История третья

ПРЕДРОЖДЕСТВЕННСКИЕ ХЛОПОТЫ

19 декабря.

Наш городок находится на севере штата. Зима всегда приходила поздно и была мягкой, за все месяцы можно было насчитать два-три по-настоящему морозных дня. Этот год не стал исключением. Население у нас чуть больше ста тысяч человек, и большинство из них - работники местной гидроэлектростанции. Чуть меньше сорока лет назад при строительстве ГЭС было решено создать деривацию и пустить безнапорный канал неподалеку от непосредственных границ города, так как река шла далековато, да и особенностью ландшафта была излишняя ровность. С тех пор город немного расширился, разросся, и через этот канал перебросили добротный, без изысков мост, который соединил пригородный спальный жилой район  и центральный. Вдоль нашего самого обычного моста частоколом выстроились опоры линии электропередач, создавая образ промышленной глубинки еще на подступах к достаточно развитому и облагороженному центру города. Там, среди многоэтажных жилых домов, расположились торговые и рабочие площадки, стадион, маленькая больница и две школы (старая и новая, как их теперь называли), городская администрация, пожарная часть и отделение полиции.

Что касается красоты, то нельзя сказать, что наш город яркий. Он обычный. Серость панельных домов (высотой максимум в шесть этажей) разбавляется темными пятнами государственных учреждений, зеленью нечастых деревьев (за исключением городского парка), красновато-бурыми или синими заборами, а по вечерам - разноцветными огнями (в основном желтыми) фонарей и вывесок.  Но все преображает небо, в любое время прекрасное и невероятно живописное. Я люблю наш город.

Как  во многих городах, подобных нашему, неподалеку от здания городской администрации (и двух кварталов не наберется) есть небольшое светлое одноэтажное строение, объединившее под своей крышей филиал национального благотворительного фонда, социальную службу, фонд помощи ветеранам и отделение пенсионного фонда. Зачастую в этом учреждении можно было встретить едва ли не половину нашего славного городка, и, если кто и переезжал к нам, то все соседи наверняка наказывали заскочить сюда на пару минут. Таким образом большая часть города узнавала о "новеньком", и ему (или ей) не приходилось тратить время на индивидуальное знакомство с горожанами. Оставшаяся часть жителей прислушивалась к городскому сарафанному радио, сердце  которого находилось не иначе, как здесь.

Волей судьбы я имею прямое и непосредственное отношение к этому "эпицентру рождения слухов и домыслов, а реже - дельной информации", так как работаю в благотворительном фонде, временно исполняя обязанности директора, так как предыдущий директор - мистер Севидж - скоропостижно скончался в прошлом месяце от (поговаривают) чего-то венерического. До этого я был заместителем начальника социальной службы и, сказать по правде, меня все абсолютно устраивало. Глава города при личной деловой встрече сказал, что если за пару-тройку месяцев я приведу дела в порядок и понравлюсь правлению фонда, то должность директора за мной официально будет закреплена. Я же был в сомнениях, насколько мне это надо.

- Честно говоря, - говорил я своему давнему школьному приятелю Дилану Барклину, - я не очень-то хочу. Такая ответственность, понимаешь?..

Мы как всегда обедали в небольшой закусочной "Горы и сосны", где подавали приличные стейки, а миленькая официантка Джуди, подпирая свой бок тыльной стороной ладони, в очередной раз давала по телефону указания своему среднему сыну. Они состояли, в основном, в том, где и что находится дома. Джуди повторяла по нескольку раз одну и ту же фразу так громко и с единообразным сдерживаемым раздражением, что, случись кому-либо из посетителей оказаться в ее доме, то они без труда могли бы приготовить обед (найдя необходимые продукты в погребе), постирать вещи (подключив стиральную машину правильным способом и не забыв вывести шланг слива воды), почитать книгу по астрономии (она лежала в третьем нижнем ящике стола в спальне Робби) и полюбоваться старинными фотографиями ее семьи (которые были спрятаны на чердаке в коробке, что стоит на центральной полке по правой стороне. На коробке написано "Фото и хлам", и она стоит под ярко-зеленой коробкой поменьше с надписью "елочные украшения").

- Понимаю. Но еще и статус, карьерный рост и, что немаловажно, рост финансовый. А тебе это уж явно не повредит. Авось великолепная мисс Грей и согласится поужинать с тобой.
- Ты думаешь, ей так важно мое финансовое и социальное положение? К тому же мы и так с ней ужинаем иногда.
- Беспросветный ты тупица, Илир! Я тебе не о "просто ужине" говорю, а о том, что "с продолжением"...
-  Фу, перестань. Я к Лоре испытываю более серьезные чувства, нежели просто...какое-то там "продолжение".

Лора Грей была одной из волонтеров в нашем "Центре" - такое сокращенное название носило то здание, где мы работали. Полностью оно значилось как "Многофункциональный центр разносторонней социальной помощи и поддержки". Лора активно пропагандировала здоровый образ жизни, устраивала различные акции, мероприятия и благотворительные вечера. Я влюбился в нее два года назад, когда случайно увидел ее ласковую улыбку, адресованную маленькой девочке в отделе соцзащиты. С тех пор многое изменилось, мы стали хорошими друзьями, но пока что только ими и остаемся. Дилан частенько подначивает меня, говорит, что нужно быть смелее и решительнее, так как иначе такую красотку не завоевать. Но мне кажется, что каждый раз, как я пытаюсь изобразить "альфа-самца", она только увеличивает дистанцию между нами. Ну, с женщинами мне всегда было непросто, чего никак нельзя сказать о Дилане. Ему все давалось так легко, что поэтому, вероятно, он уже дважды был женат и дважды разведен.

После обеда и короткой прогулки мы вернулись в Центр. Мистер Севидж оставил в кабинете несколько коробок с документами, которые, мне казалось, он просматривал через толстые мутные стекла своих больших и почти квадратных очков не чаще одного раза в полгода несколько лет назад.

Прежде чем взяться за отходы бюрократической машины (которыми я считал всю бумажную деятельность любой конторы), я попросил Дилана рассказать, как обстоят дела у фонда, желательно без прикрас, так как, независимо от моей дальнейшей судьбы, сейчас необходимо было во всем досконально разобраться. А он был сведущ, так как работал юристом почти во всех бюджетных организациях в городе (от городской администрации до больницы), так как проблема с профессиональными кадрами в области законов была очевидна и стояла на контроле кадрового подразделения администрации. Но таких специалистов, казалось, и вовсе не способна родить наша промышленная земля.

Барклин был хорош. Знал свое дело, оперативно откликался на любую просьбу и старался выложиться по максимуму. Конечно, и у него случались профессиональные неудачи, но он никогда не сдавался и всегда рассчитывал на благоприятный исход второй попытки. Или третьей.

- Ты особо-то не вчитывайся, чего глаза портить! - смеялся Дилан, раскладывая передо мной документы в порядке важности и как подтверждение своих ранее сказанных слов. - Севидж все одобрил, проверки мы прошли, и правление результатами работы довольно.

- Это хорошо. Значит, управлюсь быстро и успею к праздникам приготовиться. Как думаешь...- я немного занервничал, решившись в очередной раз поискать у друга поддержки и совета. Пальцы непроизвольно начали перелистывать бумаги и теребить их, в то время как взгляд мо блуждал вдоль отмытого со всей тщательностью плинтуса. - Как ты считаешь, Лора согласится отпраздновать со мной Рождество? Или у нее уже планы? Я понимаю, что поздно спохватился...

- Так. Та-а-ак - так, - Дилан картинно взмахнул руками, останавливая мое робкое бормотание. - Что я тебе говорил? Будь понастойчивее. Предложи. Откажется - предложи другим способом. Что ж я тебя, как маленького, учу-то? Скоро полста лет будет, а он все даму пригласить стесняется. Как ты свою старушку Дженни умудрился отхватить?

- Не надо про Дженни, - я посмотрел в лист передо мной: верхний уголок был безнадежно измят и едва не оторван. "Зря начал этот разговор."

Дженни была моей первой любовью и весьма удачливой, если так можно выразиться. Мы поженились, когда нам было лет по двадцать пять, и жили счастливо, пока через десять лет, в преддверии годовщины нашей свадьбы, ее не сбил пьяный водитель школьного автобуса. Я до сих пор не отошел от ее смерти, хотя уже, конечно, воспринимаю мир гораздо спокойнее и в более ярких красках, нежели сразу после случившегося. Даже снова умудрился влюбиться, пусть каждый раз думая о Лоре, ловлю себя на постыдном чувстве измены.

- Хорошо, не буду. Но, раз я тебе больше не нужен - я пойду? Надо еще к Энди завернуть, поинтересоваться, как дела с документами миссис Ривера.

- А что у нее случилось?

- Да так, пустяки. Пару месяцев назад родила двойню - наконец-то пацанов. Вот уж Пабло радуется! Снова, так сказать, подтвердили статус многодетной семьи. Нужно через суд потребовать выплату, а то в первый раз им отказали. Все-все, я побежал, времени в обрез. Если возникнут вопросы - звони, пиши, я сразу примчусь, - договаривал Барклин уже в дверях. - И, кстати. По поводу Лоры, - он делал драматичные паузы, чтобы снабдить каждую как бы выразительной улыбкой или движением бровей. - Дерзай. У тебя все получится, - и киношно подмигнул.
 
Я только собрался отмахнуться от него, но Дилан уже ушел, тихо щелкнув дверным замком.

Любая кропотливая работа, требующая внимания и вдумчивости, не обходится без нескольких чашек горячего черного чая и плитки (а то и двух) молочного шоколада (иногда с орехами). И вот, основательно подготовившись, я взялся за документацию фонда за последние пять лет.


20 декабря.


Марисса изнемогала. И причин для этого у нее было несколько.

Во-первых, ей было невыносимо жарко. Отец так истопил печь (в страхе, что ее двухмесячные агукающие и кричащие кульки, именуемые братьями, могут подхватить простуду), что дышать было нечем, а окна для проветривания открывались тайком или после раздраженного вопля матери, которая пыталась вразумить отца и усмирить его совершенно безумную гиперопеку.

Во-вторых, на нее свалилась обязанность готовить обеды и ужины для всей семьи. А она состояла ни много ни мало из семи человек: Пабло и Эрика Ривера - родители, притом невероятно счастливые; Марисса - старшая дочь и в данный момент абсолютно несчастная; Кэт - двенадцатилетняя пацанка, предпочитающая гонять мяч с мальчишками любой работе по дому; семилетняя Мишель (родители очень хотели Майкла - в честь Джексона, но судьба снова их расстроила), которая сейчас сидела на ковре в гостиной и никак не могла решить, с чем играть - с куклами в большом двухэтажном домике или с большой железной дорогой; и два двухмесячных очень активных карапуза - Алехандро (в честь отца Пабло) и Том (в честь деда Эрики).
 
С завтраками каждый справлялся сам, Эрика же заходила в кухню, чтобы приготовить еду близнецам и - значительно реже - съесть что-нибудь самой. Единственное, чего хотела миссис Ривера, так это спать. Долго, беззаботно и лежа на животе.

В-третьих, близились новогодние праздники, а значит, и генеральная уборка всего дома вместе с его украшением. Марисса отдавала себе отчет в том, что заставить сестер помогать будет делом невероятной сложности, но тянуть на своем горбу весь быт наотрез отказывалась. Поэтому, помешивая деревянной ложкой овощной суп и поглядывая, как дела у курицы с картофелем в духовке, она с кислой миной предвкушала завтрашний день и заранее планировала развитие скандала, который устроит.

Со второго этажа с силой атомного взрыва раздался плач проснувшихся близнецов.

Марисса втянула носом воздух и стала считать до десяти. "Успокойся. Мама с ними справится," - уговаривала она саму себя. пока взгляд ее ненароком задержался на остром длинном ноже, которым она совсем недавно ловко разделывала курицу. "Риса, ты - самый терпеливый человеколюб в истории этого города. Или штата. Может, даже, всего мира," - прикрыв глаза, она медленно выдохнула и потерла смуглый лоб.

Мимо нее, наспех вытирая запачканные машинным маслом руки, пробежал Пабло. Обронил: "Вкусно пахнет,"- и умчался наверх помогать жене, которая, перекрикивая младенцев, тут же отправила отца семейства тщательно мыться.

"Сумасшедший дом," - резюмировала старшая дочь, опираясь ладонями о нагретую столешницу. "Да к черту все!" - в сердцах решилась она и распахнула ближайшее окно, впуская стылый зимний воздух, с наслаждением втягивая его носом и подставляя раскрасневшееся лицо его почти ласковым прикосновениям.

Сладость и волшебство момента были нарушены хлопком входной двери, торопливыми шагами и сопровождалось все громко повторяющимся ее именем.
- Мари-и-и-и! - ее стремительно обхватили за пояс, подняли и закружили с не поддающимся изображению воплем  искрящейся радости. И это было явлением четвертой причины уныния.

Захария Уокер. Конечно, все звали его просто Зак, в том числе и сама Марисса. Он был восьмым членом семьи Ривера - не родным, но названным. Его обожали ее родители, Кэт звала его в свою компанию играть в баскетбол или приставку (что являлось особым знаком расположения, и никто из прямых родственником его не удостаивался), а Мишель одаривала своими игрушками, повышенным вниманием и самым дорогим сокровищем - новыми заколочками (с божьими коровками и стразиками), которые самолично цепляла ему на волосы.

Проблема заключалась в том, что Мари была его подругой еще с детского сада, и совсем недавно ей пришла в голову мысль о том, что этот светло-русый обормот с вечным беспорядком на и в голове ей нравится. Даже не так. НРАВИТСЯ. Заглавными каллиграфически выведенными буквами со всякими причудливыми завитушками.

И в тот момент, когда она твердо решилась обсудить с ним эту ее мысль, Зак, с грустной физиономией и дурашливо попинывая гравий на заднем дворе ее дома, неожиданно выпалил, что он "кажется, влюбился". Тогда Марисса явственно ощутила только то, что это его "кажется" невероятно ее бесит. БЕСИТ. Огромными угловатыми жирными и перекошенными буквами.

Под гнетом присущего ей рационального реализма, Марисса сухо поинтересовалась: "И в кого?" - определенно не рассчитывая услышать в ответ желаемое "в тебя". Это "И" было призвано смягчить ее тон, сделать вопрос более шутливым и непринужденным, но ввиду чрезмерного волнения, Уокер, казалось, и сам вопрос-то не услышал, не то, чтобы по достоинству оценить функциональную особенность какого-то грамматического союза. Он как всегда был на своей волне.

Долго бродя вокруг да около, со всевозможными оговорками и старательно облагораживая свои юношеские порывы души, попутно силясь приплести еще и научные обоснования (например, ссылался на "гормональный всплеск", но в силу своей абсолютной безграмотности в области физиологии, убедительным быть никак не мог), Зак поведал своему "лучшему другу во веки веков" (цитата была выбита на образной могильной плите, которую Марисса, испустив тяжелый вздох, повесила себе на шею и гордо всем демонстрировала), что ему крайне небезразличен выпускник "старой" школы, который состоит в команде по регби. Они выиграли у их школьной команды три последних дружественных матча, и, скорее всего, выиграют следующие два после новогодних праздников, отчего понятие "дружественный" становилось неким ироничным эвфемизмом.

Фраза "я не знаю, что делать" была сказана растрепанным Уокером, спрятавшим свое раскрасневшееся от стыда лицо в локтях, сложенных на костистых коленках, так жалко и бессильно, что сердечко Мариссы замерло и размякло, приняв третий тупой удар по чувствам на себя. Сидя рядом с ним и подбирая наиболее подходящие слова, Ривера дала ему увесистый подзатыльник, прежде чем требовательным тоном заставила друга (ДРУГА) взять себя в руки и не разводить сопли попусту.

- Варианта всего два. Или ты ему признаешься - и будь, что будет, или прикидывайся натуралом обыкновенным, храня эти чувства до гробовой доски.

"Как я," - подумала Риса, но вслух тогда, конечно, не сказала. Некоторое время они молчали, потом играли в игру "А что будет, если..." на тему этого локального камин-аута. Тогда Зак ушел, и несколько дней они эту тему не поднимали, пока вчера он не выцепил Мари в лабиринте школьных коридоров, и не сообщил ей "НАИВАЖНЕЙШУЮ ВЕСТЬ":

- Завтра я с ним поговорю.

Удивленно-обескураженная Ривера кивнула, выдала "ок" и, заторможено похлопав его по плечу под аккомпанемент мрачного "удачи, чо", ушла на урок истории, во время которого не услышала ничего о реформации английской церкви, но на все лады и на нескольких языках мысленно испробовала слово "дерьмо".

Сейчас же Марисса ощущала себя предсказательницей, так как посчитала, что человек не может источать столько омерзительной радости, если его отшили.
А Зак, не выпуская ее из своих объятий, улыбаясь во весь рот, торопливо пытался изложить все события. Но, знаете, как бывает, когда язык не поспевает за мыслями? Вот примерно такой вербальный диссонанс испытывал долговязый молодой человек.

- Это чудо! Ты не поверишь!
- Мгм. Он согласился? - холодно и чуть-чуть ворчливо перебила его Мари, больше констатируя факт, нежели спрашивая, одновременно шлепая его по рукам, чтобы отпустил.

Несмотря на то, что она смирилась со свалившимся на нее откровением Уокера и решила остаться ему "лучшей подругой" (смотрим на демонстрацию плиты и аплодируем!), в глубине души она все-таки желала, чтобы этот регбист послал его куда подальше, а в идеале - навешал в придачу пару увесистых хуков слева и справа, потому что "фу таким быть".

- Да! Но ты все равно не поверишь!

Ривера через силу взглянула в его лучистые голубые глаза, которые так светились неприкрытым и неподдельным счастьем, что ей стало немножко стыдно.
- Хорошо. Не поверю, вот и не рассказывай тогда, - сняв фартук, она выключила плиту, накрыла кастрюлю крышкой и обернулась к Уокеру, который от ярого желания все рассказать в мельчайших подробностях, чуть подергивался, вставая на носочки, вытянув по швам руки со сжатыми от напряжения кулаками. Выражение лица у него было совершенно дурацкое. - Черт с тобой. Иди во двор, я только пальто накину.

Так Марисса Ривера подписала полную капитуляцию с оправдательным мелким шрифтом внизу резолюции: "КЛЯНУСЬ БЫТЬ ВЕРНОЙ ПОДРУГОЙ ВО ВЕКИ ВЕКОВ! Ведь не один же он мужик на свете, влюблюсь в кого-нибудь получше!"

Надев теплое пальто по колено, она несколько секунд разглядывала свое отражение в полный рост в зеркале гардероба: смуглая, как у многих латиноамериканок, кожа, красивые, раскосые карие глаза в обрамлении густых и черных от природы ресниц, слегка потрескавшиеся сухие губы придирчиво поджаты. Лицо, мягкое и с красивыми чертами, обошли стороной все подростковые неприятности. Ее устраивали ее рост и фигура, только вот от длинных темных волос, заплетенных, наверное, в тысячу мелких косичек, которые были собраны в высокий хвост, она подумывала отказаться. "Постригусь! Прямо вот хоть завтра. Долой разочарования и несбыточные мечты! Нет парня - нет длинным волосам," - усмехнувшись принятому со всей серьезностью решению, она поспешила к Заку.

- Рассказывай, - сев рядом на выкрашенные белой краской качели, велела Марисса, чувствуя, что ей стало необыкновенно легко, и оттого она улыбнулась.

 - Это был самый страшный момент за всю мою жизнь! Значит, стою я около их школы, за забором. Караулю. Виктор на тренировке был. А руки и нос у меня уже почти отмерзли, как вот, вижу - выходят. Думаю, все. Духу не хватит его позвать, раз он с парнями куда-то топает. Собрался уже развернуться и, как трус, свалить подальше - не преследовать же всю компанию, чтобы дождаться, пока он один останется. Но! - тут он многообещающе заулыбался, выдерживая паузу, но о саркастичный взгляд подруги едва не порезался и продолжил. - На выходе он разворачивается и идет в мою сторону! Один! Боооооже, он такой клевый! - всплывший образ заставил его прищуриться и обхватить Мариссу за плечи, утыкаясь щекой в ее плечо.

- Дальше. И что ты сделал?

- А я что...Я к нему подбегаю, говорю, что я из школьной газеты и пишу про них репортаж. И мне нужно взять у него интервью, если он не против. Вик, конечно, не ожидал, но у него даже лицо не изменилось. Мистер-само-спокойствие-века, блин. Пошли мы в "Нэнси", помнишь, там забегаловка неподалеку от их школы?
 
- Ага, с ужасной пережаренной картошкой и ядреными лиловыми креслами.

- Именно! Сели, поболтали, я ему вопросы позадавал, как положено. Последний зачитываю, и, думаю, уже пора бы переходить к самому главному, а у меня мандраж начался. Прямо на середине вопроса! Аж язык присох, живот скрутило, тошнит, сижу красный. Он мне: "Ты чего?", а я и ответить не могу. Молчу, как дурак, молчу, стол рассматриваю.
 
- Ты и молчишь? Врешь ведь!

- Не вру! Слушай дальше! И он тоже молчал. Я думал, уйдет, как пить дать уйдет! А он усмехнулся так...и говорит: "Мгм. И что делать, да? Туалет слева от входа."

- А ты?

- А я что, я вскинулся, мол, что он за фигню несет. А он: "Ты себя б со стороны видел. Сам справишься или дружеская помощь нужна?" Ну, меня закусило. Я ему такой: "А ты что, всем руку помощи в данном вопросе протягиваешь?" Я думал, что он думал, что у меня стояк внезапный, а я-то...Я-то... ну, был, скажем, только на полпути. Мне-то, скажем, догнаться...ну...не проблема. И вот тогда решился. Как сказал ему, знаешь, голову так задрал носом кверху!.. "А пошли!"

- Мгм. И он пошел?

- Ну...я сразу не сообразил, но он как-то на меня так посмотрел странно, как на идиота, который его на слабо пытается взять, поднялся, подошел, руку протянул. "Ну, пошли. Опирайся, помогу." - Зак вздохнул и замолчал.

- И?

- И что! Стыдно-то как...

- Поздно уже. Давай дальше.

- Ну и что, я ему сказал, что и сам ходить в состоянии, и поперся в толчок. Он рядом шел. Зашли, а там три кабинки. И нет никого, слава Богу. Я в последнюю захожу, дверь держу, а он у входа остался. И я ему такой: "Тебя долго ждать?" - Уокер начал посмеиваться, прерывая рассказ, что только распалило интерес подруги, и она несколько раз ущипнула его за бок, побуждая продолжить. - Ой, не могу! - через смех, Зак заговорил. - Так вот. Он подошел, сложил руки на груди, внутрь не заходит. Смотрит. Молчит. Я еще раз: "Ну, чего встал-то? Сам же был не против." А он так нос потер и, отворачиваясь, буркнул, что копрофилией не страдает и, дескать, "разбирайся сам". И пошел на выход.
 
- Фу. Так он думал, что тебя прихватило?

- Ага. Я его догнал у двери, за куртку держу, а сам в зеркало пялюсь и думаю, какая же у меня рожа красная. Никогда себя так не чувствовал!
 
- Так чем дело кончилось?

- Ну, чем. Держу его, беру себя в руки и как на духу ему объясняю ситуацию во всех подробностях, что произошло недопонимание и так далее. И только в конце понимаю, что я ему рассказал, как запал на него еще после первого матча, когда фотки делал. Я ему все - ВСЕ - выложил и даже не заметил!

- И?

- Он выслушал, потер подбородок, поразмыслил и спрашивает: "Уверен, что тебе это надо?" Я даже не понял сразу. Говорю: "Конечно, уверен. Стал бы я тебя ждать у забора в такую холодину, если б не уверен был." А он: "И ты точно не копрофил?" Я: "Естественно! Дебил что ли?" И тут он...Мари-и-и-и! - Уокер снова спрятал лицо у шеи девушки и тихо продолжил, доверяя сокровенную тайну. - Он так здорово целуется!

- Будто у тебя есть, с чем сравнить...- буркнула  Ривера. Не со злости, больше от белой зависти и просто по причине характера.

- Мне понравилось и ладно! Он тогда переспросил, точно ли я уверен. Пришлось доказать.

- И как ты доказал?

- А ты как думаешь?

- Понятия не имею, что пришло в твою дурную голову!

- Нормальная у меня голова, не начинай. Поцеловал я его. Мы с ним несколько минут обжимались, пока какой-то мужик не зашел. 

- Не спалил?

- Вроде нет.

- И о чем вы договорились?

- Он предложил встречаться. Только, Марис, никому об этом, я тебя умоляю!

- Да больно мне надо кому-то такую ерунду рассказывать, - фыркнула Ривера, рассматривая смущенное и мечтательное лицо друга. И за него ей стало радостно.
 
- И на рождество, сказал, устроим свидание. Его родители к родне уезжают, а он дома останется.

- А почему не поедет с ними?

- Говорит, родню не очень любит, да и с друзьями хотел позависать. А теперь, говорит, еще лучше праздник устроим.

Ривера прищурилась, обдумывая сказанное.

- А ты уверен, что ему можно доверять? Ну, что он не пригласит друзей, чтобы поиздеваться над тобой?

- О чем ты? - Уокер отстранился и спрыгнул с качелей. Эта мысль не пришла ему в голову, а теперь, после слов Мариссы, все его представления переворачивались вверх тормашками. - Да нет, конечно! Он не такой. Не-не-не. Быть такого не может.

- Не суетись, а? Я просто предположила. До рождества еще уйма времени, собираетесь еще встретиться?

- Да, завтра решили вечером в кино сходить, - разрывая гравий носком кеда, потухшим голосом проговорил Уокер.

- Приглядись к нему повнимательнее. Я понимаю, что он сейчас само совершенство, но...Все-таки он из спортивной команды, а там нравы те еще прогрессируют. Может, это хитрая ловушка, чтобы найти себе мальчика для битья?

- Ну не стал бы он со мной тогда целоваться!

- А вдруг для него это просто...часть игры?

- Брось. Зачем вообще тебе что-то рассказывал...-отвернувшись, Зак до конца застегнул молнию удлиненного пуховика. Ривера потерла виски, сохраняя спокойствие.

- Я о тебе волнуюсь, вот и все. Ты же знаешь, что я против ваших отношений...ничего не имею. Но я точно против, чтобы тебе было плохо, усек?

- Усек.

- Во сколько завтра идете?

- Вечером. В семь начало.

- Супер. Будь у меня часов в десять утра.

- И что будем делать?

- Узнаешь. Ты, кстати, голодный?

- Очень. Мы с Виктором так и не поели.

- Тогда пошли в дом. Я замерзла. И не обижайся на меня. Я еще с этим твоим Виктором сама хочу познакомиться.

- Да, мамочка.

- Не зови меня так.

- Мамууууля.

- Ох, заткнись.

Наступили сумерки, и город укрылся плотным серым облачным покрывалом, готовясь ко сну.


21 декабря.


Витрины магазинов, зеркальная облицовка зданий и стеклянные двери отражали  мужчину в темном спортивном костюме. Ему было под пятьдесят, и он всеми силами держал себя в форме: делал зарядку по утрам, бегал дважды в день и три раза в неделю посещал спортзал. "Здоровье превыше всего" гласил его, наверное, единственный жизненный девиз.

Хорошим человеком он определенно не был. Кроме денег он признавал только свободу красоты. Под этим он понимал, что ничто прекрасное не имеет права принадлежать кому-то одному и должно быть доступно общественности. Все прекрасное он делил на три категории. В первую он относил предметы искусства, которые нравились ему, во вторую - себя, а в третью - людей, которые ему нравились, и состояла эта категория исключительно из женщин. Но все превосходила его жажда наживы.

Он был бы замечательным борцом с преступностью и всякой несправедливостью, если бы однажды не понял, что таким образом можно лишь сводить концы с концами и влачить скучное существование. Поэтому Дилан сделал все возможное, чтобы, прозябая в таком маленьком городке, иметь несколько счетов с крупными суммами, две квартиры в столице, которые сдавал в аренду, и водил выгодные знакомства с теми людьми, которые за достойное вознаграждение пользовались его помощью в развитии своего бизнеса.

За несколько десятков лет Барклин освоил некоторые премудрости мошенничества, основы торговли на черном рынке и дилерства, и в полной мере овладел искусством манипулирования. Этот город он считал своей территорией, но при этом испытывал к нему стылую ненависть.

Еще Барклин терпеть не мог, когда ему отказывали в том, чего он желал, или же шли наперекор его требованиям. Но мало кто мог рассказать о том, каким он становился в такие моменты. Обычно он старался самостоятельно уладить все проблемы путем переговоров, манипуляций и лести, но если это не срабатывало, делал все возможное, чтобы человек перестал быть проблемой. Нет, он не нанимал киллеров и не травил никого ядом. Просто делал чужую жизнь невыносимой. Решения о том, чтобы убить кого-то, были для него слишком простыми, и принимал он их только в крайнем случае. Самому руки марать ему казалось чем-то недостойным, потому он старательно находил заинтересованного в смерти. Дальнейшее было делом техники, а манипуляцией, как известно, он владел превосходно.

Но без неудач его жизнь не обходилась. Примером тому был случай, выбивший его из колеи, около полугода назад. Неподалеку от автобусной станции у него была деловая встреча с партнерами. Они привезли товар под реализацию и деньги. Когда обсуждали планы, заметили, что в сортире, под окном с обратной стороны которого они стояли, кто-то есть. Барклин нехотя сказал, что со всем разберется, лишь бы его партнеры, довольно несдержанные люди, не устраивали шумиху. Отправив их восвояси, Дилан вернулся к своей машине и дождался, пока из сортира кто-нибудь выйдет. Много времени это не заняло.

Было три часа ночи. Из дверей появился парнишка лет двадцати, не больше. "Что он тут забыл? Автобусы так поздно не приходят," - раздумывал Барклин, глядя, как тот, придерживая рюкзак на плече, двинулся пешком в сторону жилых районов."Идти далековато. Денег на такси нет? Или приключений ищет?" Он еще не придумал, как решить возникшую проблему, и действовал по наитию. Догнав его, предложил подвезти. Тот, дурак, не отказался. Слово за слово, разговорились. Выяснилось, что он здесь жил в прошлом году, пока родители внезапно переехать не захотели, а теперь приехал на попутке, к друзьям. Барклин хорошо знал его родителей, но сообщать об этом не торопился. Его мать, миссис Фостер, была прекрасной женщиной, но никак не хотела изменять мужу. Потому пришлось устроить все так, чтобы для начала муж лишился работы, потом возникли трудности с деньгами (а ведь за ипотеку надо чем-то платить), но совершенно не вовремя его родня пригласила их переехать, что перечеркнуло все планы Дилана. Подвозя мальчишку, он усмехался превратностям судьбы.

- Надолго? - ненароком поинтересовался он, заворачивая на нужную улицу.
- На недельку.
- Родители хоть в курсе?
- Неа. Мы повздорили немного, но они к этому привыкшие.
- Нельзя так. Тебе бы следовало с ними помириться.
- Знаю. Как вернусь - сразу же. Вот здесь остановите, - младший Фостер указал на хорошо знакомый Барклину дом, в окнах которого горел свет.
- Твой друг тут живет?
- Да. Гордон Эшвил, знаете его?
- Пересекались пару раз. Что ж, приятно было  познакомиться. Еще увидимся.
- Это вряд ли. Спасибо, что подвезли.

Гордона он знал очень хорошо. Уволенный из армии за профессиональное несоответствие и систематическое нарушение воинской дисциплины, малоумный детина несколько лет назад приехал в город, где жила семья его тетки. Пытался устроиться на работу раз пять, но нигде не задерживался, и едва не вляпался в неприятности, устроив драку в баре. Тогда-то их с Диланом пути и пересеклись. Барклин выяснил, что тот имеет пару полезных слабостей, и потому не удержался от предложения поработать на него. В то время ему как раз нужен был удобный человек на место распространителя наркоты. И Эшвил не раздумывая согласился.

Все можно было устроить с меньшей нервотрепкой, если бы партнеры Барклина не названивали ему, требуя разрешить опасную ситуацию как можно скорее. Ему прямым текстом сказали, что отсутствие человека среди живых будет самым приемлемым вариантом.

В доме Эшвила частенько зависали подростки. Некоторые были его клиентами, другие же приходили просто оттянуться за компанию на часто устраиваемых вечеринках. Гордон и сам баловался товаром, который распространял, но помимо этого испытывал непреодолимую тягу к юным созданиям без особых требований к половой принадлежности. Именно удачным стечением обстоятельств и воспользовался Дилан, пробравшись в его дом как-то под утро в синих латексных перчатках и со спортивной сумкой на плече.
 
В гостиной на узком диване лежали в обнимку двое школьников, уснувшие после продолжительного трипа, о котором свидетельствовали брошенные на пол использованные шприцы. В коридоре между кухней и прихожей были разбросаны пластиковые стаканы, пустые бутылки, обертки, конфетти и еще какой- то мусор, что переходилось его переступать. В самой же кухне, уронив голову на стол, спал Дрейк Фостер. Рядом с бутылкой колы лежал пустой синий пакетик, в который обычно фасовали лсд.

Задирая ему рукав свободной толстовки, Барклин не испытывал почти ничего. Не было жалости или тревоги, скорее, его даже веселила эта новая для него роль. Вколов невероятную дозу героина и оставив наслаждаться последними снами, Дилан не без труда нашел спальню Гордона, где тот в полном беспамятстве валялся поперек кровати. Идея улучшить план пришла спонтанно. Оставив шприц в руках Эшвила, жгут и наркоту с отпечатками дилера бросил рядом и перенес из кухни умирающего Дрейка, сымитировав совместное развлечение с трагичным исходом. И ушел.

Утром раздался звонок, которого ждал Барклин. Очухавшийся Эшвил в дикой панике объяснял невероятные события, причин которых он не помнил, и искал содействия или подсказки, что делать. В тюрьму ведь никому не хочется. Дилан, конечно, отмазывался как мог, называл его придурком, корил за то, что своей выходкой он может сломать весь бизнес, но в итоге все же посоветовал избавиться от трупа в самой дальней глуши, которую только он знает.

Партнеры, узнав результат, остались довольны и больше не донимали его настойчивыми звонками. Гордон как-то справился со своей частью работы, и, хоть тело не обнаружили, а пацана объявили в розыск. Вот тогда и пришлось Барклину изрядно понервничать, успокаивая Дилана и стараясь держаться в курсе хода расследования. Впрочем, надолго это не затянулось, и полиция, изрядно недобросовестная, перестала беспокоить, присвоив Дрейку статус "пропал без вести".


Выдыхая в морозное утро клубы пара, Дилан подбежал к своему дому и, растирая плечи, вошел внутрь. Его приятно обдало теплом и запахом свежесваренного кофе. В прихожую вышла Лора Грей, облаченная в его рубашку и поинтересовалась легко и буднично:

- Как на улице?
- Хорошо! Я в душ и быстро завтракать. Сегодня куча работы! - походя поцеловав ее в щеку, Дилан взбежал по лестнице на второй этаж.

С Лорой Грей они уже несколько месяцев были любовниками. Она была красавицей с длинными светлыми волосами, серыми глазами и очаровательной скромной улыбкой. Конечно, с Илиром они были бы красивой парой. И по характеру друг другу подходили. Но мимо такой женской красоты Барклин никак не мог пройти мимо.

Лора несколько раз спрашивала, что делать с ухаживаниями  Уайта, но Дилан лишь беззаботно пожимал плечами и предоставлял ей решать самостоятельно. "Он - хороший парень, думай сама. Только, прошу тебя, не рассказывай о нас. Он будет переживать, а нам еще работать вместе. Кто знает, чем это все обернется." Поначалу она тушевалась, не понимая, за кого ее принимают, но позже привыкла. Дилан ей нравился, а потому она принимала знаки внимания Илира, но держалась на расстоянии.
 
Он уже выходил из душевой кабины, обматываясь полотенцем, когда раздался звонок мобильного. Экран высвечивал "Дэвис" - бухгалтер благотворительного фонда, ничтожный и боязливый человечек, с которым работать было непросто.
- Сэм? - придирчиво разглядывая в зеркале свое отражение, Дилан потер подбородок.
- Все пропало, Барклин! Все пропало!
- Не кипятись, объясни толком. Что пропало? Тебя обокрали?
-  Мне только что позвонил Уайт! К себе вызывает!
- И что? Сходи.
- Ты не понял! Он нашел какие-то несостыковки в финансовых документах. Это то самое, уверен! И что делать?
- Успокойся, - раздраженно осадил его Дилан, откладывая помазок. Одна сторона лица уже была покрыта ровным белым слоем пены для бритья. - Сходи к нему, узнай, что он там нашел. Может, ерунда какая-то. Потом отзвонись мне. А завтра я сам к нему зайду, поинтересуюсь. И не паникуй! Если будешь себя так вести, он определенно что-то неладное заподозрит. Понял?
- Понял. Но поверь мне, он точно молчать не будет, и мы окажемся в полной жопе!
- Разберемся. Мне некогда, Дэвис. Позвонишь, когда все узнаешь. Пока.

Через благотворительный фонд Барклин, путем несложного финансового мошенничества, выводил довольно крупные денежные средства на свои счета. Потеря этого источника дохода не сулила ничего хорошего. Если пойдет разбирательство, то первым делом выйдут на Дэвиса, который перепугается до усрачки и сдаст его со всеми потрохами.

- Что-то случилось? - поинтересовалась Лора, уже одевшаяся в платье и собравшая волосы в незатейливую прическу, когда он спустился завтракать.
- Ничего такого, с чем я бы не справился. Почему ты спрашиваешь?
- Ты выглядишь недовольным, - ее руки опустились на его плечи и стали мягко массировать.
- Мммм. Когда ты так делаешь, все мое недовольство испаряется. О да, вот так. Спасибо, дорогая.
- У тебя есть планы на рождество?
- А ты хочешь мне что-то предложить?
- Могли бы съездить куда-нибудь.
- Для начала мне надо разобраться с делами. Но я подумаю. В крайнем случае, я всегда буду рад видеть тебя здесь.
- Провести праздничный вечер в постели скучно.
- Я смогу тебя развлечь, не сомневайся.


Несколькими часами позже на 3-ей улице жилого района.


Гордон Эшвил сидел в кабине своего старого и обшарпанного синего пикапа. Он наблюдал, как Тони и Матильда Томпсоны садятся в новенькую "Камри" и отъезжают от гаража, неспешно скрываясь в конце улицы. Виктор Томпсон, проводив их взглядом, подобрал утреннюю газету с газона и, заметив Эшвила, махнул ему рукой. Тогда Гордон вышел из машины и, озираясь по сторонам, подбежал к нему.

- Привет, почему не зашел?
- Ты же знаешь, что твои родители меня недолюбливают.
- Они не имеют ничего против того, чтобы поздороваться со своим племянником.
- Ага, а потом бы у них душа неспокойна была, вдруг я с тобой что-нибудь сделаю или втяну в какие-нибудь неприятности. Ну их к черту. Я вот заехал спросить, как дела? Ты давно уже не показывался у меня.
- Да, все времени не было. Знаешь же, матчи, экзамены, дополнительные занятия.
- А, значит, планируешь в университет поступать...
- Планирую. Что-то не устраивает?
- Значит, я совсем один останусь тут. Знаешь, это не самое приятное чувство - одиночество.
- Знаю.

Они оба действительно знали. Гордон скрывался от одиночества и других страхов в шуме вечеринок и наркотическом мареве, будто там искал ответ, что нужно сделать, чтобы его полюбили. А Виктор уже полгода пытался найти ответ, почему человек, с которым он долгое время тайно встречался, внезапно исчез накануне его дня рождения. Но так и не нашел.

Неловко потирая шею, Гордон шмыгнул носом.

- Слушай, я тут планирую вечеринку в честь праздника. Приходи, а? Друзей своих приводи, будет весело! - немного заискивающе взглянул Эшвил на своего младшего брата, стараясь как можно глубже спрятать чувство вины перед ним и никак его не выдать.
- Нет. У меня другие планы, - Виктор взглянул на входную дверь, с обратной стороны которой скулил его пес.
- Да брось, какие планы? Предки уехали, ты свободен! Может, найдешь кого-нибудь у меня.
- Кого? Дрейк вернулся? - в его тоне не было надежды, и эта серая ровность, как ландшафт всего города, больно ткнулась в душу Гордона.
- Нет, он не вернулся...Я имел в виду, кого-нибудь другого. На Дрейке свет клином не сошелся.
- Я знаю, знаю. Поэтому и не приду.

Гордон недоуменно взглянул на него, пытаясь понять, о чем тот говорит. Виктор постучал газетой по своей ноге и, посмотрев в сторону, продолжил.

- Я знаю, что ты приторговываешь дурью. И, честно говоря, не одобряю этого. Ладно, если сам принимаешь, это твое дело. Но не надо подсаживать на это дерьмо остальных.
- Давно узнал? - отпираться Гордон не стал, слишком уж серьезный у брата был взгляд.
- Недавно в школе услышал. Бросай это дело, иначе мне придется обратиться в полицию.
- Угрожаешь мне? Единственному, кто знает твой секрет? А если я случайно разболтаю твоим приятелям, что ты гей?
- Да делай, что хочешь. Я справлюсь, а вот что будет с тобой - это хороший вопрос. Слышал недавно от соседа, что полиция собирается проводить рейды, потому как много наркоманов развелось в городе. Я не желаю тебе зла, Гордон. Но и школьникам тоже, поэтому подумай об этом, ладно?

Эшвил цыкнул, обхватив себя руками. Страх разоблачения заколотился внутри него и разошелся крупной дрожью. Попрощавшись, Виктор оставил его на дорожке к дому, так и не пригласив зайти.


22 декабря.
Чертоги Смерти.


По мрачным стенам текли звуки фа-диез минорного этюда Скрябина. Холокост постучал по каменным подлокотникам своего трона и поднялся. Это тревожное музыкальное уныние продолжалось уже несколько минут, что начинало раздражать властителя мрачных земель.

- ДИССАЯ?
- Да, Холик?

Демон возлежал в пенной ванне, выставив наружу голые колени. Красные волосы спускались вдоль белого борта и растекались по кафельному полу.

- КОГДА ВЫ УСПЕЛИ ТУТ РЕМОНТ СДЕЛАТЬ?
- В прошлом месяце. Нравится?
- НЕПЛОХО.

Диссая был определенно чем-то расстроен.

- ТЫ НЕ ВОЗРАЖАЕШЬ, ЕСЛИ Я ВЫКЛЮЧУ МУЗЫКУ?
- Выключай, - безразлично пожал плечами демон, набирая пену в ладони и сдувая ее.

Костяной палец снял иглу с пластинки и остановил проигрыватель. Стало блаженно тихо. Смерть собирался уйти, покончив с делом, но безмолвная укоряющая аура Диссаи заставила его исподволь обернуться.

- ЧТО-ТО СЛУЧИЛОСЬ? - почти ласково поинтересовался Холокост, и черный капюшон его балахона чуть склонился к плечу.
- Ну...так...
- ДИССИ, Я ЖЕ НЕ АЗРАИЛ. ИЛИ РАССКАЗЫВАЙ, ИЛИ Я ПОЙДУ.
- Мне одиноко, Холик! - запрокинув голову назад и закинув ногу на ногу, взорвался тот. - Я понимаю, что время сейчас такое, предпраздничный смертельный ажиотаж! И поэтому Мор занят, а в аду своих дел навалом, ребятам не до меня, к Сатанушке нельзя и работать мне тоже нельзя! И все потому, что Мор чересчур ревнивый. Как дальше жить?!
- . . . ДО СВИДАНИЯ, ДИССИ.
- Холик, подожди! Подожди, пожалуйста! - встрепенувшись, демон выскочил из ванны и, накинув халат, ухватил черный балахон тонкими ухоженными пальчиками. - Холик, а пойдем погуляем? Там должно быть так красиво, празднично! Пройдемся по магазинчикам, перекусим во французской булочной, м?

Холокост повернулся, взял демона за плечи и, с высоты своего огромного роста, улыбнулся. Впрочем, демон этого не увидел, ткнувшись лбом в его нижнее ребро, прикрытое только черной материей.

- ТЫ ЖЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО НЕ МОГУ. ЭТО ПАГУБНО ОТРАЗИТСЯ НА ПРАЗДНИЧНОМ НАСТРОЕНИИ ЛЮДЕЙ.
- И черт бы с ними.
- ИДИ САМ ПОГУЛЯЙ.
- Сам не хочу. Там все парочками будут, а я что, должен на всю эту сахарную канитель смотреть и завидовать? Когда Морчик освободится?
- НИКОГДА. - Холокост осекся под грустным, почти что наполненным слезами, взглядом Диссаи. -  ТО ЕСТЬ...У НЕГО ВЫХОДНОЙ БУДЕТ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕГО. ЗАВТРА.
- Правда-правда?
- НО ДО ОБЕДА ОН РАБОТАЕТ.
- А...Холик...- наигранно скромно, но искренне игриво пробормотал демон, наматывая на палец ткань черного балахона. Тот приподнялся, являя миру костяные ступни в мягких тапочках в виде сиреневых пушистых кроликов.- А где он заканчивать будет? Можно, я его прямо оттуда заберу? Ну...встречу его с работы...Ему же приятно будет? Приготовлю какой-нибудь сюрприз. Чем его можно было бы порадовать?
- МНЕ-ТО ПОЧЕМ ЗНАТЬ? Я ПОСМОТРЮ В ЗАПИСНОЙ КНИЖКЕ, ГДЕ ОН ПОДБЕРЕТ ПОСЛЕДНИХ КЛИЕНТОВ. ТЕПЕРЬ Я МОГУ ИДТИ? - освободив из его пальцев свою одежду, Холокост легонько ущипнул демона за нос. - А ТЫ ПОКА ПОДУМАЙ НАД СВОИМ СЮРПРИЗОМ.


Мир человеческий.
Северная окраина города.


Над городом царила ясная погода. Синоптики не предвещали осадков, но предупреждали о резком похолодании в ближайшие дни.

Воскресная служба в небольшой церквушке на окраине города прошла как обычно тихо. Народу было немного.

Умывшись холодной водой в церковном туалете, я посмотрел на себя. Зеркало показывало мне довольно привлекательного мужчину, с возрастными морщинами, аккуратной стрижкой светлых волос, в которых не было ни одного седого волоса, неяркие зеленые глаза и грустно опущенные уголки выразительных губ.

- Мистер Уайт, я уже свободен, можем поговорить, - послышался голос из-за двери.
- Иду, святой отец.

Я часто посещал церковь, но сегодня пришел еще и потому, что беспокоился из-за обнаруженного факта мошенничества в работе фонда. Меня терзали сомнения, стоит ли обнародовать этот факт, или нужно смолчать и в дальнейшем следить, чтобы такого не повторялось. Но после разговора с отцом Патриком, я почувствовал облегчение: слова, произнесенные через решетку исповедальни, стали немалым подспорьем в принятии трудного решения. "Делай так, как должно поступать праведнику, сын мой. Ведь всякая неправда есть грех, и от нее надо держаться подальше, тогда как лгунов стоит обличать."


Пару часов спустя. "Центр".


Барклин вышел из кабинета директора благотворительного фонда в неприятной тяжелой задумчивости. В руке был зажат телефон, по экрану которого он быстро водил большим пальцем, перелистывая список контактов. Найдя нужный, он заговорил, двинувшись на выход из "Центра".

- Купер? Есть разговор, но надо встретиться лично. Через час? Договорились.

Илир Уайт был его давним приятелем, и даже нравился ему своей простой добродушностью, а его скромность и нерешительность не раз приводили его в восторг. Но так было до тех пор, пока не вылезла наружу его абсолютная добропорядочная неприспособленность к их деловому сотрудничеству.

Случилось все так, что Илир пригласил его неофициально встретиться, чтобы обсудить процедуру оформления заявления в комиссию по финансовым расследованиям. На все наводящие вопросы "а ты уверен?" или "может, это просто ошибка в бумагах?" Уайт отвечал слишком уж однозначно. "Да. Никаких ошибок."

Еще тогда, помогая ему составить письмо в комиссию, Барклин понял, что действовать надо быстро. И это ему совсем не нравилось.

- Ты уже пригласил Лору куда-нибудь? - поинтересовался он, чтобы переключить сосредоточенного Илира на любую другую тему, и выиграть себе время, чтобы обдумать дальнейшие действия.
- Да, пригласил, но она отказала.
- Почему?
- Сказала, что у нее уже есть планы, которые отменить она не в силах.
- Это досадно, правда?
- Хочу встретиться с ней завтра, отдать подарок.
- Ух ты! И что же за подарок ты ей приготовил?
- Да так, небольшой...Купил браслет, думаю, ей понравится.
- И что, собираешься подарить его просто так? Без ожидания какого-либо ответного "привета"?
- Именно так. Она мне нравится, Дилан, но вот я ей, очевидно, нет. Поэтому сделать ей подарок и увидеть ее улыбку - все, что мне нужно. Этого будет достаточно.
- Мда. Такими темпами далеко не уедешь, - проворчал Барклин и потер лоб, неожиданно понимая, как можно решить возникшую проблему. Можно сказать, его прямо-таки озарило. - Слушай, Илир! У меня есть гениальная идея!
- Какая?
- Завтра я в составе "Орлов" должен был совершить пару прыжков. Как раз твой фонд проводит акцию в поддержку раковых больных. Но у меня не получается, надо будет на совещании в администрации присутствовать. Можешь сделать это вместо меня? Мы же с тобой пару лет назад прыгали вместе с ними, значит, опыт у тебя есть. Деньги я уже заплатил, с тебя только явка.
- Не знаю, Дилан. Мне нужно будет разобраться с этой неприятностью, - Илир помахал исписанным черновиком письма.
- Послушай, там будет Лора. И ей сюрприз сделаешь, и сам немного развеешься. А я отправлю эти документы. Ты сегодня только их подготовь, конверт запечатай. Я по пути в администрацию на почту забегу, все сделаю.
- Думаешь, секретарь не справится?
- Это слишком важные документы. А вдруг она заодно с Дэвисом? Я их как-то видел вместе в баре...Может, встречаются?
- И знать не хочу. Ладно, звучит неплохо. Да и, знаешь, давненько я не прыгал, было бы здорово. Во сколько сборы?
- В одиннадцать тридцать. Инструктаж, погрузка, вылет...где-то в час уже приземлишься. Я тебе всю информацию пришлю на почту.
- Договорились. А теперь просмотри-ка письмо. Все правильно?


Жилой район, 7-я улица, вечер.


Марисса и Захария сидели на качелях на заднем дворе ее дома.

- Значит, он тебе понравился? - допытывался Уокер. Они вновь обсудили вчерашний поход в кино, который совершенно случайно стал групповым мероприятием: с Заком увязалась Мари, а Вик случайно встретил у входа в кинотеатр Нику (раньше они вместе ходили на плавание).
- Понравился, одобряю. Только кажется мне, он тебя раздавить может. Ты же такой тощий.
- Ну спасибо. Нормальный я. И что, что кости торчат.
- И ничего. Его подруга мне, правда, больше понравилась. С ней общаться проще, чем с ним.
- Да ладно? Она же болтает без умолку, слова вставить некуда!
- Ага. А тебе это никого не напоминает?
- Кого, например?
- Тебя, например.
- Не-не-не, я не такой.
- Такой, еще какой такой. Мне лучше знать. Но хватит об этом. Скажи мне, ты все-таки согласился к нему на праздник пойти?
- Конечно! Поужинаю с отцом, стащу пару бутылок из его запасов - и к Вику.
- А подарок ты ему приготовил?
- А бутылка что, уже не подарок?
- Хреновый подарок. Надо, чтобы что-нибудь на память осталось. Пусть и ерунда, но что-то вещественное.
- И что ты предлагаешь мне ему подарить? Я же ничего не знаю, что ему нравится, что у него есть, а, может, что надо?
- Не беда. Поедем завтра в центр, пройдемся по магазинам, ок? Я заодно постригусь.
- Что?! Нельзя! Я против!
- А я тебя не спрашиваю. Сказала, отстригу все это, значит, так и будет! У тебя скутер на ходу?
- На ходу, только холодно на нем будет.
- А мы оденемся тепло. Не хочу в переполненном автобусе ехать, еще ждать его полчаса. Заедь за мной в полдень, понял?
- Хватит приказывать, начальница. Заеду, только ждать тебя не буду! Не будешь стоять у дороги - проеду мимо, поняла?
- По-твоему, я всегда опаздываю?
- Ты, как любая женщина, очень долго собираешься.
- Сексист.
- Феминистка.
- Дурак.
- "Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты". Слыхала такое?
- Вали домой уже, надоел. Умник.


Жилой район. Предпоследний дом на 16-ой улице.


Гордон ходил по гостиной. Шаги его были тяжелыми, тело била нервная дрожь, а голова затуманилась от принятых для расслабления цветных таблеток.

Весь вчерашний день он потратил, выслеживая своего кузена. Смотрел, с кем он общается, как проводит время. Одна мысль о том, что Виктор может сдать его и разорвать их родственную дружбу, причиняла боль. Гордон хотел найти хоть какую-то причину его отказа прийти на рождественскую вечеринку или придумать способ договориться. И вечером он убил двух зайцев сразу.

Светловолосый паренек, так непохожий на Дрейка, крутился рядом с Виктором весь вечер, и именно его Томпсон проводил до дома, когда совсем стемнело. Гордону пришлось идти следом за ними пешком, чтобы не выдать себя.
"Завтра...Завтра я с ним поговорю. Нет, Барклину я ничего говорить не буду. Я смогу сам с ним разобраться. Он меня поймет..." - еле слышно бубнил себе под нос Эшвил, опускаясь на красный с причудливым черно-желтым узором ковер в центре гостиной.

Так он пролежал до утра, а поднявшись, поехал в круглосуточный бар. Для смелости ему надо было выпить.


23 декабря.


Я прыгнул последним в серо-голубое небо. Летел, радостно расправив руки, как крылья. Видел, как Лора, уносимая ветром, стремительно приближается к точке сброса, как раскрылся ее парашют. Мне было очень приятно от мысли, что ей понравился мой подарок, а на щеке все еще ощущалось прикосновение ее губ.

Через несколько мгновений и я дернул кольцо, но ничего не произошло. Все тело обдувал холодный зимний воздух, а земля, казалось, с еще большей силой, притягивала меня к себе. И сколько бы раз я не дергал это кольцо у плеча, мой парашют не раскрывался. Я падал.

Сердце забилось истошно, а в голове было пусто от ледяного, как воздух, страха. Я очень надеялся, что упаду в воду канала и, быть может, останусь жив. Вода же должна быть мягче асфальта моста, по которому едут машины.

- Илир. Возьми меня за руку, - сказал кто-то.

Рядом со мной летела женщина. У нее не было парашюта. Только светлый плащ поверх брючного серого костюма. И выглядела она точь-в-точь как моя мать.

- Не бойся. Дай мне обнять тебя.

Последний раз я видел ее, когда мне было четыре года. Она, вместе с другими активистами за экологию, собиралась на митинг. "Я скоро вернусь, не скучай!" - сказала она тогда и улыбнулась. Я до сих пор помню ту ее добрую улыбку. Но она, единственная из активистов, не вернулась, потому что какой-то сумасшедший решил открыть по собравшимся на площади огонь из винтовки. И первая пуля досталась ей, простой журналистке из газеты.

Сейчас, вновь увидев ее, такую же молодую и улыбающуюся, как в тот день, я понял, как соскучился и как хочу прижаться к ней и услышать ее теплое "все хорошо".


Незадолго до этого, несколькими метрами ниже, на мосту.


Барклин ехал домой. На заднем сидении его черного блестящего седана лежал желтый запечатанный конверт, который он планировал уничтожить, как только доберется до шредера. На душе его был погано, хотелось напиться или заняться сексом, чтобы сбросить напряжение, но он понимал, что сегодня Лора прибежит к нему расстроенная случайной смертью Уайта только под вечер, когда ее отпустят из полиции. А ласки ему хотелось прямо сейчас. Внезапно его внимание привлек шлепающий звук, а управление автомобилем стало не таким, как раньше. "Вот только этого не хватало!"

Включив аварийку, Барклин вышел из машины и придирчиво осмотрел колеса: левое переднее было спущено - вероятно, пробил на свежей яме, которую по задумчивости словил при въезде на мост. Выругавшись, он не без труда поставил запаску, перепачкав брюки и ладони. "Хорошо хоть не на льду спустило," - ворчливо подумал он, глядя на сверкающий тонкий слой наледи, покрывающий всю дорогу, в нескольких метрах перед ним. Тогда-то Барклин и заметил женщину, в ее мягких волнах волос затаился огонь. Она неспешно прогуливалась вдоль перил по узкой пешеходной зоне моста и разглядывала горизонт. Не раздумывая и забыв про домкрат с заклинившим механизмом, он поспешил к ней навстречу, боясь упустить самое прекрасное создание, которое только встречал.

- Девушка! - крикнул он, подбегая. - Простите меня, но я вынужден признаться Вам, пусть мы и не знакомы. Вы прекрасны и, я уверен, что я в Вас влюбился! Разрешите познакомиться? Меня зовут Дилан.

Она взглянула на него так томно, как ни одна женщина не смотрела на него, и оттого его эго разгорелось ярким пламенем желания, наперекор всем своим привычным принципам: желания обладать ею и никому не отдавать.

- Диссая, - отозвалась она.
- Необычное имя. Вы, должно быть, замерзли. Вон моя машина, давайте я подвезу Вас куда-нибудь?
- Это очень мило с Вашей стороны, но...нет, - она игриво улыбнулась, потупив взгляд. Барклин отказа не принял, посчитав его лишь частью игры.
- Почему нет? Я знаю одно очень уютное местечко, мы могли бы пообедать вместе.
- Нет значит - нет, - будто насмехаясь над ним, проговорила она. В его же голову закралась мысль, что она считает его слишком старым и смеется над его жалкими потугами.- Я жду своего...парня? Да, наверное, это слово подходит. Так что не могу принять Ваше приглашение, но спасибо.
- Мне кажется, или вы еще с этим..."парнем" не окончательно утвердили свои отношения? Поверьте, я могу оказаться в сотню раз интереснее его.
- Нет, не можете, - она вздохнула. Дилан знал такой вздох. Он ее раздражал. И то, как она уверенно говорила о его несостоятельности, только взбесило. Прилив ярости заставил схватить ее за руку, притягивая к ограждению, подхватить за талию, чтобы поставить рядом с собой, не отпуская.
- Я докажу, что в этом городе нет никого лучше меня, богаче и влиятельнее. Вся власть в этом городе принадлежит мне. Чего ты хочешь?
- Отпусти меня!

Упирающиеся в его грудь ладони, сопротивление и гневный взгляд медовых глаз только разжигали его страсть, заставляя чувствовать себя хищником, поймавшим свою добычу.

- Не отпущу. Я не принимаю отказов.
- Все когда-то происходит впервые. Поверь мне, если Мор увидит нас, тебе не поздоровится.
- Мне-то? - Барклин рассмеялся. - Это ему придется всячески вымаливать у меня милость, чтобы я не превратил его жизнь в ад. Поехали.

Он держал ее за руку так крепко, что ей было больно.

- Я не поеду! Это похищение!
- Именно так, моя дорогая. Я похищаю тебя и никто меня не остановит! - Барклин чувствовал, что переступает границы, но от этого ему было так хорошо, словно он совершал самое лучшее деяние в своей жизни. До машины остались считанные сантиметры, когда его оглушил и пробрал все нутро чужой, полный гнева голос.
- Руки убрал.

Обернувшись, Дилан Барклин услышал громкий хлопок, визг шин, хруст покореженного металла и разломанного пластика. Перед его глазами происходила круговерть безумия и ярким пламенем возвышался ангел с горящими крыльями и мечом.


Одновременно.


Джордан Холл пятьдесят три года работал водителем, и последние лет семь - водителем бензовоза. Полуприцеп-цистерна была выкрашена в яркий оранжевый цвет и на ней черными огромными буквами значилось "ОГНЕОПАСНО".

Он любил свою работу. Дома его никто не ждал, поэтому он легко брал дополнительные смены и подменял семейных коллег. Иногда, конечно, жаловался на усталость и недосыпание, но в целом, всем был доволен.

В этот день он вез топливо к заправке рядом с местной ГЭС. Дорога была свободна, только на мосту недалеко перед ним ехали подростки на скутере, прижимаясь к ограждению и пропуская машины (Холл как раз собирался обогнать их); на встречной полосе, мигая аварийкой, блестела черная иномарка, возле которой, ссорилась пара. Заметив, как старый синий пикап вильнул, объезжая черный седан, Джордан не сдержался и сладко зевнул, на мгновение прикрыв глаза, когда услышал громкий хлопок.

Лобовое стекло, покрывшееся трещинами, закрывало тело мертвеца в черном защитном костюме. От неожиданности, Холл вывернул руль и ударил по тормозам. Он чувствовал, как машину заносит на тонком льду, прицеп повело в сторону, и его уши заполнились ужасным скрежетом.

Прицеп занесло на пикап. Подскочив, цистерна, сминая авто и его водителя, перевернулась, утягивая за собой и кабину, в которой от страха обмочился Джордан и умер от разрыва сердца.

Высекая искры, кабина задела скутер и утащила его, сдавливая между собой и заграждением. Подростки погибли зажмурившись.

Из пробоины цистерны, оставленной после встречи с пикапом, стремительно вытекал бензин, расплескиваясь и оставляя следы на покрытом льдом асфальте. Прицеп с ней двигался по инерции и замер на покореженной крыше черной "BMW".


Минутой позже.


Диссая и Азраил без стеснения кричали друг на друга, пока в их ногах корчилась, охваченная пламенем от меча карающего ангела, душа Барклина.

- Ты мог помешать ходу событий!
- Я не планировал! Он сам!
- Тебя здесь вообще не должно было быть!
- Я тебе сюрприз хотел устроить!
- Удалось! И ты что, отвязаться от него не мог? Обязательно надо было в этом виде шарахаться среди людей?!
- Да! Обязательно! Хоть от них внимание получаю, раз тебе некогда!
- Ах, тебе внимания захотелось!..
- Да!
- Шэф, нам пора, - прервал их холодный и сдержанный голос одного из жнецов - Блэка. Правой рукой он держал за руку душу Мариссы Риверы, а левой - Захарии Уокера.
- Всех собрали? - отвлекся Азраил. Пламенные крылья скрывались из виду так же неспешно, как истлевал его гнев.
- Всех. Они там, - кивнув в сторону, Блэк указал на замершее течение канала, превратившееся в переход в царство Смерти. Рядом с ним замерли другие жнецы, держащие души Холла, Эшвила и Уайта.
- Идите, я следом, - кивнул Азраил и, как только Блэк переместился к своим, обернулся к демону, который, опередив рвавшуюся обличительную речь, прижался к его губам извиняющимся поцелуем.
- Будем дальше ругаться? - невинно проворковал Дисс, обнимая ангела. Азраил, мигом остыв, развел руками и взаимно обнял демона в нелюбимом им женском обличье.
- Позже. Как-нибудь.
- Я подожду тебя здесь. Холик сказал, что этот у тебя последний на сегодня.

Диссая отстранился и присел перед изнывающей душой, горящей рядом со своим раздавленным телом с почти оторванной головой.

- Как я и говорил, ты не можешь быть лучше моего парня.


24 декабря.


Это было самое грустное Рождество для небольшого городка на севере штата.

Стив Уокер пил, разглаживая пальцами фотографию единственного сына.

В доме Ривера стояла непривычная тишина, прерываемая тихими всхлипами Эрики.

У стен "новой" школы были выставлены две фотографии,  и с каждым часом вокруг них увеличивалось количество свечей, игрушек и цветов. За этим опухшими от слез глазами наблюдал Виктор Томпсон, просидевший на лавочке напротив весь день с утра и до позднего вечера. Ему звонили родители, рассказав, что у тети Эшвил погиб в аварии на мосту непутевый сын, и спрашивая, правда ли это. Виктор подтвердил, чувствуя, как растерзанная душа ноет не только из-за потери брата.

Лора Грей держалась. Она не до конца поняла, что случилось. Только сидела в доме Дилана, помешивая ложкой остывший сладкий чай и бездумно смотрела в стену.

Отец Патрик сожалел о смерти Илира Уайта и молился, чтобы Бог позаботился о его душе. А в это же время Эван Купер давал показания полиции и объяснял, каким образом погибший мистер Уайт получил поврежденный парашют, на котором значилась фамилия "Барклин".

Никто из родных не горевал о Джордане Холле,  но все сотрудники автопарка, в котором он работал, скорбно помянули его, собравшись за столом в комнате отдыха.

Празднично мигали гирлянды. Тишина улиц разбавлялась редким вскриком птиц. Самый морозный день за всю зиму подошел к концу.