Прямая речь... Пол Маккартни

В этом сборнике (который я составляю, если начистоту, больше для себя самого, чтобы периодически перечитывать) - абсолютно созвучные моему восприятию - мысли, фрагменты рассказов и стихов любимых авторов и людей.

Буду рад, если Вы возьмете что-то и для себя...



***


Маккартни почти 75. Когда-то он всерьёз опасался старости и спел - Will you still need me, will you still feed me - When I`m 64? Вероятно, не мог предположить, что и 11 лет спустя после обозначенного возраста будет собираться в очередной One On One Tour, идущий уже седьмой год.

Пол - и это известно давно - если соглашается на разговор - общается откровенно и без кокетливой недоговорённости или рок-н-ролльного эпатажа. С его статусом самого (известного, успешного, легендарного) музыканта в Мире он умудрился сохранить детскую непосредственность, иногда - до анекдотизма ("я представился", "шанс был небольшой, но он - сработал" - о знакомстве с Линдой).

Но именно эти - простота, жизнелюбие, естество - позволили ему сохраниться до нынешних лет, не превратившись в памятник или реквием самому себе...


- Это удивительно. Во мне всё ещё бьётся то же маленькое сердце. Я чувствую себя всё еще пятилетним...

Paul McCartney



ДЖОН


Я не отвечал на нападки Джона в первой половине 70-х.*  Я знал, что люблю его. И все годы, когда мы писали вместе музыку, были особыми годами. И ничто уже не может изменить этого. Думаю, что бестактность Джона была просто болтовней. Много шума, крика, но это, как у пьяного, лишено смысла. И я подумал, что если отвечу, то ввяжусь действительно в крупную ссору и к тому же могу ещё проиграть, потому что Джон был силён в словах, на этой территории с ним было трудно бороться. Итак, я сказал себе: "Зачем в это ввязываться? Это всё равно ничего не даст, и я не выиграю"... Так я это дело оставил. И сейчас я очень рад, что поступил так, и прежде чем он ушёл, мы смогли снова войти в дружеские отношения. Джон был действительно хорошим человеком, но очень несдержанным.

Когда у нас с Джоном возникали доверительные отношения, я начинал открывать о нём правду, которая не имела ничего общего с его внешним обликом. У Джона внутри скрывалась нежная душа. Но он знал, что людям нравится эдакий "свирепый слон". Я знаю, что вложил в Леннона, знаю свой вклад в Beatles. И доволен тем, что сделал. Пусть это никогда не увидит свет, пусть всё, что я сделал, никогда не получит признания. Ну что ж - это не так важно...

Если рассматривать то, за что так бешено, как это было свойственно ему, боролся Джон, то я согласен с этим. Вопрос лишь в форме...

Знаю, что одним из наибольших удовольствий для Джона было воспитывать своего сына Шона. То есть, быть просто папой, только Джон никогда бы не признался в этом публично, в этом вся разница. Я слаб и говорю об этом. Потому что действительно так считаю - таков я, и повторю это, даже если это мне испортит карьеру. Знаю, что не принято говорить подобные вещи в этом жестоком мире рока, но скрывать это мне кажется слишком легко. Труднее, гораздо труднее, быть верным себе и показывать себя таким, каков есть.

Пока мы входили в Beatles, нас обоих считали совершенно равными. А остальное сложилось уже после, когда Джон и Йоко стали превращаться в... Видите ли, если ты готов появиться на обложке своего альбома совсем без одежды, то вызовешь сенсацию. Но я не расположен к этому, потому что застенчив и просто не хочу этого делать. Так что меня легко можно победить. Если я сейчас во время интервью сниму брюки, это, без сомнения, будет сенсацией, но ясно, я этого не сделаю. Мне это не нравится. Я превосходно знаю, как превратиться в твёрдого парня: надо быть желчным, говорить, что в мире нет ничего, кроме рок-н-ролла, быть самым мрачным, одеваться с утра до вечера в чёрное, как металлист, ходить в шипах, иметь группу, которая носила бы поистине зверское название. Я могу это сделать, конечно; могу, это легко. Но просто это не тот образ жизни, который мне подходит. Я знаю таких людей, насмотрелся на это досыта, и мне не понравилось. Это угнетает. Нужно быть очень, очень сильным, чтобы в этом мире музыки публично утверждать нормальные ценности. Чтобы сказать: "Да, мне нравится любовь. И мне нравятся дети". Что? Говорить, что тебе нравятся дети, в мафии рок-н-ролла? Или что тебе нравится семья? Фу! Пошел ты... Но мне нравится. Выходит, что мне повезло, у меня чудесная семья, меня окружает народ из Ливерпуля, рабочий народ, добрый и крепкий, абсолютно нормальный, весёлый, симпатичный, дружелюбный и солидарный... глубокий народ. Лучше их никого не встречал и не хочу в действительности больше ничего. Мне не нравится темная сторона. Я... не такой сильный.

Но такова человеческая природа. Людям нравятся дурные мальчишки. Людям нравятся Стив Маккуин, Ли Марвин... Крутые парни. Я никогда не был таким. Мне не нравятся драки, я никогда не был хорошим драчуном, поэтому я всегда старался избегать их. У Джона было много проблем. Думаю, что моя жизнь была гораздо легче, чем его. Отец оставил его, когда ему было три года, через несколько лет его мать погибла под машиной у дверей своего дома, его первый брак распался... У него была очень тяжёлая жизнь. И он превратился в плохого мальчишку, в крутого парня из фильма. Людям это нравится: их привлекает Хемингуэй со всей этой жестокостью боя быков, убийством, выпивкой и т.п. Их привлекает тот самый "взбешенный слон". На самом деле, если подумать, это настораживает. Это довольно пугающая черта нашего общества. Однако меня это никогда не привлекало. Я был совсем иначе воспитан. У меня было очень счастливое детство. Единственная моя трагедия - смерть моей матери, когда мне исполнилось 14 лет. Событие, которое, несомненно, сделало меня более суровым, чем я был прежде. Но до 14 лет у меня было, действительно, в некотором смысле идеальное детство...



ЛИНДА


Тем вечером (15 мая 1967 года - примеч.), когда я встретил Линду, я был в Bag О'Nails, смотрел как Georgie Fame and the Blue Flames играли прекрасный сет. Она была там с The Animals, которых знала, потому что фотографировала их в Нью-Йорке. Они сидели несколько ниш позади, около сцены. Группа только что закончила, и они встали, чтобы уйти, или сходить за напитками, и она проходила мимо нашего стола. Я был с краю и вскочил, когда она проходила, просто преградив ей выход. И такой говорю: "О, извини. Привет. Как жизнь? Как поживаешь?" Я представился и сказал: "Мы потом идём в другой клуб, хочешь присоединиться к нам?"

Я как будто натянул тетиву! Ну, я никогда не поступал так до этого, конечно, но в этот раз сработало! Шанс был довольно небольшой, но он сработал! Она сказала: "Да, хорошо, пойдём. Как мы туда доберёмся?" А я от волнения уже забыл о том, как мы сюда доехали, и я просто спросил: "Можно остаться с тобой?"...**

Когда распались Beatles, я уехал в Шотландию, несколько дней не вставал с постели и много пил... Всё это было так безумно и обыденно, как это может быть с любым в подобной ситуации. Бедная Линда! Она пыталась помочь мне. И она, действительно, мне очень помогла, потому что у неё железный характер. Линда мне дала силы. А также детей. Когда чувствуешь себя в безвыходном положении, к тебе подходит сын и говорит: "Папа, я тебя люблю". Это помогает. Есть старый фильм, в котором Гэри Грант готов броситься с моста, к нему подходит сын и говорит: "Папа, я тебя люблю, пойдём домой". И у тебя слёзы ручьём...

Линда родилась в богатой семье и со временем отвергла её представления о жизненных ценностях. Я же, напротив, происхожу из довольно бедных слоёв, но у нас были свои взгляды. И именно это она очень ценила во мне. Когда мы создали семью, для нас было особенно важно уделять много времени детям. А в действительности получилось ещё лучше: мы всё время были вместе, а дети - с нами.

Линда всегда была для меня скорее лучшей подругой, чем женой. Нам повезло: мы просто очень любили друг друга. Она была удивительная, очень сильная женщина. Право же, безумная, великолепная, полная любви. Бриллиант со множеством граней. И на какую ни взгляни - все великолепны.

И сегодня каким-то магическим способом чувствую, что Линда охраняет меня. Я верю и чувствую, что она каким-то образом присутствует здесь. При некоторых обстоятельствах я мысленно спрашиваю её: "Как ты думаешь, это правильно?" Если у меня на душе становится хорошо, значит, я поступаю верно; если на душе дурно - значит, поступок не верен. Вот так я всё и осмысливаю, хотя у меня нет серьёзных религиозных убеждений, да и никогда их не было...



ДЕТИ


Я очень осторожен, воспитываю детей как обыкновенных людей, чтобы они общались с нормальными сверстниками. Чтобы у них были корни, как у всех. Мне говорят: "Ты сошёл с ума! Почему ты их не отправишь в Итон?" (Итон - элитарная школа - примеч.). Да потому, что они вернулись бы оттуда, разговаривая как зануды. Мне не нравится этот тип людей, и я не хочу, чтобы мои дети были такими.

Мы никогда не держали няню для детей. Я в восторге от малышей. Я сам из такой же семьи. Когда я был маленьким, мне всегда кто-нибудь совал ребенка в руки. Нужно было гулять с ним, укладывать спать, качать его. Считаю, что мне повезло. Линда же воспитывалась иначе. Она из богатой семьи, но не имеет ничего общего с семейством Истмэн-Кодак вопреки распространяемым слухам. Однако, её отец - богатый адвокат, и она была воспитана в элитарной семье, которой принадлежат большие дома с кучей прислуги и леденящей атмосферой. И она возненавидела этот мир ещё до знакомства со мной. Поэтому, когда мы жили в Шотландии, у нас был маленький домик, только с двумя спальнями, и это её восхищало. И первые десять лет мы воспитывали всех наших детей в этом доме. В одной комнате спали мы, в другой - дети. И считаю, что это хорошо. В той среде, откуда я родом, это считается нормальным. Некоторые мои двоюродные братья живут в таких же маленьких домиках и имеют пo девять детей. Дети спят на матрасах, расстеленных повсюду на полу, и эти дома нельзя назвать ни чистыми, ни чудесными, но детям хорошо, и у них прекрасные сердца.***

Мы переехали за город из-за детей. Школы в городе очень жестоки. Много насилия, воровства, проблем с наркотиками. Когда я говорю о наркотиках, то имею в виду тяжёлое средство - героин. Всё стало иначе, чем в шестидесятые годы. Тогда было ещё не так плохо. Здесь, в деревне, у детей больше шансов вырасти нормальными людьми.

Однажды дочь Мэри вернулась из колледжа и показала учебник. В нём говорилось обо мне. Это невероятно, да. Я вспомнил, как ходил в школу, читал учебники и видел там Уинстона Черчилля и других. И обычно думал: "Боже, это, должно быть, очень важные люди". И это так странно - узнать однажды, что мы вошли в книгу Истории. Да, считаю, что мы сделали многое нашей музыкой и нашей позицией. Мы, группа Beatles, помогли развитию социальных отношений. Больше всего волнует, если обернуться назад и увидеть всё, что изменилось, и сказать самому себе: "Мы имели к этому какое-то отношение". А это много значит...

Я всегда думал, что придёт день, когда дети будут презирать мою музыку. Но им нравится... впрочем, даже если это не так, они всё равно бы мне не сказали, чтобы не расстраивать (смеётся). Но они любят достойную музыку - U2, Dire Straits. Поверьте, я им ничего не навязывал...



ТВОРЧЕСТВО


Одной из самых больших радостей в моей жизни было, когда я шёл по улице, и кто-то подошёл и сказал:
"Я не хочу вас беспокоить, я только хотел бы вас поблагодарить. Ваша музыка помогла мне пережить трудные времена".

И люди приводят мне маленький пример - почему. Я нахожу это очень эмоциональным: такой кайф услышать подобное. Это естественный способ увидеть в музыке качество. Это то, что всегда имело для меня значение.

Каждый раз, когда я сажусь сочинять новую песню, это оказывается ни легче, ни труднее, чем было раньше. Но мне это по-прежнему нравится. Садишься за рояль и начинаешь дин-дэн, постепенно тебя захватывает музыка, я воодушевляюсь и говорю себе: "У-у, похоже, что-то получается". Это волнует, как в первый раз. Что касается бремени славы Пола Маккартни, мой способ защиты от этого - не чувствовать себя Полом Маккартни. Он - это знаменитая часть меня, это бизнес. Но внутри я чувствую себя как прежде - парнем из Ливерпуля. Мне нравится то же, что и раньше. Природа, например. Такие вещи меня внутренне поддерживают, потому что они неизменны. Весеннее пение птиц сейчас совершенно такое же, как в то время, когда мне было пять лет, оно не меняется от того, что я - Пол Маккартни. Во мне как бы две личности: одна - знаменитая, которая просто делает свою работу, а другая - это я сам, мое действительное я. Стараюсь их не смешивать.

Проблема состоит в том, что известность и богатство приносят с собой определённые трудности. Но именно эти трудности все хотят испытать, не правда ли? Все говорят: "Дайте мне стать богатым, а я уж разберусь с трудностями". Но когда оказываешься в таком положении, это становится бременем, о котором ты не перестаёшь сокрушаться. В то время, когда я входил в Beatles, был момент, когда я понял, что нет возврата и уже невозможно перестать быть знаменитым, поскольку даже если бы я ничего больше не создал и уже ничего собой не представлял, то я всё равно оставался бы тем, кто входил когда-то в Beatles. И когда я это понял, то подумал: "Что ж, будет лучше, если ты научишься с этим жить, чем сожалеть об этом"...

Я помню одну ночь, когда я, лёжа в кровати, почувствовал себя по-настоящему плохо. Тогда мне приснился сон, мне снилась мать, которая умерла за много лет до этого. И мама сказала мне: "Всё будет хорошо, не волнуйся, всё образуется". Это было такое огромное облегчение... После той ночи я написал Let it Be. И этот сон мне помог, действительно помог...

Среда, из которой я вышел, - рабочая, это люди, наделённые сверхвыживаемостью. Они всегда находят выход из любого положения и... это непросто: в моей жизни было много очень трудных моментов. Сейчас, к счастью, это не так, но когда перестали существовать Beatles, это был кошмар. Я чувствовал себя конченым, мог бы превратиться в бродягу, человеческие отбросы.****  Жизнь потеряла всякую цель. Не было смысла вставать по утрам, бриться... После разрыва с Beatles самым логичным казалось отстраниться от жизни. Но я попробовал сделать это и через несколько недель понял, что ничего не получается. Я не смог превратиться в жалкого бродягу и разрушить себя. Итак, надо было снова становиться на ноги. Это очень трудный опыт и, в то же время, достаточно распространенный. Думаю, это как проработать на фабрике 20 лет и вдруг узнать, что ты уволен. Ты задаёшь себе вопрос: "Что делать оставшуюся жизнь?" И тобой владеет мысль: "Я ничего не стою. С Beatles стоил, а теперь - нет". Это очень угнетающее ощущение, ты чувствуешь огромную тяжесть. Конечно, если ты способен преодолеть это, ты выходишь окрепшим...



*Примечания


*Справедливости ради, не совсем так. Пол частично втянулся в этот "заочно-пластиночный" конфликт, но отвечал с горечью и сожалением, без ленноновской язвительности и крушения всех и вся. А с 1973 года первым протянул руку примирения (Little Lamb Dragonfly, Let me roll it).


**Линда (много позже) вспоминала об этом с юмором. Словно, она не знает - кто он :)


***Давайте, всё же, сделаем скидку на разницу восприятия "скромного жилища" между Британией и Россией. Даже в тяжёлые послевоенные годы Пол вырос в уютном частном домике, а не в сталинском бараке со ста соседями.


****Junk (мусор, отходы) - эту песню из дебютного сольника Пол сочинил в состоянии депрессии, но она стала одним из лучших образцов его лирики.



На фото: Пол с дочерьми Мэри и Стэллой ("после ухода Линды они вытащили меня к жизни" - вспоминает он сегодня).