не может… У него холодный ум и поэтому все его выводы имеют большой вес и для меня, и там, наверху, - медленно произнесла Генриетта Павловна в сторону скрытого в стене микрофона. 
- Гитлер, что ли? Он холодно- вежливый и самый хитрый, я его видел не так, как вас, он вопросы задавал уже с подвохом с сильным запахом засады, он же Гитлер! – весело улыбнулся Лунин.
- Оставьте его фамилию. В вас просто работает сознание стереотипов. Аркадий Ионович сидит на первоначальных проверках данных, а с глубиной содержания работаю я, в двойном одиночестве, с глазу на глаз с индивидуумом.
- И что сейчас даже скрытой камеры нет? – спросил Лунин, нервно дернув шеей.
- Ну как же без нее? Камера обязательно есть, запись нашей беседы должна быть зафиксирована для будущего отчета и приобщена к вашему делу. Это вымытая и чисто-голая правда.
- Не такая она и голая, но чистая. Спасибо вам, за-за-за-а… правду, - слегка заикнулся Лунин, - она дорогого стоит в моей жизни. Вы читали Хаэра «Лишенные совести. Пугающий мир психопатов»?
- Конечно, это же материал для размышлений любого психиатра! – ответила она и поставила сразу две галочки на полях блокнота. – Лунин, а почему вы в наручниках, вам не комфортно, вы зависимы сейчас от железа, какая к черту откровенность может быть?
- Читаете мои мысли! – ответил Лунин, с ненавистью посмотрев на металлические кафсы и, быстро провернув ладони, щелкнул толстой цепочкой.
Генриетта Павловна нажала на кнопку и дверь тут же отворилась. В нее вошел все тот же дисциплинированный охранник с бычьей шеей и шальными глазами волкодава на захвате.
- Снимите наручники с него! – бросила Генриетта.
- Но инструкция запрещает, параграф номер …
- Исполнять! – еще строже приказала Генриетта Павловна.
Охранник молча снял наручники, безразлично посмотрел в лицо Лунину и вышел, закрыв за собой дверь. В отличие от миллионов людей, с которых только что сняли наручники, Лунин не стал разминать свои запястья, потирать кожу и тереть кисти рук. Он был другой и не шел путем стереотипов поведения. Генриетта Павловна увидела тишину его рук и нарисовала в блокноте большой круг, поместив в него ровный треугольник с жирным восклицательным знаком внутри. Лунин молчал, а она знала, что любое живое пространство, постепенно заполняется благодарностью за снятые «кандалы» она не мешала его внутреннему времени осознавать правильный выбор. Сделав глубокую затяжку, она повернула голову в сторону открытого окна и выпустила дым. Между двумя рамами окна, лежало засохшее тельце бывшей мухи. Оно было никому не нужно. Бесполезность мушиного труппа была очевидна, но очертания бывшего насекомого еще оставалось в этом мире, напоминая о великом законе смены живых. Пересменка для всех думающих, тупо-безразличных к себе и близким на насекомном уровне… Просто пе-рес-мен-ка!
- Лунин, пора подробно и правдиво рассказать о той операции. Это ваш долг. Я не хочу вас покупать, но от того, как вы все мне поведаете, будет зависеть ваша дальнейшая судьба и судьбы нового отряда из двадцати одного человека, которые полетят туда же, делать то, что вы не сделали и наверняка столкнуться с Ларисой Илларионовной и еще большими проблемами…
- Это логично, и я готов все вам рассказать. Итак, двенадцатого марта нам объявили, что мы выдвигаемся на ответственную работу, как обычно во имя чьих-то скрытых интересов. Район высадки никто не сказал и не собирался говорить по известным всем причинам. Из ста человек в строю, кто-то выбрал именно двадцать одного, куда попал и я. Нас выбрали раньше, потому что позывные зачитывали по списку, заранее подготовленному где-то в штабе. Любой выбор имеет свой критерий. Я проанализировал сразу по какому критерию нас всех выбрали. Все были спецами в двух направлениях, взрывники и хорошие стрелки. Сразу стало подозрительно, что с нами не летит на работу врач. Затем в экипировке оказались те самые аптечки, на которых есть надпись – «Мне некогда истекать кровью!». Там нет бинтов и жгутов, они просто не предусмотрены, там есть таблетки и уже заряженные бастиматофинатинами шприцы для поддержания функционирования при ранении любой степени тяжести. Нам читали целую лекцию по применению этих препаратов и там все понятно, как божий день. Если у тебя оторвало руку или ногу, то с таким уколом в мышцу ты будешь в строю еще двадцать минут без болевого шока, просто истекающий кровью, но стреляющий! Целых двадцать дополнительных минут боя и функционирования, а потом можешь умереть, уже можно, уже разрешается… Красота!
- Все видели и все молчали?
- Все молчали и сразу озаботились по двум причинам. Кому –то было совершенно плевать на аптечку, кто-то не заметил разницы и не прочел ее название, кто-то оценил юмор. Бросили в рюкзаки и все. Поэтому через двадцать три минуты моя личная аптечка, нашпигованная всем от пелюдрина до васатокса уже была в пуленепробиваемом рюкзаке. Я знал, что подыхать я буду позже всех и хорошо осознавал, что это ничего не меняет. Умрут все, в конечном итоге, и это не имеет никакого значения, но я повторюсь, что я живу ради любопытства к безумию этого мира, придуманного не временем, а самими смертными. Круговорот жизни в природе никто не описывал, но он такой же, как и круговорот воды. После мертвого, всегда придет живой, чтобы снова в итоге умереть и освободить место для вновь прибывшего. Вы не знаете, кто придумал этот мудрый конвейер? Итак, нормальная аптека была только у меня. Все мои бинты были заранее темного цвета вперемежку с размазанной охрой, а не белого, предательского, уничтожающего любую маскировку после ранения. И нужно сказать, что в любой команде или коллективе перед большой судьбоносной работой- есть психофизическое состояние. Этот показатель в нашей группе был весьма небольшим.
- Вот с этого места поподробней, пожалуйста! – еще более заинтересованно включилась Генриетта Павловна.
- Показатель психофизического состояния любой боевой группы перед выходом на работу – главная составляющая успеха всей операции. Это состояние можно высчитать, увидеть и даже ощутить. Отвечаю и доказываю. Здравый смысл любого анализа гласит, что любой коллектив имеет своих неудачников и если идти простым путем, то и своих удачников, то есть тех, у кого есть кусок от пирога победы. Удачники –это товарищи, а это уже предпосылка к образованию коллективного разума, хоть и небольшого, но коллективного, который решает всю дальнейшую судьбу данного коллектива. И еще очень важный момент, неудачники сами организуют себе неудачи, более того, они - суки, туда втягивают тех, кто находиться рядом. По данной логике, удаление от победы на лицо. Чтобы откусить победу, нужно отделить неудачников от тех, у кого все получается, и они идут к победе до конца, потому что героизм и дурь почти одинаковые, но имеют массу логических оттенков.
- Очень интересно!
- А вот вам реализм нашего начала к работе. Первое: из двадцати одного человека было только четыре сплоченных, они сами сформировались за последние сто дней по похожим характерам, одобрительным манерам, смеху, однообразию анекдотов, симпатии к единству обсуждаемых тем и похожести судеб. Общий показатель во всей группе был только один – никто не курил. Второе: больше половины было в конфликтах друг с другом, и я не исключение, а это очень плохо, это настолько плохо, что показатель этого «плохо» зашкаливает по невидимой шкале негатива. Когда на работу выходит коллектив, подогретый ненавистью друг к другу, это уже гребаный финиш. Третье: командиром был назначен тот самый Черный! Тот самый, который прославился в Индии тем, что казнил пленных, вешая их в воздухе на летящем вертолете, а потом он пил коньяк из фляги и бросал тела в океан акулам, делая трупам надрезы на ногах. Солдаты любых армий не должны так умирать, это перебор, это гнусность. Черного никто не уважал, он был тварью, которая, по всем прогнозам реальной справедливости должна была быстро умереть на ближайшей серьезной работе. Вот он и был тем самым неудачником, назначенным нами руководить. Подобная бешенная тварь не доживает до старости, это закон нашего существования. Это была очередная глупость, идти выполнять опасную работу с таким командиром, который никогда не хороводил отдельный отряд в зарослях Банги, это безнадега сразу. Лариса Илларионовна улыбалась Черному во весь ее Черный рот и только ждала удобный момент. Энергоинформационный обмен раскладывает такие фамилии на предназначение и отсутствие победы сразу. Четвертое, и самое главное, нам дали БАЗМ- 3. Как только в задаче появилась доставка этого ядерного заряда на место и его активация, я понял, что никто не вернется оттуда живым и я не исключение. Через штабиста, который был веселым, очень общительным и много разговаривал, я узнал, что мы будем уже восьмой группой, выброшенной в том районе. Все наши предшественники пропали без вести именно там. Вопросы в моей голове стали выстраиваться в дисциплинированные ряды, а ответов не было…
- Кто об этом еще знал?
- Точно могу сказать, что знал я и сто процентов командир Черный.
- Насколько я понимаю, можно было без этих групп сбросить туда атомную бомбу пятнадцатого поколения с воздуха и активировать ее со спутника. В чем проблема?
- В том-то и проблема, что ни один ядерный наводчик не работал в том районе и цели не распознавал. Там глушили любые известные науке частоты какие-то супер радары, супер разработки от нано сумасшедших. Там было что-то экстремально- важное, что никому знать нельзя. Поэтому верхний человеческий слой и решил доставить заряд нашими руками, очередной группой мясных лилипутов – носильщиков. Кто -то, что-то понимал тоже и уже никто не шутил в душевой. Мылись перед работой тщательно, как последний раз в жизни с большой дезинфекцией перед вылетом на место. Уже тогда, когда после душа нам стали колоть под лопатку всякую дрянь против африканской заразы, я понял, что мы летим далеко и обязательно куда-то на юг в очередной нервный «санаторий».
В каждом коллективе есть шутник или несколько шутников, это закон любого мужского сборища, наши шутники быстро замолчали по-особенному, по- похоронному. Вывод первый: психофизическое состояние команды перед выходом на работу было удручающим и никем не продуманным. Я думаю, что там наверху, на состояние нашей команды было плевать с пролетающего вертолета. Мы стали в разряд обыкновенного расходного фарш- материала. Так называемый боевой дух и вера в победу были на жирном нуле с большой дырой в середине. Это было неприятно осознавать, и я взял вместо одного ножа, два. Я удвоил все в два раза, кроме автомата и прихватил даже фукию и три отравленные обоймы к ней, которую уже давно не считают эффективным оружием, а у меня другое мнение, совсем другое. Вывод второй: наш отрядик напоминал мне нож без лезвия, поэтому я готовился подороже продать свою жизнь и слышал полное одобрение моего внутреннего анализа и логики. Еще хочу отметить, что каждому из нас повесили на шею одинаковый ключ, для активации этого атомного заряда. То есть, ровно двадцать один шанс активации в полной кровавой мясорубке… обязательно включить бомбу. Позже в самолете я рассмотрел свой ключик, он не отличался от того ключа, который висел на шее у Дорина, моего мало-мальски нормального собеседника и специалиста по зачистке пустых городов и ведению анти партизанской войны. У моего ключа была центральная бороздка на входе слева и у Дорина она была такой же. «В мелочах живет истинна» - говорила моя бабушка, и я запомнил это высказывание на весь остаток своей жизни. Дорин ничего не подозревал, и никто ничего не подозревал, а я боролся со своей тихой паранойей, прокручивая приход Ларисы Илларионовны очень скоро для нас для всех. Но никто не знал главного, сколько часов или минут будет показывать электрическое табло после этой самой активации ядерного заряда? И никому в голову не приходило, удастся ли сбежать на нужное расстояние, чтобы остаться в живых. То есть, в самом задании просматривалась главная цель, разрозненность коллектива и обыкновенная проба прорваться к месту подрыва. Вы можете себе уже представить, что ждет такую команду? Нет…, вы не можете. Никто не знал, что нас ждет…, никто. Когда мы собирались и проверяли рюкзаки, нам притащили этот ящик с закодированной отпечатанной модификацией на боку и прочитали инструкцию по активации. Кто слушал внимательно лекции тот бы сразу смекнул, что за дьявольскую пилюлю нам приволокли для доставки. Но большинству из нас лекции по ядерным зарядам казались скучной игрой слов и фактов. Как вы знаете, еще в 1961 году на Архипелаге рванули водородку под названием «Кузькина Мать», это были далекие времена случайного и экспериментального, весьма глупого человека Хрущева, давно ушедшего в небытие. Там было 58 мегатонн. Потом были закрытые испытания на объектах: Черная Губа, Маточкин Шар и Сухой Нос. Там испытали, так называемый, чистый взрыв и не буду сейчас вдаваться в подробности этого термина. То, что мы должны были тащить на работу, было намного сильней, миниатюрней и с той же характеристикой чистого взрыва, указанного на боку черными буквами «ЧВ», и спец модификацией исключительной мощности, от которой у посвященных людей может помутнеть в глазах.
- Вы один это понимали? – спросила Генриетта Павловна.
- Думаю, что нет. Но главное, что я это понимал в самом начале работы. А чем раньше начинаешь понимать в какие сети тебя заводит судьба, тем раньше начинаешь противодействовать и включать интуицию опасности.
- Каковы были ваши нервные ассоциации по отношению к тому ядерному заряду и вашему заданию?
- Отвечу вам небольшой историей. Мой сосед по жилому блоку приехал с какой-то второстепенной войны в районе зараженной Австралии. У него не было одной руки и одной ноги, но была голова. Он орал по ночам так, что спать было невозможно, у него была широкая контузия…, как –то она называется…, не могу вспомнить…, двойное название такое... что- то такое необычное…
- Блокадно-фантомная!
- Так точно, именно…, еще у него было тяжелейшее ранение в голову. Он дергал головой и заикался, задавая один и тот же вопрос – «За что?» К сожалению, он не мог пить водку, потому что умер бы сразу от разрыва сосудов. К нему скорая помощь приезжала каждую ночь и что-то кололи, потому что без укола он спал минут пять, потом орал, как резаный, потом снова спал недолго и верещал, как будто его четвертуют бензопилой. Родственников у него не было совсем никого. В нашем жилом блоке на восемьдесят третьем этаже его все жалели и помогали чем могли. В конце концов, скорая перестала приезжать, а он перестал терпеть сатанинскую боль и застрелился, предварительно написав некрасивое и очень злое послание всему миру. Когда я увидел ящик с зарядом, я сразу услышал ночной крик моего соседа. Ассоциативно с его страданиями мне стало не по себе.
- Ответ принят! – сказала психиатр и поставила три плюса в блокноте. Затем, она сделала быструю пометку – «… упоминает свою паранойю несколько раз…, осознание заблуждения себя и сбор фактов для сомнений. Переживание прошлого на уровне повтора…»
- После инструктажа мне стало понятно, что встреча с Ларисой Илларионовной уже близка и неизбежна. Мы летели в Африку ночью, в какой-то дальний заброшенный район. Как пошутил полковник Скуйбида на аэродроме подскока - «… в район, куда не долетают даже пеликаны!» Как обычно, сытый толстопузый идиот в погонах пошутил не в масть, добавив черные мысли в головы отряда. В самолете была особая изоляция и мы летели в полной тишине на сто двадцать восьмом супер- реактивном, он же был невидимкой для всех современных радаров, даже для ДРЛО (Дальнее Радио Локационное Обнаружение) всех видов, даже для спутников всех модификаций, включая последний и самый современный- «Dans Dua- DD – 5076». Иллюминаторов в самолете не было, звука двигателей не было, полное состояние отсутствия любой жизни. Не самолет, а гробовая, летающая, молчаливая барокамера для личинок войны. Летчиков тоже не было, сто двадцать восьмой не подразумевает ручное управление, нас вел автопилот, а наводил какой-то отдельный тройной прибор, вмонтированный в навигационную систему поиска. Приказы для личного состава отдавались по селектору голосом робота. Единственный плюс того полета, нам удалось выспаться навсегда, до самой смерти.
Все, что было известно о районе нашего выброса, что там работали четыре японские установки (FOGTEN). Весь район был закрыт искусственным туманом и искусственными облаками, хорошо охранялся большим отрядом опытного сброда профессионалов за деньги. Что там был за объект, так нам никто и не сказал. Дали только задачу, добраться туда, выйти в назначенный квадрат и активировать атомный заряд любой ценой, чтобы все взорвалось к чертовой матери на глубину вражеского бункера в пятьдесят метров. Просто фестиваль желаний! Хочу вам заметить, что вот эта формулировка – «любой ценой» всегда означала следующее - «идите туда и умрите достойно во имя чего-то, чего вам и знать не надо!». Земли не было видно и мы ориентировались только по датчикам на запястье. В самолете я наблюдал за лицами тех, кто летит вместе со мной умирать. Уже не было никакой бравады, шутки и прибаутки тоже отсутствовали, а на лицах наших шутников была видна озабоченность и реальное осознание больших надвигающихся проблем. Солдат, кому полностью плевать на себя, среди нас не было, были только очевидные смертники. Одно дело стоять сутки в болоте, окруженным родной землей и родной тайгой, другое дело лезть в джунгли до верху наполненными сюрпризами смерти. Впереди предстоял прыжок в огромное озеро, которое было показано только на экранах датчиков. С учетом моих неплохих знаний по географии в очертаниях береговой линии на датчиках я узнал озеро Чад. Место приземления было закрыто густым туманом несмотря на то, что мы должны были свалиться в джунгли ранним утром под лучами восходящего Солнца. Командир Черный перед самой выброской не дал никаких инструкций, кроме глупейшего напоминания входить в воду тихо. Ха! Это на скорости парашютного падения 5 метров в секунду. Какая тупорылая чушь! Прыгали четырьмя группами, я был в последней и нас было шестеро. Я стал так, чтобы быть если не самым последним, то хотя бы предпоследним. Самолет замедлился до максимума, почти завис, и мы, надев маски и ласты, прыгнули в бездну с восьми тысяч. Черный ушел первым, и это было уже неправильно. Зачем ему нужно было падать первым, не убедившись, что вся команда благополучно ушла вниз? Не понимаю я таких идиотов! Обычно…, таких, как он коллектив раздражает, а успех коллектива может даже и огорчить. Мы падали в затяжном прыжке, а затем, на голубом фоне утреннего неба, наши новые парашюты класса «Хамелеон» мгновенно приняли цвет неба и стали невидимками. Наши костюмы, ласты и маски, чехлы для автоматов, рюкзаки, шлемы, все было голубого цвета, плюс туман, спуск был надежно закрыт для любых глаз, и конечно же для электронного наблюдения. Наши синоптики и прогнозисты сработали на высшем уровне.
 Нас, якобы, не засекли, и мы, пролетев толстый слой тумана, упали прямо в озеро, полного любопытных аллигаторов и всякой африканской дряни. Но самое страшное там, это конечно же бегемоты, попав на их территорию, вам конец, вас разгрызут как сухарик и разорвут на части, защищая своих детей. Природа! Наши парашюты класса «Хамелеон» намокают за пятнадцать секунд и сразу тонут, это была наша новинка, специально разработанная для падения на воду без доказательств. Мы быстро ушли под воду, и я видел, как все парашюты медленно растворились в глубине черной бездны озера. Дорин упал недалеко от меня и мы, увидев береговую линию, сразу затопили наши рюкзаки уравновесив давление, а затем медленно поплыли под водой к берегу. Вы знаете, чтобы тихо и незаметно выйти на неизвестный берег из воды и не попасть в засаду, нужно решать труднейшую задачу сразу с двадцатью неизвестными. Как назло, берег был чистым и без намека на растительность. Меня успокоило то, что все водное пространство до самого берега было заполнено зелеными вонючими водорослями, но ни одна лягушка не произносила ни звука. Дорин, я, Вершбовский и Стругин очень медленно подплыли к самому берегу и замерли. Справа всплыли маски еще троих. У всех на датчиках был виден груз номер один, который опекали пятеро из первой группы в полутора километрах от нас. Больше никто не появился. На тепловизоре я сразу увидел стаю обезьян, трех буйволов и стадо зебр вдалеке и больше никого. На береговой линии туман был не таким интенсивным и густым, как над самим озером. Стал вопрос, кто первым получит пулю в голову или будет зафиксирован на срытую камеру наблюдения охраняемой территории? Пока мы внимательно рассматривали берег и ближайшие заросли, мы сняли под водой голубые маскировочные чехлы со всего оборудования, сбросили ласты и израсходованные баллоны с воздухом.
 Над озером стояла гадкая тишина и это было очень ненормально, там должны были орать птицы, сотни тысяч птиц, но их не было, а вместо шума стояла подозрительная тишь. Озеро не выполняло свое природное предназначение и это было очень странным. Долго рассиживаться в воде мы не могли, тем более что сигнал шестнадцатого члена команды резко потух, и это увидели все. Что с ним точно произошло я не знаю, но думаю, что это бегемот или аллигатор управился, больше некому. Итак, сразу минус один. Осталось двадцать человек. По всем параметрам маскировки нужно было выходить из воды в теневой закрытой стороне, и я ее нашел. Все заросли тростника и папируса были выжжены огнем полностью, чтобы оголить берег. Это я отметил сразу. Пришлось отплыть еще около ста пятидесяти метров в сторону к небольшому выпуклому месту, где тень от восходящего Солнца приглашала войти в себя. У нас есть незыблемый закон, передергивать затвор автомата только под водой перед выходом на берег, потому что звук досылки патрона в патронник на пространстве тихого воздуха можно услышать на целый километр, тем более в тишине, которая там стояла. Все дослали первый патрон под водой и стали выползать на берег, как рептилии. Вышли Дорин, я, Вершбовский, Стругин и те трое, фамилии которых я не помню. Мы сразу заметили, что на берегу лежат тела мертвых птиц без глаз, а в воде гниет мелкая рыбешка и тоже без глаз. Мой анализатор условий окружающей среды показывал загрязнение воздуха, но одевать противогаз необходимости не было. Вонь стояла устойчивая, однообразная, это был запах гниющей органики.
- Итого на берег вы вышли всемером, а это значит, что одна какая-то группа не с вами состояла из четверых! – сделала заметку Генриетта Павловна.
- Ну да, так вышло, так получилось по божьему сценарию. Простая арифметика, нас оказалось семеро. Кстати, я к этой цифре относился всегда с недоверием и на то у меня есть основания и примеры их жизни. Я привык ходить на работу квартетом, то есть – вчетвером, это самый выгодный выбор использования человеческого ресурса. Командира у нас не было, но в таких ситуациях командиром может быть только здравый смысл, необходимые знания, логика и все тот же анализ. Дорин молча смотрел на меня, а я на него. В десяти метрах от нас прямо на берегу, лежала большая мертвая рыба снова без глаз, и в первых солнечных лучах, пробивающих туман она серебрилась, реально привлекая внимание. Я сразу проанализировал ее местоположение, она лежала именно на том удобном месте, куда хотелось и нужно было ставить ногу для подъема на бугор. Вся ловушка была рассчитана на то, что эту рыбу кто-то пнет ногой в сторону. Я, сразу же, подал знак- «Мина» и предупредил всех, к ней не подходить и не трогать. Я хорошо помнил мой опыт в Свазиленде, где на такой же ловушке мы потеряли сразу троих. Приблизившись к рыбе, я рассмотрел ее хвост, он был аккуратно привязан к темной нитке, уходящей в песок. Причем цвет рыбьего хвоста и цвет нитки почти совпадали. Работа была красивая, профессиональная, при малейшем сдвиге этой большой рыбы был бы взрыв. Не минирование, а загляденье. Тот, кто это сделал, был умный профи. Меня это натолкнуло на мысль, что саперы объекта были очень непростыми, если смогли ставить такие сюрпризы просто на берегу озера у теневой стороны выхода из воды. Вы меня понимаете? Нас ждали профессионалы с мозгами, а не зеленые пацаны, как мне тогда казалось. Это был огромный минус для нашего будущего. Нужно было реально подстроиться под образ мышления этого парня, что поставил рыбу-мину на берегу.
 Мы быстро приводили себя в порядок: слили из рюкзачных баллонов воду, доставали оттуда бесшумную обувь, накручивали глушители на автоматы и готовились к работе. Все это делалось в абсолютной тишине, шуршали только наши непромокаемые костюмы, которые мы сбросили и одели сухую, расписную робу специально для работы в густых зарослях этого района. Затем все наносили камуфляж на лица, закрашивали ладони, открытые участки шеи и мочки ушей. Все у всех было одинаковым, по штампу, который преподавали в специальной школе. Зелено-коричневые исполосованные лица с двумя горящими глазами и всё. Наличие любой симметрии или ровной линии при любой маскировке, это уже не маскировка. У меня были три легкие шапки- маски из набора разных сеток для различных видов заднего фона, глаза видно не было, они тоже были под специальной сеткой, чтобы уничтожить устоявшуюся схему обнаружения двух глаз в зарослях, то есть, ту самую симметрию. Чтобы мои ресницы не раздражались об сетку при моргании, я их укоротил ножницами еще за сутки до работы в джунглях. Мое лицо было неровно разделено на пять фрагментов с нарисованными тонкими ветками, на одной из которых, был расплывчатый фрагмент коричневой древесной змеи от моего левого уха до правого, медленно переходящий на отрезок шеи. В результате, мою голову с трех метров невозможно было обнаружить и осознать взглядом в зарослях, потому что полностью отсутствовал любой контур и самое главное- любая симметрия. Нет лица, нет головы, нет человека, нет опасности, абрис терялся в привычном хаосе окружающей среды. Этот рисунок исчезновения своего лица я готовил три месяца на бумаге и сверял с сотней фотографий, сделанных разными аналитиками на работе в джунглях. Затем я сшивал сетки и рисовал рисунок, полностью убивающий симметрию. Мой камуфляж был идеальным для тихой работы, в отличие от других, кто шел простым путем и разрисовывал кожу двумя видами камуфляжной краски. И как всегда, дорабатывая маскировку до абсолютного идеала, я закрыл свои белые зубы тонкой серой накладкой. Мое лицо было полностью подготовлено для исчезновения на любом фоне с любого расстояния.
- А вы с кем-нибудь поделились вашими инновациями в деле камуфляжа?
- Каждый был зодчим своей маскировки. Я шил свои маски на голову у всех на виду, никогда не прятался, рисовал тоже при всех, мерял перед зеркалом и так далее. Весь процесс подготовки моего личного камуфляжа проходил на глазах у всей нашей группы. Окружение мое было не пацаны: от старших лейтенантов до майоров все прошли минимум три войны и знали, что такое смерть. Они в свободное время предпочитали для себя просмотр дебильных программ по ТВ, чем забота о своей жизни в будущих джунглях. А кто-то, на кого уже была заказана смерть, неумело шутили и старались острить. Сегодня, они все уже на том свете, а я жив.
- А Дорин?
- А что Дорин? Когда было уже все готово, он подошел ко мне и попросил в джунглях поделиться с ним моим камуфляжем. Обыкновенный потребитель чужого труда.
- А вы?
- Я отказал ему. Помните – «жадность – это хорошо»! Он мог попросить у меня совет, как самому сварганить себе камуфляж, я бы поделился и научил его, но отдавать свое, это не входило в мои планы никогда. Ненавижу реальных потребителей моего личного труда. Какие чудеса проделывали мои маски, я расскажу вам в процессе повествования, чуть дальше.
- Да. Это будет не лишним, и поподробней пожалуйста! – сказала Генриетта Павловна. 
- А теперь, я подозреваю ваш вопрос о месте встречи всего отряда. Встреча уже была невозможно, они упали в полутора километрах от нас, и мы могли встретиться только позже, там, поближе к объекту. И слава Богу! Так нас учила тактика сохранения полного молчания работы во враждебной среде. Никаких переговоров. Рот на замке, радио гарнитуры нет и быть не может, потому что мы есть, но нас нет и не должно быть, кашлять в себя, чихать в себя. Только знаки пальцами и руками. До ближайшего дерева было метров семьдесят по открытой местности. У каждого был свой тепловизор, но кроме обезьян мы никого не засекли и быстро добрались до зарослей. Я очень хорошо помню, как Дорин указал мне пальцем на датчик, и я увидел, что еще один человек потух. До этого парня было ровно семьсот три метра. Итак, нас осталось девятнадцать на первых тридцати минутах работы. Снова арифметика удручающая и весьма глупая. Как вы понимаете, мы не могли знать, что там у них произошло. В тот момент, когда погиб уже второй нам стало понятно, что наша группа получила отсрочку и мы упали в нужном выгодном месте. Оказавшись в джунглях, мы все знали, что скорость передвижения в этих зарослях не должна превышать сто метров в час, а судя по электронным картам, до объекта уничтожения было почти четыре километра. Вы понимаете простые подсчеты? Один километр – десять часов, четыре километра – сорок часов медленного продвижения. Закон любых манипуляций в такой среде только один- хочешь жить, будешь двигаться еще медленней. Мы быстро наметили путь и совещались на пальцах, как мы будем двигаться, кто впереди, кто замыкающий, кто в стороне слева, кто справа. Мы стали продвигаться кривым ромбом, прикрывая друг друга со всех возможных сторон нападения.
 Третьим, кто погиб по неизвестной мне причине, был командир Черный. И это было совсем не удивительно для меня, это было логично. Он был человеком без анализа, часто нарушал логический ряд умозаключений и причмокивал губой, как самовлюбленный переоценивающий себя человек, наслаждаясь самим собой и той хрупкой временной властью над нами, которую ему поручили сверху. Он даже пробовал курить, держа сигарету каким-то крючковатым, не естественным хватом, двумя пальцами, мизинцем и большим. Глядя на него, я всегда имел вопрос к самому себе, что надо иметь в башке, чтобы держать сигарету таким неудобным способом? Это был его гонор и совсем не уместный выпендреж. Стрелок он был средненький, везде лез с советами, многих раздражал, слыл всезнайкой, даже некоторые его высказывания, особенно в области астрономии были лживы и выдуманы. А по мимикрии он вообще был самый последний. На всех практических выездах на природу, его находили одним из первых, а меня не находил никто, ни разу. Словом, лично для меня, он был обречен. Так и случилось. Вы не подумайте, что во мне разговаривает внутренняя зависть, совсем нет, я никогда не понимал, каким образом в любое управление попадают худшие или бездари с подвешенным языком? Быть командиром –это в первую очередь высочайшая ответственность за команду, которую ты ведешь, а не пустой гонор всезнайства. Я давно сформулировал такое поведение любого начальника или командира, как мало знание мало понимающих. Я перечитал горы литературы и везде, в любом информативном произведении, красной линией проходит одно и то же: командир сволочь, начальник дурак. Конечно, не без исключений, но они мизерны, на фоне того, что творил человек во все времена. Итак, Черный погиб, как и где, не имею ни малейшего понятия, не сожалею и буду его помнить совсем не долго, как обыкновенную бездарность. И еще у меня была одна мысль, что в Штабе всех операций тот, кто посылал Черного на эту работу отлично знал, что посылает его на быструю смерть!
Генриетта Павловна бросила взгляд на экран ее компьютера, где в большом разрешении был изображен глаз Лунина. Во время ответа на вопрос о гибели командира Черного, зрачок был спокоен и не дернулся ни вправо, ни влево, но это было вторым показателем, главное, что его зрачок не сужался и не расширялся. Психиатр снова сделала пометку в блокноте напротив вопроса – «Как погиб командир Черный? (правда)».
- Продолжайте…, все, что вы рассказываете чрезвычайно интересно, особенно ваши высказывания о других и откровенные убеждения. Багаж знаний виден сразу, вы не один год штудировали информативные произведения. Кто читает книги, тот всегда имеет свое устоявшееся видение добра и зла.
- Может быть вы, как высшая инстанция понимания психологических процессов, сможете мне разъяснить, почему так много дураков, прорвавшихся на верх?
- Охотно, но коротко. Откровенность за откровенность. Если рассматривать ваш вопрос как систему, то это только равновесие сил в природе и не больше!  – ответила Генриетта Павловна и закурила любимый «Vick 99».
- Как это понимать?
- Не теряйте нить моих мыслей. Сразу заменим слово «дурак» на «не умный» хотя эта информация является подтвержденной только при наличии реальных фактов глупости, недомыслия, просчетов, плохого анализа и, наконец, отсутствия результатов работы. Выбор на должность – это всегда всего лишь проба, побужденная какими-то данными. Кто выбирает на должность глупцов, тот видит, какие-то качества в объекте выбора, которые ему импонируют, при этом совершенно не обращая внимание на очень важное понятие, происходящее в любом коллективе всегда, это приспосабливаемость под большинство. Следите за мыслью. Во все века, как ни крутите, по логичной схеме существования большинство подчинялось меньшинству. Так есть и сейчас! Нельзя угодить всем, но нужно ровняться на большинство, которое может тоже заблуждаться. Странно? Это изначально кажется, что это легкий тупик. Вот здесь уже нужны знания и реальная личность. Раньше в лидеры выбирали тех, с кем удачно ходится на охоту и можно наесться мяса до отвала, еще и своих накормить и впрок запрятать. То есть выбрать лидера после доказательства его успешной работы на благо коллектива. Охоты на мамонтов давно нет, но инстинкт выгоды остался навсегда, как проявление здравомыслия и кое-какой уверенности в неизвестности завтрашнего дня. Мнение, в свою очередь, имеют все, поэтому вопрос насыщенности своего мнения и умение его подавать, подготавливает вопрос выбора на избирательную должность. Есть два пути: самый бескровный путь, это информативный поток и его подача. Кто-то может красиво рассказать и быть услышанным, таких замечают и выдвигают вперед, думая, что они и есть те самые, кто, как кажется, может вывести слепой народ на дорогу счастья и дать большой кусок мяса от убитого им же мамонта. Это замыливание реализма, иллюзорное понятие счастья и заводит всех в самую древнюю ловушку номер один. Много денег, много еды и воды, качественной одежды, много развлечений, много качественных игрушек в собственном пользовании, плюс старая тема о владении золотом и так далее, все это, и кажется счастьем, то есть, НИПЭ- наличие изобилия положительных эмоций! Но здесь мы сразу понимаем, что изобилие для всех- это уродливый многократно доказанный абсурд и абсолютно невыполнимая задача, так как изобилие требует усилий миллионов, а пользоваться будет снова все то же меньшинство- пару десятков или сотен тех, кто ничего не создал, кроме словосочетаний, в которые когда-то и каким-то образом поверили. Схема очень древняя и разрушающая все понятия справедливости. Древняя, полностью прогнившая, но действующая, черт побери, из-за нелепого мышления большинства. Глупец у власти проявляет себя почти сразу и будет держаться за власть всеми доступными методами не построив ничего, а только рассказывая о светлом будущем, которого он не знает и знать не может, по причине того, что он самый обыкновенный человек без сверх естественных способностей. Только своими делами, уже выполненными свершениями, а не болтовней славен умный и логичный лидер, которого помнят долго. История учит, что она ничему не учит! И это парадоксально! Чем меньше временный лидер знает о прошлом, тем больше он глупец.
 Все задачи уже давно решены до него и описаны в учебниках и фолиантах миллионов книг. Нужно просто читать, знать, насыщать себя опытом чужих ошибок и побед и логически идти вперед, меняя природные ландшафты и оставляя за собой обновленный, усовершенствованный цветущий край, а не руины и вонючие свалки. Там, где присутствует логика и уважение к мышлению, есть движение вперед. Нет логики- есть хаос и очень, очень много пустых слов. К великому сожалению, основа нашей жизни разрушается от разности мнений временных вождей, оттуда проистекают и все войны, гнусные поступки и реальный синдром дровосека. Никто не руководствуется логикой, бездумно отдавая в одни руки решение сотен тысяч и миллионов судеб. Обычно, это люди бездарные, несистемные, не умеющие мыслью охватить масштаб поставленной задачи, смотрящие только в свою сторону, живут, чтобы улучшать только свою личную атмосферу обитания, за счет трудов тех самых миллионов, о которых я сказала в самом начале.
Скажу вам больше…, если смотреть на таблицу реализма, то на сто назначенных начальников и командиров, приходиться 0,35 настоящего лидера с реальной полезностью обществу. Парадокс? Конечно, парадокс, но равновесие имеет место быть. Этот показатель выводился на исторических примерах за последние 1500 лет истории. Важно знать и хорошо помнить, чтобы выдвигать любого человека на роль вершителя судеб, нужны не только железобетонные проверенные аргументы его ближайшего прошлого, но еще и осознание, что происходит отправка данного кандидата в никому не виданную неизвестность. Скажу вам больше, люди, по природе своей, не любят работать, по причине инстинктивного понимания быстрой изнашиваемости организма. Но только делами можно что-то изменить, только реальными делами, а не постоянной болтовней. Большинство хотят кушать, не засеивая поля, жить в цветущих садах, не сажая деревьев, радоваться жизни за чужой счет и при всем при этом, еще и не иметь проблем, поэтому мы и едим яблоки, которые мы не выращивали. Это ли не изуродованное понятие справедливости? Так иногда бывает с большими последствиями после.
 Сытую беспроблемную жизнь не обеспечил ни один вождь за всю известную историю цивилизаций и ни одно государство мира и это уже не парадокс, это обыкновенное доказательство незрелости, блуждающей ориентации и глупости самого человека. Когда у власти глупец- большинство имеет массу дополнительных трудностей, это соответствует главной задаче существования и борьбы. Тепличные условия на этой Земле – это сбой в программе испытаний любой личности. И в конце концов, как нельзя отказаться от принуждения в любой его форме, так нельзя отказаться и от власти меньшинства над большинством, масса не любит отказываться от инстинктов. «Только взращиванием образцовых индивидов, можно добиться результатов и самоотверженности. Ни одна культура, до сих пор, не создала условий, которые могли бы с самого детства влиять на умы будущих взрослых подобным образом. В человеке живут задатки разнообразнейших первичных позывов, окончательное направление которых определяется переживаниями раннего детства!» - как давным-давно еще писал Зигмунд Ф. То есть, государство не растит правильно мыслящих детей, не получает правильно мыслящих взрослых. Это аксиома последствий человеческой глупости! А скажите, Лунин, – резко сменила тему Генриетта Павловна, - вы зачем пошли в действующую армию?
-  Откровенность за откровенность. Мне дома тошнило от постоянной гонки за какими-то чертовыми выдуманными благами. У кого-то жена вся в золоте и ей обязательно все завидуют, кто-то купил дорогую машину, ему тоже все завидуют, у кого-то много еды, много одежды, собственный бассейн, солярий, собаки, попугаи, картины, вазы, гаражи, заборы, фарфоровые почтовые ящики, шубы, автоматические зубные щетки, шелковые подушки, водяные матрасы, и так далее без конца. Я никому не завидовал, потому что понимал и понимаю, что все это полная чушь. Это путь удовлетворения своего жирного ненасытного эгоизма, а не путь насыщения души. Настоящее богатство- это здоровье и чистый союз с самим собой. Тот, кто купил машину, разбился через год и кормит своими остатками червей под землей. Та, у которой на каждом пальце было по бриллиантовому кольцу, лежит четыре месяца с проломленной головой в коме после нападения на нее таких же завидующих, как и она. Постоянная материальная погоня за чем-то мне не нравилась с детства. Однажды, когда я увидел невероятно красивого пластмассового солдатика на батарейках в руках у пацана на улице, я испытал черное и убийственное чувство зависти. Мне ужасно захотелось такого же солдатика в личное пользование. Этот солдатик был очень дорогой и моя мама никогда бы не купила мне такую игрушку, я это знал и в те времена уже понимал. Но я ужасно благодарен тому мальчику и той чужой игрушке, потому что это был замечательный судьбоносный урок для моих молодых мозгов. Я ощутил черное, омерзительное чувство зависти, которое кусало мою печень справа, грызло мой мозг и сжимало трахею, не давая пропускать кровь в голову. Я задыхался от необоснованной ненависти. Проглотив поток жадной слюны, я справился с завистью в горле, не притронувшись к дорогой игрушке, я справился с печенью, а потом, я задал себе отрезвляющий вопрос – Ну и что?
 Я, глубоко в себе, самостоятельно понял, что черная зависть, это путь преступлений и личных тупиков, это путь долгой болезни и это чувство нужно гасить всеми средствами. Я снова задал себе вопрос- «Ну и что?» и ушел. А когда через годы прочел короткую и мудрую фразу- «Каждому свое», я словно прозрел и освободился от напряжения и глубоких раздумий. Там в городах, куда я возвращался, везде царит соблазн. Это от ужаса нашего существования. Там не с кем поговорить по душам без водки и шашлыков. А с водкой и шашлыками, любой и каждый желает и захочет поговорить с вами по душам, но души эти уже обжаренные выгодой, как тот самый мясной шашлык с погорелым луком. Там другой мир- мир, который мне очень не нравиться. Я ушел в действующую армию только за тем, чтобы найти себя… И еще хочу добавить для моего полного портрета одну реальную историю из моего жития. Однажды, очень много лет назад, я и мой дорогой папа, в гостинице «Ялта» ехали в лифте с первого этажа на шестнадцатый, чтобы посмотреть на огни вечернего города. Мой папа был парень не простой, а заслуженно-уважаемый ветеран с полной грудью орденов и медалей. Где-то на четвёртом этаже, лифт остановился, и в него ввалилась толпа очень громких и подвыпивших немцев. Своим немецким галдежом- «натюрлихь…, шпацирен…, мюклихь…, филяйхт…, орднунуг…, верботен, арбайтен», они утомили нас сразу же за несколько секунд. И тут мой папа, так меня легонько подтолкнул и сказал на ушко: «Сынок, давай…, останови лифт, - выйдем!». Я остановил лифт, и мы вышли. Тишина зазвенела в наших ушах. И тут мой папа сказал фразу победителя: «Знаешь, сынок! Если бы я ещё чуть-чуть проехал с этими фашистами, я бы их прямо там голыми руками начал бы душить...Ты понимаешь меня, сын? - сказал отец, - какая злая штука эта война и какие она оставляет следы в умах и сердцах воевавших и победивших, если, даже по прошествии стольких лет, услышав немецкий язык, это вызывает во мне столько ненависти!». Я вам скажу, что у меня правильные гены и наследие моего дорогого папы. Я завербовался в армию совершенно осознано и сознательно, глядя на портрет моего отца на стене. Я солдат совсем не в первом поколении!
- Вы нашли себя, Лунин? – спросила Генриетта, быстро написав в блокноте – «искренние воспоминания об отце…, любит его до глубины души, руководствуется памятью ранних лет, проведенных вместе с отцом …». 
- Нет, я до сих пор в пути! Помните, когда-то, очень давно, во времена красных фантастов и многочисленных глупых советов, один очень романтично-спокойный и плешивый певец со злым лицом пел такие слова – «… старость меня дома не застанет, я в дороге, я в пути!» Так вот…, - я в дороге, я в пути!
- Мы все в пути и что-то ищем, такова структура любого нормального человека, – согласилась Генриетта и поставила в блокноте большой восклицательный знак.
- Вы правы. Тихая жизнь в человеческом болоте, это не для меня. Я живу на восемьдесят третьем этаже и бываю в своей маленькой квартире не больше двух раз в год, во время коротких пятидневных отпусков. Когда я там один мне становится страшно от ночных криков уже застрелившегося контуженного на войне соседа, от ссор всех семейных пар вокруг, которые живут вместе и дерутся каждый день по ничтожным причинам, от гор мусора у мусоропровода, от длинных ругательных текстов на стенах подъезда, от разбитых ламп и стекол, от неработающего, заплеванного и полу сожжённого лифта, от сквозняков от отсутствия тех же стекол и разбитых дверей, от грязи и изуродованных почтовых ящиков с искореженными дверцами. В моем огромном доме живут доподлинные, реальные люди-труппы, которые никогда не задают себе вопрос – Почему мы так живем? Я отличаюсь от них тем, что этот вопрос я задавал себе постоянно и даже когда мне надоело мыть подъезд, вставлять окна, закрашивать гадости на стене и собирать пустые бутылки. На следующий же день, я подписал самый суровый контракт на десять лет с использованием меня в любой войне, на любом континенте, в любое время года.
Генриетта Павловна написала в блокноте цифру 83 и фразу – «лифт в доме не работает».
- Лунин, вы одиноки?
- У меня есть я и Он меня не предаст!
- Давайте продолжим вашу войну в джунглях озера Чад. Через несколько минут вам принесут графин свежей минеральной воды, это вас взбодрит. Итак, продолжайте…
- Чтобы вы понимали условия нашей работы, я опишу вам то самое место. Нужно сказать, что вокруг озера Чад лежит масса болот и мы находились рядом с таким болотом в квадрате ИР-78 (ККП-7 М). И это не наши обыкновенные болота с трясиной и ряской, в которых мы тренировались продвигаться сутками и спать стоя, это нечто чудовищное. Там стоит сильная вонь от постоянно выделяющихся древних газов метана, эпидемные комары там плодятся триллионами круглый год, не считая одного месяца, так называемого сезона дождей, когда стена воды заливает всю округу и все, что умеет летать, прячется в щелях деревьев. Никто из нас не знал заранее место выброски, поэтому никто и не проверил природные особенности окрестностей озера Чад. Это была еще одна ошибка в обойме глупостей, безразличия и промахов. А может быть все это было подстроено специально и нас отправили туда прощупать почву? Такие мысли у меня были. В том районе возле озера обитали обезьяны, которых мы видели в тепловизоры, а в глубину джунглей, поближе к болотам, они не заходили. Это их дом и любая инструкция о работе в джунглях гласит, что первоисточником информации в джунглях является поведение местных обезьян. Наше продвижение к цели усугублялось еще и тем, что обезьяны видели нас с верхней кроны деревьев и устраивали настоящую перекличку, а некоторые бросали в нас палки. Эти мохнатые сволочи полностью нас демаскировали и любой профессионал, услышав такие характерные крики самцов шимпанзе, догадался бы сразу, что в районе кто-то бродит. Так орут все шимпы, когда в округе появляется леопард на охоте или другой хищник. Трех, особо крикливых, Дорин по-тихому срезал из «Ужасной Тихони» - это такая снайперская винтовка. Его идею поддержал еще один снайпер, из тех троих, имена которых я не знал. Они убили восемь орущих особей сразу. Шимпы быстро поняли, что стали умирать и исчезли в зарослях. Снова наступила тишина, прерываемая омерзительным писком комаров возле уха. Шлепать себя по ушам, делать резкие движения, отмахиваться от этой летающей дряни, мы не имели права ради самосохранения. У меня был самодельный крем, который я всегда носил с собой. Я сделал его сам, за два месяца до выброски в Африку, просто так, на всякий случай, по рецепту знаменитого доктора Агибалы. В состав мази входит выжимка дигиталиса- наперстянки, дельфинина шпорника, он же живокость, и ятры…
- … ятрышник! – с улыбкой вставила Генриетта.
- О! Вы в курсе…, именно ятрышник! Врачи нелегалы без лицензий называют его ядовитой отрыжкой. Очень полезная вещь против комаров в комбинации с вышесказанными растениями.
- Эта мазь была только у вас?
- Конечно! Я предупреждал нашего доктора о том, что у меня есть готовое средство от комаров на операциях в жарких районах и я могу сделать его для всей группы, имея ингредиенты. Тем более, что в ближайших районах возле нашей базы, этого добра росло множество. Нужно было только отдать приказ, собрать охапки, сделать выжимку и соединить в строгом процентном соотношении одно с другим по моим инструкциям. И все!
- Что сказал врач?
- Этот жирный ублюдок ответил обыкновенно, как отвечают безразличные падонки, он сказал две фразы, за которые я всегда хочу расстрелять на месте, это «не умничай!» и «не морочьте мне голову!». Так всегда говорят ничтожные негодяи! В результате, всех выедали комары, а меня и Дорина, с которым я поделился мазью, эта летающая сволочь облетала стороной.
Генриетта Павловна сделал жирную пометку у себя в блокноте, нарисовала виселицу с веревкой под словом «Врача центра подготовки уволить к чертовой матери!» и снова закурила сигарету.
- Фамилия врача, к которому вы обращались с данным предложением?
- Крипак! – быстро ответил Лунин.
- Ну да, конечно, не Трубецкой! Генной родословной при такой фамилии быть не может. Это не фамилия рода, это рабская кличка и как следствие, мышление в ноль! – нахмурилась Генриетта Павловна и записала фамилию врача-идиота.
- Скажу вам больше, когда комар подлетает к уху, мы всегда слышим, организм сам отдает приказ защищать себя от укуса и рука автоматически и бесконтрольно сама поднимается отмахнуть угрозу или убить шлепком. Пусть кто-то мне возразит! А это движение легко можно увидеть с расстояния от двадцати метров, иногда и с пятидесяти, а в бинокль и все сто пятьдесят. Демаскировка, обнаружение, выстрел снайпера, смерть и глупая табличка с номером на холмике, а если повезет, пламенная речь очередного словоблуда, которая не нужна ни за какие деньги никому, потому что смысла уже никакого нет. Я рассказываю вам все подробно, чтобы вы складывали мозаику и видели все искусственно созданные предпосылки для появления Ларисы Илларионовны в районе озера Чад.
Через пятнадцать минут на датчиках потухло еще два номера, то есть, нас уже было семнадцать человек, а мы еще и не начинали свою работу. Нас было семеро, как я уже говорил, мы шли кривым ромбом, чтобы уцелели шестеро, при внезапном огне из засады. Двигались мы на тормозе и, когда подошли к сплошным зарослям, мы остановились. Доставать ножи и рубить стену из колючих растений нельзя. При появлении такой стены, нужно ложиться на брюхо и медленно ползти по нижнему прогнившему слою, где живет триста видов всякой кровососущей нечисти и те самые блохи-чиги, которые быстро откладывают свои яйца под кожу всему, что движется мимо. Эта дрянь слышала вибрации нашего передвижения, сразу же вылезала из-под старых и новых листьев и тучами прыгала нам на лица. Огромное уважение тому человеку, который придумал мелкую, пропитанную скинтастиком «ЛС-Лайс» опускную сетку на лицо, специально против чиг. Но, черт побери, из нас семерых такие сетки оказалось только у меня и Дорина. Снова идиотизм высшего покроя. Моя камуфляжная сетка не защищала меня от блох, поэтому я приберег общую сетку для закрытия лица. Вы должны знать, что нужно было двигаться без звука и соблюдать сплошную тишину, среди такой же сплошной тишины. Какими бы стальными не были нервы у бойцов, медленное продвижение по джунглям, это прямой путь в личную паранойю и это путь временный, потому что соблюдать полную тишину, уже затруднительно через двадцать минут и запас убеждения делать все правильно, испаряется и исчезает, а когда тебя кусают остервенелые блохи и голодные комары во все голые участки дела, вам не до соблюдений святой тишины. Вы теряете мотивацию идти дальше в тишине и начинаете ненавидеть все вокруг, а это конец любого успеха, который даже не начинался. И если вы снова проанализируете что я сказал, вы поймете, какой была психофизическая атмосфера нашего отряда в самом начале нашего пути, о которой я вам рассказывал.
- Что на ваш взгляд можно изменить, что вы предлагаете?
- О, это святой вопрос! Простой ответ: экипировка должна соответствовать тому району, где вас будут жрать заживо, пить вашу кровь, где вы будете истекать вонючим потом и ползти на брюхе километры гнилой земли и дышать грязным метановым воздухом, которым не хотят дышать даже обыкновенные местные обезьяны. Ответ в тщательной подготовке перед спуском в Ад. Если вы знаете, что летите в гости к чертям, вам обязаны выдать три килограмма свежего ладана каждому, иначе, вы разорванный на части труп. Вы меня понимаете?
- Я вас понимаю очень хорошо…
- Ну, слава тебе, Господи, меня понимают! - иронизировал Лунин.
- Обычно такой вопрос задают люди, которые часто или постоянно сталкивались с непониманием, – заметила Генриетта, обратив внимание на иронию, на постановку самой фразы и звуковой показатель в речи.
- И это чистая правда! – ответил Лунин и выпил минеральной воды. Через пятнадцать минут нашего ползанья среди колючей дряни, Дорин заметил брошенный рюкзак класса «Циклоп» на алюминиевой раме с подушкой для спины. Он полз впереди меня и подал знак «Внимание». Этот знак увидел я, Вершбовский и Стругин, трое остальных не соблюдали главное правило передвижения в джунглях, поддерживать визуальный контакт хотя бы с одним человеком в стороне к центру. Сначала Дорин просканировал свою находку на случай минирования внутри, потом внимательно осмотрел рюкзак на случай связки с ближней замаскированной миной, затем, на случай связки рюкзака с дальней миной. Только потом мы дотронулись до него и открыли, там оказалось следующее: фрагменты от американского парашюта Ирвин Д-1, идеальная альпинистская веревка 40 метров, изолента для изоляции металлических частей стрелкового оружия и запечатанные кальсоны «Длинный Джон» из скользящего, непромокаемого приноплина. Эта находка навела нас только на одну логическую мысль: до нас, здесь кто-то уже ползал и оставил американский рюкзак с американской экипировкой. Дорин посмотрел на меня, а я на него. Мы разговаривали с ним на языке немых, употребляя не жесты, а только пальцы рук и я согласился, что мы не первооткрыватели на этой тропе, она может быть под контролем, обязательно заминированной сюрпризами и надо искать другой путь, медленно возвращаясь назад. Вы же понимаете, что, если по тропе прошел хоть один человек, она уже считается хоженой и удобной для минирования. Это же азы для ленивых и толстопузых дебилов. Вержбовский и Стругин быстро с нами согласились. Я посмотрел на них вблизи, их лица были опухшими и воспаленными, искусаны комарами и блохами и покрылись волдырями с взорванной капиллярной кровью. Мне их стало по-человечески жаль, и я вспомнил нашего негодяя врача с омерзительной рабской фамилией Крипак. В таких собачьих условиях работать невозможно. Я немедленно дал им свою мазь, и они, намазавшись, были счастливы до верхнего восторга. Таким образом в жутких условиях, они получили от нас поддержку и психологически были согласны идти за мной и Дориным. Это нормально для нормальных парней, а не для придурков с гонором. Как вы понимаете само понятие, кто кому будет или не будет подчиняться формируется на боевом выходе, а не в теплых классах, где от батареи тянет теплом и хочется зевать. Через десять минут мы отползли на тридцать метров назад и сверив по датчикам местоположение и продвижение наших, тронулись в их сторону на сорок три градуса правей, используя данные моего нано компаса. Хочу сказать, что во время нашего возвращения на исходную, мы потеряли из виду тех троих, кто с нами полз в ромбе слева и справа. Это было досадно.
- Вас осталось четверо…
-  Арифметика простая - нас осталось четверо. Реальный квартет, как я уже говорил, самая выгодная боевая комбинация для прикрытия и ответа на засаду. Найти их и вернуть мы не могли, режим радиомолчания, режим вербального молчания подразумевает только одно, во время продвижения вперед в составе любой группы необходим постоянный визуальный контакт с одним из ближайших членов отряда. Эти парни нарушили закон продвижения по зарослям джунглей и исчезли. Кто виноват, вечный вопрос, но, когда люди сами исчезают на боевом выходе, это уже не имеет никакого значения, потому что выполнение задачи намного важней, чем искать бесконтрольных дураков. В Свазиленде недалеко от бескрайних «мусорников» Мбабане так бывало часто. Там из группы в сорок человек, вернулись живьем только трое, а пропали без вести целых одиннадцать бойцов. Вот, что такое джунгли. Затем, где-то вдали, пронеслось глухое эхо взрыва. Кто-то нарвался на мину. Я думаю, что мы имели дело не с идиотами и противник правильно понял, что значит взрыв мины ловушки на территории подхода к основной базе. Снова потух сигнал на датчиках и еще один боец минус, и того нас осталось шестнадцать человек если судить по электронике. А наша группа стала на три человека меньше. С очередной смертью у всех падает внутренний настрой на победу, это реальный и тихий закон. Я смотрел на лица Дорина, Вержбовского и Стругина и хотел вычислить, кто из нас умрет первым и в какой последовательности.
- Эти мысли были постоянно?
- Если вы спрашиваете о моих размышлениях, то это было постоянно, потому что с самого детства я анализирую все, что происходит вокруг. А когда ты в джунглях и всё вокруг несет неожиданную смерть, думать нужно в три раза быстрей и быть готовым к самому худшему. Как вы ознакомились в моем личном деле, это был не первый мой выход в джунгли. До этого было три операции во Вьетнаме под Кентау, две в Свазиленде и еще несколько, где-то у черта на рогах в районе пустыни Гоби. Но, когда я туда попадаю, в моей голове красной строкой проходит одна и та же мысль, возникшая еще в школе на уроке зоологии.
- Любопытно, какая же?
- Совы всегда догадываются о местонахождении и количестве мышей на ночном поле, они всегда слышат писк мыши, рожающей им все новую и новую еду… Мыши никогда не видели сов и их детей. Они никогда не знают, где находится их летающая смерть, как она выглядит и как атакует? В любом случае и безусловно умрут и мыши, и совы. Так, кто же все это придумал и ради чего? Явно просматриваются чья-то мысль и целенаправленная программа убийства для того, чтобы нажрать свой желудок и не умереть раньше времени. Хотя, никто не знает границ этого своего времени, не так ли? Эта сволочная зависимость от очень старой, простой и гениальной схемы, хочешь жить- убей и подкрепись мясом…, продли свое существование. Гениальная схема и уйти от нее невозможно!
- А если человек, допустим…
- Я вас понял…, для того, чтобы стать вегетарианцем, нужно вести совершенно другой образ жизни. Фрукты и овощи, это хорошо, но, когда тебе нужно идти в бой, первыми умирают вегетарианцы по многим причинам, которые противоречат высшей схеме, хочешь жить- убей. У нас во всех операциях были веги (вегетарианцы) и их уже нет, они умерли быстро. Когда идет речь о том, чтобы воткнуть нож в горло противнику и смотреть ему в глаза, им тошнит от насилия. Не я придумал и не я доказал, что, убивая, а затем и поедая корову, свинью, овцу, индюка или кролика, мы принимаем в себя их ДНК. А там…, а там такое в цепочке, что… Я до сих пор не понимаю, как в такую работу набирают вегов?
- Я знаю, что там в цепочке. Вы правы, солдаты должны есть мясо, а не клубнику и это известно всем поварам всех подразделений. Человек переваривающий мясо намного агрессивней любого вегетарианца, это аксиома. Более того, могу вам, Лунин, сказать, что давно известны читаемые признаки на лицах мужчин, кто ест какое мясо. И прошу заметить, лицо человека, обожающего свинину, сильно отличается от лица особи, кто предпочитает говядину в тот же временной период.
- А что люблю есть я? – улыбнулся Лунин и слегка облизал губы.
- Это просто. Вы зря меня решили проверить, вы любите белое мясо курицы или кролика, это ваш личный деликатес уже много лет. В вашем личном деле, это не написано, это зашифровано в вашем лице, которое давно уже прочитано профессором Гитлером и мною по всем существующим параметрам. Признаков свинины или говядины у вас на лице нет. 
- Вы снова угадали. Итак, следуя моему высказыванию, у меня всегда был вопрос, кто есть сова, а кто полевая мышь?
- Угадывают шулера, гадалки и звездочеты, никогда не бывавшие в космосе и по ту сторону кладбищ, а я профессионал-физиономист. Итак, вы предпочли бы быть совой? - спросила Генриетта Павловна, делая ряд непонятных пометок в блокноте.
- Любой бы предпочел быть сытой совой и жить дальше, не только я. Так вот, когда я ползал по джунглям, я ощущал себя мышью и тщательно обманывал врагов, которые подозревали, что они совы. А когда приходила секунда кого-то лишить жизни, я уже трансформировался в сову, а они в мышей. Я прошу вас внимательно отнестись к этому сравнению, потому что позже вы поймете, как я игрался с этими понятиями и куда я вышел в своих диких размышлениях.
- Ваше воображение не является патологическим. Вы делаете сравнения удобные вашему внутреннему опыту. Это норма, ощущать происходящее, проводя параллели из животного мира.
- Своими соображениями я ни с кем не делился, это было мне не выгодно, потому что я не видел людей, кто понимал бы мое видение реальности. Однажды ради нейтральной шутки, я спросил у наших – … если удар ладонь о ладонь, это звук, то какой звук означает только одна ладонь? На меня смотрели, как на сумасшедшего, затем смотрели на свою ладонь и снова на меня. Вы представляете уровень мышления бойцов без воображения? Никто из них не сказал, что одна ладонь, это звук тишины! У меня вопрос, так как же можно воевать в джунглях с таким народом и быть уверенным, что мы победим любого врага?
- Вы с самого начала стремились к одиночеству и с ваших слов старались прыгнуть последним или предпоследним. Затем ваша группа увеличилась до семи и это вас расстроило, а затем вас стало четверо и ваше настроение улучшилось. А как же Дорин, который был рядом с вами все время?
- Дорин был компанейский, он весельчак позитивный, не ведущий, он ведомый и был замечательным снайпером, один выстрел-один труп. А после каждого убийства он крестился и объяснял это тем, что сделал это во имя Бога. Называл себя божьим солдатом. Там все надеялись друг на друга и вопросы никто не задавал. Конечно, четыре пары глаз лучше, чем одна, хотя, в моем случае, это спорный вопрос. Я жив, а они нет и только потому, что не умели читать происходящие события на тридцать секунд раньше.
- Продолжим! – потушила очередную выкуренную сигарету Генриетта Павловна и поставила в блокнот один жирный восклицательный знак и цифру 30.
- Мы встали в боевой ромб разведки, установили визуальный режим друг с другом и пригнувшись пошли дальше по линиям теней деревьев. Эти заросли были намного проходимей, чем те с колючками. Мы не спешили, шли медленно. Скажу вам, что в такой обстановке, когда тебя могут заметить и пристрелить, нужно обязательно включать периферийное зрение. Я смотрел на Дорина и на Вержбовского, они смотрели только вперед, своим, так называемым, оперативным зрением, которое включает ступор всегда и везде. Я рассматривал территорию папоротников, лиан и пальм только своим периферийным зрением, то есть, целых 210 градусов влево и вправо было добавлено к своему видению картинки. Задачу на продвижение вперед нужно было рассматривать комплексно, а это дает сразу огромное преимущество в сканировании территории. Стругин самостоятельно одел тепловизор на глаза, и я не мог его остановить, это был его тихий выбор. При тепловизоре на глазах, все, что происходит под ногами не видно. Он нарушил главный закон использования этой техники, использовать тепловизор не находясь в движении. Через пару минут он обогнул большую пальму, и его нога соскользнула вниз на настоящий «ананас». Я очень хорошо знаю работу этой сволочной мины, она выпрыгивает над поверхностью земли на два метра, включается поисковик и за тысячные доли секунды распознает рельеф солдата, затем направленный взрыв и вместо бойца остаются тряпочки, зубные коронки и черно- красная лужа с мясной горкой и пузырями. Это было закономерно по всем законам войны в джунглях. Ананас –это самая опасная противопехотная мина, из всех, что придумал военный человек. Она взлетает с характерным угрожающим звуком пропеллера. Кто правильно тренировался, тот имеет рефлекс сразу же падать на этот звук. Не найдя рельеф человека, мина устанавливает цель- ближайший ствол дерева или что-то большое, и пятьсот острых осколков рвут либо дерево на опилки, или накрывают тридцать кубических метров воздуха.
 Когда Стругин смотрел на мину, я уже лежал на земле в пятнадцати метрах от него и прикрывал свой пах пуленепробиваемым рюкзаком. Через две секунды все было кончено, едрена мать! Его личный рюкзак отнесло на семь метров в сторону, Дорин оттуда забрал тюбики с жирной едой и три запасные гранаты. Вот так закончил свой путь старший лейтенант Стругин. Это была очередная, маленькая и разменная фигура, попробовавшая выполнить чужую задачу, чужой игры, чужих планов на будущее. Он просто так умер, а кто-то из нас стал в очередь на прием к Ларисе Илларионовне. Осознавать это было тяжело. Через пару минут смерть выкосила еще троих, судя по датчикам. Все они были из третьей группы и нарвались на миную цепочку. Взрывы прозвучали один за другим, сработала специальная последовательность, о которой нам рассказывали на курсах минирования. Я помню, я запомнил, для меня это было интересно и необычно, как это может быть, чтобы один подорвался, а за ним еще двое, которые не наступали на мину, а стояли рядом с ними. Это, так называемое, молчаливое цепочное минирование, когда за ошибку одного, автоматически расплачиваются еще двое, идущие рядом или сзади. Фантастика для совершенно бесполезных людей, у которых во время лекций по минированию были отключены уши, разум и программная оболочка. Конечно, никто не застрахован от ошибки, но, если у вас есть широкий багаж знаний- это и есть ваша страховка от любых сюрпризов.
- И снова все сводится к тому, чтобы накопить большое количество знаний по теме- «Война в джунглях» - вслух констатировала Генриетта Павловна и стала чистить маленькую мандаринку, аккуратно складывая кожуру в правильную оранжевую цепочку.
- Без знаний там только одна дорога- в руки смерти, и другого пути нет. Если человек приносит проблему, то такой же человек приносит и решение этой проблемы. Там не место не думающим людям и не анализирующим свои шаги по чужой земле, все ответы в зоне само определённости. Когда мы продвигались по джунглям к нам ежесекундно и ежеминутно прилетали задачи, которые нужно было видеть комплексно и как можно быстрей раствориться в предлагаемой среде.
- Что вы имеете ввиду под тезисом – «… раствориться в предлагаемой среде».
- Начну свой ответ так: в моем деле наверняка указан тот день, когда в гостинице, где нас жило ровно сто человек, утром, перед самым завтраком, откуда-то сверху посыпались доллары. Это было зрелище, которого ни я ни другие никогда не видели. У всех сработал рефлекс и тут началось… Этот денежный дождь мгновенно разделил всех нас на два вида людей. При виде падающих долларов, 97% личного состава бросились их жадно собирать под объективами шестнадцати видеокамер. В это время их мозг был полностью продуваем сквозняком дури, и они не смогли раствориться в предлагаемом эксперименте, включив мозги. Я видел лица людей, у которых был отключен любой анализ ситуации, и никто не задавал себе ни одного вопроса. Парни хватали доллары и запихивали их в майки и карманы брюк. Это был спектакль проявления их внутреннего мира, на что, эта провокация, заранее запланированная начальством, и была рассчитана. Наши руководители рассматривали этот бардак в мониторы, кто- есть кто, и понимали многое о личном составе подразделения.
- Здесь в отчете видео оператора написано, что вы не сдвинулись с места.
- Ха…, конечно, не сдвинулся. Для меня это понятно, как дважды два. Мой уровень наблюдать и делать выводы и наоборот, делать выводы и наблюдать. Я не шелохнулся, потому что у меня другие ценности в этом мире и в мои ценности ворсистая американская бумага не входит…
- Вы были не одиноки, таких было еще двое.
- Да-да! Это были парни из четвертой роты. Я их заметил сразу, они смотрели на всех и улыбались сбору провокационного гнилого урожая американского Франклина. Мы растворились в той ситуации, а те, кто подбирал доллары –нет! Потом через десять минут был приказ все деньги сдать, а вечером было объявлено, что не хватает трех с половиной тысяч долларов. Я и это предполагал. Деньги потом нашли, а этих глупых парней вышвырнули вон с пометкой в личном деле для всех будущих инстанций. Вот, что такое не думать над тем, что с тобой происходит в данную секунду. Там в джунглях я тоже руководствовался мозгами и опытом моих знаний, для меня было достаточно первой смерти, чтобы я мобилизовал свой мозг полностью, а смертей уже было девять, не считая тех троих, что исчезли в колючем кустарнике и не вернулись с нами назад. Как только я подумал, что могут погибнуть парни, отвечающие за транспортировку ядерного заряда, двое из них потухли на датчиках. Там осталось трое, которым было трудней перемещать заряд дальше к цели. Это был вопрос, с которым нужно было что-то делать. Наша задача усугубилась еще больше. Теперь я хочу вам поведать простой человеческий рефлекс открывать и закрывать глаза.
- Интересно, что же в этом нового? – подхватила Генриетта Павловна, докуривая сигарету до самого фильтра, тем самым показывая Лунину, что его рассказ невероятно интересен. Лунин быстро взглянул на пепельницу и визуально измерял длину всех девяти окурков. Затем размер этих окурков он визуально приложил к сигарете в губах психиатра и понял главное- она слушает его очень внимательно. Генриетта видела все передвижения его глаз, все поняла, сделал пометку в блокноте одной стрелкой вверх и затянулась до самого фильтра, ощутив легкое, неприятное жжение на губах. Генриетта Павловна знала, что значат мелочи в жизни подготовленного человеческого мозга.
- Нового в закрытии и открытии глаз ничего нет, но, если свернуть с дороги стереотипов и взглянуть на процесс продвижения солдата в джунглях, то можно сделать вывод, что любой солдат и просто человек закрывает и открывает глаза.
- А как же иначе, это природная функция увлажнения поверхности глаз.
- Так точно! Я не зря сказал, что если свернуть с дороги стереотипов и привычек, то, когда солдат закрывает глаза, он оставляет свое тело в этом мире, без визуального контакта с этим самым миром. А визуальный контакт дает девяносто процентов информации о том, что происходит вокруг, не так ли?
- Это правда!
- Следовательно, когда солдат моргнул, именно в это мгновенье может произойти нечто, что он не видел, не заметил, не засек, не зафиксировал, чтобы отдать приказ в мозг и принимать решение. «Это мелочь!» - скажите вы…
- Я так не скажу! – ответила психиатр.
- Замечательно! Так вот, эту мелочь я устранил, когда был там, я закапал в оба глаза специальную жидкость. Мне не нужно было моргать, мне было достаточно сузить глаза, чтобы смочить поверхность и все. В это время я видел все, не моргая и не теряя возможность непрерывного получения информации окружающей картины, то есть я не был рабом природного тупика и стереотипа обычного запрограммированного поведения.
- Это вам помогло в работе?
- Это мне очень помогло. Я непрерывно получал информацию, не теряя важные детали картинки. Там, нужно очень хорошо понимать, что грань продолжения жизни и сама смерть, зависят от простой животной чепухи. Или ты леопард на охоте и тебя никто не видит, либо ты вечная, безмозглая жертва, которой перегрызут глотку и сожрут. С осознания окружающей среды начинается процесс выживания и разделение любого человека на убийцу и жертву, а прирожденных убийц среди народонаселения всего лишь 2% по закрытой статистике. Раствориться в предлагаемой среде, постоянно выбирать идеальное время для продвижения и ступора, видеть все, снимать информацию, анализировать, принимать решение, работать быстро и тихо, не нарваться на все хитрости минирования и обнаружения, для этого нужно много знать и иметь опыт предположения развития событий. Я вспоминаю, когда я был дома в своей квартире и включал телевизор, я иногда там видел женоподобных парней стилистов- визажистов. Меня тошнило от того, что этот мир заполняется такими мокрицами, и я их презираю всем своим существом, потому что это не мужики, это прогнившие новообразования, доминанта женского поведения, появившиеся в процессе многослойного гниения самого общества. Там в джунглях они подохли бы сразу, как самое слабое порождение человечества, не думающее ни о чем, кроме помады, каблуков, ресниц и маникюров. Деградация общества на лицо, ненавижу тот мир…!
- Ненавидите общество или визажистов в узких брюках с маникюром?
- Обоих!
- Итак, с вами остались Дорин и Вержбовский. Что дальше?
- Дальше все было предсказуемо. Я знал Вержбовского триста дней, мы жили бок о бок в одной комнате, его мыслительный аппарат был мне известен. Чтобы не умереть сразу всем, нарвавшись на засаду, мы разошлись до визуального контакта, наш квартет уже распался. При чем парням было сложней, меня не было видно с десяти метров, а я их видел все время. Вержбовский зашел на участок, где было много паутины среди больших зеленых папоротников. Я вам скажу, что паук «Голиаф» делает свою заметную паутину очень крепкой, но он живет обособленно, а не колониями, ему конкуренты не нужны, он по своей природе хочет кушать много, всегда и только в одиночестве. Эти мои знания по фауне и поведению арахнидов мне пригодились именно в тот момент. Меня удивило, что в том месте было очень большое пространство, полностью заполненное хорошо заметной блестящей паутиной. Вержбовский взял в руку ветку и стал медленно убирать паутину впереди себя. Гребаный тупой скаут, он брезговал прикосновения паутины к его брюкам. Одно дело махать веткой в тайге летом, а другое в окружении врагов в джунглях. Какая человеческая сволочь его научила впереди себя махать, убирая паучьи стропы, это уже вопрос в никуда. Конечно же мы сразу догадались, что это местечко заминировано не просто, а с изящной выдумкой и привязано к местным условиям. Но было уже поздно. Несчастный Вержбовский очередной раз махнул веткой по паутине- имитации, которая была сделана на каком-то военном заводе пятой страны, и в его грудь и голову посыпалась куча отравленных иголок из сразу шести стволов. Он умер быстро и тихо. Думаю, что в тех иглах был использован ядовитый ускоритель под смешным зашифрованным названием «Глохты Половина Шестого». Это на самом деле легкая и одновременно страшная вещь. Тело Вержбовского просто рухнуло на землю даже без конвульсий, он умер быстро, не успев долететь до земли. Вот это был урок, который никто нам не преподавал. Я еще раз восхитился новыми разработками наших оппонентов и задумался над тем, что нам всем все-таки конец, и мне в том числе. Эти мысли поднимали мой траурный адреналин еще выше. На датчике присутствия в это же время потухли еще две жизни. Дорин и я свернули в сторону от паутины. Нас осталось двое и нужно было продолжать сохранять молчание. Мы легли обсудить наше положение под огромный папоротник.
- Так бы поступил любой нормальный человек! – вставила Генриетта.
- А вы по- прежнему считаете меня нормальным?
- Для другого мнения я пока не вижу никаких оснований, продолжайте ваш рассказ…
- А дальше был душераздирающий крик метрах в ста от нас, именно там, где пропали те трое в зарослях колючек. Ломиться по папоротникам туда, чтобы что-то делать не имело никакого смысла. Крик так же внезапно затих и было понятно, что на кого-то там неожиданно напали и не смогли удавить, соблюдая тишину. Я взглянул на исцарапанное и разрисованное лицо Дорина, его хрящеватый нос был смешным, а глаза были похожи на парня с обложки журнала «Наемник» Дорин не мог видеть моих глаз и лица, оно было закрыто лоскутами сшитой сетки, но я признаюсь, что я вспотел, как баскетбольный мяч от того крика. Солдат умер, это было точно, а судя по датчикам умерли сразу трое и именно в той стороне, где мы разошлись. Значит двоих убрали тихо, а одного громко. Вот это была их ошибка. Я уже понимал, что на нас открыли охоту, как на диких свиней. Более того, эти, кто охотился, были уже у нас в тылу, что навело меня на мысль передовой тактики и времени обнаружения еще на берегу озера Чад. Это был приговор всему нашему бесполезному ползанью по джунглям и плохо подготовленной операции. Я уже понимал, что это могла быть опытная группа или один весьма профессиональный диверс. Я пошел самым простым и многократно проверенным путем. Сосредоточенный Дорин, после моих знаков оставаться на месте, быстро включил тихий страх и остался лежать под папоротником с автоматом на перевес, надеясь на наши рефлексы и опыт. Он был правильным и понятливым бойцом. А страх, так таковой, он присутствует постоянно у самых нормальных людей. Это только слово такое есть – «бесстрашие». Оно красивое, но к реализму не имеет никакого отношения. Страх он необходим, это правильное чувство оголяющее все инстинкты.
- Вы что, бросили Дорина, как приманку? - спросила Генриетта.
- Слово «бросил» или «подставил» здесь не уместно. Это такая тактика для выявления невидимых нападающих. Мы ее называем «рыбалка», что по смыслу понятно сразу. Если на такую наживку никто не клюет, значит мы имеем дело с весьма серьезными и умными ребятами. И я молил Господа Бога, чтобы эти парни были глупее, чем я о них подумал.
- Как насчет вашего страха? – спросила Генриетта и снова закурила с превеликим удовольствием, выпустив струю дыма в сторону вентиляции возле открытого окна.
- С моим страхом я научился справляться давно, когда прочитал пару древних трактатов. Там, жившие до меня люди и в конце концов умершие, описывали свое отношение к Смерти и их мнение было для меня чрезвычайно интересным. Нужно верить, что смерть- это интересный переход из этого мира в другой, более совершенный и более умный мир, чем наш. Смерть- это наверняка увлекательное путешествие. Я много лет вдалбливал себе в голову, что умереть, это не страшно, поэтому свои страхи научился быстро заменять на острое любопытство.
- Например!
- Например, я лежу у корня огромного дерева, смотрю на Дорина и жду, что сейчас, сзади, кто-то все- таки распознает мой силуэт и всадит мне пулю в спину. Умру я быстро, наступит неосязаемая и невесомая темнота и этот мир уйдет навсегда из моего восприятия. Это ли не интересно и не любопытно? А с учетом того, что мы умрем все без исключения, потому что из этой жизни никто живым не уходил, мне вообще становиться легко и еще более любопытно, как закончиться наша работа на настоящей войне. Скажу вам так, если у солдата присутствует постоянная боязнь за его жизнь, ему конец. Это проверено множество раз на практике. Если же вы готовы к смерти и ждете ее с отрытыми мыслями и сердцем, готовые умереть с улыбкой, то вы Ларисе Илларионовне и даром не нужны. Она очень не любит подготовленных, но лишь изредка забирает с собой, скрипя своими голыми челюстями. А еще скажу я вам, когда кто-то из наших был убит, не очень умные командиры говорили идиотскую фразу – «Такая его судьба!». Какая к чертовой бабушке судьба? Смерть на войне –это совершенно ожидаемая и логическая закономерность, но людям нужно объяснение любой гибели, как будто смерть, это неожиданный сюрприз для них, а человек живет тысячу лет и вдруг, на тебе, взял, да и умер. Вот досада, а! Никакая это не судьба, это обыкновенная запись в книге мертвых и продолжение живой эстафеты. Когда кто-то из наших умирал, где-то в роддомах страны рождалось сотни мальчиков им взамен, которые вырастут и обязательно попадут в джунгли по воле чужих финансовых и политических интересов. Мой вывод: страх, это норма, и смерть –это норма, и в конце концов, рано или поздно, каждый из нас уставал бояться, но для этого нужно было время, чтобы страх становился минимальной, едва заметной привычкой на восторге.
- Сколько нужно времени для оформления такой полезной привычки? – быстро перебила Генриетта Павловна и быстро взяла пальцами ручку для записи информации.
- Глубину вашего вопроса я понял. Что касается меня, чтобы я понизил в себе градус страха, нужно около тридцати минут. Этой раскачки вполне хватает, пока мы медленно продвигаемся по зарослям в поисках сюрпризов смерти. В горах это работает быстрее по причине визуального обзора длинных пространств, чем дальше видишь окружающий мир, тем меньше страха. Для некоторых из нас нужны минуты, для самых неподготовленных- пару часов, и потом их страхи уже переходят в привычку. Главное выделить для себя понятие собственной смерти, именно на том самом месте, где стоишь и ни о чем не сожалеть, уверяя себя, что так будет лучше. Когда я уйду отсюда навсегда, далеко, за киношную пленку белых облаков, где есть справедливость, никто не режет друг друга ножом и не стреляет в упор из автомата в лицо, где нет ругани и грязи, где царит умиротворение, которого я никогда не ощущал в своей жизни, я узнаю иное измерение. Смерть- это хорошо, это закон продолжения, а не наказания, закон, который работает без суда и следствия, обязательно и обжалованию не подлежит. Не секрет, что из этого мира уходят по- разному, но итог один, туда, в бескрайние дали, где все справедливо и честно, где любовь живет без выгоды бриллиантов и цены на один баррель нефти. Не бояться смерти –это значит не управлять своими страхами, а встречать смерть с распростертыми руками и с радостью любопытства к неизвестности. Вот и вся рецептура для солдат спецподразделений глубинной разведки. Именно так и никак иначе, можно там выжить и вернуться домой, чтобы потом все равно умереть. Только зачем возвращаться, это уже другой вопрос. Все дело в осознанном отношении к Ларисе Илларионовне, только в осознанном! 
- Ответ принят! Спасибо за подробные ассоциации. Опишите Дорина, пожалуйста.
- Дорин был крепким парнем. Носил на голове густой ёжик, как щетку. Имел широкий хрящеватый нос и большую выпяченную челюсть на крепкой шее. Скажу, как посторонний человек, что из-за этой самой его челюсти в подразделении его прозвали- питекантроп, а у него просто была прогнатия нижней челюсти, не больше того. Ну вы меня понимаете лучше, чем я себя. Как вы знаете у всех людей на земле размер глаза одинаковый, все зависит от генной комбинации папы и мамы. От комбинации глазниц и кожи всегда зависят большие выразительные глаза или маленькие, не выразительные. У него глаза были маленькие на большом скуластом лице с оттопыренной челюстью. Для меня, это не было уродством, он просто был необычен в своем сформировавшимся лице для этого гребаного мирка, ищущего всегда какую-то красоту. А реалистичная красота, это всего лишь симметрия и не больше. Когда народ видит антисимметрию, он уверен, что это уже уродство, которое может испортить им гороховую похлебку. Прошу прощения великодушно за правдивый эпитет моего понимания данного процесса.
 Общее впечатление от Дорина, как всегда общее впечатление от кого бы то ни было: веселый, одинокий, набожный садист. Он брился один раз в четыре дня, любил поржать над какой-то шуткой, широко раскрывая рот и закатывая глаза наверх. Смеялся всегда от души, как хорошо обкуренный шишкой конопли наркешник, но он никогда и ничего не курил. Иногда у него проявлялся нервный тик, и он дергал башкой то влево, то вправо. Питекантроп всегда стирал свои носки сам, вручную, без машинки и удивил меня тем, что всегда носил с собой носовой платок. Это просто магия, едрена мать! Извините меня за выражение. Вы же понимаете, что есть на самом деле носовой платок в кармане у убийцы из спец направления, у которого нет никого, в наше-то времечко. Однажды он меня насторожил своими высказываниями, после которых я с его персоной определился быстро и навсегда. Он сказал вслух следующее – «… настоящая дружба, это когда я приезжаю к тебе домой в два часа ночи на машине, у меня в багажнике лежит труп, и я зову тебя помочь мне его закапать!». У меня таких тараканов в башке не было, а у него были и много… Я заметил на его тумбочке книгу, он читал ее вечерами одну и ту же, затертую, про фантастическую, надуманную, приторную до ужаса Любовь. На обложке той книги была любопытная красивая картинка с идеально мускулистым парнем и сексуальной полуголой девицей в прозрачном, приспущенном, обязательно розовом платье, которые слились в жестком поцелуе. Ну…, это просто аут его предсказуемости! А название этой фундаментальной книги было, более чем глупым и предсказуемым – «Бешенная страсть». Ну конечно, а как же иначе, египетский бронепоезд, ну страсть, так страсть, еще и бешенная! Такие книги читают брошенные, одинокие и никому не нужные женщины, чтобы как-то взбодрить себя в мыслях и обязательно поставить себя на место истерзанной любовью героини.
Генриетта Павловна красиво молчала только по двум причинам. Первая- она понимала, что специальная химическая добавка в графин с чистой водой для Лунина, делает свое дело с его мозгом, и вторая- он пошел по личной линии воспоминаний и образов, куда нужны искусственный ускоритель, скорость и та самая, нежная, белоснежная правда, которая и решит судьбу Лунина, в конце концов. Препарат под названием – «Ускоритель Дзержинского» уже работал по венам и аортам, совсем недавно посетив и промыв капилляры мозга и позвоночника крепкого тела капитана Лунина. Он уже жил временем африканской операции и полностью ушел в воспоминания. Лунин перенес себя в прошлое, оставаясь в кабинете Генриетты Павловны своим телом, а мыслями был в прошлом…
- Не надо далеко ходить и спрашивать меня, читал ли я эту писульку про любовь? Конечно же, ради любопытства я прочел пару страниц из той книги, мне хотелось плеваться от бреда автора и женской антилогики, а также дури космического размера. Я вообще подозреваю, что Дорин был одиноким человеком и никогда не знал женщин, ни за деньги, ни без. Там, откуда он родом, из Энского района, Энской области уже давно мертвых просторов, без денег близких отношений с женщиной не бывает! Это же абсурдо, как говорит мой итальянский друг Чезаре Гверра, волосатый, похожий на мною глубокоуважаемого Кваторо Пинелли. В процессе обучения на полигонах мы с Дориным перебрасывались фразами, когда работали бок о бок, но так, чтобы дружили крепко, сказать не могу. Он любил майонез, а я только сметану второй выжимки, египетский театр! Вы, когда-нибудь, ели сметану второй выжимки? Извините за вопрос. Когда утром, провокационно бросали доллары, он тоже бросился собирать, но через минуту, вытащил все из-за пазухи белой майки и швырнул на пол. Дорин был тугодумом, но не на все 100%, ему понадобилось целых восемьдесят секунд, чтобы понимать, эти доллары в гостинице для спецназа, абсурд и подстава начальства для выявления жадных и бесконтрольных дебилов. Гребаный придурок, как меня все это злит, чтоб вы только знали. Ну, в общем, бывает всякое... У Дорина на шее был амулет на шнурке, кожаный мешочек с травой и землей внутри, как признак его сохранения в пиковых ситуациях. Но любой амулет в течение дня сдвигается влево или вправо, изменяя судьбу, носящего его. И эта информация для всех незнающих является сюрпризом с расширением узости глаз, мысли, мышления, анализа и чертовой логики, которой ни у кого не было. Я всегда придаю этому признаку большое значение, потому что это верный знак, и я знаю, что он означает на двенадцать тысяч процентов, потому что это знание открывает вероятность жить дальше и не подохнуть в джунглях, в тайге или на пшеничных полях. Я старался ни с кем не сходиться близко, потому что видел вокруг людей, любивших пожрать и поспать, то есть, уровень «метельщиков», как говорили в Европе четыреста лет назад. Народ у нас был суровый, но мало читающий, разговаривать было не с кем…
- А что вас интересует? – спросила Генриетта, пометив себе вопрос о сдвиге амулета на шее. Она всегда знала, что помечать, и на чем концентрировать расширенное внимание эксперта.
- Меня интересуют искренние отношения без проклятой выгоды и предательства. Этого лично у меня никогда не было, это я читал в книге одного чистого душой индуистского мечтателя. Больше меня ничего не интересует.
- Спасибо! Итак, вы оставили Дорина одного, в качестве приманки для врага, продолжайте...            
 - Не совсем так, по моей просьбе и по специальной инструкции пункта 90, гласящего о молчаливом поведении в джунглях, он открыл тюбик с перемолотым жиром со специями и каждые пятнадцать секунд, производил хрустящий звук этим тюбиком, похожим на какое-то механическое, повторяющееся движение. Этот звук, как крик одинокой кукушки, которая орет специально и только в определенное время, для поиска гусарского партнера, для все того же, тривиального, глупого, знакомого спаривания, для зачатка новой жизни. Черт! Как это все предсказуемо и грустно. Такой звук тюбика в густых зарослях всегда является неприродным, чужеродным, распространяется быстро и рисует в голове черные картинки неизвестности. А люди, когда слышат странные звуки и не могут быстро найти аналог в голове и привязать к ситуации, начинают в себе сомневаться, нервничать, дергаться и самое главное- любопытствовать. Пропустить такие сигналы мимо ушей весьма затруднительно, они режут слух и в любом случае побуждают делать какие-то действия, в том числе и настоящие ошибки. Для себя я выбрал замечательное, грязное и вонючее местечко, откуда я покрывал сразу 300 градусов визуального обзора подходов к Дорину, при этом я брызнул быстрым клеевым спреем на автомат и облепил его новым слоем сухих листьев и остатками земляного покрова. Это был дополнительный и последний штрих моей работы для себя. Таким образом я полностью потерял свой контур, слившись с толстым стволом дерева, обвитым лианами, как длинными корабельными веревками, а сзади меня была большая, не глубокая и вонючая лужа, около двадцати или тридцати квадратных метров, вокруг которой было множество следов маленьких копыт. Эта лужа служила водопоем для копытных и замечательной засадой для леопардов. Подкрасться ко мне тихо со спины, не шлепая по воде было невозможно, и моя спина представляла собой разрисованный лианами, совершенно бесформенный, ассиметричный набор пятнадцати цветов класса «джунгли летом». Главное не шевелиться и не показать живую органику. Врага мы ожидали не долго. Ориентирование чужого продвижения усугублялось еще и тем, что совершенно не было джунглевских птиц, они не орали, как обычно и не могли помочь мне в чтении обстановки, но мое периферийное зрение четко фиксировало стебли папоротников у самого их основания, я следил за нижним слоем зарослей. Идти в полный рост они не могли, прыгать по деревьям, летать над землей, эти обученные кем-то люди не могли тоже. Единственный путь сближения, это тихо ползти по земле, как призраки мертвых тел, как снейлы с привычкой надежного домика над головой. Это логично, а логику там никто не отменял, она в джунглях особая, постоянная, тихая и обязательно смертельная. Вскоре я увидел первого парня с ножом в руке, он был совсем близко в двадцати метрах от меня, чуть левее Дорина и медленно приближался к нему с единственной целью перерезать горло. Маскировка у него была на троечку, расписной по старой схеме спецподразделений показной силуэт с ошибкой камуфляжа на плечах, мимикрия ног вообще была проигнорирована и еще ошибок пять. Этот солдат был читаем быстро. А вот нож у него был замечательный, полностью черный с затемненным лезвием без случайных лучевых отсветов, такие ножи используют умные головы и только в лесах и джунглях. Диверс был готов наполовину к работе, я сделал правильные выводы, но не расслаблялся, потому что знал особое правило.
- Какое?
- Правило простое и логичное: когда вам подают на тарелочке якобы «дураков» для первого обманчивого соприкосновения со спецназом, то помните, что позади этих дураков, обязательно может быть опытная спецура, которая вас всех перешлёпает и перегрызет, как дельфинов на втором этаже «Наутилуса». Позже его нож я забрал себе, после вражеского ухода в лучшую жизнь. Не долго раздумывая, я медленно повернул автомат в его сторону и одиночным влепил тихую пулю в голову. Второй появился только через четыре минуты, он неосторожно дернул папоротник, заслонивший ему обзор и тихо подползал к Дорину сзади, я быстро различил его контур и вторую долгожданную голову с размалеванной по старинке рожей. Промахнуться было невозможно. Меня расстраивало только одно, что мне подсунули на встречу дилетантов с минимальным образованием. И я очень хорошо понимал, что парни с образованием и мыслью еще впереди, как далекие квазары. Дорин всего этого не видел. Очень тихо лязгнул мой затвор с резиновой прокладкой, мягкий щелчок и наружу снова вывалилась гильза. Два выстрела и два трупа. Гильзы я нашел сразу в том самом месте, куда они должны отлетать от моего автомата, и большим пальцем я вдавил их в грунт по привычке, пряча навсегда от внимательных людей. Если ты на работе и у тебя есть секунды, вдави автоматные гильзы в грунт, это закон для правильного поведения в тишине. Третьего «призрака» не было, потому что Дорин еще целых десять минут изображал жрущего и беспечного солдата, а я прижимался животом к корням дерева у вонючей лужи, внимательно разглядывая весь периметр, прислонив голову к коре и закрывшись двумя большими листами абаруку. Рядом возле моего лица оказался гриб Гиднеллум Пека, это чудо природы выделяло ядовитые красные капли и полностью подтверждало свое странное, всем известное название – «Кровоточащий Зуб». В тот момент я думал, что я совсем не натуралист, которым мог бы быть, а этот Гиднеллум Пека не для моей коллекции и я нахожусь здесь не для сбора гербария, и чтобы нюхать цветы… А жаль! На запястьях этих двух мертвых парней мы сразу же обнаружили датчики жизнедеятельности. Один датчик, быстро одел на руку Дорин, другой одел я, таким образом, те, кто их фиксировал на работе, увидели, что парни живы и остаются в нужном квадрате, вместе и при своих тайных делах. На руке одного из них была черная насыщенная тату на английском языке- «Master of Death». В тот миг я подумал - «какой ты к чертовой матери Хозяин Смерти? Смерть сама по себе: конгломерат без надписи на челе, она всезнайская субстанция, для которой люди, это остатки шелухи от семечек на паркетном полу, более того, это просто прах и пыль, это молекулярное напоминание идеально умным, что они на самом деле не умные и не идеальные. Его татуировка привела меня в гомерический хохот внутри пустого урчащего желудка. Назвать себя Хозяином Смерти, это означало только одно: умереть очень быстро и как обычно навсегда. У смерти не может быть никакого Хозяина, она одинока и справедлива по состоянию на время окончания жизнедеятельности.
 Никаких звуковых гарнитур у них не было, они, как и мы, работали в полной тишине по наитию опыта и интуиции. Через час мы с Дориным отползли назад и увидели три трупа наших. Двое лежали рядом с пробитыми пулевыми затылками, третий, наверное, тот, кто кричал, был убит ножом под ухо. Это был удар-выстрел спринга и лезвие не убило его сразу, а застряло в черепе, слегка выглядывая за ухом. Век живи, век учись. Их рюкзаки никто не потрошил, оружие не забрал, даже не сняли возвратные пружины из пулевых коробок, просто был факт убийства чужих на своей охраняемой территории. Все три трупа были заминированы для любопытных дураков, которыми мы не являлись. Врагом была выполнена поставленная задача, парни знали, на что шли. Я снова посмотрел Дорину в лицо, он был похож на кусок потного, разрисованного мыла. Сквозь камуфляжную краску пробивались капельки пота и стекали по его хрящевому носу на самый кончик, а вокруг лица летали проклятые комары, но ни один не мог сесть и напиться крови, из-за нашей полезной мази. Жестом я спросил его – как он себя чувствует? Ответ был быстрым – херово! Если бы он знал, что будет дальше, он бы тихо застрелился или зубами перегрыз себе сонную артерию на шее, до которой дотянуться зубами не смог бы даже Архангел Гавриил. Затем, как раз после того, как я взглянул на информативный датчик на запястье и засек координаты нахождения атомного заряда, сам датчик быстро потух, как будто из него выбросили аккумулятор. И мой и того парня с вражеской стороны, тоже потух. Как результат чужого электронного влияния, у Дорина на руке было два темных экрана. Он повернулся ко мне и показал пальцами знакомый жест, что враги включили СВЧ. Это можно было предположить, это было логично. Сидят где-то в бункере умные головы и анализируют, что вокруг них происходит и вот одна такая голова предложила отключить все электронное оборудование вокруг несмотря на то, что их собственные бойцы останутся слепыми и разрозненными на подступах к бункеру. Значит этот объект важнее, чем сами бойцы, защищающие его и для них человеческий ресурс…, они просто хлебные крошки на большом столе. Они запускают своих псов войны по кругу, как «крейзи белок», пока те не сотрут свои подошвы до мокрой золы или тихо умрут. Мы с Дориным решили поменять место и медленно уползли в сторону тех координат, где должно было быть двое наших и атомный ящик.
- Насчет атомного ящика, что он собой представлял? – спросила Генриетта.
- Это такой аккуратного вида ящик с герметической крышкой. Размером один метр на семьдесят пять сантиметров. Все сработано под минимализм, для удобства его передвижения, там была воздушная подушка и он передвигался тихо, но медленно. Под крышкой, которая открывалась простым кодом- пятнадцать девяток, был вход для ключа, зеленый таймер и больше ничего. Никаких пугающих электронных показателей, ничего лишнего, только ключ, таймер и мигающая лампочка оживления. Нужно было открыть кодом крышку, вставить ключ и повернуть, а что там покажет таймер, или одну секунду или три дня до взрыва, это уже никого не касалось. В общем, игрушка смертельная и непредсказуемая, это я понимал еще на базе.
- Вы хотели найти заряд и все-таки выполнить задачу?
- Конечно! Там по последним показателям моего датчика оставалось двое живых наших. Это логично, отправиться туда, обнаружить своих и закончить дело. Поэтому мы медленно отправились в том направлении. Между нами и зарядом было около полутора километров колючих зарослей, оврагов, заросших папоротниками и закрытых от солнца участков. Работать приходилось в изобилии теней.
- Это что-то решает?
- Конечно решает... При падении света, нужно быстро ориентироваться и выбирать затемненный участок, который слизывает ваш силуэт присутствия в окружающей среде. Иначе вас увидят, а это смерть. Работа в джунглях усугубляется еще и тем, что тебя могут видеть и сидеть тихо, а ты нет, поэтому самый важный вопрос, это увидеть врага первым. Если ты увидел противника первым, ты мгновенно спас свою жизнь. Хочу с вами поделиться, что именно в тот момент я стал осознавать одну черную мысль -догадку, что я обыкновенное средство в достижении чьих-то чужих целей. Я – средство, как химическое средство для мытья чужих унитазов или посуды. Те, кто меня послал в джунгли, сидят в кабинетах, лапают и трахают доверенных секретарш, пьют кофе и коньяк под кондиционерами, а мы лазим на животах по джунглям и убиваем друг друга. Эта мысль была и раньше, но я ее гнал прочь, сам пошел, сам подписал контракт, все сделал сам, убегая от той своей гражданской жизни. Но в тот момент, когда мы с Дориным лежали под папоротником и ждали нового нападения, обливаясь потом, я стал сожалеть о случившемся. Вы же понимаете, все что происходит с нами, это только наша вина и больше ничья.
- Вам стало обидно до глубины души?
-  До самой глубины. Я разозлился на себя в первую очередь. Мы же имеем дело не с миром, а со своим узеньким представлением о нем. Я посмотрел на Дорина, нас было двое в этих чертовых зарослях и в дикой духоте c комарами и блохами. По спине постоянно струился пот, как бегающие муравьи, это очень раздражало, и я старался отрешиться от мерзких ощущений неудобств. В тот момент пришло время принимать решение и отвечать на вопрос, что делать дальше? Мы перебросились жестами, и я повторюсь, единодушно решили выдвигаться в сторону заряда и тех двух парней, которые остались в памяти на потухших датчиках. Реальное расстояние до цели было нам неизвестно. Можно было идти по ручью, хлюпая ногами по воде и обходя густые заросли, но нужно быть реальным идиотом, чтобы в джунглях ходить по ручью, шлепая ногами и показывать себя всем, у кого есть глаза. И то, что ручей имел подводные растяжки я вообще не сомневался. Мы пошли сверху по густым зарослям…, где было нужно мы ползли на брюхе и на грудной клетке, где надо проходили быстро и замирали на земле, проверяя реакцию окружающего пространства. Я выбирал самые идиотские тропы, где поставить мину было бы весьма и очень затруднительно. Один раз мы нарвались на густые заросли ченка, пришлось ползти около ста метров и очищать путь ножом. Вода в моей фляге давно закончилась, а внизу протекал грязный ручей, и вода в нем была цвета желтой мочи с африканской заразой и смертельным микробным набором для наших желудков. По нашему пути попадались трупы разных птиц, которые разлагались под деревьями. Попугаев было очень много и все мертвые, как и трупы пеликанов на берегу озера Чад. Лично для меня было два объяснения: либо это работа специального разбрызганного репеллента, либо работа СВЧ на одинаково- стабильных частотах. В ченке я нарвался на сонную «сурукуку» - это ядовитая змея, ударом ножа, я отрубил ей башку и напился соленой теплой крови. Вы не представляете, как я был счастлив в тот момент, потому что эта гадина выбирает только заброшенные участки джунглей и отдыхает на поверхности, когда вокруг вообще никого нет. Вывод был один: здесь никто до нас не появлялся, иначе бы она ушла в нору и сидела там до самой ночи. Змея была толстая, крови много. Напившись, я передал тело змеи Дорину, он высосал ее всю, до самого хвоста. От такого утоления жажды изжоги не бывает, только во рту остается запах настоящей соленой смерти и вонючий выхлоп, похожий на проглоченный несвежий кусок мяса с чесноком. В джунглях темнота наступает быстро, там деревья высокие и света мало, а это вечная проблема. Не успели мы пройти и двести метров, как наступила тьма. Мы сразу же переодели носки. Ноги в джунглях нужно беречь. Как вы понимаете, ни о каком чертовом костре не могло быть и речи. У нас в рюкзаках были тюбики с вкусным жиром со специями, солью и перцем. Мы подкрепились. Такое перемолотое сальцо дает энергетическую поддержку и абсолютную сытость. Недаром все полярники берут с собой жир в банках и едят его ложками. Дополнительно для себя перед полетом в Африку, я освободил пять больших тюбиков от зубной пасты, тщательно их промыл, просушил на солнце и на сквозняках целых 10 дней, и зарядил свежим перемолотым салом. Звуки близкого ручья были нам очень полезны, они не давали слышать окружающую среду ни нам ни врагу. И еще, Дорин и я имели обязательную бесконтрольную привычку храпеть, а ручей заглушал любой звук. Спали мы по очереди, надеясь на сознательность друг друга и понимание смертельной опасности. Чтобы не спать, я всегда бил себя по закрытым глазам подушкой указательного пальца. Один удар и мозг моментально приводился в полную боевую готовность. Меня научил этой хитрости один старый ветеран спецуры из Кемерово. Дорин тоже бил себя по глазам, и наша ночь прошла идеально, выспался и я и он, соблюдая по очереди ответственность за наши жизни. Любое утро в джунглях, это разнообразный крик птиц, но кроме звуков стекающей воды в ручье, мы ничего не слышали. Тот ручей нам очень пригодился, нас никто не обнаружил в зарослях, под бугром с перегноем листьев папоротника. Затем, началось то, о чем я и мечтать не мог.
- Что же именно? – внимательно спросила Генриетта.
- Начался настоящий утренний дождь! – с улыбкой победителя произнес Лунин.
- Ну и что?
- Сейчас объясню. Если в джунглях начинается дождь, это безусловно неудобство, но это неудобство не только наше, но и тех парней, которые рыскали вокруг в поисках наших следов и жизней. Во-вторых, там дождь переходит в ливень и может идти несколько дней с короткими перерывами или без. Это идеально для ускорения передвижения и для обманных трюков. Я достал обыкновенный пакет, повесил его на куст и закрепил так, чтобы в него набиралась вода, снизу пакета я проткнул ножом маленькую дырку, и вода понемногу стала уходить вниз. Смысл в том, что дождевые капли, попадая на висячий пакет, производят идиотский неприродный стук, как по металлу, как по пластмассе. Стук этот довольно громкий и слышен метров на сто. Иногда он похож на треск радиопередатчика, иногда на удары капель дождя о настоящую палатку.  Рядом с пакетом, я поставил мину и присыпал ее мокрыми листьями. В Свазиленде такие подарки мы применяли часто и почти каждый срабатывал. На такую мину наступать не надо, она снимает и распознает частоту человеческих шагов и взрывается, направив все осколки в сторону звука. Таким образом любопытство убивает реально на повал.
Мы уходили все дальше от ручья, дождь усиливался. Дорин внимательно шел впереди, потому что у меня в рюкзаке было еще 15 звуковых мин, и я прикрывал наш тыл минированием. Можно было быть совершенно уверенным, что сзади нас никто не обойдет. Где-то наверху между крон деревьев просачивался свет, сверху молотил крупный дождь, Дорин понимал, куда мы так быстро идем, и я использовал время дождевой пелены и шел туда, где, по- моему соображению были парни с зарядом. Мы сделали перерыв возле небольшой прогалины, которая хорошо освещалась верхним светом. И не зря. Нам было видно трех чужих парней, которые лежали возле толстого дерева и мирно курили. Время их курения пришлось как раз на время затишья и остановки дождя. Три сигаретные струи, сизая дымка в общей надвигающейся пелене, это было зрелище сразу заметное и красивое. Дорин повернул свою Тихоню и стал рыскать в прицел. Я тоже. Их головы прикрывал куст, но, зная, что там может быть подготовленная обманка, мы дождались появления в прицелы фрагмента одной руки, одной головы и общего движения куста. Мы сразу догадались, кто там был. Хотелось крикнуть этим дуракам, что трогать кусты, допускать шевеления растений того места, где ты залег нельзя, курить нельзя, расслабляться на работе нельзя…! Мы одновременно и тихо выстрелили туда по пять раз, чтобы наверняка. Дым сигарет прекратился. Теперь нужно было выждать минут двадцать, не меньше, чтобы осмотреть этих парней и быть уверенным, что других перекурщиков рядом нет. При осмотре было видно, что это обыкновенный сброд, это были не профи. Их внешний вид для войны в джунглях был не готов и имел множество грубых ошибок, описывать которые я не буду, это займет много времени. Скажу только, что они халатно отнеслись к месту самой войны, поэтому смерть их забрала с превеликим удовольствием. Рядом с ними я поставил «Моцарта» мы так называли звуковую мину и растворились. Через пятнадцать метров, мое чутье приказало упасть на брюхо и затихнуть. Это моя мыслеформа, которая всегда меня предупреждает об опасности. Я таким сигналам организма верю давно, потому что имею опыт и память прошлого. Дорин упал за мной, и мы затихли. Объяснить этот процесс подачи сигналов опасности мне в мозг, я не могу и никогда не мог.
- Опишите симптомы, Лунин, это очень важно…
- Резко начинает биться сердце, пересыхает во рту, дрожит правое колено и внутренние потоки крови бьют в район горла и уменьшаются в размерах мои гениталии. Я знаю, это почти как симптомы страха. В такие мгновения я застываю на месте и начинаю прислушиваться и вглядываться в пространство и анализировать еще быстрей. Мобилизация моего чутья происходит мгновенно, а затем быстрое затухание, как конец какой-то радио-морской волны.
- Отлично. Понятно описали. Это норма, это абсолютная норма поведения в стрессовом состоянии. Рефлексы знакомые, писанные во всех учебниках. Загадка в другом, все, что вы описали приходит к человеку при виде реальной опасности, а не за минуту до ее появления, вот в чем вопрос. 
Генриетта Павловна ясно разглядела на лице Лунина позывы голода. Не задавая глупый вопрос, она быстро нажала на кнопку селектора и нахмурила брови.
- Слушаю! – кто-то произнес быстро и четко.
- Что там у нас на обед?
- Все очень простое. Гречневая каша с грибами, брокколи и луком! – прозвучал ответ.
- А что-нибудь мясное?
- Мяса нет, нового повара еще не привезли! – четко ответил дисциплинированный голос.
- Понятно, принесите пожалуйста кашу с грибами, брокколи и луком, плюс сладкий чай с лимоном и два…, нет, четыре бутерброда белого хлеба с маслом и филе селедки сверху…
- Слушаюсь!
- Одну порцию!
- Слушаюсь!
- Не забудьте соль и перец!
- Слушаюсь!
- Салфетки обязательно!
- Слушаюсь!
- Вам, Лунин, не мешало бы подкрепиться, не так ли? - весело произнесла Генриетта Павловна, весело улыбаясь от ответов исполнителя.
- Вы реальный волшебник, будто мои мысли читаете! – удивленно сказал Лунин и неосознанно потер свои ладони друг о друга от удовольствия предвкушения и сглотнул слюну собаки Павлова.
- Реальный волшебник? Неплохо для капитана без корабля. Конечно, я читаю ваши мысли, это моя работа. Итак, пока принесут подкрепить ваши силы, продолжим…
- Да…, мы сразу упали на землю и прислушались. Вокруг была полная ужасающая тишина и в промежуток отсутствия дождя ползла мутная дымка испарений, но я что-то слышал в той тишине, я слышал тихий, очень тихий стон и даже два отчетливых плевка. Как я раньше вам рассказывал, посторонний звук в джунглях, это всегда особое внимание. Это, как запах добычи для змеи или кошки на охоте. Я спросил Дорина знаками, слышит ли он стоны? Он замер и через двадцать секунд дал мне свое подтверждение. Я медленно поднял глазную сетку и закапал в глаза новую жидкость против морганий. Мы поползли вперед. Через пятьдесят метров перед нами открылась небольшая прогалина. На ней было несколько деревьев и на двух из них, висели двое наших. Один из них был изуродован, его интенсивно допрашивали, у него была выломана наружу ключица и он был уже мертв. Второй был привязан к дереву только за горло, отрезком альпинистской веревки. Я хорошо знаю этот метод, когда связанного человека фиксируют к дереву только за шею. Судя по почерку исполнения, работали не новички. У солдата было отрезано ухо, сильно разбито лицо и весь бок залит кровью. Он хватал воздух ртом, как рыба на разделочной доске и тихо стонал. Картина была страшная. Глаза Дорина показывали страх самосохранения, и я подбодрил его с юмором, показав жестом, что и нас так же убьют, если мы будет сидеть на ужасе. Мы примеряли картинку наших пленных на себя, а этого делать ни в коем случае нельзя. Будет тошнить от страха и дрожать указательный палец на курке.
- А что творилось лично с вами? – спросила Генриетта.
- Ледяной страх пронизывал меня от мошонки по позвоночнику и в мозг. Ощущение отвратительное. Чувствуются большие капли пота на самом сердце и аортах. Я сразу включил азарт, давил свой проклятый страх глубоким дыханием через нос и уверенностью в мой безотказный и бесшумный автомат с полной обоймой тефлоновых патронов, пробивающих любой бронежилет в мире на пятьсот метров. Со мной была заряженная органичными иглами фукия, пистолет с глушителем, шесть гранат, восемь обойм к автомату и два ножа, это ли не повод не бояться ничего и поспорить с судьбой? Дорин остался смотреть на висячего парня. Если бы кто-то к нему подошел, Дорин должен был его тихо отправить к Ларисе Илларионовне.
 Я тихо уполз вправо в заросли, медленно продвигаясь вперед, высматривая растяжки и не трогая кусты и папоротник. Полз я недолго, в ноздри ударил едва слышный аромат подогретой еды, а впереди, у четырех пальм, я увидел целый квартет врагов. В этот раз, это были разношёрстные наемники в разной одежде. Один из них стоял поодаль, рассматривал джунгли в тепловизор и одновременно громко мочился на землю, медленно поворачивая голову, как перископ подводной лодки. Его лицо было закрыто тряпичной маской с изображением оскала белого черепа. Такая наплевательская демаскировка в джунглях характеризовала его, как полного придурка, каких много в наемной среде. Еще один Хозяин смерти. Я не был удивлен такой халатности и разгильдяйству. Солдат явно презирал Смерть и любую опасность, показывая свою браваду и псевдо профессионализм перед соратниками по развед-выходу. В тот момент ко мне пришла мысль, что это именно он пытал наших, и я наметил себе задачу прикончить его раньше остальных. До них было около сорока метров. Когда наблюдатель повернул голову в мою сторону, я был спокоен, моя роба оставалась холодной и мокрой, как слой перегнивших листьев и забрызгана специальным защитным репеллентом, блокирующим тепловое излучение. Перед лицом был корень огромного дерева с переплетениями корневой системы и усыпанный мокрыми листьями, за ними я и притаился. Меня с сорока метров даже в бинокль невозможно было разглядеть. Ни одного участка отрытой кожи я не имел, лежал не шевелился. Оставалось только прижать рожу к дереву и замереть, что я и сделал, дополнительно перестраховавшись. Через пятнадцать секунд я очень медленно поднял голову. Наблюдатель смотрел уже в другую сторону, а трое других сидели рядом и ели консервы из японских банок с само подогревом. Когда они стали тихо разговаривать, я понял, что это настоящий сброд, а не профессионалы. Ели быстро, иногда царапая ложками стенки банок и нарушая ее величество тишину. Сначала я влепил пулю в висок охреневшего наблюдателя с рисунком белого черепа на фэйсе. Сделал я это с удовольствием, представляя, как Лариса Илларионовна своим оскалом улыбнулась мне в ответ. Он опустился на землю очень удачно с удивленным лицом, медленно сползая по стволу дерева и затихнув возле него. Со стороны было такое впечатление, что он продолжает наблюдать, но только на корточках. Трое ели свой обед, тихо переговариваясь. Сидели они вместе, как три подготовленные мишени в тире. Я стрелял три раза затаив дыхание, все в цель, сразу. Сюрприз! Двое завалились набок, один назад. Вокруг стояла тишина, нарушаемая только звуком одиноких падающих капель о листву. Я думал в тот момент, что, если где-то бродит еще четверо, то я мудак и сейчас начнется настоящая война. Автоматически я нашел четыре гильзы и вдавил их в землю. Это моя старая привычка, я уже об этом упоминал. Медленно отполз к Дорину, который был страшно рад меня видеть, а когда я ему показал на пальцах, что убрал сразу четверых, он поверил в Верхнюю Справедливость и Счастливое будущее всех народов мира с заполненными белым зефиром хлебными амбарами. Мы ждали еще двадцать минут, наблюдая за нашим солдатом, привязанным к дереву. Он был жив и все так же стонал, и плевался кровью.
- Вам не хотелось побыстрей его снять?
- Хотелось, но нельзя. Там свои правила и, если ты их не соблюдаешь, ты умрешь. Джунгли –это чужой реквием, это особый лабиринт, где нужно обязательно дотянуться до встречи завтрашнего дня, это мир животных, а не людей, это мир коротенькой жизни и ужасной смерти. Там здравый смысл и человеческое сострадание не работает, там работает холодный расчет. Хочешь соблюдать человеческую мораль и эмоции в джунглях, быстро проснешься у единорога в жопе, то есть, подохнешь и будет тебе одну миллиардную секунды очень обидно за свою глупь. Извините за сравнение.
- Я стараюсь вас понимать! – ответила Генриетта Павловна и сделал сразу пять пометок в своей тетради.
- Если бы я этого не почувствовал сразу, я не рассказывал бы вам все так подробно. У Дорина было лицо алабая перед укусом, он тоже что-то хотел значить хотя бы для себя лично. Я не возражал, чтобы он снял того парня с дерева и приволок его к нам. Когда Дорин это делал, парень смотрел на него одним уцелевшим глазом и узнав нашу принадлежность, что мы свои, в нем загорелась надежда умереть не просто так, не бездарно, а с оправданной целью. Я одел свой тепловизор в пятый раз и крутил головой во все стороны, кроме силуэтов растений ничего не было живого вокруг. Дорин приволок бойца ко мне и положил рядом. Его звали Вольский, старший лейтенант. У него была рана на боку, не совместимая с продолжением жития. Это был удар тонким стилетом в край печени и весь правый бок был залит не красной, а черной кровью, ну вы понимаете, это уже чистая анатомия. Вольский потерял много крови и осознавал свою кончину. Он сразу же выдал две главные информации, что атомный заряд он утопил в небольшом гнилом озерце у самого берега, недалеко от нашего места. Он дал подробнейшие ориентиры…, царство ему небесное! И второе, мертвый парень под пытками рассказал наемникам о наличии этого самого ядерного заряда и задачу группы. Царство Небесное и ему, мученику! Хотя, я слышал от одного, презирающего свою паству жирного святоши, что все солдаты мира –это убийцы и никто из них в Царство Божие не попадет. Вот какая перспектива для солдат всех мастей.
- Вопросы религии оставим для тех, кто не сажает сады, а только молиться, произнося много одинаковых слов в воздух. Все человечество делиться на паразитов и творцов, между ними живут и умирают солдаты- не паразиты и не творцы. Вы его похоронили?
- Вы что, смеётесь? Какие похороны, это же война. Мы даже не могли срезать большой лист папоротника и закрыть его тело. Главный закон- мы есть, но нас нигде нет. Второго мертвого парня мы не сняли, чтобы издалека не показать свое присутствие тем, кто придет сюда искать своих. Подступы мы заминировали тремя «Моцартами» на вибрацию человеческих шагов. Затем мы отправились к тем четверым трупам, что лежали у дерева. Нужно было собрать информацию и тоже заминировать место. Парни были наемниками, как и те, что остались лежать позади нас, это было видно по самостоятельно выбранному камуфляжу, татуировкам под перчатками на запястьях рук и шее, наплевательскому отношению к тишине, вероятности присутствия врага и незыблемым правилам тихой работы. Скорей всего они думали, что, поймав и зверски пытая двоих наших, они уже выполнили свою работу и все остальные события будут понятными, тихими, и скорей всего уже скоро возвращаться на прохладную базу, чтобы выжрать пару банок пива и гордиться своей кровавой работой. Дорин и я выполнили другой сценарий по воле Смерти, гуляющей рядом. Мы быстро забрали у них все, что нам могло пригодиться, разложили в хаосе автоматы возле их ног, предварительно связав их тонкой металлической нитью от «Моцарта» и исчезли в кустах. В тот самый момент, когда Дорин подвязывал взрыватель, где-то сзади нас прозвучал взрыв, это был характерный почерк звуковой мины. Кто-то шел за нами, как мы и предполагали заранее. Дорин улыбнулся. В тот момент я молил Господа Бога, чтобы это подорвался их опытный следопыт. Как странно, я молил Господа Бога, чтобы кто-то подорвался. Бред! Иначе всё наше ёрзанье по джунглям приравнивалось бы к пустой беготне по переполненным лабиринтам столичного метро. Мы осознавали, что теперь на нас легла самая важная задача- найти и активировать этот чертов ядерный заряд. Добавляю от себя- и подохнуть там, ради целей каких-то тайных уродов наверху, в планы которых, входят какие-то планы, которые нам неизвестны. Словом –хаос мыслей. Жить или умереть? Это не был наш личный Сталинград, это была чужая Африка, чужая земля, чужое все, даже болота. Кое-какие мысли по поводу этого атомного заряда у меня стали зарождаться уже в тот самый момент.
- Какие? – вставила Генриетта Павловна и снова закурила, внимательно слушая Лунина и делая постоянные заметки в тетради.
- Об этом я расскажу немного позже, чтобы вы проследили логику моего поведения там! – сразу же ответил капитан. – Главнейшая задача состояла в том, чтобы по подробнейшему описанию покойного Вольского обнаружить бомбу, а потом принимать решение по обстоятельствам и здравому смыслу на момент обнаружения. Уже тогда я определил в своей голове настоящее НОЦ.
- Расшифруйте, пожалуйста!
- Несовпадение Общих Целей. С задачей мы определились молча, Дорин кивнул головой, и мы исчезли в зарослях. Все усложнялось еще и тем, что у нас не было карты местности, которую заменяли наши отключенные датчики нахождения. Как они узнали частоту нашей работы я не понимаю до сих пор, мы были отключены от всего и слепы. У нас с Дориным не было никакой триангуляции, разбития местности на симплексы, у нас не было ничего, кроме отрывочной памяти карты района. Вольский указал направление движения, и мы ушли именно туда. Шансы найти бомбу в том озерце были не велики, но попробовать было нужно. Я всю жизнь старался пробовать довести свою мысль до конца в действии, чтобы потом не корить себя за бездействие, тупость и чертову лень. Я уже тогда начинал понимать, что, если мы с Дориным еще живы, значит это кому-то наверху нужно и информационные поля держат нас на плаву с какой-то целью. Значит впереди будет еще обязательное испытание и строго прописанный судьбоносный наш путь к этому атомному заряду. Впереди маячил парад здравого смысла и выносливости. Мысли путались. Мы с Дориным ничего не могли обсуждать по причине режима молчания и тихого продвижения вперед. Затем все сложилось в обыкновенную логическую цепочку. Наши оппоненты уже знали, что чужая группа приволокла к ним под нос атомную бомбу и она лежит где-то рядом. Её будут искать большими силами, а не малыми и обязательно найдут. Если в руководстве есть человек с тренированными мозгами, он читал японский трактат для самураев «Хагакуре», где черным по белому сказано- «хочешь что-то спрятать в лесу, договорись с белками», то есть, с природой. Где можно ящик спрятать в джунглях? Закопать или утопить. Легче и быстрей утопить, закапывать сложно, в джунглях корневой системой пронизан весь грунт, уйдет много времени на выкапывание хорошей ямы и ее маскировку. У тех, кто контролировал перемещение заряда этого времени не было и это голый фактаж. Оставалось надеяться, что умного аналитика в их команде не было. Оставалось только надеяться.
- А поднять заряд в крону деревьев и там зафиксировать?
- Это очень много шума и возни. Повторяю, все время было потрачено на тихое передвижение в заданную точку. Здесь я должен немного задержаться и пояснить вам мое состояние жизнедеятельности, которое происходило со мной. За Дорина я не знаю, судя по тому, как он нервно рассматривал окружающую среду можно было сделать лишь один вывод, он напуган, как и я, нервничая перед смертью. Мы лежали рядом, и я медленно убрал его палец с курка, потому что в таком состоянии, одно бесконтрольное движение, мог бы быть непредвиденный выстрел, хотя и тихий. Сам я боялся не меньше его, но сцепив зубы продолжал давить свой страх всеми силами. Понять его можно, он боялся потерять свою жизнь, она была у него одна, как у всех, есть за что побаиваться... Мое состояние страха медленно переходило в адреналиновый азарт. Я начинал крутить варианты развития событий вперед на двадцать – тридцать секунд и осознавал, что нужно заранее думать об укрытии в воде. К любому из этих вариантов я привязывал решение, которое буду принимать очень быстро по ходу нашей войны. Я рисовал разные картины и быстрые анти картины по неизвестному сценарию надвигающихся событий. Возле этой большой лужи, где Вольский утопил бомбу, могла быть засада, густое минирование, датчики движения, да все что угодно. Я сразу понимал, что мы лезем в хорошо прошитый капкан, но где-то там должна быть и лазейка.
- Вы могли плюнуть на весь этот расклад, договориться с Дориным молчать, о том, что вам поведал Вольский и тихо уйти в пункт эвакуации! – тихо произнесла Генриетта.
- Совершенно верно! Снова читаете мои мысли, а если бы я вам сказал, что страшно люблю Родину и добавил пару лозунгов с уличных плакатов, вытаращив глаза и виляя мысленным толстым хвостом, как патриотический Бобик, то я бы вам солгал. Уже давно не те времена… Мысль у меня такая была, это правда, и с Дориным договориться и свалить оттуда, бросив к херам собачим нашу атомную нано бомбу и нашу задачу ее там взорвать. Но я этого не сделал, потому что выйти оттуда было уже невозможно, мы были реально окружены наемниками. А вот насолить этой своре уродов, хотелось очень, это уже был результат моего азарта и реальных возможностей организма.
Первое, что я сделал, когда мы подкрались к той вонючей луже, я проверил природный ландшафт и понял, что мне нужна другая маскировочная маска, более соответствующая к той местности. Я медленно снял свою, закапал глаза в третий раз и одел подходящую маскировку на голову. Внимательный Дорин на меня не смотрел, он просматривал все направления у воды в свой тепловизор. Затем знаками мы договорились, что идти искать это место и обнаруживать наличие бомбы буду я. Дорин очень обрадовался моему предложению и до хрипоты в жестах не возражал, что очень понятно. По всем приметам Вольского бомбу он утопил возле кривого толстого корня дерева, которое выходило из воды у самого берега и на этом корне были царапины от когтей леопарда. Аналогичный корень выглядывал напротив, метрах в ста от нас на противоположном берегу этого водопоя для животных. Задача Дорина была осматривать местность и, когда появиться кто-нибудь из чужих парней, особенно у меня за спиной, быстро убрать его из своей «Ужасной Тихони», прикрывая мое продвижение и поиски. На всякий случай в десяти метрах от лежки Дорина я поставил последнюю нашу звуковую мину из его рюкзака, чтобы к нему сзади никто не подкрался, а сам ушел в сторону, понимая, что я делаю и куда я лезу. Скажу вам правду, что в результативную работу одиночки и в героев одиночек я не верил с самого детства. У всех одиночек рук не хватит и ног, чтобы победить любой коллектив плохих парней. У людей какой-то бзик к суперменству, что кто-то один придет и всех поставит на место - это же полная наивная чушь. Искать нужно было комплексно минимум вдесятером, прикрывая друг друга, обшаривая местность, выискивая врага первыми. Ничего этого не было и я полез сам, как идиот –одиночка, понимая…, куда я лезу. Через полтора часа я был уже на месте. Становиться на ноги или вообще двигаться короткими перебежками было нельзя, я бы подорвался или на чужой, или на нашей мине. Я все это время медленно полз на груди и животе. Когда я подполз к корню, я четко увидел на нем множественные царапины от когтей. Это было то самое место, подробно описанное покойным Вольским. В мой бинокль я четко увидел Дорина на другом берегу этого полу болота. Он меня не видел и не мог видеть, но долго держал знак пальцами, что все тихо. Затем я очень медленно шарил рукой вдоль кромки вонючей воды, не производя ни звука, рискуя нарваться на атаку крокодила или укус какой-то змеиной сволочи. Но следов крокодилов на земляном покрове я не заметил еще на подступах к воде. Так продолжалось недолго, пока я не наткнулся на наш ящик. Это точно был он, потому что я видел слабый пульс красной лампочки в мутной воде. Глубина погружения была мне по локоть. Из курса описания таких природных луж в Африке я четко помнил одну деталь, что под такими корнями деревьев, у таких берегов, всегда есть норы, где живут небольшие илистые сомы. В некоторых местах таких нор десятки. Я стал шарить рядом под берегом и обнаружил такую широкую дырку-нору. Была ли там рыба или нет, меня не интересовало, я подхватил ящик за ручку и пихнул его в дыру, через пару секунд оттуда вышло четыре больших пузыря воздуха, это говорит о том, что там внутри была воздушная подушка, которую выдавил наш ящик.
- Удивительно! – произнесла психиатр.
- Что именно вам удивительно?
- Детализация логики происходящего!  - ответила Генриетта. - Зачем вы это сделали?
- Хороший вопрос. Я не знал, когда она взорвется после активации. Вытаскивать ее одному было мне не под силу, если вы помните ее несли четыре человека сразу, а вытаскивать ее из воды для запуска заряда нужно было обязательно. Я поступил правильно, только я один знаю, где она находиться, ее могут теперь найти наши и активировать в будущем, когда им заблагорассудиться. Я считаю, что я поступил логично и продуманно.
- Ваша точка зрения имеет под собой основания в сложившейся ситуации, безусловно! – отметила вслух Генриетта. - Продолжайте, пожалуйста…
- А дальше все и началось. Сзади меня, кто-то неожиданно упал на землю, я обернулся, направив свой пистолет в ту сторону, но парень был уже мертв. У него прямо под правым глазом была небольшая дыра от входа пули, это был почерк Дорина. Он всегда стрелял или в глаз, или под глаз. Справа упал еще один и слева еще… Он уложил сразу троих, кто тихо крался ко мне. Уложил тихо, мастерски, очень быстро и точно, попав под глаза. Дорин был мастером стрельбы, у него была своя техника исполнения, от которой его не отучил даже наш супер инструктор, который стрелял хуже Дорина по показателям скорости и дальности. Дорин, царство ему Небесное, прежде чем поставить указательный палец на курок, вкладывал свой большой палец правой руки в специальную жесткую петлю, для полной стабилизации прямой лини прицеливания. Как он не доказывал инструкторам, что этот прием является абсолютной аксиомой для удачной стрельбы, его никто не слышал и не собирался слышать. Эго! Чертово проклятое Эго губило и губит всех глухих, слепых, сирых и убогих дуралеев. Как сказал пьяный священник в книге «Угрюм Река» Шишкова: «… зело, борзо, паскудно!». Казалось бы, возьмите и прислушайтесь к словам человека, который на расстоянии в 900 метров попадает прямо в голову человеку при любом ветре или небольшом дожде. Просто прислушайтесь. Нет же…, зело, борзо, паскудно! Эго, мать его, проклятый демон по имени -Эго! Вы можете себе представить сколько вражьих голов можно уложить за одну минуту стрельбы такими снайперами, как уникальный Дорин? Двадцать выстрелов, двадцать мертвых врагов каждые две секунды на автоматическую перезарядку. Каждый «Дорин» в минуту уничтожил бы 20 врагов. А двадцать Доринов - 400! За одну минуту работы больше целого батальона. А за час? А за сутки? А за неделю? Это же победа и конец войне, едрена мать! Это какой нужно иметь мозг, чтобы не разглядеть самородка стрельбы, не услышать его слово и не научить всех его теории стабилизации линии прицеливания? Тупицы! Прошу прощения за мужской фольклор. Вы помните притчу Шопенгауэра о мерзнущих дикобразах?
- Конечно!
- Так и в нашем случае. Чем ближе друг к другу, тем теплей, но больней от уколов иголок, а чем дальше, тем холодней. Только умный найдет выверенное расстояние до понимания и взаимодействия целого коллектива.
- Продолжайте Лунин. Вы не просто рассказчик, вы еще и драматург, каких мало, с вами интересно! – сказал Генриетта и быстро нарисовала корявую винтовку, большой палец, петлю, фамилию Дорин и цифру 900. Затем достала сигарету и быстро прикурила зажигалкой ёжиком.
- Спасибо! Нападения сзади я предполагал еще до того, как я добрался к воде. Вывод был один, меня засекли по датчику движения. Если Дорин на подходе снял троих, то сзади мог приближаться целый коллектив. И я, не раздумывая, быстро ушел в воду под этот самый корень.
- А ваш рюкзак?
- При таких рабочих поисковых вылазках, рюкзак остается замаскированный метрах в тридцати от места основной работы. Я был налегке, не считая автомат, четыре магазина с патронами и литл аптечку в двух карманах. Когда моя голова медленно вышла из -под воды, я поднял сетку и стал искать напарника. Уровень воды находился у меня под носом, над головой толстый корень дерева, видимость отличная и справа и слева. Вода была теплая и вонючая. Тогда у меня в голове промелькнула мысль, что это мой дом на ближайшие сутки. Я достал из кармана маленький бинокль и стал рассматривать противоположный берег. Дорин лежал на животе, уткнувшись лицом в землю и не шевелился. При такой позе лежачего человека можно сделать только один вывод, его снял снайпер, такой же, как и он, откуда-то слева. Дорин был мертв и у меня что-то больно заныло в солнечном сплетении, потому что мы с ним почти срослись за двое суток. А где-то блуждали остатки нашей группы. По моему подсчету на то время их оставалось человек пять, а может меньше. Я стоял по ноздри в вонючей воде и ждал гранату, брошенную умным анализирующим наемником под корень дерева. Лично я бы сделал именно так. Но гранату никто не бросил. Там, над моей головой, стояло человек пять, судя по плевкам в землю и в воду они курили, разговаривая на ломаном английском языке с человеком, говорящем на замечательном англе. Я подслушивал. Они обсуждали одинокого снайпера на том берегу этой лужи, которого разглядел и убил какой-то китайский Ван. Они беззаботно смеялись, курили, разговаривали, что-то ожидая. Я стоял в воде и не шевелился, вспоминая Бога, сцепив зубы и медленно пропуская вонючий воздух застойной воды сквозь свои ноздри. В такие моменты нужно контролировать позывы на чихание или внезапный предательский кашель. Так продолжалось около пятнадцати минут, затем пришла целая группа, они забрали своих мертвых и якобы удалились.
- Почему «якобы»?
- Потому что в такой ситуации для сохранения жизни верить ни во что нельзя. Я получал информацию только через уши, а не глаза. Нужно все подвергать железному сомнению, лишь при таком анализе можно остаться в живых. Через полчаса на противоположном берегу я заметил троих, они открыто, ничего не остерегаясь, подошли к телу Дорина, перевернули его на спину, сфотографировали лицо, обыскали все карманы, забрали «Тихоню», его испанский нож с рукояткой из кости кабана и направились именно туда, где я поставил последнего «Моцарта». Через шесть секунд раздался взрыв, кто-то страшно заорал от боли и наступила тишина. Я думаю, они все втроем там и остались. Это была их беспечность. Я продолжал стоять в воде не шевелясь. Мысленно проверил открытые участки своей кожи под водой, их не было, все было закрыто материалом, хотя к моей левой ноге уже кто-то присосался. Я ощущал пиявку и на спине, и под локтем. Исполнять малую нужду в такой воде тоже рискованно, потому что смена химического состава молекул воды, быстро разойдется по всей площади и даст сигнал кровососущим, что где-то рядом есть что-то живое. Пришлось терпеть долго. Вылезать наружу я не собирался. Задача была проста, слушать все что происходит вокруг. Нужно было медленно переходить в гипноидное состояние одиночества и максимальной выдержки, чтобы умереть понарошку. К вони я привык быстро, и она не вызывала у меня головокружение.
Я ушел в самостоятельные мысли о моем прошлом и будущем, думая о конце моей никчемной жизни на этой планете. Я всегда задавал себе убийственный вопрос, вопрос, который делает любого человека человеком, а не жрущей и часто ходящей в туалет свиньей. Что дальше? А дальше нужно было стоять в воде, спать в воде, слушать мир вокруг и не шевелиться очень долго, то есть- хочешь жить, искусственно умри на время. Я облокотился о заднюю стенку моей ямы под корнем, закрыл глаза и стал убивать собственные мысли. Вскоре стемнело, и полная тьма закрыла мир для моих уже моргающих глаз. Я повторял про себя свою любимую догму – «Победа достается тому, кто выдержит на полчаса дольше, чем противник!». Спать в теплой воде можно только рывками, мы тренировали этот метод отдыха много раз в болотах, реках и озерах. В холодной воде спать невозможно. У меня впереди было только двое суток до того, как вода начнет разъедать мою кожу под одеждой. Ночь прошла очень медленно, но мысль о том, что я до сих пор жив, согревала изнутри. Я простоял в воде весь следующий день, понимая, что выходить на берег мне нельзя из-за скрытых датчиков присутствия. И когда снова полностью стемнело, я вылез из-под корня и очень медленно поплыл в сторону мертвого Дорина. Глубина была небольшая и я часто дотрагивался ногами до дна, держа автомат наготове в случае атаки крокодила. Но все прошло тихо и в кромешной тьме я добрался до берега и вылез прямо возле трупа. Я его нащупал во тьме, забрал три новые батарейки для аварийного датчика, мысленно поблагодарил за работу, попрощался и лег на спину рядом. Ползать по джунглям ночью очень не хотелось и это было бы неразумно. В тот момент вокруг меня был тихий вакуум без единого звука. Я лег на спину и поймал глазами промежуток звездного неба между густой кроной деревьев. Я осознавал свое одинокое положение и понимал, что мы все мыслим независимо друг от друга, но если есть хоть какой-то коллектив, то шансов ошибиться больше, потому что при наличии лидера, нормально думающий всегда теряет инициативу. Мне нужно было все проанализировать и принять решение как действовать дальше. В тот момент мое сознание формировало мою собственную реальность, от которой любой был бы не в восторге. На меня нахлынуло понимание моего скорого конца, и я успокоился. Лежа на мокрой спине в мокром камуфляже посреди Африки, я смотрел на мерцание созвездия Плеяд, духовно наполняясь природой и тишиной Луны. Маленькая кучка сосредоточенных рядом звезд напомнили мне, что я никто в этом мире и моя смерть вообще ни черта не решает ни для кого. На меня стал действовать эффект сотой обезьяны…
- Это что за эффект? – спросила Генриетта.
- Это долгая история из давно прочитанной мною книги. Коротко- эффект сотой обезьяны гласит, что из всего стада могут умереть 99 особей, а одна обязательно останется, потому что так нужно информационным полям, а не ей лично. Я избавлялся от своего внутреннего страха, у которого всегда длинная частота вибраций, чем у любви. Я обнадёжил себя тем, что за мной наблюдает и меня слышит информационное поле, я гнал разрушительные мысли из головы и выводил свой путь дальше, понимая, что я приму смерть в благодарность и как освобождение. Я знал, что скоро придет свет, тьма будет убегать и рассеиваться и мне нужно будет прожить еще один осколочный день, спасая свою душу. Закончив внутренний настрой, я сориентировался в полной тьме, дотронувшись до холодного напарника. Он лежал в том же направлении, головой к луже. Выбрав вектор движения, я достал из аптечки на рукаве долгоиграющую таблетку «Виза – 100» и проглотил ее, запив слюной. Это означало только одно, что я смогу двигаться сорок часов без остановки, без усталости и без сна. Развернувшись направо, включил тепловизор и стал медленно продвигаться вперед, рассматривая мертвый черно- белый мир. Я полз до самого рассвета и сквозь заросли мог разглядеть бескрайнее озеро Чад. Говоря простым и понятным человеческим языком, мне ужасно повезло. Но для меня, это не объяснение, все намного сложней. Моя удачливость продолжалась, потому что я созерцал себя изнутри и просил информационные поля помочь мне выбрать правильный путь без мин и обойти засады.
- Я понимаю, о чем это вы…, процесс этот сложный и на самом деле влияющий на развитие событий. У меня был пациент, который использовал в своей работе Auta Body Experiens, то есть отделение сознания от себя и созерцание неизвестной дороги на целый километр вперед. Солдат был редкий, его потом забрали куда-то после моего отчета.
- Мне бы так! – сказал Лунин.
- Продолжим ваше повествование.
- Я подобрался к открытому участку берега и в зарослях, прямо перед моим лицом, обнаружил тонкую натянутую проволоку в три линии над землей. Переступить, перепрыгнуть или переползти её было невозможно, а до самого берега оставалось около двухсот метров. Проволока была почти незаметная прозрачного цвета без световых отблесков, притрагиваться к ней было равносильно самоубийству. Я затих и стал думать. В это время на берегу я заметил пять человек, которые вели одного нашего с завязанными глазами и руками. Они зашли в воду по колено и стали его топить, периодически вынимая его голову и задавая вопросы. Мое расположение было на небольшой возвышенности и позицию лучше, вряд ли можно было бы желать. Когда они увлеклись пыткой водой, один из них вышел на берег, сел на песок, снял мокрые бэлзы и закурил. Он был первый. Они не заметили, как дернувшись, он лег на спину, как будто отдыхает. Остальных я убрал тоже, но наш парень уже захлебнулся и был мертв. Двадцать минут я полз вправо по линии проволоки и наконец-то она закончилась, подключенная к трем сенсорным датчикам. Я понял, что они прикрывали самый короткий путь к объекту наверняка, который мы сразу не нашли.
 Добравшись до открытой местности, я достал мини баллон песочной охры и закрасил все темные участки тела, перчатки, ботинки и автомат. Другим баллоном с темно-зеленой краской я забрызгал лицо и всю голову, предварительно сняв маску. По обеим сторонам берега никого не было, но где-то совсем рядом, кто-то кричал имя Клайд. Где заканчивался берег и начиналась вода, лежал опухший труп бегемота, похожий на полуспущенный воздушный шар. Он качался на поверхности и его короткие ноги торчали вверх. Труп плавал над зелеными водорослями, как обыкновенная трагическая картинка любого африканского озера. В несколько минут я дополз до кромки озера в районе зеленых вонючих водорослей и быстро ушел в воду. Половина моей зеленой головы торчала над поверхностью зеленых водорослей и медленно продвигалась к трупу бегемота. Позади из зарослей вышел целый отряд, они увидели трупы своих парней в воде и на песке. Посовещавшись и понимая, что работали из зарослей, наемники быстро скрылись в джунглях. Подплыв к бегемоту, я ухватился за его торчащее большое ребро и медленно стал плыть подальше от берега. Чтобы дольше продержаться на воде, я утопил три магазина с патронами, две гранаты и тепловизор. Через полчаса я вставил новые батарейки и включил сигнал эвакуации. С того момента до прилета вертолета из Камеруна прошло три часа. К тому времени меня страшно рвало от постоянного запаха разлагающегося мяса бегемота и кишащих вокруг мух. Меня забирали из воды ночью по сигналу моего маяка.  Забирали черные парни, которые разговаривали на языке африкан и я ни черта не понимал. Мне быстро сделали укол в спину, и я отрубился. Судя по числам календаря, я проснулся через три дня лежа в кровати под простыней возле большого подоконника. В момент моего пробуждения за окном один раз ударил колокол, и я увидел купол православной церкви.
- Спасибо!
Генриетта Павловна внимательно посмотрела на компьютерное увеличение глазного яблока Лунина, быстро нажала несколько раз на кнопки и сбросила всю видеозапись в архив. За окном бархатный вечер заглядывал внутрь сквозь клетчатую решетку окна.   
 
                Итоговое Заседание Комиссии

  Комиссия собралась вовремя ровно в 10 часов утра по признанному местному времени. На табло десятого этажа висела угрожающая и вежливая ярко- лампочная вывеска – «Дело Номер – ХХХХХХХХХ – Соблюдать тишину. Входить запрещено!». Пять человек всех пяти уровней проверки, шурша накрахмаленными белыми халатами, уселись в кресла белой комнаты без единого окна. Кресла скрипели черной кожей и титановыми шарнирами. Свет ниспадал по стенам от световых источников под потолком и не раздражал глаза. На столе было пять бутылок минеральной воды неизвестного происхождения без этикеток. Комиссия состояла из самого Председателя профессора Бельского Ю.Ю- заслуженного и многократно награжденного угрюмого мужчины за семьдесят, проработавшего главным врачом во всех трех уникальных больницах для редких психов, думающих художников –психопатов, убийц с извращенной совестью, мракобесов –мессий и мясников –вегетарианцев, а также, бывших партизан подвальных помещений закрытых городов, парашютистов- энкломенов- самоубийц, лесбиянок по притворству и извращенцев всех тяжелых направлений, побуждений и убеждений.
 Бельский был подслеповат и носил толстые очки с большими диоптриями, но на самом деле, что происходило вокруг- видел очень плохо. Он написал массу монографий по отклонениям и иллюзиям отдельных личностей, вошедших в историю своими преступлениями и неординарными высказываниями о существовании самого человека на земле. Он был уважаемым и известным психиатром во всем мире, но имел один мощный недостаток- всю сознательную жизнь, работая с реальными параноиками и психопатами, он ни черта не смыслил в процессах умело скрытой глубинной лжи вполне здоровых людей с минимальными отклонениями их же собственных минимальных фантазмов. Всю свою практику он имел дело с открытыми фактами, а с закрытыми, никогда. Но, тем не менее, он был Председателем данной Комиссии по разбору дела и определения вменяемости бывшего капитана Лунина. При этом никто не мог с уверенностью сказать, кто его назначил на это председательство и зачем? Но это уже был вопрос в никуда и никому не нужный. Генриетта Павловна пользовалась большой привилегией на таких закрытых заседаниях, и любой профессор осознавал, что последнее слово за Генриеттой, а не за Председателем. Председатель был кто? Одинокий Лис в норе, имеющий возможность иногда высовываться и разглядывать дождевые облака? На том разглядывании облаков, его право видеть жизнь и заканчивалось.
Генриетта садилась в специально отведенное ей место прямо у кондиционера с вытяжкой и, достав свои любимые сигареты, начинала курить, получая огромное наслаждение от процесса прикурки, внутренних ощущений самоудовлетворения и выпускания дыма в автоматический робот-вытяжку с мертвыми мухами внутри. Курение, как действо, было ее гимном одинокой Душе. Все, кто находился в этой комнате, не курили, а к привилегии коллеги относились с пониманием и даже где-то с уважением. Профессор Гитлер, сразу же стал протирать свои запотевшие золотые очки чистым батистовым платочком, идеально выглаженным до бритвенных стрелок. Он молчал и косился взглядом на Генриетту Павловну, понимая, что они снова в тандеме спасения кем-то приговоренной души. Они сидели рядышком, а между ними на пространстве стола лежала небольшая стопка белоснежных салфеток. Казалось бы, что за чушь? Это не ресторан и не заводская столовая с буряковым борщом и винегретом, это закрытое совещание Специальной Комиссии по решению судьбы солдата специального назначения из отряда, завалившего секретную операцию с потерей атомной бомбы усиленного заряда. Не шуточки… Но эти салфетки были просто необходимы, Профессор Гитлер всегда выкладывал их на стол на совещаниях двумя тонкими стопками, по одной самой незамысловатой причине: у него потели ладони, и он их просто протирал, распространяя ненавязчивый запах одеколона. Это было его личное удобство, вот и все объяснение. Двое других коллег, профессора Незнанский и Шварцман тихо сидели на своих отведенных креслах и ожидали вступительного слова Председателя Комиссии Бельского Ю.Ю., потому что на любом заседании Юрий Юрьевич всегда первым открывал диспут и это было логично даже без логики мягкого уровня.
- Итак! – начал Председатель, открыв красивую черную папку со значком и с надписью: «Уважаемому Юрию Юрьевичу Бельскому от коллег в День семидесятилетия» – Уважаемые коллеги, я вас очень прошу изъясняться без воды, по теме, по делу, давать факты и только факты, а не намыленную оперу. Не надо, так сказать, здесь лошадей поить вином, сами сдохнут от загрязненной воды и суррогата, так сказать, хм-хм…, кхе - кхе! Скажу сразу…, у меня приказ свыше, - Бельский многозначительно посмотрел глазами на лампу на потолке, - этого Лунина закрыть навсегда, уколоть «Холодным Тарантулом» и снять проблему с Министерства Обороны. Им, видите ли, очень тяжело объясняться перед кем-то о потере атомной бомбы, черт их подери. Но как бы нам не указывали оттуда, - он снова посмотрел на лампу на потолке, - мы самостоятельная организация и в планирование их операций никогда не лезем, поэтому не дадим и нам диктовать чужую волю. Капитан Лунин прошел сквозь ваши глаза и знания, ваши профессиональные вопросы и вашу оценку. Решать нам, а не Министерству Обороны, и решать…, по совести, и справедливости, как при дележке большого Средиземноморского Куша! Для них человек, это обыкновенный набор ДНК, для нас, это личность прежде всего. Уважаемый доктор Шварцман, вам слово:
- Спасибо, Уважаемый Председатель! Что касается нашего уровня проверки, то я хочу доложить, что это на самом деле не подставное шпионское лицо, а капитан Лунин собственной персоной. Группа крови сошлась, отпечатки ладоней и пальцев соответствуют…, ДНК, все параметры тела, анализ голоса идентичен, привычки, спектральный анализ и так далее, все по схеме тщательной проверки принадлежит единственному на земле человеку –капитану Лунину, вернувшимся из Африки после исчезновения группы 222. Подмена исключена на все 100%.
- А как его капсула, вживленная 5 лет назад? – спросил Бельский.
- Капсула в порядке. По ней его и нашли, там, ну…, вы понимаете меня…
- Отлично сработано! – пафосно произнес Председатель и посмотрел на безразличное лицо Генриетты Павловны, а затем слегка почесал свое крупное пузо под халатом. Генриетта загадочно смотрела в стену без окна и выпустила четыре кольца сизого дыма.
- Наш отдел утверждает и подтверждает, что это капитан Лунин и любая замена или шпионский подлог исключены полностью. Я закончил! – удовлетворительно цокнул языком профессор Шварцман и закрыл свою папку, сильно почесав левую бровь.
- Спасибо за отличную работу, коллега. Вы свободны, – ответил Председатель и проводил глазами толстого Шварцмана к дверям. После закрытия двери, он привычно хмыкнул носом. – Ну-с, а теперь продолжим вчетвером... Слово предоставляется профессору Незнанскому, руководителю следующего отдела проверки.
- Спасибо, уважаемый Председатель! – ответил Незнанский и снял очки без дужек с переносицы. Что качается моего отдела, работа была проведена быстро и, как всегда, качественно. Мы сняли нервный стресс с капитана Лунина и его резкий переход из мира агрессии в мир тишины и умиротворенности. Период депрессии у него длился самые минимальные сроки. С него были сняты паразиты в количестве двенадцати видов кровососов, плюс пиявки озерные, африканские, промыта кровь от всякой многочисленной дряни, промыта лимфа, очищены лимфоузлы, кожа, волосы, проведены все диагностики по внутренним и подкожным новообразованиям. Только после наших определенных процедур он смог спокойно рассказать о его внутреннем состоянии в нашей клинике и был приведен в норму после полностью зараженной Африки. Никаких признаков агрессии: уравновешен и ел очень спокойно. Вы знаете, что происходит с контуженными вояками, которым по возвращению оттуда предлагают манную кашу. Он ел ее спокойно и никого из санитаров не поливал матами и не бил в самое солнечное сплетение или по яйцам, как это очень часто бывало. Более того, он никого не назвал тыловыми крысами и подобными высказываниями в сторону санитаров и персонала врачей. Ругался, конечно, но не очень часто. А вы знаете, что упоминание крыс, для нас, людей лабораторий, это есть личное глубокое оскорбление. При этом, поедание им манной каши мы снимали на видео, как указано в законе номер четыре тысячи 223. И после анализа его поведения при употреблении пищи был сделан вывод, что он абсолютно вменяемый человек приведенный в норму, не смотря на то, в каком плачевном состоянии мы его получили из рук команды эвакуаторщиков «AF- Эвак 6».
- Ваш вывод! – с энтузиазмом спросил Председатель.
- Вывод один: он был психологически нами подготовлен для последующих адекватных ответов и проверок и в кратчайшие сроки приведен в спокойное состояние совершенно тихой санаторной среды.
- Имею вопрос! – быстро вставил Гитлер.
- Всегда готов, коллега! – быстро отреагировал Незнанский.
- Я смотрел запись его поедания манной каши. Вам, коллега, не кажется, что солдат, вернувшийся от боевых полей и ужасно нервной обстановки, заслуживает не манную кашу, а кусок хорошо прожаренного стейка с запахом гвоздики, чеснока, паприки и шафрана с подгоревшим луком?
- Вы правы, профессор Гитлер, но сначала мы должны были убедиться, на каком уровне находится его ненависть к окружающей среде мирного времени, что является одним из самых основополагающих признаков любого носителя искривленной информации… Вы же понимаете, что мы используем на своем уровне методы, лично наработанные много лет, которые никогда не давали сбой или осечку!
- И…?
- И мы вычислили уровень его ненависти, как обычно, в анти паскалях Черных Душ!
- И сколько АПЧД потянула его ненависть? – совершенно безразлично, со знанием темной стороны проверки быстро спросила Генриетта Павловна, заранее знающая ответ профессора Незнанского.
- Вы не поверите! – сделал вербальный вброс Незнанский, запутывая паутину паучьей истины.
- Отчего же? Я поверю во все, что вы скажите! – ответил Председатель и ковырнул мизинцем кончик стола, просто так, от нечего делать.
- Ноль целых три тысячных ненависти! – выпалил Незнанский и улыбнулся широкой фарфоровой улыбкой.
- Вот, я так и предполагала! – констатировала Генриетта. – Это закономерно, потому что никто из вас не читал его личность.
- А что такого в его ли…
- Я не закончила, уважаемый Председатель. Вы же понимаете, что я не закончила? Извините за резкость внедрения в данную информацию…
- Ничего, ничего, многоуважаемая Генриетта Павловна, извините, продолжайте, плиз! – испуганно сказал Бельский и нервно отпил горячий чай, только что принесенный худой Ниночкой, у которой была очень преувеличенная полная грудь, заполненная пахучим и очень полезным молоком, потому что худая Ниночка совсем недавно родила целую тройню детей и неизвестно от кого. 
- Итак, его личность. Такие солдаты нужны всему миру, всем странам, которые воюют за свои внутренние идеалы со всеми… Он не просто указательный палец, который может жать на железный курок своего автомата и держать на мушке какого-то несчастного человеческого –солдатика. Он думающий и редкий экземпляр, что придает ему особый смысл, вес и ценность с вкладом в методику победы. Вы меня понимаете?
Профессор Гитлер быстро написал на своих коленях записку и аккуратно сымитировав прикосновение до верхней салфетки, вложил листик между двух салфеток. Он тщательно тер мокрые ладони, медленно доводя их до состояния сухости и комфорта, демонстрируя свою заботу о ладонях, ни смотря ни на что…. Генриетта Павловна посмотрела на пространство между двумя салфетками, мгновенно прочитала каракули коллеги Гитлера, и произнесла следующее:
- Юрий Юрьевич! Проблема Министерства Обороны страны не в том, чтобы влить желто- прозрачного «Холодного Тарантула» в вену Лунину и стереть его с поверхности планеты, а в том, чтобы понимать сегодняшним числом, где эта утерянная атомная бомба находиться в сию минуту? Это цель архиважная и первостепенная! Это же не блестка на лице проститутки в ночном клубе «Добрый вечер!», это целая бомбища с обязательными последствиями для кого-то. Скажите мне, Бельский, вам Министерство Обороны говорило, что потеря атомной бомбы в районе центральной Африки, чревато не просто большими непредвиденными проблемами, но и сказать поярче, очень большим парализованным звиздецом? Мы все здесь взрослые люди и понимаем, что у вас есть заказ на окончательное уничтожение выжившего товарища…, капитана Лунина, как последнего и единственного свидетеля тупой работы их командиров. Это надо быть очень холодным, чтобы не понимать обыкновенных православных истин по спасению православной души в православном мире! Слава Господу! Вы должны понимать, также, если я открыла свой рот раньше своей очереди, то должна вам сказать, что Лунин знает, где лежит до сих пор тот самый атомный заряд. И это его знание нужно нам с вами, не так ли? – В комнате наступила тяжелая провокационная тишина. Можно было услышать потоки нейронов в четырех головах. Все думали, что будет дальше и глубоко думали над услышанным.
- Это настоящий сюрпризик! - поправил Незнанский и поднял брови от удивления.
- Вот это поворот событий! – вставил Бельский и перестал чесать белый халат в районе живота.
- Да, на ровном месте! – выпалила Генриетта, закурив милую ее сердцу сигарету и посмотрела себе под ноги на нефритовый зеленый пол.
- Извините, Генриетта Павловна, а доказательство какое-нибудь есть? Только его слова, что он знает местонахождение?
- Не просто слово, а еще и подробная карта, – ответила Генриетта, и немного подумав, добавила, карта, которая уже у меня в голове.
- Я вас понял, уважаемая Генриетта Павловна! – ответил Бельский с нескрываемым страхом и еще большим уважением. - Мы, как всегда, к вам прислушиваемся.
Генриетта замолчала, все так же незаметно вернувшись в свою собственную тишину и разглядывая стенку белого цвета. Затем она быстро написала нечто на листке и вставила его в пространство между двух салфеток для обозрения рядом сидящего. Профессор Гитлер растерянно бросил взгляд на строки Генриетты, быстро их прочел и выпрямив плечи вступил в разговор.
- Это уже наша проблема, как абсолютно точно узнать, где спрятана атомная бомба. Вы, я вас очень прошу, доложите там на верху, что мы делаем все возможное, чтобы снять с Лунина боевой стресс и привести его в нужное состояние, чтобы добиться правды и ничего кроме правды. Человек контуженный, пришедший из нервного ада, искусанный всякой заразой, не может сразу разложить пасьянс на столе, вы же это очень хорошо понимаете, коллега. Если вы подумываете, что это так просто, решать закрытые стратегические задачи по выявлению правды, то вы заблуждаетесь и вояки из Министерства тоже.
- Если вам поставлена задача найти это бомбу или хоть что-то узнать о ее судьбе, то будьте любезны, доверитесь профессионалам, потому что вы лично Юрий Юрьевич, тоже профессионал высочайшего полета, а не уровня! - выдала Генриетта и выпустила дым в кондиционерную решетку. – Мы решаем не генетическую программу белой зебры и габонского шершня, а единственно сохранившегося человека, который знает, где бомба лежит сейчас. Вы понимаете ужас этой информации? Мы вводим пациента в альтернативное состояние, а ваши друзья из Министерства Обороны просят ему ввести «Тарантула», то есть, препарат, запрещенный в ста странах и обрубить все информативные концы, которые почти у нас в руках. Лично мне задача ясна как никогда – докопаться до местоположения пропавшего атомного заряда в джунглях озера Чад!
- И мне эта задача ясна, и она нам по плечу! – быстро поддержал профессор Гитлер, трогая верхнюю салфетку пальцами улыбаясь в лицо Генриетте.
- Коллеги знают, о чем говорят! - быстро выпалил Незнанский и расширил глаза в тревожном импульсе, разглядывая желтое лицо Бельского.
- Коллеги! Даю вам время, сколько вы захотите. В Министерстве Обороны сидят не очень умные люди узконаправленной деятельности, когда они слышат диагноз, типа- реструктуризированная аболентная неоголентность при вялом сохранении четвертой и пятой степени Синдрома Ульриха – Бородина- Цвирского, при втором параграфе отягчающего синдрома Гулимарова- Гринько- Штырцева в совокупности с альтараноидной пост агрессивной ретроградной шизоидностью, то наши маршалы молчат очень долго и всегда соглашаются на последующие глубокие исследования любого военного пациента с таким диагнозом…
- Так им и зарядите. Еще прошу добавить туда же- Аменцию Мейнерта с острой галлюцинаторной спутанностью! – весело сказал Гитлер и вытер ладони мокрой салфеткой с душистым французским одеколоном на генетически измененной пчелиной пыльце.
- Потрясээээээ! – взвизгнула Генриетта Павловна и высунула кончик языка от радости внутреннего сгорания. Она так делала всегда, хорошо осознавая, что значит этот мимолетный женский жест языком на самом деле.
- Убедительней для толстожопых маршалов и не придумаешь! – буркнул Незнанский и почесал ладонь о ладонь, что не прошло незамеченным мимо глаз Генриетты Павловны.
- Если организовывать настоящий законный плевок в закон, прошу прощения за тавтологию, то это нужно делать именно таким образом! – снова вставила Генриетта, очищая маленькую мандаринку.
 Она смотрела в глаза Гитлера, и они понимали друг друга больше, чем в это же самое время профессор Незнанский и профессор Бельский, потому что у них двоих было на то больше оснований между двух салфеточных рядов и надписей между ними.
- Кто, о чем! – сказал Бельский. - Канадские лесорубы о бабах в лесу, а о лесе в постелях с бабами! Коли вы хотите довести это дело с атомной бомбой до понятного и прозрачного конца, я вас прикрою там, наверху. Но попрошу вас реально этого парня выпотрошить наизнанку по поводу атомной игрушки. Если я принесу наверх ответы на их вопросы по поводу пропажи заряда, нам с вами светит большой свет и премия Высшего Совета Справедливости. Уразумели, Коллеги?
- Уразумела, конечно! – улыбнулась Генриетта, ответив только за свою персону и сразу намекая, что к уразумению мужского персонала она не имеет никакого отношения.
- Уразумели четко! – дисциплинированно сказал Гитлер и пошевелил пустой верхней губой без привычных усов его тески. Хотя все присутствующие знали о большом желании профессора Гитлера однажды отпустить квадратные усы под носом, напоминающие место для отдыха специально уставшей черной мухи.
- Все понятно! – меланхолично ответил Председатель и снова нервно почесал ладони, понимая, что в этом деле с капитаном Луниным- его номер уже третий, а не первый. – Итак, что нарисуем Лунину? Мы будем знать об этом вчетвером. Договоримся здесь и сейчас. Ваше слово, многоуважаемая Генриетта Павловна!
- Предлагаю взять за основу следующую схематичность: из мира фантазий Лунин заимствует материал для своих новообразований. Психоз берет материал для строительства новой реальности. Отскакивая от этих тезисов, можем нарисовать ему все что угодно, потому что горизонт данных определений очень широкий и нечитаемый.
- Согласен! – бодро встрепенулся Гитлер.
- Поддерживаю со всей своей ответственностью! – произнес Незнанский. – Выдадим смещение реальности, никто не докопается никогда во всех хитросплетениях такого подхода…
- Да уж, процесс реконструкции в данном случае будет весьма скользким и зыбким, - с умным видом знатока произнес Председатель.
- Дадим пощупать философию абсурда и парадокса, социометрию и психодраму. Прошу отметить, коллеги, что по Лунину будем работать аллопластично больше, чем аутопластично! Согласны? – громко и четко произнесла Генриетта Павловна и чиркнула зажигалкой, похожей на ёжика, прикурив длинную черную сигаретку. 
- Согласен сразу! Аллопластичность здесь будет выглядеть как перевернутая реальность с убеждениями психоделических остаточных явлений сознания, плюс мозаичная подача воспоминаний! – медленно и лениво выпалил Гитлер и мило улыбнулся.
- Не совсем я понял, конечно, но вам доверяю! – признался Председатель Бельский и понял, что его номер уже не три, а двадцать три и он ничегошеньки не понимает в терминах четвертой проверки психического здоровья индивидуума.

Уважаемые читатели! Продолжение на авторском сайте.