Письма из армии. Сборы

Май–июнь 1998


 Привет  Ольга!

 Прошла  неделя  нашего пребывания в  армии и я хочу поделиться  с  тобой  мыслями и впечатлениями переполняющими меня.

 Наша  поездка  на сборы, после  прохождения курса военной  кафедры в Университете, долгое время  оставалась под вопросом. Реформа, понимаешь ли. Но всё-таки это  случилось!

 Артиллерийская часть,  куда  мы  приехали  находится  в Ленинградской области, в населённом  пункте Городок. Нас – пятнадцать  подстриженных  молодых  людей, горящих желанием  принести пользу Отечеству  на  ниве  военной  службы в  течение месяца  и больше  не  иметь никаких дел  с этой формой занятости  населения  никогда.
 
 Серые  ворота со  звёздами, кирпичная  будка  проходной, и вот  мы  внутри…
 
 Первое, что  бросается  в  глаза  -  необыкновенная  чистота  и  аккуратность.  Зелёные  квадраты  газонов, оконтуренные  красно-белыми  полосками бетонных  паребриков,  ровные,  с искорёженным  от времени  асфальтом,  дорожки. По  углам  газонов стоят синие  таблички  с указанием  Ф.И.О.З. (фамилия,  имя,  отчество и  звание)  ответственных  за  порядок  на  данном  участке  территории. Домики  в  воинской  части выкрашены  в  один  цвет, правда,  определить его довольно  сложно, со времени покраски прошло  много лет, и цвет  домов какой-то  красновато-оранжево-жёлтый с серым  оттенком.   
Первая неожиданность название казармы – «солдатское общежитие». Рядом со входом стоит несколько человек в военной форме – солдаты. Исподлобья они посматривают на нас и улыбаются. Когда мы заходили внутрь здания с их стороны, словно нож в спину, донеслось саркастическое, резанувшее слух: «Добро пожаловать!»
   
 Расположились  мы на первом этаже – в казарме РаАДн (Разведывательный Артиллерийский Дивизион).

 Впечатлила надпись над выходом из казармы, предупреждающая нерадивых любителей выпить: «Антифриз – яд! 100гр. антифриза – немедленная смерть! Менее 100гр. – медленная мучительная смерть в течение 2-х, 3-х суток». Жизнеутверждающее предупреждение!
 
 Интерьер в казарме скупой – ничего  лишнего. Двадцать восемь четко выровненных кроватей, застеленных синими одеялами, 14 тумбочек, разделяющих кровати, 28 табуреток расположенных вдоль спинок кроватей – вот и вся меблировка. Впрочем, нет! Еще спортивный уголок – узкий лежак для штанги (плюс сама штанга), аппарат для накачивания мускулов и ещё пара каких-то диковинных приборов того же рода.

 Ленинская комната – пережиток старого времени. Внутри столы с деревянными креслами. Здесь же хранится весь книжный фонд казармы – полусотня книг самой разнообразной тематики: начиная от «Артиллерии стран членов НАТО» и «Тезисов XXVII съезда ЦК КПСС», заканчивая детективами Хаксли и Чейза.
В том же день мы получили форму. Судя по ее виду она нисколько не изменилась со времен Великой Отечественной. С одной стороны, это, конечно,  показывало насколько хорошо она была в свое время продумана, с другой же … М-да!
 
 Итак, поношенная гимнастерка, пилотка, пузатые галифе, сапоги (у кого хромовые, у кого юфтевые, а у кого и кирзовые – кому как повезло, в соответствии с подошедшим размером; мне, к счастью, достались хромовые,  я так и не познал тяжесть и неудобства «кирзы») с едва державшимися каблуками (некоторые ребята потом мучались, прибивая их маленькими сапожными гвоздиками) и, наконец, ремень  (с ремнями нам вроде тоже повезло – бляхи  были закрашены, и мы были лишены солдатского  шика и мучения – натирать до сияния  её  блестящую   поверхность) так мы выглядели после переодевания. Остаток дня  провели, пришивая погоны и воротнички. С воротничками нам еще предстояло регулярно возится, по мере загрязнения они отпарываются и заменяются чистыми, а вот погоны пришиваются раз и навсегда (если, конечно, ты не получаешь новое звание – в этом случае тебе придется украшать «гордость  формы» новыми лычками). Погоны вызвали новую волну удивления, даже знатоки военной символики  не смогли сказать какого времени полученные нами курсантские погоны. Обычно погоны у курсантов (по крайней мере, нас ими здесь считают) черные с желтыми полосками. Нам же выдали черно – белые погоны. Теперь мы выглядели вроде белогвардейцев.

 Всё–таки непривычное для парней занятие – шитьё. Многие даже не успели все пришить в этот день, а уж, сколько ругани было… 

 Из примечательных событий первого дня можно отметить знакомство с нашим непосредственным начальником коренастым, усатым человеком в камуфляже  представившимся, как:
- Меня зовут старший прапорщик Мельников! Я назначен старшиной сборов в этом году.

 Ближайшие трое суток показали, что над нами стояло около шести непосредственных начальников.

 Плюс ко всему нас обозвали первым взводом, в разведывательной батарее (вторым стали геологи, приехавшие днем позже), и разделили на два отделения. Соответственно среди нас появились: зам. командира батареи Витя с кафедры океанологии, зам. командира взвода Юра с эконом географии, и два командира отделения Игорь с океанологии (I отделение)  и Сергей с эконом географии  (II отделение, где я и оказался).
  Уф–ф, вроде всех начальников перечислил!
 
 На ужин нам в этот день дали кашу с рыбной котлетой и чай с бутербродом (кусок батона со сгущенным молоком). Котлета почему-то отливала синевой и от нее, потом у некоторых была изжога, а вот сгущенка стала приятным сюрпризом.
 
 Витя назначил первых дежурных по казарме, т. е. дежурный был один, но у него в распоряжении находились двое дневальных. Эти люди отвечали за порядок и чистоту в казарме.

 В первые ночи, ложась спать, я заворачивался в одеяло как конфета в обертку, но всё–же замерзал и под утро просыпался оттого, что коленки у меня упирались в подбородок (градусник в помещении показывал +10 С).
Армейские будни протекают довольно однообразно.
    - Батарея подъем! – крик дежурного разносится по казарме. Значит, шесть утра, пора вставать, причем, чем быстрее, тем лучше. – Форма одежды   №3.

 В армии каждой погоде соответствует свой вариант обмундирования при проведении зарядки. Всего их четыре: первая самая легкая -  сапоги, галифе;  четвертая -  полное обмундирование.

 По утрам в эти дни было очень холодно, поэтому все старались быстрее начать двигаться.

 После зарядки можно заправить кровать, умыться, побриться. Утреннее построение – осмотр батареи старшиной.
 
 Прием пищи в армии коллективный, поэтому все строятся и колонной идут в столовую. Причем не просто так идут, а с песней. Наша песня поднимает аппетит, прибавляет бодрости и выводит из себя местное начальство. Нет! Не оттого, что они не любят хоровые пения, просто песня у нас такая. «Маруся» из кинофильма «Иван Васильевич меняет профессию». Еще в городе мы решили, что эта песня как раз подходит для наших сборов. К концу недели мы, правда, уже начали жалеть, что выбрали для строевой хорошую песню, когда тебя ее постоянно заставляют исполнять, она начинает надоедать. Надо было выбрать что-нибудь менее душевное, что можно было бы горланить без сожаления. А местных офицеров она раздражала, своей несерьезностью.
 
 После завтрака – учеба, то, ради чего мы сюда и приехали (получаем военную специальность). Вся неделя была  посвящена общевоинским дисциплинам: зубрили устав, знакомились с установкой мин, тренировались передвигаться перебежками, надевать противогазы и ОЗК (Общевойсковой Защитный Костюм – это от радиации) познавали стрелковое оружие (автомат, пистолет). 

 Строевая подготовка – своеобразный символ армии. Прапорщик часами готов был гонять нас по плацу (ровная заасфальтированная площадка установленных размеров, специально созданная для отработки четкого армейского шага; на ней так же проводятся торжественные воинские церемонии), заставляя всю батарею идти в ногу, чеканя шаг и выдерживая ритм. У каждого в отдельности ходить, как следует еще получалось, но вот когда мы пытались пройтись вместе… «прапор» начинал выходить из себя... Хотя, справедливости ради, стоит отметить, нас  сильно не мучили – часами по плацу мы не ходили, так пару часиков после обеда и все.

 Как-то, наше командование решило, что мы уже готовы к тому, что в армии называется общим построением, происходящем на плацу ежедневно для всей артиллерийской бригады. Смотришь парады? Так вот, хоровой ответ: «Здравия желаю, товарищ командир», на приветствие большого военного  начальника – и есть, что–то типа того. Мы тоже смотрим парады, поэтому, после того как, командир бригады  нас поприветствовал, в ответ он услышал наш рев: «Здравия желаем, товарищ полковник!» Вот только ответом нам был смех… кричали мы одни. Командир бригады побагровел.
 
 Как выяснилось, нужно было выдержать солидную паузу, что нам и было незамедлительно продемонстрировано остальными солдатами срочниками. Их, кстати, было не намного больше нас, но прогорланили они приветствие так, что создавалось впечатление, будто бы на плацу человек сто – двести. Так или иначе, но нас на общее построение уже больше не гоняли.
Обед начинался в 14.00, таким образом, за семь часов, прошедших с момента завтрака, мы успевали здорово проголодаться.
 
 После обеда часто начиналась САМПО (самостоятельная подготовка), иногда сидели с зеленой книжкой  армейского устава – делали вид, что заучиваем. По сути, с этого времени у нас начиналось свободное время.
 
 Свободное время  у не свободных людей – парадокс. В это время можно было написать письмо домой (отправление бесплатное, между прочим), пришить новый воротничок, почитать книги, поиграть в интеллектуальные игры – шашки, шахматы. Кстати довольно популярный способ проведения досуга. Нам даже достали новый комплект шахмат: мы распаковали фигуры из полиэтилена и достали торговую этикетку. На ней значился год выпуска – 1967, то есть тридцать лет шахматы были в глубокой консервации!

 Трёх человек каждый день с позволения командира отпускали на пол часа за пределы части до магазина. В основном покупали сигареты, напитки (днем стояла жара), печенье (такая маленькая радость, как сладость приносила несравнимые с доармейской жизнью приятные эмоции). Впрочем, сам по себе выход за пределы части уже был праздником, омрачаемый только необходимостью возвращения!   

 Я отдавал предпочтение иному виду проведения досуга. Как только выдавалась свободная минутка я шел в Ленинскую  комнату, садился за стол, и, устроившись максимально удобно, – засыпал. Все наши, без исключения, страдали от недосыпания. Трудно было после домашнего режима сна перестроится под военный. А так как днем на кроватях лежать было запрещено, то ребята научились спать в любых положениях, используя выдавшуюся свободную минуту. Апологетом простоты подхода вновь стал мой друг и сосед по общаге Серёга. Он просто ложился на пол, показывая тем самым неприхотливость российского воина.  Ну, а другие использовали для этих целей столы (на которые можно было приклонить голову), табуретки (главное её к стене прислонить, для создания дополнительной точки опоры), лежак для штанги (здесь сложностью являлась его узость – уснув можно было завалиться на бок и упасть), или просто в нарушение устава ложились на кровати, пользуясь отсутствием начальства.
 
 В среду приехали геологи – восемь человек, и стало немного «веселей» - появилась полноценная возможность поиграть в футбол и волейбол.
 
 В пятницу у нас случилось выдающееся событие – нас повезли на стрельбище. В машине я поминутно «клевал носом», безуспешно пытаясь поспать подпрыгивая на кочках -  накануне я побывал в шкуре дежурного по казарме. 

 Так как дежурный официально на посту спать не может, то перед дежурством днем ему разрешают официально поспать в кровати. Я и не представлял какую радость может принести полчаса здорового сна!

 Функции дежурного заключаются в поддержании порядка и чистоты в казарме в течение суток; для чего ему в помощь даются двое дневальных. За каждую вещь из казармы дежурный отвечает головой. Началось дежурство с принятия имущества казармы по описи от предыдущего наряда. Этим же и закончилось. Вопреки установленному порядку, ночь была разделена нами на три промежутка бодрствования. Не успел я лечь, как по «закону подлости» появился дежурный офицер. Естественно, в течение пятнадцати минут он высказал мне всё, что думает об о мне и дисциплине.
 
 После того как он ушел, я лег, и к своему удивлению мгновенно заснул  не  отягощенный мучениями совести.
 
 Под утро я подпрыгивал на жесткой скамейке в машине вместе со всеми отправленный на стрельбище. Не заметно  пересчитав все колдобины по дороге - мы приехали к месту назначения.
 
 Невысокое трёхэтажное здание посреди леса. Тишь, да благодать…. Все расслабились в ожидании.
- Ба-бах!!
 
 Оглушительный выстрел заставил вздрогнуть всех вальяжно ожидающих молодых стрелков. Просто один из подполковников решил испытать автомат. Я никогда не слышал выстрела стрелкового оружия такого калибра так близко. От каждого последующего выстрела я (как и многие мои товарищи)  буквально подпрыгивал. Как к этому можно привыкнуть?…
 
 Сначала стреляли из «Калашникова», самого надежного автомата всех времен и народов. Из автомата я отстрелялся неудачно. Хотя на военной кафедре в составе факультетской команды  выиграл соревнование по стрельбе из малокалиберной винтовки среди факультетов университета. Тогда же куратор соревнований, узнав что мы с географического факультета понимающе кивнул: - Наследники Пржевальского!
Затем у нас началась стрельба из пистолета, в котором снова отличился Серёга. Встав по ковбойски, широко расставив ноги (вовсе не так как нас учили, чем насмешил всех окружающих), он выбил больше всех очков!
 
  Я держу в руках смерть. Смерть не очень большая. Тяжелый металл, окрашенный в зеленый цвет,  холодит руку. У меня в руках граната! Это самое сильное ощущение за этот день.

 Стоит только выдернуть чеку и подождать пять секунд…

 У других ребят похожие эмоции отражаются в глазах. Зато офицеры и прапорщики шутят и смеются, небрежно покуривая, разбирая ящики с гранатами. 
- Лови! – прапорщик кинул гранату Вите, которому как командиру предстояло первому метнуть это опасное оружие из окопа. Его первого отправили на этот подвиг. Наш армейский куратор ему так и сказал:
- Командир взвода!! Двигай на подвиг – нах!! 
   
  Взрывы огласили тихие окрестности зеленого полигона. Вскоре к взрывам присоединились одинокие щелчки пистолетных выстрелов и автоматные очереди. Выкинув свою гранату из окопа, я, пересыщенный эмоциями, прилёг на полянке, поблизости от своих. Слух совершенно адаптировался к грохоту на полигоне и нисколько не напрягаясь от окружающей какофонии, я полностью  расслабился.
 
 В заключение поездки мы еще поползали по стрельбищу в поисках использованных гильз – отчётность в армии могла довести, кого угодно.
 Солдатское счастье – что это? Поесть, поспать, закосить от работы и … помыться. Сразу после приезда с полигона нам дали возможность познать его в полной мере – нас отправили в баню.
 
 Сколько написано о целебном жаре русской бани. Обжигающий пар с раскаленных камней парилки. От одной мысли о бане уже становилось легче жить.
 
 Скинув грязную, опостылевшую за эту неделю  форму,  мы открываем двери в это божественное заведение.

 Помещение бани – большая каменная комната. Вместимость большая. Температура маленькая. Это от открытой форточки для проветривания. Но на всю нашу дружную компанию – две шайки (тазика) и два душа. Да и те заняты срочниками с наслаждением фыркающими под струями тёплой воды. Парилка в бане отсутствует – видимо отнесена к гражданской роскоши.

 Но несмотря ни на что – баня это здорово. Мы смыли с себя не только пыль и грязь, но и усталость всей недели. После бани мы получили чистое бельё: выцветшие майки и трусы, и серые портянки. Всё кроме трусов новоиспеченные курсанты приняли безропотно. Трусы же отдали обратно прапорщику. Выдали нам и новое постельное бельё потрясшее всех ослепительной белизной, оно хрустело в прямом смысле, когда мы его застилали. Я, вообще, никогда не видел такого чистого белья!! Причина его выдачи выяснилась очень скоро. Пришла весть о приезде штабного начальства. В грязь ударить лицом было нельзя, поэтому грязь убирали из части.

 На следующий день меня отправили чистить картофель на кухню, в помощь дежурившим срочникам. Для чистки картофеля в особо крупных размерах существует автоматическая картофелечистка. Этот нехитрый прибор чистил картофель самостоятельно – единственный недостаток – он не умел удалять «глазки». Для этого ему в помощь выделялись два срочника, а уже в помощь им был выделен я. Здесь я услышал последние слухи.
- Говорят, скоро вас разбросают по казармам среди нас. Вот тогда и узнаете, что такое «дедовщина»! Ночами спать не будете.

 Круглоголовый, коренастый солдат в потёртом камуфляже, Роман, ловко орудовал ножом, и непринуждённо, искренне и по-доброму, размышлял, что «дедовщина» для молодых (т.е. есть в данном случае для нас) очень полезное и нужное явление. 
Второй срочник, в измятой гимнастёрке, с большой бритой головой (типаж Войновичевского Ивана Чонкина) – молчал. Он уже неделю не вылезал с тёплого дежурства со столовой, оставаясь в столовой и днем и ночью. Так что и вид у него был соответствующий. Не сапоги, а огрызки какие-то, вся форма замызгана.

 С солдатами срочниками мы виделись регулярно во время приёмов пищи. Они всегда первыми приходили в столовую. Как-то, выходя из столовой и направляясь в сторону казармы, так как дежурство по казарме освобождало меня от общего строя, коим следует двигаться после еды, я услышал разговор двух срочников.
- Смотри. Вон хромовые сапоги идут (это об о мне).
- Ну и…?
- У тебя же дембель скоро! Взял бы себе на память..
- Да, ну… сапоги то – старьё…

 Два дня по казарме ходили слухи о крестовом походе против студентов, который ночью планировали осуществить дембеля.
Настоящие же «разборки» проходили на волейбольной площадке. Андрей с океанологии даже встретил во время одного из матчей земляка из Чебоксар. Землячество в армии – узы крепче родственных, и, скорее, напоминают кровное братство некоторых горных народов. Но больше всего я узнал об армейском бытии за те два часа, пока чистил картофель.
- Наряды… Да, нас постоянно в них гоняют. Самый удобный наряд на КПП, там спокойно поспать можно. Пить лучше всего в столовой. Уходишь в наряд по столовой. Дружбаны приходят помочь глазки выковырять, как ты сейчас. И бухаешь. Пить то как то надо!

 Рома совершенно легко и по простому размышлял об армейском быте. Около получаса они с Сашей (похожим на Чонкина) вспоминали фильмы, увиденные до армейской службы. О городе эти ребята говорили с уважением, как о чём-то недоступном и непознанном. Чувствовалось, что армейская жизнь приучила их к этому простому и бесхитростному существованию. Существованию, где в уставе учтены практически все аспекты жизни, а для удовлетворения желаний достаточно ежедневных мелких нарушений: самоволка, спиртное, свиданки и т.д.
- В конце-концов, что мы? Работать всё время обязаны? Надоедает – сваливаешь в туалет, чтоб не попадаться на глаза начальству и вроде как нет тебя.
После ухода из столовой мне еще долго, стоило закрыть глаза, представлялись бескрайние горы картошки.

 Сойти с ума у нас были и другие поводы. Чего только стоила история с утюгами.
В начале недели прапорщик принёс нам два утюга. Один новенький (по внешним признакам) – белый. Второй – старинный, нагревавшийся по полчаса. Принёс под ответственность дежурных: сломается покупают новые. Каждый наряд теперь тщательно проверял исправность утюгов, при смене дежурства. Я думаю, что при других условиях утюги просуществовали бы в целости и сохранности также долго как и их гражданские собратья, но в атмосфере страха перед их поломкой…

 Первый утюг сломался на второй день – он не дымил и не взрывался – он просто перестал нагреваться. Как Игорь его не разбирал и не собирал, работать тот так и не захотел. К Мишиному несчастью именно в его руках утюг «испустил дух», а потому с него дежурные взяли расписку о «скоропостижной смерти» нагревательного прибора в руках. Подписку дежурные подшили в журнал (в который прапорщик так и не заглянул). Второй утюг был более опытным и сильным духом. Умирал он видимо уже не первый год. И однажды утром он не проснулся, и его душа на четвертый день пребывания в казарме РаАДН присоединилась к своему более хлипкому собрату. Виноватого к всеобщему облегчению не нашли, но казарма осталась без утюгов. Пришлось пользоваться дедовскими способами – две железные монетки, зажатые в пальцах, между которыми проводились галифе хорошо наводили стрелки.

 Стрелки на галифе нам понадобились в самый знаменательный день сборов – день военной присяги (наверно, по значимости он уступал только долгожданному дню окончанию сборов). В этот день ребята становятся воинами, присягая на верность своему Отечеству и народу. С этого дня начинается истинная воинская служба. После присяги ответственность за нарушение армейского распорядка становится действительно серьёзной.

 Воскресенье – торжественный день присяги. Главный фельдшер части (он же знаменосец) – выносит на плац знамя части. Мы, выстроившись в два ряда, по очереди подходим к знамени и присягаем на верность Отчизне. За нами наблюдают приехавшие из города родители, родственники, братья и сёстры, друзья. Мы с Мишей и Серёгой можем радоваться – хоть к нам не приехали родственники, зато у нас есть друзья. К нам приехал Коля, проходивший здесь сборы годом раньше и понимавшим, как здорово, когда к тебе кто-то приезжает. С ним прибыли наши одногрупницы – Юлька с Катькой, наши  товарищи по практике.
 
 После принятия присяги – торжественный марш перед комбригом и штабным начальством. Судя по тому, как менялось выражение лица комбрига марш оценён на неудовлетворительно. Круг завершён. Осталось пройти с песней. Ну, сейчас мы покажем…!
- Отставить песню!!

 Команда звучит откуда-то со стороны. Мрачный комбриг дал отбой, и махнув рукой, сошёл с трибуны. Обиделся что-ли? А что можно успеть за неделю, при постоянных нарядах?

 После присяги тех, к кому приехали гости, отпустили на прогулку, чтобы не болтались в пределах воинской части.

 Свобода! Мы отошли от расположения части на максимальное расстояние, чтобы избежать «вредоносного воздействия» воинского устава на нас. Расположившись на солнечном пригорке среди молодого соснового бора, я почувствовал (как наверно и ребята) свободу и любовь к этой жизни.
- Ну, за вас, бойцы! – Коля с улыбкой поднял импровизированный бокал – пластмассовый стаканчик с водкой.

 После пары стаканчиков я вдруг осознал, что в отличие от ситуации на гражданке, где некоторое количество алкоголя позволяло расслабиться, сейчас спиртное мешало наслаждаться свободой. После обеда в расположении части, Мишке с Юркой пришла идея взять в прокат лодку. Мы с удовольствием катались по озеру, попивая пиво. В этот вечер мы едва успели посадить гостей на последний транспорт и вернуться к ужину в часть.

 Остаток этого дня я и посветил посланию к тебе.
Привет тебе от нас всех.
P.S. Ты не представляешь как здорово, что есть возможность писать отсюда кому-то!


 Ольга привет!

 В первый день лета выдалась свободная минутка между нарядами, строевой подготовкой, учёбой и безустанными попытками выспаться, и решил черкнуть тебе пару строк.

 За забором идет жизнь, а мне, в первый день лета, почему-то пришли в голову мысли о начале Великой Отечественной войне. Виной тому приближение 22-го июня, наша форма – мало изменившаяся с тех времен, да и ощущения – мы «молодые бойцы», всё как перед началом трагического времени двадцатого века. И как сложилась бы наша жизнь, если бы, случилось подобное …

 Вообще-то, как-то в первом письме я не написал, но по военной специальности мы военные метеоролог. Или, если точнее, командиры метеорологических взводов. В течение трёх лет мы слушали соответствующие учебные курсы. В число наших занятий входила и метеоподготовка.

 Не только авиация использует данные о погоде. Знания о скорости, силе и направлении ветра, видимости, температуре и влажности важны для артиллерии: во время полета снаряда или ракеты, на неё влияют все метеорологические параметры.
Конечно, метеорология как наука не стояла на месте в течение ХХ века, и сейчас на вооружении нашей армии сложнейшие мобильные метеорологические комплексы, состоящие из двух и более машин, начиненных компьютерной техникой.

 Но техника имеет свойство отказывать, поэтому на лекциях военной кафедры мы учились пользоваться специальными метеорологическими линейками, вычисляя необходимые параметры только по рядам данных, которые поступали с метеозонда. Так что в случае отказа электронного оборудования мы легко могли бы получить необходимые артиллеристам и ракетчикам данные, пользуясь головой и логарифмической линейкой.

 Только на вторую неделю пребывания в армии нас познакомили с автоматизированным мобильным метеокомплексом «Улыбка».
 
 Но прежде, чем мы с ним познакомились - мы узнали, что такое армейские хозработы.
В один из дней армейское начальство выстроило всю группу курсантов перед казармой строем и стало отбирать по физическим данным на соответствующие работы.
Мне повезло – я был дневальным. Юра, наш запевала, зашел в казарму через час, и выругавшись в сердцах, процедил сквозь зубы:
- Как рабов на рынке…

 Потом он поведал, что в группу «силачей», которую отправили на тяжелые погрузочные работы, не попал, а посему был отправлен спинывать с газонов желтые цветки одуванчиков – газон по уставу должен быть  зеленым! Когда я, через день, сам попал на хозработы вместе со всем взводом на пол ночи, то при возвращении  в темноте в казарму у меня в голове крепла только одна мысль: дослужить этот месяц и не тратить свою жизнь на бессмысленное времяпрепровождение.

 Но лучше расскажу о хорошем. Когда я увидел наш метеокомплекс «Улыбка» я буквально влюбился в него.  Два маскировочного цвета фургона на базе мощных вездеходов «Урал».

 Первый фургон – это фактически компьютер, из крыши выдвигается мощная приёмо-передающая антенна, внутри фургона рабочее место главного оператора, который осуществляет в процессе зондирования управление компьютером.

 Вторая машина – это жилой кунг и генератор электричества. С помощью прицепа, который цепляется ко второй машине у метеовзвода имеются: баллоны с водородом для наполнения шаров – зондов, которые называются шар – пилот.

 Первое зондирование под руководством начальства показало, что наша военная специальность интересна и интеллектуальна.
Собственно алгоритм нашей работы прост.

 Мобильный метеорологический комплекс прибывает на место базирования. Место базирования, как правило, вблизи артиллерийской батареи, но в глубине за линией фронта.

 После прибытия на нужное место все шесть человек военного расчета как можно быстрее  развертывают комплекс. 

 У второй машины надувается водородом шар-пилот, и к нему прицепляется метеопередатчик. К первой машине подключается электрогенератор, активируется компьютер, выдвигается антенна, которая будет отслеживать шар-пилот.
Потом по проложенной телефонной линии, от первой машине ко второй, звучит команда.
- Пуск!

 Шар-пилот отрывается от Земли и быстро исчезает в небе. Теперь за ним следит только наша радиолокационная станция – антенна. Шар пилот может достичь высоты тридцать километров. Всё это время за ним неотступно следит радиолокационная станция, непрерывно получая данные о состоянии атмосферы.

 Вот в этом и состоит главная слабость нашей станции и опасность нашей работы. Излучение станции – отличная возможность засечь нас вероятным противником и шарахнуть ракетой по источнику излучения. Для того чтоб обезопасить себя придумано несколько способов защиты. Главный – вся работа нашего комплекса, включая развертывание, собственно зондирование и свертывание комплекса, расписаны по минутам.

 Наша задача научиться выполнять все функции: за операторским пультом, надувая шар-пилот, протягивая провода между машинами и проч. Естественно, существует не очень приятная работа. Например, водород – взрывоопасный газ, и возникновение любой искры в процессе надувания метеозонда чревато взрывом, поэтому чтобы обезопасить себя мы снимаем ремень (или сдвигаем его назад), бляха со скобой могут дать искру. Антенна нашей радиолокационной станции в одном из режимов даёт такое излучение, что если случайно направить её в этот момент на кого-нибудь из членов расчета, у него возникнут серьёзные проблемы со здоровьем. Так что мы стараемся делать всё чётко и правильно, а за нами постоянно наблюдают наши кураторы с военной кафедры.

 За несколько дней мы здорово наловчились работать на метеостанции. Подполковник Лысенко каждый день давал новые вводные, старясь  в кратчайшие сроки подготовить из нас максимально квалифицированных командиров метеовзводов.
- В вашем подчинении пять солдат, вы должны будете каждого научить его функциям. Для этого вы сами должны уметь работать в любой должности и справляться с любыми трудностями…, - прессингуя на третьем дне обучения, говорил подполковник.
В последний день, после окончания зондирования и свертывания комплекса,  Юрку (нашего общажного товарища) не имевшего водительских  прав посадили за руль.
- Веди машину. Ты всё должен знать!

 С расширенными глазами Юрка вцепился в баранку, но к счастью, для всех в гараж въезжал уже сам подполковник.

 В один из дней этой недели мы прожили по уставу. И оказалось, что день по уставу – это очень даже неплохо. Нас никто не гонял на хозработы. А то, до этого дня, устав трактовался только в сторону, нужную начальству. Например, когда мы вместо отбоя (в нарушении устава) на четыре часа были угнаны на работы: нам был обещан подъем на пару часов позже. Но утром, как ни в чем ни бывало, мы были подняты «по уставу» и отправлены на плац. 

 Выдалось у меня и свободное время в наряде, когда, будучи дневальным, стоял ночью на посту. Очень развивает мыслительные процессы. Только вот мысли были все о питании и сне. Что б съесть, да как бы поспать лишний часок. Только звуки ночной казармы отвлекали от мыслей: храп, перемежается со стонами (кто-то стер ноги в сапогах), кто-то разговаривает во сне. В общем, сон у ребят тревожный и никакой тишины в помещении нет.

 Забавно наблюдать разность «ментальности» военных и университетских людей. Всё наше военное начальство раздражает, то что мы никак не привыкнем отвечать: «так точно», «никак нет», «есть». Как правило, в первый раз на вопрос, требующий конкретного ответа, студент-курсант отвечает: как бы да, вроде сделал, кажется нет. Особенно военных раздражает «как бы», с которым они борются как могут.
Вот уже и конец недели, а письмо я так и не отправил.

 Скоро «экватор» - середина нашего пребывания на сборах. Погода стала хмурится: набежали облака. Не хотелось бы, чтобы она испортилась – нравится мне солнце. Веселее как-то жить…

 Кстати, с оказией нам Сергей – физгеограф прислал банку сгущенного молока. Мелочь – а так приятно!
Письмо писал урывками, почти неделю, так что постараюсь отправить в ближайшее время!
 Удачи! И привет от всех ребят!


 Здравствуй Оля!

 Мы с ребятами были рады получить от тебя письмо. Спасибо, что прислала весточку из города. Любая поддержка оттуда скрашивает часы проведённые здесь.
Экваторы, как ты знаешь, бывают разные. Есть географический экватор  обручем обтягивающий земной шар по середине.

 Утро нашего экватора (то есть дня, когда миновало пятнадцать дней из тридцати отведённых нам на сборы) выдалось тёплым. Я уже успел привыкнуть к зарядке: чем она интенсивнее, тем больший заряд бодрости ты получаешь.
Зарядку во взводе мы ведем по очереди, так что каждый из нас имеет возможность почувствовать себя физруком. Наиболее сильный темп зарядки предложил Андрей, так что можно было ощутить напряжение в мышцах. Хотя большинству же пришлась по вкусу зарядка Серёги, который сконцентрировался на разминочных и разогревающих упражнениях.

 Обычный день – обычное расписание. Мы потихоньку наглели – «Маруся» нам изрядно поднадоела, поэтому мы без песни начали ходить в столовую. И в один из дней попались…
- Вы, что это без песни, м… вашу!!! – толстенький, низенький офицер с погонами майора вышел из-за угла столовой.
- Кру-уу-гом! На плац… шагом ма-аа-рш! – сменил он вежливый тон на командный. – Пять кругов по плацу с песней.

 На завтрак мы явно не успевали. Обидным в этой ситуации было то, что некоторые офицеры песни от нас не требовали. Срочники ходили до столовой молча и никто им это в вину не ставил. Избирательность устава нас стала доставать. Даже «великодушное» прощение майора нас не сильно порадовало.
Очередное зондирование атмосферы – запуск метеорологического зонда на время. Приятная отдушина учёбы между работами по благоустройству части и отупляющей муштры на плацу. Наконец, мы уложились в планируемое время.

 Солнце превратило маленький песчаный полигон за парком, где проводилось зондирование, в горячую сковороду. Я выполняю функции оператора – радиотелефониста. Бег от аппаратной машины к пункту зондирования и обратно. Температура под +30; по нашему родному Цельсию. Песок хрустит на зубах. Глоток воды из фляги промочил ссохшееся горло. Пуск! Шар запущен. Я в машине. Сижу за спиной главного оператора и вместе с ним наблюдаю за показаниями компьютера. Зондирование проведено успешно. Свертываемся. Учёба на сегодня закончена. К обеду нами выучена, в экстренном порядке, новая строевая песня.
- …таких не берут в космонавты! – грянуло между столовой и казармой. Эта песня посвятилась товарищу майору. Майор ни наш юмор, ни творчество группы «Манго-Манго» не оценил. Он изменился в лице и приказал отставить песню.

 Не проходило и дня, чтобы начштаба или кто-нибудь ещё из командного состава не послал кого-то из нас что-то красить, грузить, таскать, очищать… Так проходит наше обучение не только воинской науке, но и армейскому быту. Теперь мы уже знали, что появление в части кого-то из штабного начальства не означало ничего хорошего. Прапорщик  возникал у нас в казарме только в поисках грязи и других непорядков. Найдя, он с удовольствием тыкал в эту грязь дежурного и исчезал, испортив всем настроение.

 Со временем общение с прапорщиком ограничивалось тремя словами «Есть», «Так точно» и «Никак нет».

 Старший лейтенант появлялся в казарме за тем же, что и прапорщик, а также для того, чтобы отобрать пару тройку человек на работы. При появлении старшего лейтенанта в казарме мгновенно становилось пусто. У нас родилась поговорка: «старлей пришёл – на работу увёл». На работу никто не хотел, поэтому с каждым днем дежурным было все сложней отыскивать людей для старшего лейтенанта.
Начальство покрупней приходило не столь часто, но уж если приходило, не переставая умиляться молодым курсанто-студентам  уводило весь взвод на общественные работы.

 Но, несмотря на все перипетии, процесс обучения нас специальности командира метеовзвода шёл своим чередом.

 Наш куратор подполковник Лысенко делился с нами своими знаниями и опытом: он рассказал о перспективах метеозондирования с помощью лазера в XXI веке, давал советы по поводу отношений с солдатами. Наша задача завоевать авторитет, научить профессии метеоролога и поддерживать дисциплину во взводе. И это требует, порой, довольно сурового отношения к солдатам (и, разумеется, справедливого). Эта беседа заставляла по новому смотреть на отношение прапорщиков к нам: их цель тоже дисциплина. Те же упрощения – свойственные армии и вызывающие у нас пренебрежительную ухмылку. Всё-таки нас обучают действиям в условиях повышенного стресса, поэтому «примитивность» языка культивируют с целью упростить понимание. И песня и наш вид – также имели важный смысл, повышая чувство локтя и самодисциплины. Хочется только надеется, что нам не придется постигать этот смысл.

 В один из выходных мы узнали, что такое праздничное военное расписание: всё свободное время было занято лекциями и пространными маразматическими викторинами. К счастью, его не стали придерживаться.

 Понедельник – я в должности газонаполнителя. Всегда испытывал  боязнь к вещам, которые могут взорваться. Надутый шар напоминал живое существо, которое как и мы стремилось к свободе – в небо. Ко времени второго зондирования, когда мне предстояло наполнять вторую газооболочку, боязнь взрыва прошла.

 В этот же понедельник приехали новенькие «курсанто–студенты» других факультетов нашего универа. Количество их впечатляло. Срочники, которые поначалу вызывали у нас опасение, растворились в этой массе – мы их едва замечали. Но вид у новоприбывших нас шокировал. Все нескладные, мятые, тусклые, хоть и в новенькой, с желтыми погонами, форме.

 Неужели так нескладно выглядели и мы, когда приехали?

 По утрам новички бегали на зарядку. В кроссовках! Сие явление вызвало у нас снисходительную улыбку, мы, в отличие, от них, без поблажек бегали в сапогах, по форме, в общем. Глядя на них, я даже отчасти понял срочников, которые свысока смотрели на нас, когда мы приехали в часть.

 Вскоре по этому поводу нас собрал куратор подполковник Голиков. Собрал и сказал короткую воспитательную речь.
- Курсанты в этой части делятся на «старых» и «молодых». Отличительные признаки: у «старых» погоны белые, у «молодых» жёлтые. Но не только этим отличаются курсанты. Старые совсем обнаглели и никого из начальства ни во что не ставят.
Обидели комбрига. Кое-кто из «старых» курсантов был в наряде по столовой. Выносить бак с мусором он пошёл в красной рубахе навыпуск. На замечание комбрига о форме не по уставе, последний был фактически послан. Нельзя обижать комбрига!
Пошли дожди. Мы продолжаем работать на благоустройстве части. В один из дней я, в числе других, попал на переноску взрывпакетов из одного помещения в другое. Его возглавляла  прапорщица Татьяна. В конце рабочего дня мы уже с легкостью общались с ней. В ответ на наше сетование о придирчивости к нам нашего прапорщика она улыбнулась.
- Ребята! У него же должность такая. Вы представляете, если все будут делать, кто что хочет или, вообще, ничего не будут делать.

 Она еще шире улыбнулась и добавила.
- У него же кличка даже такая «Рекс».

 Время летит. За три дня до окончания сборов Аким составил почасовой календарь – сколько времени нам осталось до «дембеля». Мы попрощались с нашей «Улыбкой» и законсервировали её до следующего года.
Росли мы и в своих глазах. В один из дней на приказ не нашего прапорщика выйти на «какие-то» важные работы по благоустройству, комвзвода ответил, что до получения приказа от нашего непосредственного начальника он не может отдавать ребят на «какие-то» важные работы.

 Последние дни просыпаюсь с мыслью о том, что это последние дни. Никто не кричит батарея подъем!

 Часто смотрю на небо. Отсюда из военной части оно видится ещё более красивым и свободным. По нему плывут разнообразные облака: Alta stratus, Cirus cumulus.
В одном из нарядов по столовой мы с удовольствием вкусили давно забытые яства: после завтрака ели из офицерской столовой сало, картошку, капусту, не лимитировано масло и белый хлеб.

 На последних выходных (для нас) у приехавших студентов состоялась присяга. Половина нашего взвода была отправлена в наряд по столовой, где отличился я. Мы дружно чистили картофель, когда перед нами возник замкомандира по хозяйственной части.
- Кто умеет косить? – он вопросительно посмотрел на нас.

 Что лучше: срезать ножом глазки или срезать косой траву на улице? Я  решил, что косить будет поинтересней и поднял руку.
Офицер вывел меня к плацу, на котором уже начиналась торжественное действо присяги. Территория вокруг плаца заросла высокой травой.
Замначальника вручил мне косу.
- Задача ясна?
- Ясна! – ответил я и проведя пальцем по острию косы спросил. – Камень точильный есть?

 Он с уважением посмотрел на меня и, пообещав найти, безвозвратно исчез в соседнем здании.

 Я мерно размахивая косой ходил вдоль плаца, оставляя после себя ровную полосу скошенной травы. На плацу вовсю шла присяга. В этот раз народу было значительно больше как среди зрителей, так и среди участников. На эту присягу приехал первый проректор Университета. В общем помпезность мероприятия была на высочайшем уровне.
- Курсант! Подойдите.
Ко мне обратился незаметно подошедший куратор – подполковник  Голиков.
- Курсант, что вы тут делаете?
Я объяснил.
- Хм. Шли бы вы отсюда, потом закончите. А то ходите тут как смерть с косой и в белом халате.

 Только сейчас до меня дошло. Будучи в наряде по столовой я был облачён в белый халат. В руках была коса. Высокий человек в белом халате,  размахивая косой ходит вдоль плаца. Наверно не зря на меня поглядывали гости.
За обедом я принимал грязную посуду, не слишком почётная обязанность. Внезапно из числа гостей, которых пустили в столовую, вышла девушка и приблизилась ко мне.
- Женя, привет!

 Это оказалась Арина, знакомая с кафедры почвоведения, веселая приятная девушка, приехавшая поддержать своего однокурсника Витю на присягу, как нас Юлька, двумя неделями раньше.

 В здании столовой починили колонки и прибирать после обеда под музыку стало значительно веселее.
«Дым сигарет с ментолом,
Пьяный угар качает…»

 После уборки помещения офицерской столовой нам опять досталось много яств, давно уже недоступных нам: виноград, нормальные котлеты, яйца, морс, пюре.

 После обеда мы развалились по лавкам сияющей чистотой столовой и уснули на час.

 В завершении ужина отличился Игорь. Его поставили на раздачу самого ценного и приятного из пищи – раздачу сгущенки. В задачи раздатчика сгущенки входило:
1. Открыть огромную банку (4 кг) варёного сгущенного молока;
2. Намазать его на хлеб, причем сделать это так, чтобы хватило всем.
Возможные остатки сгущенки из банки разрешалось поделить между курсантами наряда.
 Игорь и занялся этим архиважным делом распределения сгущенки по хлебу.

 После ужина повар, подошёл проверить как мы справились с возложенными обязанностями и по пути заглянул в банку из-под сгущенки. Потом с изумлением посмотрел на Игоря и вымолвил:
- Из тебя точно бизнесмен получится!

 В банке, как мы узнали позже, деля добычу, осталось почти половина варёного сгущенного молока.
- Батарея подъем! – последний подъем. Но я уже не сплю. Сбор белья. С песней, чеканя шаг, прошли до столовой, красуясь сами перед собой, и с презрением глядя на нечёткую поступь одного из новосформированных взводов, также избравших строевой песней «Марусю». На итоговом экзамене в моей голове без труда всплывали ответы на вопросы билета.
- Ну, и что мешало также отвечать в городе? – с улыбкой спросил меня  экзаменатор Лысенко (памятуя о том, что я с трудом отвечал на экзамене по теории после лекционного курса).

 «Что мешало, что мешало? Практики не было!» – ответил молча я сам себе и, получив заслуженную четверку, вышел в холл. Здесь уже друзья переодетые в гражданскую одежду. Вот и я становлюсь индивидуальностью.

 Под завистливые взгляды срочников и курсантов принявших присягу накануне, мы толпой прошли к последнему обеду.
Бурной радости не было. Мы собрались у ворот части. Вот и все. Осталось пройти сквозь них. Жизнь продолжается.

 Глядя на ребят, с которыми нам пришлось ненадолго окунуться в армейские будни – географов и геологов – я вспомнил строчки старой песни: «команда молодости нашей, команда без которой мне не жить».

 Эти строчки я дописываю в автобусе, который подъезжает  к вокзалу. Через три часа мы будем в городе. И письмо-дневник, которое у меня получилось, никогда не будет тебе отправлено. Всё-таки всегда лучше всего общаться лично. Это великая радость – радость личного общения с друзьями!

 (Отрывок из книги "День географа. Наследники Пржевальского")