Чернобыль

        Вначале все было прекрасно. В седине апреля прошла интереснейшая научная конференция в городе Геленджик. Называлась она школа морской геологии. Вернулся в Симферополь поздно вечером 26 апреля. На следующее утро пришел на работу и увидел на своём столе телеграмму. Такую, впервые  –  с широкой синей полосой и надписью правительственная. Предлагали срочно явится не в родное министерство геологии, а Академию Наук Украины. Подумал: Бред какой-то.

         Зашел в канцелярию и тут меня огорошили: рвануло на Чернобыльской АЭС. Никаких подробностей. Пока отчитывался по старой командировке, сдавал авансовый отчет, получат аванс на  следующую, наступил май. Сразу после майских праздников устроился в вагоне Симферополь – Киев. Пустом. В вагоне всего несколько человек.

        Тридцать лет прошло. Кажется, это было вчера. Притихший Киев. На улицах не видно детей. Редко, редко встретишь мамашу с коляской. Это сразу стало заметно. На мой взгляд - самая неприятная примета беды.

         Духота как в парилке. Стены домов и мостовые поливаются водой из шлангов. Смывают нуклиды. Вода тут же испаряется, вот вам и банная атмосфера.
Начало мая 86-го было во всех отношениях жарким. Теперь никого уже не волнует, кто или что было причиной аварии. От этого знания никому ведь не легче. И что врать? Кому-то было страшно. Кому-то страшновато. Но боялись все. Ещё даже не зная об истинных масштабах трагедии.
 
      Страх усугубляло отсутствие внешних проявлений катастрофы. Враг был невидим. Так же светило солнце. Пели птички. Цвели каштаны. Ходили трамваи. Но всё было отравлено. Люди редко улыбались, хотя и пробовали шутить. Измученные недосыпанием, коллеги в штабе Академии Наук, на Владимирской встретили меня незатейливыми подначками:

-  Иди сначала на второй этаж. Запишись добровольцем -  формируется сводная бригада евнухов в Арабские Эмираты.
-  К черту Эмираты. Там жарко. Я и до вас добирался зигзагами. От ларька к ларьку с газировкой. А, вообще, пейте пиво пенное – морда будет здоровенная. Медики говорят, что надо пить больше жидкости. Пиво же, особенно холодное, как раз тот напиток.
-  Пошли они эти медики… Слышал, как  с дозами играются? Особенно их министр. Свою-то семью он в первый же день вывез.
-  Не дрейфьте! Сказали же, мирный атом в каждый дом. И выполнили обещание. Не часто бывает. Радоваться надо. Этот афоризм я услышал в поезде.
-  Вон, Вадим радуется. Что под руку попадется, сует под радиометр. Редиску, колбасу, бумажки. И, знаешь, где больше всего нуклидов оказалось? В его бороде. Выдрал волосок, как старик Хоттабыч, а он сплошной радионуклид. Ты к нему не подходи. Он септический.

        Я взял со стола радиометр и вышел во двор. Вроде ничего особенного. Повышенный, правда,  фон. Но не более. Подошел к луже у ворот. Мама родная! Прибор зашкаливает! Тут уже не миллирентгены, а рентгены. Насмывали туда радиоактивной пыли. Нет, братцы, лужи надо обходить стороной, а то и впрямь придется ехать в Эмираты. Если доеду. А, впрочем, чего я испугался -  высохнет эта лужа, а оставшуюся гадость опять разнесет по городу ветер. Никуда она не денется, еще по крайней мере лет триста. Арабам-то хорошо: и яйца целы и девки пляшут. Устроились.  А мы чем хуже? Прямо скажу, мне еще повезло: не надо было ездить в сам Чернобыль и зону поражения. Все материалы нам привозили другие люди. И с небывалой оперативностью. Были и комические наблюдения.
Вспомнил рассказ одного коллеги, вернувшегося из Припяти:

-  Смотрим, на лугу стоит какое-то жуткое чудовище. Что-то невообразимое. Подъехали ближе. И что ты думаешь? Корова. Спасая кормилицу от нуклидов, бабуся обернула ее клеенкой и обвязала веревкой. Одни рога торчат и хвост. Бабуля рядом в дождевике и чувствует себя в полной безопасности.

        Работа в штабе мне понравилась. Ее стиль. Никаких заседаний. Все обсуждалось кулуарно. По-деловому. Принимаемые решения тут же отправляли «наверх». Как там справлялись с проблемами, мне было неведомо. Много позже выяснилось: многие прогнозы и предложения были верными. Но тогда Цвел махровым цветом всесоюзный бардак. Самый его разгар.

        Конечно мы недосыпали. Кое как питались. Но никто не жаловался.  Тем более, что не смотря на беспощадную борьбу с алкоголем, в Киеве в любом магазине стали продавать молдавское каберне. Оно хоть как-то повышало настроение. А печалится было отчего: мы стали понимать грандиозность катастрофы. И хотя первичные данные были скупы, мы прикидывали все варианты. И все были не утешительны.

        У меня была еще и своя проблема. Выбраться из Киева, так как командировка кончалась. Исчезли билеты на все направления. Люди ехали в любую сторону, лишь бы подальше от Киева. Увозили детей. Уезжали сами. Первыми уехали семьи начальства. Потом рванули состоятельные граждане. Всякое повидал.  Но такого драпа не было со времен второй мировой. И судить людей за это было нельзя. Вот кого надо было судить, так это кассирш! Из них, по-моему, ни одна не уехала. Стригли бабки на общем несчастье. Это было их золотое время, которое вряд ли в обозримом будущем повторится.

        Я, все-таки, улетел в родной Симферополь. Как? Отдельная история, достойная пера авторов «золотого теленка». Надо было закрывать Крымскую АЭС. Спасать Крым от мирного атома. В переполненном самолете я думал, что вряд ли выиграю этот бой. Но союзников у меня теперь будет много. И есть, что сказать оппонентам. А драться придется, как говорят, до последнего патрона.