Сладкая луна

                Е. Андрейчиковой

Едем в лифте. Смотрит на меня, как больной на аппарат искусственного дыхания, от которого трубки к его трахее идут. Как-то не по себе даже.
Говорю, не надо так смотреть, я ведь не божество.
-Тебе неприятно?
-Ну так, -отвечаю, -немножко.
Он думал, мне это нравится. Говорит:
-как хочешь - могу смотреть, могу не смотреть.
Раз, и перестал. Стоит, стены оглядывает, кнопочки. Вот артист! Выходим, в автобус садимся - пассажиров рассматривает. Тут уж я возмутилась: ну, Витя, иногда все же смотри. А он:
-со страстью? Желания в глазах добавить? Вот так - норм?
Я говорю, перестань, Витя. Ты можешь вообще не изображать, а действовать, как ты на самом деле, без сцены?
-Ирка, я ж хочу, чтобы тебе было хорошо, и со мной  - не ску-у-чно. Чтоб не очень предсказуемо, а то ведь надоем быстро со своей парнокопытной страстью.

Да, страсть у него есть. Были у меня мужчины, но этот - прямо пожирает меня всю, и вроде не притворяется, любит. В постели-то не очень обманешь, особенно, если ты мужчина. Впрочем, черт его знает, артиста. С другой стороны, какой смысл ему обманывать?
Да, он артистом в театре работает, у нас, в русской драме.
Мне с Витькой, в общем, хорошо, чаще всего. Денег он, правда, маловато зарабатывает, только, когда в сериал берут, а это у них нерегулярно. Тогда в ресторан водит, покупает что-то из одежды, в молл ездим. Я говорю, давай тебе тоже что-нибудь купим, куртку нормальную - нет, Ирик, главное у нас ты. Я не корыстна, но такое приятно, не скрою.
Я беременна сейчас. А от кого, не совсем уверена. У меня был до Вити один, Мишка. То есть, как был, иногда и сейчас бывает, излет романа. Я не люблю насовсем их терять, пусть остаются в досягаемости, мало ли, как жизнь переплетется. Да и чисто практически пригодиться могут. Если мы больше не спим друг с другом, почему мы не можем общаться, просто дружить? Не со всеми, конечно, получается дружба. Мужчина не всегда друг, но вот Мишка, пожалуй, да. Не хочу его терять. Он интересный, добрый, в постели, правда, не очень, но есть много других качеств. Фигура хорошая, лучше, чем у Витьки, грудь широкая, ляжешь на нее головой и рукой до другого плеча еле дотягиваешься. Очень переживал, когда я с Витькой крутить начала.
 



С Иркой мы вместе почти два года. Самое клевое в ней - загадочность. Ни хрена по взгляду не определишь, хорошо ей с тобой или нет. Меня это так заводит, сам удивляюсь. Стабильность, покой, предсказуемость отсутствуют вообще, как понятия. Каждый день домой возвращаюсь и по дороге представляю себе, что на столе записка лежит: Витя, прости, но то, что я к тебе чувствую - не любовь. Ха. Я такое тоже когда-то одной девчонке выдал, вот теперь будет мне обраточка. Но, вроде, пока все норм! Готовит чего-то по вечерам. А секс - просто ария, она меня этим своим вроде-бы-равнодушием приводит в маниакальное состояние. Я так не трахался никогда, ну, может, в первый раз, ха, на сеновале, с дочкой хозяйки, мы у них дачу снимали, сено у нее к сиськам липло и кожа пахла, козьим, что ли, молоком. Я с Иркой всех своих баб забросил, всех. И трех сестер, каждую по очереди, и леди Макбет, заслуженную нашу б*ядь, плюс на съемках тоже вечно ж кого-то цепляешь, а что не цеплять, если цепляются.
Хм. Обычно боишься того, чего тайно хочешь. Неужели я подсознательно хочу, чтобы Ирка от меня ушла? Да ну, бред.
 



Вчера с Витькой ходили в его театр, юбилей главрежа. Была вся богема, актеры, авторы, режиссеры, и все, естественно, как свиньи нажрались. Знаем мы эту братию. Витька, кстати, держался молодцом, лицом в салат не падал. Был там один, все его Ромео называли, наверное, в Шекспире играл, мы на улице курили и вдруг стало ему плохо, к дереву подбежал и давай блевать. Мне его чего-то так жалко сделалось, пошла, принесла ему бутылку воды, потом еще чаем отпаивала. Красивый мальчик, такой из серии - молодой князь. Глаза голубые, пьяные. Кудрявый. Как отошел немного, стал мне про детство рассказывать, про маму. Вот дурачок. А Витька в это время на сцену в очередь к микрофону лез, петь и стихи читать. Поет он, кстати, неплохо. Вроде, другим бабам тоже понравилось, я следила за взглядами. А этот, Ромео, телефон мой записал. Зачем дала? Сама не знаю. Взяла слово, что звонить не будет, только смс. Фамилия у него смешная, Лужайкин.
И вот уже после этого пару дней прошло, на работу хожу, Витьке ужины готовлю, а изредка вспоминаю того героя-любовника. Не то, чтобы он уж совсем глубокий след оставил в моей женской сущности, но глаза эти, кудри, как жалко мне его было - вспоминаю. Да у него небось и девочка есть, у такого сладкого.
И вот, приходит смс. Я почувствовала, что от него, или, не знаю, может, показалось. Хочет меня в ресторан пригласить, отблагодарить за участие. Ответила на следующий день, с оттяжкой, что сейчас нет времени, потом напишу. Вежливо.
Он что, не знает, что я с Витькой? Может, спьяну и не заметил. Ромео.
 


На днюхе Вениамина Евгеньевича оттянулись славнейшим образом! Все, конечно, в хлам, особенно сам Веня. Уже на купустнике были в порядошной кондиции, и я участвовал, не люблю подхалимаж, но он, все же, мастер, этого не отнять. Какое мне, в принципе, дело до его человеческих качеств? Скотина, а мизансценирует неплохо, очень неплохо. Потом читали стихи, пели, Ирке, вроде, понравилось. Ромео, как обычно, назюзюкался сильнее всех, мы с Иркой его чаем поили. 
Там на юбилее был Скворцов, обещал попробовать меня в очередном сериале. Скворцов, в отличии от Вени, мужик нормальный но как режиссер абсолютное говно. И диалоги в этих говносценариях тоже совершенно обезьяньи. Свет кое-как выставили и вперед, главное, чтоб лица были повернуты торговыми сторонами. И за эту вот халтуру платят хорошие бабки, сначала мне сей факт казался просто ужасающей несправедливостью, а потом понял, что так оно всегда и бывает. Лишь изредка люди ценят действительно ценное, а в основном - звездные войны и яйца фаберже.
 
 

Витька уехал на натуру со своим сериалом, на три дня. Ну что, сходила в ресторан с этим Ромео. Его действительно Рома зовут. Смотрит на меня довольно недвусмысленно. Я, вообще, слабею, когда меня хотят. Другое дело, показывать ли эту слабость. А с ним, чего-то, захотелось именно расслабиться и, вообще, посмотреть, как он все это делает. Пальцы такие длинные, как у пианиста.
Что-то мне рассказывает, про роли, про МХАТ, про Ленком, а сам смотрит мне на сиськи, как будто через ткань их видит, я возбудилась, как дура. Ему двадцать пять, на два года меня младше, ну, я сказала, что мне тоже двадцать пять. И тут он начал экспромтом стихи придумывать. Ваше имя Ирина, вы ни в чем не повинны, кроме глаз, кроме рук и шеи. Я рисую вас длинно, я леплю вас из глины, не умею, не смею, немею. Дурачок. Он иногда, когда поворачивается полубоком, на две трети, действительно красив, тонок. У него все длинное, нос, руки, пальцы, ресницы, локти трогательно торчат. Расслабилась я, дала уговорить. Там у него тоже длинное и не тонкое вовсе. Худоват немного, в спортзал бы его послать. Но до чего ж ненасытный. Я будто в омуте с ним, совсем про время забыла. Эти руки его везде, как ветки, локти острые, похожи на клювы у аиста. И стихи в перерывах читает. “Мне дело - измена, мне имя - Ирина, я - бренная пена морская…” Я говорю, там же не про Ирину, а про Марину. Я Цветаеву тоже люблю. Могу читать без перерыва уж полчаса точно. А ему Пастернак нравится. И тополь удивлен и, вообще, все растения. Мне в Пастернаке мысли не хватает, одна сплошная живопись. А Ромке Цветаева кажется истеричкой. Мол, холодная Ахматова лучше. Мне кажется, что Ахматова не кончала ни разу, в этом и весь секрет. У меня с этим все хорошо, и с Витькой, и с Ромкой и с Мишкой иногда. А, вообще, надо бы мне остепениться, ребенок же будет, месяцев через пять.   
 


Я Скворцову говорю, вы сами-то читали эти диалоги? Кошмар же. Отснялся, конечно, куда деваться, но смотреть это я не собираюсь. Со стыда ж сгоришь. А люди смотрят, меня даже на улицах иногда узнают.
Ирке скоро рожать, я так думаю, что если уже ребенок, то можно бы и жениться, не для себя, не для нее, а для ребенка. Да, конечно, ему важнее, чтобы папа с мамой друг друга любили, чем чтобы штампы у них были с колечками, но все же. А насчет любви - я, вроде - да. Даже без вроде. После съемок на Ирку набросился, как слон, то есть, не как слон, конечно, ведь беремчатая, беречь надо. Вдруг попросила меня спеть, “Снег идет”. Убеленный пешеход, удивленные растенья... Спел. И за окном тоже все - убелено и удивлено, зима в этом году резко спохватилась. Но как она глядит! Прямо в глаза, а будто мимо, через, сквозь, будто какое-то свое кино там смотрит. Предложение ей сделал. Согласилась. Ну а чего ей не согласиться? Семья теперь.
 



У Ирочки свадьба. А я - любовник. Со стороны жены. Пригласила. Она от меня ничего не требует, никаких обязательств. Кроме чувств нас совсем ничего не связывает. Ничего материального, только разговоры, губы, взгляды, стихи. Сегодня вечером у нас был Бродский. Виктор занят в спектакле, мы с ним редко вместе играем. У него сегодня Бержерак, а у меня только на следующей неделе спектакль будет. Вообще, в финансовом смысле, чем меньше занят, тем лучше - деньги те же, а времени подзаработать больше. Так и крутимся. Для мастерства вся эта суета не очень полезна, но, все же, Вениамин Евгеньевич не позволяет совсем уйти в ремесло, дает роли на сопротивление, я, в общем, рад, что меня сюда взяли.
Бродского читали с Ирочкой по очереди, некоторые вещи хором, или по строчке. Она великолепна! Каким образом она чувствует, где я хочу, чтобы оказалась ее рука? Но чувствует. И ни разу не обманулась. Мы очень много говорим, но когда переходим к любви, слова становятся совершенно излишними, даже оскорбляют. Скоро ей рожать, наше счастье конечно и в этом тоже есть некая прелесть, нам не надо бояться разочарования, испытания бытом, на чувствах не надо экономить, мы знаем, что это всего лишь отрывок из большого спектакля, быть может, лучший, именно потому, что отрывок, без рутины. Очень интересный опыт для меня. Посмотрим, как я перенесу обрыв пленки, вот тогда и выяснится, что я к Ирочке на самом деле чувствую.
 
 


Свадьба с пузом и любовником. Красота по-русски! Можно было еще и Мишку позвать, с какой-нибудь бабой, для конспирации, но это было бы уже скучно и пошловато. Витька пригласил половину труппы, от меня были подружки, всего человек тридцать. Заказали ресторан, тряхнули по сусекам, как Витя говорит. Ромео пришел почти как на похороны, улыбался виноватыми улыбками, мучил себя, ну и меня немного. Я, увы, не могла дать ему больше, чем дежурный поцелуй, как для всех остальных. Бедный. Я боялась, что он напьется и начнет изображать Бродского: “Ты тоже был женат на ****и...” Он это умеет, с картавостью и взглядом в никуда, мне больше всего у него нравится: “Не выходи из комнаты...”, мы придумали - “Не выходи из образа”, это для них, для артистов, актуальнее. Он удержался, вел себя прилично.
Когда мы теперь увидимся? Роды, памперсы, мне будет долго не до него. Да и, вообще, зачем ему, да и мне, эти отношения в никуда. Как мужа я его все равно не вижу, при любых раскладах. Витя, конечно, взрослее.
 


Мы с Иркой трахались последний раз за три часа до родов. Сзади, она пузом на диван облокотилась. Ей, вообще-то, не очень до этого сейчас, но мне до чего ж нравятся все эти ее изменения, грудь, соски такие большие стали, как мишени, пузяка упругая, бедра, такая вся стала каменная баба, я угораю от нее. Говорит, вызывай такси, пора, ой, там же доктор сперму увидит. Ирка, сперма это жизнь, не ссы, доктор и не такое видал.
Я присутствовал при родах. Она так кричала, мама, мама, а потом, когда ребенка вытащили, раз, как не было ничего, лежит вся такая умиротворенная. Игра гормонов, вот тебе и вершина эволюции. Мальчик. Мне ребенка дали, “папочка, передайте маме”, а она так устала, что еле его и держит, глаза полузакрыты. Назвали Макс. Я решил.
 
 


Максимка уже головку держит. Рома приходил. Я еще нормально принимать участие в любви не могу, но как-то приняла. Поняла, что скучала по нему все это время. Витька на съемках, деньги нам зарабатывает.
Рома уже ушел, Максимка уснул, а я сижу, не знаю, что делать.
Максимка спит у нас ночью часов по пять, особо не капризничает, покормились - и дальше сопим. Я ожидала худшего от материнства.
Вечером письмо Роме написала. ”По трущобам земных широт рассовали нас, как сирот...”. Сижу, печатаю, сама себя травлю.
 




Макс сегодня порадовал, три строчки наизусть прочитал. “Кто гаваит, сон. Акуда ат виблюда”. Для его возраста дикция, в общем, неплохая. А потом вдруг спрашивает: де ома? Вообще, ома это по-немецки бабушка, но бабушка у нас носит официальное название Татя. Так что ж за ома, спрашиваю. На мать смотрит. Ирка сунула Максу кубики, увела меня на кухню. Ома это, оказывается, Рома, Ромео наш. Короче, у моей жены есть постоянный любовничек. Если бы из рогов можно было готовить рагу, была бы хоть семье экономия. Вот и выяснилась тайна Иркиного суперзагадочного взгляда, через, сквозь да мимо. Говорит, что дело не в сексе, тут я ее вполне устраиваю, у них там блять родство душ.
И тут я сам себя не узнал: вернулся к Максу, сел с ним около его кубиков, кричу ей в кухню, иди, раз родство, у меня три выходных, посижу с ребенком, на три дня отпускаю. Это не то, чтобы благородство во мне такое открылось, нет, мне на самом деле захотелось, чтобы она ушла куда-нибудь, исчезла, захотелось с Максом посидеть. Мне с ним хорошо, вот велик ему купил, погода вроде ничего, будем в парке обретать новые навыки.
 
 

Вдруг звонит Ирочка: мы сможем быть вместе три дня, официально она на курсах повышения квалификации. Ну давай, конечно, будем повышать. А потом рассказывает, что Витя все знает, они теперь даже по-очереди с ребенком сидят. Неловко как-то. Чувствую, ее тоже ситуация тяготит. Два дня выдержали, на третий пошли к Вите. Сидим на кухне. Максим спит. Витя говорит, что он не Осип Брик и его такое не устраивает. Но улыбается, совсем зла в нем нет. А я чувствую, что во мне накапливается. Наверное, так всегда: если кто-то слишком благородный, то остальным автоматически хочется быть падонками. Говорю, а, может, сделаем рокировку, мы с Ирочке будем вместе, а Витя будет приходящим. В смысле, папой. И тут он, наконец, разозлился, плеснул в меня чаем. Я сижу, чай течет, хорошо хоть, не горячий, ожога нет. Ирочка тоже молчит, полотенце мне дала. На Витю вид мокрого соперника подействовал успокоительно. Посидели еще, чай попили, читали Ирочке стихи, по-очереди, кто больше вспомнит, поздно от них уехал. 
 

 

Вообще, я своих мужчин тоже ведь - не держу, если они чувствуют в себе полиамурность, то пусть, обо всем можно договорится. Наверное, я немного буду ревновать, особенно к Роме, ну что ж, назвалась груздем...
Чего я боюсь, это одиночества, а с этим пока в порядке. Со мной все хотят быть, все мои трое мужчин, причем все одновременно. Максимка у меня, конечно, главный мужчинка, радует каждый день. Стихов уже знает целую кучу, какаем мы уже давно на горшок, на улице почти не падаем! У нас есть уже и друг закадычный, Тарасик, вчера с ними в театре кукол были. Родители у Тарасика очень милые люди, Дарья уже совсем моей подругой стала и Вовка ее вполне окей. Скоро у меня день рождения, думаю их пригласить.
 



Неделю назад ходили на днюху к Ирине, это мама Максика, они с Тарасевичем часто играют в песочнице и Даша с этой Ириной хорошо контачат. Странная немного семья, у них там еще друг был, непонятно чей, мамин или папин. Этот Роман принес Максу пистолет и бегал с ним по коридору, в стрелялки играл. А Виктор, муж Ирины, вытащил откуда-то грузовик и все норовил Макса отвлечь от стрелялок и заняться дальнобоем. Они как будто делили ребенка между собой. Я ничего не спрашивал, дело не мое. Зато Ирина вела себя очень спокойно, резала шарлотку и салаты накладывала. Ирина ничего такая, я бы даже вдул. А что, Тарасевичу два года уже, пора бы мне разцелибатиться, сколько можно одно и то же тело по вечерам мацать.
Да что говорить, я, вообще-то, и вдул, вчера. Они Макса к нам привели поиграть с Тарасевичем, Даша потом уехала к сестре на пару часов помогать тарелки паковать, они там переезжают, за Максом потом зашла Ирина, я говорю, может, чаю попьешь, попили, она так смотрит, я ж чувствую, когда баба хочет, не мальчик уже, взял ее, да и прижал к себе, а она не сопротивляется. В ванной заперлись от детей, по быстрячку. Горячая бабешка.
 
 


А я тут влюбилась немного. Ну так, увлеклась. У Володи мне больше всего нравятся руки, сильные, с венами, в его ладони я могу встать и еще место останется. И даже сесть. Совсем не такой, как Рома - сильный очень. Мужик. Берет, поворачивает, как хочет, делает, что ему надо, я с ним настоящая женщина, даже самка, что-то в этом есть. И не грубый нисколько. Да, стихов он не знает, но не дворник, где-то учился, программы пишет, рассказывает мне про все эти javы, скрипты, я мало понимаю. Не совсем он из нашего круга, но зато какие руки.
Даша его - врач, вечно дежурит на своих отделениях, нас с ним тянет ночью друг к другу, и, если Даша на смене, я ухожу к нему вечером. Не на всю ночь, конечно, на пару часов. У нас семьи, что делать. С Максимкой кто-то из моих сидит, Витька или Рома, бывает, даже оба, Максимка любит, когда они с ним играют. Если Даша дома, мы сидим с Витей, артхауз смотрим. Бывает, читаем друг другу стихи, особенно, если Рома в гостях. Мы с Витькой - чужое, а Рома -  свое. Мне хорошо с ними, хотя, если забываюсь на пару мгновений, вспоминаю Вовкины ручищи и мурашки бегут по животу. Максимка подбегает, топ-топ, сует мне свой рисуночек, надо похвалить, брови маме нарисовал и даже зубы, а уши забыл, но, вообще, молодец, овал лица очень прилично получился. Рома опускается на пол и начинает ему машинку рисовать, Витя смотрит на меня, не мигая: то ли ему нравится все это, то ли терпит, кто его, артиста, поймет. Я так ему за все благодарна, за доброту, за выносливость. Наверное, все эти Ромы и Вовы кончатся когда-нибудь, а он останется. Впрочем, кто его знает. Внимание я Вите и Роме уделяю по-очереди, то один, то другой (втроем не хочу), но в последнее время все чаще “болит голова” - жду моментов с Вовой.
 
 
 

Наша Ирочка закружилась в очередном вихре. Я не знаю, о чем они вообще с этим Вовой говорят, наверное, только молча трахаются. Люблю ли я ее по-прежнему? У нее был Витя, это не мешало моему к ней чувству, теперь вот этот суровый программист, почему же он должен помешать? Она не моя жена, но я привязан к ней именно как к жене, они с Витей - моя семья, хотя, по правде, эта семья не совсем моя. Но и Витина -  не совсем, Ирина показывала мне фотографию настоящего отца, Максик на него очень похож, тут сомнений быть не может. Конечно, Вите я ничего не говорю и никогда не скажу, это не принесет пользы никому из участников пьесы. Он стал мне хорошим другом, но даже если бы и врагом - все равно, я умею хранить чужие тайны. Ирина думает, конечно, больше о ребенке, обстоятельства могут сложиться так, что Максу понадобится это знание, пьесу ведь может завернуть в любую сторону, у нее и автор может поменяться, но лучше бы этого не произошло, нам и так достаточно весело, с этим драматургом. 
 


Ирка наглеет с каждым днем. Программиста себе завела. Я, конечно, уже не тот лось, что в начале, не отказываюсь на съемках от мирских удовольствий, но Ромка, вроде, действительно - кроме, изредка, Иры - вообще секаса не имеет. Главное во всей этой затянувшейся мизансцене, что мы оба не хотим ее терять, несмотря на все закидоны. Я не хочу терять вместе с ней Макса, я оказался на удивление нежным папочкой, сам не ожидал. Если б не Макс, я бы с ней не жил, конечно, факт. Да и она бы со мной вряд ли. Нет, ну за что я ее все-таки люблю, заразу.
 
 

Вчера Вове декламировала: “Я с тобой не стану пить вино, потому что ты мальчишка озорной, знаю я, у вас заведено, с кем попало целоваться под луной…” Он как раз бутылку откупоривал.
-Чье? Твое?
Ни-че-го не знает. Сегодня мне впервые не очень хотелось с ним. Да - руки, да - слабею, но ведь одно и то же каждый раз. Скучно. Вернулась домой грустная, там Максимка в кроватке сопит, Витька сидит в фэйсбуке, ждет. Уютно, семейно, тепло, без приключений, предсказуемо - зато надежно. Ведь я люблю его, Витьку. Попрошу прощения, не надо нам никого, ни Ромку, ни Вовку.
Хотя, Ромку-то жаль терять, не мудро, тоже ведь привязанность образовалась, и с Максимкой он так трогательно возится, как с родным. А нежный какой! Была у него на днях. Может, вообще к нему уйти? У него однокомнатная квартира, своя, между прочим, от бабушки осталась, а мы-то с Витькой снимаем. Ромка раньше сам предлагал, а теперь уже нет, устал.
Эх. Вот буду старая, обвисну, поплыву, никому буду не интересна, а сейчас, пока всем нужна - надо пользоваться, жить.
 

 
Женушка моя упи*дила к своему Вовану, позвонил Ромка, у него спектакль отменился. Ну приезжай. Макса не успел уложить, а Ромка уже тут, с водярой. Ома писёл? Ома, Ома, спи.
Бывают дни, когда водка не лезет. Вроде, и повод есть, и пойло качественное, а не пьется, и все. А в этот вечер - наоборот, и повода никакого нет, и водяру он принес самую обыкновенную, но залетала, как в трубу, как зрители на премьеру. Максище чего-то разбушевался, капризничает, не спит, мы с Ромкой у детской кроватки тайком рюмочки опрокидываем, колыбельные поем. На “Диких степях забайкалья” - мы их на два пьяных голоса разложили - Макс, все-таки, удрых. Вернулись в кухню, поем дальше. Так хорошо. Спели еще “Кокаинетку” Вертинского, тихонечко, чтоб не будить. Потом “Не смотрите вы так, сквозь прищуренный глаз”, еще что-то лирическое, “Утро туманное”. Ромка вдруг говорит, а правда, что у меня хер больше, чем у него? Это Ирка ему будто бы рассказывала. Поссорить, что ли, нас хотела. Ну, я на свои размеры никогда не жаловался, отвечаю, мол, наверное, это правда, не веришь, можно померяться. Я линейку принес, положили ее на край стола, стали мерять. Пьем еще. Понятное дело, какой смысл без эрекции мерять, стали дрочить. У Ромки встал, а у меня чего-то залип, не встает и все, так Ромка, смотрю - мне надрачивать начал. Ни разу в жизни меня еще мужик за пипиську не хватал. В итоге оказалось, что у него на полсантиметра длиннее, врала Ирка, а зачем - хрен их, баб, поймешь. Потом Ромка из горлышка основательно так махнул, нагнулся ко мне и начал минет делать. Я стою с рюмкой, руки ему на голову осторожно так положил, ну, пусть сосет, если хочет, а сосет, кстати, неплохо, и тут тихо заходит Ирка. Мы ее по занятости и не услышали. Да и вернулась раньше, чем обычно. Я руками развел, говорю так, по-мхатовски: “Мой милый, что тебе я сделала?” Ромка от моего х*я оторвался, губы облизывает. Ирка глаза выкатила, как при базедовой болезни, обратно закатить не может. Стали мы свои пиписьки в штаны засовывать, а Ромка ей: зачем ты, Ирина, обманывала, на самом деле ведь у меня больше.
 
 


По пьяной лавочке мы с Витей и не заметили, как Ирочка вошла. У меня изредка случаются такие вот залеты с мужчинами, но так редко, что я себя даже бисексуалом назвать не могу. Как-то раз было в девятом классе в турпоходе с палатками и в институте несколько эпизодов с преподавателем по сцендвижению. Ни тогда, ни сейчас это не затронуло мою душу, а только тело и пьяный мозг. Но объяснять все это Ирочке было бесполезно, она ничего не слушала и плакала. Сначала она плакала стоя, потом сидела и плакала, Витя налил ей водки, в стакан, туда тоже слезы налились, она все это пила, давилась, кашляла и плакала еще больше. Витя пытался ее обнять, но Ирочка сбрасывала всякий раз с себя его руки, при этом ее всю передергивало, наверное, от брезгливости. Никак не ожидал, что женщина из-за такой ерунды будет так переживать. Мы с Витей собирали со стола, я мыл посуду, Витя вытирал, а Ирочка все сидела и все проливала слезы. А потом я от них ушел.
Не знаю, надо ли еще приходить?