Дима

Верить или нет, каждый выберет сам. Но то, о чём я написал – правда, правда, и ещё раз правда. Можете спросить у Гоши, Ромы или у Димы.


За четыре года учёбы Дима не пропустил ни одного дня по болезни. При мне за это время он чихнул дважды, и оба раза из-за пыли. И даю слово, если бы пыль можно было ударить, то Дима избил бы её до полусмерти. В военкомате шутили: «с таким организмом тебе бы лично охранять президента». Когда Дима работал на заводе, в один из дней, закручивая болт, он сломал плоскогубцы. Ну то есть просто сдавил рукой и поломал на две части. Рабочие мужики не понимали, как это возможно и, переговариваясь, вспоминали, когда на заводе такое было в последний раз. А Дима просто смущённо улыбнулся, бросил сломанные плоскогубцы на пол и отошёл покурить. Курит он, кстати, по пачке в день.
Дима – это вам не Гоша, Рома или я. Рома, например, обычно не доедает свою порцию за обедом, Гоша иногда пуглив, а я часто болею – чего не скажешь про Диму – бесстрашного, доедающего всё до последней ложки и чихающего два раза за четыре года. А ещё Рома живёт с папой, я с родителями и сестрой, Гоша с бабушкой, а Дима – один.
Разумеется, мы этим пользуемся и собираемся у Димы: пьём, курим, смеёмся над тупыми шутками, играем в карты – в общем, делаем всё то, чем вы занимались или будете заниматься в 20 лет. Вот только был я у него дома всего-то три раза.

                1

Дима живёт в десятиэтажке на самом краю района, возле речки. Старый дом, будто бы пережил Отечественную войну (а может, и вправду пережил). Домофон не работает, лифт по настроению. Седьмой этаж, направо. Большое, четырёхкомнатное жилище: с двумя коридорами и чёрной боксёрской грушей, висящей в одном из них. В целом, обычная квартира, хорошо обустроенная, отремонтированная. Правда, есть одно слабое место – туалет. Заходя в него, кажется, что ты на заброшенной стройке, но это ладно.
Оказавшись у Димы впервые, мне сразу стало неуютно. Поначалу казалось, что это из-за огромности квартиры: слишком много комнат, к которым долго привыкаешь, и очень высокие потолки. Но ближе к вечеру я начал понимать, что именно меня смущало. Это было чувство, что в доме, кроме нас, есть кто-то ещё, пятый. И этот пятый наблюдает за тобой, где бы ты не находился. Сидишь в зале в единственном кресле, боком к двери – и кто-то подглядывает из коридора. По дороге в детскую, натужно скрипит пол. Да ещё так, будто это не скрип, а какой-то тоненький визг. А ещё, время от времени мы слышали странные звуки с кухни, но Дима говорил, что это холодильник.
Возможно, я себе это сам придумал, потому так неправдоподобно описываю. Поэтому старался и не говорить об этом пацанам, хотя они тоже были неспокойны. Рома постоянно щурился, смотря в темноту, а выходя на балкон, оглядывался. Гоша осторожно предлагал: «Пойдёмте, на кухню ещё чипсов возьмём? Никто не хочет? Тогда я тоже не буду». Дима вёл себя как обычно – ну и правильно, он же дома. Нас объединяло молчание и чувство гордости, мешавшее сказать о своём страхе первым.
В один момент Гоша сдался:
–У меня чуйка, что в квартире есть кто-то ещё, кроме нас.
Мы с Ромой кивнули и внутри себя облегчённо выдохнули – нас не глючило, всем это казалось. Всем, кроме хозяина квартиры. Дима сказал: «Да не, парни, не придумывайте. Просто темно, давайте свет включим». Включил, и ничего не изменилось. Мы сидели в детской и косились на дверной проём, сквозь который было видно освещённый коридор. Я чувствовал себя незащищённым, будто сплю под коротким одеялом, оставляющим мои ноги неприкрытыми. В тот день мы без азарта допили пиво и что случается редко – не пошли в магазин за добавкой.
Вернувшись домой, я пытался думать, что просто выдумал этот взгляд в диминой квартире и моментально заснул в своей защищённой от всех нечистей кровати.

                2

Но второе посещение квартиры окончательно убедило меня в подлинности того ощущения. Только теперь неуютность, которую я испытывал в первый раз, переросла в настоящий страх. Страх, который я испытывал в детстве, когда на рынке потерял родителей, остановившись у прилавка с журналами.
Всё было как обычно: мы закупились пивом, сигаретами, чипсами и солёными орешками. Сели в зале, начали пить. И, сделав всего пару глотков, Рома захотел в туалет. Я крикнул ему в след что-то типа: «Чё, сосунок, блевать пошёл? Набухался уже, что ли?».
Когда Рома ушёл, из туалета был слышен его голос. Он с кем-то разговаривал. Подумали, что по телефону. А Дима пошутил: «Походу он там со своим членом диалог ведёт: «ну давай, брат, давай, ну, ещё чуть-чуть, старайся». Мы с Гошей рассмеялись и тоже что-то крикнули в сторону туалета.
Вернувшись, Ром заорал на нас:
– Вам чё делать нехер? Вообще не смешно, блять!
Перестав смеяться, мы посмотрели на него, потом друг на друга и снова заржали.
– Вы зачем в дверь долбились, пока я ссал?
– Ты чё, с ума сошёл, – отвечаю ему, – внатуре перепил с двух глотков?
– Просто не понимаю, зачем так тупо шутить и теперь притворяться, что не при делах. Как дети себя ведёте, – злобно сказал Рома.
Мы перестали ржать.
– Братан, мы здесь сидели, – тихо ответил Гоша. – Никто даже со своего места не встал. Может, тебе показалось?
– Да как, бля, показалось? Стою, ссу. Кто-то стучит в дверь. Бах-бах кулаком. Сначала обосрался. Потом понял, что это вы и говорю: успокойтесь, дайте доссу. Потом ещё раз: бах-бах. Я уже злиться начал, орать… Вы чё, серьёзно тут сидели?
Слова Ромы уже не казались нам такими смешными, и мы замолчали.
– И чё это было? – я прервал тишину.
– Братан, может, тебе реально показалось? – Гоша обратился к Роме, – мы никаких стуков не слышали.
– Да я вам зуб даю – кто-то стучал. Какой мне смысл вам сейчас врать. Вы же слышали как я орал?
– Ну да… слышали.
– Ты просто дверь не захлопнул, и сквозняк её срывал, – Дима попытался разрядить обстановку. – У меня уже было такое. Вот тебе и показалось, что кто-то стучит.
– Нет, Димон, не выдумывай. Кто-то отчётливо стучал кулаком. Даже если бы у тебя был кот, не поверил бы, что это он скребся, – сказал Рома и посмотрел в мою сторону, ожидая поддержки.
Я предложил пойти покурить. Каждый надел сланцы, валявшиеся в зале. Был весенний вечер, но пол на балконе оставался ледяным как зимой.
Мы вошли и тут же остановились, пронзительно посмотрев друг на друга. Нас всех как будто оглушило.
– Слышали? – громко спросил Гоша.
– Пианино, блять! – закричал Рома.
Я поддакнул пацанам и почувствовал облегчение. На мгновение мне показалось, что пианино играло у меня в голове. Знаете, когда в ушах резко начинает звенеть или когда слышишь какие-то странные звуки длинной в несколько секунд. Но это была отчётливая игра на пианино, а не звон. Я посмотрел на Диму. Он тоже в момент оцепенел. Мы обсуждали услышанное, а он уже сидел в своём хозяйском балконном кресле и смотрел в окно.
– И что это было? – вскрикнул Рома, посмотрев на Диму.
– У тебя есть соседи пианисты? – спросил Гоша.
– Нет, – Дима достал из пачки сигарету, – точно нет.
Это, наверное, были первые слова Димы, в которых мы почувствовали неуверенность. Мы молча покурили. Рома с Димой первые двинулись к выходу.
– Мы ещё по одной скурим, – говорю пацанам и незаметно останавливаю Гошу.
– Да, идите. Ща придём, – Гоша понял, что я хочу с ним поговорить.
Дима с Ромой ушли в зал. Я сел в кресло, Гоша протянул мне сигарету.
– Да не, не хочу.
– Ну ладно, тогда сам покурю.
– Братан, что происходит?, - спрашиваю Гошу. - Почему Дима делает вид, что всё в порядке.
– Ты заметил его взгляд, когда пианино заиграло? От того, что его это как-то смутило, я вообще в штаны наложить готов. Его же хрен напугаешь. Помнишь, мы как-то ночью проходили мимо заброшенного дома, и он туда один зашёл, полазить чисто. Потом ещё пугал нас…
Мы резко замолчали. Нам одновременно показалось, что кто-то из пацанов подслушивает нас за дверью. Я заглянул в зал: Дима с Ромой залипали в телефонах.
– Как думаешь, Рома не выдумывал, когда говорил про стуки?
– Да ты видел его? – говорю тихо, – он же реально испугался.
Гоша докурил сигарету и высунулся в окно. Я видел только его спину. Подняв голову к небу, он начал говорить будто бы сам с собой.
– Мне вот всегда было интересно, почему Дима один живёт. Ещё и в такой большой квартире. Странно очень. Но ещё полгода назад он точно с мамой жил. Помнишь, он рассказывал, как она его спалила с сигами, и он даже не стал перед ней оправдываться?
– Они раньше все вместе жили: Дима, его старший брат и мама с отцом, – я познакомился с Димой ещё в старших классах, поэтому знал о нём больше остальных.
– И куда все делись?
– Вот именно, что он никогда об этом не говорил. В один момент брат вроде переехал другой город, а про родителей вообще ничего не знаю. Может быть, развелись.
– Как думаешь, – Гоша сплюнул, – тут всегда такая херь происходит, или только когда мы приходим?
– Короче, давай просто спросим у него самого. Может, хоть что-то расскажет.
Мы вернулись в зал. Рома с Димой уже открыли пиво и разговаривали. Нас с Гошей ждали холодненькие бутылочки «жатецкого гуся». Пиво успокоило ситуацию и на время согнало жуть.
В какой-то момент даже возникло ощущение, что всё хорошо: никакого взгляда со стороны не чувствовалось, пианино в башке не играло, по дверям никто не стучал. Спокойствие нарушил мой поход на кухню за пивом (чтобы опустошить бутылку мне хватает десяти минут). Я достал «жатецкого» из холодильника, задержал взгляд на куске мяса, лежавшем на верхней полке, и, закрывая дверцу, боковым зрением заметил, что боксёрская груша, висящая в дальнем коридоре, шевелится. Прищурился, и точно – болтается! Как будто её задели и намеренно ударили. 
– Сюда идите! – заорал я.
– Пошёл нахуй! – заорали мне.
– Серьёзно говорю, подойдите! Гошан, пожалуйста, встань.
Пацаны нехотя пришли на кухню. Я тут же развернул их и показал на грушу, которая медленно, но всё ещё болталась туда-обратно. Она висит в коридоре на пути к туалету и обычно тот, кто идёт поссать, задевает её или нарочно бьёт, чтобы проверить мощь своего великого удара правой.
– Кто последний в туалет ходил? – спрашиваю у пацанов и тут же вспоминаю, что это был я сам (чтобы захотеть в туалет мне тоже хватает десяти минут).
– Так ты и ходил!
– Да, я уже понял. Но, бля, не задевал её, отвечаю. Ещё специально мимо прошёл. И было это минут пятнадцать назад, сами же знаете. И если б даже ударил, то она бы уже остановилась.
– Какое же жуткое дерьмо, – сказал Рома. – Пойдёмте обратно сядем.
Только мы вернулись в зал, я начал атаковать Диму:
– Дима. Скажи, тут такое всегда происходит, или только когда мы приходим?
– Нет, когда я один начал жить, – он облокотился о стену, показывая тем самым, что готов нам обо всём рассказать. – Мама съехала и началось. Видели в родительской спальне шахматную доску?
Мы всего пару раз заходили в спальню, а Рома как-то там ночевал:
– Да, на ней ещё фигуры в правильном порядке расставлены, как перед началом партии, – подтвердил Рома.
– Ага. Я там бываю примерно раз в две недели, чтобы убраться. И вот, однажды захожу, а фигуры в другом положении расставлены, не как обычно.
Мы замерли, слушая Диму, а он продолжал:
– Так, будто кто-то в них играл, и ходы правильные. И сто процентов никто, кроме меня, туда зайти не мог. Вот тогда я в первый раз и заметил что-то странное.
– Адок, – тихо произнёс Гоша.
– А звуки пианино, которые на балконе проиграли, я тоже периодически слышу. И так, тихо, будто кто-то рядом сидит и мелодично нажимает на клавиши. Бывает, перед сном. Иногда за компом сижу, музыку слушаю и между песнями, когда в наушниках тишина  – слышу это пианино.
– Точно соседей нет пианистов? – спросил Рома.
– Да точно, точно... Короче, лежим пару месяцев назад с девушкой на кровати в родительской спальне ночью, –  Дима разошёлся, ему хотелось высказаться, поведать всё, что он умалчивал, –  я к ней лицом, в сторону окна, она ко мне, в сторону двери. И тут в один момент вижу ужас в её глазах. Хочет что-то сказать, но вместо этого как заорёт! Спрашиваю её: что случилось? А она просто визжит и рыдает. В общем, истерика. Еле как успокоил. Потом рассказала, что отчётливо видела что-то в дверном проёме. Говорит, шевелилось. Она и до этого мою хату не любила, постоянно жаловалась, что чувствует, как кто-то на неё смотрит, боялась одна в комнате оставаться. А после того случая она у меня дома один раз всего была, и то днём: полчаса посидели и гулять пошли.
– И часто это происходит всё? – спрашиваю и замечаю, что никто не пьёт своё пиво, – все внимательно слушают Диму.
– Не каждый день, конечно, но часто.
– Только по ночам?
– Обычно да, но бывает и днём. Вот звуки пианино частенько днём слышу. Один раз просыпаюсь утром от того, что кто-то скребется возле туалета. Замечали там царапины на двери?
– Ну.
– Соскакиваю с кровати, подхожу к туалету, а там дверь вся исцарапана снаружи. Ну, вы сами видели.
Мы с Гошей и Ромой переглянулись. Рома, как и мы все, был напуган. И страх его перерастал в злость.
– И как ты, блять, здесь живёшь? – гаркнул он.
– Да нормально, я уже привык. А чё мне ещё делать, бомжевать? Другой квартиры-то нет.
– В смысле нормально? Я тут всего второй раз, а уже обосраться раз десять успел, – отвечаю ему.
– Просто если принимаешь то, что здесь происходит, как должное  – перестаёшь бояться. Возможно, тут просто атмосфера такая, жуткая. А так, живу себе спокойно, заиграет пианино – ну и ладно, не самый противный звук. Услышу стуки или увижу что-нибудь – тоже ничего. Меня ж тут не убивают, в конце концов. Никто пока не душил во сне и за ноги не дёргал.
– Так почему ты нам сразу не рассказал? – спросил Гоша, испугавшийся больше всех нас.
– Думал, вы не заметите.
– Ага, не заметим! – крикнул Рома. – Всё, Димон, ты не обижайся, но я домой.
Дима посмотрел на нас с Гошей.
– Да, – говорю, – мы, наверное, тоже.
– Как хотите. Только пиво допьем. И весь мусорные пакеты заберите, как будете уходить.
– А тебе не страшно… – Гоша остановился. – Не страшно здесь одному оставаться?
Дима улыбнулся:
– Да не, я ж говорю, мне тут нормально, я ведь дома! – и засмеялся. – Если человек с иронией относится ко всей ***не, что с ним происходит, то и живётся ему легче.
Страх сопровождал меня и в такси  – казалось, на заднем сиденье кто-то лежит, а водитель вот-вот свернёт не туда. Поднимаясь домой, мне пришлось светить перед собой телефоном. Я торопливо открыл входную дверь, влетел в свою комнату и упал на кровать, о которой мечтал всю дорогу. В родную кроватку, под защиту одеяла, чтоб перестать вспоминать этот вечер и быстро заснуть. Но, лёжа на спине с открытыми глазами, мне виделись тени в окне, и по-прежнему было страшно. Я воображал, как принёс частичку чего-то тёмного из диминой квартиры с собой. Звук пианино всё ещё возникал в ушах, а боксёрская груша болталась перед глазами. Я прислушивался к гудению холодильника и думал о Диме, о его смелости, о том, сколько нужно мужества, чтобы относиться к царапинам на двери и к звукам пианино у себя дома – как к обычному делу. Страх отступил только утром, когда лучи солнца окинули мою комнату, и я проснулся.

                3

Летом мы избегали димину квартиру и проводили время на улице. Он и сам нас к себе не звал, понимая, что возвращаться туда никто не хочет. Но в один из дней – в начале сентября – это случилось. Мы пили в баре, а когда он закрылся, поехали продолжать к Диме. Всем хотелось ещё, кроме Ромы, которого укачало в такси.
Счастливые и пьяные мы ворвались в квартиру, я сразу для безопасности включил свет во всех  комнатах. Гоша пошёл на кухню открывать бутылку виски, а Рома упал на кровать в родительской спальне.
За полчаса мы распили бутылку на троих и по-настоящему опьянели. Гоша с Димой пошли курить на балкон, а я в спальню, проведать Рому. Он лежал на двуспальной кровати, поджав колени к груди.
– Чё, братух, совсем плохо? – я присел рядом и засмеялся.
– Фу, не дыши на меня только!
– Да ты чё, братец! Пошли, покурим?
– Не хочу, – ответил он тихо. – Слушай, посиди со мной немного. Мне чё-то страшно.
– Ну окей, хорошо. Может, тебе воды принести?
– Не, не надо, просто посиди.
Рома напряжённо смотрел в сторону двери. Я молча сидел рядом, опираясь рукой на край кровати.
– Меня минут двадцать назад как будто в живот ударили, – резко сказал Рома, – думал, кто-то из вас, открываю глаза – никого рядом нет.
– Ты серьёзно? – спрашиваю и выпрямляю спину. – А чё сразу не позвал нас?
– Вот именно, что хотел крикнуть, но не смог. Ой… больше не буду так пить. Плохо мне.
– А мы уже бутылку выпили! – говорю с гордостью.
– Сумасшедшие, бля.
Мне захотелось покурить.
– Братан, я пошёл. Пацаны уже ждут. Давай тоже.
– Да не, я встать не могу. Постараюсь уснуть.
Я вышел из спальни и в коридоре встретил Гошу, шедшего мне навстречу.
– Дима с ума сходит! Сидит на балконе, рыдает.
– Чё?!
– Я серьёзно! Курили сиги, потом он начал мне втирать о том, как круто было бы скинуться с окна, – Гоша говорил внятно, будто и не пил.
– Он ещё там? Ты зачем его оставил?!
С балкона раздался громкий вопль, перерастающий в визг. Это был звук похожий на тот, который я слышал когда-то давно в деревне, когда старшие ребята молотком били собаку по морде и ржали. Именно эти переплетения детского смеха и вопля животного доносились с балкона, как звуки из прошлого. Мы с Гошей рванули туда.
Дима сидел в кресле, смотрел в пол и громко бессловесно орал.
– Диман!
Он продолжал орать, и я тоже крикнул:
 – Дима, ты чё?!
Он поднял голову и посмотрел на меня. Я отпрянул от него, влепившись спиной в Гошу. У Димы был пустой взгляд, словно смотрел он не на нас, а куда-то вдаль.
Он уже молчал, но продолжал смотреть сквозь нас и улыбался. Лицо тоже было красным и мокрым – непонятно от слёз или от пота. А губы со зверской силой искусаны в кровь.
– Дима? – выдавил я из себя. – Что с тобой?
Гоша еле слышно сказал:
– Может, он просто перепил?
Дима резко закричал:
– Идите в спальню! К Роме! Она вас ждёт!
– Диман! Что происходит?
Он встал с кресла, достал сигарету из пачки, закурил и высунулся в окно. И, не оборачиваясь, крикнул:
– К Роме идите, ха-ха-ха, она там!
Мы с Гошей молча наблюдали за ним.
– Идите, идите! – он посмотрел в нашу сторону, – проведайте Ромочку.
Я потянул Гошу за собой, мы вышли с балкона.
– Стой здесь, – говорю Гоше, – смотри за ним через дверь.
Рома, укрытый одеялом, спокойно спал. Я начал громко будить его:
– Ром, вставай! Рома!
– Что такое? – он медленно открыл глаза.
– С тобой всё нормально?
– Ну да. Ты чё орёшь? Не спится, что ли?
– Так я и не спал! – говорю и понимаю, что за эти минуты успел отрезветь. – Я же ушёл от тебя недавно.
– Ну да. А потом вернулся сразу, одеялом меня укрыл, – уверенно говорил Рома, – и рядом со мной лёг. Я ещё удивился от такой заботы и сразу отрубился.
Я соскочил с кровати и заорал на него:
– Поднимайся! Быстро вставай! Там Дима с ума сходит!
– Чё? – он приподнялся с кровати. – Ты чё несёшь?
– Пошли!
Они были в зале. Перепуганный Гоша, облокотившись спиной о стену, наблюдал за Димой и ждал нас. Сам Дима сидел на полу, обхватив голову руками и тихо бормотал себе под нос. Я обошёл Диму и сел рядом с Гошей.
– Ну, чё он? – спрашиваю шёпотом.
– Покурил, и вот – сидит, – Гоша посмотрел на Рому, оставшегося стоять в дверном проёме и наблюдавшего за Димой. – Сам с собой разговаривает.
– Как думаешь, что с ним?
– Мы набухались, конечно. Но, походу, у него крыша поехала.
Дима заметил Рому, перестал бормотать и заулыбался:
– Как она тебе?
– Кто? – недоумённо ответил Рома.
– Сам же знаешь, – Дима засмеялся, – не стесняйся, расскажи парням.
Рома ошарашенно посмотрел на Диму, а тот встал с пола и направился к дверному проёму. Оттолкнув Рому, Дима остановился в коридоре. Огромный, с татуировками на мускулистых руках, он стоял и покрасневшим лицом смотрел на нас. На губах кровь уже немного подсохла.
– Я здесь больше не живу. Мы с ней уйдём в другое место, – сказал Дима чужим, тонким голосом.
– В смысле? – спросил Рома. – С кем с ней?
И тут Дима расплакался. Захлёбываясь, он присел на корточки и рыдал, опустив голову вниз. Я подошёл к нему и наклонился.
– Дим? – спрашиваю осторожно, – ты про кого сейчас говорил?
Он мигом поднялся, кинулся к груше и беспрерывно начал её молотить. Уничтожая грушу размашистыми ударами, Дима громко орал. Я отпрянул от него и с ужасом молча наблюдал. Переполненные жутью, мы ждали, когда у него закончатся силы и боялись, что Дима переключится на кого-то из нас; он не переставал, и каждый удар казался сильнее предыдущего, Дима сквозь слёзы издавал вопли, и всё отдавал груше – для него в тот момент существовала только она.
И вот, у него начали заканчиваться силы. Удары становились слабее, он стал задыхаться, а ноги подкашивались. Я заметил бордовые пятна на чёрной груше – руки Димы были залиты кровью. Окончательно обессилив, он рухнул  на пол и задыхающимся голосом заскулил.
Рома схватил домашний телефон с тумбочки, стоявшей в коридоре, и ушёл в зал.

Проснулся я у себя дома от телефонного звонка.
– Понятно… – отвечаю. – Спасибо, что позвонили.
Мама возилась на кухне, и дома пахло жареными котлетами. На улице шёл дождь, а капли через форточку попадали на подоконник. Я присел на кровать, глубоко выдохнул и опустил голову на колени.


Дело каждого, верить мне или нет. Но рассказать об этом было моим долгом. И то, о чём я написал – правда, правда и ещё раз правда. Можете спросить у Гоши или у Ромы.