Лесной старик. Часть 5, глава 5

5

     Павел Петрович Бородин в это морозное и солнечное утро был уже безупречно выбрит и после прохладной ванны с душистой пеной – свеж. Его классически официальная одежда и стильная мягкая обувь были траурно чёрными. Он возбуждённо и весело бродил по кабинету и искоса посматривал на телефонный аппарат, тускло белевший на полированном письменном столе из морёного дуба.
     Бородин по-прежнему не сомневался в своей грядущей удаче, и теперь, блуждая по чистым утренним покоям, он размышлял вдохновенно и на редкость трезво:
     «Алёна после своего постыдного предательства непременно утратит уважение и любовь к самой себе. А такое психическое состояние обязательно приводит к потере собственной воли. Я хорошо знаю это по богатому опыту вербовки... Надменная хозяйка станет безропотной рабыней своего коварного и умного слуги. Но осторожный и прагматичный дворецкий не начнёт, даже ненароком, ссору или тяжбу со мной. Вероятно, вскоре прозвучит его телефонный звонок… Ведь нам обоим без надобности даже малейший кризис… или лёгкие трещины в наших доверительных отношениях…»
     И вдруг Бородин услышал тихую телефонную трель, которая раздавалась уже достаточно долго…
     С довольной улыбкой он схватил телефонную трубку и, прижав её к левому уху, басовито, но вежливо произнёс: «Алло! Я внимательно слушаю вас». Ответили ему предупредительно и спокойно: «Доброе утро! Надёюсь, что вы благополучны. Я прошу вас прийти в покои хозяина усадьбы. Алёна сама затеяла нужный разговор. Ваше присутствие будет полезным». И Бородин отозвался: «Иду».
     В пышных апартаментах владельца поместья Бородин появился осанисто, но бесшумно, а затем, слегка помедлив, плотно притворил за собою дверь… Вскоре дворецкий и Бородин обменялись крепким, дружеским рукопожатьем. А ещё через миг мановеньем левой руки Тимофей указал в сторону большого дивана, и оба сообщника медленно приблизились к Алёне…
     С закрытыми глазами она сидела, откинувшись на высокую диванную спинку. Алёна была неподвижна и расслаблена. Её красота уже утратила прежнюю горделивость, и обоим партнёрам захотелось пылко пожалеть свою будущую жертву. Но сантименты были нынче явно неуместны… 
     Алёна почувствовала, что на неё придирчиво и жадно глядят. И оба созерцателя вдруг ярко вообразились ей с гримасами корыстного и зверского вожделенья. Но теперь она оставалась совершенно безразличной к тому впечатлению, которое она произвела… И такое безразличие неожиданно стало приятным ей. Но безволие постепенно ослабляло разум…
     Бородин вежливо, но иронично проговорил:
     - Здравствуйте, милая леди! Удостойте нас крупицей вашего драгоценного вниманья…
     Алёна поспешно открыла глаза и кротко спросила:
     - Зачем вы беззастенчиво докучаете мне? Разве я возражаю вам? Неужели вы оба ещё не поняли, что я согласна?
     И дворецкий напористо сказал:
     - Надо без проволочек обсудить детали и мелочи… Ты обретёшь наследственные права ещё не скоро. Необходима сложная бюрократическая процедура… Но людям свойственно меняться. И ты можешь передумать…
     Бородина невольно покоробило то, что слуга, – пусть даже доверенный, – дерзко нарушил субординацию и при госте обратился к хозяйке на «ты».
     - Но я привыкла держать своё честное слово, – учтиво пробормотала она, – не обману и теперь.
     Дворецкий слегка наклонился и бдительно посмотрел ей в глаза. А гость окончательно поверил в её полную покорность, однако с профессиональной осторожностью бывалого разведчика он всё-таки подумал: «Не ликуй и не торопись…» 
     Удовлетворённый Тимофей степенно выпрямился и внушительно молвил:
     - Нужна твоя генеральная доверенность. Мы пригласим опытного, зрелого юриста. Мы оба желаем твёрдых гарантий. А я хорошо знаю, что ты – весьма увёртлива…
     И вдруг дворецкий решил, что Алёна выраженьем своего неподвижного лица стала поразительно похожа на членов здешней раскольничьей церкви. А хитроумный Тимофей, будучи наследственным пастырем, невольно презирал своих безропотных и верных прихожан. Но теперь его малейшая пренебрежительность к Алёне почему-то воспринималась неканоническим пресвитером полным крахом всей его жизни. Ведь именно ради Алёны были вдохновенно написаны психологические тексты в чёрной коленкоровой тетради, и сейчас ему отчаянно не хотелось, чтобы его творческие усилия оказались совершенно бесполезными для возлюбленной им госпожи… 
     И неожиданно для самого себя Тимофей мысленно поклялся в том, что он обязательно уничтожит все свои научные записи, если вдруг Алёна нравственно уподобится прихожанкам из его тоталитарной церкви. А потом он тщетно пытался понять истинную причину этой загадочной клятвы…
     Но вскоре дворецкого обуяли горделивые мысли:
     «Она согласилась с моими речами о полном её смирении. Я сумел искусно убедить её в том, что лишь абсолютным послушанием она искупит свою вину…»
     Бородин тихо, но внятно произнёс:
     - Мы всесторонне обсудим вопрос о генеральной доверенности для нас. Поверьте, сударыня: прочный альянс с нами обоими будет вам чрезвычайно выгоден и важен… Я самоотверженно и долго служил в элитарных секретных структурах, и поэтому могу обеспечить вашу безопасность вкупе с полной сохранностью вашего богатства. А ваше одиночество – при ваших несметных активах – обязательно сделает вас заманчивой мишенью… Не следует забывать, что удивительно успешная сестра Серова постоянно распускала разнообразные слухи о весьма эффективном покровительстве своего влиятельного брата. Иначе ей не преуспеть… И первое, что я авансом совершу для вашего благополучия: я нынче утром по телефону отговорю своих бывших коллег от их протокольно-ритуального приезда на похороны вашего суицидного мужа. Здесь матёрые разведчики сразу почуют доведение их соратника до самоубийства… Они без колебаний возобновят следствие… и за уликами гнаться не будут… достаточно внутренней убеждённости… А соответствующую статью в Уголовном кодексе никто не отменял… Ваши деньги, имущество и акции скрупулёзно занесут в судебный реестр, а затем конфискуют… и я допускаю, что изъятые ценности разделят, – келейно и приватно, – как дополнительный приз… Мои товарищи могущественны и жёстки донельзя…
     Алёна заторможено встала с дивана, и мужчины неторопливо и вальяжно расступились перед нею… Наитием и звериным чутьём она внезапно постигла, что угрозы и посулы обоих вымогателей совершенно реальны и вполне исполнимы, и она, медленно выйдя на средину гостиной, отозвалась:
     - Я охотно сделаю то, что мне предложат. Я отнюдь не скупа. И мне, действительно, необходимо покровительство…
     Сообщники с нервозным энтузиазмом переглянулись, и она негромко продолжила: 
     - Я вместе с мужем иногда мечтала о вечной – и счастливой – загробной жизни. И безмерно хотелось ему встретиться в потустороннем бытии с чёрным котёнком Тишкой... А я доселе верю, что их свидание – после их смерти – возможно… Наверное, именно этим объясняются мои странные поступки… В моей земной жизни я тщательно оформлю то, что мне повелят… Но я уже мертва… Мой врождённый дар свирепо наказал меня за его успешное применение для слома человеческой воли…
     Неожиданно Алёна повернулась к Тимофею и монотонно предостерегла его:
     - Такая беда может случиться и с тобой. Беречь твои научно-психологические тексты, написанные ради меня, уже нельзя. Они совратят и погубят… Они будут вечно искушать тебя… А ведь люди бывают мёртвыми и в земной жизни…   
     И дворецкий невольно, но истово поверил ей…
     А несказанно довольный Бородин бодро распорядился:
     - Вам, сударыня, придётся – ради поруки – задержаться в горной усадьбе… до окончательного решения наших задач… И не надо сетовать на мнимое угнетенье… и скорбно журить нас… А долгое затворничество вы объясните трауром по мужу… Во всём полагайтесь на дружбу нашу…
     Тимофей угрюмо подумал:
     «Я не позволю нашему матёрому гостю обобрать Алёну до нитки. У нас была волшебная интимная связь… А я не могу допустить, чтобы моя изумительная любовница, – пусть даже бывшая, – превратилась в бездомную бродяжку… Каждый человек должен иметь хоть какаю-то святыню… Да и наши взаимные чувства, пожалуй, ещё не сгорели до чёрной золы или пепла… Разве нельзя сделать из неё сакрального кумира нашей старинной церкви?.. Алёне вполне по силам такая роль… Да и моей общине полезно…»
     А осанистый Бородин, обуздав из осторожности собственную радость, размышлял ясно, прозорливо и трезво: 
     «Алёну, безусловно, можно теперь оставить даже без алтына, гривенника или гроша… Но безудержная корысть – неразумна… Пусть остатки богатства молодой и растленной вдовы будут вкусной приманкой для других оголодавших тварей... В этом случае мы сохраним относительный покой...  Да и жаль её… как ни странно… Она – глубокая личность…»
     И вдруг Алёна почувствовала таинственное и непостижимое счастье от своего полного морального рабства; поочерёдно она посматривала на лица обоих мужчин и бессмысленно, но умильно улыбалась... А вскоре она ощутила их невольную жалость к ней… А затем Алёне вообразилось, что она с извращённым удовольствием ублажает на рассветной и смятой постели обоих своих господ…
     А каждый из пары заговорщиков горделиво восхищался своим великодушным и щедрым намереньем не губить Алёну окончательно, сохранив ей кусочек наследства от её мёртвого мужа. И неожиданное желанье пощадить Алёну чудилось каждому сообщнику очевидным и лестным признаком несравненного, исключительного благородства… 
     Однако партнёры не смекнули, что их удивительное желанье пощадить усмирённую Алёну порождено их неосознанным страхом. Они бессознательно испугались того, что они, подобно ей, могут оказаться в состоянии постыдного – и крайне опасного для них – нравственного рабства. Ведь наитием они понимали, что безропотное, хотя и живое орудие можно легко сломать, уничтожить и выбросить на свалку или в могильную яму… И подсознание милостиво избавило рассудок от мучительного постиженья подлинной причины непрактичной и загадочной жалости к уже побеждённой Алёне…
     Они боязливо остановились на мистической грани, которую Алёна самонадеянно преступила. Они бессознательно учли полученные здесь уроки… 
     Сладострастную и неподвижную Алёну внезапно обуяло жестокое, но рабское предчувствие, что если её повелители прикажут ей свирепо умертвить человека, то она без малейших колебаний станет изощрённо-изобретательным палачом…
     И сообщники бессознательно угодили в рабство, порождённое безмерной покорностью Алёны... Ведь не ведали они, что любая власть обязательно порабощает и самих обладателей власти…
     Заговорщики-победители и бездумно послушная Алёна не постигли того, что её врождённая сила разума и стремление к власти отнюдь не исчезли навеки, а только искусно затаились… Ипостась «волшебная кошка» не погибла в телесной оболочке, а чутко, настороженно и хищно дремала в ожидании срока своего вероятного торжества…
     Алёна подобострастно заявила:
     - Ваши пожеланья я готова немедленно исполнить.
     И все они гуськом, – и даже слегка толкаясь, – вышли из хозяйских покоев. Крепкая, тяжёлая дверь в сумрачный коридор осталась распахнутой настежь… В парадной столовой их ожидал вкусный и обильный завтрак с изысканным выбором болотных витаминных ягод…

6