Школьники и школьницы. Глава 19

               


                ОДИН КАДР, ДРУГОЙ...


   Утром мама отправила нас с папой на рынок за продуктами. Там к нам подошел мужчина и сказал:
   - Крокодил нужен? Небольшой. Нильский. Лет триста проживет. Дешево уступлю.
   - Зачем? - удивился папа. - У меня жена есть. И еще - вот этот, - и он указал на меня.
   - Что наша жизнь! - вздохнул мужчина. - Так, фрагменты, кадры разрозненные... Раз кадр, еще раз... А этот знай себе живет, только иногда на грабителя тявкнет...
   - Разве крокодилы тявкают? - неуверенно спросил папа.
   - Этот тявкает, - заверил его мужчина.
   - Интересно, а где он жить будет?
   - В ванной.
   - А где нам мыться?
   - Ну... - протянул мужчина, и пожал плечами. По-видимому, его это нисколько не беспокоило. - Так берете?
   - Нет, - ответил папа.
   - Ну как хотите, - сказал мужчина и отошел.
   Я-то хотел. Но вот папа! Но вот мама!
   На двери нашего подъезда приклеили объявление:
 
                НАШЛАСЬ РЫЖАЯ ПУШИСТАЯ КОТ

   - Может, это наша Гаврила потерялась? - Я испытал сильное потрясение.
   - Гаврила - собака. К тому же она не рыжая, - сказал папа, и добавил: - И потом, коты мяукают, а собаки лают.
   - Да? - удивился я. - Что-то не помню, когда Гаврила в последний раз лаяла.
   - Это потому, что она добрая, - объяснил папа.
   Когда мы вернулись в квартиру, я внимательно всмотрелся в добрую Гаврилу. Она была обычного грязного цвета. И уж никак не пушистая. Нет, Гаврила - это точно собака.
   Чуть позже мама с папой собрались в гости к общим знакомым. А так как, по их мнению, мне там абсолютно делать было нечего, то решили сдать меня на хранение бабушке и дедушке, где уже томилась, сданная на хранение чуть раньше меня, моя двоюродная сестра Олька.
   Бабушка с дедушкой живут недалеко от площади трех вокзалов, где у метро дедушка нас и встретил. Сдав меня деду на руки, родители с улыбкой, радостно исказившей их лица, немедленно скрылись.
   Лицо деда тоже исказила улыбка, но не радостная, а судорожная.
   Вокзальная площадь очень оживленное место. Все куда-то бегут, суетятся, кричат, ругаются, машут руками, стоят в очередях; кому-то выкручивают руки милиционеры (я внимательно посмотрел - нет ли среди них Вовкиного папы, но его там не оказалось), гадают цыганки, пьют и едят, горланят песни, а некоторые даже пляшут. Весело жить на вокзале!
   Рядом с нами остановилась группа туристов. От нее отделился невысокий мужчина с проплешиной и стал фотографировать остальных, которые довольно заулыбались в объектив.
   Дед пренебрежительно посмотрел на мужчину и сказал:
   - Что сейчас за фотоаппараты! Игрушки! Вот раньше были аппараты - это да! Возьмешь бывало такой, да как щелкнешь! - И дед с удовольствием хрустнул пальцами, а потом задумался и в его глазах появилось мечтательное выражение. - Много я нащелкал в то время.
   - Ты и папу щелкал?
   - Щелкал? Папу? Да в первую очередь его и щелкал. Бедовый он был мальчишка. Как не щелкать. Иной раз так его нащелкаешь, что орать начинает.
   - И чего же он орал?
   - Орал чего? Орал: "Хватит, отпусти, ни щелкай больше!" Ну щелкнешь его еще разок для порядка, да и отпустишь.
   Я схватил деда за руку.
   - Ой, смотри какой дядя черный стоит с табличкой на шее!
   - Ты что, негров ни разу не видел? - удивился дед.
   - Это не негр. На табличке написано, что это он здесь так загорел в солярии.
   - Вот как! - изумился дед. - Ну и дела творятся... Это что же получается: если каждого в солярий сводить, то у нас все в негров превратятся?
   - Я бы лучше в узбека превратился. Или в таджика.
   - Это почему? - опять изумился дед.
   - Им красивые халаты с тюбетейками выдают.
   Было жарко и мы обливались потом. Вокруг все шумело и кричало.
   - К вашим услугам теплый и светлый автобус! - гремел мегафон.
   - Бесплатная реклама! - размахивала листовками красивая толстая девушка.
   - Чистые бумажные салфетки! - надсаживалась другая.
   - Обувь в нашем магазине в два раза дешевле! - сурово, но призывно сообщала третья.
   - Дешевле чего? - спросил дед.
   Глаза девицы сверкнули: из них вылетела молния и поразила деда. Но дед устоял.
   - А для всяких стариков-остряков - в два раза дороже!
   Дед стал чего-то говорить про то, что и он был когда-то: не то рысаком, не то мерином... Но тут к нам подошел неопределенного возраста и наружности дядька и предложил ссудить нам денег за один час при наличии минимума документов, надо только заполнить кое-какие бланки.
   Дед отказался.
   - За полчаса!
   Дед отказался вторично.
   - За пятнадцать минут! - Дядька оказался настойчивым.
   Дед сплюнул.
   - Сразу дам, - не отставал дядька. - Только подпиши...
   - Дедушка, давай возьмем у него ссуду на мороженое, - сказал я. - Он же сразу дает.
   - Такой сразу только в зубы даст, - сердито ответил дед. - А на мороженое у меня и так есть.
   - На большое? - с надеждой спросил я.
   Дед утвердительно кивнул головой.
   - А на два?
   - На два... - замялся дед. - От двух у тебя горло заболит.
   - У меня не заболит. А вот у тебя может, если выпьешь холодного пива, - строго сказал я.
   Дед досадливо крякнул, но твердо сказал, чтобы я рассчитывал на один брикет.
   Пришлось смириться. Дед так просто со своей пенсией не расстанется. Он купил мне мороженое, а для себя высмотрел в ларьке пиво и пару рыбешек.
   Дед долго вертел в руках невзрачную рыбу.
   - Вы где ее  ловили - в Клязьме, что ли? - обратился он к продавцу.
   - Не знаю, - буркнул тот. - Я ничего не ловлю.
   - А надо бы знать, - наставительно произнес дед.
   - Скажите спасибо, что их не выловили в канализационной трубе.
   Спасибо дед говорить не захотел, но рыбешек взял.
   Не успел он расправиться с пивом и докушать рыбок, как к нам опять подошел дядька, предлагавший ссуду, и предложил на этот раз два билета в театр одного актера. А когда дедушка в очередной раз отказался, попытался всучить нам выигрышные лотерейные билеты. Едва мы от него отбились.
   - Домой! - скомандовал дед, и мы спустились в подземный переход, где он встал в небольшую очередь, чтобы купить телепрограмму на неделю, а я в это время знакомился с надписями на стене.
   Сразу бросалось в глаза сообщение, что здесь были, и не раз, Катя и Тепа из Бирюлева, и с гордостью отмечалось, что у них в Бирюлево просто клево.
   Не все этому верили, а потому ниже было приписано:

               
                ПРОВЕЛИ МЕТРО В БИРЮЛЕВО?

   И ответ:
 
                НЕТ

   Еще ниже:
   
                И НЕ ПРОВЕДУТ! НИКОГДА!
   
   И почти вровень с полом:
 
                А К НАМ В ПРИГОРОД ТЯНУТ!
   
   Дома, бабушка, сидя в кресле, вязала нам с Олькой теплые носки к зиме. Олька же вертелась у зеркала и говорила:
   - Я, бабушка, артисткой хочу стать, чтобы все на меня смотрели и восхищались.
   - Так их сейчас столько развелось, артисток этих, что и ста глаз не хватит, чтобы на них смотреть.
   - Я, бабусь, звездой буду. Меня рассмотришь.
   - Так их сейчас столько развелось, звезд этих, что на небе в ясную ночь меньше.
   - Я, бабуль, стану суперзвездой.
   - Так вот их сейчас, суперов-то этих столько развелось, как лягушек в приличном болоте.
   - Я всех лягушек изведу. Одна останусь.
   - Это дело другое. Только вот всех-то не изведешь, глядишь, кто-то и тебя сковырнет, - звезды, они ведь тоже падают.
   - С тобой, бабушка, разговаривать невозможно.
   - Так и не разговаривай, вон с Борькой поговори, а я носками займусь.
   Олька быстро переключилась на меня.
   - Слышала я, Боря, что невесело ты живешь: уроки не делаешь, бездельничаешь, и только знаешь, что по мячу лупить. В театр тебе надо сходить, Борис, в музей или в библиотеку.
   - В библиотеке я уже был, и веселей мне от этого не стало.
   - Тогда пошли в музей!
   - Прямо так, - взяли и пошли?
   - Прямо, Боря, прямо. Никуда не сворачивая.
   - Очень надо!
   - У меня есть лишний билет в уголок Дурова.
   - Это лишнее.
   - Мне жаль тебя, Борька!
   - Отстань от меня, будь человеком!
   - Я тебе не человек, а твоя сестра!
   Уф! Я постарался переменить тему.
   - Лучше скажи, как поживает Ванька - пожиратель котлет.
   - Он в глубоком шоке.
   - Вот гад какой, съел котлету и в шок впал. Или ему мало показалось?
   - Нет, это из-за того, что я ее в него бросила. Ну ничего, все наладится, я объясню, я покажу ему...
   - Другую котлету, или лишний билет?
   - Светлый путь! Дорогу к счастью укажу. И пойдем вместе, взявшись за руки... Сегодня же зайду к нему и пойдем.
   - Путь не близкий, - заметил я, - не всякий осилит. Нужны прочные кроссовки.
   - У меня есть.
   - Так по пути загляни в дурдом. Там таких как вы - ждут не дождутся.
   - Я в дурку не хочу. Мне там делать нечего.
   - Да найдут тебе работу. И приятелю твоему тоже. В этом доме особенно уважают тех, кто, вцепившись друг в друга - да в долгий путь в новых кедах двигаются...
   - В кроссовках...
   - Тем более! Таких берут вне очереди.
   - Мы всем носы утрем!
   - А говоришь - делать нечего.
   - Балбес! - сказала сестра и стала развлекаться с кошкой, запрыгнувшей к ней на колени. - А не почистить ли ей ушки?
   Кошке это предложение не понравилось, и она перебралась ко мне.
   - Ну кто же чистит пальцами уши! - воскликнул я. - Нужны ватные палочки.
   Я сбегал на кухню, достал ватные палочки из шкафчика и вернулся обратно.
   В это время затренькал телефон. Олька сняла трубку, поздоровалась, потом прикрыла трубку ладонью и сказала:
   - Это твоя мама. Спрашивает, что за шум и кто визжит? 
   Она отняла ладонь от трубки и стала снова разговаривать:
   - Нет, тетя Ася, конечно, мы не выжимаем кошку, мы же ее еще не купали... Не знаю, чего она так визжит, может, есть хочет... Нет, все в порядке, ничего не разбили...
   Здесь Олька сказал неправду. Кошка вырвалась у меня из рук и зацепила кувшин с водой. Я попытался его поймать, но сам зацепился за ковровую дорожку и грохнулся вместе с кувшином.
   - ...Не могу дать ему трубку. Он сейчас лежит... Отдыхает?.. Ну, вроде того... Ногу подвернул... Как случилось?.. Лучше он вам сам расскажет... Скоро придете?.. Нет, к сожалению, я вас не дождусь. Я уже уходила, когда вы позвонили... До свидания.
   Я сказал дедушке с бабушкой, что разбил кувшин случайно. И когда выросту, то куплю им кувшин в два раза больше прежнего и положу в него серебряную ложку (я видел такую в кувшине у Игоряхи Сабельникова), и вообще - это Олька начала первая... И заплакал.
   Олька сказала, что не надо было лезть ватными палочками кошке в уши, это и ежу понятно. Но если ее считают виноватой, то когда она вырастет, то купит им кувшин в три раза больше, чем прежний и запустит туда золотую рыбку... И она заплакала.
   Бабушка с дедушкой стали нас утешать и говорить, что ничего страшного не произошло, и все это ерунда по большому счету.
   Но мы не утешались.
   Тогда бабушка что-то прошептала на ухо дедушке, и тот быстро засеменил в магазин, и скоро вернулся с набором пирожных.
   Вот пирожные нас утешили.

   Вечером я торопился к Вовке Брусникину - играть в настольный хоккей. Это был важный ответный матч, и мне предстояло провести его в гостях. А дома, как известно, и стены помогают. Но надежды я не терял. После домашней победы, ничья меня бы вполне устроила.
   И уже на подходе к Вовкиному дому, я наткнулся на мальчишку с перебинтованной головой, так что видны были только щелки глаз. Мальчишка издавал легкие стоны, порой выкрикивал что-то невнятное, воздевал руки к небу и кому-то грозил кулаком. Неожиданно он сказал:
   - Привет, Борька!
   - Ты кто такой? - удивился я.
   - Не узнаешь меня? Это я, Мишка Ниточкин.
   - Не узнаю. Предъяви паспорт!
   - Какой паспорт, ты сбрендил! Я еще маленький.
   - Тогда покажи дневник.
   - Это запросто.
   - Ага... Ну, конечно - одни двойки и замечания. Узнаю тебя, Мишка. Ну, здравствуй, Ниточкин!
   - Здравствуй, Борька!
   И мы обменялись крепкими рукопожатиями.
   - Как же тебя так угораздило? - сочувственно спросил я.
   - На Жорку Клевака с его подручными напоролся. Да... напоролся, - повторил он. - Тут уж ничего не попишешь... Судьба. Хотел свернуть, да поздно... А Жорка мне таким сладким голосом и говорит:
   "Добрый день, одноклеточный!"
   Ох, не к добру мне мне этот голос сахарный показался. Точно, думаю, сейчас ухо отвинтит, или еще какой полезный орган. А он и продолжает:
   "Подойди, не стесняйся, мы всегда рады видеть юного гамадрила".
   "Да я случайно, - отвечаю. - Не той дорожкой пошел".
   "Нет, нет! - закричал Жорка. - Это совсем не случайно. Так сошлись планеты... А ведь это моя территория. Сюда приходят жаждущие покоя и уходят умиротворенными. Ты жаждешь покоя, не так ли?"
   "Жажду", - кротко ответил я, но чувствовал - не будет мне здесь никакого покоя.
   "Прекрасный, удачный день! - громко прокричал Жорка. - Давненько к нам никто не заглядывал... Но вот ты здесь - и мы отчаянно рады!".
   Я их радость не разделял.
   "Не речь, а песня, - сказал Куцый, Жоркин подельник. - Жаль нет оркестра с балалайками".
   Другие хулиганы  весело загудели.
   Я молча сопел.
   "Так что, сынок, ты теперь наш со всеми потрохами".
   "Я не сынок, - отвечаю слегка упавшим голосом. - Скорее я вам браток".
   Хулиганы загоготали.
   "Это очень лестно! - радостно закричал Упырь. - Но ты нам не браток. Ты нам - имбецил!"
   "Уверен, что вы отличные ребята. Давно хотел с вами познакомиться..." - промямлил я.
   "И мы, и мы давно хотели!" - заржал Упырь.
   "Ты нам зубы не заговаривай. Тем более, что у меня и у моих товарищей их немного, а у некоторых нет совсем", - с горечью сказал Жорка.
   "Это печально..."
   "Ты издеваешься над нами? Наша ярость растет!"
   "А скажи-ка, Мослатый, ведь не похож этот мопс на собаку типа бульдог?"
   "Совсем не похож. Мопс, он и есть мопс"
   "Тогда наша задача - сделать его максимально похожим на бульдога. Чтобы глядя на его портрет, никто в этом не  усомнился".
   "Приложим все усилия! Не усомнятся!"
   "Что же, бить будете?" - мой голос задрожал.
   "Обязательно!"
   "Я не хочу".
   "Чего же ты хочешь? Может, конфет фруктовых?"
   Мне хотелось домой, на худой конец - в школу.
   "И по голове бить будете?"
   "По голове - в первую очередь".
   "А во вторую?"
   "Когда подойдет вторая очередь, тогда у нее и спросим... Кайман, Упырь, Куцый, Тушканчик - приступайте!
   И они приступили.
   А напоследок Мелкий сказал, что если я еще раз надумаю к ним в гости, чтобы не забыл захватить с собой пива жигулевского, да сигарет с фильтром. И прибавил, чтобы я зарубил себе на носу - все они обожают вареную колбасу, но непременно с жиром.
   - Да, печальная история, - сказал я.
   - Еще бы, - согласился  Мишка. - Сколько же мы с тобой не виделись?
   - Давно уже.
   - Верно, давно... А помнишь, как я в детском саду верблюда изображал?
   - Конечно. От настоящего не отличить.
   - А осла?
   - Один к одному.
   - А порося?
   - Ты им родился. У тебя был богатый репертуар.
   - Да... Сколько ролей! А как я изображал хромую лошадь! Представляешь, я даже помню, как мне аплодировали.
   - Это у тебя в ушах шумело. Колька Лобанов тогда тебе прилично приложил.
   - Ну, а туфелька-инфузория? Это мой коронный номер!
   - И говорить не о чем. Редко, кто достигает таких вершин. Я даже в бинокль не смог тебя разглядеть.
   - Артистом я буду!
   - Верблюдов в артисты не берут, а уж тем более инфузорий.
   - Завидуешь?
   - Вот еще!
   - Я стану артистом! А ты придешь на мое представление и так будешь кричать "Браво!" - что у тебя горло заболит, так что придется неделю поправляться у себя на диване и смотреть меня по телевизору.
   - Ха! - ухмыльнулся я.
   - Хо! - ответил он мне в тон.
   Мы тепло расстались.
   Всегда приятно встретить друга детства!