Остров спасения

 -Ну что, увеличим население? Пойдём, потрахаемся. Согласен?
 -Да!
 -Тогда пойдём туда. –Татьяна указала на металлические ступени трапа, ведущего на третью палубу. Шагнула первой. Владимир смотрел, замерев. Думал: "Это она… Она что-то придумает, позовёт меня. Махнёт рукой зазывно, усмехнётся лукаво…" Девушка не обернулась, шагнула за порог автоматически раскрывшейся двери. Счастливый парень на секунду приостановился, повернул голову, торжествующе глянул на толпу мужчин, среди которых и стоял Владимир. Дверь сдвинулась, закрываясь. Владимир смотрел на неё, ждал чего-то… Стальная дверь, окрашенная без затей, как и всё на этом корабле, на этом Острове Спасения, немыслимо гигантском и таком ничтожном, по сравнению со стихией за бортом. Потоп. Цунами. Кара Божья. Ещё шесть таких Островов где-то плыли на поверхности Планеты, залитой водой. Острова Спасения. На их Острове не замолкала трансляция, призывая плодиться и размножаться, вызывая на опасные, но почётные задания для настоящих мужчин, объясняя правила поведения и оглашая распорядок текущего дня. Бодрая и уже надоевшая.
 Таких дверей на Острове, гигантском Корабле, были тысячи. Везде висели на стенах щиты, разъясняющие значения значков на дверях. Транслятор объяснял, что красный крест и полумесяц – медицинский пункт. И при малейшем беспокойстве о здоровье, надлежит в него обращаться. Каждая личность Острова, Плота Спасения, бесценна, ибо их – мало. Вот потому – "плодитесь и размножайтесь"… Потом голос сменил тему и стал призывать к вступлению в боевые отряды специального назначения, Владимир бесцельно пялился на табло. Бездумно. Думал о том, что вот Татьяна стянула джинсовую рубашку, не расстёгивая её как всегда до конца, стянула юбку… Завела руку за спину, чтобы расстегнуть лифчик, торопясь, как обычно. Как это было всегда с ним, Владимиром. Её первым мужчиной, её номером один. И вот… Бросал взгляды на дверь… Воображение тускнело, игла в груди превращалась в лёд. Вдруг стало ясно, что не выйдет, не махнёт рукой, усмехаясь так, что станет ясно – пошутила. Дверь закрыта, заперта. Теперь он – один. Как ему всегда и хотелось – быть одному и ни к чему-кому не быть привязанным-обязанным. Один. И это вдруг не обрадовало. Не было в этом чувстве удовлетворения и, тем более – удовольствия. Планы на жизнь сместились, поменялись.
 Ну, всё, надо идти. Куда-то, но отсюда. Туда. По значкам - указателям. Левую руку в карман, чтобы не мешала, правой – отмашка, для бодрого шага. Это хорошо – идти. Упруго, энергично. Тысячи дверей. Некоторые значки интересовали. Зазывали. Тысячи дверей. Решил подняться на верхнюю палубу, хотя транслятор не рекомендовал посещать этот первый уровень. Но через толстые стёкла из новомодного сталита можно было увидеть гигантские валы воды, перекатывающиеся вдоль бортов Острова. Который то ли сопротивлялся им, то ли поддавался.
 Ничтожество. Он. И вообще и в частности. Их отношения перешли в обыденность, в привычку. Приходила. Раздевались. Развлекались. Уходила. Он не замечал в её глазах некоего вопроса. Или не хотел замечать. Не хотел?
 Валы воды набегали, налетали, накатывались. Стихия не хотела, или не могла успокоиться. Ей, видать, что-то надо было. Раздавить, стереть? Забвение. Чтобы никто не вспомнил, не узнал, не сказал. Это ли не цель?
 Ничтожество. Он. Это ему ясно дали понять. Есть возражения? Есть вопросы? Тогда – прощайте. Серые валы за стёклами были под стать цвету его души. Серой, обыденной, равнодушной.
 Владимир осмотрелся. Странно, он был здесь один. Широкие красные полосы рамок спасательных дверей молча звали его: Иди. Уйди. Не стой. Не ной… Он шагнул к ближайшей. Прошёл кессон, вышел в узкий коридор. Перешёл на одну из широких магистралей, услышав за спиной привычное шипение пневматических дверей. Света вокруг было много. И дверей. И опять бодрый несмолкаемый голос ухватил, овладел – призывая, заверяя, ободряя. Ну, иду-иду. Какой значок? Понял, выполняю.

***

Голубь, с веточкой в клюве. На зелёном фоне – голубь и ветка сизого цвета. Значок отряда. Значок на ключице, на липучке. Ниже – номер отряда и безличный собственный. На такой же липучке-ленточке. Серого цвета удобная роба. Множество карманов и карманчиков. Ему, Владимиру, идёт серый цвет. Позывной – Овал. Он – вертолётчик. Ускоренные курсы: взлёт-посадка. Остров рассылает на поиски двуместные вертолётики.
 Когда Ось сдвинулась, вся электроника перестала работать. Вся. Сложные системы перестали передавать, принимать. Радио, связь исчезли. Что творилось на других Островах – неизвестно. Механики, электронщики, учёные в равной мере успешно решали возникшие проблемы. Пытались перезапустить все системы, заставить их работать на благо Острова. Конечно, такое развитие событий предусматривалось. Ещё много лет назад, когда возник мировой проект Островов Спасения. Несколько могущественных стран перестали враждовать и направили все ресурсы на постройку эдаких современных Ковчегов. Учёные неистово моделировали развитие событий, будущее состояние планеты, климатические изменения. Поэтому, основные системы функционирования Острова дублировались на уровне "рычагов и балансиров".
 Вертолётики были очень нужны. Смотреть-искать обнажившуюся землю, собирать с неё нужные ресурсы. И попытаться наладить связь с другими Островами. Взлёт-посадка. Маневрирование. Группа Владимира кроме значков и модуса позывных, монолитностью не отличалась. Условия работы подразумевали одиночество. У некоторых даже не было напарников в кабине. Как и у Владимира. Меньше расход топлива, больше и выше дальность полёта. Ах, как была трудна навигация, ориентирование! Стрелки компасов крутились вокруг оси. Выручали гирокомпасы. И у некоторых – некое чутьё, ощущение сторон пространства.  У Владимира оно обнаружилось. У Ромба – нет. И он исчез, пропал, не вернулся. Владимир-Овал полюбил свою работу. Каждый день он взлетал с массивной палубы в неприветливое серое небо. И… Летал, искал, думал, вспоминал. Татьяна любила с ним целоваться. А потом, после первого раза, став женщиной, не только целоваться. Всё, что они вместе делали, ей очень нравилось. Трахаться, как она сказала тому парню.
 Серые воды, серое небо. Иногда оттенки совпадали и легко было перепутать верх и низ, если не смотреть на приборы. Но низ тянул к себе.
 Вновь – без результатов. Вновь – скрываемое чувство досады. Парни других служб посмеивались, подшучивали. Один из обслуги наседал особенно въедливо. Владимир его сразу же узнал. Тот, с которым ушла Татьяна. Который её имел. И, наверное, имеет. А что, вполне – мачо. Квадратная челюсть. Широкие плечи. Высокий рост. Бицепсы там…
 Обида за полтора месяца прошла. Почти. Да и Татьяна – не его собственность. Самостоятельная женщина. Молодая, его воспитания. Попользовался он ею, она – им. Любви не было. Или была? Любовь – что это такое? Сколько раз задаёшь вопрос, столько разных ответов и получаешь. И каждый ответчик считает свой вариант единственно правильным. Владимир не знал ответа. Ведь безудержный восхитительный секс – не любовь. Так что, скорее всего, её нет. Или она, это что-то непостижимое. Как Бог.
 Сегодня этот… мачо особенно въедлив. Парни оглядываются, смотрят, слушают. Владимир слушает, смотрит. Это… выбор Татьяны. Значит, есть в нём что-то, что ей особенно нравится, что Владимир не замечает. Чем-то он ей дорог. Её выбор приходится уважать. Владимир поворачивается, чтобы уйти. И зря. Мачо бьёт его кулаком в голову. Этаким крюком. Правда, удар смазывается, потому, что Владимир уже начал движение. Тело Владимира соображает быстрее, чем он сам. Удачно проводит подсечку и мачо падает на стальную палубу, чем-то хрустнув. Набегают люди. Закономерные слова, реагирование ответственных лиц, читай – полиции порядка. Они велят Владимиру идти в ближайший медицинский пункт. Мачо уносят на носилках, сломал что-то. Лицо бледное и растерянное. В пункте Владимир смотрит на себя в зеркало. Смешно, немного крови из носа, распухшего… немного. Видит в отражении Татьяну. Она стоит в отделе материнства, смотрит с интересом на распашонки и прочее, ползунковое. Встречаются взглядами. Её лицо вспыхивает. А как назвать краску смущения? Он увидел её раньше и поэтому держит лицо. Ухмыляется насмешливо и скорее – над собой, представив, что видит Татьяна. Ха, он, уж точно, не мачо! Кивком прощается, уходит. Быстро сворачивает за угол, ещё за один, ещё. Не хочет объяснений, объяснений не будет. Это и больно, и унизительно. Разрушено, отрезано, забыто. Всё!

***

 И опять гипнотические и для него спасительные полёты. Уже добавил Господь красок в окружающее. Уже можно подниматься выше, где вихри поутихли. И в один из очередных полётов… Он замечает Остров. Очень далеко. Решает рискнуть, и высота полёта позволяет до него долететь. Горючее кончилось, но Овал использует ветер и авторотацию. Плюхается на палубу, выключает всё, что нужно. Вынимает личный ключик, прячет в кармашек робы. Облегчённо вздыхает, поглядывает на оживлённых встречающих. Похоже – ниппонской нации. Но уж больно они рады. Кое-кто подпрыгивает. Это сдержанные-то ниппонцы? Владимир снимает защитную полусферу, кладёт на соседнее сиденье. В это время вертолётик прямо с ним оттаскивают от края, закрепляют растяжками, осматривают стойки. Владимир-Овал спрыгивает на палубу. Приятно. Он сделал это и его уж не будут считать дармоедом. Смотрит с высоты своего роста – какие же они невысокие. И симпатичные, улыбчивые. Его ведут внутрь Острова. Находится толмач, молоденькая ниппонка. Ниппоночка. Владимир слушает её с удовольствием. Милое дитя чуть шепелявит. На ходу обгоняет, поднимает лицо, заглядывая в глаза герою. Это они все так утверждают. Ниппонцы продвинулись, и далеко, в обеспечении связи, в наладке электронных систем. Его вертолётик уже оснащают необходимыми приборами и техникой для будущей связи между Островами. Интересно, что может предложить взамен его Остров? Ладно, его дело – разведка. А сейчас желательно бы отдохнуть. Важный господин благожелательно кланяется, вручает сумочку с бумагами. Толмач объясняет, Владимир кивает. Половина её слов теряется. Оказывается, он сильно устал. Спит на ходу, продвигаясь к своему временному пристанищу. Тяжело опускается на ложе, смотрит, где изголовье, где тут подушка. Девушка щиплет его за руку. "Ай!"- удивлённо произносит. "Так меня зовут, сэмпай". "Хорошо, запомню, Ай-кун" – напрягает Владимир все свои знания ниппонской жизни. И, засыпая, валится на бок.

***

 Утро. Оказывается, он спал раздетым. И кто его "разоблачал"? На этот простой вопрос переводчица Ай отвечает, что не знает, но узнает. И краснеет. Владимир с удивлением смотрит на красивенькое лицо. Девчушка улыбается и усиленно кланяется. "Хай", говорит Владимир. После необычного, но вкусного и сытного завтрака, Ай от него не отходит до самого взлёта. Ему все всё говорят, информируют, напоминают, предостерегают. Ай старается, тараторит, шепелявит. Владимир улыбается. Ищет свой ключик. Ключик возникает в ладошке Ай. "На память, думала – не надо". И то – пластинка с вырезами, кусочек пластмассы. Владимир снисходительно улыбается, не видя в этом криминала. Отрывает от липучки эмблему отряда, смотрит на испуганную девчушку, протягивает ей, кланяется по-ниппонски, как он думает. Чем вызывает улыбки окружающих. А переводчица, оказывается, собиралась заплакать. А теперь в улыбке кажет ровные белоснежные зубки с маленькими клычками. Важный господин неподалёку успокоено вздыхает. "Аригато. Сайонара, Ай-кун!" Народ отодвигается от вертолётика. Овал взлетает. Немного погодя слышит по радиостанции чистый голосок своего толмача. Хорошо. И погода тут, у них, ниппонцев, хорошая для полётов.
 Выше и выше. Экономными движениями и эволюциями вертолётика направляет машину в нужную сторону. Репитер гироскопа подтверждает выбор Овала. Летит в сумрачную сторону, к своему Острову. Интересно, что его с ним связывает, кроме родного языка?
 Понятно, его уже не ждали. Трансляция меняет тематику на целых два часа. Теперь и здесь он – герой. И его отряд. Зубоскалы поумолкли и завидуют. Мачо в его сторону не смотрит. Да и Владимир – взаимно. В докладах начальству проходит много времени. Начальство прикалывает к комбинезону значок, за номером 1, гм. Радиосвязь с тем Островом налажена. С удивлением и удовольствием слышит чистый голосок своего толмача. Единожды возникает мысль о Татьяне и тут же пропадает. Пусто. Спасибо за прошлое, за бывшее. Всё.

***

Всё та же работа. Вертолётики снуют от Острова к Острову. Вертолётики ищут новостей. Вертолётики мечтают о других Островах. И как бы забыли о суше. Есть ли она?
 Овал пространствует (с). Уже не угрюмо, не мрачно, не обречённо. Деловито следит за приборами, слушает разговоры в эфире. Люди рады общению. Слова их и мысли чисты и свежи, как у младенцев. Спешат поделиться новостями, обменяться немудрёными шутками. Часто звучит уже почти родной голосок его толмача.
 Однажды Овал летит туда, куда потянуло его с непонятной силой. Надо, и всё! Ему разрешают летать без строгого полётного задания. Он и пользуется. Снова полётная обслуга начала зубоскалить. Опять моют косточки "загордившемуся" герою. "Голубок, когда прилетишь с оливковой веточкой?"
 В этот раз ему становится плохо. В полёте. С удивлением, но не со страхом таращит глаза. Воздух за блистером кабины дрожит и как бы расслоился на более густые и оттого тёмные, и на светлые полосы. Не понятно, это вдалеке или тут же, за стеклом сталита. Приборы замерли, прилипли. Альтиметр явно врёт и не ясно, на какой высоте вертолётик, его стрекозка. Владимир на пару-тройку секунд закрывает глаза, вслушивается. Сбавляет скорость. И тут марево исчезает, словно занавес сбросили. Ясным светом заливает кабину. Овал ахает. Внизу суша. Земля.

***

 Другие звуки при ходьбе. Оказывается, подзабыл нормальную жизнь. Дуновение ароматного ветерка, мелкие брызги водопадика, его безмятежный шелест. Владимир лёг в радостном изумлении, поцеловал Землю, молвил в изумлённой радости: "Мама моя!" Разделся, разулся. Нет в душе тревоги. Это настоящий парадиз, рай. Усмехаясь, поискал глазами, повертел головой – где тут "запретное" дерево? С изумлением увидел. Подошёл, осторожно ступая по траве. Огляделся, невольно ожидая окрика хозяина, сорвал самое большое яблоко, куснул. Не, ему ещё надо было на ветке повисеть, налиться сладостью. Это он заберёт, душистое, а те пусть зреют. Вернулся к полненькой лужице у водопадика. Тихо улыбаясь, на карачках, влез в воду, вполне тёпленькую. Роскошь. Наслаждение. Доставал со дна камни, выкладывал по берегу стенку. Окунулся с головой в результате. Чудо! Радость! Отчего-то вспомнил улыбку переводчицы, ниппонки Ай. Узнал уже, что в переводе её имя означает Любовь. О! Наклонился к поверхности, напился, шутливо забурчал в воду. Хихикнул, никто же не видит, не станет строго качать головой. Владимир не спешил. Это был его час на Земле, личный, собственный. Не в ушах его пищало – птицы пели, перекликались.
 Обулся и пошёл наугад. Кожа дышала, душа дышала. Шёл наугад и ахнул, увидев стройные ряды кукурузы. Вполне съедобно спелой. Кто её тут посадил? У кого спросить разрешения? Наломал охапку. Пошёл к вертолётику. Выложил "золото" на второе сиденье. "Прилечу, штуки три себе сварю. Нет – четыре!" Его добыча. Оделся. Вспомнил. Подошёл к лоху серебристому, срезал маленькую веточку. Забрался в кабину. Не хотел расставаться с красотой, запахами Флоры. "Я вернусь к тебе, милая".  Пристегнулся. Проверил в машине всё, что надо, завёл, взлетел. Долетел до воздушной границы. Уже спокойнее протолкнулся через неё. Радиоэфир зашумел. Привычный деловой гул. Не стал докладывать, не стал спешить. На точке посадки обслуга, как всегда, работала расторопно, солидно. Владимир глянул, усмехаясь, вынул из кабины веточку, шагнул к самому голосистому, давеча, вручил: "Держи, прямо из клювика". И всем: "Есть земля, братцы". Раздал початки, себе четыре оставил. После детального доклада и ответов на вопросы, выложил тройку початков начальству и был отпущен "с миром". Как он варил кукурузу – отдельный вопрос. Техники, опять же, подсуетились.
 Владимир сел в укромном уголке, посолил и вгрызся. Зажмурился от наслаждения, объедая початок, вспоминая детство и его радости. Откусывал, глотал сладкий сок, закрывал глаза, чтобы полнее ощущать усладу. Тихо урчал. Открыл глаза и чуть не подавился. "Ай!" Возле своего лица, очень близко, увидел улыбчивые глаза ниппоночки. "Ты почему к нам не прилетаешь?" – спросила, обдавая тёплым дыханием. Вместо ответа протянул девчонке ароматный початок. Ели, жмурились, смотрели друг на друга. Он – со снисходительной улыбкой. Она – с простодушной радостью.
 Владимир не знал, что ответить. Не было нужды лететь к ниппонцам. Разве что – несерьёзно – повидать-поговорить с Ай. Но кто он ей? Герой, конечно. Но таких героев пруд пруди. Признавался себе, что её личико нравилось, привлекало. Хотелось смотреть на него ещё и ещё. Ну, и что это в нём? Желание ею владеть? Так же, как Татьяной? И с таким же концом? Нет, такие переживания ему ни к чему! Девчонка чутко уловила перемену его настроения. Озаботилась. "Ты к нам приедешь? Я жду-жду… И буду ждать." "Хорошо, Любовь". Ниппоночка мгновенно поняла кальку её имени, просияла, глянула карими, как бы раскосенькими глазами. Владимиру стало не по себе от этой чистой радости. Он не заслуживал этого, ведь так?! "Для чего ты прилетела?" "Папа отпустил посмотреть на ваш Остров. И для налаживания деловых контактов в области… Ну, это не интересно, сэмпай. И тебя увидеть". Владимир удержался от обидного ответа. Хватит с него любовных приключений. Встал. Девчушка вскочила. Смотрела снизу – вверх. Воробышек. Протянул ей чистое полотенце, руки вытереть. Держала пальчики растопыренными. И зачем-то сам стал их вытирать. Совсем ребёнок ещё, эта Ай-кун.

***

 Начальство развило очень бурную деятельность. Но у них не получается. Хотели сделать первыми заявку на обнаруженную территорию, но другие вертолётики её не находят, хотя Овал дотошно описал полёт. Опять же – показания приборов… Начальство спешит, потому, что предприимчивость ниппонцев широко известна. А Владимиру вспоминались слоистые струи воздуха за блистером машины. Что это было? Зрительное воплощение неких волн, энергий? Или же… Майя. Картинки иллюзий. Воплощение его внутреннего мира, его… Божьего дара? М-да. Ему это удалось, а другим – нет. Отчего?
 Ай-кун просит отвезти её на их Плот Спасения. Почему бы и нет? К Овалу относятся с большим пиететом. Даже, наверное, гадают, что ещё он учудит. Его отряд, благодаря ему, сидит-ходит в почётных рядах. Отблеск славы Овала осеняет и их. Поэтому, лети, голубок, за ради Бога! И девчушка счастлива. Вертится, стараясь не мешать. Улыбается всеми тридцатюдвумя. Смотреть на неё интересно и приятно. Чего там, чувство прекрасного у Владимира не пропало. Отвечает ребёнку на тысячи его вопросов. Особо не вдумываясь в их смысл. Вопросов.
 Прилетели, сели. Ай-кун просит сразу не улетать. А и ладно! Пока заправят горючим, может подкрутят разболтавшиеся гаечки… Да и в туалет там сходить – умыться и прочее… Решил уже отсюда слетать к водопадику, деревьям, кукурузе. Не привиделись же они ему. Девчушка появляется, подходит, счастливая. "Покатать? Ладно, садись". Летят. Ай-кун сияет. Смотрит на Владимира и всё у неё написано на лице. Владимир не верит, и верить не хочет. Детская блажь это. Ну… А вот и та точка. Почти та. Вслушивается в себя. Показал пальцем к губам – молчать. Показал – закрой глаза. Уже видны тёмно-светлые струи воздуха. Зажмурился. Три-пять секунд. Пропали звуки эфира. Открыл глаза. Радостно усмехнулся. Ай-кун смотрела на землю, молчала, глаза её сияли. Приземлил вертолётик на старое место. Выключил механизм. Тишина. А потом – звуки. Нежные звуки Земли.
 Пришли к водопадику. Ай-кун непривычно молчала. Раскосенькие глаза расширились от восторга, изумления. На его слова отвечала кивком. Предложил полушутя ей раздеться, искупаться. Тут же начала расстёгиваться. Владимир, к своему удивлению, покраснел, отвернулся. Пошёл прочь, понимая, что тут должно быть всё серьёзно. Теперь близость для него – только с невестой, женой. Свернул за скалу, поросшую мхом, и почти не удивился, увидев сосновый бор. Из его глубины окликнула Владимира иволга, любимая голосистая чудесница. Невдалеке прошла лань, не обращая внимания на человека. Ущипнуть себя, что ли, и сказать: "Ай!" Купается дитя. Как стать идеальным, достойным этой Земли и такой девчонки, как Ай? Ага, проговорился!..
 А тут могут быть грибы. И заросли ягодника. И прекрасный родник. И холм, поросший ромашками и васильками. Вышел на холм, собрал маленький букетик. Жалко было рвать наивную красоту. Вернулся к водопадику. С удивлением, с гулко забившемся сердцем, обнаружил, что у девчушки –прекрасное девичье тело. Как в его мечтаниях об идеале. Ай-кун повернулась к нему. Не согнулась, стыдясь. Просто и спокойно смотрела на него. Стала одеваться. Владимир слышал это, потому, что отвернулся мгновенно. Смущение охватило его, из-за недостойного, как он посчитал, желания. Девушка тронула его руку. Повернулся, вручил букетик, неясно улыбаясь. Ему казалось, что Ай-кун поняла его "грязные" мысли. А девушка подвела его к высокому камню, встала на него. Владимир всё ещё не понимал, наивный. За плечи притянула к себе и неловко поцеловала в губы. "Это мой первый поцелуй. Тебе". Что тут сказать? Взял ладонь, поцеловал. Снял маленькую с камня. Тёплый покой наполнил душу. "Идём, погуляем. Там дальше должен быть склон, а на нём – виноградник. Мне так кажется". Ай-кун взяла его за руку, чуть прижалась. Никто же не смотрит. А, может, Овалу всё это виделось? Летит он себе сейчас где-то… А тёплая ладошка – это его тайное желание?
 Да, земля понижалась, горбилась. Они вышли к вершине склона горы. Тут стоял домик приличных размеров. Уютный, радующий взгляды. Ступени солидной ширины из толстых плах вели к двери. Длинный прут наискось перекрывал вход. Хозяев нет, они ушли. А когда придут? И кто здесь хозяин? Владимир вскользь посмотрел на девочку. Девушку. Поднялся по ступеням, не отпуская ладони. Наивное дитя шло себе доверчиво за мужчиной. Именно тогда Владимир почувствовал, понял, что это всё для него. Земля его полюбила. И любовь – взаимна. Они встали перед широким ложем. "Девочка, тебе сколько лет?" "Восемнадцатью Я уже взрослая. Почти". "Когда у вас замуж можно идти?" "В двадцать лет. Но с разрешения родителей – и раньше. А папа меня любит и разрешит. Ведь я тебя люблю, и ты будешь моим мужем". Владимир вздохнул. Они вышли из дома, спустились по ступенькам, на которых так удобно сидеть. А ведь где-то рядом должен быть погребок. Да. Вход в него оказался за кряжистым дубом, основательно вцепившимся в склон. Владимир открыл створку. Крутые ступени вели вглубь, рядом оказался слип, пандус, для спуска и подъёма бочек. Каковые и обнаружились в прохладном погребе. Проход уходил в темноту и сколько там было бочек, можно было только догадываться. Возле ближайшей, на столике-тележке обнаружилась кружечка. Владимир, легонько улыбаясь, подставил её под кран бочки. Аккуратно открыл, помедлил, закрыл. Поднёс кружечку к лицу, вдохнул аромат, воистину – пьянящий, попробовал. Поцокал языком от восхищения. "На, юнкер, допей после офицера". Усмехался. Ай-кун послушалась. Выпила. Поцокала языком, повторяя за Владимиром. Или подшучивая. Вышли на свет божий. От красоты вокруг, от ароматов, Владимир пал грудью на траву, зашептал слова любви, благодарности, признания… Жучок перед глазами остановился, пошевелил усиками, побежал дальше. Пошёл. Не испуганно, а деловито. Наверное, его поняли. Все, кому нужно. Неохотно встал. Пошли дальше. И вышли сквозь кустарник к рядам подвязанных лоз. Что за время года было здесь? Спелые грозди с крупными ягодами просились в ладони. Ряды разных сортов. Покрытые пруином от иссиня-чёрных, до рыжих и прозрачно-зеленоватых. Восхищённый, Владимир пробовал ягоды, мычал от восторга, глотал сок, и кожицу, и семечки. Не забывая угощать девушку. Всё время была рядом и вперёд не лезла. Смотрела удивлённо, восхищённо. "Сколько здесь всего. Для тебя. А если пойдём дальше, там окажется река с нежными нагими девушками. Все они ждут тебя, только пожелай. А я…" Владимир промолчал. Смотреть на реку не пошёл. Подозревал, что так оно и окажется. И зачем? Рядом идёт чаровница с сияющим взглядом. И ножки у неё ровненькие, не по ниппонским канонам красоты. И тонкая талия. И… хватит, хватит! Вернулись к вертолётику. Ай-кун глянула на камень. Владимир подхватил, поставил на него. И они поцеловались, уже не так невинно. Потом сели в машину и она послушно заурчала. Взлетели. Протиснулись через ту границу. Легко. Опять разными голосами зашумела радиостанция. Овала никто не вызывал. Ай-кун молчала. Смотрела. Спросила: "Что это было?" Владимир глянул строго: "Было и есть. Любовь. Летим к твоему батюшке, спросим".