Белое облачко

     Моя бабушка была неграмотная – она не умела ни читать, ни писать. Когда ей раз в месяц почтальон приносил пенсию, бабушка в ведомости ставила крестик. Отец мне когда-то объяснил, что бабушка была маленькой девочкой давно, ещё до революции, и тогда простые дети в школе не учились, а работали вместе со взрослыми на пана. Я очень жалела свою бабушку, угнетённую паном, и несколько раз пыталась научить её читать.

     – Бабушка, смотри: это буква «эм», а это буква «а». Запомнила?.. Ну, а теперь повторяй за мной: эм-а, эм-а!..

     Бабушка в светлом платочке, цветастой ситцевой блузке на пуговицах и длинной  тёмной юбке сидела за кухонным столом, покорно положив руки на колени, и старательно повторяла вслед за мной:
     – Эм-а! Эм-а!..
     – Ну и что получилось?..
     – Что?..
     – «Мама»! Вот что!.. Теперь прочитай сама.

     Бабушка смотрела в книжку, наверное, уже не находила нужных букв среди сотен других. Через минуту-другую она говорила:

     – Ай, не могу! У меня уже глаза слепые!

     Я сердилась: почему она не может прочитать слово «мама» – это же так просто!

      – Учительница, заканчивай свой урок, – обычно вмешивалась мама, которая была учительницей на самом деле. – Ты не правильно учишь. Надо сразу запоминать слоги – ма, му, мы, ме… Тогда их лёгко складывать в слова.
     – Бабушка, давай запоминать слоги! – радостно объявляла я. Но бабушка категорически отказывалась учиться дальше.
     – Ещё чего, у меня столько дел по дому не сделано!.. Слава Богу, и так не глупая.

     Бабушка и правда много чего знала. Она хорошо считала деньги и каждый день ходила в магазин, лучше всех разбиралась в семенах, помнила, что и когда сажать на огороде, что и когда собирать… Она знала приметы природы и могла предсказывать погоду. «Завтра будет дождь – ласточки низко над землёй летают», – говорила бабушка.  Так и происходило: следующим утром я просыпалась, а по оконному стеклу нудно барабанил дождь… На каждое событие, на каждый поступок у бабушки находилась какая-нибудь примета или присказка. «Каша горячая? – говорила она мне. – Ветер под носом!» Когда отец или мать переживали из-за чего-нибудь, бабушка обычно махала рукой: «Не плачьте прежде времени!..» И, действительно, в результате всё получалось хорошо.

     Бабушка верила в Бога. Каждое воскресенье с утра она ходила в церковь. Иконы в нашем доме не висели, да и все мы относились к религии как к какому-то пережитку. По вечерам, когда все домашние ложились спать, бабушка в длинной нижней белой рубашке подходила к окну и начинала шептать молитвы, часто крестясь и повторяя: «Господи, помилуй!», «Господи, помилуй!..»

     У бабушки была одна постоянная тревога – внучка-нехристь. Нехристь – это я. Рассказывали, что когда я родилась, меня положили в сумку и тайком повезли крестить к батюшке на дом.  В церковь не решились, чтобы маму не уволили с работы. А батюшки дома не оказалось.

     И вот бабушка на каждой исповеди в церкви признавалась:
     – Грешная я, батюшка, внучка у меня некрещёная. А привести и окрестить нельзя – мать учительницей работает.
     – Ничего, – отвечал обычно батюшка, – вырастет – сама придёт в церковь и покрестится.

      Каждый раз, придя с исповеди, бабушка объявляла эти слова в доме, и все смеялись с неё, особенно я: надо же, какая она тёмная! Чтобы я – пионерка, активистка, отличница – пошла к попу креститься?! Но что со старушки возьмёшь, она ведь ещё до революции росла, читать-писать не умеет… Меня удивляло, что моя бабушка, взрослый человек, не может понять такого простого: ну, где тот Бог? На небе? Так почему же его не видно – небо ведь прозрачное! И как он там держится – сидит на облаке, на табуреточке, или просто так, свесив ножки вниз?.. Да он же свалился бы оттуда давно, облако ведь нетвёрдое, из воздуха!

      Однажды летом мы с подружкой, соседской Галей, или, как я звала ее тогда, Галькой, убежали на речку. Речка текла в конце нашего длинного, в сто домов, переулка и была заманчивым местом для всех детей вокруг. Мои старшие брат и сестра летом проводили там всё свободное время, а меня брать с собой не хотели.

     – Хвост, иди к бабушке! – прогоняли они меня, когда я была совсем маленькой.
 
      Когда же подросла, Сашка со Светой, став подростками, тем более не хотели принимать меня в свою компанию. Они, даже не отпросившись у родителей, просто убегали от меня на речку вместе со старшими соседскими детьми. Такая же история была и у моей подружки: Галькины старшие брат и сестра тоже никогда не брали её с собой. Поэтому часто мы играли с нею вдвоём и подружились.

     И вот однажды, в один из особенно жарких дней, мы с Галькой решили тоже сходить на речку. Дома я сказала бабушке, что пойду загорать на луг. Надела купальник, взяла старую газету, чтобы сделать шляпу от палящего солнца, положила в карман ситцевого платьица скороспелое, ещё зелёное яблоко и побежала к подружке…

     – Смотри же, только на речку не ходи! – крикнула мне бабуля из огорода, где она копалась в грядках.
 
     Я не отозвалась, а только добавила ходу.

     Галькина мама, тётя Лида, стирала бельё во дворе своего дома. Она поставила большое корыто на широкую лавку в теньке под большим, разросшимся кустом сирени и старательно тёрла на стиральной доске какую-то большую, мокрую тряпку. Рядом с ней стояли два пустых ведра.

      Галька вышла из дому на крыльцо, держа под мышкой старое покрывало.

     – Ну, куда уже собрались?.. – спросила тётя Лида, не отрываясь от стирки. – Может, на речку? Смотри, утопишься – домой не приходи!
     – Нет, мы на луг пойдём загорать, – соврала Галька, не моргнув глазом.

     Я почувствовала, как краска заливает мне лицо. Меня охватили и стыд, и страх, и… восхищение смелостью подружки: я обманывать вот так, в открытую, не умела, тем более, взрослых. Если бы Галькина мама в этот момент посмотрела на меня, она сразу догадалась бы обо всём. Но тётя Лида уже тёрла на стиральной доске другую тряпку.

     – Воды принесите сначала!..

     Мы быстренько сбегали к колонке, и каждая из нас притащила тёте Лиде почти по полному ведру.

     Сначала мы с подружкой пошли на луг, а потом, убедившись, что отошли от своих домов далеко и нас оттуда уже не видно, направились в сторону речки. Вот наконец-то и она блеснула своей заманчивой гладью.

     По всему берегу реки разместились кучками, на покрывалах и просто так, на траве, отдыхающие, в основном  дети с соседних улиц. Кто просто лежал на тёплой земле, подставив спину жгучим солнечным лучам, кто читал книжку, а некоторые, став в круг, играли в мяч. Вода просто кишела купальщиками. Девочки плавали ближе к берегу, мальчишки плавали дальше, аж до середины реки, самые смелые и ловкие – через всю реку к другому, более высокому берегу, выбирались на него, а потом, разбежавшись, ныряли и плыли наперегонки назад.

     Среди тягостной июльской жары приятно дохнуло влажностью реки. Сердце зашлось от радости – как чудесно здесь!.. Но мы с подружкой на всякий случай отошли подальше, в более безлюдное место, чтобы никто нас не увидел.

     Мне было немного стыдно за то, что я обманула бабушку. Вообще я сама не очень-то любила обманщиков, но… уж очень хотелось на речку! Поэтому решила, что купаться не буду, а просто полежу на бережку. Тогда мой обман не будет обманом. «Я сказала бабушке, что пойду загорать на луг, а берег речки – это край нашего луга…» – такое оправдание нашла я себе.

     Галька, сбросив выцветший от солнца ситцевый халатик, сразу же полезла в воду.

     – Ой, какая тёпленькая!.. Томка, иди сюда!..
     – Нет, – говорю, – ты купайся, а я тут позагораю, нашу одежду посторожу.

     И, смастерив из газеты шляпу-кораблик и нацепив его на голову, я растянулась на пёстром покрывале.
 
     Речка сразу же пропала из виду. Теперь передо мной была только порыжевшая от солнца трава. На лугу за рекой её уже скосили, и душистый аромат сена стоял над берегами. Где-то высоко-высоко в небе заливались жаворонки. Хо-ро-шо!.. Вот, где ощущаешь настоящее лето! И почему я раньше не решалась бегать на речку исподтишка?!

     Из воды доносились лёгкие всплески, потом они затихли, наверное, Галька отплыла подальше. Какое-то время я лежала, положив голову на сцепленные перед собой руки, и млела от солнца, а потом решила посмотреть, как купается моя подружка. Приподнявшись на руках и вытягивая шею, я старалась рассмотреть на воде, которая переливалась мириадами солнечных бликов, Галькину голову. И не увидела её. Встала на ноги. Река передо мной была пустая, только возле противоположного берега кто-то нырял в воду и тут же выныривал назад. Нырял и выныривал…

     Сначала я удивилась, что моей подружки нигде нет – неужели она так быстро заплыла куда-то далеко?.. Потом подумала: кто это так старательно ныряет и почему? Присмотрелась. И вдруг… Это же моя Галька! И не ныряет она, а тонет!

     Галькина голова то исчезала под водой, то появлялась над нею с закрытыми глазами и открытым ртом. То исчезала, то появлялась…

     – Га-а-лька-а! – закричала я и тут же замолчала.
 
     Вспомнились слова Галькиной матери: «Утопишься – домой не приходи!..» Нельзя притягивать внимание криком, а то соберутся люди, прибегут наши старшие братья и сёстры, тогда точно дома накажут.

     Что же делать?! Надо спасать подружку! Я же пионерка, а пионеры друзей в беде не бросают! Я быстренько сбежала с берега в реку, прошла несколько шагов и… с головой оказалась под водой. Недаром в этом месте никто не купался – дно под ногами резко оборвалось. Я изо всех сил заработала под водой руками и ногами и вынырнула на поверхность.

     – Ап!.. Ап!.. – схватила ртом воздух.

     Берег был совсем рядом, в метрах двух-трёх от меня. По-собачьи я плавала хорошо и уже через полминуты уцепилась бы за траву. Но моя подружка всё ещё ныряла и выныривала, и я, пересиливая страх, поплыла в её сторону. Речка, которая с берега выглядела неширокой, в воде казалась просто широченной. Я старательно двигала руками и ногами в воде, а Галькина голова всё никак не приближалась ко мне. Зато очень быстро я почувствовала, что руки-ноги стали тяжёлыми и вообще перестают  слушаться. Вода заливала мне глаза, попадала в рот. Хорошо, что весной я начала ходить в бассейн, поэтому воды не боялась и умела задерживать в ней дыхание. Я перевернулась на спину и немного полежала, стараясь не думать про ту тёмную страшную бездну, которая была подо мной. Какое-то недетское чувство подсказывало, что как только я доплыву до подружки, она, обессиленная и перепуганная, уцепится за меня, и мы обе пойдём туда, в ту страшную бездну. Как же быть?

     Высоко надо мной распростёрлось синее чистое небо. Чистое-чистое, только с одним маленьким белым, почти прозрачным облачком. «Если на небе есть Бог, – почему-то подумалось, – он на этом облачке».

     Облачко было прямо надо мной, перед моими глазами. «Господи, помилуй!» – вдруг вспомнилась короткая молитва, которую я столько раз слышала от бабушки. «Господи, помилуй!» – непроизвольно повторила я вслух, обращаясь к белому лёгкому пёрышку на высоком небе, и снова что было сил заколотила руками и ногами. Я плыла на спине и на каждый свой гребок повторяла слова молитвы.

     «Господи!..» – взмах одной рукой, «помилуй!» – взмах второй. «Господи!..» – взмах… «…помилуй!»… Так я плыла, а глаза мои были направлены вверх, к белому облачку.

     «Живая там ещё Галька?» – подумала я и повернула голову в сторону, чтобы посмотреть. И в тот же момент увидела, как справа, сильно разрезая воду гребками, к Гальке плывёт какой-то дяденька. «Слава тебе, Господи!» – сказала я и с облегчением перевернулась со спины на живот. Через минуту сильные руки подхватили и меня и вслед за подружкой выкинули на берег.

       Цепляясь за траву, я еле вскарабкалась наверх. Меня шатало из стороны в сторону. Я увидела перед собой подружку. Её тоже шатало из стороны в сторону, лицо побелело, губы посинели, почти почернели и дрожали – то ли от холода, то ли от страха.

     – Г-галька,  т-ты чт-т-то? – спросила я и почувствовала, что тоже вся дрожу.
     – Чт-т-то?
     –К-к-как чт-т-то? Т-ты ж-ж-же т-тонул-л-ла! А я т-т-теб-б-бя сп-п-пасал-л-ла!
     – Я т-тонул-л-ла?!. Т-ты что?!. С-с-с ум-м-ма с-сощла?.. Я н-н-нырял-л-ла! Я р-рыбок хот-т-тела п-посм-м-мотрет-т-ть и н-н-нырнул-л-ла… А од-д-на р-рыбка мне в н-нос з-за-л-лезла…

     Мне хотелось заплакать: моя подружка чуть не утонула, я бросилась её спасать и тоже чуть не погибла, а она теперь ни в чём не хочет признаваться. Рыбок она смотрела, видите ли! Силы покинули меня, и я опустилась на землю. Галька села рядом.

     – Если бы я действительно тонула, то как бы ты меня спасла? – с иронией спросила подружка, когда через какое-то время мы обе успокоились и перестали  трястись.
     – Как, как?.. Как-нибудь! – ответила я неопределённо, но уверенно и посмотрела на небо. Оно было чистое-чистое, синее-синее, залитое солнцем. В нём стоял чудесный запах скошенной травы и заливались жаворонки. Белое облачко исчезло, будто его и не было…

     В воскресенье бабушка пришла из церкви.

     – К исповеди ходила, – сказала она домашним. – Новый батюшка исповедал. Про внучку некрещеную ему рассказала…
     – И что новый батюшка сказал? – мои родители весело переглянулись.
    – То, что и прежний говорил: вырастет – сама придёт в церковь и покрестится.

     Родители засмеялись:
     – Старая, как малая.

     Бабушка молча прошла в комнату, где стояла её кровать, села на краешек, опираясь рукой. Вздохнула. Я подошла к ней, села рядом, взяла её за руку и почувствовала, какая маленькая, сухая и тёплая ладонь у моей любимой бабушки…

     Встав взрослой, в тридцать лет, я приняла крещение. Сама пришла в церковь и покрестилась.
(Перевод с белорусского языка автора).

Рассказ опубликован в книге "Дзяўчынка з Вішнёвага завулка", издательство "Мастацкая літаратура", Минск, 2016.
Рисунок Оксаны АРАКЧЕЕВОЙ.