2. Спиридон

«Что соделаю, дабы вечную жизнь обресть?» — вопрошал себя не раз Спиридоша. То был век суровый, железный век параманов-вериг в пять пудов, неразъемныых цепей — с запястье звенья; власяниц, паче тёрна язвящих; вывыкова;нных скуфей, неудобоносимых обув и гремячих увесистых посохов. Старый дьякон Кондратий пять десятков лет сидел, как пёс, в цепь о шее закован тяглым шейником и псалом твердил пятнодесятый, Вонифатий — тот одр себе сковал в умерщвление плоти лютой — одеялу железну и застилу, а под главою — камень-горюн, от слезы на ём бразда полегла.
Спиридоня же кузнечного дела побаивался и решил делами спасаться. Поначалу кормил убогих, тешил странников да приёмышей пестовал, а потом роздал  имение нищим да в монастырь удалился. Во обители писцовым трудом занялся, от него и сохранились россказни стародавние, по сей час каковые пересказываю. Он же и грамотцой тёмных просвещал, и церковному чтенью научивал. Холмиком ссутулился, мусолит день-деньской до завечерья, а там уж — при огарыше слезливом корявом. Псалтыри да жития, да Минеи переписывал, а еще списанья заморски пространные, коим и назначенье-то мало кто знавал. А вприбавку к писанью во ризы иконные каменья заправлял —  в той-то век неудобоносимый и иконы были окованы. А во старости косматой, когда око замутилось да рука окостенела, за лампадами стал приглядывать и просить себе кончину ясную.
И стряслось, что на Великом Навечерии перед ним явился ангел грозный  огнезрачный: «За твоей, — глаголал, — за душею». И увидел въяве Спиридон адский жар и кромешную темень. «Отчего сие мне видение? Прогневил ли чем Тебя, Господи?» — восскорбел Спиридон во многом страхе. И ответствовал ему иной малый ангел, неприметный небокрылый, над главою нежданно взвившийся: «Не во многой силе спасение, а во слабе оно во многой. Не деяния ждёт Господь, покаяния твоего ищет. Да и спасенье — не государева служба».
Трепетал Спиридон, молился, чтоб отсрочить смерть хоть на полденька, хоть на час, на получасье отло;жить… И услышал его Господь — ровен год был ему дарован, ни днем боле. Принял Спиридон схиму великую, Савелием был наречен и молитве сокрушенной предался. Чрез полу;год же бысть к ему глас тих: «Возлюбил ты Меня во страхе, возлюби же и в благоденствии — не раба я ищу, но сына». А в благоденствии (то всякий разумеет) всего труднее маливаться, а, тем паче каяться. Легко просим, да нелегко благодарствуем, а ежли мнишь, что стоишь, значит, пал уже. Не хворал Савелий, не томился на послушаньи, и братией был чтим, а всё ж тревожился. «Что нахохлился, отче Савелие?» — спрашиват как-то опосля вечерни игумен. «Гложет меня, что день преставления своего ведаю. Всяк человек на авось да на небось уповает: авось смерть не при дверех стоит, да небось перед смертью покаюся. А всё ж трепет-то заветный душу студит, что и ныне можешь преставиться. Оттого и каяться легше. Я же день преставления свово в точь знаю, оттого и грешить не зазорно — глядишь, месяцы, недели поперед ещё, чай, успею покаяться. Ох, и знал ли царь царей Давид, чего спрашивал: “Скажи, Господи, кончину мою и число дней моих, кое есть”?»
— «Дерзко ты, Савелий, настроен… — воздохнул на то игумен. — Оттого, что не по любви, а по страху единому каешься. А коли б точно знал, что не судит Бог, ужели б так и прожил —  неправедно?»
Вот и ждал ещё полугодок Савелий, когда ж сможет возлюбить да чтоб без страху. А пока не выходило, то и каялся, как мог. Так и день смертный приблизился, и час подошел.
— Помирать-то боишься, Савелий? — один инок выпытывал дерзко.
— Как же, боюсь… по недостоинству по своему.
— Да лют ли огнь адов? Али выше всё ж Господне милосердие?
— Не огня трепещу я адова, трепещу, что к Царю ко Небесному на поклон в залинялой рубахе йду. И чем ближе Его престол сияет, тем грязнее и смрадней одёжа моя, и уж чую, что не дойти мне, таковому… Гляжу в очеса Христовы, а они обо мне слезой полнятся. Ну а я-то что? Я сам себя спортил… Страшно мне, что Господь отвернётся. Пущай судит и мучит, а лишь бы глядел, лишь бы в веки веков не оставил меня на потраву моей-то худости.
С этой мыслью да в экой надежде и успнул Спиридон-Савелий до всеобщего воскресения.