Даша

   Как сложно начинать писать о воспоминаниях, которые лежат на полках твоего мозга, покрывшись толстым слоем пыли. Все равно, что добраться до самой высокой полки, достать самую дальнюю книгу, сдуть с нее пыль, зажмуриться и начать кашлять. Но, открыв первую страницу, ты вспоминаешь ее содержание и начинаешь улыбаться. И так со всеми хорошими книгами.
   Была теплая зима первого года, которого я проводил без родителей в чужом городе. Шел медленно снег, хлопьями опускаясь на землю. Я прогуливался в парке, пока не дошел до киоска, где уставился на фонарь, стоящий рядом с ним. Теплый желтый свет, исходящий от него, манил своей привлекательностью, а снежинки мягко опускались на мое лицо, устремленное вверх, и было во всей этой картине нечто завораживающее, пока мое умиротворенное состояние не нарушила она.
   Итак, мы познакомились зимой, а расстались летом. Все свое свободное время я был у нее дома, добираясь к ней на скейтборде, а до возвращения ее родителей был уже в общежитии. Ее родители часто уезжали куда-то, а это значит, что я начал оставаться у нее и на ночи. С ней я узнал, что такое вписки, что такое алкоголь, что такое плохая компания.
   Однажды, в одну из таких вписок, к ней завалился парень со своими друзьями, с которыми мне "посчастливилось" встретиться и до этого. Тот случай закончился лишь тем, что их увезли, тогда еще, в милицейской машине, а я лишь отделался испугом. А теперь он сидел напротив меня и показывал на экране своего телефона сотни изуродованных лиц с закрытыми глазами, потекшими синяками, кровью и еще много чего непонятного, но поистине, пугающего. При открытии каждой фотографии он вспоминал, где и как он его избивал с друзьями, не забывая посмеиваться. Сейчас я знаю только то, что он сидит в тюрьме. Видимо, глупо было с его стороны хранить фотографии каждой из своих жертв и при этом на каждой вписке что-нибудь воровать у хозяев.
   Но посиделки в шумных компаниях у нее дома становились все реже, а чувства начинали проявляться все чаще. Даша была хорошим человеком с открытым добрым лицом и ярко выраженными глазами. Она занималась фехтованием и была по-своему привлекательна в этом деле. По моим меркам ей было около двадцати, а ее пышная грудь ловила взгляды многих встречных прохожих. С ней было весело, или ей было весело со мной, - по крайней мере, нам никогда не было скучно, хотя я предполагал ее скрытый пессимизм к жизни, который она умело скрывала ото всех.
   Как-то, мы сидели и разбирали коллекцию кассетных фильмов ее родителей. Я начал смеяться, когда мой взгляд упал на запрещенные для детей фильмы, а она, тоже улыбаясь, поставила один из таких фильмов в видеопроигрыватель. И через десять минут стала моей первой девушкой на десять секунд. Во время нашего с ней, и вообще для меня, первого раза я даже умудрился потерять в ней презерватив, который она любезно одолжила мне, достав его из тумбочки родителей. Но об этом была бы другая история, которая закончилась хорошо, так и не начавшись. После, она стала называть меня кроликом, стыдила меня перед своими подругами, что мне не очень нравилось, и продолжалось все это до тех пор, пока с ее уст не слетели слова: "Ну, наконец-то, я тоже".
   Мне пришлось оставить ее после того, как я узнал, что ей тринадцать. После прожитых восемнадцати лет для меня это было своего рода конфузом, неприятной шуткой с ее стороны, которую я посчитал завершить. Сейчас она очень похудела, начала увлекаться сноубордингом и работает косметологом. И спустя десять лет ее не узнать.
   Так, однажды, молодая девочка показала мне, что такое любовь.