Священный трепет

Сентябрь 1894

- Скажите, отче, разве наставлять это неправильно? – темноволосый юноша исподлобья глядел на статного священника в рясе и с густой седой бородой.
- Ты еще слишком мал, чтобы понимать, как правильно, а как нет, - седобородый неторопливо прохаживался между рядами деревянных лавок, словно говорил невидимому классу.  – Ты смышленый мальчик. Еще чуть-чуть и станешь мужчиной и все решения будешь принимать только сам. Сегодня ты попытался сделать именно так. Ты обсуждал закон Божий с людьми вне семинарии. Говорил им о заповедях, высказывал свои мысли, так?
Парнишка смиренно кивнул. Священник остановился и устремил на него спокойный, но очень внимательный взгляд.
- Так вот Иосиф ты не забывай, что закон, пускай и Божий – это закон. Соблюдать его нужно неукоснительно и собой при этом являть этот закон. Какой же ты послушник если сам строгости не испытываешь? Думаешь тогда кто-то воспримет из твоих уст слова об Отце всевышнем серьезно? Не примут за блаженного дурачка? Или тебе нравится такая роль? – голос святого отца не переходил на крик, но словно прессом прижимал мальчишке голову к земле.
Оба молчали, стоя в тишине серо-коричневых глиняных стен семинарии.
- Ты смышленый, Иосиф, - снова заговорил старец. -  Я не раз замечал, как легко у тебя получается доносить что-то другим, вести за собой, создавать вокруг общество. Ты, конечно, получишь наказание за своё поведение, но ты должен понимать, что это твоя учеба. Воспитание твоего духа.
Мальчишка поднял глаза на говорившего и слушал внимательно.
- Ты должен понять, что дисциплина важна в духовной жизни не меньше, чем в обычной. Даже больше. Только постигнув строгость и прилежание сам, ты сможешь передавать это другим. Только тогда ты сможешь вести за собой, а не завлекать.  Иди, Иосиф, принимай наказание и помни – наша строгость тебе во благо.
Легко поклонившись юноша вышел и идя по гулкому коридору семинарии он смотрел куда-то вдаль, сквозь время.

Октябрь 1898
- Сосо, ну чего ты упрямишься? – говорящий пронизывал шедшего рядом парня горящим от возбуждения взглядом. – Ты же видел, как он на тебя смотрел. Сам Вано Стуруа! Почему ты отказываешься?
Иосиф не спеша шёл по темной тихой грузинской улочке задумчиво глядя себе под ноги.
- Неправильно это как-то, Камо, - ответил он и пригладил рукой густые чёрные волосы. – Меня учат смирению, послушанию, надзиданию. А тут... – он запнулся. – Все как-то бурно так. Организоваться, выступить против.
- Эй-эй-эй, погоди, - Камо остановил Иосифа за плечо. – Давай так прямо: тебе нравятся идеи о которых говорил Стуруа и другие? О рабочих, которые света белого не видят из-за хозяев. И деньги их тоже видят только те же хозяева. О смене строя в стране, о том, что Грузия расцветёт если ее перестанут давить русские цари и генералы? 
Иосиф ответил не сразу, словно засмущавшись.
- Умом пока не уверен, но сердцем почему-то близко. Не знаю даже как объяснить...
- Я знаю! – воскликнул его друг, взмахнув руками. – Знаю, Сосо, даже лучше тебя. Я видел, как ты обсуждал все эти идеи, как уверенно говорил о человеке, пускай со стороны церкви, но все равно.  У тебя получалось одновременно призывать быть сильными и при этом правильными. И что тут плохого?
Сбоку раздался звон удара о землю. Совсем еще юная девочка незаметно вышла из-за дома и видимо засмотревшись на приятелей, споткнулась и уронила кувшин.  Она быстренько его подхватила и побежала вниз по улице. Иосиф проводил его взглядом, пока наступающая темнота еще не съела силуэт.
- Мое учение направлено на другое, друг, - медленно проговорил Иосиф. – У меня есть обязанности в семинарии.
- Ну так, а я что, говорю бери, Сосо, револьвер и пойдем стрелять негодяев? – горячо возмутился Камо. – Нет! Я только прошу делать то, что у тебя хорошо получается. Ты же в семинарии служишь ради людей? Ну вот и здесь тоже самое. Походим, создадим собрания, рабочие группы. Никакой стрельбы или налетов, только разговоры. Я бы сам пошел – но кому я нужен? Безграмотный, неинтересный, а ты учишься, говоришь складно, горячо. Я ведь и тебе, Сосо, добра только желаю, ты же мой друг. Я вижу, что ты можешь стать большим человеком, если сейчас пойдешь по нужному пути. Ну?
Иосиф усмехнулся и похлопал друга по плечу.
- Да ты уговаривать не хуже меня можешь. Ладно, я попробую.
- Ну вот и отлично! – засмеялся Камо. – Может меня по свободе тоже чему-нибудь научишь. Математике там. А то я мясо только хорошо выбирать умею, а деньги считать нет. Ну еще тропы знаю тут в округе...
 Постепенно беседа растворилась в темноте, как и очертания двух фигур.

Август 1901

Девятнадцатилетний парень выглядел уверенным в себе мужчиной, с густой копной волос, чёрной как смоль щетиной на лице. За окном лил тёплый тифлисский дождь, на столе лежали несколько чуть помятых листов бумаги, над которыми копьем было занесено перо. О том, что исключили из семинарии Иосиф не жалел. Не потому, что вырвался из жесткого и порой жёсткого режима этого заведения, а потому что сейчас чувствовал свою нужность. И что еще важнее – свою силу, которая радовала и пугала одновременно. Взять хотя бы первое публичное выступление: вроде бы пять-шесть сотен человек не такая уж огромная масса, но когда столько пар глаз внимают тебе, согласно покачивают головами, одобрительно восклицают – разве ты не на своём месте? И ведь не призываешь к какому-то злу, наоборот – чтобы все стало лучше. Кто был никем, тот станет всем – не так разве написано? Или недавняя забастовка железнодорожных рабочих в Тифлисе, которую он провёл. Разве не опьяняет чувство, что за твоими словами собралось столько мужчин и женщин, верящих тебе и готовых отвечать за твои, по сути, мысли. В определенные моменты ответственность за это тоже пугала, словно хищная птица, пролетевшая над самой головой. Или змея, явившаяся меж камней. Инстинктивно замираешь, думая, что если ошибёшься, то все может плохо закончиться. Но потом понимаешь, что если не пойдёшь дальше, вперёд, то никогда не прийдешь куда тебе нужно. Страх всегда рядом, а значит он не столько враг, сколько союзник, который подскажет тебе то, что не видит одурманенное радостью и волнением сердце. И он правильно опасался – немало людей арестовали, сам чудом остался на свободе. Хотя работу в обсерватории жалко. Так приятно было наблюдать за небом, за звёздами, которые смотрели на тебя сверху. Там, на небосводе, все так спокойно и безмятежно, но при этом так разнообразно. Он даже жил в обсерватории, пока не пришли с обыском. Теперь Иосиф стал настоящим подпольщиком. Одним из многих. В Баку хотят печатать газету «Брдзола», т.е. «Борьба» по-русски и просят его, молодго парня, написать передовую статью. Говорят, что Иосиф очень способный, что зарыть такой талант в повседневной работе вроде виноградников – грех. Господь каждому придумал своё занятие и окружающие потом скажут тебе спасибо, за то, что ты послушался Отца Небесного, говорившего с тобой через сердце. Вот все вокруг и хвалят Иосифа, а значит он идёт правильно.

Январь 1904
Как хорошо в Батуми, какая вокруг красота, просто рай на земле. Особенно остро чувствуешь это покинув тюрьму. Даже не одну. Батум, Кутаиси, затем вообще ссылка в Иркутскую губернию. Хорошо, что товарищи помогли. И те, кто помог бежать, и те, кто оставался с ним в камере, пускай и заочно. В письмах Иосиф познакомился с Владимиром, тем самым. Интереснейший человек, сам первый написал, говорит, что Иосифа давно приметил, верит в него и не хочет, чтоб тот опустил руки сидя в заключении. Они активно переписывались, делились идеями, строили планы. В какой-то момент Сосо даже не замечал, что он тюрьме: та же строжайшая дисциплина, скудное питание, непререкаемый авторитет охранников и начальства. Человеку начинавшему свой путь в узких коридорах такое не ввергает в шок. Прав был святой отец тогда, в пустом классе – строгость и смирение очень помогают. В жизни без трудностей никак. Вот и сейчас секретарь комитета партии подозревает его в связях с полицией. «Докажи – говорит он. – Иосиф, что ты верен делу, что ты за идею. Докажешь прежде всего себе самому, а заодно и всем нам». Пришлось доказывать, писать статьи и речи о том, как он, Иосиф видит жизнь при социал-демократическом строе. Старшим товарищам понравилось, подозрения ушли, новые должности, в свою очередь, пришли. Работа кипела.
Какой-никакой, а начальник, представитель Кавказского союзного комитета в Имерет-Мингреле.  Моментами кто-то из глубины сознания спрашивал Иосифа – а правильно ли ты поступаешь? Не отошло ли все от начальной линии общения с людьми к линии красной, к линии предводительства и действий? Нет, одергивал себя Сосо, все правильно.  Я их веду, буду учить тому, во что верю сам. С этим настроем Иосиф начал свой очередной день и очередной этап в жизни.

Сентябрь 1908
 Сколько всего передумано пока Иосиф сидел в своей комнате, наблюдая как хмурый Лондон уже второй день поливает всех дождем.  Два года, а казалось прошла целая жизнь. Встретился лично с Владимиром из переписки и его верными соратниками. Даже подискутировали на аграрную тему. Много новых знакомств и все как один уверены в светлом будущем Иосифа, называют его верным товарищем.
Обвенчался с Катей Сванидзе, спасибо товарищу по духовной семинарии. Родился сын. А потом она умерла от тифа. На сердце Иосифу свалился тяжелый камень, придавил его горячее чувственное биение, оставив лишь насос для перекачки крови. Мог совсем жизни лишить, да окружающие не дали. Нужен ты нам, Иосиф, говорят, без тебя теперь никуда. На них только он и держался, отдавал всего себя. Старый друг Камо сказал, что очень нужны деньги и Сосо помог ему. Сложное русское слово «экспроприация». Камо убедил, что ничего страшного, отбираем у казны, то есть по сути своё. Только средства пойдут не чиновникам, а людям. На их же собственную судьбу.

Февраль 1913
Иосиф снова сидит за столом. Серьезная статья в журнал «Просвещение». Жаль, что на определенную тему, ведь Иосифу было что поведать о самой жизни. За плечами несколько заключений – Баку, Вологда, Нарым. Отовсюду бежал. Не потому, что стен боялся, дела звали, ждали люди, которые его хвалили и на которого надеялись. Работа в подполье уже не казалось чем-то необычным и романтическим. Иосиф стал осторожен. Люди, которые не уважают дисциплину и смирение – опасны. Они легко губят других в угоду своим интересам. Таких очень много и сразу всех не переучишь, лучше стараться их сразу изолировать. Как в школе делают с хулиганами. Снова переписывался с Володей, даже встречались несколько раз. Он сейчас за границей, здесь на него целая охота. Иосиф его понимал. Слово и верные товарищи – мощнейшее орудие, действующее наверняка. Он помог Владимиру проведя избирательную кампанию в Петербурге, объездив все заводы и фабрики и переговорив буквально с каждым рабочим. По сути Сосо остаться последним работающим из подполья, словно корень, из которого росло все революционное движение. Видя, как оно разрастается, Иосиф лишь больше уверялся в себе. Каждое крепкое рукопожатие коллеги или просто работяги из цеха наполняло душу уверенностью. Он сможет все сделать как надо. Порядок, дисциплина, закон – он с этим справится. Пожар потом он тоже потушит, Иосиф видел и чувствовал на себе, как учат смирению. С этими мыслями Сосо усиленно скрипел пером по бумаге, откладывая в сторону лист за листом, пока не дошёл до последнего. Подумалось, что надо раз и навсегда выбрать себе имя. Идейное, олицетворяющее. До этого он много раз пользовался псевдонимами для публикаций в революционных газетах: Бесошвили, Нижерадзе, Чижиков, Иванович. Был даже «Неукротимый», любили его так называть. За эти же публикации в основном и сидел. Сейчас на ум пришла фамилия переводчика, который работал над великой поэмой «Витязь в тигровой шкуре». Чуть-чуть ее подправить, чтоб звучало кратко, емко, быстро и уверенно. Иосиф макнул перо в чернила, стряхнул лишнюю каплю и аккуратно вывел в конце: «И.Сталин»


30 октября 2016