Мёд мечты

    
      Мы с моим старым знакомым Витькой бродили по пышному ташкентскому базару. И не столько выбирали что-то конкретное, сколько любовались роскошью южного изобилия и колоритом милых нам лиц земляков.
      Мы встретились случайно, долго не виделись, у нас  выдался редкий свободный денёк, - и мы решили зайти сюда, подкупить чего-нибудь и отправиться к нему домой: попить винца и посплетничать по-приятельски.

                *

      В медовом ряду мы оба обратили внимание на старика с пирамидой разнообразных посудин.
      Худощавое, прожаренное солнцем лицо его было будто вырезано из тёмного дерева. На нём был сильно поношенный простой халат, съёженная от дождей и долгой жизни тюбетейка, и самая непритязательная, без воротника, опрятная белая рубашка.

      Почему-то мы оба сразу остановились около него.

      Он с ласковым достоинством смотрел на проходящих мимо людей, и никого не зазывал с темпераментным напором, как его молодые соседи.

      Я давно заметила: люди, долгие годы живущие на пасеках, около пчёл, часто отличаются особым выражением лица. Мирная, почти библейская, жизнь как будто роднит человека с природой и богом, и придаёт их поведению вот такое несуетное состояние.

      Старик заметил нас и оживился:

      - Посмотрите, хороший мёд, свой мёд! -

      Мы подошли ближе.

      - Попробуйте, девушка: горный, хороший мёд! - приговаривал он, протягивая мне на ложке большой кусок.

      Я была вообще-то пенсионеркой со стажем, и к мёду равнодушна, но в благодарность за позабавившую меня "девушку" я осторожно взяла с ложки небольшую крошку мёда и положила в рот.

      - М-м! - одобрительно сказала я, - хорош, да! -

      Приятель мой показал на какую-то невзрачную чашку:

      - А этот почём? -

      Старик взволнованно встрепенулся, взял эту чашку двумя руками и протянул ему.

      -О... этот мёд - дорогой мёд... - он подыскивал слова, - это - мёд-мечта!.. -
      - Мёд мечты? - с улыбкой переспросил его Витька.

      - Да, да, сынок, так! -

      - Можно попробовать? -

      - Пробуй, пробуй, бери! -

      Витька макнул палец в чашку и облизнул его. Посерьёзнел. Посмотрел на меня. Потом вынул деньги и отдал старику.

      - Приходите ещё! - радостно пригласил старик
.
      - Обязательно! - пообещала я, обернувшись. - Хайр, ака! -

                *

      Вдоволь нашатавшись по базару, мы завалились домой к Витьке, и возбуждённые от голода, соорудили на скорую руку стол из разных вкуснятин. Будучи ровесниками, серьёзно подержанными годами, мы, тем не менее, язвой желудка не страдали, и могли позволить себе иногда наслаждаться маленькими радостями жизни. Чем немедленно и занялись.

      Пили, ели, хохотали над анекдотами. Когда застолье дошло до чаепития, Витька разлил в пиалы чай и указал на мёд:

      - Пробуй! -

      Я отказалась.
      А он взял мёд в ложечку, отправил в рот. И опять посерьёзнел. Замолчал.

      И вдруг стало происходить что-то необычное. Он заговорил стихами.

      Он откинулся на спинку кресла и стал читать:


      - Каждому мужчине столько лет,
      Сколько женщине, с какой он близок.
      Человек устал. Он полусед.
      Лоб его в предательских зализах.

         А девчонка встретила его,
         Обдавая предрассветным бризом.
         Он готов поверить в колдовство,
         Покоряясь всем её капризам... -


      Я во все глаза уставилась на него: Витька? Старый разведенец, убеждённый холостяк, насмешник, - и Сельвинский?.. Никогда не могла предположить в нём такого тонкого вкуса!..

      А он поднёс к лицу ещё ложку, вдохнул запах, и сказал:

      - Знаешь, этот мёд пахнет юностью...-

      - Чьей? - шёпотом спросила я.

      - Её. - ответил он.

      Это уже было похоже на тайну., и я не могла пошевельнуться, и почти перестала дышать. Тайна - она как птичка: ворохнёшься неосторожно - улетит.

      Я не хотела её пугать. И только с изумлением смотрела на Витьку: вот тебе и раз! Только что всё было так хорошо, так просто и понятно, - а теперь я зябко и настороженно подобралась, будто каким-то образом перенеслась из привычной жизни в общество одинокого незнакомого человека. И я знала о нём только то, что его зовут Виктор. И больше - ничего!..

      Он сидел передо мной, напротив, в какой-то невзрачной рубашке с оторванной пуговицей, в обшарпанных шлёпках. Облысевший, как старый ворон, плохо выбритый, усталый. И если бы ему дали в руки старомодный пузатый портфель - он был бы вылитый бухгалтер какого-то унылого учреждения.

      - Понимаешь, - опять заговорил Витька, - предрассветный бриз - это такая штука, которая не выбирает подходящее нам время: захотел - и налетел. Ему безразлично, старик ты - или юнец...
-
      Я потихоньку осваивалась в ситуации: поёрзала в кресле, глотнула чаю поделикатней и порадовалась вернувшейся способности двигаться и трезво мыслить.

      - Ты влюбился? - подозрительно спросила я.

      Он усмехнулся. И стал опять читать.

      
      - Никогда не перестану удивляться
      Девушкам и цветам!
      Эта утренняя прохладца
      По белым и розовым кустам...
      Это слёзы листвы упоённой,
      Где сквозится лазурная муть.
      Лепестки, что раскрыты удивлённо,
      Испуганно даже чуть-чуть.
      Эта снящаяся их нежность,
      От которой, как шмель, закружись!
      И неясная боль надежды
      На какую-то возвышенную жизнь...-


      Он смотрел мимо, в окно за моей спиной, будто и впрямь видел там этот самый бриз. А я не оборачивалась. Потому что знала: ничего такого там нет.

      - Всё ясно, - поставила я диагноз, - кризис мужского переходного возраста. В результате визуализации мечты в жизни появляется объект любви. -

      Читала я, у разных продвинутых психологов, что пожилые мужчины тянутся к молодым женщинам потому, что собственной энергии уже не хватает, а либидо ещё не угасло!

      - Девушкам он удивляется, - с брюзгливым сарказмом продолжала думать я. - Романтик... Старая перечница...-

      Внутренняя я, не встречая сопротивления своим мыслям, сжав рот в скорбную гузку, жалилась:

      - Конечно... Молодых ему подавай... А мы, ровесницы? Нас уже побоку? Нам-то что делать?..-

      Потом я отметила про себя, что Витька всё-таки славный мужик, и в таком естественном устройстве человеческой жизни не виноват.

      А я? Меня - влекут ровесники?

      Я критически осмотрела Витьку, и волна жалости подкатилась к сердцу: пять волосиков на темени, - как бы бризом-то не сдуло! В расстёгнутой рубашке виднеется дряблая от усыхающих мышц и жирка грудь...

      Кто-то, вздохнула я, разминувшись с нами, скачет во весь опор туда, на свой ликующий праздник, а нас-то лошадки уже с ярмарки тянут...

      - Ладно, - буднично сказала я, - а пойду-ка я. Слушай, Вить, дай денег до завтра? У меня подруга в больнице лежит, - пойду, куплю ей мёду у того дедка. Она у меня стихи пишет. - может, пригодится...-

      Он принёс мне деньги, и я с облегчением покинула обитель грусти и печали.

      - Какой смысл, - размышляла я, - печалиться о том, чего нам не изменить? Кроме анестезии ничего нам тут не поможет. -

                *

      Я вернулась на базар.

      - А я опять к вам, за мёдом, - сказала я старику. - Дайте мне того же, что взял мой друг.-

      -А-а, понимаю...-

      Он достал небольшую банку тёмного мёда и взял деньги.

      - Скажите, ака, что это за мёд у вас такой особенный? Почему он такой?-

      Он улыбнулся и помолчав ответил:

      - Это мёд горный. В горах машин нет, тихо. Чистый воздух... Посмотри, дочка: видишь облака? Высоко идут! А там, в горах, они к ногам ложатся. Там - к Аллаху близко... И мёд там - для... - он приложил руку к груди, к сердцу.
               
                *

      Я шла, глядя на банку в пакете, и старалась представить, как примет этот мёд мечты подруга...

                *

      - А что, - озорно зафантазировала я, - вот бы прислониться к какому-нибудь молодцу подходящих лет! К какому-нибудь импозантному интеллигентному бизнесмену! Я таких по телевизору видела.
      ...Вот он подъезжает - на джипе - к нашему дому и зовёт:

      - Ты готова, дорогая? -

      Я, конечно, готова.

      Мы едем в бутики, где можно обалденно дрянную дерюжку купить за такие бабки, что ценник нужно не отрывать, а использовать как бейджик винтажных вещиц.

      Потом мы с ним в кокетливых белых одеждах поскачем по корту с ракетками.

      Потом... Потом перекусим в ресторане, и отправимся домой. Там он оставит меня, и уедет к своему бизнесу.
      А я займусь чем-нибудь полезным в хозяйстве: может, буду холить кастрированных лохматых уродцев со сплющенной мордой, или намазывать на холст умопомрачительные картины, - ну, высосу что-нибудь из пальца!..

                *

      Довольная своими издевательскими фантазиями, я поднималась по лестнице домой. Навстречу спускалась соседка с тазом мокрого белья.

      - Чо там прикупила? - кивнула она на пакет.

      - А мёд особенный, - ответила я.

      - Какой такой особенный? -

      - Заходи, посмотришь. Только поскорей: в больницу уйду, унесу!-

                * 

      В прихожей я достала из пакета банку. Она была накрыта полиэтиленовым лоскутом и перетянута резинкой. Открыв её, я с любопытством поднесла её к лицу...

 


      Так пахло... в буйных зарослях заброшенного пионерского лагеря в Заамине, куда мы с друзьями ездили на отдых!..

      Я вспомнила, как раскинув руки лежала в высокой нетоптанной траве и смотрела в небо, улыбаясь от беспричинного счастья. Невдалеке шумела узкая, но бурная речушка, где-то глухо звучали восторженные голоса детей.

      Это был рай!

      Мне было тепло. Я никуда не спешила. У меня ничего не болело.

      Молчала даже глубокая тоска, сменившая утраченную любовь...

      ...В какой-то момент, - я не уловила - когда, - стало пасмурно. Серо. Абрис любви, печально отлетевшей в прошлое, заслонил моё солнце...


      Утраченная любовь!

      Это беспощадная боль метаморфозы, превратившей двух любящих, мужчину и женщину, в два истребителя, с рёвом летящих в лоб друг другу, - несвернувших...


      А из-за спины этой боли поднималась другая. Медленно отводящая туман со своего лица.

      У неё было обыкновенное мужское лицо с разными глазами. Полускрытый усами рот. И взгляд всё принявшей усталости.

      Это ты.

      Ты, тихо говорящий своим голосом - мои слова. Ты, который столько лет жил на одной со мной земле - и не дождался.

      Ты нужен был мне любым. Старым. Больным. Нищим. Забытым. Неподвижным.

      Для счастья мне достало бы, чтобы ты только видел и слышал меня. Мне хватило бы - прикасаться ладонью к твоему лицу. Говорить с тобой часами. Молчать с тобой. Плакать с тобой. Видеть ласку и волнение твоих глаз. Кормить тебя. Служить тебе.
      И я пела бы тебе!..

                * 

      Какие-то боги на свою зверскую потеху разъединили то, что было друг другом, одним целым, - и вбросили в разные концы лабиринта: ищите!

      Мы с тобой шли долго. Мы все глаза проглядели...

      Ты уже устал: нас разделяли не только тридцать лет, но и тяжесть войны. Твоей войны, которую ты нёс в себе. И ты уже вырвался из лабиринта в никуда.

      ...А я - всё ещё иду. Зная, что ты - нигде.

                *

      Горькая мечта моя!

      С какой полыни собирался мёд твой?..

                *

      Испуганная соседка подбежала ко мне:

      - Господи! Что ты, что ты? Напугала меня... Да что ты так плачешь, будто умер кто! Подумаешь - банка разбилась! Ещё купишь! Ну! Ну! Всё прошло!..