Челябинский человейник

Так получилось, что половину нынешнего апреля и большую часть мая я провёл в Челябинске и области, пообщался с родными людьми, встретился с некоторыми одноклассниками и однокурсниками,  отошёл от одиночества, поправил здоровье, побывал в местах рождения своих родителей. Всё вроде бы складывалось нормально. Кроме одного: всё это время меня не покидает тревога за миллионный город. Развитие Челябинска вступило в какую-то тупиковую фазу. Я  замечаю это с каждым своим приездом, Мне кажется, что город становится всё более опасным для его жителей.  Вот и в нынешний приезд я стал задыхаться на первом же километре от аэропорта. Было очень пыльно и пахло от металлургических печей. Потом это прошло.

Конечно, я не исключаю, что моё мнение очень субъективно. И всё-таки я выскажу, что меня тревожит.

Челябинск всегда жил работой. Город – труженик, это очень точное определение для него.  Город никогда не был архитектурно единым, но в каждом районе, при каждом заводе-гиганте были ухоженные уголки с уютными дворами, детскими площадками, танцевальными площадками, парками и садами, водными  и прочими станциями. Условия для отдыха были примитивными, но общедоступными. Были бильярды и столы для тенниса, шахмат, шашек, настольных игр, были качели, карусели и колёса обозрения. Как-то в гостинице после лекций в школе комсомольского актива мы пересчитали все челябинские рестораны. Хватило пальцев на двух руках. Практически в любом ресторане практически всегда были свободные места. Вместе с капитализмом количество мест, куда, допустим,  школьник может заглянуть просто так и с пользой для себя провести время, резко сократилось, зато число ресторанов, кафе, пивных возросло в разы. Формально, сейчас есть всё, что было раньше, только в несколько раз больше, но отношения сложились совершенно другие: всюду ценники, за всё надо платить, а строгие тёти не знают жалости и без билета не пустят, не посадят, не дадут…

Так получилось, что живя на капиталистическом Западе, я познакомился с романом, нет,  с футурологической повестью Александра Зиновьева «Глобальный человейник». Автор считает, что в XX веке завершилась история развития человечества. Это был последний человеческий век.  Далее - громады веков сверхчеловечества,  постчеловечества, сплошная деградация самого человека, оскудение внутреннего мира при высоком уровне компьютеризации,  осквернение всего человеческого. Всё и вся под контролем, всё действует по приказу, и  человек стал частью какой-то думающей за всех машины, он живёт «без надежд и без отчаяния, без иллюзий и без прозрений, без обольщений и без разочарований, без радости и без горя, без любви и без ненависти»…

Как там у Зиновьева? «Будущее наступило, и люди оставили всякую надежду на него». Жизнь идёт, но по чужой инерции, без мыслей, без планов, без эмоций. Всё стало глобальным, даже традиции и ценности,  планета превратилась в «однопартийный» социум под руководством Глобального Общества, но общество неоднородно, чудовищное социальное расслоение, когда у одних всё, а у других ничего. Общество превратилось в один глобальный «человейник», где действуют уже не люди, но и ещё не  насекомые.

В условиях Дюссельдорфа я не мог почувствовать дыхание этого бесчеловечного человейника, поскольку вижу, что сглаживаются многие социальные проблемы, нет голодных и раздетых, решены вопросы городского транспорта. Решены почти все вопросы быта. Электроника даёт возможность пассажирам знать, куда идёт электричка, вагон метро, трамвай или автобус, где сделать пересадку и как скоро подойдёт что-то в нужном направлении. В городе реконструируются дороги, усовершенствуется общественный транспорт, расширяются уголки отдыха… Если и  усиливается электронный контроль за каждым, то пока это не столь заметно…

А вот в Челябинске противоречия выпирают через край. Городского общественного транспорта почти нет. Маршруток много, но не сразу поймёшь, куда какая идёт. Информации на остановках никакой. А ведь это забота мэра и его окружения. АМу, где вы? Для горожанина не понятно, для приезжего – тёмный лес. Вид и состояние маршруток – не приведи, господь. А для 22 маршрута машины, похоже, собрали на свалке.

Несколько университетов и ни одного ботанического сада. Как называется растение, откуда завезено, рассказать некому.

Помните мультфильм про паровозик из Ромашково? Там утверждается мысль, что если не увидел первых ландышей, то опоздал на всю весну. Я их видел только на картинках и заставках в компьютере. Ну, не было условий пообщаться с ними в живой природе Челябинска и окрестностей. Если не услышишь первых соловьёв, то опоздаешь на всё лето. Соловьи в Челябинске поют на Кировке из репродукторов. Других слышать не довелось. Может, где-то и есть. А если не увидел рассвет солнца, то можно опоздать на всю жизнь. Я просыпаюсь очень рано. В Кыштыме я видел рассветы из окон дома моей сестры. Неповторимое зрелище, когда над  Сороковкой, за дальними городскими окраинами, далеко за куполами Христорождественского собора светлеет постепенно небо, а потом пробиваются лучи солнца. А вот из квартиры сына в Челябинске рассвет случается чувствовать только за громадами соседних девятиэтажных зданий. Иногда над домами с юга на север летят самолёты, это «стрижи» возвращаются на родную базу после ночных полётов. Звуков от самолётов я не слышал. Понимаю, что в таких условиях можно не увидеть рассвет и опоздать на всю жизнь.

Рассвет 15 февраля 2013 года стал для нашей семьи особенно памятным и трагичным. Я его встретил в Кыштыме в доме сестры, а Аида в квартире сына. Так случилось, что мы одновременно завтракали. Окна кухни в Кыштыме выходят в переулок. Когда пролетавший с севера на юг метеорит осветил соседский дом, я посчитал, что это проехала автомашина,  и попытался ответить на тревожный вопрос сестры. Она уточнила:  «Машины-то  идут в другую сторону». В это время в кухню вбежал испуганный, взъерошенный кот со стеклянными глазами. Стало ясно, что что-то случилось.
Аида сидела в кухне на приставном стуле левым боком к окну. Когда метеорит осветил её и кухню, Аида встала, чтобы выключить свет. Прошла к входу, и в тот момент, когда она коснулась рукой выключателя, раздался взрыв и из вентиляционных отверстий в кухню полетала пыль, толстый слой пыли. Для Аиды это был шок. Дремавшие заболевания обострились, и уже через год магнитно-резонансный томограф показал  опухоль с левой стороны черепной коробки. Заболевание прогрессировало и оказалось смертельным, несмотря на все предпринятые меры и высокую квалификацию немецких медиков.

Метеорит – это сигнал городу, его властям и его жителям, что что-то делается не так. Но что именно не так делается?  Капиталистический Челябинск развивается как-то уродливо. Я знал об этом ещё в те годы, когда работал в прессе. Да об этом все знают. Заводы, выпускавшие уникальное оборудование, закрылись, превращены в торговые и развлекательные центры. Специалисты лишились работы. Огромная собственность, созданная трудом многих поколений, оказалась в руках проходимцев и бездельников, решения часто принимаются вопреки здравому смыслу.

Что построено вновь для блага города и горожан? Мне судить трудно, я в городе не живу. Но вот, допустим, развлекательный комплекс «Родник» с магазином «Ашан». Чтобы его построить, в пойме реки Миасс вырубили уникальную ольховую рощу. Где учёные? Где биологи? Где экологи? Почему промолчали? Почему не заступились? Почему в городе при наличии многих университетов идёт бесплодная болтовня о необходимости ботанического сада? Уже и территорию выделяли. Уже и руководителей, обещавших заработать на гаражах огромные деньги для будущего сада, проводили на заслуженный отдых. А сада как не было, так и нет.

Я не живу в этом городе больше десятилетия, мне трудно судить, что здесь делается, но что делается против людей, я вижу и чувствую. Я специально проехал по многим паркам города и пришёл к выводу, что их площади резко сократились.

Парк на Комсомольской площади, находящийся как бы под охраной легендарного танка,  обкусали со всех сторон. Помню заседание комиссии (1982) по подготовке к 50-летию ЧТЗ. Было предложение поставить трактор С-60 на постамент на пересечении проспекта Ленина с улицей Рождественского, нужно было снести около 70 деревьев. Комиссия встала на дыбы.  Как же так? Парк садили молодые танкостроители в последнюю военную весну, садили ради мира на Земле. Нельзя об этом забывать.  Нашли место для трактора-первенца у заводской проходной.
А в капиталистические времена  на парк и его деревья навалились всей мощью. Пожар комсомольского фриза  за танком, похоже, был преднамеренным – освободили место. Освободили, поставили капиталистическую «свечку». Вырубили деревья, отделяющие парк от дорог с трёх сторон, потом расширяли дороги с юга, а под конец наставили парковок.

Парковками ограничены территории практически всех парков Челябинска. Можно даже утверждать, что парки превращаются в парковки. Процесс пошёл, его не остановить.

За десять лет, что я не живу в Челябинске, через центр города проложено много автобанов. Девять полос дороги вместо проспекта Ленина – это что-то. Зато не стало вдоль проспекта ни одного нормального тротуара. Ни одного! Нет тротуаров и на многих других улицах центра города. Когда мой сын был маленький и я возил его в коляске, я удивлялся, что нет на главной улице ни одного пандуса, чтобы спокойно катить детскую коляску. Пресса этим озаботилась. Пандусы появились. Но где всё это сейчас? А ведь были компании и в поддержку матерей с колясками, и о заботе об инвалидах в креслах, и по проблемам велосипедистов. Всё похерили. Перечеркнули все достижения.

Но самое страшное даже не это.

Без пандусов можно обойтись. Вдоль проспекта можно пройти зигзагами, зорко следя, чтобы тебя на тротуаре не сбили машиной. Как к главному офису Сбербанка пройти с детской коляской? Можно попросить кого-нибудь из пешеходов помочь, поднять коляску, семь-восемь ступенек – это сущий пустяк. Не зря же улица Энтузиастов? Там все с большим энтузиастом помогут беспомошным клиентам Сбербанка, который, кстати, сдирает с россиян огромные проценты по кредитам. На такие проценты можно организовать вертолётную доставку клиентов, а не только пандус к главному офису.

В парки тоже можно не ходить, чтобы не расстраиваться: свежего воздуха там теперь нет, а выхлопными газами можно и в своём квадрате двора насладиться. Аттракционов вроде бы много, но за всё платить. Пять минут проката какой-нибудь игрушки для ребёнка – 100 рублей. Не зря же говорят, что сто рублей – не деньги. Всё обесценилось.

И без первых ландышей можно прожить. И без рассветов.

Самое страшное – это громады жилых свечек. Их натолкали в сложившиеся кварталы по всему городу. Вообще-то за такие дела надо расстреливать…

Когда в 1990 году мы переехали с проспекта Ленина из дома, где был Гастрономторг, и где со всех сторон что-то начали строить, на улицу Энгельса, двор был не совсем уютным, но тихим. Самое неприятное – это незакрывающийся подвал, где и бомжи обитали, и дети вместо школы играли  в карты и, конечно, курили. Когда проводили опрос об открытии в подвале магазина, я в числе первых поставил свою подпись и других убеждал: подвал не будет бесхозным.

Про подвал нас спросили, а больше ни о чём не спрашивали. Ой, вру. Предлагали на все дома в округе пристроить сверху по два этажа. Это было встречено с таким «энтузиазмом», что организаторы не решились продолжать…

Под окнами с юга было каменное здание барачного типа. Его снесли. Но зря мы радовались. На месте барака,  стадиона автотранспортного техникума и полосы препятствий, видимо, от городского штаба гражданской обороны,  начали строить два дома в 16 этажей. После жалоб жителей на ухудшение освещённости квартир пообещали  второй дом построить в 10 этажей, но построили точно такой же, как и первый. За счёт этого строительства в нашем доме улучшилось водоснабжение, но ухудшилось отопление. Во дворе соседнего дома поставили так называемую свечу Павла Рабина. Я несколько раз был в том дворе и окрестностях. Дом Рабина в приличном виде, а две «монолитки» стоят облезлыми: штукатурка осыпалась, балконы покривились, некоторые окна покоробились. И днём, и вечером в округе машин столько, что приходится ежесекундно быть в напряжении. В таком ритме долго не выдержать. А если зимой в квартире холодно, а после 9 мая отключают и отопление, и горячую воду до середины лета, то жизнь при нынешних тарифах ЖКХ покажется сущим адом.

Главной бедой миллионного Челябинска я считаю строительство жилых высоток. В Западной Европе и в США от такого жилья отказались, а в России их штампуют с невиданным размахом, словно готовят мишени для томагавков. По этому поводу я отправил вопрос Президенту России В.В. Путину, считая, что строительство жилых небоскрёбов опасно для России и её народа, приведёт к вымиранию, поскольку дети в таких условиях не рождаются. Квартал, где живёт семья сына, – это два зигзагообразных дома, более 20 девятиэтажных подъездов, на каждом этаже по четыре квартиры. Это же небольшой город, а детей во дворе очень мало. Много машин. Правда, мне говорят, что школы многие переполнены. Но если будет одна школа на весь город, то её переполненность будет ещё выше…

В Челябинске многоэтажные кварталы строятся в пойме реки Миасс. Это особо опасно. А если прорвет плотину Шершнёвского водохранилища? Что будет с этими многоэтажными человейниками? А если прорвёт плотину в Байрамгулово, то воды из Аргазей устремятся в Челябинск. Кто-нибудь просчитывал опасность таких событий? И наконец, строительство сити в Челябинске, в других городах России - это разбазаривание природных, финансовых, материальных, человеческих и прочих ресурсов. Способен ли кто-нибудь в стране пресечь этот беспредел?

Об угрозах Челябинску и его жителям со стороны Русской медной компании, наметившей строительство вблизи Шершнёвскогоо водохранилища Томинского горно-обогатительного комбината,  я уже и не говорю.

Задамся другим вопросом.

Что может быть ярким символом современного капиталистического Челябинска?

Краеведческий музей. Это безжизненный кристалл. Понятен замысел. Связать с богатствами Урала, с его мастеровыми. Но кристалл сам по себе. О мастеровых ни слова. Рядом жизни никакой: ни дерева, ни кустика. И людей не видно. Посетителей очень мало, а я четыре раза бесполезно пытался попасть на выставку в честь первого редактора газеты «Вечерний Челябинск» Аношкина и приближающегося 50-летия газеты.  Михаил Петрович мне интересен и как редактор, я семнадцать лет проработал в созданной им газете, и как земляк. Мы жили на соседних улицах, он ходил мимо нашего дома на пруд, его мать, тётя Тоня, носила на коромысле воду мимо наших окон. Его уважали в нашей округе, его книги любят кыштымцы. Многие наши соседи, знакомые, а то и родственники стали героями его книг.

Если считать краеведческий музей символом города, то он какой-то нежизненный, что ли. К тому же в музее выставлен метеорит, прилетевший 15 февраля 2013 года. Метеорит – это, на мой взгляд, явное указание небесных сил, что в городе что-то не так. Только поняли ли намёк те, кто принимает решения?

  Снова ставлю вопрос. Что может быть ярким символом капиталистического Челябинска?

Железнодорожный вокзал. Я помню старое здание, двухэтажное, со статуей Ленина в полный рост в одном из залов, с мемориальной доской на стене, где сообщалось, .что вождь революции был здесь когда-то проездом. От родной истории следов не осталось, зато есть следы интервентов – памятник белым чехам. Хотел посмотреть мемориальную доску Транссиба, которая лопнула ещё до открытия, но без железнодорожного билета на поезд, который будет отходить от первой платформы, меня не пустили. Да меня по сути никуда не пустили. Вход на вокзал через одну-единственную дверь. Я прошёл и минут десять после меня не было никого. Внутри красиво, отделано резным камнем, цветным стеклом,  литьём, позолотой. Кроме охранников и работников киосков и кафе и народу нет. Хотел в кафе перекусить, но побоялся, блюдо может лежать и два, и три дня, при таком «наплыве» посетителей…

Сколько помню, старое здание было переполнено народом. Из старого здания я уезжал в Магнитогорск на учёбу, а в ноябре того же 1965 года открыли новое здание. И оно тоже было наполнено пассажирами, да и горожане нередко заглядывали сюда, кто за беляшами, самыми вкусными в городе, кто в ресторане посидеть, а мне не раз довелось пить с друзьями пиво на конкорсе у самой дальней платформы. Хотел пройти, поностальгировать,  – не пускают.

В капиталистическом Челябинске вокзал, богато украшенный, превратился в очень дорогую игрушку, он перестал выполнять главную функцию – формировать и направлять потоки пассажиров. Если судить по главному табло, то поездов в Челябинск приходит очень мало, потому и пассажиров нет. Одни охранники и продавцы без покупателей.

Воспоминания о Челябинске вызвали беспокойство. Отложил клавиатуру, натянул спортивный костюм и вышел на улицу. Прошёлся по частному сектору Дюссельдорфа. Мне кажется, в Челябинске такого нигде не осталось, а тут небольшие домики, много зелени, цветов, чисто, уютно. Город создан для людей, для их удобств. Заметил, что в последние годы во многих городах Германии стали сносить старые высотки, старые дома, заводские корпуса, на их месте строят социальное жильё, особенно много строят по берегам Рура. Дома в три-четыре этажа, они удобны для проживающих.  Почему  в Челябинске строят в двадцать и тридцать, как для врага?

Осенило меня во время прогулки. Вокзал отделан дорого не для пассажиров железной дороги. Может, и высотные дома, кварталы домов-человейников строятся не для жильцов?

 Мне не известны планы хозяев денег. Может, они экскурсии для богатых иностранцев организуют? Или китайцев завезут? Или инопланетян поселят? Но создаётся этот человейник явно не для людей.