Вертеп отрывок 3

ИЗБРАННОЕ ЧЕЛО
В моём сне бедные древние боги плакали. Им были тысячелетья.  Плоть богов иссохла и сморщилась. Они были старые, никому не нужные и жалкие. Беспощадные люди бросили богов умирать голодной смертью, когда они состарились и ослабели. Так же люди поступают и со своими стариками.
Люди смеялись и дразнили бессмертных или равнодушно попирали ногами, вытаптывали, как траву. Разрушили все древние святилища - и лишили  высших существ крова. Заточили в музеях священные камни - ипостаси богов. Там тыкали в них пальцами, лупоглазо пялились.
Небожители  ютились, как птицы, в ветках деревьев, кутаясь зябко в клочки мха. Древние боги с визгом дрались у столов людей за упавшие крошки. Боги пили из луж, как бродячие собаки.
А ведь это бессмертные  создали нас. Научили добывать огонь. Считать звёзды. Делать детей. Когда-то мы нуждались в богах и молили о помощи, скулили и ползали перед ними на коленях, вымаливая продолжение рода, удачную охоту или дождь.
И небесные обитатели  всегда снисходили к нашим мольбам. Мы несли богам  лучшие куски, лучших женщин, лучшие благовония.
А теперь люди, как выросшие дети, -  всё могут сами. Им не нужны бесполезные старики.
И вот древние боги повернулись ко мне. Они тянули иссохшие руки,  просили у меня еды. Бывшие властелины мирозданья  ничего не могли мне уже дать, да у меня всё и было, я ни в чём не нуждалось.
Но жалость проникла в моё сердце. Свет благодарности озарил мою жизнь. Я понимаю, что у моей жизни есть теперь особая цель: накормить богов.
Я дам им их пищу.

                ПСИХИАТР

Всё оказалось даже хуже, чем я предполагал.
Организаторы сколотили комиссию из независимых членов.
Кроме меня,  туда запихнули известную журналистку, Анжелику Михайловну. Она была прозрачно красива, как модели Боттичелли. Золотистая маленькая  её головка следила за вами с неотступностью старинного портрета: куда ни повернись, она – за вами.
Позвали врача материалиста, пышущего здоровьем, румяного огромного младенца, смешливого и утомительно жизнерадостного.
Был ещё знаменитый путешественник. Герой-любовник. Ричард Гир. И – в камуфляже.
Только глаза слишком близко посажены, что придаёт лицу неприятный оттенок жестокости.
Герой  изъездил в одиночку колдовские и людоедские регионы и считается специалистом по первобытным религиям.
Тип из органов – куда же без него – в жару в костюме и галстуке, обтекаемый и неуловимый, как речной бог Протей. Я долго не мог заглянуть ему в глаза и запомнить черты лица. Без особых примет. Без всякого выражения.
Казалось, нос его обладал способностью прямо у вас на глазах обретать горбинку, или истончаться, или резко укорачиваться, картофельно курносеть. Губы из сочных и мясистых вдруг вытягивались в нитку. А глаза – приветливые поглотители. Тип – само обаяние. Но, пока он тебя очаровывает, он успел тебя запротоколировать, снять отпечатки пальцев, взвесил, измерил, вынес тебе приговор и привёл его в исполнение. А ты думаешь, что ещё свободен и жив.
Присутствовал также православный священник.  Вылитый Мефистофель. Готический излом бровей. Ранние залысины. Тяжёлые веки над почти белёсыми глазами. Руки особенные: кажется, они пульсируют, как сердце.  Мурашки бегают по коже, даже когда просто смотришь на них. А если дотронется?..  Как будто оголённым сердцем погладит.
А губки – бантиком. И сексуальная родинка над губой. Помесь Азазеля, мальчика-мажора и напомаженного сутенёра. Демон с конфетной коробки.
Мне про этот персонаж  рассказывали: отец – видный партиец до девяносто первого года. А сын попал на чеченскую. Тяжело ранен, контужен. Какие-то видения у него были. Лечили. Вышел – подался в священники. Прозрел, по его словам. Создаёт бесплатные кухни для бедных, больницы для бомжей, преподаёт в семинарии. Депутат Думы.
Затесался к нам и искусствовед, специалист по артефактам, доктор наук. По совместительству – экскурсовод  в сарае эпохи барокко.
Старенький, скособоченный: одно плечо выше и выдвинутее другого. Как будто профессор  прижимает телом к уху невидимую телефонную трубку. Уникально эрудированный, из семьи бывших дворян. Владеет французским, немецким и итальянским. С лёгкой самоиронией пересыпает речь всякими там entre nous soit dit или buona fortuna. С изумительным произношением, но так, словно произносит скабрёзности при дамах.
Колючий, взъерошенный, как умная и  злая породистая собака, давно живущая на помойке. Одежда с печатью изысканности – и запущенности. Голубая рубашка под цвет глаз, тщательно отутюженная. А края манжет износились. Опустившийся щёголь.
И глаза – обиженные, недоверчивые, но с ожиданием рождественского чуда за щитом скорбного цинизма.
Председатель нашего конклава – бизнес-вумен. Вернее, жена нового русского и естественная мишень для нападения экскурсовода. Он нынешних хозяев жизни терпеть не может  и иначе как быдлом не называет.
Дама эта – пятидесятипятилетняя плечистая кукла с наивными голубыми глазами. В мини-юбке и в космического размаха декольте. Сексуально озабоченная проржавевшая бомба. Хохотушка. Резвушка. Миллионерша родом из завхозов. Даже пьяные сантехники падают в обморок от её ругани.
Первое, что гранд дама на этом конгрессе изрекла для потомства, и, конечно же, тому, ранимому, из дворян: «Подними свою толстую жопу и притарань сюда экран!»   После чего на пару суток разразились гроза, градобитие, землетрясение, мор и все казни египетские с битьём эксклюзивной посуды. Матерные слова слились в гармоничном потоке с цитатами из Вольтера и Данте на языке оригиналов.
Смесь обрюзгшей барби, рыночной торговки и распоясавшейся сиротки, пробившейся по лотерейному билету наверх и теперь гоняющей поганой метлой злую мачеху и всех без исключения. Эпилог сказки о Золушке.
Но это были, как сказал классик, ещё цветочки.
Сначала она нацелилась на Ричарда Гира девственных лесов Амазонки. Он уже в ужасе шарахнулся было. Но тут Беатрисе Петровне, нашей престарелой Золушке, шепнули на ушко о внебрачных связях кинозвезды в странах третьего мира. И оскорблённая Беатриче с воплем: «Заслуженный спидоносец!» – ретировалась.
Затем обвела мутным, жаждущим неземной любви взглядом съёжившуюся публику и остановила взор на мне. Я заблеял, что недостоин. Но олигархиня  вцепилась в меня мёртвой хваткой, а потом уже изучающе обозрела экстерьер трофея: мою нечёсаную бороду, круглые стёклышки очков, широковатые лицо и зад, блаженную улыбку дитяти. А также индейскую повязку на лбу и замшевую потёртую куртку с фестонами. Придурковатый Добролюбов в хиппозном затрапезе.
Я уже почуял сладкий воздух свободы: такое просто не имеет права на свет рождаться, не то,  что сопровождать царственную особу. Но Беатриче сочла себя удовлетворённой.
В первые же две минуты нашей пожизненной дружбы я узнал, как  внук Биче обкакался, как она сожрала с потрохами училку-сучку, отнявшую у  младшенького богатеев шпаргалку на экзамене, и как Прекрасная Дама российской олигархии  обтрескалась тушёными баклажанами. Мою родословную до семнадцатого колена бойцовая орхидея  вынюхала в первые пять секунд.
Беатриче втащила меня в банкетный зал, впустила остальных рабов, воссела рядом со мной и принялась пихать в меня всякие вкусные кусочки, одновременно обещая поездку в Лондон по обмену опытом.
В общем, оказалась милейшая хамка и добрейшей души матершинница. Просто она жаждет постоянно кого-то благодетельствовать под немолчный рокот полного списка гениталий.
В этот момент в зал заглянул её муж, давший деньги на весь этот парад сумасшедших.
Супруг  так знаменит, что даже я, тёмный человек, опознал его с первого взгляда.
Я было поперхнулся, представив себе месть разъярённого мафиози.
Но то ли муж не с Сицилии. То ли он выкинул на ветер деньги специально, чтобы использовать энергию мадам в мирных целях. И теперь потирал ручонки от счастья, ибо кому-то другому приходилось развлекать богатееву  заводную жену.
В общем, я уцелел.
Ясное солнце российского предпринимательства скрылось, а в зал хлынула иная публика, с восторгом взирая явно голодными глазами на роскошно накрытые столы.
Это и были герои дня. Или, говоря словами Домнушки, нынешние виритники и виритницы.