Исповедь у костра

ИСПОВЕДЬ У КОСТРА

Место события: север Свердловской области, река Сосьва.

Это было во время нашей экспедиции в далеком июле 1987 года.   Тогдашняя наша вылазка в природу отличалась от подобных экспедиций прошлых лет. Дело в том, что в этот раз с нами были студенты-биологи Свердловского пединститута.  Декан биолого-географического факультета попросила меня взять с собой двух парней-студентов, а куратором над ними назначила свою дочь, научную сотрудницу Свердловского Института экологии растений и животных.  У студентов была своя программа наблюдений: их интересовала зимолюбка зонтичная – растение семейства вересковых, а за одним они хотели уточнить виды кувшинковых нашего края.  Зимолюбка зонтичная    отмечалась флористами на стыке Среднего и Северного Урала, а вот есть ли она в северных районах – это белое пятно для флористов. Прояснить этот вопрос и должны были студенты-биологи вместе со своим руководителем.

Мы же работали по своей программе: пополняли свой список известных нам растений новыми видами,  уточняли картирование прибрежных скал, фиксировали скальную растительность, картировали редкие виды растений. 

Свое водное путешествие мы начали от моста через неширокую речку Шегультан. Первые восемь километров речка вела себя очень бурно. Быстрое течение проносило нас мимо прибрежных покосов, где косари ловкими движениями литовок укладывами густые травы в свежие дымящиеся валки. Многочисленные резкие повороты, подмытые деревья и свисающие к самой воде ветви делали речку довольно опасной: наше внимание всецело было сосредоточено на своевременный отвод наших судов от таких мест, чтобы избежать аварий.

За несколько километров до устья Шегультан стал шире, успокоился, а после соединения с Сосьвой стало совсем спокойно и мы могли расслабиться.
После обеда мы приблизились к Гротовым скалам – первым утесам Сосьвы. Мы перестали грести. Байдарки медленно скользили вдоль скалистого берега. Наши ботаники поярусно внимательно осматривали выступы скал и фиксировали в своих полевых дневниках-журналах встречающиеся виды скальных растений: повсюду виднелись молочно-белые мохнатые звездочки цветков гвоздики иглолистной, рядом примостились кустики дендрантемы (хризантемы), с ромашковидными соцветиями, на многочисленных скальных  уступах расположились кустики тимьяна, цветки которого источали приятный запах. У самого основания скалы, на увлажненной почве в изобилии  ввысь тянулись стрелки молодого дикого лука – наши девочки тут же заготовили его запас для вечернего стола.

У этих скал мы пробыли почти три часа. Студенты со своим куратором вышли на берег и провели обследование лесного массива от скалы вверх по течению в поисках зимолюбки. Мои ребята тоже помогали им в поисках этого растения.  За это время было зафиксировано много видов растений, но поиски зимолюбки так и закончились без успеха.

В скалах мы нашли несколько гротов и попытались проникнуть вглубь, но из-за топкой и вязкой глины нам пришлось отказаться от этой затеи. Лучше это сделать глубокой осенью, когда мороз скует это месиво. 

Отчалив от Гротовых скал, мы отдались воле течения. Наши байдарки, сцепленные вместе, медленно скользили сквозь заросли белокопытника лучистого,  растения  которого под такт волне покачивались на своих длинных стеблях и своими огромными листьями шуршали по днищу и бортам байдарок. 

Стоял знойный июль – самый разгар сенокосной поры. Хотя время уже давно перевалило за полдень, но в безупречно голубом небе ярко-желтое солнце продолжало истово палить. 

Вскоре на правом берегу показалась большая поляна. Это Виноградовские покосы – место наших традиционных остановок, на которых мы останавливались каждый год. И нынче мы запланировали здесь свою стоянку на ночь и днёвку.

Останавливаться на полянах, где кипит сенокосная страда – это тоже наша давняя традиция. На таких местах всегда можно встретить людей, от которых можно получить много полезных сведений и по истории местных поселений, и про местные традиции, и про особенности местной рыбалки. Иногда встретится и знахарь, который поведает о местных травах и от какой болезни их готовить и принимать.

С хозяевами покоса – жителями шахтерского поселка Черемухово – мы знакомы уже несколько лет. Простые и приветливые, они всегда разрешали нам устроить свой лагерь на уже скошенном и убранном участке покосной поляны.

Вот и нынче, едва мы приблизились к берегу, как, прислонив к стогу деревянные трехрожковые вилы, к нам направился хозяин покоса и его сын и  помогли нам причалиться. Мы обменялись приветствиями, узнав, что мы хотим остановиться на ночевку и на следующий день, выделили нам угол поляны, где всё сено было уже смётано в стог.   
 
Ребята начали разгружать байдарки, перетаскивать вещи к нашей части поляны. Сюда же принесли байдарки, и на ночь перевернули их вверх днищем. Затем часть ребят отправилась в лес за дровами-сушняком и занялась обустройством кострового места, другая часть начала ставить палатки, а девочки уже возились с котелками, продуктами – начали готовить ужин.  Вот наши три палатки уже ровной линией вытянулись вдоль берега. Наше стояночное место было удобное и удивительно красивое. Содружество воды, леса и скал создает изумительные пейзажи. 

Через некоторое время сын старика со своей женой на мотоцикле отправились домой, в поселок Черемухово – там скотину надо накормить, воды из колодца натаскать да в огороде кое-что полить. А старики остались ночевать на покосе,  в уютно устроенном шалаше под большой раскидистой березой. 

В вечерних сумерках к нашему костру, как и в предыдущие годы, подошли хозяин покоса и его жена-старуха. Ребята услужливо предоставили им место около костра. Они, кряхтя, уселись, протянули свои натруженные руки к языкам пламени костра.  Мало-помалу разговорились.  Один из студентов поинтересовался:
 
- А почему реку Сосьву перекрыли и воду отвели по каналу?

- Так она, вода эта, всех шахтеров замучила же – старик глянул на вопрошавшего и продолжил – еще в мою бытность шахтером эта сосьвинская вода просачивалась через почву и всё время затапливала шахту, работать не давала. Сначала с прибывающей водой насосы справлялись, а потом и они не успевали откачивать  поступающюю воду. Сколько аварий из-за затоплений было, даже люди погибали. Шахтеры спускались в шахту и не знали, вернутся ли домой после смены или нет. И так шахтерская работа опасна, а тут еще и от воды спасу не стало.

Старик скрутил папиросу-самокрутку, достал уголек из костра, прикурил, затянулся глубоко и повел свою мысль дальше:

- А руда наша, ой, как нужна! Из бокситов – так наша руда зовется - алюминий получают. И получают этот крылатый металл из нашей руды в соседнем городе Краснотурьинске.  Вот и решило начальство избавиться от воды Сосьвы на участке, где внизу шахта была.

- А как это сделать можно было? – спросила одна из наших девчонок.

- Так канал прорыли от Сосьвы до речки Нижний Исток, потом  Сосьву и перекрыли плотиной выше шахт. Сосьвинская вода и пошла по каналу в Нижний Исток, а по нему – в Шегультан.

- Что же это, получается, что от моста мы плыли и по Шегультанской воде, и по Сосьвинской?

- Получается, так, - старый покосник примолк, нахмурился, приводя в порядок свои мысли, и  продолжил свою быль, - а сколько безобразия получилось при возведении плотины! Это уму не постижимо!

Такой поворот речи старика заинтриговал не только свердловчан, и мои ребята зашевелились и в ожидании продолжения рассказа устремили свой взор в сторону покосника.

- И что же случилось? – тихо спросил кто-то.

- А то, что плотину построить-то построили, а лес перед ней по берегам не убрали. Вода разлилась, пошла лесом, затопила низины по берегам. Сколько там в воде леса и полян-покосов погибло! Уже несколько лет прошло, а в образовавшемся водохранилище и сейчас еще в воде деревья находятся. Полусгнившие. Немой укор нерадивому начальству. А ведь народ просил разрешить им использовать лес на дрова. Не разрешили! Начальство и сами не смогли организовать заблаговременную очистку будущего дна водохранилища от леса, и людям не дали. 

Старик умолк, уставился в огонь костра. Чувствовалось, что такая бесхозяйственность властей и по прошествии нескольких лет не дает ему покоя. А мои школьники и студенты-биологи зашумели, наперебой соглашаясь с негодованием старого труженика.

Сколько несправедливостей пережил он за свою долгую жизнь, но чувства разумности, рачительности не потерял.  Действительно, человек теряет свою молодость, но приобретает мудрость.   

****************************** 

Весь следующий день мы посвятили растениям.  До обеда мы, растянувшись широким фронтом, обследовали правый берег от нашего лагеря на покосной поляне вниз по течению, до Красных скал.  После обеда мы прошлись по тайге вверх по реке, до Гротовых скал. И до обеда, и после обеда мы шли по сосновому лесу с моховым покровом, местности, характерной для обитания зимолюбки зонтичной, которая так нужна была ботаникам из Свердловска.

Так что же из себя представляет Зимолюбка зонтичная (Chimaphila umbellata), которую иногда Грушанкой зонтичной называют, и за которой так охотились наши гости из Свердловска?

Это растение одни ботаники считают травянистым, а другие относят к кустарничкам. Более того, одно время ботаники относили ее к семейству Грушанковых, а сейчас – к Вересковым. В высоту  достигает 10-20 сантиметров.  Экземпляр выше 20 сантиметров – это уже гигант. По внешнему виду зимолюбка несколько напоминает бруснику: у нее такие же плотные темно-зеленые кожистые листья, которые сохраняются на растении и зимой. Только форма их несколько более вытянутая и край листа другой – остропильчатый. Когда растение не цветет, оно ничем не привлекает к себе внимания. Но во время цветения его нельзя не заметить. От верхушки стебля поднимается вверх цветонос с несколькими довольно крупными и красивыми бело-розовыми цветками. В цветке особенно заметны пять широких округлых лепестков и своеобразный пестик – сильно вздутый и короткий, словно бочонок. Цветет зимолюбка поздно, во второй половине лета, когда почти все другие лесные растения уже отцвели, и оттого особенно бросается в глаза.

К всеобщему сожалению, ни одного экземпляра зимолюбки мы так и не встретили. Видно, она и на самом деле не растет в наших краях. Или мы не в тех местах искали. Не удалось нам первооткрывателями стать.
Зато мои ботаники пополнили свой список растений многими видами луговой, лесной и скальной  растительности.

Вернувшись от Гротовых скал к нашему лагерю, мы еще помогли нашим покосникам сгрести сено и сметать стог. 

Вечером после покосного дня, управившись с поздним  ужином, усевшись на колодах вокруг яркого костра, ребята попросили старика продолжить свое вчерашнее повествование.

-Да что тут добавить-то к рассказанному. Я, собственно, всё уже рассказал, что вспомнил. Всё остальное, - обращаясь уже ко мне, - ты, Ляксандра, не хуже меня знаешь.

-И всё же, - предложил я робко.

-Да ты уж расскажи ребятам, что помнишь, - поддержала нашу просьбу его седовласая жена и, положив свою руку на его плечо, - заодно и я послушаю.

-А вы расскажите, как в этих краях оказались? Как раньше жилось? Пусть ребята узнают судьбу своего народа и своего края от человека, который лично сам пережил все невзгоды, выпавшие на людей того страшного времени в истории страны, - предложил я старику.

Хозяин покоса посмотрел искоса на меня, обвел взглядов  ребят, расположившихся вокруг костра. 

-Ладно, раз уж вам так хочется. Да и время сейчас такое (напомню, дело было летом 1987 года), что рассказывать об этом можно, в каталажку, поди, забирать не будут.  – начал старик. Он удобнее устроился в сиденье колоды, подставил лицо луне, ушел в свои мысли. Его хозяйка поближе придвинулась к нему,  прильнула головой к его плечу и тихо попросила: 

-Ты, дедко, только не расстраивайся. А ребята пусть знают всю правду, они уже большие, всё поймут.

-И то верно, - согласился старик, - Не местные мы. Жила наша семья далеко отсюда, в Смоленской губернии. Жили в деревне, четверо нас, детей, было у родителей. Родители от зари до зари хозяйством своим занимались да и мы чем могли помогали – вот и жили исправно: скотина всякая на дворе, зерно в амбаре не иссякало. Пару лошадей имели, плуги, бороны.  До поры до времени всё хорошо шло, а потом лихолетье настало: скотину стали  отбирать и на общий двор сгонять, а людей - в колхозы.  Отца нашего, как и еще с десяток крепких селян, кулаками объявили. Потом пришли люди из района, в шинелях, с винтовками. Всю скотину со двора увели, зерно и другие запасы на большие сани погрузили и увезли, а нас под конвоем в дальние края повезли.

Старик поднял глаза, обвел взглядом ребят, полукругом расположивщимися у костра, пошевелил суковатой палкой тлеющие синенькими огоньками дрова и продолжил свое грустное повествование:

- А дальним краем оказались вот эти места на севере Урала.  Было это в конце марта 1931 года. Из Петропавловска привели нас на берег Сосьвы, в то место, где в нее впадает речка Калья. Мне только что тринадцать лет исполнилось. Поселили нас, я это хорошо помню, в бараке на отшибе Усть-Кальинского кордона. Не помню уж скольео, но нас, переселенцев, было много. Родителей, как и другил пригнанных, обязали заготавливать лес. Норма заготовок была большой. А все присланные переселенцы потомственными хлеборобами были, понятия не имели, как лес заготавливать,  план–дневную норму почти никто не выполнял. Тогда и нас, мальцов с двенадцати лет, в лес отправили.  За день мы должны были заготовит 2-2,5 кубометра, а у взрослых норма была 3 куба.  Почти по пояс в снегу мы должны были убрать снег вокруг дерева, с напарником двуручной пилой спилить его, обрубить сучья, распилить на части определенной длины да еще и в штабель сложить. К трудностям с выполнением дневной нормы пришла еще одна беда. Не выполнишь норму – урезали паёк хлеба, что вызывал голод в семье, отощание лесоруба. Из-за нехватки продуктов питания начался голод. Голодали все переседенцы по округе.   Переселенцы поселков Усть-Калья, Денежкино, Сама, Марсяты, Усть-Канда буквально голодали, употребляли в пищу мясо павших животных, мох, березовые почки и кору. 

Старый покосник умолк, задумался. Мы, его слушатели, тоже молчали, ждали продолжения исповеди старика.

По ходу его рассказа я внимательно не только слушал, но и наблюдал за мимикой его лица, освещенное пламенем костра, следил за жестами рук, выражением его подслеповатых глаз, с которых он поминутно снимал очки в роговой оправе и вытирал носовым платком стекла и уголки глаз, следил за интонацией его голоса.
 
- А дальше, дедушка, что было? – не выдержал затянувшееся молчание один из моих парней.

- А дальше, хлопчик, было то, что должно было случиться. Из-за ежедневного невыполнения плана лесозаготовок местное начальство – коменданты поселков, бригадиры – взбесилось.  Наступил массовый произвол начальников всех уровней: за невыполнение дневной нормы переселенцев сажали в холодный карцер, не давали пищу, людей избивали, бросали в воду работающих на сплаве переселенцев. Для устрашения обессиленную от истошения  переселенку живьем закладывали в гроб. Был случай, когда  переселенца бросали в костер. – Старик вновь замолк, ушел в свои думы.   

Я выбрал несколько поленьев из заготовленного и лежащего рядом запаса,  подложил их в костер, отчего ввысь пыхнул сноп искр, и снова наступила тишина.  Легкие сумерки со всех сторон стиснули смятенную душу старого покосника.

- Чем же всё это закончилось? Неужто переселенцы никак себя защитить не могли? – спросил я.

- Нет, переселенцы были не робкого десятка, - ответил покосник, - Не выдержав массового избиения и издевательства над собой со стороны начальства леспромхоза, во второй половине апреля 1931 года народ взбунтовался, состоялось организованное выступление спецпереселенческих семей с участка Усть-Калья.  Но из Надеждинска (сейчас город Серов) быстро прибыл отряд сотрудников НКВД, из числа выступивших спецпереселенцев было арестовано несколько десятков активных участников и организаторы. В их число попал и мой отец. Всех арестованных повезли в Надеждинск. Судьба их так нам и не известна. И отца мы больше не видели. 

Опять наступила тишина, жуткая тишина. Старик, возбуждённый такими жуткими воспоминаниями, с трудом достал из костра уголёк, прикурил свою любимую самокрутку и подвел итог:

- С властью сильно-то не поспоришь. А всё то, что я рассказал – частично я лично помню, подростковая память цепко держит события тех далеких дней, частично мне мать и другие переселенцы рассказывали. Сурово с нами, хлеборобами, обошлись. Очень сурово и несправедливо.

- А в учебнике по истории про кулаков не так написано, - подал свой голос один из школьников.
- В учебнике много чего не так написано, как на самом деле было, - прервал его один из студентов. 

Мы еще долго сидели у костра, задавали вопросы старому покоснику, выслушивали его ответы. Наконец, его хозяйка напомнила всем, что уже поздно, пора отдыхать – завтра спозаранку надо продолжать покос.

Поблагодарив старого покосника за такую поучительную беседу, мы пожелали друг другу спокойного сна и отправились на ночлег к своим палаткам, а старик со старухой – к своему шалашу, приютившемуся под деревом у самой реки. 
                ***********************

                ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ 

Тогда, сидя у вечернего костра на берегу Сосьвы и слушая очередную горькую исповедь старика-покосника, я и подумать не мог, что настанет время, когда мне станут известны официальные документы, подтверждающие слова нашего хозяина покоса.

Более того, эти документы, написанные рукой представителя официальной власти, откроют нам еще более страшные факты произвола, которые творила местная власть над частью своего народа.

Более полно о событиях весны 1931 года можно прочитать у меня в тексте   Протестное движение спецпереселенцев   

                ********************************   

Я думаю, что когда-нибудь и мои ребята, и студенты  хорошим словом вспомнят эти тихие июльские вечера, когда мы, упиваясь вечерней прохладой лета, ночевали у костра на берегу реки, и как они для изголовья  приспосабливали охапку душистого лугового сена и через сетчатый полог палатки любовались огромным диском луны.
А разве можно забыть раннее пробуждение зари, первые лучи солнца, пробивающиеся сквозь острые верхушки деревьев, и как они   ранним утром в июльскую пору босиком бродили по росному лугу!? Нет, такое не забывается!  Такое останется у них на всю жизнь!
                ********************************* 

А зимолюбку мы и в последующие дни так и не нашли. Зато в старицах у поселка Марсяты я показал гостям и кубышку, и кувшинку.

                ********************************
Кстати,  две мои старшеклассницы – участницы этой совместной со студентами Свердловского пединститута экспедиции, через год поступили на биолого-географический факультет этого института.   

                **********************
.