Выпускной вечер Саши

Саша, сын инженера и учительницы английского языка, два с половиной  месяца провел без памяти в нейрореанимации Государственной клинической больницы имени Боткина.
Потрясенные Сашиной историей, люди из США, Израиля, Швейцарии, Украины, Белоруссии, России, Казахстана передавали и переводили Сашиным родителям деньги на лечение.
Эти деньги помогли.
Но ненадолго.
« - Когда наш мальчик еще был среди нас, мы боялись говорить правду. Сейчас мы расскажем все», - говорит Сашина мама.

« Я РАССТЕЛИЛА КУРТКУ,  И ОН ЛЕГ НА ПОЛ…»

…В квартире Сашиных родителей все осталось почти как прежде.
Черный кот.
Крыса Жозефина.
Компьютер.
Книги.
Только Саши как будто стало больше: теперь в каждой комнате стоят его фотографии. 
Мама, папа и дедушка Марат Львович - преподаватель кафедры технологии металлов в МАДИ - хотели, чтобы Саша был добрым и принципиальным.
Хотели, чтобы он умел и любил учиться.
Так оно и было.
Подросток выучил на курсах немецкий язык.
По-английски он писал не хуже, чем по-русски.
А еще Саша занимался каратэ. 
Не для того, чтобы  защищаться.
Чтобы защищать.
«У него не было врагов», - вспоминает дедушка.

Вечером 9 марта Саша вбежал в родительскую квартиру с криком: «Я ничего им не отдал!».
Мама выяснила: незнакомые ребята подошли к ее сыну у метро «Отрадное».
Их требования были выражены в телеграфном стиле: «Деньги, сигареты,  мобильный телефон».
«- На Саше не было ни царапины, - вспоминает Марина Марковна, - зато кулаки содраны в кровь. Я подумала: как, почему мой сын кого-то так отделал? Даже на занятиях каратэ ему не хватало агрессивности...».   

Саша объяснил: ему пришлось драться.
А потом кто-то ударил его по затылку.
Он потерял сознание.
« - Ненадолго, - объяснил он. - Потом я вскочил и бросился домой».

Мама немедленно повезла его в Боткинскую больницу.
«Только что миновало 8 марта, - вспоминает она, - приемный покой был набит искалеченными людьми. У Саши была травма головы, но никто не предложил ему прилечь. Я постелила ему куртку, и он лег на пол».
Врач посоветовала больному отдохнуть дома и через недельку явиться в ближайший травмпункт - снять швы.

В три часа ночи Марина Марковна вздохнула с облегчением.
В это время ей предложили («На всякий случай» - объяснила медсестра) сделать рентгеновский снимок.
И только на снимке врачи обнаружили ужасную вещь: перелом основания черепа.

Когда Сашу увозили вглубь больницы на каталке, он улыбался и разговаривал с мамой.
В четыре часа утра ему сделали первую операцию.
На следующий день - еще одну.
Обнаружилась гематома.
Саша впал в кому.      

Тот, кто нанес ему удар кастетом по затылку, даже не забрал у своей жертвы мобильный телефон.
Исчез только пустой кошелек.
В нем хранилась ксерокопия страничек Сашиного паспорта. 
«- Иногда на улице Сашу принимали за «лицо кавказской национальности», останавливали и требовали предъявить документы, - рассказывает Марина Марковна. - Поэтому я настояла, чтобы сын носил с собой ксерокопию паспорта».      
Подонки у метро «Отрадное», не отличающиеся навыками физиономистов, приняли еврейского подростка за чеченца.
И решили с ним расправиться. 

«ЭТО САМОЕ СТРАШНОЕ МЕСТО НА СВЕТЕ…»

Через три дня Сашины родители познакомились с теми, кто обязан был этих подонков отловить: с УВД «Отрадное» на Олонецкой улице.
«- В УВД у нас спросили: почему вы не принесли заявление три дня назад? Велели ждать под дверью. Мы не стали ждать и ушли. Не до этого было», - рассказал Сашин папа.

Через несколько дней к Сашиным  родителям пришел следователь Андрей Афанасьев.
Принял заявление, дал контактные телефоны, просил звонить.
Дальше - ни звука.
После Сашиной смерти следователи переквалифицировали дело о нападении на старшеклассника Простермана А.Д. в дело об убийстве.
Все. Тишина.   

Саша попал в нейрореанимацию ГКБ им. Боткина.
« - Это самое страшное место на свете -  тихо сказала Марина Марковна. - Страшнее я не могу себе представить...До Саши там никто не пролежал под аппаратом три месяца. Только - полтора. А вообще-то на моих глазах оттуда вывозили каждую неделю...
- Кого? – спросила я. 
- Не кого, а уже чего...»

На уход за Сашей в государственной клинической больнице у родителей уходило до 1000 долларов в месяц.
Каждый день персоналу нейрореанимации - 600 рублей.
Плюс лекарства.
Родителям объясняли, что бесплатно Саше будут делать только уколы глюкозы.
Потом, правда, семья узнала, что их ребенку кололи за счет соцстраха не только глюкозу, но и сильные российские антибиотики.
Так что, вроде бы, не было нужды покупать дорогой японский антибиотик меронем (на который уходило иногда до 1000 долларов в день).
Но в больнице от них потребовали почему-то именно это лекарство.
«Наша семья не бедствует, - с горечью говорит Марина Марковна, - для Саши было все: и компьютер, и курсы немецкого языка, и каратэ. Но лекарства!.. Это дороже любого компьютера!».

Добрая и смелая женщина Светлана Владиславовна Ершова, директор 247-й московской школы, где учился Саша, записала на радио обращение ко всем, кто умеет слушать.
Директор школы (по совместительству - советник главы Марфинской районный управы) просила помочь Сашиным родителям.

Люди откликнулись в тот же день.
В школу немедленно позвонил пресс-секретарь министра здравоохранения и пообещал, что дело будет взято на особый контроль.
Через час после радиоэфира люди уже несли родителям Саши деньги.
Из США, Швейцарии и Израиля предлагали медикаменты.
Директор завода «Водоприбор» Леонид Коган перечислил на лечение Саши 20 тысяч рублей (в те времена это была большая сумма)...

В записной книжке у Марины Марковны остались контактные телефоны, по которым ей предлагали связаться с помощникам крупных российских предпринимателей. 
За три месяца незнакомые благотворители и просто неравнодушные люди собрали и передали семье учительницы и инженера около 10 тысяч долларов...
Благодаря бескорыстной помощи этих людей Саша пришел в сознание.
Он открыл глаза! 

КОММУНАЛЬНАЯ ПРОСТЫНЯ

Последние дни Сашиной жизни Марина Марковна провела рядом с ним. 
Она читала ему детские книжки.
Саша понимал мамины вопросы и отвечал на них глазами.
Одноклассники передавали ему в больницу записки, походившие на плакаты: с крупными буквами, нарисованными яркими фломастерами на больших альбомных листах.
«Солнышко, держись!» - писали Саше друзья.

Врачи сказали родителям, что у спортсмена Саши парализованы правая рука и нога.
Сказали, что он никогда не будет говорить.
«- Но я видела, как он пытался разговаривать, - уверяет Марина Марковна. - Я уверена, что он смог бы говорить. Он очень настойчивый!»

Зарубежные друзья, взволнованные Сашиной историей, верили в сильную школу российской нейрохирургии.
Верили: если подростка удалось спасти - его можно будет выходить.

Сашу ждали на бесплатное реабилитационное лечение в США и Швейцарию.
Но приговор ему уже был подписан.
Он умирал от инфекции, подхваченной в больнице.

«- Заведующий нейрореанимацией Александр Яковлевич Блинкин, так и сказал нам: корень всех бед  - в инфекции, - сказала мне Сашина мама. - Синегнойная палочка, стафилококк, давно уже гуляет по Боткинской больнице. Она убьет еще не одного мальчика…».
Никто уже не узнает, во время какой из операций Саше занесли инфекцию.
«- Врачи отвечали нам: да вы сами ее занесли, - говорят Сашины домашние. - А как иначе? Когда заходишь в нейрореанимацию - там для посетителей бахилы и простынка. Одна на всех!»

Сашины родители бросились искать специалиста по антибактериальной терапии. Было поздно.

«ЕГО ХОТЕЛИ УБИТЬ»

Сашино сердце остановилось в понедельник.
Похоронили юношу в субботу.
А могли бы - через две недели.
УВД «Отрадное» долго сомневалось, стоит ли принимать от Сашиных родителей заявление.
Но еще дольше оно сомневалось, выдавать ли разрешение на захоронение Саши. Живым он занимал блюстителей порядка лишь эпизодически, в роли недо-лица «кавказской национальности».
Мертвым он заинтересовал всех гораздо больше.
Родителям сказали, что необходимо внимательно осмотреть тело в больничном морге.
На это, как объяснили в УВД, требовалось две недели. 
Удар, нанесенный Саше (кастетом или битой), свидетельствовал: речь шла не о заурядной подростковой драке.
Сашу хотели убить.
Родители и так это знали.
Какие тайны могла раскрыть двухнедельная отсрочка?

На похоронах, состоявшихся на Владыкинском кладбище, собрались две школы.
Первая - Сашина. Вторая - мамина.
Поминки тоже были в школе.
На стене висел последний Сашин портрет.
Его сделала 247-я школа.
Это была фотография для «папки выпускника».
Их дарят всему классу на выпускном вечере.
Фотограф сделал эти снимки в феврале…       

«ВОТ И ЛЕЖАТ НАШИ МАЛЬЧИКИ РЯДОМ…»

Саша не дожил двух недель до своего выпускного вечера.
Он мечтал  получить аттестат из рук своего любимого директора  Светланы Владиславовны Ершовой. А вместо этого ей пришлось забирать Сашино тело из морга. Потом она искала для него место на Владыкинском кладбище, поближе к дому. 

Саша представлял, как поблагодарит завуча Татьяну Николаевну Цветкову - а она стала первым человеком, которая приехала ночью утешать его маму, получившую известие о Сашиной смерти.
Саша надеялся провести выпускной вечер с друзьями - а друзья и одноклассники бросали цветы на его гроб...

Аттестат зрелости на имя Саши Простермана директор школы выписала под свою ответственность.
Она нарушила закон.
Ведь умершим документ об образовании не полагается.
25 июня, на выпускном вечере в 247-й школе его вручили Сашиной семье.

Марина Марковна сказала, что будет бережно хранить школьный аттестат, выписанный ее погибшему мальчику.
Она гордится своим сыном.
Саша успел многое.
Успел найти верных друзей, влюбить в себя девушку и даже – досрочно сдать вступительные экзамены в МАДИ.
«Сашины одноклассники пригласили нас на выпускной вечер, - сказала мне мама. – Придем, но ненадолго. Не будем портить детям праздник...»   

Впрочем, праздник прощания выпускников со школой испорчен.
Испорчен страхом перед стражами порядка, которые могут убить тем, что оставят преступника на свободе.
Перед бандитами, которые убивают из-за мобильного телефона.
Перед учреждениями государственной медицины, убивающими по ошибке. Перед государством, которое может убить, потому что ему все равно. 

25 июня, когда в школах всей России начнется выпускной вечер, среди миллиона трехсот тысяч выпускников российских школ не будет Саши Простермана.
Кого на государственном уровне взволнует минус единица в федеральной статистике насильственных смертей?
Много ли значит эта вычеркнутая жизнь по сравнению с жизнями тысяч молодых военнослужащих, погибших в Чечне?

«- Каждый день я езжу к Саше на кладбище. Когда смотришь на памятники - кажется, что сейчас умирают только молодые, - сказала мне на прощанье Марина Марковна. - Рядом с Сашиной могилой похоронены двое.  Одному в этом году исполнилось бы восемнадцать, а другому - двадцать лет. Вот и лежат мальчики теперь рядом...»