Энергия творчества Пугачевой

Не знаю, как описать концерт Пугачевой. Пользуясь выражением Экзюпери, "я хотел бы начать свою повесть" как репортаж.
 26 июня      2002  в БКЗ "Октябрьский
Концерт - два с половиной часа экстремально насыщенного времени: номера идут в жестком ритме, нет ничего, что хотя бы отдаленно напоминало паузы. Экстремальность - в том, насколько велики перепады настроений, какой фейерверк образов обрушивается в течение всей программы. Образов не просто несхожих - относящихся порою чуть ли не к разным пластам культуры. И фейерверк - не фейерверк: канонада, в которой вместо пестрых шутих - огромные шары, наполненные гремучей смесью энергии и чувства. Вот лопается "Мадам Брошкина" - и пурпур боли, мешаясь с ультрамарином иронии, обдает зал; разлетается оболочка "Речного трамвайчика", осыпая серебристой мишурой ностальгии, - а затем все заливает желтоватый студень жгучей усталости; взрывается "Ничего я не жду", обрушивая массу фосфора... И черный цвет становится экраном, ночным небом, в котором Пугачева - одинокая звезда, сгорая, исторгающая каскады цветного огня.
Ее креативность, способность непрерывно производить новое, ошеломляет. Во всем море песен, ею спетых, нельзя проследить так называемые образные линии, выделить набор устойчивых амплуа. Каждая - совершенно оригинальное создание, не подводимое под какой-нибудь ранжир. Более того, каждое исполнение - отдельный, самостоятельный организм. Скажем, "За то, что только раз" былых времен - все равно что аттический дельфин, мчащий сквозь океанские туманы, сквозь марево сверкающих брызг. И та же песня в нынешнем концерте - загадочная амфибия, которая на мгновение всплывает из бездны, погружается, опять возникает в другой стороне, вызывая на глазах слезы - то ли от зрительного напряжения, то ли от тоски по дальним далям. Или "Голова моя глупая"... Посмотреть внимательно, что Пугачева проделывает, исполняя эту "Голову", - так ведь умом тронуться можно, не то чтобы как-нибудь обозначить "жанр". По-кукольному пластмассовые конвульсии вдруг омертвелого тела, рука, таскающая эту куклу за волосы туда-сюда... Она: и сама кукла, и внешняя сила - отнюдь не ласковый кукловод, и существо, бьющееся в этой чертовой плексигласовой оболочке, и самобичующая внутренняя воля. Что же касается вокальных интонаций - от раздражения на самое себя, на глупый мир до мазохистского восторга, перемежающегося струйками прохладной насмешливости... - их благоуханный букет способен довести до токсикозной эйфории. И тут же прозвучит что-нибудь, что отрезвит ("Позови меня с собой", например), - как воздух из окна, распахнутого на альпийские просторы.
Но такова Пугачева не только в песнях - она творит непрерывно. . От нее невозможно отвести взгляд, потому что она беспрестанно преображается. Даже обходя зал "в неистовом порыве", она достигает дальних кресел совершенно видоизмененной. Как она сидела у рампы! Здесь, в самой бесприютной точке БКЗ певица - словно слепок уязвимого одиночества, вобравший в себя весь озноб, разлитый в воздухе, весь цинизм и безразличие присутствующих. Сев за столик, у зажженной свечи, она отгородилась невидимой стеной - теперь она символ собственного внутреннего мира, который, как круг теплого света, плывет в темноте. Иной раз ее жесты чуть ли не непристойны - но она может поклониться скромным и торжественным поклоном великой артистки, какого в нынешнем мире не изобразить попросту никому.

Энергия творчества - самая чистая и светлая из всех, производимых людьми. Пугачева превращает в нее все, чем мы живем, вплоть до самых обыденных вещей, она выражает не себя, а нас, возвращая наши чувства зарядом новой силы.   Действенное добро - вот что такое Пугачева.

Роман РУДИЦА