Из жизни опера. Вторая встреча с ведьмой

- А ты не веришь? Но как же так, ведь все было именно так, как я и говорю. К сожалению, документальных свидетельств не имею, но мое слово для тебя ничего не значит?
Марина встала с кресла, развевая полами импортного пеньюара, быстро прошла к окну. Нервными движениями извлекла из лежавшей на подоконнике пачки сигарету, резко подожгла и жадно затянулась.
- Верить?! Тебе верить?! А-ха-ха-ха! С какого перепуга я должна тебе верить, наивный юноша?
- Но я же тебя никогда не обманывал.
- Все бывает в первый раз.
- У меня нет привычки врать.
- Зато есть – оправдываться.
- Но…
- Никаких, но! Не пытайся меня, да и себя тоже, убедить в своих фантазиях.
- Это не фантазии. Ты же знаешь, что я вижу тебя.
- Ну да, в курсе, что не слепой, - иронично согласилась Марина.
- Нет, не глазами.
- Да ты уже и рассмотрел, и всю везде досмотрел и не только руками. Как, понравилось или со старушенцией противно?
- Мариночка, ну какая же ты старушка? Тебе всего 37 лет.
- Ох, юноша, не напоминайте мне о моих годах! Сколько там твоей жене? 27? А любовнице?
- Марина, ну ты же сама знаешь, что выглядишь гораздо моложе цифры в паспорте, пожалуй, даже моложе моей Татьяны в ее 27.
Марина села на подоконник, картинно задрав туда ногу, обнажая ее взору Алексея. Небрежно стряхнув пепел в окно, загадочно улыбнулась той самой улыбкой Джоконды.
- Мой милый мальчик, при должном уходе за собой, любви к себе можно и в 40 выглядеть на 25. Но для основной массы советских женщин это почему-то неприемлемо, они же пятилетку за 3 года гонят, коммунизм строят. А уж если ты красива и тебя любят мужчины, то для упертых комсомолок ты становишься профурсеткой. Средневековье какое-то, дикость. Правда, в Средневековой Европе красивых женщин причисляли к ведьмам и сжигали на кострах. Считалось, что та красота от дьявола. У нас в уголовке статья за проституцию, там же церковь избавлялась от «ведьм» за сексуальные сношения с дьяволом. В общем, европейская церковь занималась тем, что защищала дьявола от сексуальных посягательств красоток. Нонсенс, Лешенька, да, но церковь, де-факто, становилась таким образом адвокатом дьявола. А сейчас «моя милиция меня бережет», защищает ячейки общества от развращения профурсетками. Только вот «загнивающий Запад» перерос Средневековые штанишки, правда и красавицы там вывелись, а ну нас, в стране Советов, по сей день эта дичь в ходу.
- Но мы никого не сжигаем.
- Ну да, не сжигаете, но, хочешь сказать, у милиции нет варварских методов. Давай, скажи мне еще, что не пытаете добропорядочного вида граждан.
- Мы, советская милиция, не приемлем такого негуманного подхода даже к самым опасным преступникам!
- Мы, Лешенька, - это Николай II, а ты всего-навсего старлей, винтик в системе. Прикажут, возьмешь под козырек и пойдешь на дыбе растягивать.
- Мы добросовестно и беспрекословно выполняем все возложенные на нас обязанности, требования уставов и приказов, не щадим своих сил, а в случае необходимости и самой жизни, при охране советского общественного и государственного строя, социалистической собственности, личности и прав граждан и социалистического правопорядка.
Марина небрежно откинула волосы цвета воронова крыла от лица и картинно пустила дым в сторону Алексея.
- Лешенька, мальчик, не бросайся заученными фразами, сущность которых ты не принимаешь. Все это показное и временное, впрочем, как СССР. Да, мальчик мой, да. Уж поверь мне, прожжённой тетке, вращающейся не только среди фарцы, но и партийных бонз, «Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал».
- Марина, я бы попросил не называть меня мальчиком, все же мне не 15 давно уже. А то, что Союзу скоро конец будет, это я еще в Афгане прочухал.
- А как тебя еще называть? Мальчик и есть мальчик. Сколько тебе годков, старлей? 25-27, не больше.
- 26 мне.
- О, да! Уже не юноша, а муж! Но, сам понимаешь, паспортный возраст не значит ничего. Ты вот себя шаманом считаешь, да какой из тебя шаман, зелень. Ни опыта, ни стажа. И дар свой странно применяешь.
- Но я жизнь спас…
- Ой-й-й-й! Да ты шо? Таки прям спас, как говорят одесситы. Кстати, ты в Одессе был? Поезжай, рекомендую. Жену с сыном свози, а то вдруг потом не доведется, зафигачат железный занавес, и кусай потом локти.
- Внутри страны занавес? Ты же не думаешь, что братья-славяне способы на такую подлость?
- Шаман, молодо-зелено. Лешка, ну ты не обижайся уж на старую грымзу, я же не подтруниваю над тобой, ты не думай. Но и правда, слишком молод и неопытен в глобальном понятии, повторюсь, паспорт не причем.
- А этим всем «братьям и сестрам» больно-то не верь. Сволочи везде найдутся. Думаешь, твой Гангадзе так уж в восторге от дружбы народов? Да он же среднеазиатов на дух не переносит, антисемит, к тому же. Или Мелькинтас искренне, по-брежневски, целуется в десна? Черта лысого! Мелькинтас, тот же от всей своей мрачной душонки проклинает тот момент, когда его нога ступила на сибирскую землю. Он же искренне считает русских оккупантами, изнасиловавших его Курляндию и впихнувших ее в СССР, фашист он недобитый, но притворяется знатно. Масленников ваш тоже фашист, даром, что партийный активист; на оккупированной территории первый бы побежал на фрицев работать. Это ты еще пока не испортился, светлый добрый и наивный мальчик. Я же людей насквозь вижу.
Алексей сидел на диване, потупив взор, мял пальцами ноги свой носок, валявшийся у дивана, делая вид, что именно этот процесс занимает его больше всего в мире. Марина та еще стерва, но ведь огонь-баба! Нет, она не была представительницей древнейшей профессии в чистом виде, под статью ее так просто не подвести, но в немалом штате ее любовников, фаворитов, меценатов и прочих благодетелей значились и высшие чины города, а то и области, и не только управленцы от партии, но и при погонах, при очень больших погонах; а еще всякие криминальные авторитеты, не говоря уж обо всяких там директорах и заведующих. Это уже так, мелочи. Но в сети этой черноокой ведьмы попался и он – оперуполномоченный, старший лейтенант Алексей Чернов.
А ведь она и есть ведьма. Самая настоящая. И силищи-то у нее, проклянет, не излечишься. Мужика привлечь? Легко! Стоит только Марине того захотеть. Сами придут, сами все предложат и дадут. Даже он, шаман, с потенциалом, не меньшим по силе, чем у Марины, угодил под ее чары. Даром, что сила есть, пользоваться ею он не обучен. Потенциалы еще в Афганистане Мелешев помог раскрыть, до кучи и на кровь привязал, но Алексей добровольно отказался работать по силе, когда прочитал свое будущее: его сыну, как ни крути, отмеряно всего 18 лет, из которых осталось лишь немногим больше 12-ти, и никак это не изменить, хоть в хрустальный дворец его заточи, в его 18 все случится…
Тогда ему, самому 19-летнему пацану, стало невыносимо страшно. Костлявую с косой он видел почти каждый день, и душманов, и двухсотые на Север летели постоянно, а жить так хотелось! Но его сыну Абсолют отмерял именно 18 лет, и именно эту меру он считал платой за свою Силу, силу, сохранившую жизнь Мелешеву, хотя в тот момент она должна была угаснуть и отправиться по Стиксу Пянджу в иные миры. Нет, он все время гнал мысль, что Мелешев, давая силу Алексею, брал платой время жизни его сына, тогда еще будущего, зачатого со смазливой медсестричкой Танечкой в ташкентском госпитале, где он лежал рядом с Мелешевым как донор крови. У них у обоих была одна, самая редкая группа крови. Совпадение?
Владимир Мелешев – это его боевой командир, в те годы еще молодой лейтенант, только-только выпорхнувший из стен училища, направленный в Белоруссию, но оказался переброшенным в Афганистан со своими срочниками «для исполнения интернационального долга». Кому задолжали молодые десантники за пределами СССР – вопрос в пустоту, все равно на него нет ответа. Но чуть ли не в первом бою в Кунаре командира ранило, причем, военная медицина классифицирует такие ранения как смертельные, то есть шансов выжить ноль. Алексей тогда был рядом, но его даже не зацепило. Он держал Мелешева за руку, второй пытаясь выцарапать из аптечки заветную капсулу с промедолом, но командир прервал его попытки: «Не суети, рядовой, лучше дай вторую руку и смотри мне в глаза. В глаза, говорю, смотри, и не моргай». Алексей послушно смотрел в закатывающиеся глаза командира, сам теряя ощущение реальности. Начало марта, но солнце почему-то прожигало затылок, словно в июле, глаза заволокло красным туманом, воздух, словно испарения из кипящей кастрюли, жег нос и глотку, казалось, что легкие сейчас разорвет, а сердце, переломав ребра, вылетит из груди. Жар, невыносимый палящий жар, металлический вкус во рту и… не единого звука, хотя еще мгновение назад горы сотрясались от взрывов и выстрелов. От этой тишины неимоверно давило на барабанные перепонки. Пронзающая боль сковывала его молодое здоровое тело, он терял последнюю связь с этим миром. Нет! Так не должно быть! Ему всего 19, и он хочет жить, вернуться в свое родное Залесово, поступить в технарь, жениться на Любочке, если та дождётся своего солдата.
Истошный нечеловеческий, какой-то по-звериному пугающий крик вырвался из его груди, рассеивая кровавый туман и остужая жар. Шедшая от самой земли некая мощь выталкивала этот крик, незримой стелой возносясь ввысь, пронзая небеса. Сила открылась. Его земная сила теперь уже подпитывалась от родного стихийного источника – Земли. И он вспомнил все! То самое изначальное, что передал ему, 10-летнему мальчишке его дед перед смертью. Это невозможно описать, это невозможно понять, но лишь прочувствовать душой. Дед Алексей по линии матери был потомственным шаманом, и именно он передал все свои знания внуку, единственному прямому потомку, наделенному каналами Силы, той самой изначальной Силы матери-природы.
И вот теперь он уже через призму Силы видел командира: маг созидания небесной Силы, того же заряда и градиента, что и у Алексея. Мелешев открыл канал и подключил молодого шамана на донорство. Почему он не взял свою стихийную силу, ведь потенциальные каналы открывать куда более энергозатратно, да еще и не своей стихии? Тогда Алексей не мог этого объяснить, но просто видел, как через него шли силовые потоки светло-зеленого цвета, проходили через раненного командира и устремлялись в синеву.
Это уже потом его посветили в силовые балансы, постоянные потоки, коими способны пользоваться лишь самые сильные, о том, что Мелешев попросту разбазаривал силу для защиты своих солдат, а ведь и правда, двухсотых и трехсотых именно в его непосредственном подчинении было в раз меньше.
Но в тот злополучный день не удержал баланс: прикрывая солдат, отводя противника он оголил себя, за что и поплатился. А ведь опытный маг, не в первом воплощении, но прокололся, как экзальтированный неофит, получивший в распоряжение изначальную Силу. Злую шутку сыграла человеческая сущность: 24 года, мальчишка, максималист и идеалист. Эх, не права Марина, не права, утверждая, что паспортный возраст не важен. Еще как важен! Человеческие эмоции способны перечеркнуть даже самые высококлассные навыки работы с Силой.
И тут он невольно вспомнил и целительницу Наталью, накачивавшую своего, по сути мертвого мужа-сердечника силой, и некрасивую школьницу Анечку, порушившую не одну семью приворотами. Первая хотела продлить свое женское счастье, вторая пыталась приворотами самоутвердиться и доказать, что она круче признанных красоток школы. Но, как и следовало ожидать, коктейль силы и неконтролируемых человеческих эмоций дает плачевные результаты.
А теперь еще и Марина… Вот уж везет ему на подобные экземпляры. Была у них в разработке эта ведьма, прикрывала своего возлюбленного фарцовщика, глаза отводила, очаровывала; шла как свидетельница. Ее ведьминскую сущность Алексей узрел, когда та и ему пыталась глаза отвести при захвате. Шаман-то он хоть и неопытный, но воздействия подобного толка, владеющие силой, хорошо чувствуют. Ведьма она, та же стихия Земля, но сила полярна его силе. Энергоконфликт возник сразу же, да только ведьма оказалась сильнее, повелся-таки Алексей на чары, как моряк на песни Сирен. А ведь хороша, чертовка! И без того красива, как еще и в постели оказалась идеалом всех его мужских мечтаний. Куда там его жене, которая буквально понимала исполнение супружеских обязанностей, и отрабатывала в стандартной последовательности, как рабочий у станка. А любовница? Глупышка не целованная, которую пришлось учить элементарным вещам. И свалилось же на него это чудо с планеты непуганых благородных девиц. Один плюс, согласна на все, что ни предложи. То ли дело, Марина-а-а-а! Лицо Алексея расплылось в блаженной улыбке, и он почувствовал себя в полной готовности к подвигам на любовных фронтах.
Марина, затушив сигарету, кошкой юркнула и устроилась у Алексея на коленях, приобняв, щекой прикоснулась к его губам.
- Ну вот так-то лучше, а то сидишь тут, трындишь мне о судьбах мира. Их и без нас предрешили уже, смысл трепыхаться? Не лучше ли предаться плотским утехам, пить вино, делать, что хочется именно тебе, а не брать под козырек по приказу? Только не надо мне снова присягу цитировать. Между прочим, ты Абсолюту не присягал, а силой владеешь. Нехорошо это. И как тебя упустили-то? Раскрытый потенциал, но дикий, но вот именно таким ты мне нравишься, это будоражит даже больше, чем твое молодое бренное тело…
***
Алексей лежал на спине и тихо млел от накрывшей неги, Марина, положив голову ему на грудь, что-то мурлыкала себе под нос. Ох, уж эти женщины! Что за непоследовательность и непредсказуемость. И все же, как же ему хорошо, вот прямо здесь и именно сейчас. «Остановись мгновенье, ты прекрасно!»
Ешкин кот! Сколько сейчас времени-то? Ему же еще ехать, смену сдавать. Алексей приподнялся, чтобы посмотреть на часы: 01:24. А в отделении он должен был быть в 20:00, да, одним рапортом не отделаешься, плакали его капитанские погоны.
- Ты чего?
- Марина, мне в отделении нужно быть, прости, надо ехать.
- Тебе? Нужно? – Марина, выгнувшись как кошка, повернулась и уселась на животе Алексея, - это нужно твоему начальству: время, отчетность, чтобы все цигель-цигель, ровненько, гладенько «дзинь-чпок», как на станке: «дзинь» - вышло новое изделие; «чпок» - упало в упаковочный ящик. Норма, выработка. Винтики, детальки системы! Лешка, ломай в себе все это нахрен, пока не поздно. У тебя сила есть, ты сумеешь вырваться из системы.
- Марина, я на работе, эм, при исполнении. А тебе с твоим образом жизни не только за тунеядство срок светит, но и… Я прошу, не играй с огнем.
- А? Что? И где ты видел огонь, ярче и жарче меня? Земной силой затушу любой, да и за 20 лет никто еще за тунеядство не предъявлял, да-да, с тех самых времен, как аттестат в школе получила. Только не спрашивай, на что жила, а. Оба мужа кормили, ну и дружественными презентами не обделена. Не думай, дружбы там нет, так, дипломатия и такт, улыбочки, расшаркивания. Наши-то вон, тоже перед Тэтчер вытанцовывают, а сами тошнятся от этой англицкой оборотнихи.
- Что?
- То! Не суйся, куда не следует, шаман, мой тебе совет. Можешь не благодарить.
- Но…
- Тпру! Никаких, но. И вообще, я как бы официально числюсь в кооперативе. Будешь придираться или документики предъявить? У меня-то есть, чем крыть, старлей, в отличие от тебя. Кстати, нахрена ты вообще ко мне приперся? Что хотел сказать-то? Извини, невежливо с моей стороны было кидать на тебя заговор зубов, но остальное-то тебе понравилось? Можешь не отпираться, сама вижу.
- Марина, я о Павле хотел поговорить. Он тебя подставить собирается, опий скинуть, а сам свалить.
- И откуда инфа? Доказательства?
Марина скатилась с Алексея, спрыгнула с дивана и рванула к окну. Снова курить будет. Вот всем хороша, даром, что ведьма, но курить-то на кой? Ладно, он мужик, ему простительна эта пагубная привычка, но женщина с сигаретой – это вульгарно. Хотя марина выглядит очень пикантно, в ее исполнении это скорее искусство, нежели пошлость.
- Сила, Марин, я же тоже силой вижу. Я проконсультировался, ты можешь и не почувствовать этот наркотик, если доселе не видела, а я видел.
- В Афгане?
- Угу.
- Но я знаю, что от Павла не идет опасность для меня!
- Марина, я не знаю, как вы, ведьмы, берете информацию у Абсолюта и поднимаете Силу стихии, но хотя бы потенциал опасности на себя посмотреть можешь?
- Павел не опасен!
- Марина, мое дело предупредить, а если хочешь завтра по этапу пойти, я тебе устрою. И не надо меня чаровать, извини, я за наркоту убивать готов.
Марина бросила недокуренную сигарету в пепельницу, подошла к Алексею и, не моргая, начала буравить его взглядом. Но и Алексей был не лыком шит, знал все эти игры в гляделки, глаз не отводил, напротив, сам начал пристально смотреть на Марину.
- Что так взъелся? Афганский синдром все никак не отпускает? Хочешь об этом поговорить?
- Какой синдром еще? Не выдумывай!
- Так все ваши кто бухает, кто на наркоте, кто в атаку по ночам ходит, кто, как Пашка, по криминалу пошел. У нас же фарцовщики вне закона, никакого свободного рынка.
- А что, Пашка тоже там был? Не знал, честно.
- Угу, в 1984 году вернулся. Сначала запил, я вытащила по просьбе его матушки, но сама полюбила.
- О, ведьмы могут любить?
- Могут, очень даже. Я и всех своих мужей любила. Или ты думаешь, что любить способны только вы, с восходящим градиентом силы? Ошибаешься, ничто человеческое нам не чуждо. И в прошлых воплощениях любила, но война, будь она не ладна, помешала.
- Ты что, воевала?
- А то. Думаешь, раз был в Афганистане, то войну видал и жизнь понял? Самонадеянно. А я санитаркой была, наших солдатушек спасала, да, и силой, и снадобьями саморучно изготовленными лечила. Полевой медицины на всех не хватало.
- Как? Ты же говорила, что после войны родилась, или тебе не 37?
- Как-как, как и все от мамы с папой, естественным образом в 1949 году. Меня же в прошлой жизни еще в 44-ом в Польше уже при бомбардировке накрыло. Излечиться сама все равно не смогла бы.
- И ты все помнишь?
- Кое-что, ключевые моменты, касаемо рабочих навыков.
- Почему же я тогда ничего не помню о прошлых жизнях?
- А ты еще молодой, первое воплощение живешь. Душа неофита совсем.
- А ты?
- Все равно не поверишь, слишком древняя. Кому скажи, так санитаров вызовут, вмиг смирительную рубашку наденут.
Марина присела на краешек дивана, обхватив руками острые колени, густые волосы ниспадали, прикрывая грудь. Эту битву взглядов она проиграла. Какого лешего этот шаман переходит все границы, используя запрещенные приемы.
- Можешь не рассказывать, вряд ли кто поверит. Но вот, что касаемо Павла, то я тебя предупреждаю: спалишься с ним на наркоте. Но в твоих силах предотвратить.
- Лешка, достал уже! Павла не трогай, не лезь в наши отношения. И вообще, ты работу прогуливаешь. Иди уже, только спустись этажом ниже, останови суицидника. Тебе зачтется, благодарность вместо выговора получишь.
- Твои делишки?
- Не важно, вали уже.
Алексей спешно оделся, Марина все так и сидела. Да и хрен с тобой, дура-баба. Ей жизнь спасаешь, а она еще и кочевряжится. Подставят, сама виновата будет. Вот и помогай после этого людям, пусть она и ведьма. Дура!
Уже переступив порог, он, обернувшись все же крикнул на прощание: «А о Пашке подумай!»
- Да пошел ты!
Алексей, сбегая по ступенькам вниз, все твердил завязшее в зубах: «Дура-дура-дура», как чуть было не споткнулся на межэтажной площадке о лежавшего, с пакетом на голове, подростка лет 15-ти. Сдирая пакет, Алексей пытался нащупать пульс на артериях шеи. Есть! Слабый, но есть. Так, воздуха побольше, продышаться, благо, сам дышит. Придурок малолетний, нахрена ты клей нюхаешь, жить что ли надоело? Родители, поди, с ума сходят, а этот тут разлегся, помирать решил!
Расстегнув ворот на рубашке, Алексей похлопал парня по щекам. Тот приоткрыл мутные глаза, что-то промычал и его начало рвать. Фу, блин! Давай, еще ужином своим захлебнись! Алексей резко повернул бедолагу на бок. Зрелище не из приятных, но чего он только не видал. Придется еще и грязного переть, даже вытереть лицо нечем.
- Что, одыбался? Вставай, давай!
- Дядь, не трогай, а.
- Вставай, кому говорю! В больницу пойдем.
- Не надо, дядь.
- Надо! Если хочешь подохнуть, то подыхай там, на койке, лежа красиво, а не в луже дерьма.
- Я не могу.
Не можешь, научим, тут идти-то два дома. А ну, встал.
Подросток с трудом поднялся и пошатывающейся походкой направился к лестнице. Алексей сзади придерживал его за плечо. Все равно не удерет, даже если и попытается. А ведьма права, суицидник. И как узнала, не она же ему пакет с «Моментом» на голову нахлобучила. Ой, ведьма.
В приемном отделении он, к своему счастью или несчастью столкнулся с Гангадзе, который год уже болтающегося в капитанах, не долетает со своими залетами до майора, а ведь отличный опер, один из лучших в городе.
- Чернов, какого хрена не передался?
- Вон, суицидника вытаскивал. А ты что тут кукуешь?
- Наркош взяли, чуть ласты с передоза не склеили. Жду, когда пустят, допросить, где дурь брали.
- Где, где, с Афганистана, падлы, прут! Сколько их в Туркестанах перехватывают, но все равно, и до нас эта зараза докатилась. Наши же пацаны еще там подсаживались. Видели, как дохнут с нее, видели, как в горах погибают, но от дури не отказываются.
- Лех, да это все понятно. Они хоть так мозги отключают, чтобы не думать и не вспоминать. Мне важно выяснить, кто продает. Эти же еще не служили, ПТУшники, по 16 лет обоим.
- Да продают тоже пешки. Одну посадишь, другую найдут.
- Другую посадим. И заразу эту выкорчуем.
Алексей только хмыкнул. Люди. Наивные. На таких и держится система.
- Ладно, жди своих торчков. Я в отделение, смену сдавать.
***
- Старший лейтенант Чернов, ну вот что с тобой делать, скажи мне? – подполковник Попов бросил коричневую папку из кожи дикого дермантина на стол, - две докладные: одна требует выговор тебе впаять за нарушение дисциплины; другая – квартальную пр6емию за помощь в закрытии наркопритона.
- Товарищ подполковник, вы начальник, вам решать.
- Я-то решу, мало не покажется.
- Так премии много не бывает.
- Чернов, не дерзи! Лучше скажи, как додумался дурь среди импортных тряпок искать?
- Это не я, все капитан Гангадзе. Я-то, что, поделился воспоминаниями об армейской службе.
- Ох, не договариваешь что-то.
- Пока не уверен в своих версиях, следствие покажет, правильно ли я думаю.
- Следствие… еще скажи, туда навострился.
- да ладно вам.
- Иди уже. И не вздумай косячить, иначе выговором не отделаешься, компромат на тебя уже имею.
- Спасибо, товарищ подполковник.
- Можешь не благодарить. Послушай, а та девица, владелица наркоточки, знакомая твоя?
- Да так, пересекался по работе, привозил как свидетеля, что-то ее там допрашивали.
- А девка-то, ого-го, не находишь? Жаль, пропадет такая красота, дадут же по полной.
Алексей пожал плечами и вышел из кабинета начальника. Эх, Марина-Марина, хоть и древняя ведьма, но дура. Сама по этапу же пойдешь, а паровозом своего Пашку не потянешь. Но как же ты права была, говоря, что паспортный возраст не причем.