Квартира. Часть I. Знакомство

     Я сидела на дырявом полу своего маленького деревенского домика и рыдала. Нет, все же это не подходящее слово для того, чтобы описать, что со мной происходило - я выла. В голос. И, наверное, очень громко, потому что даже мышей, которые всегда скребутся за стенкой, не было слышно, наверняка они разбежались от тех звуков, что сейчас вылетали из моего рта. И воспоминания, воспоминания, воспоминания...
     В апреле мне позвонила Светлана. Красивая жгучая брюнетка. Сейчас Светлана Сергеевна, а когда-то просто Светка, которая отвечала своим красивым тягучим голосом на звонки и встречала наших клиентов, приветливо им улыбаясь. Я, тогда начинающий юрист, только-только окончившая юрфак МГУ, пришла работать в небольшую юридическую фирму, где она красотой и обаянием затмевала всех нас,  включая нашего директора, который, к слову, оказался полным придурком. Светка звала меня с собою в Париж. На несколько дней. Потому что нельзя вот так просто жить, не повидав весеннего Парижа и не выпив вечернего кофе на совершенно потрясающих улочках, освещенных закатным солнцем. Для меня Париж это в первую очередь город комиссара Мегрэ, я просто обожаю Сименона, но сколько бы раз я туда не приезжала, он все время предстает передо мной в самых разнообразных тонах. То сплошная грязь, то бесконечно наглые мигранты, которые повсюду, то музыка для души под каштанами и самым лучшим кофе на свете. Конечно, я согласилась. И уже вечером следующего дня мы гуляли и наслаждались красивыми видами. Проходя мимо какой-то кафешки, я увидела ЕГО и встала, как лошадь в ступоре на ипподроме, которую как не бей, не двинется с места, потому что ступор и есть ступор. Что-то там говорила сбоку Светка, кто-то толкался, кто-то глупо улыбался, а я тонула в глубине безумно красивых карих глаз и уже кроме этих глаз не видела ничего вокруг. Моя деятельная подруга поняла все моментально и уже инициативы из своих рук не выпускала. Она сносно говорила по-французски, но оказалась, что обладатель этих невероятно красивых глаз русский, более того, он из Москвы, и это означало только одно - я пропала.
-Боже, ну где нас только нет, - сказала ему Светка, когда выяснилось, что он москвич. Эта фраза заставила улыбнуться и совершенно разрядила обстановку смущенного разговора. Он рассказал нам, что в Париже находится по рабочим делам и, что сейчас по жизни совершенно одинок, потому что сильно устал от прежних отношений, которые вымотали его до предела. Стоит ли говорить, что утром мы проснулись вместе. И уже подавно не стоит ничего объяснять про продолжение. У меня подгибались колени, мне становилось трудно дышать при одной мысли о нем. Я влюбилась.
     В Москве наши встречи стали настоящим праздником, мы виделись почти каждый день, и очень скоро он переехал ко мне, прихватив с собой своего кота, красивого пушистого перса и десяток горшков с кактусами, разведением которых  занимался с большим знанием дела, судя по тому, как часто они цвели. Жила я в сталинской высотке на Кудринской и мои окна выходили прямо на московский зоопарк. Квартира досталась мне по наследству от деда, который был довольно известным архитектором и чьи творения стоят в Москве, да и не только в Москве,  символами советской эпохи. Я любила по утрам из окна смотреть, как кормят животных, и когда Павел переехал ко мне, мы стали делать это вместе. Прошло полгода сказочного  сна, в котором я купалась, как в реке и в течение которых, была абсолютно счастлива, совершенно не думая о том, когда и как все закончится. Но всему рано или поздно наступает конец, а уж тем более сказочным снам. Пробуждение было страшным и совершенно для меня непредсказуемым. Одним ранним утром вместо кофе он принес мне в постель чемодан с требованием как можно быстрее собраться и покинуть это жилое и совершенно теперь не принадлежавшее мне помещение. Выяснилось, что я подписала на имя своего любимого человека дарственную на квартиру. Я даже не поняла, как умудрилась это сделать, передо мной все время маячил кареглазый дурман, заслонивший собой всю реальность этого мира. Мозги полностью отключились от действительности. А такой дорогой мне человек со страшным цинизмом воспользовался этим, имея своего нотариуса, который эту дарственную заверил. И, в один далеко не прекрасный момент, выкинул меня на улицу. Точнее не на улицу, а в этот старенький деревенский домик, которым откровенно  побрезговал. Потому что, если бы ему захотелось, то я не сидела бы сейчас на этом полу, а спала на вокзале, положив под голову мягкий чемодан, набитый моим барахлом под самую завязку.
-Ты, моя хорошая, должна меня еще благодарить, что я оставил тебе твой дом, - сказал он мне, - какая-никакая, а все же крыша над головой, а значит, не пропадешь.
И закрыл дверь моей бывшей квартиры перед самым моим носом. Чтобы таскаться по судам, отстаивая свою правоту, нужно иметь веские основания, а я, как юрист, отлично понимала, что шансов у меня нет вообще. И мне больше ничего не оставалось, как сидеть на дырявом полу в стареньком деревенском доме и выть в голос от несправедливости и обиды. Нужно взять себя в руки, хоть как-то успокоиться и хотя бы пройтись. Я заставила себя встать, отряхнуть колени, которые были все в песке и выйти на улицу. Я изрядно замерзла, на дворе-то уже октябрь. Топить печку не было никаких сил и, да и дров-то у меня особенно не имелось, а двигаясь, можно хоть немного согреться. Пойду в лес. Может еще хоть какие-то грибы остались, развеюсь. И голова немного проветрится, нельзя же, в самом деле, вот так сидеть абсолютно без движения и жалеть себя до потери сознания, нужно думать, как дальше жить. А вот жить-то мне и не хотелось, но эти самые страшные мысли нужно гнать от себя, пока они не завладели мной до такой степени, что все перейдет в реальные действия.
     Я взяла корзинку и поплелась в лес, думая конечно, меньше всего на свете о грибах. Через несколько часов, когда уже начало темнеть, я осознала, что совершенно не знаю, где нахожусь и вокруг меня сплошной лес, который не умеет разговаривать, а значит и подсказать мне дорогу не сможет. Осознав это, я села пол елку на мох и снова разрыдалась. Вот уж, что сгину в лесу, я не предполагала вообще никогда. Быстро стемнело окончательно. И стало совсем холодно. Я просто окоченела. Во мне перемешивались жалость к себе, обида на весь мир и острое желание скорее подохнуть, чтобы все наконец-то закончилось. И с такими мыслями я, прислонившись к елке,  совершенно незаметно для себя задремала.