Ангел в аду, демон в раю

                I.

     Ближе к восьми утро полностью заполнило своим мягким янтарным светом спальню президентского номера самого дорогого отеля Нью-Йорка. Впрочем, солнечные лучи – одна из немногих привилегий нашего мира, которой на равных правах пользуются все обитатели того или иного населённого пункта. Светилу всё равно, куда заглядывать  – будь то скромная квартира простого клерка или окна пятизвёздочной гостиницы, стоимость ночи в которой равна нескольким годовым бюджетам небольшой африканской республики.
     Дамиан Фэйт уже давно бодрствовал, но продолжал изображать крепкий сон. Нужно заметить – достаточно убедительно. Сказывался солидный опыт подобных ситуаций.
      Когда девушка встала с кровати и направилась в ванную, мужчина выждал, пока зашумит душ, и тут же поспешил покинуть плен мягких шёлковых простыней.
     Хороший солдат успевает одеться, пока горит спичка. Дамиан за это время сумел бы покинуть дюжину гостиничных номеров.
    У лифта дежурили  Билл и Коул, нагоняя жуть на окружающих исполинским ростом и квадратурой огромных челюстей.  Однажды Коул на спор сломал головой кирпич и очень потом гордился своим достижением. Хотя, возможно, если бы с раннего детства будущий звёздный телохранитель использовал голову не только в качестве кувалды, его жизнь сложилась бы иначе. Не обязательно удачнее. Просто по-другому.
- Доброе утро, парни. За мной шагом марш! – скомандовал мистер Фэйт, на ходу завязывая галстук.
     На главную дверь можно было даже не соваться. Порвут на сувениры.
- Скажите, пожалуйста, где у вас пожарный выход? – спросил Дамиан гостиничного носильщика.
     Тот указал пальцем в нужном направлении и, спрятав в нагрудный карман хрустящую зелёную благодарность, взял под козырёк.
- Спасибо, сэр. Хорошего вам дня!
     Девушка не ресепшине игриво подмигнула Фэйту и густо покраснела. Дамиан ответил понимающей ухмылкой. Ещё бы. Для любой хорошенькой женщины он - билет в красивую жизнь. 
     Сотня восторженных фанатов и дюжина пронырливых папарацци поджидали их с чёрного хода. 
     Билл и Коул мгновенно вклинились в это визжащее море тел и бережно провели своего клиента к дороге, точно Моисея по дну морскому. Водитель Джереми как раз подогнал лимузин и, мгновение спустя, знаменитость уже удобно развалилась на мягком кожаном сидении. 
   Охранники чинно погрузили свои стероидные туши в геленваген и отправились следом.

                II.

     Блестящий лимузин плавно скользил по гладкой бруклинской дороге. Проезжая по мосту, Дамиан открыл окно и какое-то время щурясь смотрел на блестящую водную гладь русла Ист-Ривер. Потом потянулся к встроенному в сидение шкафу, достал новую рубашку, переодел брюки, сменил галстук. Нажал кнопку связи с водителем.
- Перед приёмом придётся сделать крюк. Нужно забрать Толстячка.   
- Ок, сэр, - немногословность вообще хорошая черта для человека. А если он при этом последние пять лет сопровождает везде звезду такого масштаба и знает о нём больше, чем родная мать, то добродетель эта становится буквально золотой.
     «Толстячком» близкие и коллеги за глаза, а журналисты в своих статьях напрямую называли самого дорогого кошельку и сердцу Америки пиар менеджера Голди Тайлера. Впрочем, это имя он сам выдумал в начале карьеры. По паспорту его звали Яир Шмиццельман. И он был просто волшебником раскрутки, практически не имея конкурентов. Если хотите, можете считать его опытным Гендальфом среди низкопробных магов самоучек. Но чьё имя ты сможешь продать, если твоё собственное по звучанию напоминает название мелкой породы собак? Сегодня этот упитанный, всегда улыбающийся дяденька назначил очередную встречу с рекламным агентом. Что Фейту предложат рекламировать на этот раз? Бритву? Подтяжки? Памперсы для взрослых?  Неужели люди наивно полагают, что знаменитости реально тащатся ото всей той дребедени, которую сами же активно призывают покупать с экранов телевизоров и рекламных щитов?
     При въезде на Атлантик-авеню Джереми притормозил. Сходил к газетному киоску. Купил всю прессу, в которой упоминался мистер Фэйт. Принёс хозяину полтора десятка популярных изданий. Почти во всех его лицо было на первой странице. Дамиан наспех просмотрел собственные фотографии, периодически кривясь, что означало: «Боже, кто из звёздных сотоварищей слил им этот ужасный снимок?».  Потом пробежался глазами по заголовкам: «Мастерство живописи. Триумф красоты» - писали в «Daily»,  «Новая муза гения. Кого обессмертит художник на этот раз?» - вторил им «Sun». И только «New York Times» был как всегда точен и лаконичен: «Мир в ожидании чуда».
     Уже завтра на международном аукционе банковский счёт какого-нибудь толстосума обеднеет на добрую сотню миллионов, а златовласая Хильда - кажется так зовут брошенную в отеле девушку  - вмиг превратится в звезду вечерних ток-шоу и героиню утренних новостей. Неудивительно, что большинство женщин в окружении живописца делились на тех, кто яростно желал привлечь внимание художника и тех, кто  порицал подобное поведение, но втайне мечтал о внимании с его стороны, как маленькие девочки мечтают о принце, замке и белом пушистом единороге.   
      В чём-то это даже несправедливо – он возводит их красоту в ранг вечности, а взамен получает только жалкую физическую близость. Это как обменять необъятный, прекрасный океан на бутылку обычной воды из привокзального ларька. Хотя, когда тебе очень хочется пить …

                III.

     Толстячок, он же Голди Тайлер, он же Яир Шмиццельман, с непомерным трудом втиснул свою пятую точку, размером с Гранд-Каньон, в нерезиновые двери лимузина. Что же, возможно тому, кто имеет три имени, и весить полагается как три человека? Три взрослых, тучных человека.
     Сначала ехали молча. Дамиан долго рассматривал многоэтажные истуканы, захватившие Нью-Йорк. Потом заговорил. Тихо, размеренно, словно обращаясь внутрь себя:   
- «Здесь слишком краткие дни
    И скудные ночи,
    Чтобы могли они
    Сосредоточить …»
- Что? – Толстячок вышел из состояния привычной дремоты, которая всегда обволакивала его после плотного завтрака.
-  Кажется, так писала Эмили Дикинсон в одном из своих стихотворений?
- Я думал, это написал Эминем.
- Господи, и этот человек занимается раскруткой самого великого культурного явления нашей дохлой планеты, - художник театрально закатил глаза, - слушай, а может мне уйти от дел? Надоела вся эта беготня по кругу – пресса, шумиха. Я не могу спокойно собаку в парке выгулять, чтобы какая-то сумасшедшая поклонница не набросилась на меня со своими слюнявыми поцелуями.
- У тебя же нет собаки.
- Может быть, именно поэтому и нет.
- Здесь я тебе не советчик. Мы оба знаем, что я с тобой пока за твои картины тупые богачи выписывают чеки с кучей красивых пузатых ноликов. Если ты будешь подыхать в нищете в помойной яме, я переступлю через тебя без малейших раздумий и угрызений совести.
-А я-то думал, что ты со мной по большой и чистой любви.
   Они расхохотались. Фэйт хорошо знал, что Голди говорит правду. Поэтому он и отшил всех прочих администраторов, которые клялись в  преданности и дружбе до гробовой доски. Когда дело касается твоего кармана – честность ценится не в пример дороже лакейства.
     К тому же, хотя он правда устал от популярности, другой жизни желать было просто глупо. Посмертное признание было не для него. Ему нравилось пользоваться всеми привилегиями гения ещё при этой жизни. А что фанаты? Не находя богов в небе, они создают себе полубогов на Земле. Вот Дамиан – кусок мяса и костей, да ещё и с хроническим насморком. А для кого-то он кумир. Что же. Зачем разрушать чьи-то иллюзии? Для этого есть старая, вонючая карга по имени Реальность. Не лучше ли всерьёз и надолго прописаться в уютном, пусть и вымышленном, воздушном замке по адресу Седьмые небеса, дом 1?
     У входа в ресторан их ждала шумная встреча.
- Это ты постоянно сливаешь в сеть информацию о том, где я? – спросил Фэйт с наигранной серьёзностью в голосе.
- Что ты, они сами находят. Может, в тебе кроме таланта и харизмы есть ещё и маячок, чтобы не потерялся? - надтреснутый голосок агента сегодня звучал особенно ехидно.      
- Пришлось дожидаться, пока громилы охранники расчистят вход от визгливых проныр. Хотя, до Дамиана всё же долетело несколько предметов интимного женского гардероба с написанными на них помадой именами и номерами телефонов.
     Утешало лишь то, что для встречи был выбран любимый ресторан художника. Огромная стеклянная крыша, уютный светлый зал, прекрасная кухня и отличное обслуживание.
- Большая честь лично познакомиться с Вами, мистер Фэйт. - потная ладошка типичного менеджера среднего звена заискивающе сжала руку Дамиана. - Обсудим условия контракта сейчас или после трапезы?
     Вдруг где-то недалеко раздался приглушённый звон, с которым обычно бьются хрустальные бокалы. Художник обернулся и увидел её …

                IV.

     Она стояла в самом центре зала, нервно поправляя непослушные локоны. Как Дамиман узнал позже, её волосы были не менее своенравны, чем она сама. И это делало девушку ещё более очаровательной, придавая её и без того изысканному облику невероятную схожесть с обворожительной Афродитой, выходящей на берег из пенной морской пучины. Тонкие лучики полуденного солнца нежно касались её стройных ног, сбегали вниз и, словно тёплые оранжевые котята, резвились у самых ступней. Строгая униформа официантки придавала ей дополнительной грациозности и утончённости.
- Дура! Дура! Ты знаешь, сколько стоит это шампанское? Да тебе за всю жизнь его не отработать.
     Это орал здешний администратор. Только теперь Фэйт заметил липкую лужицу игристого вина, в которой кое-где поблёскивали, точно айсберги, кусочки разбитых бокалов.
     Толстячок Голди что-то пробурчал.
- Что? – не разобрал Дамиан.
- Говорю, понабирают кого попало. За такие деньги нас здесь должна обслуживать прима балерина Миланского театра, а не эти криворукие девчули с грацией павиана.
     Начальник опомнился, схватил девушку за локоть и потащил в сторону кухни, чтобы продолжить экзекуцию уже там. Дамиан успел разглядеть только первую букву имени на белоснежном бэйдже – «А …»
     Переговоры прошли успешно. По крайней мере, так показалось Фэйту. Да и Толстячок демонстративно закурил кубинскую сигару, что случалось исключительно после заключения успешных контрактов.
     Мысли Дамиана были заняты другим. В два счёта расправившись с изысканным итальянским десертом сабайон, он извинился перед сидящими за столом и вышел на смотровую площадку, которую непременно посещал, находясь здесь. Впрочем, на сей раз насладиться прекрасным видом на любимый город ему было не суждено. В глаза ему бросилось яркое красное пятно, отчётливо контрастирующее на фоне мужчин в смокингах и дам во всевозможных вариациях на тему знаменитого маленького чёрного платья Коко Шанель. Это та самая неловкая официантка уже переоделась и стояла в уголке, пытаясь скрыть ото всех слёзы, крупными каплями стекающее по щекам.
- Позвольте Вам помочь. – обратился к ней Дамиан и протянул шёлковый, вышитый его инициалами платок, который всегда носил в петлице пиджака в том числе для таких вот случаев. Хотя обычно причиной женских слёз был он сам, и платочек оставался женщине на память, когда он навсегда уходил. 
- Спасибо, - ответила девушка и, не глядя на того, кто к ней обращался, взяла платок.
- Не огорчайтесь так. У всех нас порой случаются … неловкие ситуации.
- Вам легко говорить. За меня подруга поручилась, чтобы взяли … а я … в первый же день …
     Слова её всё время прерывались всхлипами, но слёзы девушка остановила путём героических усилий. Даже в подобной ситуации ей удавалось держаться на удивление уверенно, не теряя собственного достоинства ни на миг.
- И что Вам теперь грозит?
- Уже ничего. Меня уволили. Три с половиной часа после начала первого рабочего дня. Думаю, это новый официальный рекорд. Как думаете, мне полагается за это какой-нибудь приз от книги Гиннесса? – изобразила подобие улыбки. Довольно убедительно. Теперь волосы девушки были схвачены на затылке в хвостик, но два непослушных локона всё-таки сумели вырваться из этого плена, и, казалось, танцевали на ветру. Почему-то вспомнилось, что именно такая причёска чаще всего была у его мамы, когда она готовила, а значит – почти всегда, она ведь практически жила на кухне. Таково было её хобби.
- Не знаю насчёт приза, но хозяин заведения – мой хороший приятель. Хотите, поговорю с ним, и он тут же возьмёт Вас обратно. Можем даже уволить того гнусного лысого типа, который оскорблял Вас при всех.
     Внезапно блеск слёз пропал из глаз девушки, как и дружелюбная улыбка. Скулы обострились. Брови нахмурились, точно надвигалась гроза. Теперь на него смотрела уже не милая Афродита, а безжалостная Медуза Горгона. От этого взгляда окаменели бы все боги Олимпа, вместе взятые. Дамиан буквально застыл на месте, боясь пошевелиться.
- Так вот значит что? Решили помочь бедной девочке? А я вам за это что? Должна буду «отблагодарить»? Если хотите знать, я сама виновата, а мистер ДиСавио не только лысый грубиян, но и преданный сотрудник этого ресторана с пятнадцатилетним стажем и пятью детьми. Так что, «уважаемый», идите доедать своих лобстеров в винном соусе. А вашу мнимую помощь засуньте в свою тощую богатую задницу вместе с этой дурацкой вонючей тряпкой!
     С этими словами молодая женщина с именем на «А…» швырнула в него платком и быстро сбежала прочь по шикарной винтовой лестнице, сделанной из лучшего мрамора по эту сторону Атлантического океана.

                V.

     Девушку звали Анна Гринс. Так сказал начальник по подбору персонала. Она и правда работала в заведении первый день. Тот же лысый коротышка с пятью законнорожденными детьми на шее, дал Дамиану адрес, по которому временно проживала их бывшая сотрудница в Большом яблоке. 
     Перед тем, как нажать кнопку звонка, знаменитый художник на мгновение засомневался в адекватности своего поступка. Он ведь просто хотел помочь, а в ответ получил порцию оскорблений, которые совсем не заслужил. Ирония состояла в том, что прими она его помощь, он бы сейчас скорее всего и думать забыл обо всей этой ситуации. Но нет, он стоит перед этими обшарпанными дверями, словно провинившийся первоклассник. Может, уйти? Нет. Так ситуация из непонятной превратится в совсем уж глупую.
- Ой, это вы? – цветастый халатик в японском стиле изысканно очерчивал соблазнительные изгибы молодого тела. Волосы были обёрнуты полотенцем. 
- Да. Пришёл извиниться за своё поведение, - невнятно промямлил Дамиан и, с удивлением для себя самого, отвёл глаза в сторону, чтобы не смущать хозяйку квартиры.
- Да не за что, я тоже вспылила. Была зла на себя, отыгралась на вас. Такой вот скверный у меня характер.
- Можно мне зайти? – поинтересовался Фэйт, вручая красные розы. – Банально, конечно, просто не знал, какие вы любите.
- Я люблю пионы. Впрочем, розы – тоже хорошо. Проходите. Я пока накину на себя что-то потеплее, - уже из соседней комнаты крикнула, - если хотите выпить, в холодильнике есть пиво. Правда оно уже лежало там год назад, когда я въезжала в эту квартиру.
- Спасибо, не стану рисковать, - улыбнулся мужчина, осматриваясь по сторонам.
     Типичная кухонька искательницы приключений, приехавшей попытать счастья в мегаполисе: видавшая виды микроволновка, старенький телевизор у стены, открыв от скуки дверцу холодильника, обнаружил там лишь тарелку со слипшимися макаронами и ту самую раритетную банку пива «Budweiser».
- И всё-таки простите меня. Возможно, с моей стороны предложение и прозвучало вульгарно, - снова крикнул Фэйт ближайшей стене.
- Прощаю. И вы меня простите. Задница у вас совсем даже не тощая. Теперь-то я рассмотрела.
     Девушка успела запрыгнуть в рваные джинсы и сейчас как раз застёгивала последнюю пуговицу фиолетовой кофты. Как же эта особа любит яркие цвета! Фэйт заметил на обеденном столе раскрытую на средине книгу. Взглянул на название: «Хемингуэй. Избранное».
-  Любите читать?
- Только хорошие книги умных авторов. Великий Папа Хэм точно из их числа. Знаете, он говорил, что все люди делятся на две категории: те, с которыми легко, и так же легко без них, и те, с которыми сложно, но невозможно без них. Очень тонкое наблюдение, как мне кажется.
- Да, а ещё он говорил, что на свете так много женщин, с которыми можно спать, и так мало женщин, с которыми можно разговаривать, - после этой фразы Дамиан слегка поклонился Анне, отдавая должное её уму.   
- Признаюсь, приятно удивлена. Мне показалось, что желудок для вас куда важнее сердца. 
- Поэтому я и пришёл. Просто хотел доказать вам, что не так плох, как все обо мне говорят.
- Кто говорит? – не поняла девушка.
- Журналы, газеты, телевидение.
- Ох, я совсем не читаю прессу. Там сплошные гламур и чернуха. А по ящику смотрю исключительно «Animal Planet». Животные куда интереснее иных людей. Так вы кто? Новый сенатор? Бейсболист? Звезда шоу «Голос Америки»?
- Не узнаете, если не пойдёте прогуляться со мной по парку. Погодка сегодня располагает.
- Не могу же я отказать человеку, нашедшему меня в этом захудалом квартале. И не испугавшемуся приехать с извинениями. У вас есть сорок минут, и время начинается прямо сейчас …

                VI.

- Ах, да. Что-то слышала. - начинает припоминать Анна, услышав имя своего внезапного гостя. - Вы тот самый художник, который рисует исключительно портреты женщин. Моя подруга помешана на Вас. Хотите, дам номерок её телефона.
- Нет, спасибо.
- О!  Вы не представляете, что теряете, она на голову выше меня, а грудь у неё огромная как горы Аппалачи
- Нет уж. Обойдусь.
    Мужчина не мог до конца понять, шутит его спутница или говорит серьёзно. И то и другое словесным кипятком обжигало его уязвимое самолюбие. Подумать только: его сватают подруге с обвисшими сиськами. Немыслимо! Дамиана Фэйта – великого гения по словам самых авторитетных изданий – отдают как ненужную кофточку. Хуже – как вещь, забракованную даже без примерки.
     Единственно, что радовало – возможность спокойно погулять на природе. Каким-то чудом Джереми удалось оторваться от вездесущих преследователей, парочка вышла через чёрный ход, а на подходе к парку Дамиан приобрёл замечательную кепку «Нью-Йорк Янкиз» размера на три больше необходимого. Теперь на его лице густо лежала тень, гарантировавшая неузнаваемость. 
     Охранников художник тоже отпустил. Они сперва отпирались от внезапного оплачиваемого выходного, но потом даже обрадовались и, должно быть, отправились в качалку. Конечно, было слишком шаблонно предполагать именно это, но очень маловероятно, что Билл и Коул вприпрыжку помчались в городскую библиотеку, чтобы освежить в памяти труды Ницше или переписку Канта с Фейербахом.
- Я опять обидела Вас?
- Нет, - бессовестно соврал Дамиан,- и давайте на ты?
- Давай. Так будет значительно удобнее.
    Они зашли в бистро, где запивали тёплой колой отвратительно кислые гамбургеры, потом  Фэйт едва не выиграл для Анны плюшевого мишку в тире, но ему пришлось довольствоваться брелоком в виде улыбающегося Микки Мауса. На обратной дороге Дамиан рассказал, как впервые взялся за кисть, а мисс Гринс поделилась историей о том, как в детстве постоянно таскала домой бездомных котят и подкармливала окрестных собак. Впервые в  жизни художнику захотелось превратиться в щенка или в котёнка. Он был готов даже согласиться на сомнительную перспективу обзавестись блохами. Только бы эти удивительные глаза посмотрели на него хотя бы с малой толикой нежности.
     Когда пурпурный закат, стыдливо краснея, скрылся за горизонтом, бесстыжая ночь мгновенно окрасила декорации в тёмные тона. Так новый хозяин первым делом поспешно переклеивает обои в квартире, которую только что приобрёл. 
     Анна и Дамиан спустились к реке. Прекрасная круглая луна, словно небесная парусная лодка, медленно выплывала из-за деревьев. Её серебристое отражение в речной поверхности едва заметно подёргивалось, создавая манящую иллюзию лунной дорожки, по которой хотелось гулять до самого утра, рука об руку с кем-то очень-очень дорогим. 
     Дамиан отчётливо почувствовал, что вся его жизнь – как эта река - бежит куда-то без цели и смысла в кромешной, непроглядной темноте. Зато Анна – словно луна. Только она способна победить тьму. И, что значительно важнее, - подарить свет. В тот момент она была одновременно его реальностью и его иллюзией, сказкой и былью, вечным заточением и абсолютной свободой. А ещё она была красивой. Настолько красивой, что самым большим в мире преступлением казалось отвести от неё взгляд.
     Потом они разулись и погрузили ступни в воду, которая оказалась на удивление тёплой и приятной. Анна тут же устроила состязание по дальности полёта брызг. Создавалось впечатление, что у неё в этом деле грандиозный опыт. Дамиан восторженно любовался озорным блеском, которым то и дело вспыхивали её глаза. Он отметил, что у этой девушки не только восхитительная внешность, но и острый ум. Только умные люди умеют всю жизнь оставаться детьми. Ведь взрослые представители рода человеческого в большинстве своём безнадёжно глупы. Вот и прячут свою глупость за излишней надменностью и напускной серьёзностью.
     Словом, вечер был прекрасен. Уже у подъезда её дома Дамиан вспомнил, что всему хорошему в нашей жизни рано или поздно наступает конец.
- Хорошо прогулялись. Я зайду ещё как-нибудь, - как бы невзначай проронил Фэйт тоном, не подразумевавшим отказа.
- А зачем? – осадила его девушка. - Извинения приняты, отпущенные на это дело сорок минут и так превратились в три с лишним часа. Спасибо за прекрасный вечер, мистер Фэйт. Желаю Вам всего хорошего. С этими словами Анна по-дружески чмокнула его в щёчку и скрылась на лестничной площадке, оставляя за собой только эхо удаляющихся шагов.   

                VII.

     Ничего похожего Дамиан не чувствовал ещё никогда. Сперва он решил, что его просквозило в той дешёвой забегаловке и это всего лишь обычный грипп. Мужчина даже выпил шипучего лекарства со вкусом лимона. Впрочем, положительного эффекта это действие не возымело.
     Целую неделю Художник лежнем валялся на диване. Часами мог смотреть рекламный канал не осознавая, что можно отыскать в эфирной сетке что-нибудь поинтереснее. Всё внутри сжималось и болело. Казалось, кто-то калёным железом выжигал в его груди тавро, как делают с крупным рогатым скотом на многочисленных фермах к западу от штата Техас.
     Мужчина очень отчётливо почувствовал себя боксёром со стеклянной челюстью. Вот он стоит на помосте ринга. Большой и крепкий. Со стороны – практически неуязвимый. Но один удар Анны. Да что там удар? Взгляд, голос, одно её шёпотом произнесённое имя! И он тут же падает, как подкошенный, проваливаясь в абсолютный нокаут. Но самым странным было не то, что он постоянно проигрывал эту схватку, а то, что с большой радостью опять был готов выходить на этот ринг, снова и снова умирать у её прекрасных ног.
   Мыслимо ли? Он – человек, всю свою сознательную жизнь считавший, что сила в независимости, вдруг превратился в самого зависимого человека на земле. И, чёрт возьми, самого счастливого.    
     «Мы не выбираем, кого любить», - эта мысль кристаллизировалась в его воспалённом сознании сама собой. Мы можем выбрать красное или белое вино, пойти в кино или в театр, голосовать за демократов или за либералов. Но мы не выбираем любовь. Она выбирает нас. 
     И только когда Дамиан вдруг понял, что впервые за последние четверть века плачет, он твёрдо решил, что пойдёт на всё, чтобы завоевать эту неприступную крепость. В конце концов, возможно всё. Нужно лишь верить и прилагать усилия.
     Сначала в ход пошли цветы. Вскоре все флористы Бруклина встречали Фэйта с распростёртыми объятьями, а содержимое их магазинов сменило прописку на адрес Анны. Увы. Девушка так и не сменила гнев на милость. 
     Тогда Дамиан привёз под её окна знаменитый Лондонский симфонический оркестр, который три дня подряд исполнял вечные хиты Моцарта, Баха, Бетховена и Вивальди. Это только настроило соседей любимой против её ухажёра.
     Потом одуревший художник под совершенно нелепым предлогом заманил Анну в аэропорт, где указал на личный самолёт, готовый к перелёту в любую точку земного шара. Но девушка даже не позволила отвезти себя домой, отрезав, что лучше поедет на такси. А когда он, поправ все правила приличия и умертвив собственную гордыню, рухнул перед ней на колени, посмотрела на него с пренебрежением.
- Прошу тебя немедленно подняться, - сказала она тоном скорее повелительным, чем просящим.
- Только если полетишь со мной.
- Тратишь деньги на всякую ерунду. Помог бы лучше нуждающимся. Сколько детских домов можно прокормить, отказавшись от услуг личного самолёта?
     Дамиан встал и поплёлся рядом со своей избранницей, что-то набирая на дисплее телефона.
- Готово, - гордо произнёс мужчина спустя пару минут.
- Что готово?
- Дал своему бухгалтеру команду перевести двадцать миллионов равными частями в разные детские приюты. Не веришь? Могу прислать банковские выписки. Теперь я заслужил право съесть в твоём присутствии хот-дог и клубничное мороженое-рожок?
     Анна наградила его взглядом «ты сумасшедший» и свернула по направлению к «Бургер-кингу». Уже за столиком первой начала  разговор:
- В студенческие годы была у меня закадычная подруга Сьзи Шейз. Отчаянная вегетарианка. Даже рыбы не ела. А ещё исповедовала буддизм. И вот на летних каникулах затащила она меня в сакральный центр их религии – город Мандалай. И знаешь, чем больше всего запомнилось мне путешествие? В одном из храмов можно было недорого купить маленьких рыбок и тут же выпустить их в вырытый при монастыре пруд. Спасая жизнь живому существу, ты укрепляешь себе карму. А самое интересное, что эти же монахи тут же ловят в том же водоёме рыбу и реализуют другим прихожанам. Понимаешь? Их добродетель была не более чем ритуалом. Они так штопали карму, а ты подобным образом добиваешься моего расположения. Но это ведь не по правде, не от сердца.
     Девушка была права. Отчасти поэтому Дамиан всю дорогу до её дома молчал.  А ещё потому, что хотел сказать столько слов, что все они перепутались в голове, словно детали огромного пазла, на составление которого потребуется немало времени.   
- А что случилось со Сьюзи? Сьюзи Шейз? – спросил он наконец.
- Да ничего. Выучилась на повара и теперь готовит лучший в Луизиане бифштекс с кровью, а по выходным ходит в церковь с мужем католиком.
- А как же веганство? И учение Гаутамы?
- Что я могу сказать? Люди с удивительной лёгкостью корректируют убеждения под себя. 
- Прости, слова – не мой конёк. Единственное, что я действительно делаю хорошо – живопись. Прошу, разреши мне написать картину с тебя.
- Нет! – отрезала Анна.
- Почему? – мужчина даже не просил, он умолял.
- Сколько женских портретов в твоём багаже, как художника?
- Что-то около ста.
- Я не хочу и не буду примыкать к твоему портретному гарему. Как бы ни был он прекрасен. Таланта-то у тебя не отнять, это верно. А от лица невинных деток спасибо тебе за твой поступок, - Анна обожгла губами щёку Дамиана, и он ещё долго стоял у её подъезда, накрыв ладонью след от помады словно бабочку – чтобы не упорхнула.
     И вдруг – как вспышка! Он точно понял, что нужно делать. Завтра всё перевернётся. А пока он помчался домой, запрыгнул в кровать и забылся блаженным сном приговорённого к пожизненному сроку заключённого, у которого, наконец, появился призрачный шанс на помилование.   

                VII.

     Эта новость облетела газеты спустя десять дней: «Известный художник сошёл с ума» - писали в «Daily»,  «Создать, чтобы уничтожить. Психический срыв мастера» - вторил им «Sun». И только «New York Times» был как всегда точен и лаконичен: «Безумный гений шокирует мир».
     Сам же Дамиан ещё никогда не мыслил так ясно и чётко. Уже на следующее утро после встречи с хозяйкой своих грёз, он собрал в мастерской все свои работы, которые смог достать. Некоторые картины в срочном порядке отозвали с музейных выставок. Сложнее всего было с полотнами, приобретёнными сильными мира сего. Многим пришлось соврать, что картина нуждается в дополнительном авторском автографе, чтобы обезопасить изделие от подделки в будущем.
     И вот абсолютно все картины художника, включая ученические наброски, стоят в огромной квартире-студии на окраине города. Одно движение, и рука, давшая им жизнь, лишает их права на существование. Сначала вспыхнула мисс Австрия, потом исполнительница роли Офелии в нашумевшем мюзикле по мотивам Шекспира …
     Жители окраин, наблюдавшие огненное зарево пожара в ту ночь, решили, что это, должно быть, полыхает свалка. И они были не так уж далеки от истины. Ведь таким, варварским, на первый взгляд, способом один не малоизвестный художник сжигал сорняки, расчищая себе дорогу к дивному саду взаимных чувств.
     А потом Фэйт загадочным образом исчез. Его администратор Голди Тайлер сперва как мог отбивался от репортёров и кредиторов, но когда количество судовых исков перевалило за полсотни, - плюнул, сославшись на невменяемость своего клиента. Так длилось пять с половиной месяцев. Пока окутанный слухами художник не объявил о презентации в любимом Нью-Йоркском ресторане своего нового шедевра. Аншлаг был обеспечен задолго до намеченной даты.
     И вот зал переполнен. Посредине элитного заведения гордо стоит полотно высотой четыре метра и шириной – три. Оно пока что накрыто непрозрачной занавесной. В назначенную минуту на сцене появляется Дамиан Фэйт. Присутствующие хором делают громкое «Ох!», а газетчики тут же выпускают в звезду очередь из вспышек фотокамер. Мужчина стремительно вглядывается в толпу, и – не обнаружив там нужного лица – театральным жестом вскидывает руку вверх. Зал замолкает.
- Все вы знаете, что я уничтожил любой свой след как художника в этом мире. Фотографии картин – не в счёт. Искры жизни в них нет. Каждого в этом зале мучает единственная мысль: ЗАЧЕМ? Ответ прост – это были только неуверенные шаги к изображению настоящей красоты. К сожалению, я был лишён возможности, при которой героиня полотна позирует портретисту. Но, смею вас заверить, память моя так точно воспроизвела каждую едва уловимую черту этой женщины, что найти более точного портрета в мире никому и никогда не удастся. Без лишних слов представляю вам «Ангела в аду, Демона в раю».
     Художник сбросил покрывающую шедевр материю, и присутствующие в изумлении застыли в  едином вздохе. И если вы в полной мере примените неимоверную силу собственного воображения, то сможете их понять.   
     Полотно было разделено на две части ровно по центру. Верхняя часть изображал райский сад в цвету. В центре всего этого буйства красок находилась неземной красоты девушка ангел, крылья которой были белы как первый снег декабря, а глаза светлы и полны надежды, словно безоблачное летнее небо. Девушка держала в руках золотую чашу, смотрела в кристально чистую гладь озера, и видела там собственное отражение, но только уже в образе демона преисподней.  Красный огненный фон, полные презрения глаза, налитые сладостью всех смертных грехов, изорванная в лохмотья одежда, волосы взъерошены, а в ладонях зажата сверкающая молния, готовая поразить любого – только рискни подойти. Такова была композиция нижней половины картины. Они смотрели друг на друга, готовые в любой момент поменяться местами.
Добро и зло. Святость и порочность. Невинность и сексуальность. Не противопоставлялись друг другу, а сливались в одном человеке.
     Можно ещё долго расписывать каждый штрих картины вплоть до мельчайшего. Но достаточно сказать, что при  взгляде на неё даже лучший критик самого известного культурного обозревателя страны не смог сдержать восхищения и, впервые в жизни, прилюдно очень громко сказал слово, которое не имеет отношения к культуре, а посему никогда не печаталось на страницах его журнала.   
     В это время кто-то передал Фэйту записку. Всего три слова: «Жду на террасе». Она получила приглашение! Она пришла!

                VIII.

     Ещё никто не взбирался по винтовой лестнице на крышу небоскрёба так быстро. Дамиан буквально взлетел на неё.  Анна безмятежно ждала у самого края. Приталенное платье сидело на ней идеально.
- Ты здесь! Ты со мной! Ты моя! – взвыл художник, падая на колени и покрывая поцелуями её  руки.
- Здесь? Очевидно. Но не с тобой. И не твоя.
- Что ты говоришь?- не поверил своим ушам Фэйт.
- Похоже, совсем не то, что бы ты хотел услышать, - от такого тона замерзают реки.
- Я …я … я сейчас же умру, если ты откажешь мне, - он запрыгнул  на метровое ограждение, с трудом удержав равновесие. Внизу привычно суетились игрушечные машинки и похожие на беспокойных муравьёв человечки.
     Анна спокойно подошла к нему. Положила прохладную ладонь на грудь. От досады и возбуждения сердце Дамиана колотилось как бешеное, практически билось у избранницы в ладони.
- Думаю, ты заслуживаешь знать правду. А может, я просто хочу отыграть финальную сцену нашего представления наиболее эффектно?
- Нашего представления?
- Моего и Джереми, который много лет служил тебе верой и правдой в качестве личного водителя. Мы познакомились около года назад. Конечно, я не могла пройти мимо такого шанса. К тому же, мой отец был художником. Совсем не знаменитым. Практически нищим. Но кое-чему я у него всё-таки научилась. 
     Порыв ветра едва не сшиб Фэйта вниз, но он продолжал стоять на краю. Разбитый и ошеломлённый.
- Итак, на первом этапе нужно было встать в центре световой композиции и просто привлечь твоё внимание. Стеклянный потолок сыграл свою роль. Ну прямо художественная студия. Потом – красное платье. Творческий разум падок на контрасты. И какого же мужчину не растрогают женские слёзы. Вы ведь все у нас рыцари – решатели женских проблем. Вы же их, правда, чаще всего и создаёте …
- Анна!!! - мужчина изо всех сил пытался убедить себя, что это страшный сон. Но нет. Этот холод, страх, эта рука на груди – всё это было реальнее всего на свете.   
- Джереми видел у тебя фото матери в молодости. Подшаманили мне такую же причёску. Нежные воспоминания детства и всё такое. Ты часто цитировал в машине афоризмы американских классиков, отсюда моя любовь к Хемингуэю. А дальнейшее - дело техники. Ты так привык получать всё и сразу, что стоило просто отказать тебе, и ты сразу проглотил наживку. Даже смешно, но сложнее всего было устроиться на работу в этот ресторан. А соблазнить тебя – как отобрать у малыша конфетку. Джереми хотел просто сорвать свой куш и по-тихому свалить. Полученную за твой счёт славу легко можно было конвертировать в валюту и безбедно существовать. Но я не желала быть просто одной из многих звёзд на небосклоне теперь уже нашей общей славы. Я мечтала стать единственной, прекрасной луной на беззвёздном небе твой карьеры. Поэтому пришлось немного намекнуть. Вот, пожалуй, и вся история. Ах, да, в конце тебе придётся умереть, чтобы не нарисовать ещё один шедевр. На небе ведь не бывает двух лун, правда?
     Дамиан онемел.
- Прощай, мой милый мальчик, - Анна чмокнула его в нос и слегка надавила на грудь. Этого оказалось достаточно, чтобы столкнуть художника вниз.
     В последний момент Дамиан пристально  посмотрел в глаза своей убийце, и быстро сомкнул веки. Не потому, что боялся высоты, а потому что когда умираешь, всегда хочется, чтобы последним увиденным было то, что ты любил больше всего.

КОНЕЦ

Post scriptum: С мыслями о А.З.
Порой в ангеле живёт демон. Иногда случается и наоборот.