Малахитовая внучка глава 8

Глава 8

За окном начало бумкать громче, видимо, гроза возвращалась и продолжился второй акт «марлизонского балета». К этому примешался звук открываемой входной двери и взвизг пружины. Земляки вернулись.
Юля провела мне ладонью по щеке и, взглянув в глаза, нежно шепнула на ушко:
- Там собака, не люблю собак, пойдем ко мне. Дома никого нет.
Отказаться я уже был не в силах. Вы бы отказались? Не скрипя дверью, мы проскользнули в фойе.
Клара Арнольдовна и Фёдор Алексеевич были в библиотеке, там светилось пятно переносного фонаря и слышался звук телефонного наборника.
- Звони в диспетчерскую, пусть вызовут по рации, может он на стане, грозу пережидает.
- Это плохо, дядя Федя. Он в вагончике, а рация в УАЗике.
- Твою мать, всюду клин. Ну не в милицию же звонить?
- Подождем. Перезвоним через десять минут.
- Ага, ну тогда я покурить.
Надо было спешить! Юля дышала молча в затылок. Я задел под ботинком препятствие, да это же мой дождевик! Пришлось поставить магнитофон на пол и взять свободной рукой, в другой была ладонь Юли. От этого движения у входной двери послышался знакомый поскул и вспыхнули два огонька. Служака Амур все же решил меня поприветствовать.
Машинально я набросил дождевик на девушку, поднял её на руки и двинулся решительно вперед. Собака все же успела поставить на меня лапы, но до моего «сокровища» не дотянулась, щелкнув в темноте челюстями. Молчуны эти овчарки, полаять он вспомнил, когда мы уже вывалились на улицу. Единственное, что услышал, это: «кирдык» Аллы Борисовны и «Калифорнии» в виде хруста магнитофонных кассет и русское удивление Фёдора Алексеевича. Тут, на крыльце, я понял, что моё сокровище что-то уж совсем легка относительно того, что я видел у себя на руках. Может из-за страха, может из-за того, что буквально обвила меня своими красивыми руками. Я чуть не задохнулся от ее духов, а камушки ожерелья все пытались попасть мне в глаз.
Юля, беззвучно смеясь, стекла с меня, чмокнула в щёку и мы, взявшись за руки, ринулись в темноту. Как по команде, за нами стеной встал ливень.
Промок я мгновенно, а Юля в кроссовках утонула в первой же луже. Дождь стоял монолитом, даже ощущалось сопротивление и тяжесть от него, пока мы забежали на крыльцо Коли-Петиного дома. Вот интересно, едва исчезли из свободного пространства, он вздохнул и ослаб. Вы понимаете, я уже не мог этого не замечать. Пока Юля шарила в  поисках ключа, я шагнул обратно. Ливень даванул. Я вернулся, он вздохнул. Но только я решился проделать это снова, девушка оглянулась и сказала:
- Тебе лучше стоять на крыльце, - она была прелестна и мокрая, не меньше моего. Если бы человечество не додумалось в свое время до изобретения ткани, оно должно было бы до этого додуматься, чтобы хоть раз сильная часть человечества взглянула на слабую в мокрой одежде. Едва щелкнул замок, эта прелесть, решительно схватив меня за руку, увлекла во внезапно распахнувшийся квадрат Малевича. Напор был силён так, что я только и успел в сенках скинуть сапоги. Не мог же я двигаться в комнаты обутым. Но носки держались за них крепче, чем за хозяина и я налегке был решительно приглашен в дом.
В темноте щелкали ходики. По мягким половицам мы сделали порядочное количество шагов и поворотов, и, наконец, оказались перед огромным окном.
- Задерни шторы, только аккуратно.
Я потянул за тяжёлую ткань и взглянул в темноту. Вот они рядом, знакомые окна побеленного домика, а в сверкнувшей действительности даже видны железнодорожные примечательности! Но во мне уже ничего не шевельнулось, в данный момент и в данное время я принадлежал другой. И шторы сомкнулись.
От засветившегося ночника я разглядел комнату. Она была просторна, квадратов двадцать пять. Современная, с притензиями мебель, видимо белорусская, в полировках плательного шкафа, двухспальной кровати, огромной многоярусной стенки отражался бордовый огонек фонаря.
- Переодевайся, - в мою сторону полетело холодное махровое полотенце, створки шкафов отворились, тихо шелестя, мебель была новая.
Юля всего лишь отвернулась и решительно сняла с себя одежду, на ней остались только сережки и ожерелье. Я задохнулся от увиденного! Девушка одним движением распустила носу и начала энергично ее сушить полотенцем.
- Ну что же ты? – она сверкнула в мою сторону взглядом и улыбнулась.
Я быстро все скинул на спинку стула и, протерев голову, «от греха подальше»,тут же обмотнулся полотенцем.
Девушки уже не было в комнате. Она вернулась через минуту с тазом и большим китайским термосом. Через мгновение мы сидели против друг друга, обмотанные махровыми полотенцами, и грели ноги в одном тазу. Я был, как под гипнозом, от происходящего. Юля, напротив, провокационно прикасалась ко мне своими ступнями и блестела огромными глазищами. Она наклонилась и прошептала в ухо: «Мой красавчик», - заодно дотронувшись ладошками до лица, губ и поцеловала.
- Ты, что, онемел? - капризный хлопок по щеке.
- С огнём играешь, откуда знаешь про красавчика? - с силой я прижал девушку к себе, чтобы не шелохнулась. Она засмеялась очень знакомой интонацией. Я даже вспотел, увидев в ней Надюху, и от неожиданности отпустил и отшатнулся.
- Подожди, - девушка встала, вытерла ноги и отправилась к белорусской мебели, переливающейся разнообразием. Повозившись в нише, она принесла два фужера с блестящей жидкостью.
- Это, чтобы не простудиться, надо выпить до дна.
- Приворотное зелье?
- Зачем мне зелье, ты и так мой. Навсегда…
Питье спиртным точно не было, оно обволокло во рту, провалилось внутрь и произвело восторженное ощущение, подвигнув к решительным действиям. Мы, как бешенные, вцепились друг в друга, и куда-то переместились.
-Ты не боишься? – успел прошептать я.
- Родителей?
- Меня, я превращаюсь в дембеля ГеСеВеГэ.
- Что значит ГеСеВеГэ?
- Группа Советских войск в Германии.
- В чем смысл?
- Нас сравнивают с танками.
- Пусть будут танки.
Громадная бездна вселенной обрушилась на нас, втянула и подняла над зарницами и деревней, мехтоком, одинокой Шмаркой, дойкой и всей округой. Неудержимое тепло , нега и онемение разлилось по телу, я полюбил мир до самой последней звезды и всё стало так понятно и ясно. Перед собой я увидел прекрасное лицо Юли, закрытые глаза, изморозь румянца. Мы стали одним целым или, по крайней мере, играющими в одной команде… и провал.
Там в небытие я был всемогущ и обострён, малейшие движения материи я улавливал, более того, предчувствовал. Глаза мои открылись в тот момент, когда что-то большое и опасное начало просовываться в дверной проем. Ночной фонарь был не потушен и я явно видел, что опасность огромная и зелёного цвета. И в то же время Юлин голос разорвал тишину.
- Неееет!!! – и что-то бросилось под ноги просовывающемуся, но и оно было тоже зеленое и лысое с редкими паклями волос!
Шесть лет назад, до этого, со мной случилось замечательное событие, называлось оно – куре молодого бойца в славной части номер 93223. Стараниями нашего сержанта Сереги  Ермакова, мы встречали зарождающийся день под команду: «Карантин, подъем, тревога». И через месяц упорных трудов, в торжественное утро принятия присяги мы выстроились для утреннего осмотра, когда деревянная основа спички ещё даже гореть не начала. Тогда, я  на себе почувствовал силу дрессировки. Вот и теперь инстинкт сработал. Всё делалось мгновенно и автоматически.
Пролетая над тем, что катилось под ноги «опасности», я почувствовал себя одетым в мокрую нижнюю часть гардероба, втягивающим голову в плечи, и предвидящим неизбежную встречу моего носителя мозга с органом обоняния зеленого гостя. Так вдвоём мы и вылетели из двери в комнату «как пробка из шампанского», под натужный звук «Чвак!» и брызги фейерверка вспыхнули перед глазами. Наконец я понял реальную силу ума перед грубой физической – мне ничего, а вот «то», по-моему, вырубилось. Оно не шевелилось!
В окна комнаты светили фары машины и я явно различил, что здесь их еще двое. На меня наваливалось что-то склизкое и вонючее. Оно обхватило за шею, а второй рукой за правую ногу и начало сдавливать назад на удушение. Я всё ещё не верил в происходящее, но тут взорвалось окно и влетело в комнату. А следом за совковой лопатой ввалился знакомый до боли силуэт.
- Ах, вы свиньи! – взвизгнул мой друган Виктор и кому-то заехал своей кувалдой. А зарядить в бубен он умел, это я знал по себе. Кто-то перекатился через нас. Хватка ослабла.  Этого мне хватило, я ведь тоже не в шахматы играл. Закипела битва! Краем глаза я видел, как через окно запрыгнул Амур и начал кого-то рвать. Залез кое-как старый солдат Фёдор Алексеевич, еще какой-то мужчина. Завизжала начальница Клара, еще кто-то лез в окно. Прибавилось и их, и нас. Всё смешалось, началась активная фаза разрушения мебели, заодно и жилища Коли-Пети.
Мне икнулось и я понял, что блестящая жидкость действовала. Я прямо-таки почувствовал упоение в бою. Одно только меня беспокоило, я не слышал и не видел Юли.
Раздался выстрел из ружья дуплетом, снаружи, но то только подлило масло в огонь. В свете фар слышался хруст, мат, треск и визг. За окном прозвучал голос:
- Кларочка, может еще раз стрельнуть?
И тут, видимо кирпич от разрушенной печи, отключил мою действительность и желание понять, что же все-таки происходит…