Последний дар Куаса Сурга

   Ночная прохлада окутала спящий лес Карелии, несмотря на то, что август был наполнен сухими теплыми днями. Чистое глубокое черное небо было усеяно одинокими звездами и белой россыпью Млечного Пути. Изредка можно было заметить то тут, то там сорвавшуюся с небосвода и стремительно исчезнувшую во тьме звездочку. Угольки костра игриво подмигивали друг другу и, время от времени, как бы общаясь между собой, нарушали окружающую спящую тишину слабым потрескиванием. Иногда крошечные искорки вырывались из пламени и, взмыв вверх, внезапно исчезали. Дымок легкой струйкой поднимался ввысь и незаметно таял в небесной бездне, а отблески пламени завораживающе плясали на стволах многолетних сосен растущих рядом. Жар от огня нагрел одежду и, при очередном движении соприкасаясь с кожей слегка ее обжигал, но было приятно осознавать, что отойдя во тьму и холод, в любой момент можешь вернуться к свету и теплу.

   - Дед, помнишь, ты обещал, что расскажешь подробнее про одну из своих экспедиций? Так что там за история с папуасом произошла? - с нескрываемым любопытством проговорил молодой человек, поправляя развалившиеся в костре ветки.

   - Каким папуасом? - безразлично спросил старик глядя на пляшущие языки пламени.

   - Ну, с тем, который к твоей сотруднице клинья подбивал, - прищурив глаза от широкой улыбки, молодой выжидающе смотрел на своего деда.

   Старик перевел взгляд на внука и, не сумев сдержаться, слегка улыбнулся в ответ.

   - Ну, расскажи, - не отступал юноша, - а потом - на боковую до рассвета.

   Старик медленно потянулся, вытянув руки вверх, сел поудобнее и вновь уставился на пламя костра.

   - Да, давно это было, - говорил он не спеша, припоминая прошедшие события. - Это была первая экспедиция, которую я возглавил. Берлинскому зоопарку нужны были экземпляры новогвинейской флоры и фауны. Контракт на сделку был заключен, часть денег потрачена на снаряжение и организацию к отправлению, а мой шеф, руководитель этого мероприятия, попал в аварию и на полгода слег в больницу. Нам грозила огромная сумма неустойки в случае нарушения контракта, и, посовещавшись с шефом, мы решили, что я справлюсь на этот раз без его помощи. Опыт, слава Богу, какой-никакой, но был. Под моим руководством было с десяток человек - научные сотрудники, охотники, повар, врач, несколько помощников-разнорабочих. Вика, единственная представительница женского пола нашего коллектива, была ботаником и отвечала за будущую коллекцию растений. Девушка она была молодая, спортивная, с отменным чувством юмора, так что тягости переходов по тамошним дебрям выдерживала достойно и в трудные моменты только одним своим присутствием могла поднять настроение всей команде. Добрались мы до Папуа-Новой Гвинеи без приключений. Наше судно бросило якорь у песчаного побережья, за которым начинались дикие джунгли. Загрузив в шлюпки снаряжение, провиант и прочие необходимые вещи, мы перебрались на берег. Корабль ушел в ближайший портовый город пополнить запасы продовольствия с питьевой водой, и должен был вернуться за нами через месяц-полтора. Разбив лагерь у побережья, я в составе группы из нескольких охотников выдвинулся на осмотр местности. Необходимо было наметить направления наших будущих походов, по возможности, заручиться поддержкой местных аборигенов и нанять у них носильщиков. Пролазив по джунглям весь день и, не встретив ни одного туземца, до заката мы вернулись к лагерю. И как только я вышел из зарослей, передо мной предстала следующая картина - возле костра сидела Вика, а напротив нее - смуглый, полуголый, разукрашенный и наряженный в перья, браслеты и бусы из зубов зверей и ракушек, средних лет папуас. Как оказалось, утром он был не далеко от места, где наша экспедиция высадилась на берег, и следил за происходящим, когда мы разбивали лагерь. Выждав, когда я с вооруженными ребятами уйду, он решился выйти из джунглей к нашей стоянке. Первым его заметила Вика, когда он вышел из зарослей на берег и положил на песок охотничье копье, костяной нож, каменный топор и лук со стрелами. Она окриком обратила на нежданного гостя внимание всех остальных. В общем, уже через полчаса он грел свои пятки возле лагерного костерка. Наш повар не раз бывал в экспедициях по Новой Гвинеи и общался с местными из некоторых племен. Диалект нашего гостя был ему вполне понятен, так что это помогло достаточно быстро наладить контакт с туземцем. Оказывается, это был вождь племени аван, находившегося в дне пути от нашего лагеря. Куаса Сурга, так звали вождя, был рослым крепким аборигеном. Он считал нас белыми духами, прибывшими из-за большой воды, которых прислали к нему боги, услышавшие его молитвы. Разобравшись, что к чему через повара-переводчика, я заключил с ним выгодный договор. Он попросил меня о помощи, которая заключалась в поимке одной редкой райской птицы - "большой изумруд". В случае удачной охоты, он обещал предоставить мне все, что я пожелаю. Как он тогда объяснил, по закону племени, чтобы остаться вождем, ему нужно было в определенный срок, который подходил к концу, предоставить своему племени эту птицу, как знак того, что боги ему покровительствуют и благоволят. Принести живой такую редкую птицу, как "большой изумруд", задача, скажу тебе, совсем не простая, - старик подбросил пару веток в угасающий костер, и лижущее их пламя стало набирать новую силу. - Даже для такого опытного следопыта и охотника, как Куаса Сурга.

   - Так он, оказывается, еще и не рядовой папуас был, а - козырный, - с наигранной важностью прокомментировал молодой. - Ты говорил, что еще не раз с ним общался наедине, пока за вами судно не прибыло. Ты в папуаса превратился? Или он, что - обрусел там с вами? Водка, балалайка, гармошка?

   Старик призадумался и почесал висок:

   - Обрусел, водка, балалайка, - тихо проговорил он и посмотрел на внука. - Ну, и стереотипы у тебя.

   - А? - расслышав только последние слова, внук непонимающе смотрел на своего деда.

   - Я говорю - шаблонами мыслишь, - еле заметно улыбнулся старик. - Ладно, слушай дальше. Да, пришлось непредвиденно покуковать пару лишних месяцев на местном диком пляже, - продолжил он рассказ, сведя на нет банальное шутовство внука. - Хорошо еще в порту смогли отремонтировать это корыто и за нами вернуться. Так бы там со временем еще чуток подзагорели, немного одичали и основали бы свою деревню. На самом деле, племя это было, конечно, примитивное, и их язык по сложности был в освоении доступен. Что-то повар подсказал, что-то жестами объясняли, до чего-то сам догадался. В общем, понимали друг друга.

   - Ясно. Ну, и чего он после того, как вы поймали, кого хотели, все коллекции собрали и просто ждали, когда за вами прибудут, наведывался к Вике с этими своими ракушками, камушками и прочим барахлом? - иронизировал молодой. - Или он рассчитывал, что она так будет очарована его "сокровищами", что бросит цивилизацию и переберется в местный пятикомнатный шалаш? Договор у вас был выполнен - птицу ты эту, райскую, ему поймал, когда он с вами проводником шел. Так что место лидера в своей иерархии сохранил. В помощь тебе своих людей - прислал. А ты ж, кстати, лично его и других папуасов еще и бусами, зеркальцами, солью, и прочими "драгоценностями" отоварил.

   - Я тоже тогда на это обратил внимание. Наверно, даже больше поэтому, чем просто ради интереса, решил подучить его язык. Не скажу, что он был необщителен, но на некоторые темы, до поры до времени, был немногословен. Никакой угрозы в его посещении нашей стоянки я не видел. Приходил он редко и ненадолго. Принесет с собой какую-нибудь вещичку, отдаст Вике, побудет часок другой и уйдет на несколько дней. И все бы ничего, но как-то со временем его поведение изменилось. Он стал менее улыбчив, более серьезен, и вызывал настороженность. Своим изменившимся поведением он вынудил меня хорошенько надавить на него. Это случилось как раз за три дня до появления на горизонте нашего долгожданного судна. Я, можно сказать, заставил его рассказать то, что он скрывал и хотел осуществить. И знаешь, не смотря на всю примитивность его мировоззрения, что-то в этом есть. И кстати, возможно, этим он помог сохранить жизни всей нашей экспедиции.

   Молодой человек сделал пару глотков воды из походной фляги и прилег на бок, упершись головой об согнутую руку.

   - Да, не смотря на то, что мы больше не нуждались в его услугах, - не торопливо продолжил старик, - он раз в четыре-пять дней наведывался в лагерь и все время что-то приносил Вике. Это были его дары.

   - Ну, ты даешь, прям таки - дары. Подарочками-то не назвать - ракушки, камушки, - посмеивался молодой.

   - Да, камушки да ракушки. А ты думаешь, он первые попавшиеся по пути к лагерю собирал? - ехидно спросил старик.

   - Да нет, конечно - те, которые ярче на солнышке блестели, - парировал молодой.

   Старик ухмыльнулся и продолжил:

   - Я не расспрашивал его обо всех предметах, какие он приносил, но о парочке он поведал.

   Старик нарочно выждал долгую паузу и наслаждался, видя, как внука одолевает нетерпение от любопытства.

   - Да ладно, сдаюсь, - не выдержав паузы заулыбался молодой, - не томи уже.

   - Однажды он принес с собой огромный зуб длиной с указательный палец. Это был клык крокодила, который напал на него, когда он охотился гарпуном на рыбу на мелководье реки. Учитывая наше общение на примитивном языке вперемешку с жестами, можно только представить, что это была за борьба. Но на кону была его жизнь, и выжить в такой ситуации можно было, только обладая недюжинной силой. Этот клык, который он принес Вике, означал дар силы.

   - Хм, - призадумался молодой, - а про другой, что он рассказал?

   - Другой - браслет из ракушек, спас его, когда какая-то ядовитая змеюка в зарослях джунглей, которую он не заметил, бросилась на него. Он не успел отдернуть руку, и ядовитый зуб уперся в ракушку браслета на запястье. По его словам, шансов выжить после укуса этой змеи абсолютно не было. Так что этот браслет он отдал ей в качестве дара удачи. Остальные тоже что-либо да означали.

   - Хм, интересно было бы про остальные побрякушки узнать, - еле слышно проговорил молодой, сел и протянул погреть руки к костру. - Ну а Вика то, как ко всему этому относилась?

   - Сначала немного стеснялась такого повышенного внимания, - дружелюбно усмехаясь отвечал дед, - да и остальные поначалу подшучивали, особенно повар. "Когда же к нам сюда весь аборигенский табор переедет, и ты станешь любимой женой вождя?" - не раз подтрунивал ее он. А потом, со временем, все успокоились и ее просто все это забавляло. Но, как оказалось, не все так было просто, как это виделось со стороны.

   Старик встал, наклонился, потянув поясницу, и выпрямился, потянувшись вверх руками.

   - Надо сходить в кустики, - хитро улыбался он.

   - По жизни терпеть не могу одну вещь, - с серьезным выражением проговорил молодой глядя на пылающие жаром угли. Затем перевел взгляд на старика и, увидев на его лице удивление, громко выпалил, едва не завалившись на спину от смеха:

   - Рекламную паузу!

   Старик широко улыбнулся, махнул на внука рукой и исчез в темноте.

   Вскоре он вернулся с охапкой сухих веток и уселся у огня.

   - Стараюсь никогда не возвращаться с пустыми руками, - подмигнул он внуку. Подбросив в костер веток, и расположившись удобнее, старик продолжил:

   - Где-то через пару месяцев, когда у Вики скопилась хорошая коллекция экзотических подарков Куаса, она подошла ко мне и выразила свою насторожённость по поводу его изменившегося поведения к ней. По ее словам, он неоднократно жестами куда-то звал ее, указывая в сторону джунглей, и говорил: "Там место. Мало время. Куаса защитить".

   - Знаю, знаю чего он хотел и куда звал, - перебив рассказ деда рассмеялся молодой. - Небось, в своем шалаше и спальню прибрал-нарядил. Да и смотрю, папуас эволюционировал - пополнил свой словарный запас словами белых богов, - ехидничал молодой в своем репертуаре.

   - "Птица Говорун отличается умом и сообразительностью", - скопировал интонацию героя мультфильма старик. - Вообще-то, у кого голова есть не только для того, чтобы в нее есть, тот всегда чему-то да учится. Ты, кстати, какой заморский язык знаешь?

   - Да ладно-ладно, понял все, - подуспокоился молодой.

   - Подловил как-то я его после очередного визита в лагерь, - после небольшой паузы продолжил старик. - Пригласил с уважением, как полагается к вождю, зайти в мою палатку. Кстати, все вопросы, запреты и разрешения по посещению нашей стоянки он спрашивал у меня, как у вождя племени белых духов. Поэтому, это было предложение, от которого он не мог отказаться, - улыбнулся дед. - Как только мы уселись друг напротив друга, я прямо без всяких ужимок сообщил ему, что он больше не может приходить в лагерь, так как его визиты начали вызывать беспокойство у некоторых жителей моей "деревушки" и настораживать меня. Это было не совсем так серьезно, как я все преподнес ему, но действовать я намерился решительно. Я нарочно поставил его перед выбором - уйти, или рассказать все, что он задумал и скрывает. Он сидел неподвижно и смотрел в пол. По нему было видно, что выбор предстояло сделать не легкий. После нескольких минут молчания, я, в знак уважения, мира и прощания по обычаю его племени, приложил правую ладонь к груди слева, сделал легкий поклон головой и встал. Он, продолжая сидеть, также приложил правую руку груди и поднял вверх левую. "Куаса слушать вождя белых духов посланников богов племени аван. Куаса все рассказать", - тяжело он произнес тогда. Я снова сел напротив него. Говорил он спокойно, вперемешку то на своем языке, то на русском, иногда сопровождая свой рассказ жестами. Правда, изредка приходилось уточнять некоторые моменты, но, в целом, суть я понял.

   Старик не спеша достал из лежащей рядом поношенной, но крепкой котомки старую походную фляжку. Он не торопясь начал откручивать крышку, при этом смотрел на внука, хитро прищурившись.

   - Ты не торопись, не торопись, - поправляя веточкой угольки костра проговорил молодой, - если забудешь на чем остановился, я напомню.

   И после короткой паузы добавил:
 
   - Только не усни, - он бросил в костер веточку ворошившей угли, - разбудить ведь придется.

   Старик ухмыльнулся, сделал несколько глотков воды, закрыл фляжку и убрал ее в котомку.

   - Куаса Сурга был не местный, если так можно сказать. Он сын одного вождя с другого острова. Да и имя у него тогда было другое. Но об этом позже. Для мальчиков того племени существовал обряд посвящения в мужчину-воина. Куаса, достигнув необходимого возраста, должен был скоро пройти его, но не успел. Одно из воинствующих племен каннибалов - таваде - напало на его деревню. К несчастью, его племя проиграло тот бой. Многие воины пали защищая свои семьи. Отца, оглушенного и раненого во время сражения, взяли в плен. Всех женщин и детей повязали и увели. Там же были его три старшие сестры и мать. Больше он их никогда не видел. Дикари дикарями, но законы у них есть, и они их соблюдают получше некоторых цивилизованных колонизаторов, - улыбнулся старик. - По закону племени таваде, убивать было можно всех, кроме вождя. Ну, только если он попал в плен, сражаясь насмерть. Они считали, что отважным вождям любого племени благоволят высшие силы и духи, и если забрать жизнь такого безоружного предводителя вне боя, то собственное племя постигнет небесная кара. Поэтому, напавшие в таком случае поступали просто. Они оставшихся в живых забирали в рабство, сыновей вождя приносили в жертву своим богам, - старик прихлопнул улетающего одинокого комара и почесал шею, - а самого поверженного безоружного предводителя или оставляли на произвол судьбы, или вообще отправляли в неизвестное плавание на лёгонькой лодочке производства его же собственного племени, если такая имелось. В общем, кровавой мести за свои деяния ждать не приходилось.

   Старик уставился на пылающие угольки и умолк. Где-то вдали послышался вой одинокого волка. Молодой машинально взглянул на лежавшее рядом охотничье ружье. Прошла пара минут молчания.

   - Дед, - внук смотрел на старика с наигранной серьезностью, - классная история. Только чего-то не хватает для логической концовочки. Ты ничего не забыл дорассказать? Да и несостыковочка получается - сына-то в жертву не принесли. Что, закон эти законопослушные граждане нарушили?

   Старик улыбнулся и посмотрел на внука:

   - А вот тут и началась папуасская мистика с метафизикой. Расскажу так, как я себе представлял то, что происходило, слушая скупой на слова рассказ Куаса, сопровождаемый жестами.

   Старик подбросил пару веток в костер и лег на спину, заложив руки под голову:

   - Когда основной отряд таваде увел всех пленных, на пальму, под которой сидели охраняемые конвоем раненный вождь с сыном, сел белый голубь. Что там произошло в голове главного папуаса одержавшего победу, мне не известно, но заметив птицу, он после некоторых раздумий, поверженному вождю дал сделать выбор - отдать сына в жертву, или занять его место. Куаса на то время по нашим меркам был подростком, но в тех условиях дети рано взрослели. Шансов выжить у него было меньше, чем у настоящего охотника и воина, но они были. Сам понимаешь, что выбрал отец. Да и как еще он мог поступить? Раненный, оставшийся без племени, совсем не молодой воин достойно принял вызов своей судьбы. Перед тем, как его увели, он обнял сына и отдал ему свой амулет приносивший защиту и удачу, который носил на шее. Незамысловатый костяной диск с какими-то толи узорами, толи надписями. Я не решился попросить Куаса дать мне его рассмотреть, так как тогда уже знал, что амулет нельзя брать в руки и тем более снимать с шеи. Да и он навряд ли позволил бы себе это сделать, даже по велению, как он иногда выражался: "Большого белого духа". Отдать по своей воле амулет, означало для него передать его защиту и удачу берущему и оставить себя без этих магических свойств. Из-за своего простого любопытства лишить его одного того из не многого, что у него было дорогого, я не имел абсолютно никакого желания. Он никогда его не снимал по своей воле, но судя по нескольким узелкам на веревке, срывало его не раз. Поработители увели отца и оставили его одного. Несколько лет в одиночестве он охотился, прятался, спасался от невзгод, от других аборигенов, в общем, выживал, взрослел, матерел. И, вот однажды, когда он вздремнул на привале во время охоты, его разбудили боевые крики, бой барабанов и прочий шум сопровождавший местные стычки. Он оказался между двумя вступившими в бой племенами. С одной стороны была часть зарослей, и за ней - полоса песчаного берега, а с другой простирались новогвинейские джунгли. Воины неизвестного племени прибыли на лодках, которые оставили на берегу. Прибыли они, как оказалось позже, на разведку с соседнего острова в поисках лучших условий для проживания, чем те, что были в их краях. И с той и с другой стороны враждующие посылали навстречу друг другу подарки в виде стрел, копий и прочих прелестей. Куаса нырнул в ближайшие заросли и занял выжидающую позицию. Из оружия у него были с собой бамбуковый нож, копье и лук с порванной тетивой, который он хотел отремонтировать после отдыха. Навыки боя, полученные еще с детства от отца, не могли сравниться с подготовкой часто сражающегося воина, но высокий рост относительно местных аборигенов, отменная реакция, отличное физическое развитие и звериное чутье, приобретенные за последние годы выживания, неплохо компенсировали этот недостаток. Через несколько минут, после потрясшего джунгли боевого шума, Куаса смог разглядеть представителей враждующих сторон. Первыми он смог различить прибывших со стороны моря. Ни их наряд, ни раскраска не говорили ему ни о чем. Это были неизвестные чужеземцы. Но, когда мимо него в нескольких метрах пробежал воин другого племени, сердце Куаса бешено заколотилось, глаза налились кровью, а руки крепко сжали нож и копье. С того дня, как уничтожили его дом, отняли у него отца, мать и сестер, убили многих соплеменников, ни на один день он не забывал эти черные татуировки на смуглой коже в виде человеческих черепов. Это было племя таваде, которое, забрав у него все, оставило его погибать.

   - Погоди, погоди, - молодой неожиданно прервал рассказ деда.

   Старик посмотрел на внука, приподняв голову. Тот смотрел на него стараясь скрыть улыбку.

   - Как ты там говоришь: "глаза налились кровью", а "руки крепко сжали нож и копье"? Деда, ну ты прям, Ханс Кристиан Андерсен. Братья Гримм нервно курят в сторонке. А как зрачки у него расширились, и шерсть дыбом встала, ты не разглядел? - не выдержав засмеялся молодой.

   Старик сел, скрестив ноги по-турецки и, зевая, потянулся вверх руками.

   - А ты, значит, считаешь, что все было по-другому? - улыбнулся он.

   Молодой молчал. Улыбаясь, он подправил развалившиеся в костре ветки:

   - Тебе бы книжки писать, - посмотрел он на деда.

    Пусть писатели пишут, - улыбнулся старик и, помолчав с минуту, продолжил:

   - Куаса выждал момент, когда атакующие с глубины острова промчались вперед по направлению к побережью и вступили в рукопашный бой с чужаками. Он выскочил из укрытия и, подбежав со спины на расстояние точного броска копья, со всей первобытной ненавистью метнул его в аборигена, находившегося позади всех атакующих и метящегося из лука в свою жертву. Местных было больше, чем прибывших, и они теснили их из зарослей к берегу, где была возможность, находясь под прикрытием растительности, перебить всех из луков и копий. Со скоростью молнии безмолвной тенью Куаса подбегал со спины к своим кровным врагам и, не останавливаясь, одним ловким движением или перерезал горло бамбуковым ножом, или наносил смертельную рану и мчался дальше. Первыми его заметили защищающиеся туземцы. Их предводитель использовал этот момент. Он поднял боевой дух своих соплеменников издав боевой клич, призывающий какого-то там ихнего то ли духа, то ли бога на помощь, и указал рукой на бегущего в тылу врага Куаса. Его отряд, уже к этому моменту понесший большие потери и утративший надежду на выживание, преобразился и с удвоенной яростью, граничащей с отчаянным безумием, бросился в последнюю контратаку. Атакующие от такого неожиданного отчаянного натиска, а также обнаружив опасность с тыла, начали отступать, оставляя убитыми на поле боя своих соплеменников. Куаса к этому времени разжился трофейным луком и, отходя вглубь острова, отстреливал воинов таваде. Тем самым, оттягивая на себя внимание и силы врага, он не давал им оказывать эффективное сопротивление нещадно бившим их иноземцам. К началу отступления таваде он уже находился ближе к одному из флангов места сражения. Предвидя, что разозленные такой выходкой папуасы станут его преследовать, Куаса заранее занял эту позицию, чтобы в нужный момент оказаться на стороне тех, кому помогал, обойдя сражающихся со стороны. Так он и поступил, когда вождь племени таваде скомандовал своим оставшимся в живых воинам прекратить сопротивление, помочь раненым и немедленно уходить вглубь острова. Выпустив последнюю стрелу в неосторожно выскочившего папуаса из-за дерева, Куаса мгновенно скрылся в зарослях и со всех ног бросился оббегать место боя со стороны. Он добрался до побережья, вышел из зарослей на открытое место и остановился неподалеку от лежащих на берегу лодок туземцев. Они загружались в них и торопились покинуть этот остров, понимая, что вскоре напавшие могут вернуться с подкреплением. Так случилось, что в этом бою их вождь - Гарук - был тяжело ранен. Он жестом пригласил Куаса подойти ближе и, выразив ему свое почтение и благодарность, сначала указал рукой на него, а затем, открытой ладонью вверх, на готовых отплыть соплеменников. Это был жест приглашения. Куаса понимал, как и раненный вождь, что оставаться там он больше не мог. Его будут искать до тех пор, пока не найдут. А потом, когда нашли бы, его участь была бы такова, что если бы он остался в живых, то позавидовал бы мертвым. Куаса Сурга - Сила Небес - нарек тогда Гарук своего нового соплеменника и спасителя. Не знаю, сколько они добирались до своего острова, но из всех, кто отправился на поиски лучших земель, вернулось не больше трети. Кто погиб в стычке, кто - позже от ран. Люди племени аван, так себя называли аборигены, принявшие в свое племя Куаса по велению вождя, обосновались не далеко от побережья острова, на который в свое время прибыла и наша экспедиция. По сравнению с другими племенами, племя аван было миролюбивым и достаточно зажиточным, по местным меркам, для того, чтобы вызвать желание у соседних племен предложить поделиться с ними честно нажитым и добытым непосильным трудом имуществом. И, кстати, аванцы поначалу преподносили дары приходящим к ним вождям со своими отрядами, чтобы избежать межплеменных войн. Но некоторые, особо "умные", посчитали эти преподношения как слабость, и начали частенько наведываться с весьма не благородной целью к трудолюбивым и миролюбивым соседям. Ну, и конечно же, получали адекватный и достойный ответ. Аванцы, хотя и не испытывали большой любви к оружию и насилию, но в случае, когда всякие негодяи  вероломно вламывались к ним в дом без приглашения, быстро "перековывали свои орала на мечи" и тот, "кто к ним с мечом приходил", тот по куполу и получал. И все бы ничего, могли бы они и дальше так терпимо существовать - "хлеб печь", детей рожать, да врагов поучать, но одно дело воевать против одного племени, и совсем другое - держать оборону против нескольких. В общем, вынудили их начать собирать вещи и менять место жительства. Гарук собрал небольшой отряд и на нескольких лодках отправился на разведку к ближайшему острову, с которого он и вернулся вместе с Куаса. Встретили их с почестями, как и подобает встречать отважных воинов рискующих своими жизнями во благо своего народа. Правда, об усопших навзрыд не рыдали, волосы на голове не рвали и пеплом голову не посыпали. Аванцы считают, что того, кто ушел в мир иной, нельзя огорчать здесь на Земле своими безудержными стенаниями. Раненных подлатали, голодных накормили-напоили, а вечером у обрядового костра ритуальными песнями да плясками погибших в загробный мир проводили. С того времени и обрел Куаса свой второй дом. Вот тогда и началась папуасская "Санта-Барбара".

   Старик задумчиво почесал бороду и взглянул на внука:

   - Ты знаешь, что такое "Санта Барбара"?

   - Это где-то в Америке?

   - Ладно, проехали, - заулыбался старик и продолжил.

   - Вождь считал Куаса посланцем аванских богов как спасителя своего племени. Если бы не его неожиданная своевременная помощь, то остался бы он лежать на чужой земле вместе со своими воинами. А племя его, скорее всего, доконали бы "заботливые" соседи. Дочь вождя - Моана - уже тогда положила глаз на Куаса. Он был молод, в полном расцвете сил и на голову выше аванцев. Да и история, рассказанная ее отцом про спустившегося с небес помощника от богов, произвела ошарашивающее впечатление на всех соплеменников, не говоря уже о юном девичьем воображении. Куаса приобрел отличную боевую подготовку, участвуя поначалу в оборонительных боях. А спустя некоторое время, применяя свои уникальные навыки следопыта и охотника, наводил страх и ужас на обнаглевших соседей своими вылазками даже на их территории. Он выслеживал малые группы, не более 5 - 6 человек, вражеских племен в джунглях, и используя духовую трубку с отравленными дротиками или лук со стрелами, ликвидировал кого успевал, и затем, мгновенно, а зачастую и незаметно исчезал. Преследовать Куаса было бесполезно - равных в скорости и выносливости ему не было. Да и маневры в своей охоте он чередовал, вызывая растерянность в своих действиях преследовавших его врагов. В одном случае, Куаса, отрывался от преследователей, прятался и дожидался их. А затем, выпустив отравленную стрелу или дротик в очередную вражину, молнией скрывался в джунглях. В другом - мог без остановки уйти в свое племя, оставив преследующих в напряжении от неизвестности - нападет, или нет? Если нападающих оставалось не более трех, то мог и внезапно атаковать, орудуя каменным топором или палицей направо и налево, аки демон, проламывая все, что под руку попадется вместе с аборигенскими щитами.

   Старик замолчал и выжидающе посмотрел на внука. Тот вопросительно взглянул на деда и, призадумавшись, проговорил:

   - Щиты проламывал?

   - Ага. Прям в щепки! Ну, точнее, не в щепки, а - в клочья, - старик сделал небольшую паузу и добавил, - щиты-то кожаные были. Да ты же знаешь, - рассмеялся он, видя серьезное выражение лица внука. Старик лег на спину, заложив руки под голову:

   - В общем, поселил со временем Куаса Сурга в трепетных сердцах наивных, но агрессивных туземцев суеверный ужас. Посчитали они его за духа какого-то - убить не могут, а сами мрут. А в совокупности с хорошей обороной аванцев своей деревни и, что не удивительно среди диких аборигенов, раздора между собой нападающих племен, потихоньку набеги ослабли. Ну а затем и вовсе прекратились. За это время Куаса завоевал нерушимый авторитет в глазах вождя и всего племени и укрепил их веру в свою принадлежность к покровительствующим племени богам. Но один персонаж - местный шаман - затаил на него тайную коварную злобу. Гарук - вождь аван - старел, ослабевал, и его срок правления подходил к концу. Наступило, относительно прошлого, мирное время, и в недалеком будущем нужно было передать правление племенем молодому и сильному - более энергичному - соплеменнику. У шамана было два сына. Старший - так себе, особо силой и боевым умением не выделялся, да и лидерскими качествами не обладал. Но был смышлен и хитер по развязыванию внутриплеменных интриг и силен по части знахарства, чем помогал отцу удерживать авторитет могущественного шамана. К примеру, сынок незаметно какую-нибудь гадость в пищу или воду соплеменнику подбросит, очередного папуаса скрутит, а шаман тут как тут, своими песнями да плясками с бубном, ну и травкой нужной, на ноги его поднимет. Можно было бы подлечить, конечно, и просто - травкой, особенно, когда знаешь, чем заразил, но всех невежественных собратьев надежнее за нос водить со спецэффектами и выгоду от своего социального статуса получать. И если первого сына шаман готовил как своего преемника по магической части, то второго, хорошо физически развитого и отменного охотника, стремился в вожди продвинуть. И все шло по плану, до того момента, как появился Куаса. Шаман сразу почуял угрозу своим планам по полному захвату власти над племенем. Но все надеялся, что Куаса сляжет от вражеской руки, как и сыновья вождя. Своих-то он от лишней опасности прикрыл - по его словам, духи и боги наказали беречь наследников магической защиты племени. А иначе постигнет аванцев хворь всякая, голод лютый, да прочие несчастия. Знаний и умений на скрытую реализацию этих угроз у него было достаточно. Короче, для основной массы местного населения, чтобы поверили, много наговаривать не пришлось, и сыновья его в опасных передрягах не участвовали. Но войны кончились, Куаса не только остался жив, но и еще прочнее укрепил веру племени в себя, как посланца богов, а Моана - дочь вождя - дала согласие стать его женой. Кстати, это устраивало Гарука. По местным обычаям, если у вождя не было сына, то на место предводителя племени выдвигали свои кандидатуры местные интеллектуалы-атлеты, считающие себя достойными этой должности. Дальше проводились между ними различные состязания, в которых отсеивались слабые звенья не слабого народа аванской цепи. И если в финале этого мероприятия оставалось два равных по итогам борьбы претендента, то в шалаш вождя с почестями переезжал жить тот, кто первым добудет редкую райскую птицу - "большой изумруд", как завершающий знак от богов, что новоиспеченному вождю будет сопутствовать во всем удача. Ее обнаружить-то было не просто, не говоря о поимке. А в приоритете ведь, считался живой экземпляр. У действующего вождя сыновья погибли в межплеменных войнах в разное время. Но была дочь. А, по закону племени, муж дочери, в случае отсутствия наследника у вождя, считался его правопреемником со всеми из этого вытекающими обязанностями и привилегиями. Куаса чувствовал, что шаман его присутствие еще до того, как он вождем стал, просто терпел. А уж после старался без надобности на глаза лишний раз не попадаться. И Куаса прекрасно понимал, что заняв место, которое готовил шаман для своего сына, нажил себе коварного врага, с которым нужно считаться. Обычные, простые аборигены легко внушаемы, наивны, доверчивы и суеверны. И все заслуги перед племенем в боях могли быть перечеркнуты одной какой-нибудь изощрённой кознью шамана. Аванцы - отличные воины, сражавшиеся без страха, всегда уважали своего вождя, но больше смерти боялись духов и богов. И если бы на одной чаше весов был авторитет и уважение к вождю, а на другой - страх перед могуществом шамана, то первый мог бы при совсем не благоприятном исходе лишиться не только статуса предводителя, но и головы. Так что, Куаса было чего остерегаться, и он, мудро руководя племенем, не давал повод шаману хоть как-нибудь дискредитировать себя, как верного своему народу предводителя. Время шло, племя жило своей жизнью, и шаман понемногу стал выходить на дружеский контакт. Куаса поначалу даже поверил в то, что шаман принял все как есть. Его второй сын получил в подчинение лучших охотников и считался уважаемым соплеменником. Удар от шамана пришел совершенно неожиданно. Когда Моана была еще беременна, многих из племени подкосила какая-то болезнь. Трудно сказать, причастен ли был к этому шаман, но с этого момента в племени пошли слухи, что это настигла их кара богов за осквернение линии племени Аван по родословной вождей. Будущего потомка от брака дочери вождя с иноземцем уже тогда многие стали расценивать, как виновника всех своих бед. Куаса к этому времени понимал, чем в итоге могут обернуться эти слухи для него и его семьи, но абсолютно ничего не мог противопоставить против суеверия, кроме еще не забытых тогда заслуг перед племенем до того, как стал вождем, и мудрого управления племенем - после. Окончательные сомнения в намерении шамана осуществить свой многолетний план у Куаса рассеялись, когда по острову прошлось небольшое землетрясение. Шаман открыто связал с уже родившимся на то время у Куаса сыном это природное явление с последним предупреждением от богов перед гибелью всего племени. Единственным спасением от неминуемой смерти, он назвал принесение в жертву проклятого сына вождя. Суеверный страх аванцев окончательно перевесил чашу весов против уважения и благодарности к Куаса. Второй раз в жизни он стоял, будучи беспомощным, лицом к лицу со своей смертью, а за спиной у него был недавно родившийся сын, жена и ее престарелый отец, ставший и для него близким. Неудержимая ярость охватила Куаса, когда он увидел еле заметную ухмылку на лице шамана, стоявшего перед ним в толпе всего племени. Послышался хруст костей от пальцев сжатых в кулаки, сердце бешено сокращалось от выброшенного в кровь адреналина, натренированные годами мышцы в охотах и сражениях напряглись под атласной кожей до состояния теплого камня. Он отлично понимал, что даже если и сможет добраться до шамана, чтобы отправить его безвозвратно к своим духам, то это ничего не изменит для его сына, а, возможно, и семьи. И хотя участь его сына была предрешена, он не собирался второй раз отдать на заклание родного человечка без боя. Готовый ринуться в последнюю атаку, Куаса Сурга, сделал вид, что ему тяжело. Он чуть присел, чтобы одним мощным прыжком влететь в первый ряд аванцев, стоявших перед шаманом, и, прорвавшись сквозь них, свернуть шею наслаждавшемуся своей победой врагу. Вдруг, в этот момент он почувствовал, как кто-то легко положил ему на плечо свою руку. Это был отец Моаны. Он вышел вперед и встал между Куаса и племенем во главе с шаманом. Гарук отлично знал и помнил все законы и обычаи своего племени. Их передавали вожди из уст в уста, из поколения в поколения своим наместникам. За время предводительства Гарука, не раз и не одну жизнь спасали соплеменникам эти знания от неминуемой смерти в угоду духам и богам требуемые шаманом. Но этот случай был действительно безысходный. Гарук впервые в жизни воспользовался правом, которым может воспользоваться только чистокровный вождь племени аван. Он назначил отсрочку принесению жертвы богам, с целью окончательно убедиться в том, что прошедшие беды, а также угрозы на свершение их в будущем, действительно исходят от покровительствующих племени богов, а не от злых враждебных духов. Риск для Гарука в этом случае состоял в том, что если не будет доказана невиновность обвиняемого, то его навсегда изгонят из племени, считая покровителем своего внука виноватого в бедствиях. А остаться одному в джунглях, в преклонном возрасте, да с враждебными соседями было равноценно самоубийству. Это был всего лишь вопрос времени, и весьма не долгого. Доказательство же невиновности заключалось в том, что за достаточно короткий срок необходимо было поймать и принести живую и невредимую райскую птицу "большой изумруд". Это было бы знаком того, что боги находятся на стороне ищущего и всецело благоволят ему. Шастать по джунглям в поисках того, о чем только слышал от соплеменников, да еще с ограниченным временем - дело утопическое. И не стоит забывать про опасность от встречи с папуасами других племен. В общем, сказать, что шансы у Куаса были ничтожны, означало - не слабо преувеличить. Уходя за своей птицей счастья, в прямом смысле этого слова, Куаса прекрасно отдавал себе отчет, что это была всего лишь короткая отсрочка приостановившая неминуемую смерть его сына взятая от полного бессилия что-либо изменить. Он также ясно понимал и высоко оценил поступок Гарука. Когда-то он своей помощью сохранил ему и его людям жизни, а теперь, когда Куаса был обречен, в знак благодарности, Гарук поставил на кон свою жизнь, ради ничтожного шанса помочь своему спасителю. Куаса ясно осознавал всю тяжесть от ответственности легшую на его плечи - жизни Гарука, сына и будущее Моаны. И только призрачная надежда, даже не понятная на что, удерживала его от беспромедлительной расправы над шаманом. Когда до истечения отпущенного времени на поимку "жар-птицы" осталась пара недель, Куаса, находясь на побережье, увидел бросившее якорь наше судно. Он никогда не видел белых духов, но, будучи ребенком, не раз слышал о них, от старого шамана своего племени. Тот встречался с ними, когда они прибыли на своих "плавающих домах из-за большой воды". Куаса помнил и про то, что были и жестокие духи, насильно забиравшие в свои "дома на воде" туземцев и увозившие их с собой. А у тех, кто посмел оказать сопротивление, духи забирали жизни при помощи палок издающих гром. Когда наша экспедиция высадилась на берег, он решился на отчаянный шаг - просить дать ему "большой изумруд" в обмен даже на свою жизнь. Увидев Вику, он посчитал, что белая женщина скорее откликнется на его просьбу, нежели духи с грозными волшебными палками. Ну, дальше ты уже знаешь, как он вышел на берег - дождался, когда я с основной вооруженной командой ушел, выбрал момент, когда его первой могла заметить Вика и, медленно направился к ней, оставив оружие на песке. Он сильно рисковал, ведь вместо нас могли быть работорговцы, прибывшие пополнить свои трюмы живым товаром. Но игра стоила свеч - терять ему было нечего. Куаса нужен был знак от богов в виде птицы, которую он еще даже не обнаружил, отпущенное на это время почти истекло, а тут посланники богов сами прибыли. Окончательно его вера в нас, как спасителей укрепилась тогда, когда он, уже сидя у костра, увидел на обложке альбома для будущего гербария местной флоры изображение нашей русской жар-птицы, дополнительно оформленное небольшими цветными стеклышками переливающиеся на солнце. Это был рабочий альбом Вики. Она любила наше народное творчество и купила его для этой поездки из-за понравившегося изображения. Куаса, увидев в руках Вики альбом с птицей, расценил это как знак того, что он на верном пути. Из общения у костра он понял, что последнее слово в согласии на помощь принадлежит вождю духов, то есть мне. И решил дождаться моего возвращения, чтобы окончательно узнать дальнейшую свою судьбу. Как я уже говорил, к вечеру он меня дождался. Всей его жизненной истории, разумеется, к тому времени я не знал. И взамен на помощь в поимке райской птицы, я потребовал у него предоставить мне людей в помощь для походов. Я также пообещал ему и его воинам зеркальца, проволоку, соль, табак и прочий для папуасов ходовой товар. У нас были отличные сетевые ружья, предназначенные как раз для поимки мелких животных и птиц. Так что поймать "большой изумруд" было делом техники. Трудность заключалась только в обнаружении такого редкого экземпляра. То, что мы где-то через неделю в очередном походе ее обнаружили и изловили, не скажу, что для меня было ожидаемо, но приятно, в плане почувствовать себя богом творящим чудеса, и выгодным, так как знал, что теперь буду обеспечен необходимыми рабочими руками. А увидев, как Куаса радовался этому событию, и как он благодарил нас, я уже тогда не переоценил для него всю значимость этой удачной охоты. Без промедления он вернулся к своему племени за несколько дней до истечения срока отпущенного на поимку птицы. Представляю лицо шамана, когда Куаса объявил всему племени, что по его личной просьбе белые боги через своих посланников, сами дали ему райскую птицу. При этом поведали о том, как шаман связался со злыми духами и наслал на аванцев болезни и беды, чтобы реализовать свой коварный план по захвату власти над всем племенем. Я не расспрашивал, что там дальше было, но сдается мне, недолго после этого шаман прожил. Как только Куаса вновь утвердил свою избранность на право быть вождем, он предоставил мне в помощь своих лучших воинов. После того, как необходимые растения были собраны, а животные с птицами пойманы, я отпустил людей Куаса. Он же стал наведываться в наш лагерь с дарами к Вике. Куаса был истинный вождь, настоящий охотник, следопыт и воин с большой буквы. Он держал свое слово и не нарушил ни одной нашей договоренности, ни в походах, ни в посещении лагеря. Я не верил в то, что он мог доставить нам какие-либо неприятности или нести какую-либо угрозу. Но, однажды его изменившееся поведение меня озадачило. Вот тогда я и вытянул из него все, что он скрывал. Оказывается, сыновья шамана сбежали из племени, прихватив с собой всякую шаманскую утварь, и преклонив колени перед вождем другого племени, враждующего с аванцами, были приняты в их ряды. После разоблачения коварного плана их отца, аванцы относились к ним, мягко сказать, с недоверием, но тронуть не смели - Куаса запретил. Он только догадывался и предполагал, об их содействии в злодеяниях отца, поэтому решил проверить их временем. Да и кому, как ни ему, не знать, что значит лишиться отца на своих глазах не в силах что-либо изменить. Не кровожаден он был. И вот, как оказалось, сыновья проявили себя совсем не по-братски со своим народом. Куаса не был опечален таким исходом, но его сильно обеспокоило то, что днем, после их ночного побега, когда он зашел в шалаш шамана, то обнаружил подвешенную за шею райскую птицу. Все время она находилась под присмотром одного из сыновей шамана, который должен был заботиться о ней. По истечении определенного срока, ее необходимо было выпустить на волю целой и невредимой. Это означало глубокую благодарность и верную преданность племени тем богам, которые дали знак в виде этой птицы, как свое покровительство. Если, несмотря на должный уход, с птицей что-нибудь случалось неблагоприятное - заболела, или умерла, то это считалось плохим знаком, который мог означать, что племя осталось без покровительства свыше. Так что, берегли ее, как зеницу ока. Но то, что предстало перед Куаса, было из ряда вон выходящее. Во-первых, ее намеренно умертвил соплеменник, во-вторых, шаман, ну и, в-третьих, он перешел на сторону врага. Куаса прекрасно понял, что это было послание лично ему. И означало оно одно - его племя будет уничтожено после того, как будут уничтожены белые духи, прибывшие дать знак от богов - покровительствовать аванцам. С этого времени одно из враждующих племен внезапно прекратило межплеменные стычки. Воины Куаса разведали, что в этом племени велось приготовление к неизвестному военному походу. Папуасы запасались оружием - делали луки, копья, палицы - готовили отравляющие смеси, проводили ритуальные обряды, направленные на благоволение своим богам для удачи в предстоящей битве, наносили боевые раскраски, набирались сил, не участвуя в войнах. Там же и были замечены сбежавшие братья. Боевая раскраска у племени была устрашающая - белые человеческие кости на темной коже. Да, было чего остерегаться - каннибалами были эти агрессивные "скелеты". Куаса действовал решительно и без промедления. Он, желая выразить свою благодарность и верность богам и духам, пришедшим к нему в трудный час, также начал подготовку своего племени к будущей полномасштабной войне. Будучи, как и все аборигены, суеверным, и зная, что шаман вражеского племени и один из сбежавших братьев проводят колдовские обряды против дружеских духов Куаса, он также решил оградить Вику от всех возможных опасностей, которую он считал своей личной покровительницей, произведя ритуальное действо. В это полное опасности для него время, он, ни на минуту не сомневаясь, принял решение передать ей то, что, как он считал, не раз сохраняло ему жизнь и приносило удачу в, казалось, уже безвыходных ситуациях - свой амулет защиты и удачи. Этот амулет мог просто передаваться из поколения в поколение от отца к сыну, перенося с собой магические свойства от прежнего владельца к следующему. Но для передачи этих магических свойств кому-либо другому, необходимо было соблюсти некоторые условия. Амулет нужно было снять с себя и передать, надев на шею принимающему, после определенных действий и заговоров у ритуального костра. С этого момента вся магическая защита и удача покидала прежнего владельца. Вот с этой поры и стал Куаса Сурга, наведывающийся в наш лагерь и заметно изменившийся в поведении, пугать и настораживать Викторию своим таинственным предложением куда-то там с ним пойти. Оценив нависшую над нашей экспедицией угрозу, я принял решение посодействовать Куаса в его стремлении провести обряд и, тем самым, добиться его полного расположения к нам для обеспечения военной поддержки воинами его племени. Рано утром Куаса ушел в свою деревню. Я пообещал ему, что как только он вернется в следующий раз, в случае согласия Вики, я не буду ему препятствовать. В часе ходьбы от нашего лагеря была небольшая полянка. Там и планировал он совершить свой обряд. Пересказав без прикрас всю историю нашего друга-туземца, я объяснил Вике, чего он добивался и в каком опасном положении мы находились. Она трезво оценила сложившуюся ситуацию и, когда Куаса вернулся через несколько дней, согласилась на встречу с ним за территорией лагеря. На Бога надейся, но сам не плошай, - еле заметно улыбнулся старик. - Я поставил всех членов нашей экспедиции в известность о надвигающейся угрозе и замысле Куаса. Когда вождь с Викой вышли за территорию лагеря, я, вооруженный карабином и сигнальной ракетой, последовал за ними. По моему распоряжению в лагере знали, если через несколько часов мы не вернемся, или будет подан знак ракетой, то это означало, что мы в опасности. Я прекрасно понимал, что от глаз такого следопыта и охотника, как Куаса, не пройдет незамеченным мое присутствие. Но также я и знал то, как и он, что другого выбора у него не было. Вику я предупредил, что буду неподалеку, и она чувствовала себя более уверенно. Когда они дошли до места, я устроился в зарослях на краю поляны. Куаса разжег костер и обустроил рядом с ним место, куда села Вика. Сам, скрестив ноги, сел напротив нее и, немного раскачиваясь телом, то ли нашептывал что-то, то ли напевал. За время проведения обряда ничего особенного не произошло. Разве что, когда Куаса снял амулет и надел его на Вику, над ними пролетел новогвинейский венценосный голубь альбинос. Куаса сопроводил Вику до лагеря и, не выходя из джунглей, поспешно направился в сторону своей деревни. Ему нужно было возглавить своих воинов в тот день, когда враждующее племя выдвинется в нашу сторону, чтобы навязать бой до их нападения на лагерь. Он выполнил то, что намеревался. То, что по его верованию, могло защитить ее от той опасности, от которой не мог защитить он. Это был последний дар Куаса Сурга. Колдовство колдовством, но на следующий день за нами, наконец-то, прибыло наше, как выяснилось позже, отремонтированное судно. Мы поспешно свернули лагерь, перебрались на корабль и вскоре отчалили, навсегда покинув побережье острова, ставшее за эти месяцы уже чем-то близким и родным.

   Старик молча смотрел на лижущие ветки языки пламени костра. Через несколько минут тишины молодой прервал молчание:

   - Дед, грустно как-то. Как думаешь, Куаса со своими бойцами порешал там этих бандерлогов?

   Старик медленно отвел взгляд от огня и посмотрел внуку в глаза:

   - Ты хочешь знать, закатал ли он их в асфальт, или вкатал ли их в плинтус? - старик с серьезным выражением лица сымитировал пафосную интонацию дерзкого подростка.

   Молодой широко заулыбался:

   - Ага, нахлобучил ли он их по полной программе?

   - Да, кто ж его знает? Но, прежде чем навсегда покинуть остров, белые боги через меня кое-что передали вождю, - старик загадочно улыбнулся, посмотрев на внука.

   Молодой невольно улыбнулся в ответ:

   - Да, ладно. Только не говори, что это уже совсем другая история и услышу я ее потом.

   Старик наиграно почесал затылок, с таким же актерским мастерством сделал серьезное выражение лица и, махнув рукой, как бы сдаваясь, произнес:

   - Ладно. Сегодня у меня хорошее настроение. Слухай далече.

   Он потянулся вверх, одновременно глядя на звездное небо и сделав плавный глубокий вдох носом. Затем, опустив руки, также медленно выдохнул воздух на пылающие жаром угли через рот.

   - После того, как Куаса проводил взглядом уходившую по берегу к палаткам Вику, он направился к своему племени. В этот момент я вышел к нему на встречу. Мое появление не было для него неожиданностью. Он замедлил шаг и, подойдя ближе, остановился напротив. В его глазах были еле заметны огоньки, похожие на два тлеющих уголька, готовые в любой момент вспыхнуть всепоглощающим пламенем. Взгляд был чист и проницателен. Уже заметные невооруженным глазом редкие морщины на лице подчеркивали выраженную строгость и серьезность. От него не исходило ни радости, ни горя, он не был ни напряжен, ни расслаблен. В спокойном и собранном теле чувствовалась некая скрытая сила, готовая, в случае необходимости, смести на своем пути все что попадется, невзирая на исход для самого Куаса. Упругие мышцы в мгновенье ока могли сократиться до прочности гранита, сокрушая, раздавливая или разрывая врага. Передо мной стоял настоящий вождь - могучий первобытный воин с телом и силой зверя, с ясностью орлиного взора таившего в себе, от пройденного жизненного пути, мудрость змея, но с доверчивой душой, и наивным и чистым сердцем ребенка. Именно эта черта, как самое слабое звено в несокрушимой стальной цепи, и подвело все отставшие от доминирующей цивилизации народы, погубив многих сильных и отважных воинов. Наглая ложь, изощренное коварство, подлое предательство, бессовестная хитрость и гнусный обман белого человека, безжалостно и беспощадно били по наивной доверчивости многих туземцев, обрекая на неминуемую гибель многие племена. Я снял с плеча карабин и вместе с патронами отдал его Куаса. А также объяснил, где будет спрятан ящик с остальными ружьями и боеприпасами оставшимися от экспедиции. За время наших походов по острову, он научился пользоваться винтовкой, превратив ее для себя из грозной палки издающей гром в оружие защищающее жизни. Больше я его не видел. Но, надеюсь, этот дар белых богов помог ему и его племени сохранить себя и образумить не в меру воинствующих соседей.

   Очень высоко, над головами двух охотников, по глубокому черному полотну небосвода, усеянному россыпью ярких крупинок, тихо проплыла одинокая яркая точка и скрылась за горизонтом. Спутник - детище современной цивилизации - неустанно кружа по своей орбите вокруг Земли и исправно передавая сигналы, состоял на службе у современного человека. А в это время, где-то далеко, на одном из тихоокеанских островов, у племенного костра, скрестив ноги и в одной набедренной повязке, сидел старый седой папуас. Солнце давно взошло, и его лучи все сильнее и сильнее нагревали темную кожу спины и плеч туземца. На его коленях лежал местами покрытый ржавчиной старый карабин без единого патрона. Но руки туземца лежали на нем, как бы трепетно охраняя и защищая. Это был его амулет защиты и удачи, который не раз спасал ему жизнь после ухода белых духов. Он знал, что боги не оставили его без своего покровительства. Это был их ответ на его преданность. В памяти туземца застыл образ белой женщины с амулетом, уходящей по песчаному берегу, в его глазах отражалась безмолвная тихая печаль, а в сердце горел неугасаемый огонь благодарности.