Кольцо из стали

Якардын вынырнул из дрёмы под энергичную тряску.
 - Вставай, сынок! Сегодня тебе восемнадцать! – радостный папин голос доставлял совсем не радостные ощущения. Якардын хотел спать.
 - Мм… А? – спросонья мямлил он. Тут наконец мысль, которую вбивал в его уши папа, достигла мозга. Лошадиная попона улетела в сторону. Дико вытаращив глаза, юноша влетел головой в низкий полог шатра. Ветхое сооружение опасно закачалось. От Якардына остался только ветер у входа. Отец, встревоженно улыбаясь, поковылял следом – нога, покалеченная лет десять назад львом, плохо слушалась.
Рассвет Иоссе ничем не отличался от заката. Багровое солнце никуда не спешило, и красно-чёрные лучи медленно ползли по бесконечным барханам. Стойбище спало. Только с другой стороны его мчалась на Якардына тонкая фигурка в развевающейся накидке. Он рванул навстречу. Пара мгновений – и тела сшиблись, так что лёгкие выдохнули тугой струёй воздух друг другу в лицо. Едва выговаривая по слову между поцелуями, они перебивая друг друга спешили куда-то:
 - Исхилэн!.. – долгий поцелуй. Наконец кончился воздух.
 - Якардын!.. – Ещё дольше, задыхаясь, они смотрели друг другу в глаза.
 - Я люблю… - Тысяча поцелуев, оба словно хотели ощутить каждый дюйм лица любимого.
 - …тебя!
 - И я! – обняться крепче мешала лишь боязнь сломать друг другу рёбра.
Юноша чуть отодвинул девушку от себя. Пристально глядя в лицо, прошептал:
 - Я очень сильно тебя люблю…
И девушка эхом шепнула:
 - И я люблю…
Якардын просиял.
 - Тогда идём! Мы скажем твоему отцу, и он же нас соединит!
По лицу девушки мелькнула тень страха.
 - Но милый… Он не любит тебя. Что, если он откажет?
Юноша чуть потух. Нахмурив лоб, с угрозой проворчал:
 - Всё племя знает нас. Он согласится, или, клянусь железной преисподней, мы заставим его.
Девушка неуверенно качнула головой.
 - Он шаман… Что, если боги примут его сторону?
Лицо юноши заострилось, глаза потемнели.
 - Тогда, о, тогда! Я брошу вызов богам! Идём же. Я не боюсь. – ухватив Исхилэн за руку, Якардын широким шагом двинулся к шатру, украшенному черепом рогатой лошади.
В сумраке шаманьего шатра незаметно было, что уже рассвет. Курилась горка чего-то зеленовато-пурпурного на медной миске. Дым сгущался сверху, из него свисали вяленые внутренности, пучки сушеных трав и кактусов. Глаза Якардына расширились. Тугая колбаса, свисавшая с верхней перекладины, шевельнулась. Черный глаз великанской змеи уставился на них. Исхилэн робко шепнула:
 - Папа? Ты спишь?
В тёмном углу шевельнулись тряпки. Хриплый голос пробормотал что-то. Шкуры вздыбились, и тёмная коренастая фигура шамана вышагнула к свету. Зелёные, как трава оазиса, глаза пронзили пару. Шаман сипло захрипел, видимо пытаясь хоть как-то придать ласки голосу:
 - Доброе утро, дочка. Пришла проведать старика? – голос изменился, просочились язвительные нотки:
 - А тебе, парнишка, чего надобно? От живота, или от беса настой? Говори же…
Якардын напрягся, мышцы перестали дрожать. Разтиснув зубы, выпалил, пока голос окреп:
 - Я хочу в жены твою дочь, шаман! Клянусь быть её броней и кровом.
 Ответное карканье-смех словно градом застучало по сгибающейся спине юноши. Шаман даже закашлялся. И вдруг вперил каменные пики взора в грудь Якардына.
 - Ты? Кто ещё мог так злобно подшутить надо мной, кроме никчемнейшего сына неудачника-отца? Да чтоб гиены сгрызли плоть с моих костей, пока солнце сушит мозг! Разве я злобный отец, что отдаст дочь за такого? Моя Исхилэн рождена для счастья, а не векованья в жалкой лачуге! Прочь, прочь! Пусть ко мне придёт мужчина, готовый ради любви зажечь солнце! Я не стану возражать тогда!
Любовники выскочили как ошпаренные из шатра. Исхилэн едва сдерживала слёзы, кривя губы в жалком усилии сдержать истерику. Якардын алеел от взрывавшейся внутри ярости. Страх ушёл. Он жаждал крушить, бежать, показать всем что он – могуч и силён. Что защитит свою любовь! Глянув на Исхилэн, юноша чуть погас. Обняв, он прошептал:
 - Всё хорошо. Это не конец ещё. Никто не посмеет нам препятствовать. Только мы решим, любить или нет. Мы будем вместе. Иди теперь, и будь спокойна. Я призову в помощь богов земли. Шаман ничего не посмеет сделать против.
Исхилэн побелела, судорожно выдохнув. Сжав объятья вокруг любимого изо всех сил, прошептала подрагивающим от ужаса голосом:
 - Нижние боги жестоки, холодны. Они ничего тебе не дадут просто так. Ты же знаешь, какую цену платили все, кто взывал к ним… - она отстранилась от Якардына, ловя лихорадочный взгляд карих очей. Юноша крепко поцеловал её.
 - Не бойся. Я обязательно вернусь. – И не оборачиваясь, зашагал к отцовскому шатру. Страшные сказки у ночного костра блуждали в голове. Немногие люди взывали к земляным богам. Вернее, немногие соглашались платить цену. Лишь один из тысячи пришедших к железным алтарям, выслушав цену, говорил «да». И получал свою мечту в руки – горячую, трепещущую, идеальную. А потом платил по счетам. Всегда одним и тем же. Асхалибер – великий полководец, мечтал завоевать все племена Иоссе. Земляные боги наделили воинов героя неуязвимостью, а коней – быстротой ветра. Семь дней Великая пустыня и то, что за краем, лежало у копыт конницы Асхалибера. А на закате седьмого дня всё его племя ухнуло в песчаную бездну. Самые дикие желания исполняли расчётливые боги. И всё полнилась железная преисподняя. Якардын всё это помнил. Всё это было явью. С другой стороны, альтернативой было закопаться в песок да подождать шакалов.
Как плоский камень, ввалился Якардын в шатёр. Отец, развалившись на шкуре, глянул в его лицо – и вскочил. Якардын отрывисто, отсекая каждое слово сжатыми губами, выплюнул:
 - Я покажу. Никто. Не посмеет. Помешать. Мы. Будем. Вместе!
Отец чуть встряхнул сына за плечо. Поймал взгляд.
 - Я с тобой. Что ты делаешь? – тень сомнения мелькнула на челе юноши.
 - Отец. Я возьму коня. Самого быстрого. Мне нужно к железному алтарю.
Мужчина стиснул зубы. Смуглое лицо закаменело. Вихрь воспоминаний качнул его. Он с трудом выдавил:
 - Сынок… Зачем?..
Якардын со смесью неистовой надежды, ярости и мольбы на лице вымучил непослушными губами:
 - Исхилэн… Отец… Прошу тебя…
Все фибры души, всё естество его жаждало ухватить сына, не пустить, отговорить. Но лицо сына… И отец сказал:
 - До ночи ты не успеешь. Ни один конь так не домчит. И ты не вернёшься, – он подошёл к груде шкур, инструментов, мелкого барахла. Вытащил две костяные иголки. – Смотри. Воткни одну из них в шею моего коня. Неглубоко, в кожу. Я воткну вторую себе. И мы разделим усталость. Конь домчит тебя вдвое быстрее, и ты вернёшься вовремя.
Якардын с подозрением уставился на иголку. Потом скосил глаз на отца.
 - Разделим усталость? Конь умирает на бегу! – лицо приняло до боли знакомое ослиное выражение. Такое, бывало, отец видел в ручье оазиса или медном щите. – Ни за что!
Отец вздохнул.
 - Конь умирает, потому что не выдерживает. А половина усталости ему не повредит никак. И я выдержу – не умру. Будь спокоен. Не мы первые пользуемся этим.
 - Хорошо! Давай иглу. И сиди в шатре. А то свою усталость ещё прибавишь коню, – коротко обняв отца, Якардын вихрем ринулся к коням.
У них всего два коня: найти легко. Якардын выбрал своего, Ирча – норовистого рысака. Не дав себе передумать, пришпилил иголку к шее. Конь ржанул, обеспокоенно фыркнул. Якардын взлетел на спину. Только поводья – сёдла старикам. Песок взлетел из-под копыт.
Вскоре стойбище скрылось за чередой барханов. Якардын то подгонял коня, то, вспоминая отца, придерживал.
Барханы резко осели, ровная степь протянулась до горизонта. Шелестела трава. За такими пастбищами издавна кочевали племена. Плотная почва не поддавалась эрозии, и пески мигрировали сверху, лишь насыпаясь. Стоило земляному плато освободится – первый же дождь взрывал неподатливое покрытие миллионом ростков. Трава колосилась, умирала, а корневища ждали новой возможности расти. Копыта застучали четче, ход ускорился.
Жар падал сверху, словно потоки жидкого пламени, стекая по плечам, спине, ногам. Неясная тень показалась впереди. Снова поднялись волны песка. Всё выше и выше. Скоро Ирч с трудом карабкался на осыпающиеся громады. Тёмная кубическая башня взирала сверху. Ни звука. И чуть приоткрыта толстенная дверь. Спешившись, Якардын заглянул. Небольшой нанос песка забрался в башню. Чёрное всё – стены, пол, потолок – поглощало свет. Он шагнул, потянул коня. Тот, фыркнув, едва протиснулся между створкой.
Башня, полая внутри, служила только крышей для винтовой лестницы, уходящей вглубь. Стук подков эхом отразился от стен, затих внизу. Слышно было громкое дыхание человека и лошади. Оставив коня, Якардын ступил на лестницу. Шаг, шаг. Внизу тьма настолько уплотнилась, что казалось можно опереться. Шаркая, он искал каждую ступень, всё боясь – вдруг провалится и полетит в безжизненный мрак. Свет приоткрытой створки вскоре умер, закружённый спиралью. Держась за стену и приседая на каждом шаге, юноша медленно спускался. Глаза лезли из орбит в попытке хоть что-то увидеть. Даже слух едва работал: лишь три звука жили в равнодушной тьме. Шорох ладони по грубой стене колодца, шарканье ищущей ступень ноги, тяжёлое дыхание загнанного человека. Ещё полчаса – или полдня, времени нет, где нет ничего. Якардын поёжился. Вроде похолодало. И стена вдруг излечилась от выбоин. Гладкая поверхность под рукой, под ногой. И лёгкое дуновение снизу. Ещё пара шагов – едва заметное белёсое свечение пробилось из-под ноги. Стало ещё светлее. Свет достиг яркости очень раннего утра, и перестал усиливаться. Только был белый – а не красный, как лучи Иоссе. Лестница кончилась. Везде – гладкие серые стены, потолок, серо-белёсый пол. Краткий коридор – и небольшой зал. А посреди стальной алтарь, иссиня-серый. Якардын подошёл, по пути доставая сердце из пяток. Просто куб – по верхней стороне шныряют неясные тени. Они вдруг выпучились, стали расти - как гнойники, только быстрее. Якардын отскочил. Тёмная колышущаяся фигура выросла по пояс, сложив руки на груди. Ни лица, ни волос – никаких очертаний. Грубый слепок на человека. В голове разверзлась дыра, голос - как битье дубиной по железному листу – подхватило эхо:
 - Чего желаешь? Каждый приходит за властью, вещью, чувством. Меняется всё. Не трудись искать оправдания.
Чувствуя как натянутые нервы вот-вот лопнут, юноша сказал себе: «Я шёл за этим. Отступать поздно». Сглотнув слюну, сказал с вызовом:
 - Я хочу быть навсегда с Исхилэн! Ложится, и вставать с ней, всегда видеть её и чувствовать. И как понимаю это я, без ваших подтасовок.
Гомункул качнулся. Ему было всё равно. Якардын вдруг понял, как ни страшен голос бога, в нём нет злобы, ненависти, гнева.
 - Тогда мы прочтём твои мысли.
Якардын презрительно сморщился.
 - Читайте. Если не выполните уговор – сделка расторгнута.
Бог простёр к юноше руки. Ладони, как прикосновение тумана, легли на виски. Якардын почувствовал, будто из головы тянут воду, та выходит через уши, обдирая череп изнутри. До хруста сжал зубы. Гомункул бесстрастно смотрел, как юноша встаёт с холодного гладкого пола.
 - К полуночи обе души согласны, и приходите сюда. Мы выполним обещание, возьмем плату.
Не успеешь – берем плату.
Якардын молча кивнул. Развернулся. Путь наверх занял не больше минуты. Пара ушибов не в счёт. Вспрыгнув на коня, вылетел из чёрной гробницы. По крутому склону вниз, вверх – багровое светило уже начало спуск. Песок забился в нос, горло, уши. Маленький суховей ворвался в стойбище. Люди едва отскакивали, ругаясь вслед. Завидев тонкую фигурку, Якардын свалился с коня, едва не пропахав носом песок. Ирч сразу же убежал к роднику. Встав перед Исхилэн как пыльное чудовище, юноша захрипел, изо всех сил напрягая забитое песком горло. Та, испуганно глядя, подала ему кувшин с водой. В два глотка осушив, вздохнул. Уже спокойнее, взял девушку за руку, неуверенно сказал:
 - Любимая, боги согласны. Но мы должны успеть до заката к алтарю. Ты со мной?
Исхилэн улыбнулась, погладила шершавую от песка щёку.
 - Конечно, милый. Я с тобой.
 - Выбери коня себе. Мне нужно.… Попрощаться с отцом.
Тень боли скользнула по лицу Якардына. А девушка бежала к загону за легконогой своей кобылицей.
Юноша поднял край шкуры, робко заглядывая в хижину… Дом. На шкуре, скрестив ноги, сидел отец. Подняв голову, он улыбнулся. Юноша пристально вгляделся. Ни следа усталости.
 - Я рад, что ты вернулся, сынок. Как прошла… встреча? – на последнем слове отец гадливо передёрнулся.
 - Мы уходим. Я и Исхилэн. Земляные боги выполнят мою просьбу.
Отец побелел. Перед глазами встал падающий полог шатра – и затихающий голос жены «я вернусь, и ты выздоровеешь». Нога, покалеченная львом, заныла. Опустив голову, он чуть подышал… Сжав кулаки, взглянул в тревожное лицо сына.
 - Тогда… Можно мне… Проводить вас? – Якардын улыбнулся печально, кивнул.
 - Конечно. Идём. Я слышу Исхилэн.
Он опустил полог. Отец поднялся, его качнуло. Мокрая от пота шкура чуть хлюпнула. Подняв подбородок, он ровно шагнул из хижины. Любовники уже взобрались на коней. Отец подошёл, похлопал по крупу, шее, заглянул в зубы. Поднял голову, глядя на обоих сразу.
 - Я люблю вас, дети. Будьте счастливы, – и замер, боясь опустить. Глаза блестели.
 - Я люблю тебя, отец. Не печалься, - кивнул Якардын. Мыслями он был уже далеко.
 - Прощай, Рогдай. Наверное, теперь вы с отцом помиритесь, - ободряюще улыбнулась Исхилэн.
Пятками ткнув коней, они всё ускоряли бег. Рогдай, сгорбившись, едва доплёлся до шатра. Там вдруг усмехнулся, достал две спрятанные костяные иглы – и с размаху воткнул в ключицы. По крайней мере, он встретится с женой. А обычный конь до алтаря не домчит до полуночи.
Уже в сумерках увидели они башню. Сойдя с коней у створки, шугнули обратно. Торопясь, оступаясь, спешили к алтарю. Обняв Исхилэн, Якардын бросил выросшему из алтаря богу:
 - Мы согласны, готовы.
И гладкий пол разверзся. Долго падали они сквозь хитросплетения труб и колодцев. Всякий раз, будто мягкая подушка держала их при падении. Судорожно цепляющихся друг за друга, с кружащимися головами, их выкинуло в железную ладью на рельсах. Она тут же скрипнула и с негромким гулом – будто медный шар по деревянному полу – покатилась вперёд. Вокруг слабый белёсый цвет освещал железных монстров. Кое-какие бесшумно двигались. Прямо из пола выросла блистающая фигура – человек, только странный. Якардын наморщился… Такой, каким должен быть – если б не вечная борьба за выживание. Фигура сложила – вернее вырастила – руки на груди. Грюкающий теми же медными шарами голос выплёвывал краткие предложения:
 - Солнце умирает. Люди – тоже. Невозможно развитие. Нам нужны люди. Чтобы жить. Вы – сможете. Зажжёте новое солнце. Всё как в мыслях. Сделка точна. За это – всегда вместе.
Якардын, мало что разобрав, вскинул руку:
 - Погоди. Я не… - фигура предупреждающе вскинула руку.
 - Сделка. Точна, – и упала, вросла в пол.
Тихая ладья катила вперёд. Исхилэн погладила плечо любимого.
 - Теперь мы вместе.… И нам никто не мешает. – А ладья всё катила в белёсой тьме…
Ранним-ранним утром – по ощущениям юноши – ладья вздрогнула. Ускорила бег. Исхилэн подняла голову с груди мужчины.
 - Что это? – Якардын пожал плечами. Если б он знал.
Тем временем борта ладьи таяли – нос и корма росли. Они встали. Огромное стальное кольцо сомкнулось над их макушками. Махина неслась со скоростью стрижа, удирающего от сокола. Страшно грюкали рельсы. Рывок – сталь под подошвами дёрнулась, пошла назад. Оба шагнули вперёд… И быстрее… Ногам стало тепло. Ещё рывок – с кормы проросли вдоль огромные серпы, поднимаясь вверх. Кольцо разогрелось, а вверху так вообще полыхало красным. Прямо перед лицом Исхилэн серпы врастали, и под ноги вновь ложилась тёплая гладкая сталь. Грохот перерос в неумолчное шипение. Раскалённый воздух будто песок шуршал о кожу. Исхилэн подняла взгляд – и ослепла. Абсолютно белый обод, шипя, продирался вверх, из тёмной шахты…
 - Беги же! - Настиг сзади крик Якардына. – Они… Они сдержали слово… Проклятье! Мы навсегда вместе… Я люблю тебя!
Исхилэн, выдохшись, бездумно скользила взором по гладкой стальной поверхности кольца. Сзади тяжко хрипел Якардын. «Это невыносимо… Как выдержать целый день?!» - болезненно стучала в висок мысль. «А милый.… Вдруг он чуть споткнётся.… И его сожнёт пылающий обод?». И она решила. «Пусть я не добегу до вечера. Но любимый сильнее. Пусть выживет».  Она оглянулась и, напрягая иссохшиеся губы, улыбнулась ему. В тупом стремлении глаз, видевших только её затылок, зажегся разум. Он чуть растянул губы, страдальчески скривив края. Исхилэн, сжав связки до боли, чтоб ни единого хрипа не просочилось, радостно крикнула сквозь шипение раскалённой стали:
 - Догоняй, милый! Смотри – я рядом. Лови!
Удивление мелькнуло в глазах Якардына. А потом он широко ухмыльнулся, прибавив ходу:
 - Держись, любовь моя! Схвачу – не выпущу! – капли едкого пота катились по лбу его, носу и губам. И они, покрикивали друг на друга, даже пытались смеяться. Через час Исхилэн перестала чувствовать ноги. Тихонько вскрикнув, она подвернула ногу, завалилась назад. Но вдруг сильная рука ухватила её подмышкой, дернув резко вверх. И ноги вновь закрутили бегущий обруч. В зените девушка поняла, что настал час умереть… Закрыв глаза, качнулась в бок, пытаясь упасть раньше чем Якардын всё поймет. Мягкий рывок… Долгие двадцать минут бесчувственное тело качалось на плечах юноши. Вдруг нога дрыгнула, Исхилэн, извернувшись кошкой, спрыгнула. Обруч покатился вниз. Оглядываясь, Исхилэн каждый раз видела светящиеся любовью глаза. Он всё понял. Только он-то верил, что добегут.
…
Рассвет прокатился девятым валом, взметывая вихри песка, сжигая взор. «Вшшииух» - лучи резали воздух. Племя охватил бедлам. Ослепшие дети, вопя, налетали на палатки, взрослых, собак, друг друга. Женщины голосили. Трубный глас вождя тонул в хаосе криков, треска и лая. Шаман, шурясь, выкарабкался из под рухнувшего полога. Скрестив ноги, умостился на песке, отыскивая взором самый яркий кусок белого мира. Минут через 10 зрение вернулось к людям. Паника стихла сама собой, по мере того как ошалевшие взгляды поднимались на небо. Старого солнца не было. Бело-бело-желтый обруч карабкался на голубой небосвод. Слепящий свет заставлял песок искриться как жемчуг, а коричневые палатки – полыхать костром. Шаман нахмурил брови, мрачный взгляд упёрся в песок. Но и оттуда лучи нового светила били прямо в глаза. Они кричали «Смотри, смотри!». Племя собралось вокруг него. Вопросительное бормотание вынуждало к объяснению. Шаман, вытерев непрошенную слезу, прохрипел старой глоткой:
 - Это они. Наши безумные дети, – и подняв дрожащий палец к полыхающему кольцу, добавил – вглядитесь. Две влюблённые души крутят новое солнце.