Бедные люди

     Повисло неловкое молчание, какое часто бывает между двумя людьми, случайно оказавшимися напротив друг друга не по своей воле. Один из пассажиров вагона был спокойный и уверенный в себе благодушный мужчина пятидесяти лет, с проницательным острым взглядом, но абсолютно не запоминающейся внешности. Другой же господин, сорока лет отроду, наоборот очень запоминался, притом производя достаточно тягостное впечатление. При первом взгляде на него бросалась в глаза его некоторая нервозность, которая сквозила в каждой черточки его лица, как признак чрезмерной возбудимости на ничтожные впечатления. И вместе с тем, во взгляде его читался недюжинным ум, прекрасно уживающийся с еще какой-то детскостью и мечтательность. Всё говорило о том, что перед нами человек творческий или, во всяком случае, человек оригинальных взглядов.

Раздался гудок паровоза и слегка покачиваясь поезд тронулся, учащая стук своего парового сердца. За окном потянулась унылая вереница Петербургских домов, обещавшая вскоре смениться лесами и полями.

-Да-с, погода сейчас хороша, только летом и ездить в поездах, - проговорил господин лет пятидесяти, чтобы разрушить сложившуюся тягостную атмосферу. -Как-то пришлось мне по служебной надобности ехать в Москву, так не поверите, чуть ли не замерз в вагоне.

-Так отчего же, поверю. Про морозы, сам ощущал. А вы стало быть, часто в Москву ездите? Извините, не представился, литератор, Федор Михайлович Достоевский.
Господин, сидящий напротив Достоевского, казалось нисколько не удивился соседством с известным писателем, видно уже знал с кем столкнула его судьба.

-Как же, как же, знаком с Вашем творчеством. Большая честь для меня оказаться в одном вагоне с автором “Бедных Людей”. Даже выписывал журнал “Время”, где вы изволили печатать свои произведения. Отмечу, что Ваши “Записки из мертвого дома” произвели на меня очень глубокое впечатление.

Господин замолчал, как будто бы раздумывая, стоит ли продолжать, и испытывающее посмотрел на писателя.

 -Большое впечатление произвел еще отчасти тем, что в некотором роде, и тут я Вам должен признаться,-доверительным тоном продолжил господин, -являюсь одним из виновников судеб людей, попадающих на каторгу. Не скажу, чтобы много по моей участи людей попало именно на каторгу, но таковые имеются.

-Да, извините, не представился,- Филипп Павлович Семёнов, правовед, товарищ прокурора окружного суда, до этой должности много проработал приставом следственных дел в Санкт-Петербурге.

-Вот, как! – Федор Михайлович, быстрым взглядом окинул товарища прокурора. – В свою очередь, очень рад знакомству со столь компетентным человеком в области права, так сказать, не только в теоретическом, но и практическом аспекте. Вы вспомнили про журнал “Время», который пришлось закрыть по независимым от нас причинам, но так ведь сейчас образовался новый журнал “Эпоха”, где я со своим братом пытаюсь продолжить ту же традицию, начатую еще в журнале “Время” - освящать наиболее острые вопросы нашей современности, и рекомендую Вам подписаться на него!

-Да, да, спасибо, буду знать. А позвольте полюбопытствовать, над чем Вы сейчас работаете, если таковое узнать возможно? Извините мне некоторое любопытство, как давнему поклоннику Вашего творчества!

-Ну что ж, извольте! Слышали ли вы про статью Чернышевского “Что делать”? -проговорил Достоевский почти шепотом. - Конечно же вы не можете не знать о статье, наделавшей столько шума в широких кругах общественности.
-Филипп Павлович, закивал, - безусловно слышал, да я признаюсь Вам, тут Филипп Павлович сделал паузу, -и читал-с. Только прошу Вас, Господин Достоевский, нигде не упоминайте этот факт,-Филипп Павлович уже продолжал с улыбкой,- что товарищ прокурора читает столь крамольный роман.

-Именно крамольный, как я с Вами согласен! –воскликнул Федор Михайлович, и неожиданно схватил и затряс Филиппа Павловича за руку. - Вы ведь человек, который непосредственно сталкивается, так сказать, с людской натурой, с её самыми ужасными и грубыми проявлениями! Такая же у Вас профессия! И согласитесь ли Вы, обозревая весь ваш опыт, с утверждением господина Чернышевского, что все ужасы и преступления, творимые преступниками, происходят лишь от того, что никто им бедным не объяснил, что математически выгоднее не делать зла другому, а лишь творить добро?

-То есть Вы из романа Чернышевского вынесли вот такое мнение, а я, признаюсь, ничего не понял из его романа, и даже скажу Вам, что я не понимаю, как можно восхвалять сеё c художественной точки зрения чудовищно написанное произведение. Хотя наша молодежь восприняла его восторженна. С точки зрения будущего, там конечно даются интересные фантазии, возбуждающие наше студенчество. Все у него там из алюминия и столы крутятся! -Тут товарищ прокурора засмеялся,- но скажу Вам, что не верю я в этих новых людей, Фёдор Михайлович. - И считаю это безобидной сказкой. Я за реализм, потому так мне понравились ваши записки из “Мертвого Дома”. Или Бедные Люди, так характеры реалестиные, и совсем не фантасмагорические, как у господина Чернышевского.

-Да, как же безобидная сказка! -Федор Михайлович, казалось сейчас заплачет, - этот роман действительно опасен, так как вводит молодежь в неверно русло убеждений. Все эти новые типы людей, описанные в романе, который как я понимаю, должны нас с вами заменить, все эти толпы Рахметьевых да Кирсановых, они же и придут в Россию! И тогда нам мало не покажется, кровавые реки потекут. Уверяю Вас! Поэтому пытаюсь сейчас я написать свой ответ. Вывести, так сказать, человека из подполья, который своим существованием перечеркнет эти новые типы, выведенные господином Чернышевским!

На фразе – “Кровавые реки потекут”, - Федор Михайлович так возвысил голос, что некоторые господа, сидящие в отдалении, даже обернулись. А какая то дама, подтянула к себе белый кружевной зонтик, и как будто бы собралась звать кондуктора. Это заметил товарищ прокурора Филипп Павлович, и успокаивающим тоном обратился к Федору Михайловичу.

-Да, я согласен, согласен с Вами, Фёдор Михайлович, просто неправильно выразился. Знаете, вот нас послушает человек со стороны,- он еще раз посмотрел на даму, - и скажет, что за дело прокурору и писателю так бурно обсуждать некую фантастическую статью господина Чернышевского.  В чем ее опасность? Ан, нет. Более Вам скажу, что вот такие отвлеченные умствования и даже, казалось безобидное художественное произведения, способно некоторых впечатлительных молодых людей повернуть на путь преступления, чему я сам был свидетель.

-Неужели? –удивился Федор Михайлович, -только я замыслил вывести к чему могут привести подобные убеждения, описанные в романе “Что Делать”, так появляетесь Вы и утверждаете, что почерпнули уже и плоды, так сказать, этих умствований. Воистину, реальность иногда делает такие кульбиты, что и нашему воображению предсказать трудно.

-Нет, нет,-Филипп Павлович, мягко улыбнулся, -Вы меня не правильно поняли, вы сами сказали, что из статьи Чернышевского почерпнули, что если показать человеку, что делать добро выгоднее, так и он начнет делать добро. А предо мной всплывает давний факт из моей работы приставом следственных дел в Питербурге, когда произошло несколько противоположное. Один человек, по фамилии Скотников, прочитал некую статью, и под влиянием её, ради общего благоденствия, решил сделать, как он думал, мелкое зло. Я вам подробно расскажу сею историю, только обещайте мне, что если захотите описать её, то обязательно фамилии измените. -Извините меня, Федор Михайлович, такую фамилиарность, но я вижу, вижу по вашим глазам, как вы загорелись. Да, да я вам история прямо-таки на блюдечке поднесу, и что вы с ней хотите, то и делаете.

-А что же он за зло такое сделать захотел? - быстро проговорил Федор Михайлович.

-Да, процентщицу решил убить, сейчас я Вам открою это дело, словно ящик, закрытый.

***
А что с ним стало потом, -произнес Достоевский тихим голосом, после рассказанной и потрясшей его истории. Писатель, казалось, был ввергнут в какое-то оцепенение, и мысленно обозревал только что рассказанную ему историю.

-С кем, со Скотниковым? -переспросил товарищ прокурора Филип Павлович Семёнов.

Да, - кивнул Фёдор Михайлович, -постепенно выходя из оцепенения.

-Соня, конечно не такой редкий тип русских женщин, поехала за этим мерзавцем. Но слышал я, что после того, как вышел он с каторги, поселился Скотников там же недалеко, но не работал, и стал Соню поколачивать, да и к спиртному пристрастился, которая швеей устроилась к купцу, и фактически обеспечивала Скотникова. Такие же люди жаждут признания, хотят, чтобы вокруг них всё крутилось, для них Петербург подавай, а там же глухомань, одни каторжные и ссыльные.

-Эх, мне ли не знать, -Филипп Павлович, -проговорил Достоевский.

-Но, славу богу, умер это Скотников, то ли от пьянства, то ли  от чахотки. И Соня бы пропала, но ей повезло. Девушка она была тогда красивой, еще молодой, вот и вышла за того местного купца, вдовца.

И знаете, как я это узнал, что вот так же, как вас, встретил ее на вокзале с детьми и с мужем. Решили они, чтобы дать детям образование хорошее, переселится в Петербург. Вот такая история со счастливым концом.

-Так, вот Ваша история и подтверждает, как может влиять на людей разные статьи, самым прямым образом, проговорил Федор Михайлович, и задумался.

-Но понимаете ли,-ответил ему товарищ прокурора, - трудно сказать, что может подтолкнуть к преступлению человека, если он давно решился на это. Это я Вам из собственного опыта столкновения с такими случаями. Все гораздо проще бывает, чем мы может себе придумать. Первый фактор, который влияет на преступление, это само решения человека, пойти на преступление, а спусковым крючком может быть любой повод и любая статья, Чернышевского ли, или нет. Не важно. Просто себе человек вдруг разрешает переступить через барьеры, а вот потом он начинает это себе каким-то образом объяснять, почему он это сделал, такое моё мнение. Да и был это Скотников изначально убийцей, фамилия то какая,-Скотников!

-Единственное, что мне непонятно, и Вы мне так не раскрыли, -проговорил Федор Михайлович,- что за статью прочитал Скотников,  что она так его возбудила.

-Ну статья то это, я думаю была просто пушинкой, которая сломала спину верблюда, и если человек решил сделать преступление, как я уже говорил, ему надо только повод найти, к тому же Скотников был заражен идеями Бакунина, у него много нашлось этой литературы, а статься, статья…Знаете, я ведь не хотел Вам это говорить сначала, но без этого конечно, мой рассказ будет неполным. На следствии, как мне говорил Скотников, его морально подвигло на преступление недавно прочитанная вещь одного молодого литератора. Ну вы понимаете, что он так себя оправдывал.

-И что же это за вещь, -внезапно побледнев, -произнес Фёдор Михайлович Достоевский.

-Да, Бедные Люди-с, что видит ли, прочитал он сеё произведение, и так почувствовал, что где-то живут такие Макар и Варя, молодые, бедные и несчастные люди. И вот сможет он, де, заполучив средства, их озолотить и поправить положение, ну или похожих на них людей. Этакий Робин Гуд, грабить богатых и ненужных людей и отдавать награбленное бедным и нужным. Про что я вам и говорил. Ну я тогда, вслед за ним и прочитал это произведение, и с тех пор стал преданным поклонником Вашего таланта! Вот видите, какой вы художник, Федор Михайлович, как ваши работы могут влиять на людей, но в данном случае, со Скотниковым, это досадное недоразумение, крови ему хотелось попробовать, почувствовать себя сверхчеловеком, а все остальное было прикрытием.

-Да, уж. –Проговорил, Федор Михайлович, и надолго замолчал, потрясенный.

А товарищ прокурора, Филипп Павлович Семёнов, стал смотреть в окно поезда, где неспешно пробегали, так знакомые русскому человеку, необъятные просторы средней полосы России.