Не тает

     День седьмой – воскресенье – день спасения души и свидетельство того, что всем уготована жизнь вечная в Царствие Божьем. Души бессмертны, может, от этого так иногда хочется взлететь чайкой в пасмурно-васильковое небо, небо, подарившее миру дождь, а сейчас ждущее солнце? Нет, мой полёт можно сравнить лишь с той предсмертной лёгкостью, когда ноги вот-вот оторвутся от подоконника, а зов пустоты играет оглушающую симфонию на барабанных перепонках.

      Говорят, что спасти душу можно через раскаяние во грехах. Говорят, что раскаяние – этот очень больно, особенно когда твоя душа похожа на самую грязную в мире тряпку, которой дряхлый бармен вытирает обшарпанную стойку. Наверное, раскаиваться так же больно, как и быть распятым теми, кого ты был призван любить и спасти. Кода дело касается мук душевных, всегда торжествует правда и справедливость.

      Знаешь, каждое воскресенье моя душа выворачивается наизнанку от боли и невозможной любви. Я задыхаюсь от нежности, моё сердце скоро остановится, замрёт, но не пойдёт снова. Я прохожу по лабиринтам улиц к заветному месту – словно на эшафот. Каждому из нас воздаётся за грехи наши, так получается, мои чувства к тебе – это одновременно божественное проклятие и спасения души. За что же там, на эмпирических Небесах так строги ко мне, что заставляют всё моё естество, от трепещущего физалисово-солнечного огонька души, до мягкой бледной кожи разрываться на две математически точные половинки?

      Сейчас я выше, чем седьмое небо – моё счастье подымает меня почти что до всевышних высот. Мы рядом, мы почти что вместе. Изредка случайно-не-случайно смотрим друг другу прямо в яркие вспышки души, отражающиеся в зеркале глаз. Мы настолько близки друг к другу, что наш миры максимально напряжены и открыты для чувств. Сегодня я счастлива, потому что посреди холодного пустого сквера твои губы находят мои, и меня всю трясёт от невообразимо яркого избытка чувств. Чувств, которым никто не даст шанса расправить крылья.

      Сейчас я лежу в ванне, и бесчувственно-тёплая вода лижет мои осколки, округляя острые концы и пытаясь их склеить. Моё тело помнит касания и поцелуи, мои руки помнят, каково твоё лицо и как холоден металл дужек очков. Сегодня я – разбита, потому что несмотря на единение тел у нас нет единения душ. Твой мир так и остаётся не понят, не прочувствован. Я словно в тонущей подводной лодке и без устали бьюсь о титановую дверь, стараясь добраться до спасательного колокола. А она медленно идёт на глубину.

      Говорят, противоположности притягиваются. Может, и так, но ведь сколько сил нужно приложить, чтобы найти эти грёбанные точки соприкосновения! А ведь есть люди настолько разные, что даже любовь не является обоюдной. Мы сидим с тобой за одним столом, но ты склонился над переплетением странных иссиня-чёрных символов, и на твоё лицо постоянно совершает набеги тень, и лишь глаза, как острые айсберги Ледовитого океана, разрезают пространство вокруг, протыкая моё выдохшееся сердце насквозь. Ну а я ведь не могу вот так просто сдастся – и улыбаюсь искренней улыбкой любящего человека. На меня падает свет, а глаза похожи то на искрящиеся угольки, то на залитый закатным солнцем чай.

      Разница между нашими мирами настолько очевидна, что и не нужно быть Нострадамусом или лесным колдуном, чтобы сказать: «Хей, детка, да ты ведь скоро не выдержишь!» Закатному солнышку не за что в жизни не породниться с нетающими льдами северных морей. Быть полностью противоположными это как сливать воедино положительную и отрицательную бесконечность – всё равно в итоге получится абсолютный ноль. Пустота. Я уже почти опустошена. Всё, что раньше цвело, танцевало и пело, сгорело в пожаре расстроенных нервов.

      Я слабая. Слабая-слабая-слабая девочка. Мне не по силам выдержать абстрактную мешанину людишкиных чувств. Я как Геракл с небесной твердью – не в том месте, не с тем человеком. Сейчас я сижу на скамейке в каком-то сквере за речкой. Стряхиваю пепел сигареты – ничем не отличишь от пепла людского (я знаю не понаслышке, я слушала крематории). Может, я и святая – я люблю людей, правда люблю. В радости и любви к себе, хоть они и не дотягивают до царской водки, я пытаюсь растворить страдания и боль. Да и ничьего счастья я не являюсь залогом. Только вот почему я не вижу света и не чувствую Бога?

      Я останусь навечно на этой скамье
      С сигаретой в зубах, с видом на океан.
      Лишь бы только не
      Возвращаться к себе.
      Лишь бы только не окунаться в себя.