Психиатрическая больница

"Мы бежали, но, нет, не взявшись за руки и счастливо улыбаясь. Мы не смотрели в глаза друг другу и даже не чувствовали ничего, кроме страха. Я - страха того, что нас догонят и мою свободу опять ограничат. Он - страха неминуемого наказания за помощь. Мы просто бежали. Вперед изо всех сил, хоть было тяжело дышать, болели ноги и голова, а я, как всегда, чувствовала усталость. Голоса в моем сознании велели мне не останавливаться, и я не делала этого до тех пор, пока не убедилась, что не знаю где нахожусь. Мы забежали в лес. Мой сообщник бессильно оперся о ствол дерева и открыл рот, шумно дыша. Затем он стал беспокойно ходить туда-сюда, обдумывая дальнейшие действия, и чтобы восстановить дыхание, а потом сел прямо на грязную и холодную осеннюю землю и закрыл глаза. Мои глаза были устало полуприкрыты и делали моё лицо несчастным и злым.
- Ты как? - вроде бы с жалостью (так называется этот тон?) спросил он. Я-то знала, что ему совершенно плевать на то, как я. Он думал о себе, но спросил, чтобы не показаться самовлюбленным эгоистом. Я и так знала, что он не такой. Я любила его, и потому даже стащила мандарин для него во время полдника. Из широкого кармана своей клетчатой ношенной пижамы я достала оранжевый фрукт и ткнула ему в ладонь.
- Угощайся, - прохрипела я своим противным голосом.
- Спасибо, - я видела его насквозь, и замешательство не осталось незамеченным.
- Расслабься, все отлично.
На самом деле, я не чувствовала облегчения и гордости за себя и за то, что задуманное получилось почти без единого изъяна. А кроме того радости за обретенную свободу; она не распирала мне грудь, и я не хотела кричать. Я вообще разучилась переживать хоть какие-то положительные эмоции. Сообщник, его кстати, зовут Джин, тоже не чувствовал радости. Он боялся, но не показывал этого. Джин. Да, он исполнил мое желание и достоин так называться. Он помог мне бежать. А я - Эстрелия. Многие зовут меня Эстри.
- Что с тобой случилось?
- Они решили, что я сумасшедшая, - мой настрой так и остался отрешенным и равнодушным, потому что любые мысли о людях дурно на меня влияли, - Возможно, это правда.
- Почему? - Джину не были интересны подробности и глубины проблемы, но я так хотела высказаться кому-то, что выложила ему все.
- Все началось с депрессии. Моей и моей подруги. Мы расстались, так как я уехала в другой город, и мы остались одинокими. Вряд ли ты поймешь нас - у нас не было никого, кто мог бы понять и поддержать. Это морально уничтожило нас - мы ни с кем не общались, теряли аппетит, мучились бессонницей, не развивались и безвылазно сидели дома. Однажды она не выдержала, перестала полагаться на удачу и легла на рельсы. Поезд снес ей голову. А я и не знала об этом, пока ее мать не позвонила через 3 дня. Эта потеря окончательно меня добила. Я каждые выходные приезжала к ее могиле, разговаривала с ней, носила ей цветы и показывала свои рисунки. Я много плакала, много злилась на нее и на себя, так как я виновата в ее смерти. Я не смогла ей помочь. Я выжила, а она нет. Я бросила ее. Эта вина съела меня. Я стала наносить себе вред - курить и тушить окурки о свою кожу, пить, гулять по ночам со всяким сбродом, пробовала и наркотики. Иногда я пыталась резать вены. Я сбивала костяшки пальцев о стены и срывала голосовые связки, когда кричала от боли. Я умирала в себе. А потом заметила тебя. И ты вдохновил меня жить. Ты - здесь, со мной.
Мы сидели на пожухлой грязной листве неприятного темно-коричневого цвета и ели мандарин. Это, кстати, мой некогда любимый фрукт. Я была в пижаме, с копной неухоженных волос на голове, босая и несчастная. Под глазами синяки из-за недосыпа. На костяшках пальцев запекшаяся кровь - я сбила их об стену, когда у меня были панические атаки. Босые ноги тоже были исцарапаны об ветки низкорослых кустов, шишки и иглы. И на щеке красовалась внушительная царапина - я вспорола лицо, когда перелезала через двухметровый забор с колючей проволокой. Хоть она там была редкой и не очень-то опасной. Когда человек не ест несколько дней, его физические показатели увеличиваются, в каком-то смысле он превращается в зверя, и это помогло мне преодолеть преграду. Колючая проволока была повреждена давно, как мне сказали другие больные, упавшей сосной на территории заведения, и с тех пор так и не нашлось денег на ее восстановление. В общем, как всегда. Денег не было и на решетки на окнах, и это тоже способствовало моему побегу. Я убежала, разбив окно третьего этажа, спустившись на связанных простынях, привязав их к шкафу в комнате одним концом и бросив к земле второй. Забор преодолеть мне помог Джин - он перекинул веревку через него и помог выкарабкаться, а потом и спрыгнуть. Ему я позвонила неосознанно, просто понимая, что близкие и друзья мне не помогут - не поймут. А ему почему-то хотелось доверять, и не зря. Он пришел за мной. А я любила его. 
На самом деле у меня не было мобильного и любой поддержки внешнего мира, и потому я незаметно одолжила мобильный у медсестры, когда она приходила ко мне на сеанс. Не составило особого труда прикинуться психованной, напасть на нее и незаметно достать допотопный телефон из ее кармана. За такими "звонилками" люди не особо следят, и их исчезновение не сразу замечается. Но поскольку он был в кармане, а психиатр часто ходила по коридорам со спрятанными руками, она быстро хватилась. И мне пришлось солгать, что она забыла его у меня сама. Я, конечно, могла бы выбросить его из окна и сказать, что даже знать ничего не знаю, но голоса не позволили. И я, добросовестно удалив свой вызов Джину из "исходящих", вручила его ей. Наш разговор с парнем звучал примерно так (примерно, потому что я охрипла, когда кричала в конвульсиях, и он с трудом разбирал мои реплики):
- Алло! - услышав его голос, я убедилась, что именно он взял трубку. Отлично. А то у них один на двоих телефон с сестрой.
- Привет, Джин. Это Эстри, твоя одногруппница. Слушай и не задавай вопросов. Мне нужна твоя помощь и срочно, от этого зависит моя жизнь. Если тебе не все равно, приходи один по адресу Серова 93 с веревкой. Длинной и крепкой. Ты увидишь высокий серый забор с колючей проволокой, найди, где она прорвана и перебрось часть веревки через забор. Действуй так, чтоб тебя никто не видел. Жду.
Выложив такой подробный план действий, я буквально обрекла его на соучастие в моем плане. Он просто не имел права не согласиться. И в какой-то мере мне стало неприятно и отвратительно стыдно, что я положила такую ответственность именно на его плечи.
- Где ты?
- Я сказала адрес: Серова 93. Приходи через час и жди меня.
Всё это было похоже на бред. Но Джин помог. И побежал вместе со мной, потому что нас засекли. Мы просто бежали. К свободе.
До побега мне приходилось несладко, я чувствовала себя ограниченной и ущемленной. Ко мне дважды засылали молодых психиатров, чтобы разобраться в моих проблемах, как будто им это надо. Они пытались вытащить меня из депрессии, которую сами и придумали, вылечить от придуманного психоза, заставляли мыть пол и помогать на кухне, чтобы отвлечь меня от истерик и паники. Но я знаю, что я нормальная. Может, немного нервная. Но это не повод сажать меня на цепь. И сразу после того, как медсестра ушла, забрав мобильный, я стала готовиться к побегу. Связала пододеяльники - свой и еще один, который мне достался вместе с новым одеялом. Я просто сказала, что мне очень холодно, хотя у меня был жар. Я удлинила получившийся канат простыней и наматрасником. И к концу их связывания у меня адски болели пальцы, которые и так были в крови после избития стен. Всю конструкцию я надежно привязала к шкафу. А далее следовало действовать быстро. Я разбила оконное стекло, которое разлетелось вдребезги, и сбросила "канат" вниз, над осколками. Глупо и необдуманно, но лучше, чем гнить в неволе. Мне, кроме свободы и Джина, ничего и не нужно. Канат оказался короче, чем я думала - опасность ситуации зашкаливала. Раздались шаги за дверью - что еще нужно психиатру?! Я быстро преодолела волну подкатившего страха, сглотнула и, вцепившись в канат, выпрыгнула из окна. Я повисла на уровне третьего этажа, за забором мелькнула чья-то фигура, я увидела веревку, переброшенную через ограду. Нужно было двигаться быстрее, к тому же дверь моей комнаты уже отворялась. Я шустро стала спускаться, и через минуту надо мной нависло перепуганное лицо медсестры. Она закричала: "Уходит!" и стала тянуть мой канат на себя. Она оказалась сильной, и я ощутила, как поднимаюсь обратно. Нет, нельзя сдаваться! До земли полтора метра, не меньше. Нужно было прыгать. Но там лежали осколки... Я боялась. Мои глаза судорожно искали что-то, за что можно ухватиться и спуститься. Но стена была сплошная, без изъянов, а карниз слишком узкий. Я услышала звук рвущейся ткани, и вдруг мой вопрос решился сам собой. Вся конструкция из пододеяльников и простыней благополучно развязалась прямо надо мной, и я полетела вниз. На осколки. Я похолодела и отчаянно замахала руками, пытаясь найти опору. Но ее не было.
Дикий крик прорвал тишину. Пытаясь, приземлиться на ноги, я упала в место, где осколков было мало, но они оказались маленькими, а потому влезли под кожу. Один прорвал мне пижаму и конкретно впился в ладонь, второй врезался в пятку. Остальных я не почувствовала. Я ощущала только боль и страх, но мной двигало такое желание голосов бежать отсюда, что я бы бежала даже будучи безрукой и безногой.
- Вставай и беги, Эстрелия! - сквозь зубы процедила я себе. Справившись с болевым шоком, я встала, отряхнулась и побежала по направлению к веревке. Силуэт медсестры в окне исчез - она побежала звать на помощь. Я вцепилась в веревку.
- ДЖИН? - почему-то взревела я.
- Я.
Я с усилием стала подниматься вверх по веревке, натирая мозоли на пальцах. Добравшись до проволоки, я увидела его - он был встревожен и напуган, но щурился, чтобы скрыть эмоции. Засмотревшись на него, я оцарапала щеку о забор. Сколько кровавых следов я оставила им? Прежде, чем спрыгнуть с забора, краем глаза я заметила охранника и медсестру, бегущих ко мне. Хах, они опоздали.
Прыжок. Толчок. И мы побежали. Вперед, через дорогу, в лес. Мы просто бежали, не думая ни о чем. Мы не были ни друзьями, ни врагами, никем. Но он помог мне. А я его любила. Теперь он обречен либо всегда быть со мной и молчать о произошедшем, либо сдать меня и себя, оставшись ненавидимым на всю жизнь".
- Видите, у меня даже шрамы остались после того падения на осколки, - девушка оголила запястье, и взгляду психиатра предстала гладкая кожа, - Почему вы не верите мне? Это было на самом деле.
- Но шрамов нет, - возразил психиатр, осмотрев целую пятку Эстрелии.
- Они есть! - яростно вскричала девушка, - Я же чувствую боль! Они сжигают меня! Я не смогу жить с ними!
Эстрелия схватила лежащую на столе ручку и всадила ее в руку доктору. Ее агрессию и злые вопли, смешанные с плачем, остановили смирительной рубашкой только спустя несколько минут. Ошалевший психиатр корчился от боли и перевязывал дырявую ладонь.
"Она все это придумала. У нее депрессия и галлюцинации, как и предупреждали ее родственники. Множество вредных привычек, вызванных смертью подруги. Пока стоит поместить ее в закрытое отделение, конфисковать телефон и ограничить доступ к внешнему миру. Она опасна", - таковым стало решение доктора. И он не знал, что все, сказанное Эстрелией - чистая правда. Рассказанного ею не было, но такое будет... Она просто видела будущее.