Серая Мышка. Книга 5 Глава 12, последняя

СЕРАЯ МЫШКА
Книга пятая: Каменный гость

Глава 12. Апрель 2002 года. Сан-Агустин
Три богатыря. Последняя битва?

   - Сан-Агустин, - Наталья, наконец, выдохнула из легких застоявшийся, но на удивление свежий воздух.
   Сколько он (воздух) ждал этого выдоха? По ощущениям - годы, если не века. Но столько времени, конечно же, люди на берегу Гуатавиты ждать не могли. Наталья видела их всех; с того самого момента, когда в отчаянии сорвала с нити ожерелья очередной рубин, и поднесла его к губам золотой статуи, чьи незрячие глаза продолжали дарить тепло и любовь своей дочери, но нового дара не приняли.  Мышка машинально сунула камень в собственный рот, ощутила знакомый вкус, и воспарила сознанием вверх, над поверхностью озера. Своим рывком она словно прорвала паутину неподвижности и тишины, в которую были погружены окрестности. В глубине зародился и грозно зарокотал гром – под водой будто начинался самый настоящий шторм. Он выплеснулся на поверхность одним вздохом, волной, которая легко перевернула плот, застывший посреди идеально круглого водоема, и понеслась к берегам. Вода священного озера достигла ног людей, опять затянувших гимн, но не заставила их отступить, а лишь усилила звуки торжественной песни так, что они заполнили все гигантское пространство кратера древнего вулкана. А может,  вырвались наружу, за пределы каменного кольца гор.
   Но Наталье некогда было следить за тем, как растворяется звук в пространстве… естественно, со скоростью звука. Она гораздо медленнее скользила сейчас сознанием вниз, провожая взглядом очередную порцию сокровищ, принесенных в жертву Владычице вод. Золото и драгоценные камни падали на песок, уже готовый их принять; горы прежних даров этот песок, а может, и камень, служивший ему основанием, уже поглотили. Не было и статуи. Мышка на мгновение замерла на дне – на том самом месте, где мать благословила дочь, и резко оттолкнулась от песка, чувствуя, что тяжести, которая удерживала тело под водой, больше не было. Масло, а за ним и золотой песок, стали частью озера. Но Крупина чувствовала; знала, что прохладная вода смыла лишь физическую составляющую драгоценного одеяния. Что-то невидимое взглядом, и любыми лабораторными приборами, продолжало покрывать каждую клеточку Натальи снаружи; сейчас оно согревало ее в холодной воде горного озера, а в будущем… Мышка вдруг поняла, что это древний народ, сейчас возносящий песнь-молитву к небесам своей родины,  поделился частичкой собственной силы. И Наталья с благодарностью приняла ее, вплела ее в первый, и последующие гребки, которые быстро погнали пловчиху к берегу.
   Был ли старый индейский вождь колдуном; обладал ли он каким-то особым зрением? Наталья решила для себя – да, обладает. Потому что он первый, и единственный из всех, ждущих дочь Владычицы на берегу, кивнул с удовлетворением, и хорошо заметным вздохом облегчения. Его плечи вдруг поникли, а изнутри кто-то, или что-то словно выдернуло стержень, поддерживавший высохшее старческое тело. Теперь это был обычный глубокий старик, сбросивший с себя почетную, но неимоверно тяжелую миссию.
   - Не сбросил, а передал ее мне, - усмехнулась Наталья, - рано обрадовался, дедушка.
   Дедушка в том плане, поняла она вдруг, что где-то там, в невообразимо далеком прошлом кровь ее предков, и предков этого старика была общей, текла в одних жилах.
   И вождь словно понял ее, выпрямился опять – с первым словом, которым Мышка одарила своих соратников.
   - Сан-Агустин, - почти выкрикнула она, и глаза сверкнули не только у индейца, но и у дона Алеандро, - что это?
   - Древний город, - почти с мистическим страхом ответил первым Вильямар, - еще одно священное место наших предков. Туристов там бывает еще больше, чем здесь…
   Он окинул взглядом окрестности, которые вопреки его словам, были сегодня абсолютно пустынными (индейцы, и команда полковника Крупиной не в счет), чуть поморщился, и продолжил:
   - Но там, в Сан-Агустине, совсем другая атмосфера. Впечатлительные люди утверждают, что там, среди древних статуй с лицами людей и зверей, которых в нашем мире давно нет, находится логово самого дьявола. Большинство из колумбийцев, отдавших дань памяти предкам в этом умершем селении, никогда не возвращались туда, - он помолчал, и после долгой паузы закончил, едва слышным голосом, - я тоже.
   - Ну, вот, - преувеличенно бодро заявила и ему, и всем  остальным, Наталья, - самое время посмотреть на этих истуканов.
   Дон Алеандро построжел лицом, и вытянулся, как перед главнокомандующим армии, в которую он сам себя записал. Рядом так же застыли его племянники, Ню Го Лай, и старый вождь. А Наталья, оценив их готовность последовать за ней в огонь и воду, или в пасть самого дьявола, вдруг… рассмеялась, превращаясь и телом и душой в обыкновенную девчонку, которой просто любопытно было смотреть по сторонам, на это чудо природы, названное людьми Гуатавита, а потом – совсем скоро – на руины древнего индейского поселения. Совсем скоро…
   - Сколько, вы говорите, нам ехать до этого самого Сан-Агустино?..
   Как ни быстро мчались автомобили к новому, возможно, последнему, месту битвы, какая-то неведомая сила опередила их. Не только мыслью, но и вполне осязаемо. В этом общее сознание молчащих практически всю дорогу путников убедилось задолго до того, как дон Алеандро показал на дорожный указатель, повторив подобно заклинанию:
   - Сан-Агустин.
   Уже километров за двадцать до того навстречу им потянулась нескончаемая лента самых разных автомобилей – экскурсионных автобусов, легковушек, мощных джипов, тащивших за совой домики за колесами. Эта местность, как теперь Мышка убедилась собственными глазами, была чрезвычайно популярна у туристов. И все они сейчас поспешно, ведомые какой-то силой, во всю прыть покидали музей древностей под открытым небом.
   - И не только по этой трассе, - машинально подумала Наталья, оглядываясь назад, и убеждаясь, что следом за их машиной по ровной, как меч, дороге не следует ни один автомобиль, - ай да вождь! Это какие же связи ты поднял, что сдвинул с места эту махину?... Меч!
   Ее руки сами подтянули, и огладили длинный сверток, занимавший отдельное место рядом с ней. На это мягкое сидение не стал претендовать даже Ню Го Лай. Он словно почувствовал силу древнего оружия, скрытого сейчас куском плотной ткани; даже – поняла Наталья – едва сдержался, чтобы не отвесить свертку церемониальный поклон.
   - Ну, вот, приехали, - выдохнула Наталья, - останавливая автомобиль на точке, в которой угадала древнюю площадь.
   Ее окружали десятки каменных статуй, замерших здесь на долгие тысячелетия. Нет – одна дожидалась Серую Мышку и ее спутников совсем недолго. Замершая, подобно остальным, каменным, фигура шевельнулась, и к автомобилю шагнул старый вождь. Вот теперь Наталья поняла - в его движениях, в том, с каким выражением лица он вперил свой на удивление смиренный взгляд на нее, восемнадцатилетнюю русскую девчонку – старик свою миссию выполнил. И теперь живет лишь одним желанием – стать зрителем беспримерной битвы, и насладиться ее финалом. Естественно, победным – для Натальи, для него самого, для всех… Потому что – если дочь Владычицы вод проиграет, это будет означать гибель всего сущего; как бы пафосно это не звучало.
   - А с тобой, дочка, я туда не пойду, - чуть поклонился индеец, не опуская, впрочем, глаз (чтобы она могла прочесть в них предназначенные лишь для нее одной слова), - потому что там я тебе буду только мешать.
   - А кто пойдет? - с таким вопросом Наталья повернулась к спутникам, с готовностью шагнувшим к ней; и ответила сама, - только мы втроем. Как три богатыря…
   Страх перед неведомым, но и готовность положить свою жизнь рядом с ней читались в глазах абсолютно всех; однако Мышка кивнула лишь учителю. И пошла вперед, не оглядываясь, не ожидая вопроса: "А кто же третий?!". Потому что решила для себя, что рядом с ней, и с Ню Го Лаем, должен встать  тот, кого враг лишил всего; кроме, разве что, жизни.
   - Но это не жизнь! - воскликнула она, отойдя уже достаточно далеко от дона Алеандро с племянниками, и от индейцев, которые, как оказалось, успели образовать живую цепочку вокруг проклятого холма,  - жизнь - это борьба, в который или ты, или тебя. А если ты убегаешь, или прячешься, значит - уже тебя!
   Ню Го Лай кивнул, соглашаясь. Он уже догнал Наталью на широкой тропе, ведущей вверх, к мрачным статуям, и теперь явно тоже терялся в догадках, не видя третьего "богатыря".
   - Вот он! - даже засмеялась Мышка, срывая с шеи ожерелье, и с размаха швыряя его в постамент, на котором их с учителем ждал первый каменный монстр. Это была статуя человекообразного существа с мордой настолько хищной, предвкушающей кровавое зрелище, что Наталье невольно показалось, что с каменных зубов, торчащих из разверстого рта, капают тягучие бордовые капли. Но нет - это брызнули во все стороны (может, даже в тот самый рот) брызги рубинов. Они сгорали на лету, превращаясь в темные облачка, и тянулись к одному центру притяжения, который превращался в туманную фигуру, дрожащую в воздухе, несмотря на полное отсутствие ветра. Вот этот туман стал  густеть, обретать вполне материальные черты; стал плотным и тяжелым, но так и не опустился на битые камни.
   - Здравствуй, Гудвин, - вполне серьезно воскликнула Наталья, - здравствуй, богатырь русский!
   - Почему русский? - отвисла челюсть у Ню Го Лая, а потом - спустя пару секунд - и у пришельца, висевшего в позе лотоса.
   Своим приветствием Серая Мышка хотела отвлечь внимание Гудвина, развеять панику, которая уже начала рождаться в нем, прежде всего, в глазах - при виде оскаленной рожи каменного монстра. Кого-то, видимо, это "личико" ему напомнило. Наталье ее нехитрый трюк вполне удался. Гудвин вслед за настоятелем буддистского монастыря воскликнул:
   -  Какой богатырь, и посему русский?
   - Самый настоящий, - кивнула Наталья, улыбнувшись в душе; ну, не стала она признаваться, что былинные эпосы других народов она практически не знает, - посмотрите, как все складно получается: Ню Го Лай, как и подобает истинному почитателю Великого Будды, человек очень добрый. Потому ты, учитель, будешь Добрыней.
   - Это я-то добрый? - полковник Николаев, когда-то давно учивший агента три нуля один тайному искусству корейских палачей, разинул рот еще шире.
   - Ты, Гудвин, великий и ужасный, - повернулась Наталья к неподвижно висевшему пришельцу, - не тридцать три года, а все тридцать три тысячи лет просидел в своей пещере, как Муромец на печи; пока калики перехожие его во двор не пригласили. Вот ты им и будешь - Ильей Ивановичем. Ну, а я...
   Мышка скромно потупилась, не забывая, однако, оглядываться по сторонам, и закончила "представление":
   - Ну а я, назначенная местным населением дочерью богини священного озера, а значит, представительницей культа, буду Алешей Поповичем. Или Поповной. Не возражаете?
   Два богатыря поспешно кивнули, хотя этот вопрос Наталья задала скорее не им, а двум другим "слушателям", которые, собственно, и должны были стать ее главными соратниками в битве.
   - Хотя от вашей помощи, мальчики, я тоже не откажусь.
   Она подмигнула "мальчикам", и потянула из-за спины сверток, где своего часа, наконец, дождались древние мечи. Их, вообще-то, было четыре. Но "младшие братья" катан остались в футлярах. Сегодня был не их день. Два длинных, почти прямых клинка взметнулись вверх, пронзив пространство, и зазвенели - пока только в душе Натальи. Особенно свирепым  был "голос" того клинка, что не один век верой и правдой служил клану Дракона. Словно в нем сейчас вскипела кровь древних крылатых монстров. Крупина в этом ликующем крике, слышном, наверное, только ей, и напарнице, второй катане, распознала еще и боль чудовищно далеких утрат, и обещание поквитаться с кем-то, кто...
   - Да! Это был я! - хохот, подобный грому, должен был бросить на камни всех, кто сейчас скрестил взгляды на сверкнувших под солнцем мечах - таким ужасно громким он был, - да,  это я уничтожил древний народ, не успевший встать на путь разума, частичка которого живет в тебе, жалкая железяка. Так же, как убил целую цивилизацию, последний кусок которой плавает сейчас под моими ногами в виде клочка тумана. Так же, как сегодня покончу, наконец, с твоим народом - девчонка, чья мать трусливо прячется от меня в озере вот уже...
   Пока невидимый еще противник хвастливо перечислял свои победы, Наталья успела убедиться - никто, кроме ее самой, да Гудвина... ну, еще двух мечей, задрожавших от нетерпения, не слышат этого грома. Она ответила врагу - громко, криком, разнесенным поднявшимся таки ветром по всему холму:
   - Или это ты трусливо прятался здесь, притворившись куском камня? Каким из них - самым мелким и невзрачным? Чтобы все проходили мимо, и - не дай бог - не заметили такое ничтожество?
   Через пару минут тишины земля содрогнулась. Наталья подняла голову кверху, к вершине проклятого холма, заставленного статуями, и совсем не удивилась, когда самая крупная из них – колосс не меньше пяти метров высотой – грузно спрыгнул со своего пьедестала, и утвердился на земле, искрошив при этом в мелкие обломки двух своих меньших собратьев.
   - Нет, - пробормотала она, - никаких братьев у тебя здесь нет. Здесь все для тебя чужое, и ты готов разнести меня, моих товарищей, всю Землю, в порошок.
   Каменный великан шагнул вниз. Его мраморная (или какая там – Мышке было все равно) при этом не скрежетала, не осыпалась кусками вниз. И двигался монстр на удивление шустро. Еще Наталья успела рассмотреть, что к каменному поясу монстра были приторочены гигантские булавы, или палицы, усеянные крупными шипами. Но в руках у него сейчас было другое «оружие». Века, а может, тысячелетия истукан держал в руках каменного же ребенка, жертву. Держал за ноги, головой вниз. И теперь этим каменным изваянием, на котором выражение детского личика, казалось, совсем заполнилось первородным ужасом, он размахивал так, что избежать удара было невозможно. Учитывая  пятиметровый рост монстра, и то, что он несся, убыстряя бег, вниз по достаточно крутому склону, ничего зазорного ни для себя, ни для других двух «богатырей» она не увидела – когда все трое брызнули в сторону, как тараканы от занесенным над ними тапком. Впрочем, никаких тапок у исполина не было; он был бос, но это не умаляло угрозы. Попади под эту каменную поступь человеческая плоть, или тот клубящийся дымок, который вроде бы успел избежать ужасной участи… Успел –  Гудвин оказался за спиной врага так молниеносно, что Мышка даже не пыталась проследить его движения. Которого, впрочем, и не было. Вот он был перед каменным исполином, а вот – почти на вершине холма, готовый и дальше играть в догонялки.
   - Но не более того, - поняла Наталья, - кончать этот кусок камня придется мне.
   Мечи, которые, по определению не могли причинить каменной глыбе никакого вреда, все же взмыли над ее головой, пропев первые такты стальной песни, слышной лишь Серой Мышке. Но и от них, и от самой Натальи монстр лишь  отмахнулся. Отчаянным перекатом Мышка увернулась от ужасного оружия великана, и вскочила на ноги – когда тот уже устремился за Гудвином, своей главной целью. Через пару мгновений все вернулись на свои места: монстр стоял у своего пьедестала, готовый начать еще один рывок вниз, а Гудвин храбро прикрывал своим почти прозрачным телом Наталью и Ню Го Лая.
   Еще раз прогремел гром – это сдвигались в зловещей улыбки каменные губы. Рот великана открылся, и наружу, из темного каменного нутра, вниз донесся еще один звук, означающий, как поняла Мышка, смех. Торжествующий, полный победного предвкушения хохот. Его руки взмыли вверх; каменное дитя ростом со взрослого человека скривило рожицу теперь так, словно этот ребенок, принесенный в жертву бесчисленные годы назад, собрался зареветь. И он действительно заплакал; беззвучно, и потому еще страшнее – когда могучие каменные мускулы рук вздулись, сжимая  каменное же тельце. Из раскрывшихся глаз ребенка брызнули слезы; крупные, кроваво-красные. Кто-то бесстрастный в душе Натальи (агент три нуля один, кто же еще) успел «порадоваться» за тех счастливцев, кто завтра или послезавтра, или когда-нибудь позже найдут здесь целую россыпь драгоценных рубинов.
   - Если будет кому искать, - подумала она, заполняясь отчаянием.
   Не за себя; Наталья чувствовала себя вполне комфортно, хотя ощущала, как что-то могучее и очень страшное пытается сжать ее, раздавить, превратить в песчинку, а потом в абсолютный нуль.
   - Мама! - воскликнула она непроизвольно, вызвав еще один раскат грома, теперь уже недовольный, - спасибо, мама.
   Это золотая «рубашка», невидимая, но от этого не менее реальная, спасала сейчас дочь владычицы вод от гигантского пресса, под которым корчились Ню Го Лай и Гудвин. Корейский монах сейчас лежал на земле, и извивался в немыслимых корчах. Его одеяние, недавно аккуратное, нежного золотистого цвета, было сейчас красным от крови, и (поняла Мышка) продолжала пропитываться животворящей жидкостью, несущей в себе драгоценные следы живой воды. Гудвин, очевидно, в своем организме крови не имел. Он верещал тонким голосом, и ужимался до состояния посоха, в который и вцепились, наконец, руки каменного исполина. Несчастная кукла с лицом красного цвета, валялась поодаль, а монстр оглушительно заревел, словно в его руки попал главный приз его длинной жизни.
   Визг Гудвина перешел в хрип, а потом какой-то булькающий и очень тихий, на грани слышимости, звук, который тот же бесстрастный агент три нуля один почему-то сравнил со звуком, с каким курица сносит яйцо. Может потому, что темная палка, в которую превратился пришелец, действительно исторгло из себя что-то, размерами напоминавшее куриной яйцо, а сутью… Это и было сутью Гудвина, последнего представителя могущественной цивилизации. В этом яйце помещалась она вся, и всю ее хотел заглотить враг, открывший чудовищный рот, и начавший неспешное движение собственной руки с тускло сиявшим на ладони «яйцом».
   - Щас! – заполнилось холодной яростью Мышка.
   Оба меча сверкнули, и обрушились, с известной всем командой: «Так не доставайся же ты никому!». Ее ярость, вместившая сейчас в себя главным образом боль утраты  (учитель рядом совсем не шевелился), казалось, должна была рассечь на части и «яйцо», и каменную ладонь, на которой оно лежала. Впрочем, холодное сознание полковника Крупиной, теперь командовавшее телом, готово было принять жесткую отдачу рукоятей, и обиженный лязг мечей, и даже увернуться от стальных осколков, которые могли брызнуть во все стороны. Но… ничего этого не было. Даже отдачи – когда мечи словно прилипли к «яйцу». И налились таким же радужным цветом, каким  прежде отличался этот живой артефакт, тысячи лет ждавший своего часа в пещере. И этот час, этот миг настал. Наталья почувствовала, как эта радуга, непонятно пока какой силы, заструилась по лезвиям, по рукоятям, и по ее жилам, отыскивая, и находя место в ее организме. Этой энергии было неимоверно много; «яйцо» таяло медленно. Но это зрелище завораживало, и с него не сводили взглядов ни Мышка, ни каменный колосс. И только когда радужная крупинка на гигантской ладони истаяла совсем, враг обиженно и зло взревел, и попытался поднять ногу, чтобы опустить ее на макушку нахальной девицы, лишившей его законного приза. И это ему, скорее всего, удалось бы; и неизвестно, спас бы Наталью невидимый золотой панцырь. Всего пару мгновений ей было нужно, чтобы разобраться с энергией Гудвина, в которой она сейчас буквально задыхалась, и эти мгновения ей подарили...
    В правую ногу колосса, уже начавшую было движение вверх, вцепилось то, что лежало только что бездыханным в пропитанных кровью одеждах буддистского монаха. Левую, толчковую, и такую же толстую, обхватил ручонками Гудвин в своем истинном виде. Сейчас инопланетянин был удивительно похож на те рисунки, которые часто появлялись  в научно-популярных журналах. Нескладный, большеголовый, с огромными глазами, удлиненными в стороны, которые уставились на Наталью, и не отпускали ее взглядом, хотя голова инопланетного существа немилосердно болталась на длинной тонкой шейке. Он словно прощался с этим миром, таким негостеприимным для него, и с Натальей; силился передать ей что-то. Неизвестно, можно ли было принять за согласие один из тех рывков, которые его голова совершала по мере того, как каменный истукан тряс поочередно двумя ногами-столбами, как человек пытается оторвать мелких, но злобных зверьков, вцепившихся в штанины? За согласие использовать его дар в полной мере.
   Наталья, наконец, разобралась с этим даром; по крайней мере, с основными его частями, так важными сейчас. В тот самый миг, когда чудовище разобралось со "зверьками", подпрыгнув высоко вверх, и опустившись обеими ступнями на то, что недавно было полным сил человеком, и его внеземным собратом. Через минуту это был общий организм; точнее - его останки. Истукан попрыгал по крошеву плоти; едва не заставив Серую Мышку заткнуть уши ладонями - таким нестерпимо ужасным были звуки ломающихся костей. Это желание, взметнувшее руки кверху, напомнило ей о грозном оружии, готовом вступить в бой. Два клинка вытянулись навстречу врагу; тот, подпрыгнувший в последний раз и утвердившийся на каменных колоннах ног, кажется, даже усмехнулся. А потом метнулся вперед, явно желая расправиться с последним противником уже опробованным способом. Его ступни вызвали небольшой катаклизм в том месте, где только что стояла Крупина. Даже агент три нуля один с трудом увернулась бы от такого стремительного броска. Но Наталья поверила последнему обещанию Гудвина, и отдала управление телом новым, только что обретенным навыкам. К великому изумлению врага Мышки в том месте, где он принялся топтаться, словно опять размазывая человеческую плоть по камням, не оказалась. Она стояла позади гиганта, не приложив к стремительному броску ни единой калории энергии.
   - Телепортация - это круто, - с уважением успела подумать она, словно это кто-то другой совершил прыжок сквозь пространство.
   Мечи взметнулись вверх, чтобы попробовать смахнуть каменную голову с каменных же плеч, и замерли, задрожали от сдержавшей их силы. А Наталья задержала этот двойной удар не потому, что великан как раз наклонился вперед, пытаясь разглядеть ошметки плоти, которых там не было; достать до его шеи даже длинными мечами было затруднительно. Еще одним приобретенным чувством, которое с удовольствием взяла на вооружение агент три нуля один, стал расширившееся до не определенных пока границ восприятие мира. В том числе и чувств людей (и других существ) попавших в этот круг. Вопрос: "Как с этим жить-то?!", она оставила на потом - если это "потом" наступит. Сейчас же она расслышала далекий, но от этого не менее мощный крик старого вождя:
   - Нет!!! Не делай этого! Не выпуская чудовище наружу!
   - Ага, - вполголоса ответила Наталья ему, а скорее всего, самой себе, все-таки пуская оружие в дело, - значит - камень это не столько броня, сколько узы, не дающее вырваться наружу демону... или как там называли его твои индейские предки? А вот так тебепонравится?
   Два острия ткнулись в каменные ягодицы; исполин взревел, взвившись в воздух, и поворачиваясь к противнице  стремительней, чем прежде. Новым зрением Мышка успела разглядеть, как на "мягком" месте истукана проступили черные огромные капли. Такой же чернотой покрылись острия древних мечей; но оружие не звякнуло обиженно (их Мышка тоже научилась слышать и понимать), оно, напротив, зазвенело победно, попробовав первой крови врага.
   Великан топнул еще раз, но в этом месте Натальи тоже не было. Теперь она стояла на самой вершине холма, у пустого постамента, и пыталась разглядеть врага, несущегося к ней огромными рваными прыжками. Каменных собратьев исполину совсем не было жаль, так что он оставлял за собой сплошную полосу обломков, и тучи пыли. Мышка постаралась скользнуть взглядом и сквозь нее, и сквозь каменную толщу, в которую был заключен злой инопланетный разум. И у нее получилось! Разум она определить не смогла, а вот яростный, нестерпимо яркий костер, бушевавший в груди исполина, напомнил ей что-то в недавнем прошлом. Время в новом восприятии мира текло для Натальи очень медленно - когда она этого желала - так что между двумя гигантскими прыжками, приблизившими монстра к ней на добрый десяток метров, она вспомнила нескладную фигуру и чуть испуганную речь Никиты Сергеевича. Не Генерального секретаря, конечно, а заместителя директора Нововоронежской атомной станции. Вспомнила его лекцию, и поразившую ее тогда картинку. Как в пылающее нутро ядерного реактора медленно вонзаются графитовые стержни, и всепожирающий огонь медленно гаснет, подчиняется законам бытия.
   У полковника Крупиной не было графитовых стержней; зато у ней были мечи, готовые стать для нее, для  всего мира чем угодно - хоть и кусками аморфного углерода, как бы обидно это для них не звучало.
   Еще раз содрогнулась земля в том месте, где стояла Наталья, и исполин замер, явно пытаясь сообразить - чем сразить юркого врага, которая стояла сейчас на его пьедестале, и смотрела ему прямо  в глаза; еще и усмехалась насмешливо. Варианта у него было два - размазать ее по  грубо отшлифованному камню  куклой, которую он подобрал на месте, где нашли свою ужасную смерть Ню Го Лай с Гудвином, или выпустить последнюю из рук, и схватить тонкую девичью плоть; мять ее каменными ладонями, выдавливая из нее эту усмешку, а потом жизнь, а вместе с ней наследие Гудвина. Эта доля мгновения, за которую он успел лишь моргнуть каменными веками, ввергла его в изумление - Мышки на постаменте не было. Что-то еще раз кольнуло в спину, и истукан не удержался, прыгнул на пьедестал. Уже там он развернулся, ступив босыми ступнями в выемки, в которых были погружены его ноги тысячи лет.
   Наталья, между тем, словно хвалилась еще одним обретенным умением. Она зависла в воздухе; опять глаза  в глаза противнику. Исполин взревел, обдав ее всю каменным дыханием, и поднял руки с зажатым в ней каменным ребенком, ростом превышавшим Мышку, но ударить  не успел. Ударила Наталья. Она сместилась чуть влево, и вогнала в каменную плоть истукана, подмышку, первый клинок, когда-то закаленный в крови дракона. Этот удар был стремительным - для всех, включая его каменную жертву. Но не для самой Натальи. Она видела сейчас, как лезвие, пробивавшее себе путь сквозь каменную толщу, меняет цвет и структуру, становясь из ослепительно блестящего в тусклое, серое; но не менее прочное. Что-то задержало ее последнее усилие, не позволило ткнуть темным острием клинка прямо в пылающий костер "ядерной" топки исполина. Может, какое-то предчувствие, а может, истошный визг чудовища, дернувшего инстинктивно руку вниз, к источнику нестерпимой боли. Мышка отпустила теплую рукоять, успев огладить ее, и сказать последнее: "Прощай, и спасибо!". Каменный мускул сам вогнал клинок до упора, и визг стал совсем оглушающим: так что агент три нуля один, продолжающий мониторить пространство без перерыва на всяких чудовищ и битву с ними, отметил, как индейцы, вставшие было на ноги, опять повалились на камни. Он же - вместе с Мышкой, и бесчисленными поколениями предков - вогнал второй меч в другую подмышку исполина, которая оказалась для него той самой "ахиллесовой пятой". И эта "пятка" скрылась под мощным каменным бицепсом, и визг, сверливший человеческие мозги не хуже гигантской дрели, вдруг пропал. И неудивительно - визжать, как и прыгать по камням, и пылать ненавистью было некому. Потому что внутри истукана Наталья теперь  не видела бушующего пламени; даже крохотной искры. В огромной груди был лишь огромный кусок чего-то черного, подобного ископаемому углю, да две серо-бурые полосы, пронзавшие эту черноту насквозь.
   Теперь никто; ни люди, будущие туристы, ни многочисленные кадры фото-, и кинохроник, которые хранились где-то, не смогли бы распознать различия двух каменных исполинов - того, что простоял здесь тысячи лет, и нового, замершего на своем месте пару минут назад. Даже жертва - каменный ребенок - замер в мощных ладонях совершенно так же, как прежде. С ним, со всеми жертвами злого разума, воплощенного здесь в камне, и простилась прежде всего Наталья.
   А потом одним мгновением оказалась на коленях - перед кровавым месивом, в которую превратились учитель и Гудвин. Позади заскрипели, а потом замолчали камни. За спиной закрывшей глаза Серой Мышки останавливались дон Алеандро с племянниками, старый индеец, и его соплеменники. Никто из них не смог бы сказать сейчас, что делает Наталья - молится неведомым богам, или просто замерла в отчаянии, в понимании того, что если бы среди обретенных ею новых способностей оказалась бы власть над временем; возможность вернуть ее обратно - к началу поединка, а может, и много дальше... она бы не сделала этого...

   Через много лет, в такой же весенний день Наталья стояла перед каменным истуканом. В ее ладонь вцепился мальчик  семи лет - сын, Юра. В чертах ребенка легко угадывались черты деда, отца Натальи Крупиной. Мышка шаг за шагом распутала длинную, полную приключений и подвигов жизнь русского воина. Побывала на его могиле. А сейчас привезла сына к месту удивительной битвы, в которой потеряла своих друзей - учителя и удивительное существо, о котором все слышали, но никто не видел.
   - И не увидят, - горько усмехнулась она.
   Наталья еще раз оглядела монстра, убедилась, что внутри него все по-прежнему; ничто не угрожает миру людей, и отвернулась от него.
   - Мам, куда мы теперь? - шустрые паренек аж подпрыгивал на месте от нетерпения.
   - Купаться, сынок.
   - Ура, купаться! - Юрка выдернул ладошку из материнской руки, и помчался вниз, ловко лавируя меж статуй и многочисленных туристов.
   - Купаться, сынок, - повторила Наталья негромко - так, что никто не услышал ее, - надо же тебя бабушке показать...

               
 

;