Поздние жаворонки. Часть 2

      ОБРЕТЕНИЕ


                1.

Этот день пришёлся на понедельник. Воронов не торопясь вошёл в бытовку, и  сразу же немного оглох – здесь стоял невыразимый гвалт, совершенно невозможно было понять, что происходит. В центре помещения  в обнимку с Антониной стоял  Васьков, а вокруг все наперебой  выкрикивали не то поздравления, не то требования немедленно устроить свадебный пир и всё это вперемешку с возгласами «Горько!». Козуница уже собирал деньги на свадебный подарок. Воронов понял, что  в центре внимания – новость о своей предстоящей свадьбе  Пепы с Антониной и это возбудило настоящий переполох. Он подошёл к своему столу и  с силой хлопнул ладонью по столешнице.
  – Тихо!!
От неожиданно громкого выкрика все замолчали и обернулись к бригадиру.
–  Во-первых, здравствуйте, во-вторых – с Новым годом!  А в-третьих – чего вы расшумелись? Свадьба уже была? Нет, значит, поздравлять ещё рано, можно только готовиться. И потом, этажом выше люди живут, пожалейте их. Вы сядьте, обсудим пока что делать по работе, а потом поговорим  и о свадебных делах.
        Шум постепенно стих,  все расселись по своим обычным  местам,  Антонина, немного смутившись, пристроилась на табуретке в углу помещения.
–  Ну, что скажете, мастера, как прошли праздники? ЧП не случилось? Жалоб нет?
    Козуница, Васьков,  Аларов ?
– У нас как будто нет. А у Васькова - точно нет, – ответил Аларов.
         Снова  раздались смешки и шум.
–  Звонки и вызовы были?
       –  Был вчера  один из второго дома –  ответил Аларов,  – Там канализация засорилась, я прочистил. Тоже мне, нашли время…
– Надеюсь, обслужил вежливо?
– Как полагается, очень хорошие люди. Меня даже угостили по случаю праздника.
– Мог бы промолчать про  угощение, – недовольно пробурчал Клобуков.
– А что, я самую малость, только чтоб хозяев не обидеть…
– Ладно, Аларов, ты знаешь, что это не  положено, нечего этим хвастать и подавать дурной пример.
Неожиданно дверь открылась и на пороге появился  Чукачов, а рядом с ним – грузный  мужчина в зимней милицейской  форме.
– Здорово, работяги, с Новым вас годом! Не помешаем?
– Рады видеть вас, Фрол Семёныч, – ответил за всех Воронов, – и вас с прошедшим праздничком!  Как я вижу, вы с гостем?
– А это как посмотреть… С одной стороны с гостем, а по существу – и с хозяином. Прошу знакомиться, наш новый участковый, капитан Вощанов, Валерий Мироныч. Хочет с вами познакомиться и, так сказать, обрисовать обстановку.
– Познакомиться – это ладно, а то я думал, что кто-то из наших провинился в праздник, и за ним уже пришли, –  громко произнёс Козуница.
Несколько человек засмеялись, но Чукачов  поднял руку и сердито ответил:
– Ох, и балабол ты, Павло. Посерьёзнее пожалуйста, надо послушать. 
        Капитан встал, откашлялся и заговорил немного охрипшим голосом:
   – Ну что же, и вас всех тоже с прошедшим Новым годом! Не знаю как здесь, но для нас такие праздники создают массу проблем.  Речь идёт, прежде всего, о подвалах домов, там частенько  собираются  бомжи, подростки и прочие  «трудные» граждане.  В соседнем    Заводском районе,  в подвале на улице Никитина  нашли труп мужчины и следы пьянства, идёт следствие. Потому наше руководство распорядилось  внимательно осмотреть все подвальные помещения, теплоузлы и сараи во дворах. Надо  везде проверить замки, выявить ночлежки.  Лучше вас в микрорайоне  это хозяйство не знает никто, потому я прошу вас подключиться и оказать помощь. Вопросы будут?
– Есть вопрос!
           Со стула поднялся Николай Донченко и громко спросил:
– А что, если при обходе встретим кого из «блатных»? Тогда и до беды недалеко, у них могут быть и финки, и стволы – да что угодно! И ходят они часто не поодиночке! Замки и двери мы проверить можем, а  с этими вы уж как-нибудь сами…
– Понятно… Как вас по имени-отчеству?
– Николай Игнатьевич.
– Мы, собственно и не просим вас вступать с ними в схватки. Не то что не просим, а даже запрещаем строго-настрого. С нами будет ходить наряд, а вы чуть что – сразу в сторону.  Кто сильно опасается – лучше вообще не ходите. Всё поняли?  Начнём обход  примерно через час.  Я на вас надеюсь.
– А можно  ещё спросить? – поднял руку Васьков, – А где наш прежний участковый, Гаевой? Чего это вдруг его заменили?
Вощанов немного помолчал, потом, нахмурившись ответил:
– Как вам известно, после некоторых событий в нашей службе многое пришлось менять и провести некоторую чистку. Ну а старший лейтенант Гаевой получил очередное звание, повышен в должности и направлен на другое место службы вместо одного из сотрудников, не оправдавших доверия.  Я постараюсь работать не хуже, чем он.  Если нет других вопросов, приступим к подготовке нашего рейда. Нужны две группы по три человека, больше нет необходимости.  Кто из вас бригадир?
             Воронов поднялся из-за стола.
– Я. Правда, пока не слишком опытный.
       – Алексей Захарович?
– Так точно.
– Не скромничайте, Фрол Семёныч мне о вас рассказывал, я очень надеюсь на ваше содействие в случае необходимости. А пока определитесь, кто пойдёт с нами.
            
     Участковый обернулся к Чукачову.
–  Идёмте, нам надо кое-что уточнить.
  Они вышли и сразу  стало непривычно тихо.

      Воронов оглядел сидящих в бытовке и склонился к журналу дежурств.
– Значит так.  Первую группу возглавлю я.  Со мной предлагаю пойти Евсюкову  и Козунице.
– Евсюкова нет, он сегодня  после  ночи, отдыхает.
– Жаль, не вовремя. Тогда вместо него – Аларов. Возражений нет? Не боитесь?... Ну, раз молчите, значит согласны. Вторую группу поведёт Клобуков. Как, ты, Василий Александрович, не возражаешь?
       – Дело нужное, – ответил Клобуков,  –  если можно, я возьму с собой Донченко и Вальчука.
       –  А они не против?
       –  Чего возражать-то? Погуляем, всё лучше чем с грязными железками ковыряться, – с усмешкой ответил Вальчук.
       – Вот и славно, на хозяйстве за начальника – Васьков, остальные в дежурном режиме.
       – Это что, можно бездельничать? – удивлённо спросил Пётр Петрович.
       –  Можно, но никуда ни ногой, можете понадобиться. Особенно касается Боброва. Держи свой мотороллер наготове. Как, здоров «Муравей»?
– В порядке…

      Воронов рассчитывал, что рейд закончится быстро, но он затянулся до вечера, и, как оказалось, прошёл не впустую. В некоторых домах входы в подвалы были без замков и использовались как распивочные, что было  видно из разбросанных  пустых бутылок из - под спиртного.  Дважды пришлось вызывать мотороллер –  в одном из теплоузлов  обнаружились двое бомжей, оба пьяные до бессознательного состояния. Их   отвезли в участок милиции и вызвали скорую помощь.   Ещё в одном из подвальных  помещений четверо подростков – школьников, играли  в карты.  Это занятие также сопровождалось  распитием  некоего напитка с совсем не лимонадным запахом и громким матом, слышным  на  улице. К удивлению Воронова, одной из участниц этой игорной сходки была девчонка.  Что касается  капитана Вощанова, то на него этот факт не   произвёл  серьёзного впечатления.
–  Это ещё что, – вздохнул он, – и то хорошо, что мы пока не нашли ни одного притона, где колются и курят коноплю. Или, прости господи, бордель… Теперь и такое не редкость. А что вы хотите – раньше были спортсекции,  кружки, самодеятельность, теперь это всё в прошлом. Куда им в свободное время деваться?  Результат вы видите….
–  Но я слышал, что есть атлетические клубы…
– Да…. Красиво сказал, Алексей Захарыч! Просто «качалки» - пацаны ходят туда мышцы накачивать.  Оно вроде и неплохо, по большей части эти «качалки» содержат преступные группы. Формируют для себя «боевой резерв».
  –  А что же родители?
  –  А родителям сейчас не до воспитания, им надо деньги зарабатывать. Да дело не только в них. Ты вот, когда окончил школу, кем хотел быть?
– Хотел быть десантником.
– А эти мечтают стать «крутыми». По-простому – бандитами. А девчонки – путанами.  Переводить не надо? Так-то вот. Ты телевизор давно смотрел? Посмотри, кто там  ходит в героях!
–  Как-то мрачно, Геннадий Мироныч, наверно, не все такие.
–  Наверно не все…. Только я  одних таких и вижу, вот и кажется, что весь мир из них состоит.  Знаю, неправильно это, да что ж поделаешь?.... Вон, смотри, там нам машут, давай подойдём.

  У края тротуара стояли Клобуков с большой полотняной сумкой и старшина из числа милиционеров.
–  Посмотрите, товарищ участковый, как говорится, «пожалте бриться»!
–  Что у вас?
–  Сушёная конопля!  В   доме, рядом с которым мы стоим, подвал не закрыт и  разгорожен на клетушки-кладовочки.  Нашли в одной из них по запаху. Кладовочка то под замком, но пришлось вскрыть.
       – Вскрыли, надеюсь с понятыми, под протокол.
       – Да, товарищ капитан, понятыми  и были ребята из нашей бригады.
       – Ну вот, только что говорили о конопле, накаркали! – Вощанов раздражённо взмахнул рукой, – Много ещё осталось к осмотру?
       – Нет, этот дом последний.
       - Тогда идём  к начальнику, надо с ним  крепко поговорить, везде сплошной непорядок!

                Разговор в кабинете Чукачова  проходил нервно  и шумно.
       - Ты, Вощанов, требуешь невозможного. Закрыть все кладовки в подвалах! Я, между прочим, получил специальное разрешение от своего руководства для их обустройства.  Мы их сдаём в аренду за деньги, которые идут на ремонты, на благоустройство, на прибавки к зарплате сотрудников. Мне на всё это больше брать неоткуда. То, что квартплата не покрывает наших текущих расходов тебе известно? А что жалованье моих сотрудников  без дополнительных средств  просто нищенское?  Нет, нет и нет.
      –   Ты можешь делать всё, что хочешь, но свободного доступа в подвалы быть не должно! – ответил участковый, почти срываясь на крик, – То, что мы сегодня там видели – это безобразие. Я оставлю тебе предписание, пока со своей подписью, а ты уж принимай меры.
      – Да пойми ты, никакие замки не помогут. Если навесные, так их просто сорвут. Навесной замок - это для честных людей. А на какие-то более хитроумные у меня не хватит денег. Как и на стальные двери.
      -  А ты что скажешь, бригадир – обратился Вощанов к Воронову, – что тебе подсказывает тактика?
      –  Что ж тут скажешь, – немного помолчав ответил Алексей, – и вы правы, и Фрол Семёныч по-своему прав. Я вот что думаю – эта проблема  как  зубная боль и она не только у нас, она во всём городе наверняка существует. Вт и надо, чтобы подключилось городское начальство, Горкомунхоз, или как он там теперь будет называться… Надо подсчитать, во что это всё обойдётся и пусть выделяют средства.
      –  Оно конечно верно, но это долгая песня- – сердито возразил Вощанов, –  я думаю, замки всё-таки стоит повесить, купить их можно и это не так уж дорого. А скобы на двери установят ваши мастеровые. Как, Воронов, поможете.
         Алексей кивнул и добавил:
      –  Ключи надо раздать старшим по подъездам. Есть такие?
      –  Вроде когда-то выбирали…– вздохнул Чукачов, – я скажу завкадрами, она проверит…
      –  А я проверю вас через неделю. – добавил участковый, – Между прочим, имейте в виду, что я вам совсем не враг, для вас же стараюсь.  Я оставляю свои телефоны – служебный и домашний, ели что – звоните в любое время, моих домашних не стесняйтесь. Они понимают, у меня служба такая. Всех благ, желаю здравствовать!
               
… День подходил к концу, Алексей возвратился в свою квартиру  и сразу же почувствовал, что ему не хватает тепла. Здесь действительно было довольно прохладно из-за приоткрытой форточки,  но  ему не хватало совсем другого тепла – того, с которого начинался этот день. С тёплого утреннего света, тепла рук Марины, тепла, которого излучали её глаза.  Однако, идти в её дом тоже не хотелось – Марины там не было, а долгое ожидание  среди её  вещей, её  запахов, её уюта казалось  ему ещё более тоскливым.
Позвонил Степан. Сообщил, что машина уже почти готова. О состоявшемся рейде узнал с сожалением – «надо было позвонить, я бы поучаствовал».
         Алексей накрылся шерстяным одеялом и включил телевизор. На экране с воем голосили какие-то неряшливые мужланы, безжаломтно терзая струны гитар.
 Он с раздражением его выключил, прикрыл глаза, постепенно заснул не раздеваясь и пролежал так на диване до самого утра.
…Его разбудил телефонный звонок.
– Алёша, ты? – голос Марины звучал приглушённо и устало.
– Я, Риночка…
– Я заканчиваю в восемь, потом – домой. Приходи на обед, я соскучилась…
        – Тебе надо отдохнуть, выспаться, а не возиться с кастрюлями.
– Надо… Но ты всё равно приходи, я что-нибудь сделаю по-быстрому.
– Приду, обязательно приду.
Он положил трубку и встал. С голосом Марины к нему вернулось ощущение тепла, утраченное вчерашним вечером….

                2.


Почти всю следующую неделю он прожил у неё. Он был почти счастлив, но то, что на самом деле их отношения остаются  юридически неопределёнными, вызывало у Воронова ощущение их зыбкости и, как следствие – дискомфорта. Он, наконец, решился сказать об этом  Марине, но  та только посмеялась и ответила, что она  его любит, и главное – именно это, а не штамп в паспорте, и что никогда и ни за что не отдаст это своё счастье.
– Видишь ли, Алёша, у меня уже есть опыт неудачного замужества и повторять его я не хочу. Я ощущаю, что я твоя жена и перед своей совестью, и перед людьми. Мне этого пока достаточно. Если так важно, считай и себя моим мужем.
– Всё это замечательно, но я – человек военный и привык к порядку. Я, например, обязан сообщить в военкомат об изменении семейного положения и предъявить документ, который это подтверждает.
– Что ж, это, наверно, и правда важно. Но давай пока не будем спешить,  пусть наши отношения пройдут проверку временем. А сходить в ЗАГС  мы всегда успеем.
       Видя, что Алексей нахмурился,  Марина  со  смешком в голосе добавила:
– Боишься, что я от тебя сбегу? И не надейся – и сама  не уйду, и тебя не отпущу!
– В таком случае мне придётся жить сразу в двух квартирах… Неловко как-то, туда мне звонят, туда иногда приходят посетители, рабочие из бригады, а меня нет. Придётся оставить у нашего дежурного на всякий случай твой номер телефона. А иногда и ночевать там.
– Ну  и  оставь. И ночуй, когда я на ночных дежурствах. В общем, потерпи хотя бы до весны, до тепла…
            Алексей согласился и больше  об этом  не заговаривал.

        А  между тем приближался любимый в народе и совершенно  непонятный за границей Старый новый год, который всегда выглядел как эхо Нового года официального, но куда более шутовской, дурашливый и потому не менее ожидаемый.  Марина попросила  Алексея «в обязательном порядке быть дома не позже семи часов, не смотря ни на какие производственные надобности». На вопрос о том, почему так строго  она лишь отшучивалась и говорила, что его ждёт сюрприз. Однако  за  день до праздника сюрприз Воронову преподнёс  Степан Евсюков.  После работы он попросил его  «на пару минут» и, выйдя из бытовки, подвёл к  машине, купленной  у Логунина. С того времени прошло уже около месяца  и Алексей  за сутолокой дней и праздником начал забывать об этом событии.
         Степан  с торжественным видом вынул ключи, достал техпаспорт и вручил их Воронову.
– Держи, командир, владей! С учёта можно снять, к регистрации готова. Как видишь, мы с Борисом слово сдержали.
–  Спасибо, дружище,  –  воскликнул радостно Алексей – мне сейчас эта штука очень даже нужна!
–  Насколько я понимаю, отношения с прекрасной дамой восстановлены и мой совет оказался небесполезным?
–  Выходит  что так… Ты извини, но мне не терпится сесть за руль!
– Очень даже понимаю. Гладких тебе дорог!
         Алексей буквально вбежал  в свою квартиру и  набрал номер  Марины.
– Риночка, ты можешь меня встретить на крылечке?
–  Могу, конечно…а что случилось? Тебе плохо?
– Ну почему сразу «плохо»? Причина не в этом…
– Несёшь что-то тяжёлое?
– Уже «теплее».
– Ладно, встречу…
      Воронов  быстро вернулся к машине, сел за руль и включил мотор, который, был ещё тёплым. «Ну, спасибо, Степан», – подумал он и через пару минут подъехал к её дому. Марина ждала его на ступеньках подъезда, накинув на плечи шубку. Она  поначалу  не обратила внимания на подкатившую машину, но, когда Алексей открыл дверцу «Жигулей» и привстал с сидения, застыла приподняв от удивления брови.
–  Вот так номер! Это что, твоя?
–  Почем у же моя? Наша. Садись, покатаю!
            – Ой, правда? Алёшка!! – она сбежала с крыльца и, обняв Алексея, звонко его поцеловала. – Я сейчас оденусь, я быстро!
         Алексей взял её за руку и  сказал: – Не надо, садись так. Здесь тепло, работает печка, а выходить мы не будем, просто покатаемся…
Они объехали в этот вечер почти весь город и возвратились, когда вечерние улицы начали пустеть.
За ужином Марина раскрыла, наконец, суть своего сюрприза.

– Я хотела попросить Вадима отвезти нас на «Старый новый год» в одно очень уютное местечко, но теперь никого просить не надо. Мы ведь сможем поехать туда сами, правда?
–  Непременно поедем. А где это? Далеко?
–  Нет, не очень, я покажу. Послезавтра сам увидишь.

       … Марина действительно приготовила настоящий сюрприз – поездку о цели которой он не сразу догадался. Они ехали по загородному шоссе, Воронов чувствовал, что дорога немного  скользкая  и, хотя  ещё не совсем стемнело,  вёл машину  довольно медленно – они как будто  плыли среди заснеженных елей, словно пришедших сюда из новогодней сказки.  Прошло около часа, прежде чем лес начал редеть и они оказались возле  озера, покрытого льдом. Воронов увидел справа от себя   несколько домиков, составлявших  небольшой дачный посёлок  и остановил машину.
– Правильно приехали?
      Марина кивнула и, улыбнувшись, ответила:
–  Правильно. А теперь давай по дороге направо, шестой участок.  Там есть номер, не ошибёшься.
           Участок был обнесён   невысокой  дощатой оградой. Марина вышла из машины, достала ключи, открыла ворота. Алексей въехал во дворик, после чего ворота были снова закрыты, теперь уже на внутренний засов, и  Марина подвела его к крыльцу. Домик был небольшой, собранный из тёса, с мансардой, покрытой оцинкованным железом.
– Вот, Алёша, это дача моих родителей, так сказать, наследие из прошлого… Мы с Зиночкой пользуемся ей вместе. Пока меня здесь не было, в основном она с Вадимом и детишками. Вадим любит на этом озере рыбачить и купаться,  а  я бывала здесь только во время отпусков. Теперь, надеюсь, мы будем ездить сюда чаще. Пойдём в дом!
          Дверной замок упрямо не хотел открываться, и Алексей, в конце концов, плеснул в него из флакона тормозной жидкостью. Ключ, наконец, повернулся – со скрипом, как будто нехотя.
     – Осторожно, –  шепнула Марина и взяла   Алексея за руку  – здесь ступеньки.
– Ладно… а почему шёпотом?
–  Не знаю… наверно, потому что темно, – снова прошептала она и вдруг сама засмеялась от несуразности своего ответа. Алексей посмеялся вместе с ней, потом спросил:
  – А что, света здесь нет?
– Почему же, свет есть, только   не электрический. Есть керосиновая лампа, есть камин, небольшая плита. Вот и займёмся сейчас хозяйством, как в старину. Ты готов?
–Да, Риночка, я с радостью!
     Алексей  включил захваченный с работы фонарик, они  поднялись  по короткой лесенке в помещение, и Марина по-хозяйски показала ему всё внутреннее обустройство дачи.
– Здесь кухонька с плитой,  есть  и     газовая плитка с баллоном на две конфорки, рядом – холл, там столик, скамейки и камин. У камина  и будем праздновать.  А эта лесенка ведёт в мансарду, только  это помещение летнее и  сейчас очень холодное.
–  А этот выход куда?
            –  Смотри! – Марина открыла половинку широкой двери, на которой находилось окно, освещающее холл.
Это был выход на просторную веранду с навесом и перилами, с которой открывался замечательный вид на озеро и окаймляющий его лес.   Алексей вышел  к перилам и замер от чарующей красоты увиденного – сквозь редкие облака просвечивала яркая половинка луны, а озеро искрилось и серебрилось под её лучами.
– Дух захватывает, – тихо произнёс он.
         Марина встала рядом и прижалась к его руке.
– Здесь было любимое папино место… только пойдём, холодно, и надо наконец занести вещи.
– Прежде всего, надо наладить свет.
          Алексей  взял в кухне  «Летучую мышь»   и  разыскал в кладовке керосин. Ему до-вольно часто приходилось заниматься освещением палатки на учениях, начиная с курсантских времён, поэтому он привычно  заправил лампу керосином и подрезал фитиль. Пока он это делал, Марина вытерла ламповое стекло и вскоре дача осветилась ровным и уютным  мягким желтоватым светом.
– Будем разгружаться, Риночка.
– Перенести вещи я постараюсь сама, а для тебя есть настоящая мужская работа. Под навесом у нас дрова, но они кажется неколотые.  Надо их нарубить и растопить плиту, а потом и камин. Вода у нас в озере, придётся сделать прорубь. Вот и займись, любезный мой рыцарь!
       Она похлопала его по плечу  и ушла к машине, а он двинулся к навесу.


        В детстве колка дров была его постоянной домашней работой, и теперь он как будто вернулся в те далёкие детские годы. Звонко стучал топор, слетали с колоды белые березовые поленья. Через несколько минут ему стало жарко, и он сбросил меховую куртку, наслаждаясь свежим морозным воздухом. Горка поленьев быстро выросла до метровой высоты, и Алексей сложил их под навесом, чтобы они не теряли сухости. Часть дров он перенёс к камину вместе с кусками  отвалившейся при рубке бересты.
     Алексей очень любил разжигать костры – это всегда казалось ему неким священным ритуалом, и он это делал, как правило, стоя на коленях. Вот и теперь необходимость растопить камин  казалась ему замечательным новогодним подарком. Он сложил внутри  камина маленькую пирамидку из тонких, заранее наколотых палочек, подложил под ними кусочек берестяной коры и пожёг её зажигалкой. Береста весело загорелась, берёзовые палочки также занялись от этого огня, но вскоре всё это погасло, оставив сизый дымок, который почему-то пошёл не в трубу, а внутрь помещения.
       Подошла Марина с сумками  из машины и с усмешкой спросила:
– Что, не получается? А ты у Домового разрешения спросил?
– У кого – у кого? – удивился Алексей.
  – Как у кого – у Хозяина. Разве ты не знаешь, что в каждом деревянном доме есть Домовой – хозяин, охранитель. Его надо уважать. А тебя он ещё не знает, вот и опасается твоего огня.
– Ты что, серьёзно?  Или шутишь?
    Она  опустила сумки на пол и обняла Алексея сзади за плечи.
– Что, испугался? Ну признайся, ведь испугался, правда?
– Ну… разве что так, самую малость…Кто его знает, место здесь таинственное. Здесь Домовой, в озере, наверно, Водяной, а в лесу – точно Леший. Тем более, Старый новогодний праздник – сплошная сказка.
– Умница! Ты – замечательный умница. Вот за это я тебе открою секрет камина. Просто его давно не топили, труба холодная, поэтому нет тяги. Возьми за плитой в кухне пару газет, скомкай  их  и зажги поближе к трубе. Только не в руках, а то обожжёшься – там есть каминные щипцы. Труба немного прогреется и тяга станет нормальной. Потом повтори  розжиг.
      Алексей повернулся к камину и сразу  же услышал строгий окрик:
– Как?! А поцелуй за совет?
– Прости, хозяюшка!
    Он обнял её и припал к губам, потом поцеловал в глаза, снова в губы, потом всё-таки отстранился и извиняющимся голосом произнёс:
– Прости, Риночка, я всё-таки разведу огонь, а то мы так и останемся в холодном доме до самого утра…
           Совет Марины оказался верным, и камин разгорелся быстро и легко. Таким же образом, как камин, Воронов растопил плиту, и Марина сразу же захлопотала на кухне. Всё, что необходимо для праздничного стола и для  жизни на следующий день она заготовила заранее, теперь оставалось только разогревать, нарезать и укладывать в тарелки.             
  За Алексеем оставалась доставка воды.
– Я на разведку, к озеру. Кстати, у него название есть?
– У него очень красивое название – Радужное. И я прошу тебя, не заходи на лёд! Если провалишься, что я буду делать? Иди по тропке, там, у берега  есть низенькие мостки, вот с них и попытайся  добраться до воды.
– А лом есть?
– Это я не знаю… Посмотри в сарайчике или в кладовке.

       Лом нашёлся не сразу и не в сарае или кладовой – он стоял прислонённым к стене дома возле веранды, зато в кладовой нашлись два двадцатилитровых оцинкованных ведра.  Тропинка вывела к берегу, мостки находились немного в стороне, но там, где она упиралась в озёрный лёд лежал большой плоский камень, с которого было гораздо сподручнее пробить полынью. Воронов ступил на него, и с трудом удержался от падения – камень заледенел и был очень скользким, поэтому пришлось для начала сбить эту наледь.  Как ни странно, на озере лёд был не таким уж толстым, как казалось издали. Он  легко разбил его, расчистил отверстие, в которое могло войти  ведро, зачерпнул воду и посветил в неё фонариком. Она оказалась чистой и кристально-прозрачной.
     Алексей наполнил вёдра и понёс их к дому. Но не успел он сделать и дести шагов, как мокрая рука занемела от холода – пришлось остановиться, чтобы надеть перчатку и в этот момент  что-то выскочило из засохшей травы и замерло на тропинке. Воронов стремительно выхватил фонарик и включил свет. Сверкнули зелёные огоньки глаз, мелькнул яркий факел рыжего меха, который моментально скрылся в кустах. «Лиса, – подумал  Алексей, – с ума сойти, бегают прямо под ногами и ничего не боятся! Так можно натолкнуться не только на лису – на волка, а то и на мишку!»
          Он ускорил шаги, занёс воду в дом и рассказал о встрече Марине.
    – Так вот пойдёшь ночью «на двор», а тебя кто-нибудь сгрызёт…
– Не надо «на двор», здесь всё под крышей, я покажу. А во дворе у нас, между прочим, есть и банька. Давай завтра натопим!
– А что, можно попробовать. Дров, думаю, хватит, придётся только воды натаскать.
 Вода здесь, кстати удивительно чистая.
– Озеро это – родниковое, на дне его круглый год бьют сильные ключи, оттого и вода очень чистая.  Некоторые из ключей тёплые, потому лёд на озере тонкий, я тебе говорила.  Ты посмотри камин, подбрось дровишек.

Потом они ужинали за низким столиком перед камином, пили заваренный с травами чай.  Камин горел ровно и почти бесшумно, иногда потрескивая и постреливая маленькими искорками, Марина, прижавшись к Алексею, тихо мурлыкала какую-то песенку, казалось, погрузилась в лёгкую дремоту.
– Ты что, уже засыпаешь? – спросил он
–  Пока нет, ещё не время. Слушай, я ведь о тебе почти ничего не знаю… Расскажи мне, как ты жил до нашей встречи.  Как попал в армию, где служил…кого любил. Раз уж я теперь твоя жена, то должна знать о тебе всё.
        Алексей смутился. Он ещё при первой встрече сказал, что был в армии прапорщиком, и ему очень не хотелось снова  повторять неправду, но и рассказывать, кем он был на самом деле  тоже не хотелось…
– В армии начал служить как все, после школы. Очень хотел стать десантником. Оформили меня в военную школу, потом в строевую часть. Самое сильное   воспоминание – первый прыжок с парашютом.  Прыгали с самолёта АН-2, это такой   большой «кукурузник» на двенадцать мест, перед прыжком было страшновато, но, когда  выскочил из двери – это был настоящий полёт! Потрясающая свобода! Так и пошло. После учёбы был командиром разведгруппы, потом командовал взводом. А через год встретил Наталью.
    – Ту, что на фотокарточке?
– Ту самую…
     Алексей на минуту замолчал, глядя на огонь в камине, потом заговорил снова и рассказал грустную историю своей короткой семейной жизни.
–  …После её гибели оставаться в том же полку было невыносимо, и я написал рапорт начальству,  попросил отправить меня в Афганистан.  Воевал, был ранен, ты это уже знаешь, но остался жив.  Кстати воевал вместе со Степаном, тем самым, который добыл нам ёлку. Замечательный парень, единственный однополчанин, которого я здесь встретил.
– А… извини, что спрошу, но… ты Наталью вспоминаешь?  Хотя бы иногда?
– Знаешь, раньше вспоминал часто. Даже не то что вспоминал – она мне снилась. Особенно когда начинаешь встречаться с какой-нибудь дамочкой, приходит во сне, хмурится и качает головой. Вроде как не одобряет. Потом я так или иначе убеждался, что она права и связываться с этой особой не стоит. А вот после того, как ты вылечила меня от простуды она вдруг снова пришла во сне, но улыбнулась и кивнула головой, дескать «Одобряю».  В последний раз я видел её после того, как в первый раз остался у тебя…. Появилась,  так же улыбнулась, помахала рукой и ушла. Больше не приходила. Попрощалась, наверно нас благословила. Как ты думаешь?
–  Знаешь, Алёшенька, то, что ты рассказал так трогательно… Значит, связь душ  и правда существует, нам нужно  свято помнить и ценить это благословение. Ты после её гибели был  на могиле?
–  Нет, не был  ни  разу.
–  Надо побывать. Мы съездим вместе.
    Алексей кивнул и взял Марину за руку.
–  Теперь я жду рассказа от тебя. И тоже хочу знать, как ты жила до нашей встречи в поезде.
–  А у меня  жизнь складывалась куда более скучно и банально. Окончила медучилище, пока училась, играла на любительской сцене в народном театре. Однажды
нас приехал смотреть один театральный деятель из Москвы. Заприметил меня, и я, как  провинциальная дурочка, помчалась за ним, выскочила за него замуж. Думала – будет семья, будут дети. Но ему всё это было не нужно!  А через шесть лет он увлёкся молоденькой актриской и укатил с ней в Питер. Вот я и вернулась сюда…. Грустно, правда?
– Ну и бог с ним. Мы с тобой начинаем всё заново. А если ты по-прежнему хочешь детей, думаю, что за этим дело не станет. Мне эта идея нравится!

            …Они встали, когда было уже за полдень. До баньки дело так и не дошло…
         
            
                3.

Январь пролетел быстро и без каких-либо заметных происшествий. В конце месяца Пётр Петрович Васьков и Антонина наконец-то официально расписались и устроили в бытовке сантехников шумную хмельную пирушку. Все присутствующие, как полагалось, усердно наливали, поднимали стаканчики и кричали «Горько!» Под конец пиршества Антонина неожиданно заявила, что у бригадира тоже появилась женщина, и вся компания тут же потребовала, чтобы Воронов немедленно её привёл и показал коллективу.  Никакие отговорки не действовали. Козуница тут же сообщил, что знает её адрес и предложил всем вместе пойти, устроить смотрины, разумеется, с напитками и закуской.
      В конце концов, Алексей сказал, что устраивать веселье до свадьбы – дурная примета, из-за этого всё может расстроиться. «Вот Антонина и Васьков сделали правильно – подождали до ЗАГСА, и только потом позвали гостей. Значит – жить им долго и счастливо». За это тут же очередной раз выпили и наконец разошлись. Таким образом, встреча с Мариной так и не состоялась.
Впрочем, в этот вечер она и не могла состояться, поскольку Марина была на де-журстве.  Воронов также решил остаться в своей служебной квартире – насыщать новый семейный очаг водочными парами ему не хотелось.   Он собирался заснуть, однако сон не шёл, несмотря на немалую дозу выпитого, в голову лезли вопросы, на которые не было вразумительных ответов, а вместе с ними и грустные мысли.  Когда он демобилизовался и  покинул свой батальон, ему казалось, что главная  и самая сложная проблема – обрести жильё, найти работу, а после  этого строить потихоньку новую жизнь. И что же? Жильё у него есть, и даже не одно. Есть и работа – не ахти какая, но всё-таки… Но почему же ему становится всё более и более тоскливо? Не потому ли, что эта новая жизнь – обыкновенное бесцветное существование без какой-либо цели  и в значительной  мере без смысла?
         Его деятельность в бригаде постепенно свелась к снабженчеству и оформлению нарядов, а всё реальное техническое и организационное руководство работами взял на себя его заместитель Клобуков.  И, хотя в бригаде на этот счёт возражений не было, но на самом деле Воронов чувствовал, что такая ситуация  отнюдь не прибавляет ему авторитета. Он понимал, что занят не своим делом, и осознавал, что это понимают все…. В дивизии Воронов был не только настоящим боевым командиром, но считался едва ли не одним из лучших знатоков техники, он мог бы и «на гражданке» заниматься её  обслуживанием и ремонтом. Но в городе царила безработица, а в случае ухода из жилконторы автоматически терялось и жильё.
        Конечно, Алексей мог жить у Марины, однако с точки зрения закона он был неженат, а просить её о прописке в этой ситуации было для него абсолютно невозможно. В то же время, получение собственной квартиры предстояло  ещё   очень нескоро.
Сомневался ли он в её чувствах? Конечно, нет, она не давала ему для этого ни малейшего повода. Однако, жизнь полна неожиданностей, а его неуверенность в себе и возможность возникновения неожиданных обстоятельств давали о себе знать.
                Потянулся пасмурный и скучный февраль, а за ним и холодный, почти зимний март. Время двигалось как вязкая тягучая смола, и от одной только мысли, что так будет всегда, на Алексея накатывалось чувство безысходности. Марина тоже чувствовала, что с ним происходит что-то неприятное и всячески старалась разнообразить жизнь.  Дважды они ездили на своей машине в областной центр, побывали в городском театре и в гостях у Евсюковых.  Марине семья Евсюковых очень понравилась, и она предложила Алексею встречаться с ними почаще.
         Но никто не мог предположить, что вскоре произойдет событие, которое совершенно изменит жизнь Алексея   и Марины.

В тот день Алексей   задержался в своей служебной квартире – приближался конец месяца, который совпадал с концом квартала, и надо было готовить отчётную документацию. Марина в этот вечер была у сестры Зины и обещала появиться дома только после восьми часов. Около половины седьмого Воронов услышал доносившиеся откуда-то снизу, скорее всего – из подвала громкие голоса. Такое происходило и раньше – поскольку квартира находилась на первом этаже, звуки, исходившие из цокольных помещений, были хорошо слышны.  В этих помещениях его дома, как и в других домах также были оборудованы кладовки, в которых жильцы хранили картошку, домашние «закрутки», а то и просто старый хлам – тот что по тем или иным причинам не хотели выбрасывать. Но на этот раз Воронова насторожило то, что среди других голосов он услышал детский вскрик. «Это ещё что такое, – подумал он, – неужели пацаны бузят? Надо глянуть». Он быстро надел куртку и спустился по лесенке в нижний коридор.
Картина, которая предстала перед ним в свете неяркой «дежурной» лампочки заставила его содрогнуться.
Плотный мужчина в длиннополом пальто бил по лицу наотмашь мальчишку лет десяти.
– Дядя Жан, ну не надо!! Не надо… – вскрикивал мальчишка, прижавшись к стенке и неумело пытаясь защищаться от хлёстких ударов.
–  Ты что творишь, бандюга!? – резко выкрикнул Воронов, – Сейчас же оставь пацана и пошёл вон отсюда!
            Мужчина резко обернулся и от неожиданности на секунду замер, но Алексей успел его разглядеть. Это был крепкий на вид человек, который при других обстоятельствах выглядел бы, скорее, как преподаватель или библиотекарь – небольшая острая бородка, аккуратная причёска, галстук, выглядывающий из полураспахнутого модного пальто…. «Надо же, ничего общего с личностью из уголовной среды, действительно – почти интеллигент, «Жан», – удивился Алексей. 
–  Жменя, ты где? – выкрикнул Жан.
           В полумраке Воронов не сразу заметил, что в коридоре находится ещё один человек –  в стёганной телогрейке, невысокого роста и широкоплечий настолько, что его фигура выглядела почти квадратной. 
–  Здеся…, – ответил он на выкрик и вышел из тени.
–  Глянь, что это за фраер вонючий, и сделай так, чтоб я его больше не видел!  Покажи, кто здесь хозяин!
    Воронов напрягся и быстро оценил обстановку.  «Квадратный»  обнажил кулачищи, громадные, как трёхлитровые банки и медленно двинулся на него, демонстрируя свою первобытную мощь, но что-либо сделать не успел – Алексей  нанёс ему сильный и точный удар в лоб.  Тот сразу же обмяк и осел на пол, а потом и вовсе свалился набок.
  – Ну, так кто хозяин? – зло спросил Алексей, потом подошёл к мальчику, взяв за руку, придвинул его к себе и почувствовал, что он дрожит, не то от холода, не то от страха, – Не бойся, он больше тебя не тронет.
Жан ошарашенно посмотрел на лежащего и похлопал его по щеке, но тот никак не отреагировал на эту слабую попытку приведения в чувство.
– Ты… ты что наделал, сука позорная!? Ты же его кончил! – прорычал он на Воронова. – Я сейчас приколю тебя, как свинью!
      Он опустил руку в карман, выдернув её, щёлкнул лезвием, выскочившим из сжатой в ладони рукоятки.
   Воронов скрипнул от злости зубами и, взглянув на бандита исподлобья, тихо ответил:
– Убери нож, дурак, иначе ты сейчас ляжешь рядом со своим дружком. И успокойся, твой мордоворот жив, я стукнул вполсилы. Поваляется с полчасика и поползёт на вы-ход. А ты ему поможешь.
         Жан ещё раз взглянул на Жменю, поёжился вернул лезвие в рукоятку и опустил нож обратно в карман. Потом он закурил сигарету, затянувшись спросил:
–  Ты вообще – то, кто такой, чтобы здесь командовать? Что здесь делаешь?
– Я вообще-то здесь живу и работаю. А вот зачем ты сюда припёрся и за что пацана бил, это мне совсем непонятно.
– Пацан мой! – при этих словах мальчишка спрятался за спину Воронова и крепко вцепился в его руку.
– В каком это смысле «мой»? Ты что, его отец?
– Кой хрен отец?  Его настоящий папаша уже месяц как не просыхает, а сынок бродит голодный, холодный и грязный. Я его, чтоб ты знал, на вокзале в буфете встретил, он там объедки подбирал, чтоб с голоду не подохнуть. Пожалел! Куртку вот купил, денег дал, привёл в тёплое помещение для ночлега. Смотри, курорт, – Жан распахнул дверь одной из кладовок, – тепло, свет есть.  Но я всё это сделал не просто так.  За всё это он мне должен! Должен вернуть деньги, что я ему дал на время, должен за хазу – я за неё плачу… Только прошла уже неделя, а этот дохляк не вернул мне ни гроша. Вот и получил за это!
– Что ты несёшь?  Как же он может тебе что-то вернуть, совсем ребёнок?
– А ничего, он не один такой. Пусть сам думает, как. Пусть, к примеру, у людей просит, люди у нас добрые, поделятся.  У меня есть один такой же ученик, так он мне каждое воскресенье по сто «кусков»  приносит и себе ещё оставляет. Дармоеды мне не нужны! Надо привыкать…
–  Ты, я вижу, конченная сволочь, – прервал его Воронов, – Такие как ты вообще жить не должны. Бить беспомощного мальчишку и ещё учить его всяким гадостям – за это убить мало!
– А ты мне мораль не читай. Если такой добрый, можешь забрать этого приблуду себе. Только придётся отдать его долги, а то иначе как-то не по-пацански….
– Я тебе сейчас отдам, – Воронов сжал кулаки и сделал шаг к Жану, – забудешь сюда дорогу на весь остаток своей волчьей жизни!
– Но, но… полегче! Не отдашь, так всё равно верну. Ты же не будешь водить его всё время за ручку, найдём или пацана, или тебя, отдашь в десять раз больше.
– И сколько же он тебе должен?
– Вот это уже честный разговор, –  ухмыльнулся Жан, – совсем немного, триста «кусков».
         Алексей достал из нагрудного кармана куртки кошелёк и вынул три купюры.
– Держи, бандюга! И не смей больше подходить к мальчишке, узнаю – удавлю своими руками! Вон, твой дружок зашевелился, забирай его и валите отсюда побыстрее,
пока я наряд не вызвал.
  – А я, кажется понял, кто ты – тот самый комбат-сантехник, что нашего Мелю обидел. Ну ничего, ты у нас уже давно на крючке. Ты помни – я не один, придёт срок – отплатим.
– Ты лучше думай, как бы не схватить срок самому.
Алексей обнял парнишку  и тихо ему сказал:.
  – Пойдём-ка, парень, со мной.

     Они быстро поднялись в квартиру, Алексей снял с мальчика куртку и подцепил её на вешалку.
– Шапка есть?
– Не-а, – ответил тот и, шмыгнув носом, добавил: – на куртке есть капюшон. – От мороза это не спасает. Как звать-то тебя?
– Дома звали Валеркой, а здесь…Дохляк.
            – Ты эту свою бандитскую кличку забудь, и чтобы я её больше не слышал… Ладно, снимай обувь, проходи.
          Валерка сбросил ботинки и Алексей  заметил, что они были надеты на босу ногу.
– Ты что, без носок? И тебе не было холодно?
       Мальчишка пожал плечами и молча уставился в пол.
– Есть хочешь?
– Угу…
– Подожди, я сейчас.
     Он вышел на кухню, открыл холодильник, достал колбасу, белый батон и поставил на огонь чайник,  сложив большой бутерброд, отдал его Валерке и тот жадно накинулся на еду. «Сосем голодный, – подумал Алексей, – сразу видно, что парень очень давно не ел, по виду здорово исхудавший».
          – Чай будешь?
– С сахаром?
– А как же, разве можно без сахара? Давай вместе, я тоже выпью.
    После стакана горячего чая Валерка разомлел, стал понемногу клевать носом, однако Воронов растормошил его, повёл в душ.
– А ну-ка давай, снимай своё грязное тряпьё, будешь мыться.
      Через пару минут мальчишка стоял  под тёплыми струями. Алексей намылил для него мочалку и несколько раз потерев его спину сказал:
– Теперь сам, уже не маленький…полотенце на вешалке. А одежду пока не надевай, завернёшься в одеяло.
          Когда мальчишка, закутанный в ватное одеяло, лёг на диван, Воронов присел у него в ногах.
    – Значит, ты – Валерий.  А я – Алексей Захарович. Можешь называть меня  просто Алексеем.  А теперь скажи, мил человек, сколько тебе лет, как твоя фамилия и откуда ты появился в подвале да ещё в компании этих мерзких бандитов?
– Фамилия у меня – Васютин, лет мне одиннадцать. А подвале я ночую.
– И давно?
– Уже неделю…Жан мне нашёл там комнату.  Не, он вообще-то ничего, он мне денег на еду дал, куртку купил…
– Ну да, – усмехнулся Алексей, – а потом по доброте душевной надавал тумаков, пощёчин и потребовал за свою доброту заплатить! Ты хоть понимаешь, кто такой этот Жан?
– Ну, он это…он крутой, – неуверенно ответил Валерка, – его все боятся.
– Бандит, вот он кто. И хочет, чтобы ты тоже стал бандитом, когда вырастешь.
–  А сам-то ты тоже крутой – воскликнул мальчишка, – я видел, как ты Жменю вырубил, хотя Жменя – самый сильный в городе. А ты что, меня насовсем купил? – он на мгновение замолчал, потом совсем тихо спросил: – И ты меня тоже бить будешь?
– Давай по порядку. Во-первых, Жменя, как ты видел, совсем не самый сильный. Во-вторых, я тебя не купил, я только отдал твои долги, хотя думаю, что этот самый Жан мне наврал. Просто я хотел, чтобы эти бандюги от тебя отстали. В-третьих, я никакой не «крутой», я слесарь-сантехник, раньше служил в армии и был десантником. Поэтому умею за себя постоять, а если всё хорошо сложится и если будешь достойно себя вести, то и тебя научу.   Ну а бить тебя я и сам не собираюсь и другим не позволю.
– Вот здорово! – Валерка впервые за этот вечер улыбнулся. Оказалось, что у него на самом деле очень доброе и даже, пожалуй, приятное детское лицо.
  – А скажи-ка Валерка, то, что Жан сказал о твоём отце, это правда?
            –  Правда, – тихо ответил тот и немного помолчав добавил: –  он уже давно лежит  пьяный. Но он не всегда был такой, он был хороший, весёлый, мы с ним на рыбалку ходили…. А потом от нас ушла мама и папка стал пить…
– То есть как это ушла?!  Куда?
– Я не знаю, папка сказал, что уехала насовсем, с каким-то Русланом.
 
      Телефонный звонок заставил Алексея подняться с дивана. Звонила Марина.
       – Алёша, я дома. Если не занят, приходи, будем ужинать.
– Марина, срочно иди сюда, здесь неожиданное ЧП  .
– Что случилось, Алёша?
– Приходи, сама увидишь…
 
     Марина открыла дверь без стука и быстро вошла в комнату. Остановившись возле дивана, она внимательно посмотрела на заснувшего Валерку, потом бросила на Алексея тревожный вопросительный взгляд.
– Кто этот мальчик? Твой сын?
– Господи, Марина, что ты придумала? Час назад я выхватил его из лап двух бандитов, которые избивали мальчишку в подвале этого подъезда…
      Он подробно рассказал ей о случившемся, потом добавил:
    – Зовут Валерой. Судя по всему, парнишка исхудал от недоедания, возможно болен. Он жил в кладовке, кажется, постоянно мёрз, надо бы его обследовать в больнице, а то не дай Бог – заболеет всерьёз.
– А что родители? Ты не спросил где отец или мать?
– Один из бандюг, тот, что его бил, сказал, что отец мальчишку бросил и пьянствует, а сын в буфете вокзала собирал объедки.  Про мать только что сказал он сам – она их  с отцом бросила и уехала.
            – Кошмар какой-то… Как можно опуститься до такой низости?
      Марина склонилась над мальчиком и внимательно всмотрелась в его лицо.
– Мало света… Он, кажется заснул, но придётся всё же разбудить, ещё не поздно. Я осмотрю его, включи верхние лампы.
      Марина приоткрыла одеяло и пошевелила спящего за плечо.
– Проснись, дорогой, рано ещё спать, проснись.
         Валерка испуганно открыл веки, молча  взглянул на Алексея, потом на Марину.
– Алексей… Захарыч, мне что, надо уходить?
– Не волнуйся, миленький, никуда уходить не надо.
– А вы…кто?
– Валера, это моя жена, а заодно и врач, она должна тебя осмотреть, – ответил за неё Алексей.
– А она меня не прогонит?
– Что ты, она очень добрая. Давай, сбрасывай одеяло.
– Я голый…, – смущённо пробормотал Валерка.
– Вот и замечательно, значит не надо будет раздеваться, – ответил со смешком Алексей, – ты не тушуйся, я перед докторами тоже иногда являюсь голым.
    
       Марина внимательно осмотрела мальчика со всех сторон, потом накрыла его одеялом и взяла за руку мужа.
– Пойдём на кухню.
     Они присели у кухонного стола, Марина подняла глаза на Алексея и покачала головой.
– Я вижу, что приключения как будто охотятся за тобой!
– Но не мог же я спокойно смотреть, как какой-то негодяй избивает ребёнка!
– Я понимаю, Алёша, я сама такая – когда-то давно буквально спасла человека, у которого на моих глазах случился открытый перелом ноги. Хлынула кровь, все перепугались, а я спокойно оказала первую помощь, не дожидаясь приезда «Скорой». И мне нравится твоё неравнодушие, правда. Я сейчас о другом. Мальчик запущенный и не просто худой от недоедания, он истощён, рёбра буквально торчат наружу. На теле язвочки и расчёсы, то ли от простуды, то ли от антисанитарии, а возможно от паразитов. На голове есть признаки педикулёза, а это уже очень опасно. Ты ведь знаешь, что это такое?
– Знаю, как всякий военный – вши.
– Вот именно. Короче говоря, мальчишку надо спасать – для начала положить на обследование и основательно подлечить. Надо обязательно найти и привести в чувство его папашу. Если это вообще возможно. Ну, с медициной разберусь я, а ты постарайся найти его родителя.
– Риночка, я обязательно этим займусь. А что сегодня? Пусть поспит здесь?
– Нет, Алёша, бери его в охапку, в машину и домой! Завтра отвезём его в нашу больницу, а потом ты займёшься поиском… Кстати, ты фамилию спросил?
– Конечно, Васютин его фамилия.
            – Вот-вот поиском гражданина Васютина. Валера наверняка знает и адрес. Кстати, у него хоть какая-то одежда имеется?
– Была одёжка, но её надо выбросить, а лучше сжечь – всё провонялось, сплошная рвань с грязью, ботинки разбитые и не по размеру.
    – Ты говоришь точно как профессор Хиггинс, – с улыбкой сказала Марина, – слово в слово.
– Кто-кто? – удивлённо спросил Алексей?
– Хиггинс. Это персонаж из пьесы «Пигмалион» Бернарда Шоу…К нему пришла уличная торговка, чтобы научиться правильно говорить по-английски, но он, прежде все-го, приказал своей экономке её раздеть, сжечь всю одежду и заказать новую…. Есть хороший кинофильм «Моя прекрасная леди», правда, он очень давний, сейчас даже не знаю, можно ли его где-нибудь посмотреть…
      Она снова улыбнулась, видимо о чём-то вспомнив, потом спросила:
– Скажи, а ты можешь завтра утром пару часов побыть с Валеркой? Ведь нельзя везти его в больницу голым, надо как-то одеть…. Я бы съездила на рынок.
– Я позвоню Фролу Семёнычу и отпрошусь, но тебе одной  это будет неудобно, да и долго. Сделаем иначе. Завернём его ещё раз в одеяло, я включу в машине печку и поедем вместе. Пока ты будешь выбирать всё, что надо, я посижу с ним в машине, там его и оденем.
–  Замечательно! Ты просто как добрый джин! Ну, поехали домой.

                4.

            Воронов появился на работе лишь после обеда, и его сразу же вызвал к себе Чукачов.  Он предложил Алексею сесть и заговорил нервно и громко, не скрывая раздражения:
–  Вт что, уважаемый Алексей Захарыч.  Я взял тебя на работу для того, чтобы в бригаде сантехников была дисциплина, чтобы установилась нормальная система оплаты, чтобы не было сбоев снабжения материалами.  А совсем не для того, чтобы ты устанавливал здесь свои порядки с помощью кулаков и мордобоя. Мне сегодня утром позвонил один из наших клиентов и сообщил, что ты избил его товарища возле кладовки в подвале дома.  Мне, Алексей Захарыч, такие скандалы ни к чему.  Уволить тебя я не могу, но предлагаю по-хорошему написать заявление… Я должен не только организовать обслуживание домов, но и обеспечивать контору доходами для того, чтобы достаточно платить тем, кто здесь работает. А ты своими действиями можешь всех разогнать, меня это не устраивает.
Воронов почувствовал, как в нём закипает злость. Он резко встал и столь же резко ответил:
– Я знаю, кто вам звонил, дорогой Фрол Семёнович, уверен, что и вы прекрасно знаете – звонил  отъявленный бандит по кличке Жан, тот, что вчера на моих глазах избивал в подвале мальчишку. Если вы считаете необходимым оказывать услуги таким подонкам, то мне это непонятно. Я тоже приехал в родной город для того, чтобы спокойно работать, строить свою новую жизнь и совсем не ожидал, что здесь повсеместно верховодят мерзавцы – разные «мелянские», «жаны», «жмени» и прочая нечисть. А нормальные, здоровые и работящие мужики, вроде вас с этим трусливо согласились и пошли к ним в ус-лужение! Клиент! Да вы понимаете, кого взялись обслуживать? Завтра он потребует, чтобы вы платили ему зарплату, а если откажетесь – прирежет ночью где-нибудь за углом.
         
Чукачов вздрогнул от этих слов, потом опустился в кресло и упавшим голосом ответил:
– Не кипятись, Алексей… Сядь и давай спокойно поговорим, я всё же хочу, чтобы ты меня понял.
           Он достал из тумбы своего стола початую бутылку водки, маленькие стаканчики, сыр, молча отрезал несколько кусков, потом разлил водку, и Воронов заметил, что у Чукачова заметно   подрагивают руки.
– Ты, думаешь, что я всего этого не вижу и не знаю? Всё это мне известно не хуже, чем тебе. К сожалению, ты прав – в городе разгул криминала, но не только это.  Не работают заводы, масса людей без дела и без денег, и очень многие из них от безысходности тоже стали преступниками.  К тому же всю страну захватила страсть наживы, теперь считается, что обогащение любой ценой – главная цель жизни, все человеческие качества, что ценились в прошлом теперь не в чести. И что мне в этих условиях делать? Я знаю, что тот Жан, который мне звонил – бандит и негодяй, и то, что я пользуюсь его деньгами – это плохо. Но даже если я плюну на его деньги и ему откажу, для меня это всё равно кончится скверно, ведь он не один, за ним целая кодла, поэтому ты своими крепкими кулаками меня не спасёшь и мало чего добьёшься. Подумай об этом… – Фрол Семёныч залпом выпил водку, – Ты наверно думаешь, что я трус, боюсь за свою жизнь? Точно, боюсь, но не только за себя одного. У меня семья, дети, внуки…. Знаю, что ты тоже теперь не один, а эти бандюги –  они жестокие, злобные, да ещё и мстительные.

         Воронов слушал его, молча опустив голову, а когда он умолк, негромко ответил:
– Я вообще-то посчитал, что эти двое, что я встретил вчера вечером – просто какая-то уличная мелочь, не больше, не думал, что всё так серьёзно. Что ж, простите, что нечаянно навредил и вам. Но спускать этой публике всё же нельзя, надо как-то ставить их на место. У меня такого опыта нет, привык действовать прямолинейно, –  он неприязненно отодвинул от себя стаканчик, – что можете посоветовать?
– Ты не подумай только, что существующая обстановка мне нравится, но у меня, к сожалению, во многом связаны руки. А тебе посоветую вот что – у нас сейчас есть новый участковый – капитан Вощанов. Пусть разбирается, это в конце концов его прямая обязанность.  И прошу тебя, будь осторожен. Я понимаю – защитить ребёнка дело святое, но без надобности не встревай!
          Вечером его ждали Марина и Валерка. Валерка, постриженный наголо, в новеньком джинсовом костюмчике пригрелся в кресле и смотрел телевизор, Марина  молча сидела рядом с ним.
– Что, Риночка, с больницей не получилось?
– Я договорилась назавтра. Вот… пришлось постричь и снова вымыть в душе, всё-таки зверьё в голове, кажется, завелось.
–  Ничего, шевелюра отрастёт. Чем будете угощать?
–  Я испекла оладушки. С мёдом будете?
– Замечательно! 
– Тогда всем мыть руки и за стол!..
      
          В эту ночь Воронову снова долго не спалось. За окном посвистывал ветер, крупные капли холодного дождя били в стекло. У Алексея не выходил из головы разговор с Чухачовым, и он не находил ответа на вопрос – что же делать? Неожиданно вспомнился давний разговор с отцом и его слова, прозвучавшие как наказ на всю жизнь.
     … Когда это было?  Тогда, когда началась его дружба с Яником Лидманом, в тот год, когда Алексей учился в седьмом классе.
Учился он без особого желания, основными его оценками почти по всем предметам были тройки, но иногда проскакивали и те, что в школьном обиходе назывались по-спортивному: «бросок» - по количеству очков, которыми оценивался меткий бросок мяча в кольцо при игре в баскетбол. Другими словами – двойки. Такие оценки получали едва ли не все мальчишки его класса, среди них почему-то считалось почти неприличным получать четвёрки и, тем более, пятёрки. В чести были не науки, а спортивные занятия, дворовый футбол и драки по принципу «улица на улицу». Алексей не отличался от остальных, он с удовольствием принимал участие в подобных развлечениях. В классе был всего один ученик, который сторонился всего этого – Яков Лидман, которого одноклассники называли Яником. Яник был тихим и щуплым мальчиком, но учился он очень хорошо, у него были отличные оценки по всем предметам, кроме физкультуры. Учитель физкультуры давно не обращал на него внимания, автоматически ставил ему тройки, зато преподаватели математики и физики не могли Яником нахвалиться и предсказывали Лидману блестящее научное будущее. Друзей у Яника не было, девчонки также не обращали на него почти никакого внимания, разве что в тех случаях, когда надо было списать домашнее задание или попросить помощи на контрольной.  Тем не менее, все относились к нему ровно и даже с уважением.
Всё изменилось, когда в классе появился Федька Пигарь («в миру» Пигарев). Федька был записным двоечником и второгодником со стажем. По возрасту и физическим данным Федька заметно превосходил семиклассников, и по этой причине многие мальчишки стремились завести с ним дружбу, а он не стеснялся использовать силу и влияние. Под это влияние незаметно попал и Алексей. Вокруг Пигаря вскоре образовался некий кружок мальчишек, который тот открыто называл «моя банда» и с помощью которого держал в страхе и подчинении все три седьмых класса школы.  Федька отбирал у одноклассников деньги, которые родители давали им на пирожки, вытаскивал из ручек перья, закладывал в чернильницы-непроливайки мух, после чего чернила становились бесцветными и испускали скверный запах. И конечно же его любимым занятием были драки по любому поводу.
Узнав, что Яник легко решает любые задачи по математике, он потребовал, чтобы тот делал для него домашние задания, но Яник наотрез отказался. Обозлённый Федька надавал ему тумаков, и после этого случая люто Яника возненавидел. Он стал называть его не иначе как «еврей» или «жид», а в школе пошли разговоры о том, что все евреи – гады, продажные и нечестные.  Отличные оценки Яника Пигарь объяснял тем, что его родители – богатые торгаши и они платят учителям за пятёрки «маменькиного сынка», а сам он – подлиза. Жизнь Яника превратилась в ад. Многие одноклассники перестали с ним разговаривать, за каждую полученную на уроке пятёрку Федька подвергал его оскорблениям, бил после уроков под гогот «банды  его дружков. Яник всё переносил стоически, никому не жаловался, но его мать, Эмилия Львовна, стала замечать подавленное состояние сына, а вскоре увидела на его лице синяк.  На расспросы сын отвечал уклончиво, поэтому она ре-шила сходить в школу и расспросить, что происходит.  Эмилия Львовна пошла туда после уроков, и, как только она появилась в школьном дворе, сразу же увидела Федькину ватагу, которая окружила Яника, и он как мячик летал внутри круга под ударами мальчишек – до тех пор, пока не повалился на землю.
–  Жид, жид как дохлятина лежит! – прокричал один из мальчишек.
Мать Яника едва не задохнулась от гнева, но быстро пришла в себя, и, ворвавшись в круг расшвыряла дружков Пигаря, а сам он пустился наутёк.  Последним ей на глаза попался Алёшка Воронов…
Вороновы и Лидманы жили в разных домах, но подъезды обоих домов выходили в один двор. Отец Яника давно и тяжело болел, он получил инвалидность после работы на химическом заводе, поэтому больше лежал, чем ходил и во дворе появлялся редко – в основном летом. Эмилия Львовна, женщина высокая и крепкая, была бухгалтером банно-прачечного комбината, хорошо знала Захара Ивановича и постоянно помогала ему со стиркой белья, так как знала, что он не только инвалид войны, но ещё вдовец, и при этом воспитывает сына.  Мать Алексея также, как и Лидман работала на том же самом заводе и умерла от болезни лёгких, когда маленькому Алёше было всего пять лет.  Все жившие в соседних домах были более чем друзьями, поэтому участие младшего Воронова в избиении Яника, было для его матери шоком.  В тот же вечером она пришла к его отцу и рассказала об увиденном во всех подробностях не стесняясь деталей, касающихся её национальности.
Алёшка явился домой поздно, разогретый футбольной баталией и, не раздеваясь, повалился на кровать. Отец сразу же подошёл к нему, прихрамывая и опираясь на палочку.
– А ну, вставай, паскудник! – он схватил сына за воротник и посадил его сильным рывком, при этом выражение отцовского лица не предвещало ничего хорошего. – И расскажи-ка мне, герой, за что ты бил Яшу Лидмана?!
–  Я это… – замялся Алексей, – я его почти и не трогал, это всё Федька Пигарь…
–  Да ты ещё и врёшь, врёшь, как трус! Тебя видела его мать в компании кучки негодяев, которые накинулись все на одного Яшу и били пока он не упал. Так?
– Так.  А чего он?!
– И чем же он вам так не понравился?
– Тем, что он трус и подлиза. Когда мы дерёмся с деповскими, никогда с нами не ходит, боится, в футбол не играет, а подлиза потому, что подлизывается к учителям и всегда получает пятёрки. Одно слово – жид, еврейская морда! Пигарь говорит, что его мать учителям за пятёрки платит …
          Захар Иваныч побледнел, положил правую ладонь себе на грудь, опустился на стул и покачнулся в сторону.
– Ты чего, батя? – испуганно прошептал Алексей и подхватил отца.
– Дай воды, – прохрипел отец, достал из нагрудного кармана таблетку, запил её двумя глотками, потом поставил стакан на подоконник и тихо произнёс:
– Вот уж не ожидал… воевал с фашистами, получил ранение, вернулся с награда-ми. Появился сын – как мы с женой радовались – вырастет наследник, защитник!   А вырос    ф а ш и с т!! Ну, спасибо, порадовал сынок.
  – Что ты, батя, я никакой не фашист, с чего ты взял?
– Как же не фашист? Ведь это фашисты объявили всех евреев полулюдьми, убивали их всех подряд, и так выходит, что ты с ними заодно.
        Алексей опустил голову и уставился в пол. Захар Иваныч встал со стула, подошёл к окну и, глядя куда-то вдаль снова заговорил.
– А знаешь ли ты, дуралей, что после ранения меня спас старшина Лёня Шемарик, еврей из Ростова, замечательный весёлый парень? Он волок меня, полуживого под огнём, сам при этом был ранен, но до санбата дотащил! Если бы не он, не было бы меня в живых, и ты бы не родился. Значит – не только я обязан ему жизнью, но и ты тоже.  А ты такое несёшь – «еврейская морда»… Вот Эмилия Львовна – она тоже еврейка, но много лет помогает нам со стиркой, носит наше бельё в прачечную, что она сделала тебе плохого? Как ей в глаза-то теперь смотреть?  А то, что она платит за пятёрки – чушь собачья, ты зайди к ним и посмотри, как они живут. Бедно живут.
            Алексей почувствовал, как у него от стыда начинает гореть лицо.  Отец снова подошёл к нему.
– Что ты там, на полу высматриваешь, ты мне в глаза смотри! Говоришь, Яник пятёрки получает, потому что подлиза? Ну-ка, покажи мне свой дневник, очень хочу полюбоваться на твои успехи!
– Па, да ладно, чего ты…
– Давай, давай, не стесняйся…  Хорошо, я сам. – Отец порылся в портфеле сына, достал дневник и открыл его наугад. На одной странице красовались две тройки – по алгебре и по географии, а в самом конце другой страницы выразительной фигурой скрючилась двойка по истории. – Стыд!  Ну ладно по алгебре – может быть что-то непонятно, но не выучить  историю – это только от лени и разгильдяйства. И что, сын, ты с такими знаниями хочешь попасть в военное училище? Да тебя и в сельское ПТУ   не возьмут!
            Он отбросил в сторону дневник и спросил:
  – И скажи-ка мне, что это ещё за Пигарь? Это не он часом тебя научил фашистскому трёпу? Откуда он вдруг появился?
  – Ну… он старше нас, он сильный. С ним интересно…
– Интересно что? Говорить пакости и бить тех, кто слабее? Я так понял, ты пошёл в его компанию как мелкий шакал к волку и теперь у него на подхвате.  Позор!! –   отец немного помолчал, потом заговорил громко и твёрдо: – Послушай, что я тебе скажу. Ты завтра же извинишься перед Яшей. И если ты действительно хочешь стать военным, то запомни: воин это прежде всего защитник тех, кто живёт в его стране. Защитник от любой беды, и не только от захватчиков, но и от бандитов и хулиганов, от пожаров, от наводнений, словом, от любой угрозы жизни – это, между прочим, и в военном уставе записано. Если ты порядочный человек, ты должен Яшу защищать. И ещё – займись-ка ты учёбой по-настоящему. Иначе выйдет из тебя не офицер, а форменный дуралей!

Этот разговор поразил Алексея до глубины души. В школе после уроков он подо-шёл к Янику, тот сразу же сжался и боязливо прижался спиной к стене. 
– Ты меня прости, Яник за вчерашнее. Я больше никогда не буду тебя трогать, я буду тебя защищать. Пойдём домой, мы же соседи.
        Он взял Яника за руку на и повёл его к выходу.
        Наблюдавший эту сцену Пигарев, ничего не понимая, окликнул Алексея:
– Лёха, ты чего?
         Алексей оглянулся и выкрикнул:
– Ничего! К Янику больше не приставай, морду набью!
– Во даёт, – процедил Пигарь сквозь зубы, – продался, гад. Ну, я ему покажу…
   
      Не оборачиваясь, мальчишки направились вдоль улицы а, когда подошли к своим до-мам, Алексей остановился и серьёзным тоном сказал:
–  Давай так, Яник, я научу тебя защищаться – ведь не могу же я всё время ходить рядом с тобой. А ты помоги мне с математикой. Я хочу после школы поступить в военное училище, но мой батя говорит – чтобы приняли надо сдать экзамены. Только у меня с алгеброй и геометрией… ну ты сам знаешь. Идёт?
– Идёт, – ответил Яник, – я приду сегодня после шести.
– А завтра в то же время займёмся атлетикой.
– Это в каком смысле? – удивился Яник.
– Силу будем качать. Без силы отбиться невозможно.

       Так они стали почти ежедневно встречаться после уроков.    Федька Пигарев больше месяца их не трогал, с ними не разговаривал, не здоровался и вообще демонстративно не обращал на них внимания.  За это время Алексей сделал для себя некоторые неожиданные открытия.  Первое состояло в том, что Яник оказался не таким уж слабаком. Вскоре после начала их совместных занятий он уже мог не менее пяти раз подтянуться на турнике и сделать до десяти отжиманий от пола, без труда переносил получасовые пробежки.  К удивлению Алексея, он принёс однажды старые боксёрские перчатки – оказалось, что его отец когда-то в молодости занимался боксом.  Эмилия Львовна выразила некоторое недовольство, назвав бокс «грубым и неинтеллигентным» спортом, недостойным его математического таланта.  Тогда Яник сообщил ей, что боксёром был, в том числе, знаменитый математик древности Пифагор, который стал к тому же олимпийским чемпионом. Тренировки обычно проводились в старом сарае за домом, в котором кроме стен и крыши уже ничего не было, но главное – никто не мешал их занятиям.
Яник в свою очередь помогал Алексею освоиться с точными науками. И главное, что он сделал – это открыл ему строгость и красоту формул. Алексей скоро перестал их бояться, смело решал задачи, и, к радости отца, стал приносить из школы хорошие и даже отличные оценки.
           Свою угрозу Федька Пигарев попытался исполнить в конце ноября. С того дня, когда Алексей отказался ему подчиняться, прошло чуть более полутора месяцев, и, что самое интересное, для мести возник довольно романтический повод. Во время одной из перемен к Янику подошла одноклассница Леночка Дворянова и попросила задачник повышенной сложности, который когда-то подарил ему учитель математики. Яник с радостью согласился, и после этого их стали нередко видеть вместе. С Яником было интересно – он много читал и многое знал из того, что выходило за рамки школьной программы. Алексей и Яник учились вместе с Леночкой с первого класса. Это была худенькая белобрысая девчонка, которая слыла трусихой и «хныкалкой», никто не обращал на неё особенного внимания, но к концу шестого класса она вдруг стала круглой отличницей, как-то быстро расцвела и превратилась из «гадкого утёнка» в настоящую красавицу. Сразу же несколько «ромео» пытались за ней ухаживать, только теперь уже она не проявляла никакого интереса к ухажёрам.
       Запал на неё и Федька, однако после первой же попытки сблизиться получил такой отпор, что изумился весь 7-й б. Подсев к Леночке за парту, Пигарь склонился к её уху и, не скрывая слащавой улыбки, начал что-то нашёптывать. Леночка приоткрыла рот, глаза её округлились, потом она неожиданно схватила толстый том «Хрестоматии по литературе» и изо всей силы ударила Федьку по голове. Федька схватился за виски, потом повалился на пол. Его пытались поднять и привести в чувство, но прошло не меньше пяти ми-нут, прежде чем он стал подавать признаки жизни. Леночка побледнела и испуганно выскочила за дверь со слезами, а через минуту-другую возвратилась вместе с директором школы и медсестрой. Неудачливому ухажёру дали понюхать нашатырь, он постепенно пришёл в себя. Услышав о том, что директор собирается вызывать скорую, Пигарев  поднялся, пошатываясь пошёл к двери, обернулся  и, взглянув на Леночку бросил: «Дура ты, … твою, мать !» 
Директор  взглянул на Дворянову и спросил:
– Что всё-таки случилось? Он что, к тебе приставал?
– Хуже, – ответила та, вытирая слёзы, – он говорил всякие гадости…

Пигарев вернулся в школу несколько дней спустя и под страхом избиения запретил кому-либо подходить к Дворяновой и даже с ней разговаривать.  Поэтому известие о том, что Леночка встречается с Яником стало для него нестерпимым оскорблением.  В конце дня Яника и Алёшку уже ждала во дворе ватага, в которой кроме Федьки было ещё пятеро готовых к драке дружков. Алексей сжал ладонь товарища и негромко сказал: «Главное – не бойся, если увидят, что мы боимся – точно побьют!»
Они быстро встали спина к спине, и трое из Федькиной «банды» сразу же кинулись  на Алексея, тот отбил их, но они снова бросились на него с кулаками. Осталные  двинулись к Янику, однако Федька  остановил их: «Не трогать, этот – мой!». Сжав кулаки и скрипя от злости зубами Федька хотел нанести удар правой с разворота, но вдруг осел и взвыл, схватившись за живот и хватая ртом воздух. Его ватага сразу же отпрянула, а потом, потеряв интерес к драке, тихо разбрелась…
    – В поддых? - спросил Алексей.
     – Точно – как ты учил!
   На этом верховенство Федьки Пигарева закончилось, в классе он больше не появлялся, а с Нового Года прошёл слух, что его перевели в вечернюю школу. После окончания учёбы Яков Лидман поступил в университет, Алексей  Воронов – в Училище воздушно-десантных войск и они расстались. Много позже, во время отпуска, кто-то из одноклассников сказал Алексею, что Яник стал профессором и преподаёт математику в одном из университетов Сибири.

…. Всё это, как кадры киноленты пролетело в памяти, и снова вспомнились слова отца: «Воин это прежде всего защитник тех, кто живёт в его стране… не только от захватчиков, но и от бандитов и хулиганов, от пожаров, от наводнений, словом, от любой угрозы жизни!»
        Воронов поднялся с кровати, на цыпочках подошёл к Валерке, поправил сползшее одеяло. Ему вдруг показалось, что этот мальчишка чем-то очень похож на Яника – первого в жизни человека, которого он взял под свою защиту.

                5.

Рабочий день начался с неожиданной аварии – лопнул чугунный вентиль в одном из колодцев, из него полился полноводный ручей, который затопил тротуар, и прохожие, ругаясь, далеко обходили широченную лужу. Дежурный уже перекрыл трубу, но в ней было ещё много воды и для того, чтобы приступить к ремонту, пришлось некоторое время ждать. Воронов поручил Гаврилу Вальчуку и Виктору Боброву подвезти доски и временно настелить их вдоль тротуара, чтобы не создавать людям лишних неудобств.
– Мураш, не забудь привезти мотопомпу и запасной вентиль, – напомнил Донченко.
– Слушаюсь, пан Люк! – со смехом ответил Бобров.
     Через полчаса мотороллер подъехал к месту аварии, бригада всем составом принялась за работу.   Мотопомпу поставили рядом с колодцем, Бобров сразу же попытался её завести, но моторчик помпы никак не слушался, лишь негромко чихал бензином.
– Всё, Люк, – покачал головой Козуница, – будешь вычерпывать воду кружечкой, потому как с ведром даже ты, хоть и худой, но в колодец не поместишься.
– Ну вот, как беда, так ты и рад… одно слово – Козунище-Чудище. Смотри, накаркаешь. Нет бы – помочь.
– Не… я в этих машинках не силён.
– Давай я, – Воронов жестом велел Боброву отойти в сторону, попросил у него гаечный ключ и вывернул свечу. – Посмотри, в твоём «Муравье» такая?
– Похоже… есть запасная. Дать?
– Давай. И долЕй горючки.
         Он ввернул новую свечу, подкачал бензина в карбюратор и обернулся к   водителю мотороллера:
– Эту матчасть   надо содержать в постоянной готовности. Ты, Виктор Степанович, будь добр машинку перебрать, вычистить и смазать.  Давай, пробуй!
         Моторчик завелся с пол-оборота, помпа загудела ровно и уверенно, а из шланга почти сразу же ударила плотная струя. Ремонт вентиля удалось закончить только после обеда.
       Воронов Вместе с рабочими возвратился в бытовку и предупредил Клобукова, что его не будет пару часов.
– Что-то важное? – спросил тот?
–  Думаю, что да.  Я схожу к участковому – позавчера я увидел, что в подвале моего дома орудуют какие-то бандюки. Оказывается, они там устроили ночлежку для мало-летних бездомных… на моих глазах избивали несчастного мальчишку.
– И что же?
– Мальчишку я отбил, но надо дать знать капитану Вощанову – пусть займётся этим кублом, как-никак он обязан. Я не видел сегодня Евсюкова, где он?
– Простыл, лежит с температурой…Утром звонил.
– Ладно, я его навещу.
    
Кабинет участкового находился в торце самого крайнего дома, туда был оборудован отдельный вход. Воронов  поднялся по лесенке приоткрыл дверь и попросил разрешения войти. Вощанов сидел за столом и просматривал служебные бумаги, потягивая из чашки  чай с запахом душицы, иногда покашливал – судя по всему  и его беспокоила  мартовская простуда. Здесь было прохладно, поэтому он был в штатском – в толстом свитере, меховой телогрейке, шея была обмотана шерстяным шарфом.
– Заходи, заходи комбат, очень рад тебя видеть! – прогудел он басистым голосом и привстал из-за стола, чтобы пожать Воронову руку, – Садись напротив, сейчас угощу тебя чайком с травкой. Душицу моя благоверная собирает и сушит сама каким-то специальным способом, – он достал из стола ещё одну чашку и налил из маленького глиняного чайника заварку, потом добавил кипятка, – Говори с чем пришёл, надеюсь, не с бедой?
     – То-то оно, что как раз с бедой, Геннадий Мироныч.
        Вощанов нахмурился, откинулся на спинку стула, надел очки и внимательно посмотрел в лицо Алексея.
– Выкладывай, что стряслось, по тебе вижу, что-то серьёзное…
     Воронов подробно рассказал о случившемся и о мальчишке, который при живом отце остался фактически сиротой.  Когда он закончил, участковый достал из  шкафа   папку, раскрыл её и передал Алексею.
–  Судя по описанию тех бандитов, о которых ты рассказал, их фотографии могут быть здесь. Посмотри, а я пока кое-что с твоих слов запишу.
      Воронов просмотрел несколько снимков и отложил два из них.
– Вот, похожи. Этот – так называемый «Жан», а этот – точно «Жменя», не спутаешь – шкаф с кулаками.
            – Да, громила, – кивнул Вощанов, – но он – просто мелкая сошка по положению среди преступников, исполнитель, причём слабого ума. А вот «Жан» – да, личность куда более значимая и опасная. Он, правда, долго себя не проявлял, можно было подумать, что завязал, а оказывается – нет.  По паспорту он никакой не Жан, а Ванька Бобрыхин, но  «стаж» у него солидный. Начинал в молодости как вагонный  вор – после  техучилища  устроился электриком на поезд дальнего следования и занимался тем, что воровал чемоданы и сумки пассажиров. Через год  попался с поличным и получил первый срок – пять лет. Кстати, тогда ему дали кличку «Лупатый». Ты в полумраке наверно не видел, но на свету это заметно – у него глаза слегка навыкате, Когда вышел сколотил шайку, которая промышляла взломом ларьков, за что схлопотал вторую ходку, же более солидную – семь лет, но был освобождён условно-досрочно. Каким-то образом устроился в Райпотребсоюз счетоводом, после этого не попадался. Зато с подозрительным постоянством попадаются его прежние дружки – в основном за кражи, уличные грабежи, поборы с торговцев и прочие «подвиги». Сам он теперь не работает, но живёт с шиком – полностью изменил вид, отрастил бородку, одевается как завзятый интеллигент, сам себе присвоил кличку на иностранный манер, чем вводит в заблуждение и нас… и женщин. В последнее время участились кражи золотых украшений, поймать вора пока не удаётся, и похоже, что именно Жан к этому как-то причастен. Теперь вот ты говоришь, что вербует себе малолетних… Да, это уже очень серьёзно, видать после того, как ушли на зону его постоянные сообщники, у него кадровый голод. Ну что ж, доложу начальству, будем принимать меры. А ты всё же напиши заявление, хотя бы не очень длинное, а то не будет повода начинать действовать. Ты Чукачову обо всём этом сказал?
– Да мало, что сказал! Фрол Семёныч сам меня неожиданно вызвал и дал нагоняй за то, что я обижаю его клиентов, которые приносят конторе деньги, даже фактически пригрозил за это уволить. Видно, кто-то из этих сволочей ему уже нажаловался. Потом он, правда объяснил, что преступность в городе – это большая сила, ссориться с ней опасно для жизни, а я его «подставил».
– Прямо так и сказал?
– Ну… не дословно, но по смыслу именно так.         
– Во даёт Фрол! – Вощанов стал из-за стола и нервно прошёлся по кабинету, – Видно крепко братки взяли его в оборот, чуть ли их не защищает.  Я ещё при первой бесе-де с ним тогда, у вас в бытовке, почувствовал в его суждениях какое-то двуличие… Но вообще-то он прав преступность сейчас сила исключительно опасной и, что хуже всего – системной. У них на содержании многие чиновники, врачи, адвокаты, свои люди в милиции- есть крупные денежные средства, общая касса, есть единый главарь –  авторитет, «пахан». В группировках жёсткая дисциплина, бандиты чаще всего жестоки и беспощадны. Сейчас в городе стало потише – их главарём был известный тебе Мелянский, он же Меля. Теперь  Меля сбежал, и вся банда стала рассыпаться. Опять же, среди нашей местной милиции кое-кого тоже турнули, но думаю, что некоторые из скрытых приспешников всё же ещё остались… Теперь у бандитов разброд, но, видимо, это временно, рано или поздно выберут нового главаря. А пока будет настоящая драка за это место. Похоже, Жан тоже метит именно туда.
– И что же делать дальше, Геннадий Мироныч?
– Пока подождём, посмотрим, что будет. У меня ведь тоже имеются свои «глаза», понаблюдаем за домами, за кладовками, за территорией, где-то он, я думаю высунется. А что думаешь делать с мальчишкой?
– Сейчас моя жена устроила его в больницу – обследовать и подлечить, но надо обязательно навестить его отца, посмотреть, можно ли на него как-то повлиять. У меня одного нет прав вламываться в чужое жильё, нужна твоя помощь. Если проблема с транспортом – машина у меня есть.
– Вот это хорошо, а то я сейчас безлошадный. Адрес выяснил?
– Конечно, улица Кузнечная, дом 9, квартира 3.
– Знаю я этот район, это где-то недалеко от вокзала. Придётся созвониться с Никитой Залескиным – тамошним участковым, без него никак нельзя, всё же это его территория. Давай завтра часа в четыре вечера встретимся здесь, заберёшь меня и захвати с собой пару надёжных хлопцев в качестве свидетелей, а то может, что и помощь понадобится – Вощанов  взглянул на  Алексея с улыбкой и спросил: – А ты что, женился?  Вроде был холостяком…
– Пока неофициально, распишемся попозже, когда потеплеет.

 
                6.


    Воронов собрал бригаду и подробно рассказал о том, что произошло в подвале его дома.
– Для чего я вам всё это сообщил, – он окинул взглядом всех сидящих в бытовке и, сделав на секунду паузу сам ответил: – Для того, чтобы вы знали – всё, о чём говорил здесь участковый – не пустые слова. К сожалению, в городе распоясались преступники, среди которых немало опасных бандитов. При осмотре коммуникаций в подвалах будьте осторожны, а в случае встречи с неизвестными лицами сразу же сообщайте мне или капитану Вощанову.
–  Лично я не доносчик и ни на кого «стучать» не буду…, – раздался басистый голос Вальчука, – и вообще нечего лезть в чужие дела. Сам никого не тронь и тебя никто не тронет.
–  Ну и паскуда же ты, Гаврила – отозвался на его фразу Бойко, – по-твоему надо было позволить бить мальчишку дальше?    Вот такие, как ты и становятся предателями!
– Довольно странная точка зрения, Гаврил Адамович,  –  Клобуков поднялся со стула и бросил на Вальчука колкий взгляд, – это что же, если бы бандиты попытались надругаться над твоей женой или дочкой,  надо было тоже пройти стороной?  Или как? Прав Михаил Борисыч, подленький совет!
         Вальчук опустил голову и больше не произнёс ни слова.
–   Как была бы я на том месте, не по морде бы влепила, а задушила своими руками! Как это можно – детей бить!? – воскликнула Антонина, – Так что, парнишечка теперь при живом папке как сирота?  Горюшко-то какое…
–  В каком состоянии его отец, пока неизвестно. Сегодня в четыре часа дня мы с капитаном Вощановым поедем по его адресу – на Кузнечную улицу – и попытаемся это выяснить, но возможно, придётся вскрывать квартиру. Местный участковый уже предупреждён, на всякий случай он возьмёт у прокурора постановление. Будут нужны понятые, и я прошу двоих,  из вас поехать с нами.
–  Я поеду, если не возражаете, – поднял руку Евсюков.
–  Меня возьмите, я сильный, – улыбнувшись предложил  Клобуков, а на хозяйстве до конца дня пусть побудет Васьков.
– Ни у кого нет возражений?  Тогда так и решим.
– А для меня местечко в машине найдётся? – спросил – куривший у окна Зныкин. – До конца дня останется всего пару часов, а я на той улице живу, многих знаю, глядишь, может и пригожусь.
  – Хорошо, Иван Спиридоныч, давай.
          Солнце уже склонилось к крышам домов, когда к дому на Кузнечной подъехал Воронов вместе с участковым и товарищами из бригады. Во дворе находился синего цвета УАЗик, рядом с которым стоял милиционер и с ним ещё двое сотрудников форме. Милиционер был очень высок, худощав, с немного вытянутым лицом и от этого казался ещё выше, чем был на самом деле. Алексей, указав на него рукой, с улыбкой заметил:
– Ну, точно «Дядя Стёпа» из детской  книжки.
– Точно, – ответил Вощанов, – это и есть старший лейтенант Никита Залескин, здешний хозяин порядка. Пойдём, поздороваемся.
        Они вышли из машины, Вощанов пожал руку Залескину и представил приехавших. Затем он развернул кожаную планшетку и попросил внимания.
– Итак, товарищи, в этом доме, в  квартире  3  по документам должна проживать  семья Васютиных – отец Антон Савельевич с сыном. Когда-то здесь  была прописана и супруга Васютина, Жанна Игнатьевна но она около двух лет назад выписалась и уехала, как говорится, в неизвестном направлении. Брак расторгла в одностороннем порядке, от сына письменно отказалась  и оставила отцу. Мальчик два дня назад обнаружен в подвале одного из жилых домов, судя по всему, в последнее время он побирался и вёл бродячий образ жизни. Наша задача – проверить состояние его отца – гражданина Васютина и по-пытаться выяснить причину,  по которой его сын остался без присмотра.  Никита, запиши пожалуйста данные всех участников операции и будем подниматься.
      В этот момент. Стоявший рядом с Вороновым Зныкин тронул его за локоть. –  Что тебе, Иван Спиридоныч. – тихо спросил Алексей.
–  Дозвольте и мне с вами, я… это… знал Аношку-то, и его жену, эту шалаву, прости Господи.
– Скажи участковому – ему решать, но я не против.
        Залескин вписал Зныкина в протокол и  подозвал одного из своих сотрудников.
– Давайте так - сначала поднимемся я, сержант, вы, товарищ  капитан,  и  вы, Алексей Захарыч. Если понадобится, позовём остальных.
    Квартира находилась на третьем этаже, звонок в квартире работал, но на него никто не реагировал.
–  Будем ломать, – решительно сказал Залескин, и обратившись к сержанту приказал: – Сходи за инструментом  и позови понятых.
               
             Как только замок был взломан, дверь приоткрылась  и из квартиры ударил  в ноздри сладковатый тошнотворный запах, который Алексей помнил ещё из Афганистана.
Шедший впереди него Вощанов остановил всех и снова захлопнул дверь.
– Нам сейчас входить не стоит, надо вызывать дежурного следователя, и скорую… там в  квартире мертвец, скорее всего её хозяин.

    Дежурная следственная бригада прибыла через четверть часа. Старенькая  «Волга» остановилась  рядом  с подъездом, из салона вышли следователь – мужчина лет сорока пяти и женщина примерно того же возраста, моложавая, невысокая, с непроницаемо-строгим лицом.   Следователь поздоровался сначала с участковыми, потом с остальными   и спросил:
–  Что, Геннадий Мироныч, много натоптали?
– Обижаешь, Максим Егорыч, ответил тот, – как только  стала ясна ситуация, я сразу же запретил входить в помещение…
– Это хорошо. Ну, веди, будем смотреть.  Кто понятые, тоже прошу подняться.
– Дышать лучше всего через носовые платки, – предупредил Вощанов  и двинулся вверх по лестнице…
      
      Домой Воронов возвратился поздно, около девяти часов. Марина выбежала на звук двери и тревожно спросила:
–  Ну, что там, Алёша, встретились с Валеркиным отцом?
        Он снял куртку, присел в прихожей на табуретку и негромко ответил:
– Плохо дело, Риночка, нет больше у Валерки отца. Умер.
– Как умер? Отчего, когда?
– Эсперт сообщил только предварительные результаты.  Но скорее всего – от алкогольного отравления,  не меньше недели назад. Когда мы туда вошли, там стоял страшный трупный запах, квартира была почти пустая только мусор, грязь и пустые бутылки на полу.
     – Водка?
– Куда там, водка – что-то самодельное. Мужик лежал на полу, точнее на голом матрасе, почти раздетый, обгаженный, обросший – страшно было смотреть.
– Даже слушать, и то страшно, – Марина поёжилась и снова спросила: – А что соседи? Что-нибудь говорили?
– Когда его выносили, кое кто вышел во двор. Поохали, пошептались, но ничего определённого я не слышал. Говорили, что попивать начал, когда  потерял работу, а когда ушла жена, запил окончательно.  Что крепко пил, это и так было понятно. Самое главное из того,  что я узнал, рассказал один товарищ из моей бригады, Иван Спиридоныч Зныкин, он там недалеко жил и был с   Валеркиным отцом хорошо знаком. Звали его Антоном Савельевичем,  работал он на моторном заводе слесарем-лекальщиком. Лекальщики у слесарей – это мастера  высшей квалификации, они делают лекала и штампы, при этом точность нужна высочайшая. В общем это был человек с золотыми руками, его, видимо очень ценили. Зныкин одно время с ним работал, он вспомнил, что Васютина даже наградили орденом Трудового  Красного Знамени, а  это очень высокая награда.
–  И что же, потеряв работу, он так и не смог нигде устроиться?
–  Видимо, не смог… А потом постепенно потерял веру в себя и опустился, как часто бывает. Да ещё жена бросила. Иван Спиридоныч  говорил, что она и в добрые времена была дамой не строгих правил – мягко говоря, шалавистой.
– А родственники? Родственники  у него есть, хотя бы кто-нибудь?
–  Вот это самое горькое – Антон Савельевич был детдомовский, один  как перст.
        Они перешли на кухню, Алексей сел за стол, Марина молча поставила на плиту чайник и  достала из корзинки хлеб. Потом она села рядом и  негромко спросила:
– Слушай,  Алёша, так это значит, что Валерка теперь – круглый сирота?    
– Выходит, что так… Я правильно понял,  ты хочешь…
– Да, мой дорогой, правильно, его надо забрать, иначе мальчишка пропадёт!  У него кроме нас никого нет, поэтому, если мы этого не сделаем, дальше буде детдом.  А что такое детдом я знаю – даже говорить об этом не хочу.
– Знаешь, когда я ехал домой, тоже об этом думал, но побаивался, что ты не согласишься.  Это огромная ответственность,  а ведь за  его плечами уже какая-то своя жизнь, свои привычки… Трудно нам будет.
           Марина встала, обняла его сзади и прошептала на ухо:
– Ничего, мы справимся. Спасибо тебе, родной! Надо Валерке  как-то сказать…
– Надо. Где он сейчас?
– Спит. Будить не будем, подождём до утра.


                7.
          
       Утром, после завтрака,  Марина усадила Валерку на диван и села с ним рядом. Алексей сел  напротив него и внимательно взглянул в лицо. Несколько секунд он молчал, и это сразу же насторожило мальчика, который испуганно посмотрел на Марину, потом снова повернулся к Алексею, что-то хотел спросить, но тот жестом остановил его  и тихо заговорил, стараясь произносить слова как можно  мягче:
  – Вчера, Валера, я ездил к твоему отцу.  Мне очень хотелось сегодня сказать тебе что-то доброе, обнадёжить но, к сожалению, случилась беда – мы не  застали твоего отца в живых, он умер.
В комнате воцарилась минутная тишина. Потом Валерка закрыл глаза ладонью и громко  всхлипнул.
– Папа… папочка… –  он заплакал сначала тихо, потом  его плач постепенно перешёл в тонкий протяжный звук.
        Марина прижала его к себе  и, не в силах себя сдержать,  беззвучно заплакала  вместе с ним. У Алексея сжалось сердце, он  вышел на кухню и присел за стол, неподвижно глядя в окно. Прошло, казалось  больше часа, прежде, чем он возвратился.  Валерка уже не плакал, он лишь иногда вздрагивал, Алексей  присел рядом с ним.
– Послушай меня, Валерик. Это известие для тебя – очень горькое, но ты мужчина и должен перенести его стойко. Ты теперь будешь жить у нас, мы никому тебя не отдадим и будем относиться к тебе, как к сыну. Но отца своего ты всё равно не забывай. С ним случилась беда, он, как я знаю, был достойным человеком, мастером своего дела и, наверно всё-таки тебя любил…
– Он был хороший, пока не болел…
      – Дослушай меня. Послезавтра будут похороны, и ты должен проводить своего отца. Это тяжёлое событие, но ты – его сын, и это твой долг. Постарайся исполнить его достойно и строго.  А мы с Мариной будем рядом. Хорошо?
          Валерка кивнул и спросил:
– А в школу мне надо будет ходить?   
– Обязательно, только не в ту, что была раньше, а поближе к нашему дому.  А почему ты спрашиваешь?
–  Я давно не учился.
–  Ничего, постараешься нагнать, мы поможем, – подбодрил его Алексей, – что, Риночка, так я говорю? А, кстати, – ты сегодня на работе, или дома?
– К  сожалению, мне уже пора идти.
– Тогда я заберу Валерку с собой. Пойдёшь  со мной на службу?
– Угу. А что надо делать?
– Посмотришь телевизор, потом вместе пойдём обедать,  А хочешь – книжку почитаешь. Ты книжки любишь читать?
Валерка пожал плечами  и неуверенно ответил:
– Когда-то читал… только давно.
– Риночка, у тебя какие-нибудь книжки имеются?
– Не уверена, что есть что-то для него интересное. – ответила  она, – Сейчас посмотрю.
         Она вышла в соседнюю комнату и через некоторое время возвратилась с книгой в руках.
– Вот, пусть попробует это – «Дети капитана Гранта».  Валера, это приключения, тебе понравится.
           Оставив Валерку в своей служебной квартире, Алексей сказал, чтобы он никуда не выходил и никому не открывал.
– Я бандитам не очень-то доверяю, они вполне могут прознать о том, где  ты сейчас находишься и снова за тобой вернуться.  Ты сиди здесь, пока я не вернусь и никому не открывай. Я на всякий случай запру дверь снаружи и закрою шторы. Телик я тебе включу, а надоест – читай.
Договорились?
– Да…

    Рабочие уже ожидали его прихода. Пока Клобуков занимался распределением заданий, Воронов подозвал  к себе Зныкина.
– Послушай, Иван Спиридоныч,  ты не в курсе дела,  как будут хоронить  Васютина? Ни родных, ни друзей, и сыну всего-ничего – одиннадцать с небольшим…
– Вообще-то Захарыч, в таких случаях раньше включалось в дело домоуправление, завком, а как теперь – не знаю. Я вчера, после того, как его отвезли в морг, поговорил с некоторыми товарищами с завода, где мы когда-то работали. Обещали прийти, помочь. Сказали, что скинутся. Надо чтобы кто-то этим занялся.
– Скажи, а ты мог бы взять это на себя – собрать людей, деньги, организовать место на кладбище и всё, что необходимо. Я ведь мало кого знаю.
– Давайте лучше вдвоём. Може кто-то из наших  пособит…
– Хорошо, давай попробуем.
         Алексей подошёл к столу и тронул за плечо  Клобукова.
– Как обстановка? Работы на сегодня много?
– Совсем нет, Алексей Захарович всего-навсего две замены проходных вентилей и одна прочистка канализации.   Есть ещё заявка на замену унитаза, но это завтра, менять пока не на что, хозяева ещё не купили.
–  Василий Александрович, дело вот какое. Ты вчера был с нами в числе понятых, видел всё это несчастье своими глазами. Сын Васютина остался сиротой, мы с женой забираем его себе. Но самого Васютина-старшего надо достойно похоронить. Завода, где он работал фактически нет, родных у него тоже нет – детдомовский, надо как-то организовать похороны.  С ним, как ты знаешь был знаком Иван Спиридонович, он обещал поучаствовать, но этого мало…
– Ты успокойся, Алексей Захарыч. Говоришь, что забираешь парнишку в свою семью, как сына?  Значит теперь – это и твоя беда, а в беде мы своих  не оставляем. Только похороны – это не всё.  Когда ты уехал, я спросил у нашего участкового, как будет с квартирой, и там ещё какие-то вещи остались. Так вот, всё это будет решаться по суду, поэтому тебе стоит сразу же подыскать адвоката. Кстати для оформления усыновления или опекунства он тоже понадобится. А всё остальное мы решим, – он кивнул и добавил: – Ты хоть познакомь с будущим сыном, будем знать, кого ты спас.
– Это запросто, – ответил Воронов, – он сегодня со мной, сейчас приведу.
      К удивлению Алексея, Валерка не смотрел телевизор, а лежал на диване и читал книжку, которую утром дала ему Марина.
– Ну и как, интересно?
– Ага, даже очень!
– Пойдём со мной, потом будешь дочитывать.
– А куда? – в Валеркиных глазах  мелькнула тревога.
–  Не бойся, познакомлю с товарищами.   

         Когда  они вошли в бытовку,  все, кто там был, обернулись в их сторону. Алексей  поднял руку и громко сказал:
–  Минуточку внимания!  Прошу знакомиться, Валерий Антонович, или просто Валера. Теперь он мне за сына. А это – мои товарищи по работе.
В помещении сразу же стало шумно. Все задвигались, стараясь подобраться поближе.
– А что, очень даже крепенький парнишка! – воскликнул Васьков.
–  Симпатичный,  только очень уж худенький – возразила Антонина.
–  Ничего, кости есть, остальное  нарастёт –  батя откормит. 
–  Всё это неважно! – воскликнул Козуница. – Важно чтобы голова была умная.
     Валерка смущённо уставился в пол и не поднимал голову до тех пор, пока Антонина не подошла поближе и не протянула ему два  пирожка.
– Вот, угостись,  сладкие с повидлом.
       Валерка  вопросительно взглянул на Алексея.
– Бери, бери, – тот кивнул, – спасибо тебе, Антонина.
            – Спасибо, – почти неслышным эхом повторил за ним Валерка.
 
С ведома Чукачова Воронов сразу же  поспешил за свидетельством о смерти  Васютина-старшего, оставив Валерку на попечение Антонины, потом, захватив с собой чет-верых товарищей, уехал на кладбище. Клобуков с двумя помощниками взяли на себя связь с похоронным бюро…
           Когда Воронов вернулся в свою квартиру, Валерка и Антонина сидели на кухне.
– Вот, Алексей Захарыч, –  сынок твой накормлен, я за ним приглядела и сдаю тебе в полном здравии. Он у тебя умница, даже книжку мне читал вслух, хорошо читал! Будьте здоровы!
Вскоре позвонила Марина.
– Как вы там?
– Ничего, в полном порядке. Я почти весь день занимался организацией…– Алек-сей прикрыл дверь в кухню, где сидел Валерка – занимался организацией похорон.  Ситуация такова, что больше было некому, правда, товарищи мои очень помогли. Мы через часок двинемся домой, и ждём тебя утречком.   
               
          Наступил день похорон Валеркиного отца, на удивление солнечный, тёплый и почти безветренный.  Людей, которые пришли проститься с Антоном Савельевичем было совсем немного – несколько соседей, трое бывших товарищей по работе, Марина с Алексеем с и его товарищи из бригады – Васьков, Клобуков и Степан Евсюков.  Валерка словно окаменел от происходящего, молча глядел на отца неподвижными глазами и, только когда гроб закрыли, беззвучно заплакал, прижавшись к руке Марины.
          После коротких поминок в небольшом кафе, что находилось за кладбищенской оградой, все разъехались и   Алексей увёз   Марину и Валерку домой. 
Ужинать не стали, только выпили горячего чая с клубничным вареньем, а перед сном Алексей осторожно обнял мальчика и сказал:
– Мужайся сынок. Ты теперь должен жить так, чтобы твой отец и в лучшем мире тобой гордился.
– Теперь он обо мне ничего не узнает… – грустно ответил Валерка.
– Это – как посмотреть. Раньше считалось, что, когда люди уходят из жизни, они попадают на небо, становятся звёздами и смотрят на нас сверху. Как знать, может это и правда….


                8.

       О  событиях, происшедших в последние дни Марина подробно рассказала своей сестре Зинаиде и попросила сообщить  обо всём Вадиму Кирилловичу.
– Вы решили взять мальчика окончательно? –  спросила Зина.
– Да, это окончательное решение.  Но теперь  надо решить несколько юридических вопросов, нужен хороший специалист. Мы бы хотели, чтобы твой Вадим подключился  и нашёл надёжного сведущего адвоката.   Попроси его. И вообще, приезжайте, надо же Вас познакомить с новым членом семьи!
            Они приехали на следующий день,  вместе с ними  был пожилой мужчина с седой бородкой, совершенно лысый, опирающийся на деревянную полированную трость  и прихрамывающий на правую ногу. Его глаза смотрели через толстые очки и от этого зрачки казались очень большими, а взгляд – почти неподвижным и немного печальным.
         Алексей вывел  в гостиную Валерку .
– Вот, прошу любить и жаловать, Валерий Антонович, одиннадцати лет отроду. А  это тётя Зина, сестра Марины и дядя Вадим, её муж. Словом, наши родственники.
– Очень даже славный  паренёк, – воскликнула Зина и обняла мальчика.         – Мы к тебе с подарком. Ты спортом заниматься собираешься?
      Валерка утвердительно кивнул и ответил,
– Мы с Алексеем сегодня уже зарядку делали.
– Вот и хорошо. Здесь для тебя спортивный костюм и кроссовки, – она вручила ему пакет  и попросила: – пойди примерь и покажись. Если не подойдёт, я поменяю.
        Валерка и Зина вышли в соседнюю комнату, а Вадим, взяв за локоть Алексея, подвёл его к пришедшему с ним человеку.
– Познакомьтесь – Алексей Захарович Воронов, он спас мальчика, которого вы только что видели и теперь хочет забрать его в свою семью, рядом с ним его гражданская супруга Марина Дмитриевна Галушко. А это – Леон Давидович Лейбин, самый опытный адвокат по гражданским делам в нашем городе. Давайте присядем и поговорим о вашем деле. Прошу Вас, Леон Давидович.
–   Дело ваше, уважаемые граждане, – заговорил адвокат негромким баритоном, – с одной стороны достаточно банальное, с другой – имеет ряд трудностей, требует оформления множества документов, поэтому без адвокатской помощи вам точно не обойтись. – он скупо улыбнулся и, оглядев сидящих за столом спросил: – Я полагаю, что могу говорить здесь абсолютно откровенно?
  – Конечно, Леон Давидович, – ответил Воронов.
– Хорошо, тогда прошу пока слушать внимательно. Итак, с обстоятельствами дела я в общих чертах знаком, некоторые тонкости вы мне сообщите по мере необходимости. Трудности следующие. Первое – ни вы, Алексей, ни Марина, не являетесь ни в коей мере родственниками Валерия, а по закону именно родственники имеют первоочередное право на опеку или усыновление. Второе. С точки зрения закона ваш брак не оформлен, и, хотя юридически этот факт не является абсолютной помехой для приёма ребёнка в семью, предпочтение чаще всего отдаётся полным семьям с регистрацией по закону.  И всё же, если мы с вами заключим юридический договор, я постараюсь и перечисленные, и, разумеется, менее значимые препятствия преодолеть. Но, предупреждаю, что для этого понадобятся время и терпение. Согласны?
    – Мы согласны, – ответила Марина, – правда, Алёша?
– Да, конечно, – Воронов сжал её ладонь и кивнул в ответ.
– Если необходимо, я буду поручителем, – добавил Вадим Кириллович.
– Вот и славно. Но я считаю необходимым, прежде всего, сообщить стоимость своих услуг, чтобы этот фактор не стал для вас неожиданным, – он вынул из папки блокнот, вырвал из него листок, написал на нём сумму и передал Алексею. Тот показал его Марине.
– У меня сейчас есть только половина…– грустно сказал он.
– А у меня есть вторая, – она улыбнулась и, взглянув на адвоката, добавила: – Ничего, мы справимся.
  –  Хорошо, – Лейбин встал и заговорил  как  преподаватель перед  учениками: 
– Есть две формы решения проблемы. Первая – усыновление. Эта форма предполагает проживание ребёнка в семье, изменение его фамилии на фамилию усыновителя, отчества, а если необходимо – имени и метрических данных.  Если после смерти родителей ребёнка осталось в наследство имущество, его статус решает суд.
Адвокат немного помолчал, протёр очки, потом продолжил:
–Другая форма – попечительство (или опека), которая в соответствии с законом может назначаться, если ребёнок остался без родителей уже в сознательном возрасте. Попечительство – это форма устройства малолетних граждан, при которой, назначенные органом опеки и попечительства граждане – опекуны – являются законными представителя-ми подопечных и совершают от их имени и в их интересах все юридически значимые действия. При этом опекаемый сохраняет фамилию, имя, отчество и право на наследство – как то, на материальные средства, жилплощадь и т.д. В права владения наследством он вступает после достижения совершеннолетия. До совершеннолетия он проживает в семье опекунов, которые обеспечивают его воспитание, содержание, образование и лечение, если это необходимо. Какой вариант для вас предпочтительнее?
– Какой? – спросила Марина обернувшись к Алексею
– Я думаю, второй, – ответил тот, – и вот почему. Мальчик всегда будет помнить, кто был его нестоящим отцом. На самом деле, его отец был достойным человеком, но по несчастью не справился с жизненными обстоятельствами, оттого и умер. Парень не должен его забывать, потому и менять фамилию ему не стоит. К тому же, когда он вырастет, ему в наследство будет квартира а мы постараемся, чтобы он стал хорошим и образованным человеком. Так, Марина?
– Так. Я думаю, ты прав.
            – Ну что ж, возможно, что это будет правильно, – адвокат откашлялся и, понизив тон обратился к Воронову:
– И, наконец, Алексей Захарович, я должен спросить у мальчика, хочет ли он сам жить в вашей семье. Поймите меня правильно, это обязательно. Составим соответствующий документ, а вы, Марина Дмитриевна и ваши родственники должны его подписать. Позовите пожалуйста Валеру.
Зина привела  мальчика, и Лейбин, пристально посмотрев в его глаза спросил:
– Скажи, Валера, ты хочешь жить у Алексея и Марины? Или может быть где-нибудь в другом месте, например, у других людей или в детском доме?  Ты уже большой, подумай хорошо, от этого будет зависеть твоя жизнь…
           Валерка  растерянно оглядел сидевших в гостиной, потом побледнел и неожиданно громко закричал:
– Нет!! Нет!!, – Потом бросился к Алексею, – Не отдавай меня ему, слышишь!!? Ты же обещал, обещал, что я буду всегда с тобой!!
Алексей поднялся, схватил мальчика, крепко прижал к себе и горячо зашептал:
– Ну что ты, глупый, не отдам, не отдам никому, слышишь? Успокойся, сынок….
       Марина, обняла Валерку, усадила рядом и, пытаясь  успокоить, тихо говорила что-то на ухо, поглаживая его голову.         Зинаида сердито взглянула на адвоката.
– Право, это было жестоко!  Он же только позавчера похоронил отца.
– Возможно. Но теперь я с чистой совестью возьмусь за дело, так как уверен, что  этот паренёк  должен жить именно у вас. Только у Вас! Давайте начнём оформлять документы прямо сейчас.
Оформление бумаг и хождение по административным кабинетам действительно оказалось долгим и хлопотным делом.   Судебное заседание состоялось  лишь через месяц, когда весна окончательно вступила в свои права, когда зазеленели на деревьях первые листья   и заискрились по пригоркам цветы мать-и-мачехи.
А ещё через несколько дней Воронова вызвал к себе участковый. Он передал ему документы – свидетельство о рождении Валерия и ордер на квартиру отца. Потом достал из ящика стола две коробочки.
– Это  награда Васютина-старшего – орден «Трудового Красного Знамени».  Жил и работал на совесть… кто мог подумать, что всё вокруг так переменится? Отдай это его сыну, пусть не забывает и гордится.
– Я пока сохраню их, отдам попозже, когда немного повзрослеет.

       Между тем, Марина добилась перевода Валеры в школу, которая находилась рядом с домом. Она отказалась от второй ставки на работе в больнице и от ночных дежурств, а всё свободное время отдавала Валере, помогая наверстать пробелы в школьной программе.
       Воронов   окончательно перебрался в её квартиру и сообщил Чукачову, что  в служебной жилплощади у него  больше нет необходимости. По утрам Алексей  выводил Валерку на зарядку. За время, которое  мальчик провёл в новой семье, он заметно поправился и с удовольствием старался выполнять наставления, которые давал ему «батя».
  – Ты должен усвоить, что мужчине обязательно нужно уметь сам себя защищать, а для этого надо быть сильным, иначе никак. Для начала надо добиться  того, чтобы удавалось подтянутся хотя бы десять раз подряд на перекладине, и не меньше пятнадцати раз отжиматься от пола.
– А ты приёмы мне покажешь?
– Приёмы? Придёт время – обязательно покажу… и боксу постараюсь научить. Но пока надо накачивать силу и тренироваться в беге. Я вот, кстати, хочу тебе гантели купить, будешь заниматься. Как у тебя, кстати дела в школе? Как отношения с товарищами?
– Так, ничего…– неуверенно ответил Валера.
– В каком смысле «ничего»? Что-то не ладится?
– Дразнятся… подкидышем обзывают.
– Надо же! Ну, ничего, не обращай внимания. Я думаю, что   если ты покажешь, как умеешь работать на турнике, как владеешь гимнастикой, да ещё будешь хорошо учиться, охота дразниться у них сама собой отпадёт, вот увидишь.
             Воронов впервые стал ощущать радость жизни в настоящей семье.    

 
                9.

     Три месяца после побега Мелянского за границу пролетели для него почти незаметно, но тихое и спокойное пребывание в Берне постепенно стало ему надоедать. Один день был похож на другой, полное незнание языка не позволяло ни с кем  толком поговорить и ограничивало круг общения исключительно официантами в кафе, и то лишь при обеденных и вечерних заказах блюд и напитков. Кроме того, здешняя   жизнь оказалась существенно дороже, чем в Верхнекаменске.  Он второпях захватил лишь  часть своих денег, причём, не самую большую. Деньги  эти буквально таяли, и Эдуард Вильевич  стал подумывать о том, как навестить своё прежнее место обитания и вывезти оставшуюся сумму.  Он решил позвонить своему самому надёжному товарищу Сене Дьякову и разузнать, какова там обстановка. К телефону долго никто не подходил, и Мелянский  уже решил связаться с ним позже, но вдруг услышал в трубке знакомый голос:

            – Слухаю!...
– Дьяк, ты что ли? Это я – Меля.
           Телефон молчал, лишь передавал звуки тяжёлого дыхания, потом громко отозвался:
– Ну, здорово  хозяин? Откуда звонишь?
– Из Швейцарии, из Берна.
– Во, чудеса… А я думал, ты насовсем канул! Ну и как там жизнь, наверно здорово, с нашей не сравнить.
– Как сказать… Оно, конечно, вполне сытно, но скука смертная и всё ужасно дорого. Вот, подумываю – а не вернуться ли домой? Как там обстановка, кого из наших заме-ли? Меня легавые не искали? И вообще, расскажи что и как!
– Про тебя, Меля, уже давно все забыли – исчез и как будто не было, никто не вспоминает.  Кочерга сидит, из твоих ещё Чукан попался. Лупатый со своими пока гуляет. Ну и ментовку здорово тряхнули – из наших дружбанов мало кто остался… правда Капитона пока не тронули, и то хорошо. А так – шум прошёл и снова всё тихо.
– Общак цел?
– Цел, куда ж ему деваться, раз я тут…
– А где Лощёный?
– Залёг на дно, давно его не видел.
– Ну ладно, я подумаю, может и загляну. Пока!

       «А в самом деле, какого хрена я сюда поехал? Меня никто не гнал, не собирался сажать… За рулём машины, той что сбила несчастную старуху, был Кочерга, потому  он и сидит. А я причём? Я был всего-навсего пассажир. Ну а то, что с работы свалил – моё личное решение. Освободил место для другого, благодарить должны! Нет, надо возвращаться, а то вся жизнь пойдёт под откос…»
               В тот же вечер он собрал свои нехитрые пожитки и отправился в аэропорт…
   В Верхнекаменск Мелянский возвратился поездом из Москвы  лишь через трое суток и некоторое время сидел  на скамейке в тени вокзального здания – никак не мог решить, куда направиться. Возвращаться в свой особняк он всё-таки опасался, а в других местах, где могли приютить, его никто не ждал. Наконец он решил, что лучше всего будет для начала укрыться у своей, как ему казалось, самой надёжной и верной подруги Клавдии Ютовой. Он знал её с самого детства, а в последние годы считал если не женой, то самым близким человеком.
Он вошёл в первую попавшуюся телефонную будку, но обнаружил, что телефон  в ней в нерабочем состоянии, с оторванной трубкой. «Вот гады!» – подумал он и вошёл в здание, где рядом с милицейским постом висел другой аппарат – наверняка  исправный. Однако, приблизиться к этому телефону сразу он не решился. Надвинув на лоб шляпу, Меля стал внимательно разглядывать висевшую на стене доску с надписью «Их разыскивает милиция». Своего фото он там не обнаружил,  после чего решительно  подошёл к автомату и набрал номер. После нескольких гудков раздался знакомый, но недовольный голос:
– Ну, кому ещё не спится?
– Это я, Эдик… Не ждала? Можно приехать?
– Господи, миленький мой, ты где?
– На вокзале, только что прибыл.
– С ума сойти! Ну конечно приезжай, зачем спрашиваешь?
    
        Он не стал ждать трамвая, тем более, что дом Клавдии был далеко от остановки, взял такси, уже через четверть часа вошёл в знакомую дверь и сразу же попал в объятия своей подруги.  Потом они  весь вечер сидели за столом, она угощала его пирогами и  душистым чаем с брусникой. Меля вдруг отметил про себя то, что раньше почему-то не замечал – Клавдия заметно постарела, на лице, прежде гладком и миловидном появилась вялость, обозначились морщинки, в глазах уже не было прежней живости. Он сидел молча, грустно глядя на неё и слушая её невесёлые увещевания.
–  Ох Эдя-Эдюшка, ну сколько можно бегать по жизни?! То здесь по девкам-пьянкам-гулянкам, то по заграницам вдруг удумал прятаться…. Ну, чего тебе не хватает? И дом есть, и денег куры не клюют. Чего ещё? Да, было время – жили  по молодости с приключениями, так хватит. Ты бы меня пожалел – я тебя столько лет ждала… я ведь уже не юная красотка, старею, даже в зеркало смотреть не хочется…
– Ладно, Кланя, хватит, не ной… Ты, конечно, права, пора завязывать. Вот решу несколько дел и буду думать. Ты мне скажи, к тебе кто-нить заходил пока меня не было? Новости какие есть?
–  Никого не было, после вашей пьянки с аварией  милицейского начальника Кочергу судили, теперь он сидит.  И все твои кореша как повымерли – никто не появлялся, всё  тихо, что на кладбище.
– Тьфу на тебя, типун те на язык!... Но мне надо всё-таки повидаться с некоторыми….
– С кем это?
– Сначала непременно с Дьяком, а там посмотрим…по обстановке.
– Завтра вечером  нормально будет?
– Пойдёт.

     Дьяк появился точно в назначенное время. Он дружески обнял Мелю и достал из кармана бутылку.
– Вот, так сказать, за встречу, заодно и  новости перетрём
– Ладно, заходи…  Кланя, принеси чего-нибудь на закусь!  А ты давай, рассказывай. Но для начала бабахнем по стопарю.
      
       Клавдия принесла хлеб, нарезанное сало и квашеные помидоры. Мелянский разлил  в стаканы водку и подвинул один из них дьяку:
– Ну, будем… А теперь  говори!
– Коротко я тебе всё по телефону сказал, а подробнее так. Во-первых, спалились многие наши кореша из ГАИ.  Особенно хреново то, что убрали тех, кто всегда дежурил на главном въезде.  Я-то сам не за рулём, но мужики говорят, что шмонали всех и всё без разбору. Почти сразу после того, как ты слинял, сцапали двух узбеков с товаром… Что дальше – мне ничего не известно. Я просил Капитона разрюхать, но он сказал, что мест-ных и близко не подпускают, работает какая-то спецгруппа.
– Дрянь дело… Товар большой?
– Точно не знаю, но слышал краем уха, что около пяти кило. 
    Меля зло выругался и ударил ладонью по столу.
– Вот непруха! Что ж вы их не встретили?   
– Все на дно залегли, на шконку   никому не охота….
– Что ещё скажешь?
– Из главного – всё… есть ещё всякое по мелочи.
– Говори, чего жмёшься, как девка!
– Помнишь, у тебя была канитель   с сантехником, бывшим военным?
– Да… Жаль, что мы его сразу не замочили. А что, он опять возник?
– Да не просто возник.  У него был клинч с Жаном-Лупатым. Тот, как ты знаешь, работает с молодыми из беспризорных, так он у Жана парнишку отобрал, а его напарнику Жмене так втёр по тыкве  , что тот  неделю не мог прийти в себя. Ты знаешь, Жменя – пацан могучий, но с этим бывшим воякой ничего сделать не смог – видать крутой дядя.
– И что потом?
– Лупатый о том не особо бухтит, может что скрывает. Спроси лучше у него самого.
     Меля хлопнул по столу ладонью, молча уставился на Дьяка, потом сердито выкрикнул ему в лицо:
–  Жалкие трусливые крысы!! Гниды! Если они не могут постоять даже за себя, то что они вообще могут?!  Мне про того отставного даже слышать противно, сколько он ещё будет путаться у нас под ногами!?   Я ведь ещё тогда, когда  он ко мне  припёрся, сказал Лощёному, чтобы с ним разобрались. Где сейчас этот Лощёный?
– Не знаю, давно не видел… Может быть тоже залёг …
– Я ему залягу! Он видать забыл, кто помог сделать его охранную контору и  дал бабки для начала, так я ему напомню. Чтобы завтра в это же время у меня здесь были и Жан, и Лощёный.
        Он снова наполнил себе стакан, залпом выпил и пригвоздил Дьяка взглядом к стулу.
–  Ты меня понял?!
–  Сделаю, хозяин…
    
Вечером следующего дня в доме Клавдии Ютовой появились все, кого потребовал привести Мелянский. Когда они вошли в комнату и расселись  вокруг стола, он молча поглядывал на них молча, злыми  сверлящими  глазами. Самый высокий из них, поблескивая гладко выбритой головой, переглянулся с остальными, и, не выдержав  тяжёлого  взгляда хозяина спросил  резким скрипучим голосом:
– Хорош, Меля, в молчанку играть, говори, зачем звал!
            – А ты, Лощёный что, не догадываешься?   Я тебе  больше месяца назад  сказал, чтобы ты со своими бойцами убрал этого бывшего десантника, если он не согласится работать со  мной!  А он не только  спокойно разгуливает, но ещё и наводит у нас свои порядки. Это как понимать?
– Говори яснее, о чём речь? Если ты о той канители, что была у Лупатого, то я здесь не при делах. Это его забота, пусть сам и разбирается… Я толком  и не знаю, что там случилось…
– А ты не виляй, всё ты знаешь! Да вот здесь с вами Жан – он сам и расскажет. Так, Жан?
– Да ничего особенного, – ответил Жан, пряча от Мели глаза и глядя в пол, – я прихватил на вокзале  одного  воробья – голодный такой пацанчик собирал объедки в буфете. Нашёл ему хазу  в подвале у  Фрола, дал денег, но сказал, чтобы вернул. Показал и научил как просить у людей, ну… только  он  не хотел учиться и ничего мне  не возвращал. Так я ему въехал пару раз – только чтобы слушался. А что, разве  не надо было? Тут выскакивает этот сантехник, валит Жменю, хватает пацана и уводит к себе…
– И ты просто так его отпустил, как последний позорник?
– Да нет… он мне за пацанёнка заплатил…и его долг отдал.
      – Так ты стало быть ещё и продался. А  должен был не деньги у него брать, должен был показать ему, кто здесь хозяин и кого должны все слушаться! В общем так, братва, я  не хочу больше ничего и никогда слышать об этом сантехнике – военном!! Лощёный,  я тебе это поручал, ты и должен всё выполнить, бери своих людей и работай… Не слышу тебя!
       Лощёный  поднял на Мелю глаза и заговорил разделяя слова, негромко, но внятно.
– Зря базаришь, хозяин!  Я говорил с Капитоном, он кое-что разузнал. Этого мужика, во-первых так просто не возьмёшь, он в своём деле мастер. Во-вторых, он по своей военной специальности  стоит на особом учёте в горвоенкомате, и его погибель будет разбирать военная прокуратура. Нам это надо? Особенно сейчас?
– И что же ты предлагаешь? Пропустит эту плюху и показать, что я слабак?  Что мы все слабаки!
– Нет, наказать надо, но мокруха  совсем ни к чему.  Лучше пристукнуть где-нибудь по затылку и завезти подальше в тайгу, например, на Макарову заимку –  пусть там и кончится. Наших мест он почти не знает, вряд ли выберется, и мы  вроде как ни при чём – заблудился и всё. А уж если выживет, рассказать ему будет нечего, зато соваться в наши дела больше не станет, это точно. 
  – Даю неделю, не больше, – процедил сквозь зубы Меля. – А теперь пошли вон, и пока не сделаете дело, не появляйтесь мне на глаза!

                10.

К середине апреля стало по-настоящему тепло. Уже можно было ходить без тёплой верхней одежды, деревья подёрнулись зелёным дымком ранней молодой листвы, стали слышны голоса птиц и даже трамвайные звонки зазвучали как-то по- весеннему.  Степан Евсюков решил отпраздновать свои тридцать пять лет и пригласил Алексея  вместе с Ма-риной и Валеркой прийти  к нему домой вечером в пятницу.  Воронов  предупредил жену и в пятницу ушёл с работы пораньше, чтобы зайти в парикмахерскую.  Выйдя из конторы на улицу, он с удовольствием вдохнул свежий весенний воздух и…
Что произошло дальше он точно не помнил… Он почувствовал толчок в спину, обернулся и мельком увидел лицо одного из тех молодчиков, которые предлагали ему после ссоры с Мелянским перейти к нему на службу.  После этого Воронов почувствовал сильный удар в затылок,  потом кто-то дважды ударил его в лицо.   Он сразу же потерял сознание, словно рухнул в темноту.
Судя по всему, он пробыл в таком состоянии достаточно долго. Когда рассудок стал понемногу возвращаться, Алексей почувствовал, что лежит на чём-то жёстком и по-пытался открыть глаза. Это удалось не сразу, но, когда всё-таки он их приоткрыл, оказалось, что вокруг темно. Пошарив вокруг рукой, он понял, что лежит на земле, а немного привыкнув к темноте, разглядел в полумраке, что, скорее всего, находится в каком-то сарае под ветхой крышей, через щели которой едва просвечивает небо. Алексей попытался встать, но не смог и снова впал в забытьё. Прошло ещё некоторое время, прежде, чем он окончательно очнулся.  Место, где он лежал, было похоже на охотничий сарайчик - здесь была небольшая печурка, сложенная из камня, по бокам от неё – два отёсанных бревна вместо лавок. Снаружи стало уже совсем светло, поэтому рассеянный свет, падающий из небольшого оконца, достаточно хорошо освещал внутренность сарайчика. Воронов снова сделал попытку подняться и с большим трудом, опираясь на руки взобрался на  бревно.
Он почувствовал сильную головную боль, головокружение и тошноту. «Все при-знаки сотрясения, кто-то меня здорово пристукнул, – подумал он, – придётся хотя бы не  много отлежаться… Надо бы осмотреться и понять, где я, но это пока нереально. Знать бы сколько времени я здесь провёл…»
Он вспомнил, что глубоко в нагрудном кармане куртки могут быть электронные часы, которые он по своей армейской привычке чаще всего носил именно в кармане, а не на руке. «Если они не выпали, или не были украдены при нападении, можно будет выяснить и день недели, и время». Часы были на месте. Алексей достал их, взглянул на табло и не поверил своим глазам – они показывали, что с момента его выхода из конторы прошли почти сутки. «Наверно, меня ищут…но найдут ли здесь? Я думаю, что Степан  уже поднял тревогу, он парень надёжный… Как бы дать знать, где я хотя бы приблизительно? Можно развести костёр, но у меня нет ни спичек, ни зажигалки… пить очень хочется…»
Он заметил на часах время, снова лёг на землю и погрузился в дремоту. Сон окончательно прошел лишь через пару часов. Воронов с трудом поднялся на ноги и тщательно осмотрел помещение. Ещё в детстве он не раз слышал, что в тайге существовал обычай  обязательно оставлять в таких местах немного крупы, соли и спички – на случай, если придёт заблудившийся или попавший в какую-нибудь беду человек. Но сохранилась ли эта традиция – неизвестно. Обычно это всё прятали так, чтобы запасом не воспользовались грызуны. К немалой радости Алексея, обычай сохранился – к одному из стропил  был действительно подвешен старый мятый котелок! В нём обнаружился мешочек с пшённой крупой, спички, соль и даже завёрнутый в тряпицу маленький, высохший кусочек сала. Оставалось найти воду, сушняк и развести в печурке огонь.
 Алексей подошёл к двери и попытался её открыть, но она не поддавалась. Выйти через окошко также было невозможно – оно было слишком узким.  Оставалось одно – попытаться выйти через крышу.  Это оказалось непросто – по-прежнему  сильно болела и кружилась голова. Он заметил в углу возле входа высокую кучу сена, как мог, соорудил из него настил и прилёг, чтобы немного восстановить силы.
          Пролежал он относительно недолго – надо было всё-таки попытаться выйти, чтобы поискать воду.  Потолок был невысоким, он взобрался на печку  и упёрся руками в   крышу – она по-видимому состояла из тонких жердей, уложенных на стропила и  укрытых еловыми ветками.  Ему удалось раздвинуть жерди, освободить отверстие, оставалось только подтянуться и выбраться наверх – это   получилось только с третьей попытки. Соскользнув с крыши вниз, Алексей подошёл к двери с наружной стороны.  Он увидел, что она  припёрта колом, поэтому выйти изнутри было совершенно невозможно. «Вот сволочи, думали, что я не смогу оттуда выползти и сдохну от жажды и голода!».  Он отбросил подпорку, открыл наконец дверь настежь. Судя повсему это была брошенная охотничья заимка – то ли сарай, то ли шалаш, окружённый хвойным лесом, не очень густым  и достаточно светлым. Слева от входа журчал небольшой ручей, что было вполне естественно, так как подобные сооружения охотники всегда старались размещать вблизи воды.
              Воронов приблизился к берегу  ручья, встал на колени, опустил лицо в воду, плеснул на голову.  Почувствовав, что затылок сильно саднит, он провёл ладонью по волосам и заметил, что она окрасилась в красный цвет. «Плохо дело, голова разбита… Надо бы перевязать», – подумал Алексей, сбросил одежду, разорвал майку. Намотав на голову лоскут, он снова оделся, пошёл за котелком, а к вечеру растопил печку и сварил себе кашу. Ножа не было, ложки тоже, он черпал сваренное пшено найденной щепкой, а когда стало смеркаться, закрыл дверь, закрепил её изнутри поясным ремнём, повалился на сено и почти сразу заснул.
      
Марина заволновалась около семи часов вечера. Алексей обещал быть дома уже в шесть часов, но его до сих пор не было, хотя он никогда не опаздывал и по своей армейской привычке всегда был пунктуален. Она позвонила к нему на работу, но дежурный ответил, что его нет и что он давно ушёл. Её тревога стала ещё сильнее, когда позвонил Степан и  сказал, что у них всё готово и они с нетерпением ждут гостей. Когда она ответила, что  Алексей до сих пор  не вернулся с работы, встревожился уже Евсюков. Узнав, что Воронов не звонил и не предупредил о возможной задержке, он пообещал, что сейчас же попытается что-то выяснить, но при этом посоветовал Марине запереться в квартире вместе с Валеркой и никуда не выходить, и это ещё более её насторожило. Шло время, но Алексей так и не появился. В квартире воцарилась тревожная тишина. Марина неподвижно сидела на диване в гостиной, кровь гулко стучала в  её висках, она думала лишь об од-ном  – что с ним случилось, что произошло… Почувствовав её тревогу. Валерка подсел рядом и тихо спросил:
– Он ведь вернётся, правда мам?   
        Она вздрогнула от этого неожиданного обращения, обняла мальчика,  прижала к себе и почувствовала, как  у неё по щеке покатилась слеза.
– Конечно,  Валерик, конечно вернётся. Он очень сильный  и  очень нас любит…
      В половине одиннадцатого снова позвонил Степан.
–  Найти Алексея Захаровича пока не удалось… Я только что разговаривал с участковым, мы поставили в известность и горотдел.  У нас есть некоторые предположения, проверить их мы сможем только завтра утром – возможно это связано с его конфликтом  с теми уголовниками, у которых он отобрал Валерку. Он успел к счастью оставить заявление, где подробно их описал, поэтому известно кого и где искать.  Но вы пока не переживайте,  Алексей – человек боевой и может в случае чего за себя постоять.
– Что ты говоришь, Степан, как же можно не переживать?...
– Да, конечно, я понимаю… Но есть ещё одно обстоятельство. Я ведь почему попросил вас никуда не выходить – если то, что я сказал  правда, может существовать угроза и для вас с  Валерой. Ещё раз очень прошу – не выходите пока на улицу и не открывайте дверь незнакомым – никому! Утром я заеду, а пока постарайтесь заснуть.
         …Заснуть Марина так и не смогла.
           В сознании повторялось одно и то же:
– Алёшенька, родной, только останься живым, только вернись…
            Она задремала лишь под утро…

         Её разбудил звонок. Помня просьбу Евсюкова, прежде, чем открыть дверь, Марина заглянула в глазок – за порогом стоял Степан и ещё один человек – крепкого телосложения, высокий и немного седовласый.  Когда они вошли в прихожую, Марина бросилась к ним с единственным коротким вопросом:
– Ну, что?!
– Я встречался сегодня с участковым, – ответил Степан, – через полчаса мы с ним едем в Горотдел милиции. Похоже, что наше вчерашнее предположение подтверждается, постараемся задержать этих бандюг и допросить. Я не думаю, что это будет очень сложно, все их места пребывания в общем-то известны, главное, чтобы они не  сбежали из города или не попрятались слишком глубоко.  Вас мы будем держать в курсе дела, а пока   оставайтесь дома.  На всякий случай я попросил моего друга Виталия побыть с вами.  Мало ли что… если вы конечно не против. Он тоже служил с нами в Афгане, только в другой части.
– А что, всё так серьёзно, – спросила она.
– Мы решили, что вас стоит подстраховать.
– Конечно, я не против, спасибо вам. Вы проходите, – кивнула она Виталию и жестом пригласила его в гостиную.
      В этот момент в прихожую выбежал Валерка. Бросив взгляд на  гостей, он спросил с тревогой в голосе:
  – А, что, батя…Алексей Захарыч ещё не  пришёл?
– Нет, – ответила Марина, – но его ищут и наверно скоро найдут.
– А вы что, из милиции? – Валерка взглянул на пришедших, потом перевёл взгляд на Марину.
– Нет, Валерик, мы друзья Алексея, мы помогаем его искать, – сказал Евсюков, – а ты что, не помнишь меня? Я Степан, работаю вместе с ним.  Ты же уже был у нас в брига-де, в гостях.
Валерик пожал плечами, потом, глядя в глаза Степану сказал:
– А я знаю,  это всё Жан.
– А почему ты так думаешь?
– Гад он, подлый гад! И страшный. Он в четверг встретился мне возле школы и сказал, что я скоро к нему вернусь. А я убежал домой.
Степан и Виталий тревожно переглянулись.
 
– Всё сходится, тем более, Виталий, побудь пока здесь, а я поеду.  Считай, что ты на посту.
 
      Начальник  городского отдела УГРО,   недавно назначенный на эту должность подполковник Пермяк уже ожидал Вощанова и Евсюкова  в  своём кабинете. Поздоровавшись, он сразу же перешёл к делу:
– Я так думаю, Геннадий Мироныч, пока эта уголовная компания Лупатого  и прочих не разбежалась, надо бы их всех быстро переловить.
– Изловить их уже давно  пора, товарищ подполковник, – ответил Вощанов, но  у нас  сейчас более сложная задача – постараться найти и спасти  Воронова.  Вот, Степан Ильич предлагает план операции немного изменить. До работы в бригаде сантехников он был водителем в «Жилкомунхозе», знает кое-что любопытное и для нас полезное.
  – И что же, интересно?
      – По прошлой работе  я помню, – ответил Степан, –  что иногда возил Мелянского гости к Лупатому. Этот Лупатый, проживает в частном доме – адрес я знаю – и имеет привычку париться по субботам с утра в своей баньке – основательно, с веничком, с квасом. Сегодня как раз суббота. Мы прихватим с собой пару крепких парней из бывших афганцев  и  возьмём этого селезня голеньким и тёпленьким.  А заодно ребята поспрошают его своими методами, выяснят куда дели Воронова.
–  А почему бы не  привлечь наших штатных сотрудников?
– А потому что иногда странным образом наши планы становятся известными и уголовникам, – сказал Вощанов, многозначительно посмотрел на   подполковника и добавил: –  Кстати, многих из наших ребят бандюганы знают в лицо.
– Афганцы не подведут?
– Хлопцы надёжные, – ответил Евсюков.
– Тогда согласен, только вы там не переборщите с этими «своими методами».
– Ну что вы, товарищ подполковник, мы всё сделаем нежно, – усмехнулся Степан.
  – Но нам, всё равно, придётся поспешать и поработать параллельно с вами, – сказал Пермяк, –  вы вероятно не знаете, что упомянутый вами Эдик Мелянский, он же Меля. снова появился в городе.  Это главарь местной мафии, и я подозреваю, что его приезд как-то связан с исчезновением Воронова.  Мне рассказал один старый сотрудник, что у них был какой-то конфликт.  Так что, Мелю тоже надо срочно брать, а то снова улизнёт за границу. Ладно, как говорится, «по коням»!

Евсюков  подъехал к дому, в котором жил Лупатый и остановил машину. Дом был старым, ещё довоенным,  с заметно покосившейся крышей. Неподалёку от дома  находи-лось ещё одно  строение, почти новое – добротный сруб из  сосновых брёвен, крытый че-репицей,  вероятно это и была банька.  Степан с товарищами остался у калитки, а Воща-нов вошёл во двор, тихо подобрался ко входу баньки  и осторожно тронул дверь. Она ока-залась незапертой – вероятно, хозяин не опасался, что его кто-то может потревожить.  Участковый подал знак рукой, его помощники подошли поближе и, стараясь не шуметь, вошли внутрь, в предбанник. Он был довольно просторным, посреди помещения стоял деревянный стол, покрытый клеёнкой, рядом со столом у стены располагалось солидных размеров кожаное кресло, покрытое махровой простынёй.  Второе кресло находилась под окном, которое было устроено в другой стене, причём почти под самым потолком, так, чтобы заглянуть в предбанник снаружи было почти невозможно.  На этом кресле была свалена одежда, а из-за двери, которая вела непосредственно в парилку, доносились хлопки – скорее всего, хозяин хлестал себя веником.   Вощанов присел на лавку с одеждой, остальные встали возле дверей.
Через некоторое время дверь парилки распахнулась и из неё в облаке пара буквально вывалился хозяин – раскрасневшийся человек с напяленной на макушку войлочной шапкой.
– С лёгким паром, гражданин Иван Бобрыхин! Или Лупатый? Или Жан, как тебя? – громко выкрикнул  Вощанов, –  а мы уже заждались!
Хозяин от неожиданности замер, потом дёрнулся к выходной двери, но оглядев-шись, увидев стоящих в помещении рослых мужчин, понял бессмысленность своей затеи и беспомощно опустился на кресло возле стола.
– Вообще-то на дворе прохладно, тебе бы гражданин  Бобрыхин стоило приодеться, накинул хотя бы банный халатик. Да ты и не дама, чтобы мы глядели на твою обнажёнку…
–  А какого хрена ты сюда вломился, да ещё с мусорaми ? Я тебя не звал! Это моя частная собственность, у тебя есть ордер? Если нет, вали отсюда, или я буду жаловаться прокурору! – зло прорычал Жан.
–  Что-то ты сильно расхрабрился, Ванёк, видать перегрелся в парной. Все бумаги, какие надо у меня есть, и приехал я не гостем незваным, а для того, чтобы тебя брать, потому как наработал ты уже на долгий срок.  Но об этом чуть попозже и не здесь. А хлопцы эти – не сотрудники милиции, а друзья Алексея Захаровича Воронова,   который был вче-ра похищен с твоим участием.
– Я в этом не при делах. И не знаю я никакого Воронова, – буркнул Жан.
– Зато ты прекрасно знаешь бригадира из жилконторы, бывшего десантника, который отобрал у тебя мальчишку, того что ты обучал попрошайничать…– Вощанов немного помолчал, потом заговорил снова, стараясь произносить слова  как можно жёстче. – Так вот, что я тебе скажу: Этих ребят не интересуют ни твои оправдания, ни твоё враньё. Им надо знать, где сейчас Воронов?  Так, Степан?
– Точно так, капитан. Можно я сам скажу ему пару слов?
– Давай, объясни, а то он в непонятку решил поиграть.
     Евсюков подошёл к Жану поближе  и схватил его за шею.
–  Слушай, ты, гнида лупатая, Воронов – мой боевой друг, мы с ним вместе прошли Афган и видели такое, что в сравнении с вашими бандитскими разборками – игры в детской песочнице. Если хочешь жить, сейчас же говори, где он, иначе ты из этого гадюшника не выйдешь никогда.
–  Пока здесь начальник, мне бояться нечего, – Жан нагло ухмыльнулся и показал на Вощанова, – он обязан меня защищать.
– А я вот сейчас выйду и пусть ребята с тобой разбираются сами. А потом мы напишем, что нашли тебя здесь дохлым. Так, хлопцы?
– Так! – ответил один из  товарищей Степана, – Говорить мы его полюбому заставим. А нет – так можем что-нибудь отрезать…что пониже. А ещё проще – запихнём назад в парилку, поставим на регуляторе максимальную температуру, потом припрём дверь. И подождём, пока поджарится. А что, бывает – не выдержало сердце… умер от перегрева… Я смотрю, регулятор здесь как раз снаружи.
          После этих слов Жан заметно побледнел и выкрикнул:
  – Сволочи!!! Суки позорные!! Если я скажу, мне всё равно свои же перо в бок вставят!
– Ну это ты сам уж сам решай, как быть, гражданин Бобрыхин-Лупатый, а я пошёл – сказал Вощанов, и демонстративно направился к двери.
             – Ребята, всё ясно, давайте его обратно в печку, – Степан махнул рукой и взялся за движок регулятора температуры.
          Двое его товарищей завернули Бобрыхину руки за спину и поволокли к парной. Тот пытался вырваться, но парни держали его железной хваткой, и, когда Евсюков уже приоткрыл дверь, Жан истошно завопил:
– Не надо!!... Ну, не надо, начальник!!... Я скажу, только не говори никому, что это я… и запишешь мне  чистуху .
  – Смотри-ка, он ещё торгуется, – с усмешкой ответил участковый, – Ты штаны-то надел?  Давай, напяливай быстрее, а там посмотрим, что ты расскажешь, может быть и запишу.
         Жан схватил одежду и стал нервно и торопливо натягивать брюки, рубашку, потом надел куртку и опустился на лавку.
– Руки на стол! – скомандовал Вощанов.
– Да нет у меня ничего, – вскрикнул Жан с раздражением.
– Это я и без тебя знаю, – участковый достал наручники и защёлкнул их у Жана на запястьях, – мы слушаем.
     Вощанов открыл свою папку и достал блокнот.
– У меня и правда  был с этим бригадиром кипеш  …ну, значит стычка, но ещё раньше он сильно  зачуханил Мелю, – заговорил Бобрыхин
– Это что, Мелянского что ли?
– Его. Вчера вечером Меля вдруг вызвал  на хазу меня и Лощёного.
– Как я помню, этот Лощёный, - Гришка Лестев, он же Леший, он же Лошак, тот что хозяин охранной конторы «Дамба». И что же?
– Так Меля на всех наорал, приказал Лощёному, чтобы тот завалил  этого десантника. То есть чтобы рассчитался с ним за обиду.  Я  был против – со мной этот мужик за пацана расплатился, я не в накладе… И Лощёный не хотел идти на мокруху  , потому как  опасное это дело, могут впутаться военные прокуроры. Тогда Меля разъярился, дал неделю, чтобы мы врезали десантнику звона, то есть надавали по тыкве до беспамятства, отвезли в тайгу и заперли на какой-нибудь заимке. Сказал, что сам он вернуться не сможет, там и кончится, никто ничего и не узнает.
– Вот зверьё!  И что, так и сделали? Куда увезли, говори!
– Не знаю, начальник, я при этом не был, клянусь, век воли не видать! Они мне не очень доверяют. Всё сделал Лощёный со своими, и увезли его точно они, а куда – не ска-зали. Когда базарили с Мелей, что-то говорили про Макарову заимку…
– Вот те на… А где это? – он обернулся к Степану и его друзьям – Вы не слышали про такую?
Евсюков и его друзья пожали плечами, а самый старший из них сказал:
– Таких местных названий здесь десятки, о некоторых знают охотники, о других грибники или старожилы, а какие-то уже и забыли – поди всё это разузнай. Надо брать за жабры этого Лощёного.
– Ладно, всё, что мы могли, уже узнали. Поехали в отдел, заодно свезём этого созревшего фрукта. Степан, подбросишь?
– Всенепременно, товарищ капитан. А друзья его попридержат, чтобы не удрал.

Приехав в Горотдел милиции, Степан сразу же позвонил Марине на её вопрос  - удалось ли что – либо узнать о судьбе Алексея, он ответил:
–  Пока нет, но его след, кажется, нашёлся. Держитесь, Марина, я думаю. Что скоро мы его найдём Самое главное – он точно жив. Почему я так уверен? Говорить об этом пока не стоит, но поверьте пока на слово.  И вот ещё что.  Вы говорили, что муж вашей сестры – важное лицо в администрации. Дайте мне, если можно, его номер – может понадобиться помощь… Хорошо, записываю…спасибо!

Вощанов доложил Пермяку результаты рейда к Лупатому и спросил, удалось ли взять кого-то ещё.  Оказалось, что Мелянский арестован, но говорить отказывается, требует адвоката и утверждает, что с пропажей Воронова он никак не связан. Кроме него арестованы ещё некоторые члены банды, но всё это «мелкая плотва», не представляющая серьёзного интереса для следствия. Что касается Лестева-Лощёного то он не входил в круг подозреваемых, и его задержание не планировалось.  Сведения, привезённые Вощановым, изменили ситуацию, и Примак срочно выслал оперативную группу на его поиски.
После доклада он попросил Вощанова задержаться.
–  Я сейчас остро почувствовал, что наше руководство сделало большую ошибку, когда перевело тебя из угрозыска в участковые. Смотри-ка, прошло всего полдня, а ты уже вышел на след. Может вернёшься? Я посодействую.
– Пока нет необходимости, там тоже много работы. Да и возраст у меня уже не тот, чтобы постоянно быть то начеку, то в погоне. Хочется побольше бывать с семьёй…
– Чувствую, что ты в обиде за то, что перевели. Но того начальства больше нет. Возвращайся, возьмём с повышением.
– Ладно, я подумаю, может и вернусь.

     Поиски Лощёного продолжались почти весь оставшийся день, но так и не принесли успеха. Видимо, почувствовав каким-то образом опасность, он скрылся из города.  Оставалось одно – любым образом выяснить, что это за Макарова заимка, и где она находится. Степан дозвонился до Вадима, мужа Зинаиды, и попросил разузнать, не знает ли кто эту местность. Вадим сразу же связался с отделением Общества охотников, но там ответили, что о существовании такой заимки никто ничего не слышал. Возможно, это где-нибудь в соседней области, надо послать запрос, но всё это займёт некоторое время.
      Степан возвратился домой уставшим и расстроенным. Жена уже знала о том, что случилось с мужем Марины, сразу же спросила его о том, как идут поиски. Днём она звонила  ей, пыталась как-то успокоить, подбодрить  и понимала её подавленное состояние.       – Судя по тому, что удалось узнать, это месть моего бывшего начальника Мелянского, который, оказывается, был не просто мелким  вором, а главарём  бандитов. Месть за то, что Захарыч ему не подчинился, и прямо-таки силой, заставил выделить его бригаде деньги на ремонт теплосети в их микрорайоне – это было буквально на моих глазах, помнишь, я тебе рассказывал. А ещё за то, что он отобрал у бандита по кличке Жан мальчишку,  который сейчас  у Воронова  в семье – Валерку … За этого бандюги  Алексея избили и вывезли в тайгу на какую-то Макарову заимку, и где эта заимка, никто не знает, кроме тех, кто это сделал. Только вот исполнитель всего этого – некий Лестев – исчез, и найти его не удалось…
– Степан, а зачем вам этот Лестев? Если надо узнать про эту заимку, лучше спросить у моего дяди, Артёма Иваныча. Он же лесник и все эти окрестности знает досконально!  Поезжай прямо сейчас… Или давай поедем вместе, дети у нас уже большие, подождут.   
Они быстро собрались в дорогу, Галина наказала сыну Николаю, чтобы он заперся на ключ, и чтобы через час и он, и сестра Анечка непременно легли спать.
– Нам надо срочно съездить  к дяде Артёму, мы скоро вернёмся.
         
    Приезда Евсюковых Артём Иваныч совершенно не ожидал и уже собирался ложиться спать.
– Что ж вы так неожиданно, на ночь глядя, у меня и угостить нечем, даже горячего чая нет…   Случилось чего?
    – Ой, дядечка, случилось, у нас беда с Алексеем Вороновым. Ты его знаешь – мы с ним перед Новым годом к тебе за ёлкой приезжали.  Вот, Степан расскажет…
       Степан обстоятельно обрисовал картину случившихся в последние сутки событий и добавил, что по последней информации  Воронов  может быть где-то на Макаровой заимке.
  – Скажи, Артём Иваныч, ты случайно не знаешь, где это место?
    Лесник задумался, минуты две молча глядел в потолок, потом подошёл к шкафу и достал оттуда большой лист плотной бумаги.
– Такое место есть, место это и правда, малоизвестное и очень глухое. Когда-то давно там промышляли охотники, но в последние годы   там, кажется, никто не бывает и о нём почти забыли.  Раньше там была ветхая избушка, а как теперь – не знаю, я тоже давненько туда не ездил.  Вот, Степан, у меня есть старая  карта окрестных угодий. Смотри сюда, эта дорога – грунтовая и идёт она на юго-восток, а примерно в семидесяти-восьмидесяти километрах – точнее не помню – на неё справа, вот здесь, выходит просека. – Артём Иваныч указал пальцем точку на карте. – Просека не очень длинная, но ухабистая и раскисшая, много ручейков  и ям. Просека упирается в каменную гряду, и мимо этих камней из леса вытекает ручей. Он бежит на север, вверх вдоль этого ручья  идёт тропа, которая и выходит на Макарову заимку… А называется она так потому, что ещё до войны её обустроил  охотник по имени Макар. Всё понял?
– Понял, дорогой дядя, понял! А можно я этот кусочек плана срисую, у тебя бумага найдётся?
– Можно, конечно. Листочек из тетрадки устроит?
– Устроит любая, хоть газетная….
– Ну зачем же газетная, вот возьми чистую.   

       Степан старательно вычертил часть рисунка из карты и спрятал его в карман куртки.
       – Спасибо тебе сердечное, Артём Иванович, ты, может быть сейчас спас нашего друга, хорошего человека!  А мы теперь поедем, время очень дорого.
  Лесник укоризненно посмотрел на  Евсюкова и покачал головой.
– Остынь, дорогой, сейчас туда ехать не стоит, ты там в темноте вряд ли что найдёшь, да ещё заблудишься, потом тебя придётся искать. Дождись утра и сообщи  всё в милицию – пусть дадут машину, лучше вездеход, ещё пару сотрудников и с рассветом  поезжайте. Дай Вам бог удачи и чтобы Алексей был жив.


                11.

Воронов проснулся, когда  едва появились первые признаки рассвета.  Он вышел из избушки, снял куртку и рубашку, ополоснул себя из ручья холодной водой и  смочил повязку на голове. Потом доел остатки пшённой каши и попытался найти палку для опоры – на ногах были ссадины, сильно болели рёбра, вполне вероятно сломанные, поэтому идти, тем более быстро, было бы очень тяжело. Подходящая палка вскоре нашлась, и Воронов, опираясь на неё, двинулся вниз вдоль ручья, когда на часах было чуть больше шести. Заросшая тропа различалась с трудом,  и только по сильно примятой траве. «Это наверно меня здесь волокли, больше некому было наследить, – подумал Алексей,  – значит, иду правильно».  Через некоторое время справа от ручья обозначилась невысокая каменная гряда, заросшая папоротниками, влево от гряды уходила широкая просека. Сделав несколько шагов,  Воронов увидел на глинистой почве свежий след автомобильной покрышки. Он остановился и попытался её рассмотреть. «А сюда меня привезли, и машина – явно не грузовик, но с этим пусть уж разбираются специалисты», –  он почувствовал усталость и присел на ствол упавшего дерева. День обещал быть  немного пасмурным, но это даже обрадовало его  – не будет жары и идти будет легче.
Алексей двигался медленно, иногда падал на скользкой  траве, часто останавливался на отдых.  Около десяти часов утра  он вышел наконец на  дорогу. Это был не асфальт, но вполне добротная грунтовка, по которой , судя по всему, ездили машины, и с какой-нибудь из них возможно удалось бы добраться до города. Пока же можно было  идти пешком, но  было непонятно, в какой стороне находится Верхнекаменск. «Немного подожду, если кто-то поедет мимо, спрошу, в какую сторону мне поворачивать. А если повезёт, может и подбросят», – решил он и присел на придорожный камень. Под лёгким ветром шумели сосны, усталость клонила его в дремоту… Он не сразу услышал доносившийся издали шум мотора, но, когда услышал, быстро поднялся и увидел, что ему навстречу, переваливаясь на ухабах едет нечто похожее на УАЗик.  Воронов энергично замахал руками, машина остановилась рядом с ним, и из неё выскочил… Степан Евсюков.
Он  бросился к Алексею, крепко обнял его и, сорвавшись на хрип,  произнёс:
– Ты жив, командир, ты жив!
– Ну, что ты, Степан, не волнуйся так, всё хорошо… вот он я.
– Хорошо?! Да ты понимаешь, что тебя хотели убить! Что ты мог и не выбраться, мы тебя ищем уже вторые сутки. Марина извелась…
         Подошёл Вощанов. Он  взял  Алексея за локоть и  повёл к машине.
– Всего  один вопрос: ты был на Макаровой заимке?
– Ну, на Макаровой или другой,  не знаю, но точно на заимке.
– Давай так: мы сейчас отъедем чуть-чуть назад, там бугорок есть. Свяжемся с Горотделом по рации – отсюда радиосвязь не достаёт – скажем, что ты нашёлся. Потом  доберёмся до этой проклятой заимки,  пусть поработают эксперты. Не зря же они с нами приехали, а ты можешь посидеть в машине, справимся сами.
– Ладно, давайте. Я,  если можно, подремлю…и дайте воды.
      Воронов  поднялся в машину и сам не заметил, как погрузился в плотный, вязкий сон.

              Они возвратились в город,  далеко за полдень. Вощанов предложил сразу же отправить Воронова в больницу, но тот настоял, чтобы его прежде всего отвезли домой. Степан это  поддержал и сказал, что его надо немедленно предъявить супруге.
Когда  Алексей вошёл в квартиру, Марина, взглянув на него, заплакала и обессиленно опустилась на стул.  Он  прижал к себе её голову  произнёс тихо, как будто извиняясь:
– Ну что ты, Риночка, ну не надо, со мной всё хорошо…
– Если бы ты знал, как я за тебя боялась и переживала…
       Алексей почувствовал, что кто-то прижался щекой к его руке. Он обернулся, и увидел, что это Валерка.
– Батя,  как здорово, что ты вернулся, мы тебя очень, очень ждали, – он взглянул на плачущую Марину  и с дрожью в голосе  попросил: – Ма, ну не плач пожалуйста, он же с нами, вот он.
  В дверь постучал Степан.
–  Марина Дмитриевна, всё и правда замечательно, но Алексея Захарыча надо срочно отвезти в травм-пункт, неизвестно, какие у него повреждения. Пусть сделают рентген и пусть его посмотрит хирург. А уж потом всё остальное. Кстати, начальник угрозыска  потребовал, чтобы его разместили в отдельном помещении – с ним будут беседовать в ходе следствия.
      
Марина отёрла слёзы и решительно сказала:
– Хорошо, но я поеду с вами, и  лучше в нашу больницу, туда, где я работаю.  Валера, останешься за хозяина.
   
              После осмотра хирург подозвал Марину и сообщил, что, к счастью, «ничего фатального не обнаружено».  Однако, есть сильное сотрясение мозга, скрытый прелом левого запястья, перелом двух рёбер и масса ссадин и кровоподтёков.
  – Он очень крепкий человек! Я уверен, что всё это заживёт, но пока пусть полежит недельку-другую у нас под наблюдением. А долечиваться будет дома.

Всё то  время, которое Алексей провёл в больнице, показалось ему бесконечно долгим.  Марина регулярно приносила куриный бульон, домашние котлеты, яблоки и при этом всегда приходила вместе с Валерой. Мальчишка за это время настолько прикипел к Алексею, что всякий раз уходил домой с неохотой. Если позволяла работа, Марина проводила время у его кровати и всякий раз радовалась, наблюдая его беседы  с мальчиком. Как оказалось, раньше Валера увлекался рисованием. Марина, узнав об этом, сразу же купила для него карандаши, краски, кисточки, альбом, и теперь он приносил иногда Алексею рисунки, пока несовершенные, но не бессмысленные и по-своему выразительные. Порой он показывал свои тетрадки – по математике, по русскому языку, и когда она находила в них ошибки, объясняла их причины и даже, увлекаясь, рассказывала о происхождении тех или иных выражений. Валера слушал всё это чаще всего с удовольствием, приоткрыв от удивления рот и говорил, что это интереснее, чем в школе. Такие импровизированные  уроки и с таким же удивлением слушал  Алексей. Однажды он, не утерпев, спросил:
– А что, Риночка, такие глубокие знания русского языка тоже дают в медучилище?
          Она растерялась от неожиданного вопроса, покраснела и смущённо ответила:
–  Нет, конечно… Это с нами в народном театре занимались. Наш режиссёр считал, что раз уж русский язык – основа нашей работы, мы должны знать его в совершенстве…
        Однако, скоро настал момент, когда пришлось удивиться и ей самой.
       Валерка живо интересовался военным прошлым Алексея и нередко задавал ему вопросы, связанные с армией. Однажды он спросил, легко ли научиться быть военным.
– Видишь ли, дорогой, всё зависит от уровня, на котором проходит служба. Если ты просто солдат, то тебе достаточно изучить своё оружие, уметь им пользоваться и правильно выполнять приказы командира. Но если ты сам командир и сам командуешь подчинёнными, то на тебе лежит очень большая ответственность. Ты должен командовать грамотно, так, чтобы не просто победить противника, но чтобы сохранить при этом жизни тех, кто выполняет твои команды. Для этого надо очень многое знать и уметь – надо знать тактику, чтобы правильно построить действия своего подразделения, надо уметь читать карту, чтобы использовать для успеха свойства местности, на которой идёт бой. Надо также уметь маскироваться, пользоваться средствами связи, уметь вести разведку. И самое главное – уметь отвечать за каждое своё действие. Вот, всему можно научиться,  а чувство ответственности за доверенное и порученное дело – это…этому невозможно научить, это должно быть воспитано с детства…   
     Он взял с тумбочки стакан, сделал глоток воды и хотел продолжить, но его прервала Марина.
– Блестящая лекция, – сказала она с иронией в голосе, – и это что, уровень прапорщика?
Теперь пришла очередь смутиться Алексею, но он быстро нашёлся и парировал:
– А почему бы нет, ведь в бою может понадобиться заменить офицера!
         Они пристально посмотрели друг на друга и рассмеялись.
      
Однако, к радости Алексея, его посещали не только близкие.  Уже через два дня после того, как он лёг в больницу, пришла целая  «депутация» от бригады – заместитель Василий Клобуков, Павел Козуница,  Пётр Петрович с Антониной и  Михаил Борисович Бойко.  В палате сразу же стало тесно и шумно, на столе взгромоздилась горка всяческой снеди.
– Ну и перепугал ты нас, Захарыч!  – воскликнул Бойко. – Как, сильно досталось? Уже и послужил, и повоевал, а всё никак от войны  убежать не можешь!
– Это не я не могу, это она за мной бежит по пятам и никак не может отпустить. Такая судьба. А досталось… ну так, средне. Степан Евсюков выручил, настоящий боевой друг, если бы не он, неизвестно, как бы всё обернулось… Вы мне лучше скажите, как там у вас дела?  Какие проблемы?
– Какие у нас могут быть проблемы? Меняем краны, переставляем горшки, завариваем дырки, вот и все проблемы. И никаких серьёзных аварий, никаких подвигов, словом, полная и беспросветная скука, – отшутился  Козуница.
– Типун тебе на язык, Павел! Ну, чисто балабол, – сердито пробурчал Бойко
– Чукачов не обижает?
– С нашим Фролом Семёнычем какие-то странности творятся, – ответил  Клобуков, – после того, как повязали Мелянского, он куда-то пропал, до сих пор не показывается. Но видать как-то приходил поздно вечером, оставил записку, что берёт отпуск без содержания по состоянию здоровья. За себя оставил экономиста – Кудинову, никаких указаний, ничего. Исчез и всё. А ещё более странно то, что в прошлый понедельник смылся ещё и Гаврила Вальчук.
– А ничего странного, – Васьков обернулся к Клобукову и резко заметил: – у них видать с той шайкой были общие интересы. Помните, как Фрол выгораживал тех, кто ему платит за подвалы? 
– А Вальчук, точно, как его подголосок, предлагал ни во что не вмешиваться и ни-кого не замечать? – вспомнил Михаил Борисович. – То-то… Испугались, что и до них дойдёт очередь, вот и дёрнули отсюда побыстрее! Вон, Козунище предлагал начистить Вальчуку морду, когда тот возник на собрании.
–А что, разве неправильно предлагал? – возмутился Павел.
– Правильно то правильно, – Пётр Петрович почесал затылок и добавил: – Только это видать та ещё мразь, тут же побежал бы жаловаться в милицию и тебе же выписали бы пятнадцать суток.
– Ладно вам, – Алексей засмеялся и махнул рукой, закрывая тему, – вы лучше о чём-нибудь хорошем.
– Можно и о хорошем, – Васьков  подмигнул  и, взглянув на Антонину, тихо  сказал- – Вот, ждём…прибавления.
    – Ну что ты, Петя, – Антонина вспыхнула и сердито взглянула на мужа, – как тебе не совестно – вслух и при всех? 
      В палате раздался дружный смех.
– А что такого, – удивился Васьков.
– Правильно, – поддержал его Алексей, – это радость, и нечего стыдиться.
– А вы, Алексей Захарович, давно обещали познакомить нас с вашей женой, – напомнила Антонина.
– Пожалуйста, хоть сейчас, – ответил он и нажал кнопку вызова медсестры.
Почти сразу же в коридоре послышались шаги и в палату вошла Марина.   Она не сразу поняла, что происходит и немного растерялась, когда увидела многочисленных посетителей, но быстро овладела собой и подошла  к Алексею.
– Ты меня звал, тебе что-нибудь нужно?  Я смотрю, у тебя здесь полно народу…
Он взял её за руку и ответил:
– Это товарищи из моей бригады, народ совершенно замечательный, – потом, повернув её лицом к гостям, объявил: – а это моя жена, тоже очень даже замечательная женщина, знакомьтесь, Марина Дмитриевна и по совместительству личная медсестра!
Гости одобрительно загудели, а Антонина, вздохнув, громко прошептала: «Каси-и-вая…». Марина смущённо улыбнулась, присела к Алексею на край кровати.
– Это очень здорово, что вы его навестили. Я знаю, что здесь больные чувствуют себя чаще всего тоскливо, гости им так же нужны, как и лекарства. Только зачем вы ему столько еды принесли? Он не сможет её съесть и за неделю!
– Так мы ж думали, что в палате есть соседи – негоже угощаться одному, надо, чтобы всем хватило, – ответил Васьков с усмешкой, – вот Антонина и наготовила. А он здесь, оказывается один.
– Один, потому что с его травмами нужны покой и тишина, – пояснила Марина
  –Ну так вы ему  с нашим угощением помогите, не пропадать же добру.
– Не пропадёт, угостим Валерика.
– Как он? – поинтересовался Клобуков.
– Он в порядке, сейчас воюет с уроками, а попозже придёт, – сказал Алексей и откинулся на подушку.
      Клобуков поднялся с табуретки и строго произнёс:
– Всё, товарищи, Алексею пора отдыхать.  Мы очень рады, Алексей Захарыч, что ты выбрался из этой передряги! Выздоравливай, а за дело не беспокойся, мы его знаем и всё будет нормально, о новостях будем сообщать. И вам Марина Дмитриевна, всего доброго!
         Они вышли из палаты, Марина проводила их  до первого этажа, а когда вернулась, ещё раз оглядела столик  гостинцами  и покачала головой.
– Вот это меню! Придётся открыть буфет для больных! Я так готовить никогда не смогу, надо было тебе жениться на этой Антонине, а не на мне…
–  Я женился не для желудка, а для души – это важнее! Для еды можно и в ресторан сходить…

     … Последний день этой недели оказался напряжённым – к нему пришли сотрудники МВД - начальник  отделения угрозыска Пермяк, и молодой следователь, который вместе с  Вощановым встречал его на дороге из тайги.  Пермяк, извинившись за беспокойство, попросил разрешения задать несколько вопросов, но начал с того, что сообщил Воронову новость, которую назвал хорошей.
– Я думаю, Алексей Захарович, вам будет интересно узнать, что нам наконец-то удалось задержать бандита, который организовал и нападение на вас и похищение. Он попался в соседней области при попытке ДПС проверить его документы – пытался  бежать, сделал два выстрела из пистолета, но промазал, и его таки поймали. Теперь он изолирован. Посмотрите, узнаёте?
Он достал из папки фотографию и показал её Воронову
–  Он самый, – ответил тот, – этот тип однажды пытался завербовать меня на службу к Мелянскому. А вообще – кто это?
– Это некто Лeстев, известный в криминальной среде как Лощёный. У него на самом деле есть и другие клички, но это неважно. В нашем городе он содержал так называемое охранное агентство «Дамба», но, на самом деле, это заведение занималось грабежами  и рэкетом, то есть, вымогательством у предпринимателей. Под его началом было около десятка «бойцов», между прочим, все при оружии. У них была и своя база с тренажёрами и тренерами, и свои связи в руководстве и в органах. О финансах я уж не говорю, словом – фирма весьма серьёзная. Ты, дорогой разворошил буквально осиное гнездо. Они ведь привыкли, что все их боятся и все им починяются, а тут – какой-то непокорный отставник.  Вот и занервничали!
– Но меня били как минимум двое, кто-то был ещё, кроме этого Лощёного… На-верно, тот, который Жменя? – спросил Алексей.
– Нет, не угадали. Жменя, после того как получил от тебя в лоб, наотрез отказался с тобой встречаться!  Лестев привлёк одного из своих молодчиков. Сейчас вся Мелина банда, включая главаря, находится за решёткой, они там соревнуется в том, кто больше расскажет и ожидают окончания следствия и суда.  А мы со следователем хотим выяснить некоторые подробности.  Вот, знакомься, Георгий Тимофеевич Залужный. Давай, Жора, свои вопросы!
–  Рад познакомиться, Алексей Захарович, – с улыбкой произнёс Залужный, – Вы расскажите поподробнее, как столкнулись с этой компанией?
            
…Беседа со следователем продолжалась почти два часа. В завершение Залужный крепко пожал Воронову руку и, сделав «офицерский поклон» кивком головы,
искренне поблагодарил его за смелость:
  – Вы исключительно отважный и мужественный человек, Алексей Захарович. Я, откровенно говоря не знаю ни одного человека в городе, который бы столь бесстрашно вступил в схватку с преступниками.  То, что вы сейчас рассказали, многое прояснило, но я думаю, что нам ещё придётся встретиться, заранее прошу извинить. Служба!
        Чтобы ответить на вопросы следователя, Алексею пришлось вспоминать некоторые детали, которые он считал ранее малозначимыми, это оказалось утомительным, и после ухода Пермяка и Залужного он неожиданно почувствовал головную боль и прикрыл глаза. «Скорее бы всё это уже закончилось, – подумал он, – негоже крепкому мужику валяться на простынях».

         
                12.


             В первой декаде мая Воронов наконец-то был выписан из больницы, но вернуться на работу врачи ему пока что не разрешали. Он дважды порывался сделать это самовольно. Но жена эти попытки решительно пресекала и настаивала на том, чтобы лечение было завершено. Когда, наконец, это совершилось, Алексей на радостях устроил вместе с Валеркой «семейную спартакиаду» - получасовую пробежку, отжимания от пола, упражнения на турнике. Марина радовалась вместе с ними, а вечером, во время ужина, предложила ещё раз проехаться  на дачу.
– Покажем мальчику нашу избушку. Поедешь, Валерик? Там есть красивое озеро, можно порисовать с натуры?
– Озеро? – оживился  Валера, – А там рыбу можно ловить?
– Рыбу?... Этого я не знаю… Наверно, что-то там есть, раз уж есть вода. Алексей, как ты думаешь?
– Да я бы поехал с огромным удовольствием. Только вот насчёт рыбалки   я полный профан и неумеха. А ты позови вместе с нами Зину с супругом. Если Вадим там рыбачил, то он и подсказать может, что и как.
–  А я им сейчас позвоню –  Марина подошла к телефону и набрала номер. Ответила  её сестра.
– Привет, Зинуля!... Как у нас?  У нас всё замечательно, Алёша уже дома, вот, ужинаем…Спасибо! Слушай, какие у вас планы на послезавтра?...Какой это день? Выходной… Да. Я вот предлагаю съездить  на дачу… А что, кое-что сделаем по хозяйству, отдохнём, приготовим шашлык. А ещё  Валерик очень хочет половить рыбу в озере, только  Алёша у нас – не рыбак, не знает, что там ловится и ловится ли что вообще…Я помню, что Вадим вроде бы когда-то рыбалкой занимался, вот и подучил бы их….А-а, ну дай ему трубочку..., –  Марина взглянула на Алексея и Валерку и с улыбкой им подмигнула, – Сейчас уговорим!
           Вскоре разговор продолжился. Вадим, судя по всему действительно согласился, причём обещал взять с собой всё необходимое для рыбалки в обмен на полное освобождение его от кухонных дел. Кроме того, он предложил выехать с ночёвкой на два дня, поскольку рыбалка удачнее всего получается, как известно, утром на рассвете.
         Субботним утром, собрав и заложив всё необходимое для отдыха в багажник машины, Воронов с Мариной и Валеркой выехали в центр города, где к ним присоединились Вадим с Зиной. После этого вся компания направилась на дачу к озеру Радужному. Валерка занял место рядом с Алексеем и, судя по его виду, испытывал настоящее удовольствие от быстрой езды и от меняющегося пейзажа за окнами.
– А мы рыбу ловить будем? – спросил он Алексея.
– Ты у дяди Вадима спроси, он у нас самый опытный рыбак.
– Обязательно будем, только завтра рано утром. Днём рыба клюёт неважно, – отозвался Вадим, – поэтому  лечь нам придётся пораньше.
           Валерка обернулся к нему  и  буквально засыпал его вопросами: какая рыба водится в том озере, какие у неё повадки,  чем её надо ловить, на какую приманку. Чувствовалось, что рыбалка была для него интересна, и он в ней  кое-что  действительно смыслил. Вадим, в свою очередь, также не ударил в грязь лицом в ответ на все эти вопросы последовала настоящая лекция, достойная эксперта.
– Озеро это закрытое в том смысле, что оно окружено лесом и не очень активно посещается. С другой стороны, оно не бессточное, не заболоченное – из него вытекает полноводный ручей. От этого вода в нём чистая и рыбы в нём не так уж мало. Скорее всего, сейчас можно ловить окунька, плотвичку. Они у нас не очень крупные, но на уху вполне сгодятся. Я же надеюсь, что попадётся густера – весной она как раз сбивается в стайки. Рыба эта – крупная, штуки две хватит на ужин для всех, но это – если повезёт. Ещё здесь водится карась.  А года три назад мне удавалось вываживать лещей и щук, правда это – ближе к концу лета, теперь – вряд ли…
Валерка слушал его внимательно и не перебивая, широко раскрыв глаза. Когда Ва-дим Кириллович сделал короткую паузу, он быстро спросил:
– Дядя Вадим, а на что будем ловить? Какая будет приманка?
– Серьёзный вопрос, – ответил тот, – от выбора приманки чаще всего зависит результат лова. Сейчас многие применяют всякие синтетические штучки-дрючки, воблеры и прочее, но я предпочитаю по-старинке насаживать мотыля. Я вчера после того, как нам позвонила Марина сходил в одну лавочку, там старичок продаёт  снасти и приманки для рыбалки, вот у него я мотылька и купил.
– А я его знаю, это дедушка Лёва, мы с папкой когда-то у него тоже покупали, – оживлённо воскликнул Валерка, но сразу же погрустнел и замолчал.
Вадим положил руку на его плечо и с усмешкой спросил:
– А что Лев Тимофеич  всегда не забывал присоветовать? Помнишь, Валера?
– Помню, – ответил  тот, потом, улыбнувшись и явно подражая старческому голосу  проговорил: «Но если хотите хорошего улова, не поленитесь накопать живых червячков и плюнуть перед забросом на крючок!»
– Точно! – согласился Вадим Кириллович,  – Значит, у нас с тобой есть общие знакомые по рыбалке, это очень хорошо!
Майское солнце ещё не жгло, но было уже жарко и Алексей приоткрыл переднее боковое окно. Хотя машина шла почти с той же скоростью, что и зимой,  весенняя дорога показалась ему заметно короче. Они подъехали к воротам дачи, когда время перевалило за полдень и весь посёлок был залит щедрым солнечным светом, а воздух был напоён ароматом молодой зелени и прелым запахом опавших прошлогодних листьев. В некоторых дворах среди грядок и кустарников копошились дачники – люди решили использовать ясный и тёплый выходной для огородных дел.
– У нас огорода нет, но хорошо хотя бы немного прибрать дворик – смотрите, сколько  листьев и всякого разного  мусора. Надо бы  поскрести грабельками да помахать метлой, – предложила Зина.
– Давайте  так, – Марина присела на лавочку и  посадила сестру рядом, – сначала    займёмся  обедом. Отдохнём, а потом уже всё остальное. Мы же сюда приехали на отдых?   
Вот и давайте отдыхать. Ты  у нас, Зинуля, главный повар, действуй, а мы с Алексеем будем у тебя в помощниках.
– А Вадим? Валера?
– Пусть Вадим покажет Валерику окрестности, поводит по берегу, пусть займутся рыбалкой, авось, что-нибудь поймают к ужину. Согласны?
– Мы согласны, мы – с удовольствием! – прокричал Вадим и вместе с Валерой пошёл доставать рыболовное снаряжение.
  – Где будете готовить? – спросил Алексей, – в доме на плите, или разведём костёр?
  – Мы же договорились жарить шашлык, – возразила Зина, – значит, надо принести из кладовки мангал и наколоть дров. Где дрова вы уже знаете, а мясо я замариновала ещё вчера, оно уже готово, в белом ведёрке.
–  Жаль, я думал, за мясом пойдём на охоту, – с показной печалью в голосе пошутил Алексей и удалился  выполнять  её распоряжение.   

             Вадим  Кириллович повёл Валеру по тропке вдоль берега озера, иногда останавливаясь он показывал различные приметные места. 
– Вот, Валера посмотри, этот большой валун лежит всего в метре от берега, его  называют  Шатун. Почему так? Говорят, что это на самом деле старый медведь, который не смог добраться зимой до берлоги, так и заснул на берегу. Медведей, которые не зимуют в берлогах, называют шатунами.  А мы с тобой пройдём  немного дальше этого Валуна во-о-он на тот мысок. 
Они прошли ещё полсотни шагов, вышли на мыс, который выдавался  в озеро. Вадим остановился и размотал на удилищах лески.
– Попробуем забросить удочки здесь. Рядом с этим мысом со дна бьёт тёплый ключ, здесь любит скапливаться плотва. А раз так, то могут быть и окуни – ведь мелкая плотвичка – это их основной корм.
– Дядя Вадим, вы наверно про рыбалку знаете всё-всё… А то, что здесь тень, это ничего?
– Это хорошо, здешняя рыба солнце не любит. Но – вот тебе удочка, вот наживка, насаживай и делаем заброс. И ждём.
     Вадим заметил, как сноровисто Валера насадил приманку и как ловко забросил удочку. «Видать с малых лет ходил на реку, наверно с отцом, – подумал он, – жаль мужика, видать хороший был человек и добрый отец. Вот ведь, что беда с человеком делает!»
В этот момент он почувствовал лёгкий толчок чуть выше локтя. Подняв голову он увидел, что Валерка, не произнося ни звука, показывает рукой влево.  Метрах в тридцати от них на берегу, величественно, как будто на картине, стоял казавшийся громадным на фоне зеркальной поверхности озера лось с рогами, похожими на два  больших крыла.  Лось наклонился к воде и стал пить жадными глотками, как будто собирался осушить весь водоём.
         Вадим  и Валера замерли боясь пошевелится  или издать хотя бы звук.   Лось, тем временем,  повернулся к лесу и, не торопясь удалился, оставляя за собой лёгкий хруст веток.
– Какая красота, какое величие! – громко прошептал Вадим Кириллович, – как жаль, что я оставил фотоаппарат в сумке. А ты запомнил, как это выглядело?
– Я старался. – неуверенно ответил Валера.
– Ты, кажется, взял с собой карандаши.
– Ну, да.
– Когда вернёмся, обязательно постарайся это нарисовать… А что там наши поплавки? 
         Его поплавок спокойно стоял на месте, зато Валеркин кружился, то и дело ныряя под воду, 
– Смотри, подсекай! – воскликнул Вадим, сейчас сорвётся!
     Валерка стремительно выдернул удочку из воды и на крючке  заискрилась небольшая рыбёшка.
–  Вот, плотвичка, – радостно сказал он и показал её Вадиму.
–  Ну, не такая уж маленькая, в пол-ладошки! Давай натягаем на уху.
      Через пару минут почти такая же рыбка, но несколько меньшего размера попалась и ему. Плотва клевала исправно, но не так часто, как хотелось – часа за полтора счёт пой-манных рыбок дошёл до десяти. Потом клёв прекратился.
– На уху хватит? – спросил Валерка.
– Хватит то хватит, но как-то это скучно – проворчал под нос Вадим, – Попробую я забросить подальше.
Он насадил на крючок кусочек сыра, забросил приманку подальше от берега. Шло время, но поплавок стоял абсолютно неподвижно.
– А что вы хотели поймать, – поинтересовался   Валера.
  – Попробовал   поддеть густеру, она сыр любит. Но на сегодня, кажется, всё закончилось.  И то ничего, главное – не с пустыми руками.
         
                Появление рыбаков с уловом вызвало  нескрываемое удивление и одновременно развеселило возившихся с приготовлением обеда женщин.  Удивило то, что вообще удалось что-то поймать, а размер и количество рыбёшек сразу же стали поводом для насмешек.
– Для ухи на пятерых этого явно маловато, – сказала со смехом Зина, – а если их почистить, то вообще ничего не останется. Не стоит даже браться, лучше найти у кого-нибудь из соседей кота и угостить его.
           Валерка обиженно засопел, а Вадим сердито возразил:
– Лиха беда начало. И нечего разводить критику, попробовали бы сами. Зато мы с Валерой видели  настоящего большого лося, он почти рядом с нами пил воду. Вот!
– И правда Зиночка, что ты насмешничаешь? – возразила ей Марина, – они старались, а что до улова, так не всё от них зависело.
– Вот мы завтра рано утром встанем  и  наловим полное ведёрко, – пообещал  Вадим и, попытался успокоить мальчика: – Ты этих тёток не слушай, это они от зависти…
– Ладно вам пикироваться, – вмешался в спор  Алексей, стоявший у  мангала, – тут вот шашлык уже дозрел и есть хочется прямо по-волчьи.  Где разместимся?
– Давайте на веранде, с видом на озеро, – ответила Марина.
    Они перенесли на веранду столик, скамейки, посуду и  шампуры шашлыком. Кроме этого, Зина приготовила  салат с помидорами, со свежим зелёным луком и достала из сумки нарезанный сыр.
–  Жаль, что нет вина, – вздохнула Марина, – к такому столу вроде как полагается…
–  Как это нет, – шумно возмутился Вадим, – вы что, держите меня за юношу? Или я не главный добытчик вина в этом семействе? – он выскочил на минутку из-за стола и возвратился  с бутылкой из тёмного стекла с расписной этикеткой, – вот, чилийское полу-сладкое!
– Экзотика! – с удивлением воскликнул Алексей, – А к шашлыку это подходит?
– А кто его знает… я в этих соответствиях не понимаю ровным счётом ничего, но надеюсь, что  оно приятное.  Во всяком случае для женщин. А для Валерки будет ситро.  Я хочу поднять тост. Давайте выпьем за Алексея, за его здоровье  и за то, чтобы ему впредь встречались только хорошие люди.  И вообще, нам здорово повезло – в нашу семью пришёл сильный, мужественный и добрый человек, настоящий защитник. Я очень рад, и восхищён тем, как он поборол внезапную беду, а заодно и сделал чище наш город. За тебя, дорогой! Ура!!
 
        Поздний обед плавно перешёл в ужин, а когда порыжевшее светило опустилось за макушки  деревьев, женщины встали  из-за стола и Зинаида уверенным строгим голосом распорядилась о дальнейшем:
– Валерик по нашей давней семейной традиции поможет мне  убрать со стола и вымыть посуду,  Риночка готовит места для ночлега, а мужчин попросим протопить камин  – ночью будет холодно.
– Учтите, что нам с Валеркой надо встать до рассвета, самое позднее – в полшестого, – решительно произнёс Вадим Кириллович.
– Зачем это? – недовольно спросила Зинаида.
– Как зачем?  Ты же сама сказала, что пойманных нами рыбок слишком мало.
– Да ладно, если так уж хотите, то на слабенький супчик, может быть, и хватит…
– Нет уж, моя дорогая! Я уязвлён твоей оценкой и теперь мы собираемся поразить всех своей рыбацкой доблестью.
                После столь высокопарной и вдохновенной тирады Зина театрально  отвесила ему низкий поклон, а Марина, махнув рукой,  ответила:
– Да ладно уж, пусть поражают, авось, что и получится…
            – Сможешь подняться сам? – спросил Алексей Валерку.
– Не-а.  Но ты меня растормоши, – честно ответил тот.
            Спать легли сравнительно рано, не дожидаясь темноты, на расстеленных по полу медвежьих шкурах и накрывшись развёрнутыми спальными мешками.  Мужчины разместились по краям, женщины в середине, Валерка лёг между Алексеем и Мариной. Устав от езды и от впечатлений, он быстро заснул, прильнув к Марининому плечу, слегка посапывая во сне.

                Сон показался Алексею очень коротким – будильник на часах Вадима запищал, казалось,  слишком скоро  после того, как он заснул.  Он растолкал Валерку,  в полусон-ном состоянии вывел его из дома, потом  плеснул в его лицо холодной водой из ведра и заставил основательно умыться.  Вадим, видимо, встал раньше, до сигнала,  уже собрался  и, подойдя к Алексею, заметил:
– Ты, вообще-то мог и не вставать, мы бы с Валерой справились сами. Как, Валера?
– Запросто, – ответил тот, – когда много  рыбаков – это плохо, только рыбу пугают!
– Ну нет, – со смешком возразил Алексей, – я тоже хочу посмотреть на ваш рыбац-кий триумф!
         Они двинулись по той же тропе, что и вчера, но уже не отвернули на мысок, а про-шли дальше, туда, где в воде у берега громоздилось несколько гранитных глыб.
– Здесь остановимся. Я вчера заметил, что в этом месте поигрывала рыба, может здесь есть какая-то ямка. Густера любит густо скапливаться по весне в таких местах, её потому так и называют. Давайте присмотримся, может здесь именно такое местечко, – шёпотом  проговорил Вадим и подошёл поближе к берегу.
        Он поднялся на один из камней, немного постоял, пристально глядя  на воду, потом осторожно спустился вниз  и махнул рукой, подзывая Валерку и Алексея.
– Кажется, крутит! Давайте начнём… Там, в коробочке я заготовил кусочки нарезанного сыра, густера это любит, вполне может клюнуть.
           Он насадил на крючок наживку, забросил удочку, вслед за ним то же самое сделал Валера. На тёмной глади озёрной воды замерли два поплавка, вокруг воцарилась тишина, которую иногда прерывало  поскрипывание какого-то насекомого. Горизонт над озером начал слегка розоветь. Алексей тронул за плечо  Валеру:
– Смотри, какая красота, – еле слышно сказал он мальчику на ухо, – даже если ничего не поймаем, всё равно, мы пришли сюда не зря.
            Но тот не успел ответить, он только вскрикнул от неожиданного рывка и едва не выпустил удочку из рук.
– Кажется, что-то попалось, держи крепко и осторожно подтягивай леску и подводи к берегу. Попалось что-то крупное, придётся вываживать….
– Надуюсь, не крокодил? – пошутил Алексей
– А ну тебя… Лучше помоги ребёнку, если можешь!
– Не надо, дядя Вадим, я сам! – возразил  Валера, – Я знаю, как вытаскивать.
        Он несколько раз понемногу отпускал леску, потом подтягивал, и минут через десять всё-таки вытащил на берег крупную, в две ладони рыбину.
– Она, густерa! – радостно воскликнул Вадим. – Ну. Валерик, ты сделал чудо, считай, что наша честь спасена! Смотри, смотри какая красавица!
         Через две-три минуты настала и его очередь – на удочку Вадима попался ещё один трофей, немного меньшего размера.
– Хорошо бы ещё хотя бы одну, и можно двигать до дому. – Вадим вошёл в азарт, ежеминутно забрасывал и вынимал  леску, но в итоге ему попалась всего одна  рыба, заметно меньшего размера, чем две предыдущие.
– Вот и замечательно, – он с довольным видом опустил её в ведёрко в добавок к тем, что были пойманы ранее, – правду говорят: Бог любит троицу!
   
    Между тем, уже наступило настоящее утро, пробежал лёгкий ветерок, вода озера окрасилась в ярко-розовый оттенок и заиграла оранжевыми бликами. После удачной рыбалки мужчины весело шли домой, рядом с ними с ведёрком в руках гордо вышагивал  Валерка, мурлыкая  какую-то песенку.  Когда впереди  показалась дача, утро было в разгаре, во многих дворах посёлка  уже шла работа, но вокруг их домика царила тишина.
– Думаю, что наши ещё спят, – сделал вывод Алексей, – пора будить.
– Ты считаешь? – усомнился Вадим, – Оно конечно может быть и так, но моя Зину-ля обычно по утрам так долго не спит. Сейчас подойдём и сразу всё станет ясно.
     Шагов за десять от домика Вадим потянул носом воздух.
– Ничего не чувствуешь? – спросил он у Алексея, – Принюхайся!
–  Как будто нет, – ответил тот,  замер на мгновение, потом добавил: –  кажется, кофейком тянет.
– Во-о-от! Вот она разгадка! Они не веранде втихаря устроили европейский зав-трак с булочками. Придётся им немножко помешать.  Будем маршировать и исполнять на губах марш из «Фауста»!
– Это как?
– Слушайте и делайте как я!
     Они зашли к домику со стороны озера, громко отбивая шаги, Вадим напевал маршевую мелодию, Алексей и Валера старались ему помогать.
     Как оказалось, женщины действительно сидели на веранде. Первой поднялась Зина.
– Риночка, ты посмотри, кто к нам идёт! – воскликнула она, – никак, наши доблестные рыбаки-добытчики. Сейчас будет яркая сцена рыбацкого хвастовства!
        Марина выбежала навстречу  Валерке и заглянула в ведро, которое он ей протянул.
– Зинуля, ты совершенно зря насмешничаешь, у них замечательный улов, посмотри сюда! – она  с радостным смехом протянула ей ведро. – Здесь точно, хватит на уху для всех.
       Зинаида  подошла поближе и взглянула на принесённую рыбу. Подняв лицо, на котором отразилось неподдельное удивление, она  спросила мужа:
            – Это что, вы сами поймали, правда?
  – Да мало того, что сами – первую и самую большую вытащил наш мальчишечка.  Сам её подсёк, сам вываживал, а рыба сильная, сопротивлялась, того и гляди, могла сорваться. Но он не дал, всё-таки выволок её на берег – возбуждённо говорил Алексей, – потому сегодня он у нас – главный герой!
– Ну, просто нет слов, – Зинаида развела руками, рассеянно улыбаясь,  – Вот поверите или нет, но на моей памяти впервые такой выдающийся результат.
– И тем не менее, я вправе рассчитывать на извинения за вчерашние несправедливые оценки  моих рыболовных способностей –  твёрдо произнёс  Вадим Кириллович и приподняв подбородок, строго посмотрел на жену.
– Ну конечно, прости меня, мой дорогой, мой замечательный Вадик! – извинительно ответила она, и смущённо обняла мужа.
        Потом  Зина достала из ведра самую большую рыбину, чтобы    рассмотреть  её в лучах осветившего дачу солнца.
– Красавица, просто нет слов… И как это чудище называется.
– Называется густерa.
– И что публика  желает? Жарить или уху сварить?
– Я  настаиваю на приготовлении ухи, и обязательно по твоему рецепту, – ответил Вадим и погладил её по руке.
– Ладно, – согласилась Зина, мы с Риночкой сделаем, а вы пока завтракайте и отдыхайте. Там, на веранде, булки, варёные яйца, маслице. Кофе приготовите сами.
– А мне что делать? – встревожился Валерка, решивший, что о нём забыли.
– А ты, дорогой,  после еды доставай альбом, карандаши и нарисуй то, что увидел вчера и сегодня – то, что запомнилось. Потом нам покажешь. Очень интересно!
– Подождите, я совсем забыл о самом важном! – неожиданно воскликнул Вадим, – Надо обязательно сделать фотографию!
        Он быстро вбежал в дом и столь же быстро выбежал оттуда со штативом-треножником. Установив  на штатив фотоаппарат, он расставил всех, кто был на веранде перед объективом.
– Валерка, ты, как главный герой, выйди вперёд и держи в руках рыбу, ту, что сам поймал… Вот так, да… А как только  замигает красная лампочка, пожалуйста, все улы-байтесь и ждите, когда мигнёт вспышка. Договорились? Включаю автоспуск!
      Вадим  нажал какую-то кнопку и быстро встал рядом с Зиной. Вскоре действительно на аппарате замигал алый огонёк и сверкнула лампочка.  Вадим попросил подождать расходиться и повторил операцию ещё раз.
– Вадим, а карточки когда ждать? Или ждать не стоит?
– Очень даже стоит. Я вот похожу вокруг вас, дощёлкаю плёнку и завтра же отдам её в обработку. Так что, послезавтра, максимум через два дня всё получите. Вы не волнуйтесь, этот японский аппарат очень умный, снимает автоматически. Всё получится, я уверен.
      Женщины, захватив улов отправились на кухню, Валерка достал альбом с карандашами и примостился на веранде, а мужчины присели в тени дома и молча смотрели на чаек летающих над озером.
– Вот ведь, как интересно, до большой реки довольно далеко, а ведь как-то нашли водоём, обжились и вполне комфортно себя чувствуют, – нарушил молчание Алексей.
– Природа, – ответил Вадим, – она сама себя регулирует и обустраивает. А вот у людей всё сложнее… Я это вот к чему говорю, Алексей, скажи-ка мне, тебе ещё не надоело  заниматься заменой кранов и ремонтом сливных бачков.
– Как сказать… Работа, конечно, честно говоря, не моего профиля, но бригада меня приняла, всё вроде бы наладилось… Хотя… хотелось бы, конечно чего-то более масштабного.  Но что поделать, ты знаешь, какая в городе ситуация. Сам мне когда-то рассказывал, помнишь?
– Помню, помню… Только вот, эта самая ситуация  стала потихоньку меняться.  Я думаю, что для подполковника запаса, имеющего боевые награды…
       Алексей  прервал его тревожным вопросом:
– Откуда такая информация?
– Странный вопрос… Я давно знаю, что ты никакой не прапорщик, и мне, как не последнему лицу горадминистрации навести о тебе справки не составляло труда.  Знаю, что у тебя высшее военное образование и что службу ты закончил командиром батальона. Батальона! Это почти тысяча бойцов, а не десяток сантехников. Вот твой настоящий масштаб!
– А что, Марина тоже в курсе? – тихо спросил Алексей.
– Этого я не знаю, во всяком случае, если и в курсе, то точно не от меня. Когда я понял, что ты скрываешь от неё свой истинный статус, решил не вмешиваться. Разбирайтесь сами…хотя она, кажется тоже о чём-то догадывается. Вы ей Богу, как дети, а ведь вроде бы нормальные люди и собираетесь строить серьёзные отношения. Мальчишку вон, взялись воспитывать…
        Он немного помолчал, потом с улыбкой взглянул на Алексея и снова заговорил не-громко и в примирительном тоне:
– Ладно, Алексей, извини, что я завёлся… Я совсем не об это хотел с тобой погово-рит. В ближайшее время в стране будет организована мощная  военизированная структура  – Министерство чрезвычайных ситуаций,  МЧС.  Структура эта будет  строиться по территориальному принципу, в неё будут входить в том числе районные и городские управления. Уже сейчас идёт подбор кадров, и в этом отношении везде большие трудности. Требования высокие, а людей которые им соответствуют очень мало. Я полагаю, что лучшего начальника городской службы МЧС, чем ты, найти невозможно.  Военкомат, насколько я знаю будет рекомендовать именно тебя. И не вздумай отказываться, жилконтора – это не твоё! Что скажешь, Воронов?
      Воронов привалившись к стене  молча смотрел в небо, где проплывали редкие облачка, всё услышанное было для него совершенно неожиданной новостью. Наконец, он обернулся к Вадиму и  заговорил – неторопливо с паузами, казалось, стараясь обдумывать каждое слово:
– Конечно, всё это заманчиво… было  бы большой жизненной удачей вернуться на  службу… тем более, столь близкую к  военной. Но…видишь ли, для меня эта сфера практически незнакома, я не специалист. Справлюсь ли? А вдруг не получится? Ответственность, насколько я представляю, громадная, цена промахов – в том числе жизни людей.
– Вот поэтому на таком месте должен быть именно  военный человек – с воинской степенью ответственности, воинским пониманием дисциплины, если хочешь – и с характером  по-военному твёрдым и решительным. А что до квалификации – будет период учёбы, причём для всех, от рядовых до командиров всех рангов. Кстати, при всём прочем, как я понял, в МЧС сохранятся воинские звания.  Решайся.
– И когда же всё это намечается?
  – Скоро. Я думаю, что в конце месяца уже получишь вызов.

    За разговором они не услышали, как подошёл Валера, он молча протянул Алексею листок из альбома. На нём довольно реалистично и красочно был изображён стоящий на берегу лось, вышедший из лесной чащи.
  – По-моему здорово! – одобрительно сказал Алексей, – А ты что, учился где-то рисовать?
–  В школе был кружок рисования, я туда ходил.
– Ну что ж, способности  у тебя несомненно есть, – одобрительно добавил Вадим Кириллович, – на самом деле умение хорошо рисовать пригодится почти в любой профессии, особенно в  технической. Дерзай!
       Между тем, запах свежей ухи уже дразнил ноздри, приближалось время обеда, а после обеда предстоял отъезд… Уезжать никому не хотелось, хотелось, чтобы этот светлый  день отдыха, похожий на праздник продолжался, радуя своим теплом, хвойным воздухом, весенними красками и ароматами.
            
           13.
         
                Как это ни странно, отдых на даче отнял немало сил и энергии, поэтому всё семейство Воронова буквально повалилось отдыхать. Марина прилегла на кровати, Алексей примостился на диване, а Валера приткнулся в кресле. Однако сон к Алексею не шёл, а вместо этого  наплывали размышления, вызванные новостями, рассказанными Вадимом. 
Алексея  не переставал удивлять этот человек.  С одной стороны, он занимал солидный пост в городской администрации, а это, несомненно, требовало немалых специальных знаний, кругозора, и, наверняка, твёрдости  характера. Но в кругу семьи Вадим был мягким и весёлым человеком – Алексей до сих пор с удовольствием вспоминал,  как он играл на баяне и пел, когда они все вместе встречали Новый год. По дороге на дачу Вадим рассказывал анекдоты, весёлые истории, а потом оказалось, что он неплохо разбирается в рыбалке. И  это известие Вадима  об организации службы чрезвычайных  ситуаций – явное свидетельство о том, что он неравнодушен  к судьбе Воронова, офицера запаса, что он, пусть даже не без родственных мотивов, решил поучаствовать в устройстве его дальнейшей жизни.
              На следующий день за завтраком Алексей поделился этими размышлениями с Мариной и рассказал ей о предложении, которое высказал  Вадим Кириллович. 
– Как ты смотришь на такой поворот в моей, а значит и в нашей жизни? Думаешь, у меня получится?
– Я думаю, что такая служба гораздо ближе и твоему характеру, и твоей прошлой профессии. Соглашайся.
– Но при этом я буду гораздо меньше бывать на месте, дома, буду занят на службе, возможно  придётся бывать в отъездах.
– Зато твоя душа будет на месте. Ты думаешь, я не чувствую, что твоё нынешнее положение тебя тяготит?  Очень даже чувствую. А Вадим… Он это также  как-то понимал. Он вообще человек замечательный – с одной стороны добрый, лиричный, но в своих убеждениях и решениях твёрже кремня. Его в администрации ценят, пожалуй, больше всех.  Говорят, что он – один из самых крепких сотрудников, на котором держится всё дело…
       А что касается новой работы – не волнуйся,  пока отдыхай, и набирайся сил, тебе надо окончательно выздороветь..
             
                Вскоре то, о чём говорил   Вадим начало сбываться. После полудня третьего дня  у дома затормозила блестящая «Волга», и  из неё вышел военком полковник Кулаков в сопровождении молодого офицера. Воронов, увидев их в окно кухни, понял, что этот визит – скорее всего к нему и не ошибся, через минуту, когда  раздался  длинный звонок в дверь, он встретил  гостей на пороге квартиры.
– Здравия желаем, Алексей Захарович! – громко поприветствовал его Кулаков и поднял ладонь к козырьку фуражки, – Вот, решил проведать  заслуженного воина, а заод-но и поговорить о деле. Не прогонишь?
– Ну, что вы, товарищ полковник, проходите, гостем будете!
– Ты что, забыл – меня зовут Константин Павлович,  а звания отложим для лучших времён.
– Я вот только не уверен, что у нас в холодильнике есть что-то достойное для встречи дорогого гостя. Супруга на работе, я один на хозяйстве.
–  И ты думаешь, что мы вломились в твой дом с пустыми руками? Пахарев, обеспечь встречу на высоком уровне! – Кулаков обернулся к сопровождавшему его  лейтенанту, и тот сразу же подхватил стоявшую возле ног сумку и прошёл на кухню. – А мы с тобой пока что обсудим сложившуюся боевую ситуацию.
– Согласен, Константин  Павлович, прошу в гостиную.
       Полковник оставил в прихожей фуражку, повесил там же китель и прошёл вслед за Алексеем. Они присели на диван, военком оглядел комнату и, кивнув головой, отметил:
–  Хорошо, настоящий семейный уют…. Мне уже рассказали, что в твоей жизни произошли кардинальные перемены. Рассказали, что у тебя появилась жена, что вы усыновили мальчика…
– Это не совсем точно. Брак мы с Мариной официально ещё не оформили, а Валеру взяли под опеку, по закону он наш воспитанник. Но мы считаем его родным сыном.
– Официальный подход в таком случае важен для бюрократов, а я предпочитаю судить не по документам, а по душе. Решительность, смелость – замечательные стороны армейского характера – это то, что ты показал с первых дней жизни в городе.  Только благодаря тебе  удалось выявить и загнать за решётку банду, которая у нас окопалась и вольготно себя чувствовала.
– Но в этом деле был не я один…
– До тебя никто не осмеливался им даже слова поперёк произнести, а ты не испугался, даже рискнул  собой  и показал, что с ними можно бороться,  что не так уж они всесильны…
– Константин Павловичч, я сильно подозреваю, – с усмешкой прервал его Воронов, – что эта хвалебная  речь – совсем  неспроста, что это лишь предисловие  к  серьёзному  разговору.  Частично о его возможном содержании мне на днях  обмолвился родственник супруги – Вадим Кириллович…
– Кравцов?
– Он самый.  Так что вы можете говорить о том, что вас интересует смело и не смущаясь. По-танковому, ведь вы по военной специальности, кажется танкист, если верить эмблемам на петлицах?
– Точно, танкист… ладно, если так – к делу.  Я думаю, что Кравцов тебе говорил, о предстоящей реорганизации службы чрезвычайных ситуаций, и эта реорганизация будет происходить в масштабе всей страны.  У нас до сих пор в составе Оборонного министерства  были  войска гражданской обороны.  Об их возможностях   я сейчас говорить не  буду, скажу, что они были более чем скромные. Теперь на их основе будет создано министерство с очень длинным и серьёзным названием: Министерство Российской Федерации по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям и ликвидации последствий стихийных бедствий. Проще и короче – МЧС.  Оно будет решать очень большой перечень задач,  и для того, чтобы их перечислить мне понадобится немало времени. Принцип организации – в том числе и территориальный.  У нас будет работать областное управление МЧС, а база будет именно в Верхнекаменске.
  – А почему не в областном центре? – поинтересовался Воронов.
– Причин много, – ответил Кулаков. – Во-первых, там и так большая скученность и почти миллионное население. Видимо, учли и то, что здесь большая проблема с безработицей, а наличие  базы хотя бы частично позволит занять людей. И до областного центра всего-то тридцать с небольшим километров – совсем недалеко. К тому же здесь есть пустующие территории заводов и складов, которые можно использовать. Это очень важно – ведь региональный центр МЧС – это несколько военизированных подразделений и большое хозяйство. Ты вообще представляешь его объём?
– Честно говоря, пока не очень… но интересно.
       В эту минуту в комнату вошёл лейтенант Пахарев.
– Разрешите, товарищ полковник? Всё готово, можно заносить?
– Можно, заноси и ставь сюда. Посуду нашёл?
– Так точно, нашёл.
Лейтенант внёс в гостиную поднос с закусками, фруктами, бутылками и поставил всё это на стол.
– Очень хорошо, в ходе беседы будет возможность подкрепить здоровье. Я думаю, что по рюмочке коньяка нам не повредит. Коньяк настоящий, армянский «Арарат».
– Это откуда же такой? – удивился Алексей, – Командирский резерв?
– Местa надо знать, – отшутился военком, – давай за тебя и за твоё здоровье!
  Он выпил коньяк маленькими глоточками, потом поставил рюмку и снова заговорил , заполняя комнату своим  гулким басистым голосом:
– Так вот,  в составе областной структуры МЧС будут состоять поисково-спасательные службы,  мобильные отряды войск гражданской обороны по предотвращению и ликвидации чрезвычайных ситуаций, специализированные отряды по тушению крупных пожаров, корпус военизированных горно-спасательных, подразделений, части химзащиты, взрывники, сапёры,  подразделения, обеспечивающие безопасность населения при наводнениях, и это ещё не всё! Для оперативной и успешной работы необходимы транспортные средства, в том числе специальные, например, вездеходы и амфибии, и все они должны быть в постоянной готовности. А это значит – технические и ремонтные службы, обеспечение запчастями. Необходимы бригады строителей для быстрого восстановления  и спасения  важных объектов… Да, совсем забыл о медицине! Помощь пострадавшим и сотрудникам , защита от эпидемий, контроль за состоянием воздуха и воды при производственных авариях – у нас в регионе немало предприятий с вредными и опасными производствами… И всё это должно сопровождаться финансированием, банковскими операциями.  Чувствуешь масштаб?
    Кулаков опустился на диван и отёр выступивший на лбу пот.
– Я так понимаю, по масштабу и составу это целая дивизия, не меньше, – ответил Воронов.
– Именно! Если не больше… И мы хотим предложить тебе взять командование этой дивизией на себя!
– Очень заманчиво, тем более, для   военного человека, но я боюсь, что не справлюсь – Специальных знаний у меня явно недостаточно, К тому же, я больше батальона ничем не командовал.
– Тоже немало, командный опыт плюс боевая практика. Генерал Величко дал тебе очень хорошую рекомендацию, я вчера говорил с ним по телефону, он передал тебе привет. Ты, самое главное – не бойся! Всё это только предстоит организовать и собрать в единое целое. К тому же у тебя будут опытные помощники – офицеры и специалисты. А что касается специальных знаний – не волнуйся. В середине июня у нас здесь начнут работать специальные курсы,  отучишься, сдашь экзамен, а через пару лет, если всё будет нормально, отправим тебя на усовершенствование в академию. Соглашайся, должность на вырост – генеральская! Кстати, при переходе на службу в МЧС из армии  кадровым офицерам, как правило, присваивается очередное звание.
– Ну, прямо-таки заманили! – Воронов засмеялся и кивнул головой. – Хорошо, считайте, что я   ваше предложение принял!
– Прекрасно! – воскликнул Кулаков. – Можно было конечно пригласить со стороны, но я думаю лучше, если на этом месте будет свой человек, выросший здесь, знающий наши места, словом – коренной…
…Их беседа продолжалась почти два часа. Алексей старался узнать как можно больше деталей предстоящей службы и его всё сильнее и сильнее  увлекала возможность предстоящего поворота в жизни. Военком отвечал обстоятельно, со знанием дела, и  они не   услышали, как открылась входная дверь в прихожей и как в квартиру вошла Марина.
– Я вижу, у нас гости, – громко произнесла она. – Кого принимаешь, Алексей?
      Кулаков сразу же прервал свою речь, поднялся с дивана и представился:
– Константин Павлович Кулаков, полковник, городской военный комиссар!
           Он кивнул головой, она подала ему руку и с улыбкой ответила:
– Марина, супруга этого   отставного военного
– Прошу извинить за вторжение, но к тому есть серьёзная причина – хочу привлечь вашего супруга к  серьёзной государственной службе. Вы как, не против?
– Я? Да что вы, давно ему пора найти настоящее дело! А то  придумал – в водопроводчики… И что вы ему хотите предложить? Что-то стоящее?
– Я полагаю, что очень… Вы присядете с нами?
– А почему бы и нет? Я тоже хочу знать….
– Я предлагаю ему командную должность в МЧС – Министерстве чрезвычайных ситуации.  Вполне достойная мужская работа.
– Думаю, что это как раз то, что ему не хватает – погон на плечах и ощущения ежедневного подвига.  Что ж, пусть попробует, я не против…   

             
                14.

          Курсы переподготовки МЧС открывались во первой половине  июня. Но перед тем, как окончательно перейти на новую службу, Воронов подал заявление  об уходе из  жил-конторы и решил проститься с бригадой. Он пришёл в  бытовку в конце дня и объявил о своём уходе. На самом деле о его решении уже все знали, и настроение  рабочих по этому поводу было грустным. Алексей подбадривал их, как мог, но чувствовал, что ему это не удаётся.
– Ничего, – говорил он, – теперь, я думаю, у вас будет бригадиром Василий Александрович, настоящий специалист с большим опытом. И всё будет хорошо!
– Пока ты болел, многое изменилось. Чукачов ушёл насовсем, на пенсию, и Вася Клобуков переходит на его место, начальником конторы. А кто теперь будет командовать нами, мы не знаем. Может теперь пришлют полковника? – с  усмешкой спросил Козуница.
– А давайте предложим Петра Петровича, – Воронов указал на Васькова.
– Пепу?  Несолидный он какой-то…– возразил Бобров
– Чепуху несёшь, Мураш, – резко воскликнул Зныкин, – он парень знающий, честный, а теперь даже и солидный, семейный. Так, Антонина? Ты не возражаешь?
– А что же я? – негромко откликнулась Антонина, – я ведь не в бригаде, я рядом… Да и  чего возражать-то? Будет получать бригадирские – всё прибавка для семьи.
– Я вот что хочу сказать, – снова заговорил Козуница, – то, что сантехника – не твоя специальность, это мы и так видели, но оказалось, что для нас  это было не самым главным, мы и сами специалисты не слабые.  Главное это то, что…как это говорят учёные… с вами у нас атмосфера стала другая…
– Во, загнул, – ввернул Аларов, кажись, грамотным стал, а на вид не скажешь!
– Ты не перебивай, дай сказать. Так вот. Ты к нам всегда – с пониманием, с уважением, без ругани, а нам это очень важно, ведь при нашей профессии многие нас и за людей не считают. Кто мы для них? Пьяницы, халтурщики. А через тебя и на нас стали совсем по-другому смотреть, и мы почувствовали, что можем ходить с поднятой головой. Вот! – он секунду помолчал, потом добавил: – Я это хотел сказать. Может, нескладно, вы уж извините…
– Да чего там, правильно, правильно сказал! – громко произнёс Борйко. –  Алексею Захарычу надо высказать нашу сердечную благодарность и пожелать службы до генеральских погон!
– И выпить за его здоровье! – добавил Козуница
– Кому что, а курке просо, – незло проворчал Васьков, – ладно, Тоня, давай, накрывай.
       … Проводы были тёплыми и недолгими, уже через час все разошлись. После застолья к Алексею подошёл Степан.
– Слушай, командир, ведь ты не оставишь меня здесь?  Я надеюсь, что на твоей но-вой службе где-нибудь рядом найдётся место для  старшины Евсюкова?
– Знаешь,  – ответил Воронов, – я об этом уже думал. Пока я сам ничего не знаю, но постараюсь. Обязательно постараюсь!

Дома его встретила Марина. Всмотревшись внимательно в лицо Алексея, она   с лёгкой иронией заметила:
– Судя по всему,  тебя проводили вполне  достойно, в ужине ты не нуждаешься, и, как полагается русскому  офицеру, слегка пьян.
– Есть немного, – ответил он с улыбкой, – но от  крепкого чая всё же не откажусь…. Проводили, это точно. А послезавтра приказано явиться к девяти утра на занятия.
– И в каком же звании тебе придётся служить теперь? В какой должности?
– Официально пока не объявили и не назначили. Я думаю, что это станет ясно только после окончания курсов. А пока я – курсант, проходящий переподготовку.
Марина поставила на плиту чайник и присела за столик вместе с Алексеем.
    Она положила ладонь на его руку и спросила:
– Скажи, Алёша, по вечерам  у тебя будет свободное время?
– А что?
– Видишь ли… У меня к тебе есть большая просьба, может она тебе покажется странной, но для меня это важно. Я сегодня  ездила в центр и увидела, что всюду висят афиши – к нам на гастроли приезжает мой любимый московский театр «Ренессанс». Ну, я тебе как-то говорила, что в молодости играла на любительской сцене, и в Москве была заядлой театралкой, а в этом театре не пропускала ни одной премьеры. Это очень хороший театр, хотя и не такой известный, как Ленком  или МХАТ. И артисты там замечательные, талантливые. Я бы хотела, чтобы ты сходил со мной хотя бы пару раз на их спектакли. Начинать они будут в половине седьмого. Сможешь?
– И всего-то? – удивлённо спросил Алексей. – Ты всё это говорила таким таинственным тоном… я подумал что речь идёт не меньше, чем о какой-то секретной операции.
– Да ну тебя, – сердито возразила она, – я тебя серьёзно спрашиваю.
– Ну так я тебе серьёзно отвечаю: конечно, мы пойдём вместе и обязательно прихватим Валерку.
– Прекрасно! – воскликнула Марина и захлопала в ладоши. – Валерик, иди сюда!
     Валерка выскочил из гостиной и тревожно спросил:
– Что случилось, нужна помощь?
– Во, помощник какой растёт!  Весьма похвально – Алексей притянул его за руку поближе и добавил: – Вот, мамуля  хочет нам предложить что-то интересное.
– Садись с нами, – Марина подвинула к нему стул и усадила рядом, – хочу узнать, ты в театре когда-нибудь был?
            – Нет, не был  ни разу…. Мы  с пацанами больше в кино ходили.  А ещё нас один раз  всем классом возили в цирк, клоуны там были очень смешные и тигры.
– А мы с Алексеем хотим взять тебя в театр, на спектакль.
– А это не скучно?
– Нет, что ты, это очень даже интересно! Это почти также, как в кино, только кино – это на экране, а в театре всё показывают живые артисты. Вот увидишь, тебе понравится.
– Ну, тогда пойдём. А если правда понравится, я в нашем классе расскажу, можно?
– Конечно, можно, и даже обязательно нужно, – согласился Алексей, –  Риночка, а какой первый спектакль?
  – «Без вины виноватые».
– Название интригующее, почти детективное…
– Ну, ты скажешь тоже, Алёша! Ты что, ничего об этой пьесе не знаешь? Это же Алексей Островский, русский драматург-классик!
– Да… что-то припоминаю, в школе, кажется проходили…
        – Ладно…– Марина глубоко вздохнула, – вот заодно или вспомнишь, что вы там проходили, или пополнишь своё образование. И тебе, Валерик, это тоже  будет полезно.

                15.

    …Это была первая пьеса, в которой она играла ещё в Малом театре  а  роль Елены Кручининой стала её самой первой главной ролью в театре «Ренессанс», и теперь ей предстояло посмотреть игру своей преемницы. Кто она? Как она справится с этой  работой, лучше или хуже?  С той поры, как Марина  покинула сцену прошло уже немало времени, и возможно, вообще всё изменилось – пришли другие актёры, другой худрук… А может быть – наоборот, остались все те же, и ей предстоит встретиться со старыми знакомыми.
Она невольно вспоминала свои репетиции, строгие требовательные реплики режиссёра Ковровского,  никак не утихавшее волнение перед первым выходом на сцену.
А ещё – грохочущий аплодисментами зрительный зал, когда в конце последнего акта опускался занавес… И цветы, цветы… много-много цветов,  их запах вместе с пьянящим ощущением актёрского счастья.
       Весь день перед спектаклем у Марины было ощущение ожидания важного события. И что бы она ни делала, всё это было фрагментами этого ожидания. Готовится завтрак – это ожидание, гладятся рубашки и костюмы для Алексея и Виталика – тоже ожидание, сборы в театр – конечно же ожидание радости и встречи – встречи со своей молодостью, с лучшими днями прошлой жизни.
         Перед выездом  в театр  она дала подробные наставления  Валерке – как себя вести в зале, когда хлопать в ладошки, как спросить о том, что непонятно. Алексей появился без опоздания, за полтора часа до начала спектакля. Марина попросила его надеть отглаженный костюм,  сама повязала ему галстук, потом проследила за тем, чтобы и Валера выглядел подобающим образом.
         Внимательно оглядев  их, она осталась довольна, и  все вместе они двинулись к машине.
– Нам надо где-нибудь по пути купить букетик цветов.
– А зачем? – удивился  Валера.
– Затем, чтобы  после спектакля ты мог подойти к  главной артистке и подарить их ей, так принято благодарить за представление.
  – А если она будет играть…так, не очень? – со смешком спросил Алексей.
– Фу, какой, –  пристыдила его Марина, – на гастролях «так» не бывает, все артисты очень хотят понравиться зрителям и будут играть от души!
Они  купили в цветочном ларьке возле театра букет  гвоздик и неторопливо прошли в фойе. Фойе выходило большими  окнами на  проспект, здесь было светло и просторно. На противоположной от окон стене были развешены  фотографии актёров и актрис, как это принято, наверно, во всех театрах  мира. Проходя мимо них, Марина иногда останавливалась – знакомые лица, казалось, явились  откуда-то из прошлого, незнакомые, молодые оказались здесь, видимо, недавно. В боковой галерее работал буфет, и некоторые зрители уже сидели за столиками.
      Марина взяла Алексея под руку, они вошли в зрительный зал и сели на свои места. Зал  быстро заполнялся – гастроли вызвали в городе немалый интерес, и за несколько минут до начала  спектакля все места были заняты.
– Полный аншлаг, – она улыбнулась и добавила, – когда зал полон, актёры играют с большим воодушевлением!
– Аншлаг это что? – спросил Валерка
– Это – когда в зале нет свободных мест, – объяснила Марина и взглянула на часы, – только непонятно, почему не начинают… Уже минут десять, как должно начаться.
      В зале начинался ропот, публика волновалась, текли минуты, но занавес не поднимался.  Марине показалось, что до неё донёсся запах лекарства, и она встревожено обернулась к Алексею.
– У них, кажется, что-то случилось… Сидите и никуда  не уходите, я пойду узнаю.
– А тебя пустят? 
– Не волнуйся, я по прошлым временам  наш городской театр хорошо помню. У нас здесь проходили фестивали театральной самодеятельности. Пожалуйста, дождитесь, ладно?
– Да куда ж нам деваться, дождёмся! – шутливо ответил Алексей, – Да, Валера?
      Валера согласно кивнул и Марина, оставив их дожидаться, быстро продвинулась вдоль  ряда кресел и вышла в боковую дверь зала.

Она буквально вбежала на сцену  и сразу же увидела знакомое лицо  Толика Гриневича, который в её бытность в «Ренессансе» был там вторым режиссёром. Тогда совсем молодой юноша, только недавно закончивший курс театрального училища, теперь заметно повзрослел и возмужал.   Лицо Гриневича было одновременно расстроенным и растерянным, вокруг него стояли несколько  актёров, некоторые были ей знакомы.
– Привет, Толик! Что тут у вас случилось, публика  в нетерпении. В кои-то веки столичный театр приехал…
        Толик обернулся на голос и, увидев перед собой Марину, буквально онемел.
–  Марина Дмитриевна?! Откуда вы здесь?
– Я здесь живу, это мой родной город.
– И работаете здесь в театре? А я и не знал…
– Нет, сцену я оставила. Насовсем… но об этом не сейчас, что у вас тут произошло?
– Беда у нас.   Сегодня в главной роли  должна быть Надежда Янникова, но буквально перед спектаклем у неё случился сердечный приступ, переволновалась  наверно. Только что её  увезла скорая, и теперь  спектакль придётся отменить. Ужасный срыв!
– Толик, не надо ничего отменять!
– А что же делать?
– Прежде всего, успокойся. Надо послать кого-нибудь в радиорубку и дать объявление – извиниться  и сообщить что начало  откладывается на полчаса… по техническим причинам.
– А потом?
– Если ты не против, я воспользуюсь  платьями  для роли Отрадиной-Кручининой  – размеры у нас с Надей почти одинаковые – и  сыграю в этом спектакле… Вечером ты повонишь в Москву и вызовешь вторую исполнительницу для замены, а может быть Наде станет лучше.
         На сцене воцарилась тишина, все вокруг замерли, потом окружили Гриневича  и хором стали его просить разрешить  Марине заменить заболевшую Янникову.
– А вы сможете  с ней сыграть?  Мы же ни разу вместе не репетировали!
– Сможем, мы будем стараться!
     Режиссёр решительно взмахнул  рукой и  громко прошептал:
    – Тогда не теряйте времени, готовьтесь и начинаем!  Марина Дмитриевна, вас наверно мне ангел послал… или вы сами – ангел.

            После объявления встревоженный зал постепенно успокоился.  Марина по-прежнему была где-то на сцене, и Алексей думал, что она вот-вот вернётся, но к нему неожиданно подошёл  незнакомый юноша и передал записку. Он развернул её и прочитал:
«Алёшенька, не волнуйтесь и ничему не удивляйтесь, смотрите спектакль. Надо помочь хорошим людям. Когда вернусь, всё объясню и расскажу. Твоя Риночка».

В этот момент свет в зале стал постепенно гаснуть и поднялся занавес.  Началось первое действие, и… Алексей сразу же понял, что роль Отрадиной  играет Марина. Валера сильно сжал его руку и прошептал: «Там мама!», да так громко, что на него стали оглядываться с соседних мест. Алексей наклонился к его уху и тихо проговорил: «Я вижу. Она же написала нам, чтобы мы не удивлялись, давай тихонько смотреть дальше».
Всё первое действие он был в сильном напряжении, переживая за Марину. Он по-настоящему боялся, что она где-нибудь оступится, что забудет слова, что её партнёры допустят  какой-нибудь сбой или ошибку. Однако чувствовалось, что она ведёт свою роль  уверенно, и это напряжение и даже страх за неё начали спадать. Валера  сидел неподвижно и смотрел на сцену широко раскрыв глаза, без единого звука, а когда действие закончилось, вскочил и захлопал в ладоши изо всех сил.
Алексей, улыбаясь, взял его за руку и вывел в фойе.
  – Ну что, пойдём пить лимонад! Не пропало желание?
– Пойдём… А что, мама – настоящая артистка? Она же работает в больнице!
– Знаешь, сынок, я пока ещё сам до конца не разобрался. Вот вернёмся после театра домой, я думаю, она всё нам расскажет.
– Скажи, она выйдет к нам, пока перерыв?
– Вряд ли, ей сейчас очень трудно. Она ведь долгое время не выступала и не была на репетициях, надо всё вспоминать. Мы подождём.  Знаешь, пойдём-ка наконец  в буфет!
К лимонаду он взял пирожные, и, едва они успели их съесть, раздался звонок.
– Пора в зал!
 Они возвратились на места, снова погас свет и    мир на сцене снова зажил своей, придуманной жизнью, так непохожей на действительность.

Марине казалось, что она играет так, как не играла никогда прежде. В бытность свою в «Ренессансе» она входила на сцену в этой роли не менее десяти раз в течение двух лет, она помнила каждое слово, все реплики партнёров, и не только реплики – она досконально знала все их роли.   Волнение и некоторый страх первых минут действия быстро прошёл, и она почувствовала настоящий подъём и вдохновение которые передались вскоре всей труппе. В антракте она поняла, насколько соскучилась по своей настоящей профессии, по этому запаху и кулис, по редчайшей возможности жить не только своей жизнью, но и жизнью своих героинь, отдавая им и частицу своей души, своего характера.
      Сможет ли она теперь обходиться без всего этого?  Но она ведь теперь не одна, есть Алексей, есть Валера, уже испытавший горечь предательства своей матери, и не на сцене, а в жизни…
       Звонок ко второму акту оторвал её от этих мыслей. Спектакль продолжался, и надо было возвращаться на сцену.  Действие пошло своим чередом, его атмосфера передалась в зрительный зал, и там стояла удивительная для театрального представления тишина. В антракте практически все зрители остались на местах, ожидая продолжения. А когда всё закончилось, когда Григорий Незнамов обрёл наконец мать и опустился занавес, зал буквально взорвался аплодисментами.  Алексей взглянул мельком на Валерку – в его глазах застыли слёзы…
 Все актёры  вышли на поклон, с ними вышел и режиссёр Гриневич. Он поднял ру-ку и зал сразу же затих.
– Друзья мои, я должен сообщить вам нечто важное и значимое.  Задержка нашего спектакля произошла по причине неожиданной болезни исполнительницы главной роли  Надежды Янниковой.  Но  столь же неожиданно нам на выручку пришла ваша землячка, Заслуженная артистка  России  Марина Ковровская, которую многие из вас  помнят по кинофильму «Поздние жаворонки».
       Он взял Марину за руку и вывел её вперёд, к рампе, аплодисменты стали ещё громче, а потом и переросли в овацию, отовсюду послышались выкрики  «Браво!» 
        «Значит, я таки не ошибся, когда узнал её тогда, в поезде, – подумал Алексей,  – значит, она и есть мечта моей молодости!» Он толкнул Валерку в бок:
– Держи цветы и бегом на сцену!
- Уже  можно?
– Нужно, сейчас туда двинется ползала.
Валерка выхватил из его рук гвоздики, проскочил  в центральный проход, помчал-ся вверх по невысоким ступенькам, обнял Марину и почти выкрикнул:
– Ты  лучше всех!!
     Она несколько мгновений не отпускала его, потом шепнула:
– Иди к Алексею и подождите меня в зале.
       Между тем, актёрам несли и несли букеты, они уходили со сцены, потом возвращались под несмолкающие рукоплескания, и казалось, что этому не будет конца. Но постепенно эти звуки триумфа стали затихать, зрители покидали зал, и наступил момент, когда он наконец опустел. Алексей и Валера оставались на своих местах, и вскоре к ним вышла Марина – ещё всё в том же сценическом платье она была похожа не на прежнюю себя, а на Незнамову.
           Приблизившись  к Алексею, она  обняла его и спросила:
  – Алёша, ты на меня не очень сердишься?
– С чего ты взяла, что сержусь? Это всё, конечно, было очень неожиданно, но ты играла фантастически здорово, только… слишком  хорошо для самодеятельной артистки – он хитро улыбнулся и, подмигнув ей, спросил: – Что, поедем домой? У меня к тебе масса вопросов.
–  У меня к тебе не меньше. – Она улыбнулась, потом строго добавила: – Вот что, дорогие мои мужчины, в театре есть такая традиция – отмечать удачные постановки за столом. Поэтому мне надо задержаться хотя бы на полчаса, иначе меня не поймут и крепко обидятся. Вы тоже не обижайтесь и не сердитесь. Даю вам слово, что к десяти часам я буду дома.
– Я могу за тобой заехать, – предложил  Алексей
– Не надо, меня подвезут. А вы  приготовьте чай и купите где-нибудь по пути тор-тик. Хорошо?
– Слушаюсь, Марина Дмитриевна! – ответил он, – Поехали, Валера, надо выполнять  приказ начальства!

… Торт нашёлся сразу же в кондитерском магазинчике на той же площади, где был театр. Алексей прикупил  по пути и большой букет пионов, которые продавала на улице пожилая женщина.
– Как, красиво? – спросил он Валерку
– Красиво и пахнет здорово! – ответил тот.
– Тогда по коням!
      Через четверть часа они уже были дома. Алексей посадил мальчика на стул прямо перед собой и  заговорщицки  заговорил  громким шёпотом:
– Слушай, Валера!  Сегодня мы с тобой увидели маму в совсем новом облике. Оказалось, что она – великая артистка. Мы об этом не знали. Она  замечательно играла  в театре, и мы должны встретить её красиво и торжественно. Найди пожалуйста утюг и включи, а я достану свой парадный костюм, его надо погладить.
– Парадный это какой? Военный? С наградами?
– А откуда ты знаешь про награды? – удивился Алексей.
– Ты же сам сказал – «парадный», значит с наградами.
– На самом деле это далеко не всегда. Но в данном случае будут и награды.
      Парадная форма очень долго пролежала в  походном бауле, и её действительно надо было привести в  подобающий вид. Пока Алексей гладил брюки, мальчишка, как зачарованный смотрел на ордена и медали, поблескивавшие красной эмалью.
– Ух ты! Можно я их потрогаю? – спросил он.
– Можно. Но лучше возьми в тумбочке салфетку и протри их, чтобы они блестели.
– А как они называются?
– Это ордена «Красной Звезды», это – орден «Красного знамени». А вот медаль «За отвагу». Это моя самая первая награда, я тогда был совсем молодым лейтенантом.
 А все остальные – юбилейные медали. Это не за боевые действия а  по случаю памятных дат…
      Они опустили пионы в вазу с водой и  поставили  её на  столе, сюда же принесли торт, чайные чашки и  маленький глиняный чайник с заваркой. Потом Алексей надел отглаженный мундир, молча присел на диван и задумался о произошедшем в театре. Время приближалось к десяти вечера, и он наконец услышал, как открылась входная дверь.
– Вставай, сынок, будем встречать маму.
        Он встал, одёрнул мундир и замер в ожидании Марины.
    –  Где  вы, мужчины?! – она окликнула их из прихожей и вошла в гостиную.
      Увиденное так поразило её, что она глубоко вздохнула от удивления и выронила из рук большой букет тюльпанов, которые принесла с собой.
          –  Алёшка!!… У меня просто нет слов!  Офицерские погоны, ордена… Я конечно, догадывалась, что ты никакой не прапорщик, но ты меня совершенно поразил! Мало, что героическая личность, так ещё  просто  красивый!
      –  Ты, Мариночка, как оказалось, тоже не совсем медсестра и тоже меня поразила. И пока мы не сели за стол, я хочу сказать тебе нечто серьёзное.
      По её лицу пробежала тень,  весёлый взгляд стал тревожным.
  – Говори…
    – С давних лет молодости ты была той, о которой я долго мечтал. А сейчас я люблю тебя не так, как тогда, намного сильнее. Я, наверно уже не смогу жить без тебя, поэтому очень прошу – выйди за меня замуж, только по-настоящему. Я хочу, чтобы мы  с тобой обязательно расписались в ЗАГСе, чтобы было свадебное торжество, чтобы была настоящая прочная семья…  А то…ты сегодня была такой красивой, такой замечательной, что я испугался, что тебя кто-нибудь украдёт… уведёт…  Словом, я кажется не в меру разговорился, но такое вот у меня предложение. И просьба. – Он немного помолчал и добавил: – У нас. Ты не против?
Лицо Марины покраснело, она сначала всхлипнула, потом засмеялась и наконец громко воскликнула:
–  Сумасшедший! Ну конечно я не против, конечно я согласна!  И зачем было произносить такую длинную патетическую речь? Ты меня  напугал, мне показалось, что ты задумал невесть что.
  –  А ты не уйдёшь от нас, как та женщина в пьесе?  Я хочу, чтобы ты была моей мамой.
          – Не выдумывай, Валерик, куда я могу от вас уйти? И не доводи меня до слёз.
– Моя первая мама ушла…
– Не надо об этом вспоминать и судить, Бог рассудит. Теперь  твоей мамой буду я, и на этом закончим.
      Она подошла к Алексею  и несколько раз поцеловала – в губы, в  щёки, в нос, потом прижалась щекой к Валерке и тихо произнесла: – Теперь не бойся, я всегда буду с тобой.
            – В ЗАГс едем завтра! -  воскликнул Алексей командным голосом.
– Завтра, – как эхо откликнулась Марина, – и Валерку возьмём с собой.
      
После чая Марина  с удовольствием рассказывала о том, что происходило вовремя спектакля за кулисами, об  ошибках, которые допускали её партнёры по сцене, о том, каких славословий она наслушалась во время  актёрской  вечеринки, но внезапно замолчала.
– Алёша, посмотри.
       Алексей  повернул голову и увидел, что Валерка «клюёт носом».
– Валера, а  Валера! Топай спать,  а то сейчас свалишься!
  Тот что-то пробормотал и вяло двинулся  к своему  раскладному креслу.
  – Пора бы ему купить настоящую кровать, – подумал вслух Алексей, – постараюсь на неделе это сделать.
Он пристально посмотрел на Марину и, немного прищурившись спросил:
– А скажи мне всё-таки, почему же ты мне ни тогда, в поезде, ни потом не сказала правду – то, что ты артистка, что снималась в кино?
– Но ведь и ты всё время лукавил на счёт своего  звания, хотя я сразу же засомневалась, в том, что ты прапорщик а не офицер, – укоризненно ответила она.
– Я очень хотел тебе понравиться, но не как офицер с орденами и в  высоком звании, а просто как человек, как мужчина… А потом уж было как-то неловко  признаваться в обмане…
– Вот и я хотела тебе понравиться как женщина, а совсем не как кинознаменитость. Я тогда вообще хотела навсегда забыть и кино, и театр, и актёрство. Понимаешь, если артист долго не снимается в кино, о нём довольно быстро забывают,  приходят другие, они становятся известными, их приглашают во все  фильмы подряд, хотя потом и их забывают точно так же. И в театре вся жизнь – это постоянная конкуренция, из-за этого часто возникают натянутые отношения, а то и скандалы, а не участвовать во всём этом не возможно.  Мне в начале немного повезло мой муж на самом деле был худруком в театре, в этом самом «Ренессансе», который сегодня давал спектакль. И я играла  эту роль не раз и не два, а гораздо больше, поэтому помню её так хорошо. А потом он меня бросил – я тебе уже говорила, – а после этого все новые роли  отдавались другим, а точнее – другой… Мне не хотелось всё это вспоминать, а тем более – повторять в другом месте.  Вот и ушла в медицину, по своей первой специальности. Я ведь когда-то училась в медучилище.
– Да… грустная история. Но, ничего, теперь мы вместе и надеюсь, потрясений в нашей жизни больше не будет. Но, скажи честно, тебя не тянет снова на сцену?  Особенно после сегодняшнего события?
       Марина усмехнулась, немного помолчала, потом ответила:
– Заешь, к нам после спектакля пришёл режиссёр  здешнего театра и буквально умолял меня войти в труппу, говорил, что это значительно повысит их авторитет и популярность.
– А что же ты?
– А я сказала, что у меня семья и за ней надо ухаживать, поэтому жить строго по театральному расписанию уже невозможно. Могу, правда,  помогать советами, приходить иногда на их репетиции, что-то подсказывать.
– Слушай, Марина,  но ведь у тебя совершенно блестящий талант, нельзя  же его так вот закапывать! – возразил Алексей.
– Нет, Алёша, я хочу жить в нормальной семье. Ты теперь подолгу будешь на службе, а Валера ещё совсем мальчик, ему нужно внимание в нём  надо воспитывать личность. Если ещё и я буду пропадать в театре, ничего хорошего из этого не получится. Есть, правда, ещё один вариант.
– Что-то стоящее?
– Возможно… У нас в городе снова открывается Дом творчества молодёжи, а в нём предполагается театральная студия, и там нужен руководитель с профессиональной подготовкой. Я могла бы попробовать.
– Так  и попробуй, я буду только рад. В добрый час!!


                16.


              День обещал быть жарким. Всё семейство после завтрака засобиралось ехать в центр города к открытию ЗАГСА.  Марина надела лёгкое нарядное платье и предложила Алексею быть в парадном мундире. Он отказался и сказал, что наденет его, когда они поедут расписываться, а пока достаточно быть в обычных брюках  и в рубашке.
    – Кстати, у меня есть одна идея, – добавил он
– Какого рода, – настороженно спросила Марина.
– Я предлагаю захватить с собой одёжку попроще,  грабельки, совок, веник, тряпки и пару пакетов для мусора, а после ЗАГСА проведать на кладбище наших родителей. Как ты на это смотришь? Я после возвращения ещё так и не проведал отца и мать.
– Я тоже там давненько не была. А ничего, что в такой день… после поданного заявления?
– Именно в такой день, заодно попросим благословения.
– Мы ведь его всё равно не услышим…
– Я  думаю, они подадут нам какой-то знак.
         
         В ЗАГСе  к их приезду уже образовалась маленькая очередь, и пришлось подождать  чуть более часа. Секретарь – пожилая седовласая дама – подала  им бланки заявлений и внимательно посмотрела на Валеру, вошедшего вместе с ними.
– Мальчик  ваш?
– Наш, – кивнула в ответ Марина, – пусть подождёт здесь. Можно?
– Почему же нет, пусть подождёт…если ваш.
      Она недоверчиво взглянула  на него и  стала делать какие-то записи в журнале. Когда Марина и Алексей протянули ей заполненное заявление, она  пробежала по нему глазами, положила его в папку  и  сказала:
– Я не буду спрашивать, достаточно ли осмысленно ваше решение. Вижу, что вы люди  вполне зрелые, к тому же с ребёнком. Полагается месячный срок для того, чтобы окончательно обдумать своё решение, но я уверена, что для вас это не имеет значения. Только  скажите, пожалуйста, какой день церемонии вас устроит – обязательно выходной, или любой день недели?
– Вообще-то любой, но я человек служивый, поэтому лучше выходные иди пятни-ца.
– Вы служите в милиции? – снова спросила она.
– Нет, в МЧС, – ответил Воронов.
– К сожалению, на ближайшие две недели все выходные и пятницы расписаны поминутно. Я могу предложить вам первую субботу июля.
– Как, Марина, подождём? Что скажешь?
– Я думаю, подождём. Будет время подготовиться, и ты как раз закончишь курсы.
– Тогда я записываю вас на этот день, ваше время – одиннадцать часов. Пожалуйста, не опаздывайте.
– А что, бывает, что опаздывают? – удивлённо спросил Воронов.
– Да чего только не бывает?... Поработать здесь даже пару – тройку лет, и можно роман писать. То приходят дети школьного возраста,  а то  опаздывают или появляются в таком состоянии, что впору не в ЗАГс, а в вытрезвитель. А в прошлом месяце пришла одна парочка, так мы тут не знали что делать – смеяться, или плакать!  Невеста – та, что подавала заявление, а жених совсем не тот. Говорит, что тот, первый, жениться раздумал, и она нашла другого. Дескать, какая разница – всё равно подошла её очередь.
            Марина улыбнулась и поспешила её успокоить:
– Не волнуйтесь, с нами ничего такого не случится…

             Кладбище находилось в двух километрах от города.  Воронов подъехал к воротам, когда было уже за полдень. Большой жары здесь не было, лёгкий  северный ветерок  нёс освежающую прохладу.
– Подождите, я зайду к администратору, узнаю, нельзя ли подъехать поближе.
– Хорошо, – согласилась Марина, – вижу, там продают цветы, я возьму…
Алексей вышел и направился к деревянному домику, который стоял почти у самого входа.  Он пробыл там совсем недолго.
– Можно проехать по аллее на центральную площадку, но оттуда только пешком.
– А ты помнишь, куда надо идти?
– В тот год, когда умер отец, ветеранов Войны хоронили  на специально выделенной территории,  её сразу же поименовали Поляной Героев. Как теперь, не знаю, но где эта поляна – помню.
         
На центральной площадке  уже стояло несколько машин. Алексей  припарковался  в тени  высокой берёзы, достал из багажника инвентарь для уборки. До Поляны Героев было совсем недалеко.  Когда  Алексей подошёл к ней поближе, он остановился – ему   показалось, что здесь на землю упал кусочек синего неба – всюду густо цвели незабудки. Марина и Валера остановились вместе с ним и также не решились пойти по этому лазурному великолепию.
–  И земля хранит память, чтобы никто их не забывал – вслух подумал Алексей, –  но надо идти.
Он шагнул на голубой ковёр цветов, Марина и Валера пошли вслед за ним
      Могилу отца Алексей нашёл быстро. Здесь был относительный порядок, видимо, к Дню Победы  проводили уборку, правда, вокруг уже успела подрасти трава. Небольшой обелиск из черного камня  немного потускнел от дождя и пыли, но выглядел по-прежнему торжественно и строго – на гладкой поверхности было выбито: «Воронов Захар Иванович», даты рождения и смерти, а также изображения двух орденов «Славы».
Марина заботливо поставила  у могилы  захваченное из дома  раскладное матерчатое сидение, Захар присел у могильного холмика  и опустил  на него руку. Ему сразу вспомнились давние скорбные дни, когда в училище неожиданно пришла телеграмма: «Приезжайте, умирает отец».
 
Путь домой был неблизким. Алексею разрешили лететь от Рязани до Москвы на  «Ан-2» прямо с учебного аэродрома училища, а от Москвы до своего областного центра он летел на почтовом самолёте, место в котором ему предоставил комендант московского аэропорта. Это позволило сократить время в пути, и он прибыл домой, когда отец был ещё жив.  Когда   Захар Иванович увидел Алексея рядом  с собой, его глаза засветились радостью.
– Приехал, сынок… спасибо, – он сжал слабеющей рукой  ладонь сына и прошептал: – Ты молодец, Алёшка… живи и служи с честью.
         Он замолчал и почти сразу потерял сознание, а в тот же вечер его не стало.
      Его хоронили под моросящим дождём. Алексей помнил  тех немногих, кто провожал его в последний  путь, грохот залпа из карабинов почётного караула, ордена и медали на бархатной подушечке. Помнил то, что впервые в жизни он плакал и никак не мог успокоиться. После похорон  к нему домой приехал майор из военкомата, отметил приезд и отъ-езд на документах и твёрдо пообещал организовать всё, что положено при похоронах ветерана-героя.
– Не волнуйся, Алексей, мы всё сделаем. В течение года поставим памятник, передадим администрации кладбища отношение по уходу за могилой. Не беспокойся, заканчивай учёбу и начинай службу. Я думаю, ты будешь достоин его памяти.
           Судя по всему, военкомат своё обещание выполнил.
    … Он поднял голову и передал ключ от машины Валерке.
– В багажнике  есть ведёрко, надо набрать воды и принести сюда. Сможешь?
– Смогу, батя, запросто. А где вода?
– Кажется, на центральной площадке есть цистерна с краном.
– Я схожу с ним, – решила Марина.
    Они ушли к машине, Воронов глядел на обелиск, а в его памяти  оставались  глаза отца в последние минуты жизни…
        Он очнулся от Валеркиного голоса:
– Вот вода! Только в той бочке она была не очень чистая и с запахом. Недалеко  от  площадки есть ручей  с запрудой, мы взяли там.
– Ну и хорошо, спасибо. А теперь надо вымыть памятник и  хорошенько его вытереть.
Марина достала из сумки ветошь, они дружно принялись за дело, не прошло и получаса, как  памятник  сиял  зеркальной чистотой. Марина положила на холмик четыре красных гвоздики, Алексей налил из бутылки водку в пластиковый стаканчик  и накрыл его сверху кусочком чёрного хлеба. Валерка, ничего не спрашивая, вопросительно посмотрел в его лицо.
– Это старая военная традиция в память об умерших бойцах, – ответил тот на его немой вопрос.
Они молча постояли несколько мгновений рядом с могилой. Алексей вздохнул, вылил воду из ведёрка и собрал туда ветошь, прихватил грабельки и веник.
– Теперь, Марина идём к твоим.
      Они снова вышли на центральную площадку и двинулись по аллее в  противоположную от Поляны Героев сторону.  Марина шла впереди, метров через десять она остановилась, потом свернула на тропу, которая привела к двум берёзам.
– Это здесь,– сказала она.
     Под берёзами была установлена стальная оградка, внутри которой находилось надгробие из  тёмно-серого гранита, и рядом с ним – столик и деревянная скамеечка. 
  – Вот,  Дмитрий Петрович  и  Вера Лукинична Галушко  - мои папа и мама, –     Марина молча оглядела  могильный камень, и у неё в глазах застыли слёзы. – Сколько я их помню, они всегда были вместе, вместе работали, вместе отдыхали, вместе ходили в кино… Очень дружно жили и никогда не ссорились. И умерли  как-то  в одно  время. Мама пережила папу всего на полтора месяца… Я тогда  уже  работала в театре, помню, что мне пришлось пропустить почти весь сезон…  Сначала похоронили папу, я некоторое время побыла с ней, а как только уехала в Москву, отошла и она. Помню, это был февраль, очень холодный, вьюжный, я тогда сильно простыла и долго не могла выздороветь…
       Алексей слушал её не прерывая, а когда она замолчала, усадил на скамеечку. Рядом с ней сел и Валерка
      – Я, однако вижу, что сюда давно никто не приходил, – заметил Алексей, – Надо прибрать опавшие листья и вытереть памятник. Давай, сынок, этим займёмся мы, а мама пусть отдохнёт.
Когда они закончили уборку,  Марина положила  на гранитную плиту такой же букетик гвоздик, как  к надгробию отца Воронова и попросила Алексея встать  рядом.
  – Милые мои папа и мама, мы просим у вас благословения на нашу свадьбу, – тихо проговорила она, – я понимаю, что вы не сможете ответить сразу, но будем ждать  от вас  какой-нибудь  светлый знак.
    Они решили зайти и на место захоронения отца Валерки.   Грунт на могиле ещё до конца не осел, пирамидка покосилась. Алексей её выровнял, Марина дала Валерке цветы и он положил их на холмик.

    
              Они  выехали с кладбища и направились в город. Небольшой отрезок грунтовой дороги пролегал через поле. Белые, синие, желтые островки цветов густо покрывали всё окружающее пространство, словно, это была не игра природы, а какой-то неведомый художник вдохновенно поработал кистями и красками.
– Красота какая! Так и хочется поваляться в этих цветах, как когда-то в детстве,  – воскликнула Марина.
– Так в чём же дело? – Алексей съехал с дороги,  остановил машину и вышел на воздух. Вслед за ним последовали Марина и Валера. Валера побежал рассматривать летающих над полем бабочек, а они  с Мариной  легли рядом. Земля была прогрета горячим солнцем и сама излучала мягкое летнее тепло.  Они глядели в яркое небо, им  казалось, что синева становится всё ближе и ближе, и  вот-вот упадёт на них вместе с рассыпанными по ней облачками.
         Внезапно где-то там, высоко, зазвучала музыка, радостная и звонкая, как будто кто-то играл на скрипке.
– Что это? – удивился Алексей.
– А ты не знаешь? Это жаворонок, это его свадебная песня, это тот самый знак от моих родителей, о котором я просила, их благословение!
         Марина залилась счастливым смехом, встала и подняла взгляд вверх, пытаясь увидеть поющую птицу.
– Мы с тобой сейчас тоже, как два жаворонка, правда мы – жаворонки поздние, как в том старом кинофильме…
         Марина  повернулась  к нему и, пристально глядя в глаза, спросила:
– Ты думаешь, что уже старый? А хочешь, я открою тебе маленькую тайну?   Очень может быть, тебе придётся стать молодым папой…
            Алексей молчал, пауза показалась Марине слишком длинной.
–  Что ты молчишь, ты не рад?
       Он быстро приподнялся и она увидела его счастливый взгляд.
–  Что ты, Мариночка! Я молчал, потому что просто обалдел и почти задохнулся от радости! Это точно?!,
– Я пока что не совсем уверена…но похоже. Это будет для нас самым главным обретением в жизни.
– Обретением счастья, – откликнулся Алексей. – А ведь когда  я ехал сюда из армии, то о чём-то таком втайне мечтал. Как это здорово, когда такие мечты сбываются!
               

                Эпилог.

        Свадьба Марины и Алексея была не  шумной  и немногочисленной.  Гостями были Вадим с Зинаидой, военком Кулаков,  Пётр Петрович Васьков с Антониной и. конечно же, Степан Евсюков и Галина.   Галина была на свадьбе свидетельницей со стороны невесты, поскольку  Марина успела с ней подружиться, а свидетелем со стороны жениха был Пётр Петрович Васьков, так как Воронов ему это когда-то обещал.   Зинаида и Антонина позаботились о праздничном угощении, но свадебное торжество решили устроить дома из-за немногочисленности приглашённых.  Вадим Кириллович захватил с собой  баян, и они с удовольствием исполняли старые песни, причём талант Антонины в этом жанре был для всех настоящим открытием.
          В середине июля Воронов получил звание полковника и приступил к исполнению своих обязанностей в МЧС. Работа оказалась весьма хлопотной и ответственной, он действительно стал значительно меньше времени проводить дома, но Марина относилась к этому с пониманием и единственное, о чём она постоянно просила мужа – не рисковать собой.
Степана Евсюкова  военкомат также перевёл в МЧС  по просьбе Воронова и по личному заявлению. После  курсов переподготовки, ему присвоили звание  лейтенанта, и он принял под командование одно из оперативных подразделений.

           Марина приступила к работе с молодёжной театральной студией, но до спектаклей дело ещё не дошло, пока идёт начальная сценическая подготовка.       
Но самое главное – в марте следующего года у Алексея и Марины родилась дочурка. По общему согласию ей дали имя первой жены Воронова - Наталья
      
          Июньская  песня жаворонка, действительно, оказалась добрым  предзнаменованием.