Зэ Уолл

 «Тех, кто слушает Пинк Флоид, – гнать поганою метлой.»  (Стишок того времени).

- Привет.  Дома?
- Дома,  раз подхожу. 
- Быстрей,  дуй  ко мне. 
     Голос Маслина дрожал гораздо сильнее обычного. Я понял – новый
диск, принесенный его братом.
- С чего это? –  спросил я подчеркнуто спокойно.
- Ты что дурак? Это же Зе Уолл.
-  Чего?
-  Зе Уооол, -  пропел он протяжно. - Да беги быстрей, увидишь, это… ну это не описать. Там самолеты летают, вертолеты, бомбы падают, улет. Полнейший  ништяк! Это просто «нечем дышать», ты понимаешь просто нечем.
     «Нечем дышать» звучало совершенно новым, и явно только что возникшим у Маслина выражением восторга. Но я достаточно спокойно относился к спецэффектам.
- Ну, да нечем дышать,  а музыка то есть?
- Да вообще.  Такая музыка, что упадешь. Не тяни резину.  Давай, давай. Беги быстрей.   
     Маслин держал в руках двойной альбом группы, названия которой я раньше никогда не слышал.  На белой обложке, расчерченной на кирпичики, как будто от руки надпись - Pink Floyd и снизу “The Wall”.   
-  Ты сейчас, нет, это неописуемо. Невозможно.
     Дрожащими руками Маслин поставил диск на «вертушку», медленно опустил иглу, но не на начало, а как я заметил, на 3 или на 4 песню.  Как обычно, сначала пошел еле различимый треск винила, а   потом я услышал, как шумит винт приближающегося вертолета, сначала смутно – совсем издалека, потом все громче, громче, и вот он уже в комнате, прямо над нами, из установленных под потолком маслинских колонок.  И вдруг крик, то ли летчика, то ли какого-то военачальника, не понятно на каком языке. Резко,
отрывисто, как приказ.  Там. Там. Та-та-там. Бах… вступила бас гитара. И речитативом что-то, такое таинственное, напряженное, важное, сердитое и вот … - «Ха- ха-ха».
     Пошла мелодия, которая не давала мне потом спать спокойно много-много лет.
               
                We don’t need no  education.
                Wе don’t need no thoughts control.
                No dark sarcasm in the classroom
                Teacher leave them kids alone
И тут как призыв:

                Hey! Teacher! Leave them kids alone!
                All in all it's just another brick in the wall

      Тогда я еще не знал настолько английский, чтобы разобрать слова. Но этого и не требовалось. И даже лучше, эмоциональный посыл шел столь сильный, что воображение мгновенно рисовало все что угодно.  Точно, точно. Маслин конечно же прав. Это Улет, Улет, настоящий Улет!  Совершенно нечем дышать!   И потом. Детский хор.  Немного нестройный, как будто в нашем школьном актовом зале:    


                «We don’t need no education.
                Wе don’t need no thoughts control.» 

     Затем пошла какая-то суета, как будто бы разгоняли небольшую демонстрацию, удары дубинками, крики, телефонные гудки.
         И …   звук, как выдох, так делали наши алкаши, прежде чем засосать залпом стакан водки. 
     Аккорды.  Акустическая гитара. Тихий голос:

                «Mother do you think they drop the bomb?»
 
      Красивая баллада. Совсем не похоже на то, что звучало всего минуту назад. Я такого не слышал никогда, даже представить себе не мог, что такая музыка возможна. Второй диск отличался от первого. Он оказался еще сильнее пронизан чувством одиночества, отрешенности. Более мрачный.  Он начинался проникновенной совершенно вещью:
«Hey You!» - «Эй ты».
     Одинокий голос, под стальные гитарные переборы, сначала тихо и робко, звучал в полнейшей темноте: 
 
  «Эй ты, стоишь там на морозе,
                Одиноко тебе, и чем старше Ты,
                тем хуже.
 
                Ты знаешь, что я               
                здесь?»   
 
   Уже в следующей строчке голос нарастал, постепенно из робкого превращался в гневный, и чем дальше, тем звучал сильней и напористей: 

«Эй ты, прислонившийся   к стене,
                Ты ждешь, что кто-то позовет      
                Дотянись же
                до меня   
                Помоги же мне свернуть эту глыбу!

                Раскрой свое сердце
                Я иду домой!»   
 
        Тут вступал невероятной силы и эмоциональности «запил», он пронизывал меня всего, с ног до головы.  Звук их гитары доходил до самого спинного мозга, мне становилось больно от него, но в то же время я хотел его слышать снова и снова:   

                «Это всего лишь фантазия,
                Стена слишком высока,
                Сам же видишь.
                Сколько  не прыгай, 
                не перепрыгнешь
                И черви теперь жрут твой мозг.» 

     Это была та музыка, которую мы давным-давно ждали.  По ощущениям, по эмоциям. Странно, здесь в СССР, мы чувствовали то же самое, что эти парни из Великобритании. Мы не представляли - кто они такие, сколько их, как они выглядят. Но мы чувствовали, о чем они поют.         
               
             
                «Эй ты, не говори,
                Что надежды нет совсем.
                Вместе мы выстоим
                Порознь – пропадем.»

    «Стена» представляла собой все, что я любил прежде, и то, что никогда не слышал и полюбил вот только сейчас.  И «битловские» фортепьянные аккорды, и тяжелые запилы, и хоровое пение, один очень красивый акустический гитарный проигрыш, мы с Маслиным назвали «окуджавным», хотя гитара там звучала гавайская и в общем, наверное, наш Окуджава не принимал участие в записи. Одну вещицу мы назвали «Освободительная» -  смешанный хор пел, что-то гневное, и светлое, устремленное в будущее. Под звуки огромного симфонического оркестра. Точно «Освободительная».  «Стена» - это не простой набор песен, как мы привыкли. Это настоящее полноценное музыкальное произведение, звучавшее более полутора часов. Это ведь даже и не песни, это композиции, где одна мелодия перетекала в другую, и могла появится опять в другой аранжировке, где-то очень нескоро. Все это перемежалось, какими-то странными звуками, разговорами, телефонными звонками, пением птиц, даже взрывами бомб, что давало эффект настоящей жизни, записанной на виниловые диски.  Альбом заканчивался какой-то странной, насмешливой, кривляющейся оперой, вполне симфонической, но какой-то карикатурной, нарочитой, как будто выплывшей из гоголевских болезненных фантазий.  Из тексов песен я мог понять только какие-то отрывки, отдельные фразы. Но и по музыке становилось ясно, о чем все это.  «Стена» - метафора. Она разделяет людей, страны, личности, она жестока, бездушна, огромна, она делает человека одиноким. Ее нужно сломать, сокрушить, чего бы это ни стоило. По дикому грохоту в самом финале альбома, слышно, как она рушится в конце концов. Да вот это «Стена».  Самая настоящая. «Нечем дышать».   После такого, меня уже ничем не удивишь.